Последнее Евангелие

И.Н. ГРИГОРОВИЧ

ПОСЛЕДНЕЕ ЕВАНГЕЛИЕ
(АПОКРИФ).


ПРОЛОГ

-- Я принёс вам слово.
-- Лучше бы ты денег принёс.
-- Ну что за судьба у поэта лихая…
-- Иди, иди, лихоимец! не морочь людям голов.


СТИХ ПЕРВЫЙ

-- Сон отгоняю взмахами ресниц, бреду в лилово-пепельном бурьяне…
-- Стой! Кто идёт?
-- Человек.
-- Проходи… Ну что ты нервничаешь, рядовой?
Он ведь не оттуда, а туда идёт. Сними карту.
-- Который уже год не можем справиться с этими всесветными возмутителями спокойствия.
-- Это точно, капрал.
-- А всё наши демократические свободы.
-- Здесь нужна твёрдая рука. Верно, сержант?
-- Да. Вот хотя бы взять нас. Мы – миротворческий контингент, доблестные солдаты Организации объединённых наций, а занимаемся черти чем, сторожим отщепенцев, фанатиков, всесветных возмутителей спокойствия.
-- Но, кажется, они не настроены воинственно?
-- Вот. И это самое подозрительное, рядовой. Всякая плоть, если её притеснять, рано или поздно начинает борьбу. Прошло больше трёх лет с последнего декрета о поголовной паспортизации, а эти не чешутся. Заявили о сатанинском клеймении и отказываются подвергаться Гражданскому обряду.
-- А чем они мотивируют отказ, сержант?
-- Чем, чем… Своей библией. Упёрлись лбами, как бараны, в пророчество Иоанново из книги «Откровение» и стоят горой. А ведь наш узаконенный пророк Миссир явно истолковал это место писания: «Не положено на руку или на лоб, а введено под кожу, и не число 666, а микрочип ввиде трилистника размером с рисовое зерно, хранящий цифровую информацию о гражданине.
-- Ну… в библии много о чём говорится, сержант, да кто в это верит.
-- Предположим, я, капрал, но не всему.
-- И ради этого идти против всех? Дед мой тоже был верующий.
-- Ну и что, рядовой? Мало ли у кого какой дед был? Мой до сих пор называет себя католиком.
-- А мой – православным, сержант.
-- И что, капрал? Отказались они от Гражданского обряда? То-то же.
-- А эти тогда что ж?
-- А эти, рядовой, -- христиане.
-- Так те тоже христиане.
-- Нет, не тоже. Те до объединения назывались католики, православные, протестанты различных конфессий, а перед самой паспортизацией все верующие в Триединого Бога порешили называть друг друга братьями, но продолжали ходить каждый в свою церковь. И вот теперь самые фанатичные из них не хотят уступать.
-- А если уступят?
-- Тогда пожалуйте, ты Гражданин со всеми вытекающими правами и обязанностями, то бишь: вид на жительство, работу, счёт в банке… короче, покупай и продавай.
-- И откуда ты всё знаешь, сержант?
-- Я, капрал, да будет тебе известно, добровольно оставил Теологический университет, чтобы навести порядок по всей земле. А будешь задавать вопросы, рукоположу тебя по морде. Раздавай и следи за временем, скоро выступление Самого.


СТИХ ВТОРОЙ.

-- Мир вам, братья.
-- Проходи с миром, брат Странник. Что поделывают наши доблестные стражи?
-- Играют в карты, Наставник.
-- Кстати, братья, а знаете ли вы историю возникновения игральных карт?
-- Нет. Расскажи, Наставник.
-- В Древней Греции, а затем и в Риме существовал культ бога Эроса. Чтобы разделить адептов по половым наклонностям. жрецами были введены символы – знаки половых органов. Для женщин с традиционной ориентацией – знак bubnus, нетрадиционной – знак chervus; для мужчин, соответственно, -- crestus и pucus.
-- А красная и чёрная масть?
-- Красная – женская, символ менструального цикла, чёрная – мужская, символ ночи.
-- А разделение по старшинству ?
-- Количество партнёров в момент соития. Ну, а старшие карты, как принято говорить, -- их менеджеры, т.е. жрецы.
-- А символ сердца?
-- Это chervus – символ ягодиц. Так римские матроны сообщали своим знакомым о вступлении в союз Эроса.
-- А традиция посылать «валентинки»?
-- Это бесовская радость, и к христианству не имеет никакого отношения.

