Гл.35 Большой каньон

35

Едва только на берег опустили с “Залива” трап, мы, отпросившись у старпома помчались в контору. С робкой надеждой в душе заходим в отдел кадров и справляемся, у Николай Николаича, о наличии вакантных мест в машинных командах стоящих у причала судов. Увы-увы, пока порадовать он нас ни чем не может. Ну что за невезуха!

От нечего делать слоняемся по коридорам “Югрыбхолодфлота”, читаем распоряжения, приказы, плакаты, развешанные по стенам; так и бродим до самого обеда. Поднимаемся на второй этаж. Сразу же за лестничной клеткой коридор образует помещение на подобие фойе в кинотеатрах. Здесь установлен теннисный стол, на котором уже во всю идёт послеобеденный блицтурнир.

И тут меня, (уже в который раз), настигает стрела Амура. Стройная худощавая девчонка, с модной стрижкой “паж”, в короткой юбочке и в эффектно подчёркивающих красоту длинных ног, ярко-красных колготках, ловко отбивала ракеткой подачи соперника.

Наверное, любимая дочка какого-нибудь папы-капитана. Ну, куда мне, бедному студенту?...

Профсоюзный судовой комитет подсуетился и ещё на подходе к дому сумел выколотить из профкома “Югрыбхолодфлота” однодневную автобусную экскурсию в Большой каньон Крыма.

Коля сумел одолжить денег и отпросился съездить на пару дней домой. Мы же с Серёгой изъявили желание тоже, за счёт профсоюза, совершить турпоход.

На третьи сутки по приходу, ранним воскресным утром, за проходной порта стояло человек пятнадцать — двадцать моряков “Залива” и членов их семей. Тут же была свалена гора сумок и рюкзаков с провизией. У нас тоже имелся объемистый свёрток с сухим пайком. Наши добросердечные кормилицы, с камбуза и столовой, положили туда буханку хлеба, пару палок копченой колбасы, приличный кусок голландского сыра и с десяток вареных яиц; так что голод нам не грозил. Хуже было с куревом, — деньги кончились давно, поэтому хоть и стыдно, но сигареты приходилось “стрелять”.

Чёрт бы побрал эту бедность! Ну, ничего, не долго осталось терпеть.

К проходной подкатил новенький ЛАЗ, и началась весёлая суматоха. Забросив в автобус вещи, и рассевшись по облюбованным местам, мы покатили в сторону Севастополя.

Выбравшись из города, автобус помчал по шоссе в сторону Симферополя. Вокруг расстилалась холмистая равнина. Вот те и на! А где же горы? Что-то мы явно не туда едем.

Горы виднелись справа, далеко на юге. Крутой длинной стеной обрывались они прямо на равнину, а вершины их были плоскими как крышка стола, покрытыми зелёной скатертью лесов.

За Верхнесадовым, проехав ещё немного, мы свернули с трассы направо, на юг, или даже на юго-восток. Малое Садовое,... Куйбышево,... Голубинка,... Соколиное, — мелькали названия населённых пунктов. Вот свернули с асфальта на грунтовку, проехали ещё немного и остановились.

Забрав свои сумки и рюкзаки, вылезаем из автобуса и спускаемся за нашим экскурсоводом, по узкой петляющей тропинке, вниз по крутому склону, густо заросшему лещиной и кизилом. Наконец оказываемся в тесном ущелье, по каменистому дну которого журчит мелкая, но быстрая и прозрачная речка, с очень чистой и очень холодной водой. За миллионы лет она выбила в каменных плитах, по которым течёт, довольно глубокие круглые и овальные ванны. Тут же, в каменистом ложе её, набросаны обточенные водой громадные валуны, оторвавшиеся когда-то от скал и скатившиеся сюда, вниз.

Наш гид рассказывает, соответствующую данному месту байку, о том что ванны эти обладают омолаживающим свойством, и что крымские ханы, зная об этом, привозили сюда свои гаремы из Бахчисарая и окунали в них своих многочисленных жён. Представляю, какой тут визг стоял! Температура воды в речке, даже сейчас, в разгар лета, градусов пять,... ну максимум десять; запросто помолодеешь,... и будешь скакать как горная коза.

Народ разбился на кучки, по интересам. Серёга пристал к одной из компаний, которая затеяла игру в волейбол. Мне же захотелось побродить ещё немного, полюбоваться каньоном. Если честно, то по натуре я больше созерцатель, чем деятель. Мне всегда нравились гуманитарные науки; история география, русская и украинская литература давались мне легко, а вот с математикой, физикой, химией всегда была напряжёнка. И вот надо же, как судьба распорядилась, — быть мне судовым механиком!

