Санта Лючия гл.13

13

Заканчивается второй месяц, как экипаж впервые ступил на палубу линкора. Личный состав усердно изучает материальную часть: приборы, механизмы, вооружение корабля.

Как сказал товарищ замполит: “Советские моряки не боятся иностранной техники...”. А острая на язык братва добавила: “... и бросаются на неё с вилами”.

Заканчивается мелкий, косметический ремонт помещений. Скоро ходовые испытания и всё, прощай Италия, идём домой!

Андрей и Джина встречаются урывками. Их сердца сжимаются от предчувствия, что ворованное, но такое сладкое счастье приближается к концу.

Улучив свободную минуту, Андрей забегает в каюту, где Джина, встав на стремянку, тщательно выкрашивает белой масляной краской подволок.

— Джина!

Она оборачивается и Дымов, крепко обхватив обеими руками, осторожно опускает её на палубу каюты. Джина целует его и блестя своими чёрными глазами говорит.
— Андреа слушай! — И прижимает его голову к своему животу. Андрей непонимающе смотрит на неё. Джина тихонько, как будто серебряный колокольчик звенит, заливается счастливым смехом.

— Андреа тут, — она упирает пальчик ему в грудь, — и Андреа тут, — указывает себе на живот и смотрит на Дымова счастливыми, и в то же время немного испуганными глазами.

В душу Андрея медленно вползает холодный, противный, липкий страх.

— Мама мия! Узнает начальство — распнут как Пилат Христа.

Но затем, волна жалости и нежности к ней, такой маленькой, хрупкой, такой родной и любимой, вытесняет страх. Джина смотрит на Андрея так доверчиво, так преданно, что у того слёзы закипают на глазах: “Ни кому её в обиду не дам, пока жив буду.” Он обнимает Джину, прижимает к себе, целует.

— Не бойся моя девочка, я с тобою, всё будет хорошо.
.......................
Последний день стоит линкор у причальной стенки судоремонтного завода. Завтра корабль уйдёт в море на ходовые испытания и если всё пройдёт благополучно, — послезавтра домой, на Родину.

В тесной каюте стоит на вытяжку Дымов, а лейтенант Гроссул гоняет из угла в угол и шипит рассерженным гусаком.
— Какая на хрен женитьба?! Ага! А товарища замполита посаженным отцом, да? Ты же всех под винты бросаешь!... Ну где там этот хохол?! Хмара!!!

— Тутичкі я, — нарисовался в дверях Остап.

— Лети пулей, из под воды достань мне синьора Равиоли, живо! — Опять продолжает гонять по каюте, останавливается, зло, почти с ненавистью смотрит на Андрея. — Ну “румын”, натворил ты делов — не расхлебать.

Через некоторое время Хмара и Джовани Равиоли, слегка запыхавшись, появляются в каюте. Лейтенант командует.
— Остап, дуй опять в коридор, в случае чего — сигналь, — и закрыв за Хмарой дверь на ключ, обращается к мастеру. — Синьор Равиоли, а что это сегодня Джины не видно?

— Ей что то не хорошо, тошнит, я отпустил её домой.

— Тошнит говорите? Это её вот от этого кавалера тошнит, — лейтенант кивает на Дымова. — Тут у нас синьор Равиоли,... Шекспир,.... Ромео и Джульета.

— Я знаю, девочка мне всё рассказала, — грустно говорит Джовани Равиоли. — Синьор лейтенант, нужно дать им попрощаться.

— Да, точно Шекспир, — задумчиво произносит Гроссул. — Только вот что-то не хочется мне ребята, убирать урожаи кедровых орешков... в Сибири.

По лицу лейтенанта и Дымов и Равиоли видят, как в душе у того происходит внутренняя борьба между долгом и совестью; но в голове у него явно созревает трудное и рискованное решение.

— А...! Всем смертям не бывать, а одной не миновать. Синьор Равиоли, Ваша машина здесь?