-- Что-то Он медлит. Вот-вот полночь.
-- Не волнуйся, Странник, Он объявится.
-- Да… а, может, ещё и не сегодня. Как у вас с едой?
-- Сухари, печенья полпуда, шоколад – плиток полста.
-- Да… Что думаешь делать, Наставник?
-- Думаю, пора делить на всех, пусть подкрепятся, а там как Бог даст.
-- Да… Приуныли многие. Может, собраться на молитву?
-- Зачем? Время молитв кончилось. Выбор сделан. Просто будем ждать.
-- В молитве время проходит быстрее, Наставник.
-- И удручённее, Странник. Тебе ли об этом не знать? Слушайте, братья и сёстры! А не сыграть ли нам в фанты?
-- А что? Хорошая идея! И сами отвлечёмся, и детей развлечём. Чур, я первым сдаю фант.

-- Плачешь, моя родная?
-- Все эти разговоры об анусах и пенисах… Лучше бы молиться.
-- Не надо… Не время…Сейчас каждый решает самостоятельно. Что сын?
-- Спит. Поел сухарей, пососал грудь и уснул.
-- Хорошо, я с ним побуду, а ты иди, поиграй в фанты.
-- Спасибо, родной.
-- Иди, родная.

-- И это епископ? И это наставник?.. О Боже! И я здесь, в вони детских испражнений должен отходить на небо? Об этом ли говорит Писание! Где? Где тут написано об этом ? Где?.. О… Да это моя золотая кредитная карта… Моя кредитная золотая карта стала закладкой в Библии… О… И эта вонь, вонь… О Боже!..

-- Зубы болят.
-- А я свои забыла, когда нас выгоняли из дому.
-- Что теперь с детьми?
-- Молодой стражник, который учился вместе с младшим, сказал, что видел его в соседней церкви.
-- Помолимся, жена.
-- Помолимся, муж.

-- Ты и тут мне будешь перечить?
-- Не ворчи.
-- И что мы здесь ищем?
-- Уже не знаю.
-- Может, не так всё должно быть? Где Библия?
-- Вот.
-- Почитаем.

-- Почитаем.
-- Я насчитал двадцать детей и пятьдесят восемь взрослых – и на всех восемь килограмм и триста граммов сухарей, печенья и сорок девять плиток шоколада. Что если нам сидеть ещё и завтра, и послезавтра?
-- Господь милостив.
-- Милостив… а если?
-- Ты к какой церкви принадлежал?
-- Протестантской, пятидесятник я.
-- Гм… А рассуждаешь как баптист.
-- Чего?.. Тоже мне поп нашёлся.
-- Во-во. Сейчас я для тебя и поп, и ксёндз, и адвентист седьмого дня, Фома неверующий. Эхе-хе, протестантская твоя душа.
-- Христианская.

-- Наставник, полночь.
-- Время тени. Он должен решиться.


СТИХ ТРЕТИЙ.

-- Ма, па, что вы сидите в темноте и не спите?
-- Дитя, ты ведь знаешь, что сейчас время экономии. Мы ждём выступления нашего Президента-Президентов.
-- Можно я с вами?
-- Обязательно.