По каменистому руслу, перепрыгивая с одного плоского камня на другой, а где и бредя босиком по холоднющей воде, пробираюсь против течения реки. Чем дальше уходил я от нашего лагеря, тем уже сходились стены каньона. Теперь они превратились в отвесные скалы, поднимающиеся высоко вверх, а там, на небольших карнизах и выступах, чудом росли одиночные сосны, крепко уцепившиеся корнями за трещины в камне. А далеко-далеко, в вышине, виднелась голубая полоска неба.

— Боже, какая красота! Конечно же стоило, ради такого чуда, приехать сюда.

Вечером, усталыми, но довольными, вернулись мы в Камышовую бухту.

Понедельник — день тяжелый. На этот раз народная примета не сработала. Как раз утром, в понедельник, на другой день после нашей турпоездки на Большой каньон, встретил я Васю — знакомого парня из десятой роты. Разговорились: кто где, как и что. Их пароход, “Малахов курган”, пришел из ЮВА дней на десять раньше нашего, уже заканчивает разгрузку и через пару дней снова отправляется в Атлантику, но теперь уже Северо-Западную. Я ему пожаловался на жизнь, а он и говорит:

— Слушай, у нас сейчас как раз место свободное есть, — моторист один ушел в отпуск. Идём скорее к нашему “деду”, он тебя с дорогой душей возьмёт.

Лечу с Васей на “Малахов курган” не чуя от радости под собою ног. Стармех, пожилой уже дядька (в моём тогдашнем представлении), внимательно выслушивает меня, и вместе мы идём за проходную порта, в отдел кадров. Мой будущий начальник быстро договаривается со всё тем же Николай Николаевичем, и тот начинает оформлять меня на новое место службы.

И тут вдруг сердце моё обмирает от испуга. На пороге, с озабоченным видом, с папкою под мышкой, появляется новое действующее лицо — старший механик “Онежского залива” Ну вот и всё, ну вот и приехали. Сейчас, как и два месяца назад, произойдёт трагедия; опять законопатят меня практикантом на французское чудо.

“Деды” начинают выяснять отношения по поводу переманивания чужой рабочей силы.

— У меня тоже скоро люди пойдут в отпуска, — заявляет мой бывший начальник.


— А мы послезавтра уходим в рейс, — приводит свой контраргумент мой будущий chif-egenier .

Мирит всех инспектор.

— Не спорьте ребята, я оформил уже парня на “Малахов курган”, не портить же мне бумаги.

Обиженный моей чёрной неблагодарностью бывший мой патрон исчезает, и у меня сразу легчает на сердце.

— Слава Богу! Вырвался.

Итак, пробыв на берегу неполную неделю, я снова отправлюсь в моря. Круто! Прощай “Онежский залив”. Прощай и прости. Прощай моя любовь, в розовых колготках; ты даже не подозреваешь о моём существовании. Гуд бай май лав, гуд бай! Длинный рубль призывает меня в Атлантику.

В тот же день успеваю отловить всех материально ответственных лиц и собрать у них кучу автографов, на свой обходной лист, подтверждающих, что я сдал: постельные принадлежности, спецодежду, мебель в каюте (в целости и в сохранности); не задолжал в судовой лавочке, и вообще — никому ничего не должен. Ребят нет; Коля ещё не приехал, и Серёга куда-то запропастился. Ладно, до отхода ещё увижу их, попрощаюсь.

Сдаю старпому обходной, забираю вещи и в последний раз спускаюсь по трапу “Онежского залива”. Внизу задираю голову и смотрю вверх, — какой же он всё-таки здоровенный и высокобортный.

Иду по причалу, вдоль пришвартованных судов. Вот кормою к носу “Онежского залива” стоит небольшой старенький пароход “Таврия”, а за нею “Малахов курган” — мой новый дом и место службы.

Этот транспортный рефрижератор гораздо меньше “Залива” и куда старше, но мне он кажется таким красивым, — ведь теперь это мой пароход! Корма у него крейсерского типа, как у “Авроры” (сейчас это большая редкость), надстройка классическая — посредине корпуса судна. Но главное это труба; громадная, чёрная труба с широкой красной полосой, — больше чем сам пароход!

Борта у “Малахова кургана” ниже, чем у “Залива” и я, по короткому трапу быстро взбираюсь на его палубу.


Не успел я разложить свои вещи в каюте, как в дверях появился незнакомый мне парень, в костюме и при галстуке. По возрасту он гораздо старше меня. Начальственным взором окинул мою фигуру, с ног до головы, и заявил:

— Ты новый моторист? Давай принимай вахту. Я ухожу на берег.