— Да, я как раз собирался ехать к своей старухе обедать.

— А спецовка,... ну там комбинезон какой ни будь найдётся у Вас для этого молодца?

- О да! Конечно, — понимающе улыбается старый Джовани.
- Ровно час!...Через час он должен быть здесь как штык, или я пойду под трибунал. Вы это понимаете, синьор Равиоли?

— Грация! Грация синьор лейтенант, — взволнованно трясёт руку Гроссула мастер и обращаясь к Дымову говорит. — Идём скорее мой мальчик! Джина ждёт тебя.

Старенький, видавший виды “фиат” синьора Равиоли лихо подкатил к проходной завода. Джовани выскакивает из машины, подбегает к охраннику и жестикулируя руками начинает ему что-то быстро говорить. Тот внимательно слушает, сочувственно кивает головой и идёт открывать ворота.

Они едут по каким-то грязным, узким улочкам и Андрей вдруг понимает, что из всех матросов линкора, он один побывал в самом городе Неаполе.

— Счастливчик, — горько усмехается Дымов и сердце прокалывает острая игла жалости к Джине, к самому себе.

Попетляв немного по рабочему району они останавливаются у входных дверей старого трёхэтажного каменного здания, с облупившейся штукатуркой на фасаде, поднимаются по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. На площадке две квартиры. Синьор Равиоли стучит ладонью в дверь одной из них и кричит что-то по-итальянски. Дверь открывает мальчуган лет десяти, с такими же чёрными, как и у Джины глазами. Они входят в небольшую, скромно обставленную, но чистенькую комнату. Джина сидит на застеленной простеньким покрывалом большой железной кровати, над изголовьем которой, к стене прикреплена маленькая, раскрашенная статуя Девы Марии. Рядом, прижавшись к её ногам, испугано смотрят на них две девчушки — сестрички Джины. Дядя Джовани что-то говорит детям и они, все трое, послушно уходят в соседнюю комнату. Дымов подходит к Джине, обнимает её, гладит по спине, целует в голову, а она, как маленькая девочка, жалобно просит его.
— Андреа, не уходи. Мы убежим, мы спрячемся, Андреа не покидай меня.

Дядя Джовани переводит ему, но он и так всё понимает — любви не нужен переводчик. — Родная моя, ласточка моя, ну куда же мы убежим? Если Ваши линкор отдают, он миллионы стоит, меня — с потрохами выдадут.

— Андреа не уходи, не бросай меня, — жалобно просит она, протягивая к нему руки. Сквозь нежную смуглую кожу, видны голубенькие жилы. Он целует эти руки. — Милая, хорошая моя прости, не счастье я тебе принёс, а одно только горе.

Старый Джовани грустно смотрит на них: сероглазый, светлокожий Андрей и маленькая, хрупкая смуглянка Джина.

— Эх, — вздыхает он. — Какая бы пара была.

Шесть любопытных, немного испуганных глаз, следят за ними из-за полуоткрытой двери в соседнюю комнату. Дядя Джовани делает строгое лицо и младшие сёстры и братик прячутся за захлопнувшейся дверью.

— Андреа, любимый, не уходи, — всхлипывает Джина.

— Девочка моя, — вступает в разговор Джовани. — Он мужчина, он не может погубить своих друзей! И потом, я дал слово. Не плачь дочка, старый Джовани не оставит тебя одну.

— Андреа не уходи, — плачет Джина.

Равиоли смотрит на часы.
— Всё дети, пора, целуйтесь и да хранит Вас Мадонна!

Они едут обратно. Андрей молчит сцепив зубы чтобы не расплакаться, а дядя Джовани говорит ему.
— Крепись мой мальчик, будь мужчиной. Когда родится маленький Андреа, мы со старухой будем его няньчить, как няньчили когда-то Джузепе, нашего сыночка.... Он погиб в эту проклятую войну.
...........................