-- Сейчас будет важное выступление. Ди-джей, кончай музыку.
-- Ты чё, спятил? Последнего выступления не читал? Сам мэтр Миссир заявил – студент вне политики. Так будем радоваться и веселиться. Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус. Ди-джей, вали на всю катушку! Гаудеамус…

-- Опять до полуночи шлялся. А ну дыхни!
-- Цыц! Был в баре, с коллегами отмечали юбилей. Эти дома?
-- Эти?! Сын и невестка ушли на дискотеку.
-- А малец чего плачет?
-- Вот те на, пьянь, забыл? Малец сегодня стал Гражданином!
-- Во как… в три недели. Как перенёс обряд?
-- Как-как? Впрыснули микрочип и всё.
-- Без осложнений?
-- Какие теперь осложнения?
-- Ну и ладушки. Что ужинать? Да дай мальцу снотворное, пусть затихнет.
-- Уже дала, пьянь.
-- Цыц. Сейчас выступление самого. Да потуши ты свечу, телевизор светится.

-- А сейчас, дорогие радиослушатели, у нас есть минута, чтобы выслушать ваши телефонные звонки. Говорите, вы в эфире.
-- Здравствуйте.
-- Здравствуйте! Здравствуйте! Вы знаете тему нашей сегодняшней передачи?
-- Да.
-- Да, это прекрасно. Это разговор о сиротстве, о тяжёлом бремени одинокого, всеми забытого существа. Сиротство – это один из краеугольных камней нашего общества, это бич, который как хлыст сечёт по душам и телам, по телам и душам… др… вы в эфире.
-- Я хочу почитать стихотворение о сироте…
-- Как это актуально, как это возвышенно – поэтической строкой высветить непроглядный мрак осиротевшей души! Представьтесь.
-- Странник.
-- Странник! Как? Вечный путешественник, знающий жизнь, можно сказать, изнутри. Как это романтично! Такое имя должно скрывать неординарную личность. Слушаем вас, Странник.
-- Сирота, сирота, сирота, без Христа, без Христа, без Христа…
-- Рекламная пауза, дорогие радиослушатели. Сейчас, урод, за тобой приедут.

-- Главный редактор издательства «За духовное возрождение» слушает.
-- Здравствуйте. Я – Странник. Хотел бы узнать судьбу своего стихотворения.
-- Гм…хм…м…ага. Купола, купола, купола…
-- Да.
-- Обратитесь к психиатру.


СТИХ ЧЕТВЁРТЫЙ.

-- Миссир… Миссир…Миссир!
-- Именитые Граждане господа олигархи, банкиры, бизнесмены…
-- Виват! Виват! Виват!
-- Единобратия! Я собрал вас на ещё одно экстренное совещание, чтобы расставить все точки над «и». Наш гражданский долг обязывает поддержать непоколебимую власть Президента Президентов.
-- Виват! Виват! Виват!
-- Мы обязаны установить порядок по всей земле. Для этого мы должны отдать самое дорогое, что у нас есть, -- наши деньги. Виват!
-- Вив…ат ви…ва…й…ай…яй…яй…
-- Виват. Нам необходимо покрыть затраты и издержки, которые понесёт правительство в урегулировании последнего препятствия на пути к стабильности и благополучию. Наступил решающий час. Мы очистим наше общество от этих всесветных возмутителей спокойствия. Все затраты на ликвидацию и утилизацию мы берём на себя, ибо это наш священный долг в поддержании мира и стабильности по всей земле. Виват!
-- Виват! Виват ! Виват!
-- Я благодарю вас, братия! Отличившиеся особо будут награждены высокими правительственными наградами. Что там за шумок?
-- Мы, христиане-бизнесмены…
-- Чудненько-странненько… Если вы – христиане, то ваше место – в резервации… если вы – бизнесмены, то милости просим к нашему шалашу. Что говорит Писание: не может из одного источника течь солёная и сладкая вода… Смесители какие-то. Время решать ныне. По доброте душевной даю три минуты.
-- Чудненько – ладненько – странненько… И что скажет наша полукровная братия?
-- Виват! Виват! Виват!

