Гл.26 Камышовая бухта.

26

Бог шельму метит! Я стою в тамбуре, курю и с грустью рассматриваю проплывающие за окном вагона степные пейзажи Северной Таврии. Вот тебе и Балтика! Чего-то там не состыковалось, не согласовалось, и десятая рота едет в Севастополь, в Югрыбхолодфлот. И вот я среди малознакомой компании, как белая ворона, а все мои друзья уже больше недели как в Камышовой бухте. Кто-то наверняка и в рейс ушёл; зарабатывает, уже небось, на рабочем месте моториста, свои кровные, а не у мамы выпрошенные денежки.

Докуриваю, щелчком выбрасываю “бычок” и иду обратно в вагон. Тут веселье полным ходом, — бренчит гитара, звенят стаканы. Подсаживаюсь к ребятам, нужно притираться к чужой компании.

В Каланчаке долго стоим рядом с грузовым составом, на платформах которого раскреплены танки, бывшие на вооружении во время Великой Отечественной войны. Интересно, куда это их везут? Наверное, на киносъёмки, а может во Вьетнам? Там, говорят, очень уважают наши “тридцать четвёрки”, времён второй мировой войны.

В Джанкой прибыли уже вечером. Кинулись искать пиво. Все ларьки закрыты. Наконец, в конце перрона находим чебуречную. Там подают горячие сочные татарские чебуреки, и к ним большой пивной бокал, но не пива, а лимонада. Очень вкусно!

В полночь высаживаемся в Симферополе — конечной остановке нашего поезда. Сонные забредаем под монументальные колонны и лепные потолки. Сидения все заняты, — транзитными пассажирами, кочующим цыганским табором и лицами без определённого места жительства.

Народ пытается ещё попеть, под гитару, но силы уже не те; сон превозмогает и вскоре большинство, привалившись к своим сумкам и рюкзакам, дремлют в самых неудобных позах. И лишь наиболее стойкие, как лунатики, продолжают бродить по вокзалу.

Ранним утром, не выспавшиеся и помятые, грузимся в подошедшую к перрону электричку и отправляемся дальше. Бахчисарай,... Остряково,... Мекензиевы горы, — проплывают за окном названия станций. Вот поезд ныряет в один туннель, другой, третий... и вдруг вылетает на яркий ослепляющий свет. Апрельское солнце, голубое весеннее небо, синяя бухта и, совсем рядом, кормой к причалу боевые корабли, на палубах которых замерли шеренги матросов и офицеров. Звучат сигнальные горны, слышны слова команды, усиленные корабельной трансляцией. Город-герой Севастополь встречает нас священной флотской церемонией — утренним подъёмом военно-морского флага.

.................

Длинное одноэтажное здание “управы”, как немного пренебрежительно называет водоплавающая часть работников СУТФа своё береговое учреждение, расположилось на пригорке. Отсюда хорошо видна Камышовая бухта со стоящими у причала траулерами, рефрижераторами и вспомогательными судами. На противоположной её стороне, — каменистая земля, поросшая пучками жёсткой травы и небольшими кустами, полого поднимается вверх, уходя к горизонту.

Там, далеко в дали, видны спичечные коробки боевых машин пехоты, и доносится слабый треск автоматных очередей. Это рота морских пехотинцев, из Казачьей бухты, ведёт наступление на виноградник древнего грека из Херсонеса, вернее на то место где он находился лет за пятьсот до Рождества Христова.

Мы тоже стоим у автоматов, но только пивных. Мы, — это я, Коля Варивода и Серёга — худощавый светловолосый парнишка из десятой роты. Пьём пиво и с завистью слушаем хвастливые речи своих корешей, — Саньки Толкача и Вовки Воронова, уехавших в Севастополь на десять дней раньше нашего и вскоре отправляющихся в просто-таки захватывающее дух, увлекательнейшее путешествие.

— Значит так, — вешает нам лапшу на уши Вовка, — послезавтра вылетаем из Симферополя в Москву, а оттуда, самолётом, в Африку, в Дакар. Там стоит “атлантик” — “Золотой колос”. На нём — на промысел в Индийский океан, в район острова Кергелен. Через полгода, опять в Союз самолётом. За рейс штуки две — две с половиной обеспечены, не считая валюты, — продолжает хвастать Вовка.

Мы слушаем эту фантастику, и жаба зависти прямо-таки душит нас. В нашей “конторе”, куда я так опрометчиво, по собственной же и глупости влез, ничего подобного нам и близко не светит. Вакантных рабочих мест на судах “Югрыбхолодфлота”, находящихся в порту под разгрузкой, нет — время массовых летних отпусков ещё не наступило. И мы напрасно штурмуем каждый день кабинет инструктора из отдела кадров по работе с молодыми специалистами, — пижонистого парня с повадками комсомольского вожака; он уже прятаться от нас начал.

