гл.10-11 Неприятности. Макаронный бунт

10

Англичанка, всё-таки меня сглазила. Не прошло и недели, как закончились каникулы. Мы приступили к занятиям, а у меня начались новые неприятности. Появился ужасный зуд кожи, особенно между пальцами на руках. Поначалу я всё надеялся, что это пройдёт само собою, но проходить не собиралось. Явно требовалось обращаться к врачу. И идти нужно было в городской, печально известный диспансер, называемый в народе — “клуб весёлых и доверчивых”.

Господи, срамота-то, какая! Парень я нервный и впечатлительный, поэтому начал комплексовать. Идти туда для меня было мукой. Долго я оттягивал этот визит, но зуд становился настолько нестерпимым, что тянуть дальше было уже некуда. Скрепя сердце двинул я в это почтенное заведение.

Народ в коридоре сидел всё больше печальный и озабоченный, а медсёстры, сновавшие как пчёлы из кабинета в кабинет, глядя на мою унылую физиономию, чудилось мне, злорадно усмехались:

— Ну что голубчик, поймал? Намотал на винт?

Диагноз оказался таким, какого я в душе ожидал и опасался — чесотка. Накаркала таки, добрейшая Татьяна Семёновна, достался видно мне в поезде “несчастливый” матрац.
Ну а когда с перепугу теряешь голову и начинаешь делать глупости, то неприятности сыплются на тебя как снег. Как же орала на меня крашенная брюнетка Тамара, — заведующая здравпуктом училища:

— Путаетесь с девками грязными, всякую гадость от них цепляете, а потом бежите в КВД. Ты что, не мог сразу ко мне прийти? Дала бы тебе мазь, через пару дней и болячки твоей не было бы, и шуму никакого.

Теперь только до меня дошло, что я ей все санитарные показатели испортил.

Я стал “героем дня”. Ребята меня подначивали, но не зло, надо отдать им должное. Что ни говори, а я доставил им кучу неудобств, — всю группу, от греха подальше, повели в городской санпропускник на обработку, а в кубрике провели дезинфекцию.

Санпропускник, по виду, оказался, баня как баня, только после того как все помылись, выдали нам какую-то вонючую жидкость и велели намазать ею всё тело, кроме лица, и не смывать несколько дней. От этой процедуры всё стали похожи на китайцев и только тогда нас выпустили из этой санитарной бани и мы отправились в родное училище.

Но видно неприятности, как и рыба, прут косяком. Не успел я очухаться от своей, прямо скажем, не совсем благородной болячки, как новая беда, — пропал бушлат.

Лишних вещей держать в кубрике не разрешалось, да и места в наших маленьких спальных помещениях не хватало даже для вешалки. Поэтому весь гардероб, кроме самого необходимого, помещался в баталерке — специально приспособленном для этого помещении. Здесь же ротная аристократия — старшины и баталер могли пропустить вечерком, после отбоя, стаканчик- другой, контрабандой принесенного из города спиртного.

Чтобы не сдавать каждый вечер бушлаты в баталерку, а утром забирать их обратно, многие, в том числе и я, стали оставлять их в закреплённой за нашей группой аудитории, где вечером проводилась самоподготовка. Ключ от неё обычно оставался у дежурного по классу.

Ну, вот и дооставлялись. В одно не очень прекрасное утро приходим в аудиторию, а трёх бушлатов, в том числе и моего, (о счастливчик!) нет. Ну не пруха!

Но всё течёт, всё меняется. Прошла, наконец, полоса неудач и мелких неприятностей. Болячка моя уже и забылась, бушлат мне матушка купила в военторге, слегка подорвав наш семейный бюджет. Даже англичанка подобрела ко мне, и сменив гнев на милость, стала поощрять моё трудолюбие, в изучении её предмета, хорошими отметками в журнале. Жизнь понемногу стала налаживаться.