— Послушайте, да я и в машине ни разу не был. Я ведь ничего там не знаю, — попробовал я робко возразить.

— Ничего-ничего, ознакомишься в процессе вахты, — подбодрил меня сменяющийся моторист и испарился из каюты.

— Круто! — подумал я. — Однако лихое начало, ничего не скажешь.

Рабочей одежды у меня ещё не было, поэтому пришлось спускаться в машинное отделение в своих брюках и рубашке, — единственном моём гражданском наряде, как повседневном, так и парадно-выходном.

Уже на верхней площадке, с пацанячьей хвастливостью отмечаю, что не даром корпел я полтора года над мудрёными морскими науками в своей “бурсе”. Кое-чему меня там всё-таки научили. Вот два ряда здоровенных цилиндровых крышек, диаметром что-то около двух метров, и на каждой из них, почти в мой рост, установлены выпускные клапана, — типичные судовые двухтактные малооборотные дизели датской фирмы “Бурмейстер и Вайн”, с прямоточно-клапанной продувкой. По сравнению с компактными “Пилстиками” “Онежского залива” они кажутся допотопными трёхэтажными динозаврами.

Здесь же находится вакуумный опреснитель, выпаривающий на ходу из моря дистиллят при помощи горячей воды внутреннего контура, отобравшей тепло от дизелей.

Ещё увереннее спускаюсь на среднюю площадку обслуживания, а затем и на самое дно машинного отделения. Здесь два главных двигателя судна кажутся ещё внушительнее и грандиозней. Центрального пульта управления нет; пуск, стоп, реверс и изменение числа оборотов осуществляются рукоятками с местных постов, устроенных посреди каждого дизеля друг против друга.

Вахтенный журнал хранится в ящике конторки, прикрепленной к носовой переборке, рядом с дверью ведущей в рефрижераторное отделение. Дверь открыта, я заглядываю туда и вижу аммиачные компрессоры и прочее, неизвестное мне пока, оборудование холодильной установки судна. Тут же над конторкой висит телефон с такой массивной металлической трубкой, что ею запросто можно заколачивать гвозди, или колоть орехи, например.

Вдоль бортов установлены дизель-генераторы, — три по одному борту и один по другому; тут же расположено и другое вспомогательное оборудование. А над всем этим, справа и слева, между главными двигателями и бортами висит по дирижаблю средних размеров, — это баллоны сжатого воздуха.

Большие прямоугольные ящики пусковых реостатов ясно указывают на то, что электрооборудование на этом пароходе работает от постоянного тока.

Облазив всё машинное отделение, единственное чего я не нашел так это людей и вспомогательного парового котла, — наверное его тут не положено. Один из дизель-генераторов, тарабанил вовсю, подвывая газовой турбиной воздуходувки. Он снабжал судно электричеством и я, наконец, определил для себя главную задачу — следить за его работой. Поискал глазами, на что бы усесться? Ни стула, ни табурета возле конторки не было, видно не полагалось. Я присел на большой круглый маховик какого-то клапана, торчавшего из-под пайол. Сознание собственной значимости прямо-таки распирало меня.

Вот, я, самостоятельно несу вахту. Можно сказать, жизнь людей на этом пароходе зависит от моей бдительности. Вот бы увидели меня сейчас мать, сёстры, а ещё лучше знакомые девчонки; какой я крутой мариман.

Но раздувать щёки долго не пришлось. Дикий рёв, заглушивший на время даже грохот дизель-генератора, сбрасывает меня с маховика.

— Авария! Так орать может только ревун предупредительной сигнализации.

Пулей лечу к работающему двигателю, буквально обнюхиваю его

— Так, температура и давление воды, масла,... обороты... всё вроде бы в норме. Ни дыма, ни искр, ни пламени... посторонних шумов, скрежета тоже нет. В чём же дело?

Умолкший было ревун, снова поднимает вой, вгоняя меня в панику, и я снова мечусь вокруг вспомогача.

Вот опять замолчал. Да в чём же всё-таки причина?

На трапе появляется незнакомый мужчина.

— Эй, салага! Ты почему телефон не берёшь?

— А разве это телефон звонил?

— Ну, блин! Понабирают детей на флот, а молока не выписывают, — в сердцах говорит вахтенный механик и уходит в свою каюту.



--------------------
ЮВА - Юго-Восточная Атлантика.
chif-engenier -англ.- старший механик.


Продолжение следует. 12.12.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.