ВЕДЬМА ИЗ КАРАЧЕВА Глава: Снег под босыми ногами

1910-й
Так-то и докатилися мы до того, что и прикрыться нечем стало, и обуться не во что. Как помер отец, так и не помню, что б у меня обувка какая была… опорки мамкины старые есть, ну и ладно. Или чуни одни на всех… надвинешь их да и выскочишь на улицу, а то и вовси, босиком.

Помню, соседи напротив жили, семеро детей у них было. И вот зимой как соскочишь с печки да как лупанёшь к ним через дорогу босиком!.. и сразу – на их печку. А она бо-ольшая была! Разогреешься, наиграешься там и-и домой. Бяжишь, а снег под ногами!.. Когда обутый-то идешь, ведь не так он хрустить, а вот когда под босыми ногами... во когда неприятно! Как-то по-другому он хрустить и колить.

Ну, хоть обувки у нас и не было, но иногда всё ж лапти выручали. Помню, сплёл мне дед лапоточки, и крепко ж они мне понравилися! Но раз десять я, нябось, упала, пока не научилася ходить в них. Они ж ши-ирокими показалися, цепляются друг за дружку и всё.
А тогда эти лапти в каждом дворе плели. Рясник, Трыковка, Верховка, Мокрое - это все лапотниками звалися. Для морозной зимы лапти крепко хороши были! Легкие, удобные. Бывало, если в лес мужик едить, так валенки, чтолича, обувать будить? Не-е, лапти обязательно. Пенькой их подплятёть, онучи* одни, другие накрутить и по-ошел…
А уж как оттепели начнутся, так в них плохо было, ноги-то все-егда мокрые… вода-то по онучам, как по фитилям поднималася.

Но лапти больше для взрослых пляли, это ж онучи надо было уметь наворачивать, а мы, дети, зиму в кой-чём перебивалися, а как только снежок сойдёть и по-ошли босиком! Бегаем все лето, так ноги потом черными стануть, как лакированные всёодно, да и цыпки заведутся. Другой раз нагреить мамка воды, начнёть их нам мыть, а мы плачем, кричим! Больно ж...
А потом смажить маслицем конопляным… а во приятно!
Вот так-то мы и одевалися-обувалися.

Ну, а когда подрастать я стала, подарил мне солдат, что стоял у нас на квартире, ботинки свои старые. Вот радость-то была! Ботинки-то большие, крепкие, так я что? Стельки туда, портянки одни, другие и как придешь в них на работу… ох, ноги-то горять, прямо! И вот в таких-то ботинках я и ходила года четыре, должно, пока свататься ко мне ни стали.

А что за туфли на фотокарточке, спрашиваешь?..
Ну, к той поре купила мне мамка туфельки востроно-осенькие такие! Как же я их берегла, как же я их чистила! Думаешь, в них сниматься шла? Не-е, туда я их несла, а только и обулася, когда пришли с подругой к Мендюку-фотографу…Любил он над деревенскими посмеяться, вот и сунул мне в руки книгу, а она, нябось, полпуда весила! Помню, стою с этой книгою и ни-икак не удержу ее в руках, а он ишшо и смеется:
- Ну на что вам фотокарточки-то?
- Нужно, - отвечаю.
А нужно вот на что… Когда отец-то помер, так ни одной фотокарточки от него не осталося! Вот мать всё-ё, бывало, так-то и скажить:
- Была бы фотокарточка моего Тишечки, хоть взглянула на него!
А у меня здоровье пло-охое было, всё ноги болели. Сейчас заболять, затрусются, не устоишь прямо! Вот мать и хотела... А тут подруга как раз пошла к этому Мендюку сниматься, мамка и попросила ее взять меня с собой, как раз тогда-то она мне и платье первое сшила из альпаги...
Да была такая материя… и стояла она, как рочег. Вот в этом-то платье из альпаги я и снялася.
И было мне тогда пятнадцать лет.
Во, видишь, до пятнадцати и ходила кой в чем. Если мамка сгондобить что из своего старого платья, то и ладно. Или смертное носила. Я же в детстве ча-асто болела, и вот заболею так-то, сошьють мне платье смертное, а я и выздоровею.

Помню, сшила мне раз мамка платьице розовенькое, красивое, а я и выздоровела, и повели меня в нем к обедне. Стою, слушаю, как певчие поють... а жарко было, раскраснелася вся! И подходить ко мне вдруг дьякон, и говорить:
- Ах, какая девочка хорошенькая! Глазки черненькие, щечки и платьице розовенькие! Ну, как ангелочек всё равно.
Вот тут-то я и подумала: видать, и вправду я хорошенькая, раз дьякон говорить, а то бабка моя
всё-ё, бывало, так-то и скажить:
- Тебе, Машенька, помереть бы лучше. Крепко ж ты страшная! И кому нужна будешь такая?
А дед Ляксей еще и вскинется на неё:
- Да что ты плятёшь, старая! Да Машенька у нас королевной будить! Смотри, какие глазки у нее красивые!
Вот, бывало, и поспорють с ней так-то...

*Онуча – длинные, узкие полотнища, вытканные из замашки, чтобы обвертывать ногу вместо чулка.
Будет продолжение. 09.09.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.