— Ну, нет у меня для Вас пока штатных мест ребятки, придётся сходить один рейс практикантами, — “успокаивает” нас молодой чиновник.

— Слушай Вовка, — заискивающе говорю я своему загордившемуся напарнику по памятной самоволке, — а нельзя ли и нам, к Вам в СУТФ перебраться?

— Можно, — покровительственно говорит тот, — ставьте нам пузырь и дело в шляпе, похлопочем.

Как выясняется далее из разговора РТМ “Золотой колос” стоит в Дакаре — столице Сенегала, на межрейсовом ремонте. Там находится своего рода филиал нашего судоремонтного завода — плавучий док, для очистки подводной части корпусов траулеров и несколько бригад ремонтников, для переборки дизелей и прочих судовых механизмов. Траулер, отработав рейс на промысле, заходит в этот африканский порт, команда летит в Союз, а судно становится на так называемый “косметический” ремонт. Затем, через двадцать суток, рыбаки, отдав свой полугодовой заработок жёнам, или прогуляв его по кабакам, возвращаются обратно, принимают отремонтированный пароход и снова идут на рыбалку. И только лишь на капитальный ремонт судно возвращается в Севастополь.

Так как лето было на носу, а рейсы на добывающих судах длинные, то народ в СУТФе потянулся уже в отпуска и, естественно, появилась куча вакантных мест, правда в основном среди так называемых “фабрикантов” — матросов-рыбообработчиков.

И капитан-директор “Золотого колоса” вместе со своим инспектором отдела кадров ломали себе головы, где им ещё наскрести людей для предстоящего рейса? Поэтому когда Вовка и Санька притащили нас к ним, они даже обрадовались нашему желанию перебежать под их флаг.

— Молодцы ребятки, я Вас беру, — сообщил нам полноватый, невысокого роста мужчина в капитанской фуражке и морской тужурке. — Будете работать на на рыбфабрике, а я Вам оформлю групповую практику в машинном отделении.

Что такое групповой секс мы уже слыхали, краем уха, а вот групповая практика, — это было что-то новенькое.

— Давай оформляй их побыстрей ко мне, матросами второго класса, — заявил инспектору наш будущий капитан.

Очевидно, практика откомандирования моряков из одной конторы в другую и обратно была давно и чётко отлажена и сбоев видно не давала.

— Вот что ребята, — сказал умудрённый опытом работы с бумагами кадровик, — я сейчас напишу переводную, Вы с ней дуете в свою контору, тихонько, без шума отдаёте её своему инспектору, он всё оформляет, чин-чинарём и Вы опять бегом ко мне; всё поняли?

Не чуя под собою ног от нежданно негаданно привалившего счастья, ворвались мы, давя друг друга, во входные двери управления “Югрыбхолодфлота” и... лоб в лоб столкнулись с нашим инструктором по молодым специалистам.

— А чего это Вы парни такие весёлые? И куда это мы так мчимся?

Ну, кто нас придурков дёргал за язык! Ведь сказано же было, умными людьми, — не привлекая ничьего внимания, тихонько подойти к инспектору, порешать все дела и так же тихонько отвалить.

Вместо этого, мы все втроём, перебивая друг друга, вывали на обалдевшего клерка всё, что мы думали о нём и об его конторе, которую мы сегодня же, и с радостью покидаем.

Придя немного в себя, инструктор сказал:

— Подождите ребятки немного, я сейчас вернусь, — и быстренько испарился. Наша компания, тем временем, двинулась в сторону отдела кадров. Но не успели мы объяснить своему инспектору, что и к чему, как появился снова, сияющий от мстительной радости наставник молодёжи и ехидно сообщил, что он только что имел телефонный разговор с Николаем Яковлевичем Горбачем — нашим “чифом”; и тот пообещал, по нашем прибытии в “бурсу”, показать нам кузькину мать, а также где раки зимуют, и особенно то место где находится Всемирный профсоюз моряков.

А затем, обратившись к инспектору, он добил нас наповал:

— Николай Степанович, оформляйте этих троих голубчиков курсантами-практикантами на “Онежский залив”; он завтра отходит в рейс в СЗА .

Пнув нас, уже лежачих напоследок, он удалился, упиваясь своей победой.

— Ну и дурни же Вы хлопцы, — подвёл итог этой трагедии седой как лунь инспектор отдела кадров.


-------------------
РТМ - рыболовный траулер-морозильщик.
СЗА - Северо-Западная Атлантика.


Продолжение следует. 28.11.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.