11

На гербе нашего государства начертано: “Пролетарии всех стран соединяйтесь!” Вот мы сообща и учимся с нашими загорелыми братьями из освободившейся от колониализма Африки. Учатся парни из Гвинеи, Ганы и ещё пары каких-то экзотических стран. Наша “бурса” готовит кадры для их национальной рыбалки.

Сначала, в Москве, ребят обучают русскому языку, а уж затем они попадают к нам. Не знаю, расплачиваются ли за учёбу их государства с нашим: валютой, бананами или слоновой костью, а может всё идёт по линии безвозмездной братской помощи, но стипендию они получают не шесть рублей как мы, а семьдесят.

Питаются эти ребята в нашем подвале, но за отдельными столиками. Меню у них тоже другое, отличное от нашего; посуда — керамическая, а не алюминиевая как у нас.

Форму носят, так же как и мы, но учебные группы у них отдельные, и живут не вместе с нами, а в своих кубриках.

Настроены мы друг к дружке довольно доброжелательно и международных конфликтов у нас не бывает. Некоторые наши курсанты даже дружат с парнями из Африки.

Мы их мелким льготам нисколько не завидуем, а просто подтруниваем над собой, говоря:

— Чтоб ты жил как негр, — то есть хорошо.

Население к ним тоже вполне лояльно, а вот к девушкам, которые с ними встречаются, отношение у местных жителей, особенно у сильной половины, — резко отрицательное. Это не проявление расизма, а скорее всего уязвлённая мужская гордость. И будь на месте африканцев белые иноземцы, было бы то же самое.

Ну, так вот, я отвлёкся немного от темы. Хоть кормили их лучше, нам тоже было грех жаловаться, тем более что народ у нас не избалован деликатесами. Утром на завтрак давались: чай, хлеб, порция масла, какая-нибудь каша. В обед на первое суп или борщ, второе блюдо обязательно с мясом или рыбой, на десерт компот или кисель. Ужин был примерно таким же, как и завтрак.

На каждого отечественного курсанта держава выделяла в сутки на еду пятьдесят семь копеек. И что удивительно, — хватало и нам, и поварам.

Но вот, в конце зимы, нас стали усиленно закармливать макаронами. То ли на базе не было других продуктов, то ли ещё по какой другой причине, но на завтраках, обедах и ужинах это изобретение итальянского кулинарного гения появлялось с неизменным постоянством. Наконец всем это надоело.

В одно прекрасное утро, после очередного построения на плацу, мы как обычно спустились в свой подвал на завтрак. Опять эти макароны! Ну сколько можно терпеть? Как будто электрический ток пронёсся по сидящим за столами ротам.

— Макароны не есть!

Все, выпив чай, повтыкали вилки в нетронутые тарелки со злосчастными макаронами и демонстративно вышли из столовой.

Сначала отцы-командиры никак не среагировали. Но когда днём повторилось то же самое, и более того, все вообще отказались есть обед, в котором и в супе и на второе тоже красовались макароны, тут уже руководство забило тревогу. Роты построили на плацу и потребовали объяснений. Начался галдёж:

— Надоело! Хватит! Ешьте сами свои макароны! Поваров на мыло!

Ситуация стала накаляться. В воздухе запахло историей на броненосце “Князь Потёмкин-Таврический”, и по тому же поводу.

Мудрое начальство решило не выносить ссору из училищной избы. Эта заварушка грозила нам поголовной отдачей в матросы родного военно-морского флота, но и командирам светили большие неприятности. Поэтому нам, для проветривания разгоряченных мозгов, устроили строевые занятия на плацу, поварам задали взбучку, а начпрода вообще освободили от занимаемой должности.

Этим же вечером, нагуляв на свежем воздухе аппетит, уписывали мы за обе щеки картофельное пюре с порционным мясом, запивая его флотским компотом из сухофруктов.

Макаронный бунт благополучно завершился и потёмкинцев из нас не вышло.


Продолжение следует. 31.10.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.