Крупно-звёздное начальство с обеих сторон, пришло к обоюдному согласию по официальной церемонии передачи корабля. После ходовых испытаний, линкор станет на якорь на Неаполитанском рейде. С заходом солнца, итальянцы спустят свой флаг. Ближе к рассвету, корабль снимется с якоря, выйдет за территориальные воды Италии и с восходом солнца поднимет военно-морской флаг СССР.

Утром на “Юлии Цезаре” в последний раз взвился итальянский военно-морской флаг. Мощный заводской буксир, подойдя к носу линкора, принял буксирный канат и работая машиной малым ходом вперёд, натянул его как струну. Два других буксира, нанятых в порту, упёрлись своими, оплетёнными верёвочными кранцами носами, в правый и левый борта корабля, в районе мидель-шпангоута. Звучит команда, по громкоговорящей связи, на итальянском языке и толстый стальной трос падает в воду с бочки, удерживавшей нос линкора. Медленно отрывается корма; между ней и причалом всё шире и шире становится полоса воды, на поверхности которой, плавают нефтяные пятна и какой-то мусор.

Буксиры выводят “Юлия Цезаря” из бухты на внешний рейд. Снова звучит команда по корабельной радиотрансляции. Нанятые буксиры отваливают от бортов линкора, разворачиваются и идут к себе в порт. На носовом буксире отдают буксирный гак, и толстый манильский канат, извиваясь в воздухе змеёй, гулко шлёпается в воду.

Заводской буксир, круто поворачивает назад и, идя вдоль борта “Юлия Цезаря”, начинает, своим хриплым тифоном, выть как по покойнику.

Могучий боевой корабль медленно набирает ход и удаляется в море.

Андрей стоит у кормовых торпедных аппаратов. Отсюда хорошо видна панорама роскошного, южного, белого города, который своими руками-кварталами обнимает голубую красавицу бухту. Но ничего этого он не видит. Перед глазами у него стоит Джина. Она протягивает к нему руки и говорит: “Не уходи любимый, не оставляй меня одну.”

Он возвращается в минную рубку и захлопывает за собою тяжёлую бронированную дверь.

Линкор ходит разными курсами, то приближаясь к берегу, то снова удалясь от него. Лейтенант Гроссул, вместе с итальянцем- девиатором, колдуют над магнитными компасами, устраняя погрешности в их показаниях.

Набрав самый полный ход, корабль идёт, на приличном расстоянии, параллельно берегу; прошли мерную милю, замерили максимальную скорость линкора.

Целый день проводились испытания людей и механизмов.

Ближе к вечеру “Юлий Цезарь” возвратился на внешний рейд Неаполя и бросил якорь. Личный состав выстроился на шканцах по борту; напротив — жиденькая шеренга из итальянских моряков и гражданских специалистов. Малиновый диск солнца приблизился к черте горизонта и начал быстро тонуть в море.

Звучит команда на иностранном языке, но понятная всем находящимся на палубе: — Флаг спустить!

К кормовому флагштоку подходит один из итальянских военных моряков, спускает свой флаг, целует лёгкое шерстяное полотнище, аккуратно сворачивает его и бережно прижимая к груди, идёт к парадному трапу, у которого уже стоит катер с итальянского эсминца, слабо дымящего трубами не вдалеке от линкора. Остальные итальянцы идут вслед за ним; у многих на глазах слёзы. От прощального банкета они вежливо, но твёрдо отказались. Какой банкет?! Их гордость, их любимый корабль уходит в плен... навсегда.

Утром, на том месте, где вчера ещё стоял линейный корабль “Юлий Цезарь” плещутся ласковые волны, да вьются над ними белокрылые чайки.

“О чём-то горестно крича,
Как будто жалуясь кому-то.”
------------------
“румын” — матрос минно-торпедной боевой части корабля.
мидель — середина корабля.
шпангоут — ребро в наборе корабля.
шканцы — парадная часть палубы.

Продолжение следует. 21.09.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.