-- Стоять смирно! Что, что это такое? Какой-то неучтённый поэт бродит по моей земле и совращает умы своей писаниной. Молчать, я вас спрашиваю...Вот эту бумажку принесла с прогулки моя доченька, моя голубка. И это прямо на закрытой территории, в изолированном прогулочном парке просто с неба свалилось!
-- Коль не сумел ты прикипеть к кресту, За смерть держаться будешь поневоле… Молчать… не смотреть… не слушать… А бдеть, бдеть и бдеть. Здесь обрывок стихотворения, а остальное съело моё дитя, моя голубка. Девочке пришлось промыть желудочек, а няньке – мозги. Чудненько, ладненько. Немедленно собрать все сведения об этом поэтишке! В наш учтённый век не может человек бесконтрольно делать что-либо.
-- У нас есть сведения, Миссир.
-- Чудненько. Кто таков?
-- Прозывается Странник. Поэт и романтик. От Гражданского обряда отказывается, живёт в миру.
-- Бродяга, значит. Ладненько, изведём и последнего бродягу, как извели всех сомнительных элементов. Он христианин?
-- Подозревается.
-- Странненько. Что значит подозревается? Да или нет?
-- Выясним, Миссир.
-- Бегом ммм…арш!

-- Опять этот вой. Тихий, жалобно-скулящий плач.
-- Миссир, это молятся евреи.
-- Знаю. Это всё, что у них осталось.
-- Выключить наблюдение?
-- Нет, зачем. Иногда я вхожу в состояние блаженства, когда слушаю их моление… Странненько. Избранная богом нация породила нас. Подумать только, когда арабы, обстреливая Иерусалим, случайно разрушили мечеть Амара, евреи под шумок разборок – кто виноват? -- в три дня построили свой храм. Да, в три дня возвели, возобновили служение своему Богу Савоофу, Иегове, Эль-Шадаю и прочее, и прочее, и прочее, и стали ждать Мессию. И тут пришёл Он и воссел во Храме.
-- Виват Президенту Президентов!
-- Виват.


СТИХ ПЯТЫЙ.

-- Что скажешь, оракул?
-- Http…http…www.пш…
-- Во, во… мерзость запустения ты и есть, как про тебя прописано. Я истратил состояние своего отца создавая тебя. Я наделил тебя неограниченной властью – судить и приводить в исполнение приговор. Все люди трепещут перед тобой, а ты просто чурбан, напуганный микросхемами. Я, принц по крови, создал тебя по своему образу и подобию. Великие умишки воплотили мою забаву в реальность – и что? что? Эликсир бессмертия так и не изготовлен. У… Мерзость и запустение. Ты бездушен, у тебя нет эмоций, тебе не понять, как может мучиться смертный. Ты дашь мне бессмертие или я переплавлю тебя на протезы для одноногих собак. У… Эликсир мне, эликсир… Но вернёмся к нашим баранам. Я должен расставить все точки под «и», решив судьбу этих всезнатных возмутителей спокойствия … Яду мне, яду… Тьфу ты! Элексир мне, элексир! Эй! Вина, сигарет и стилиста! Я начинаю ворошить историю. Смотри у меня во все глаза и бди. Бди и следи. Все системы подключены к тебе. От тебя не может ускользнуть никто и ничто… Но ты просто мерзость, мерзость запустения, имеющая мой облик и образ. Бди и следи. Я начинаю. Граждане!..

-- О, Президент Президентов!
-- О, Великий Оракул!
-- Как они подобны!
-- Это слова Бога, а не человека.
-- Виват! Виват! Виват!

-- Вот и всё. Слушаем наш приговор.
-- Слава тебе Господи! Дождались. Аминь.
-- Граждане! Дети мои! Перед вами самый разнесчастный отец вселенский. Со скорбью трепета предстою перед вами, ибо терпение моё преломилось, и мне не к кому обратиться, кроме вас. Вы трижды избирали меня пожизненным Президентом Президентов, вы наделили меня своим доверием, вы положили на меня свою ответственность, чтобы я в поте вашего лица служил нам. Я избрал себе помощника и наделил его силой, властью производить суд по всей земле – и наступил порядок. Вот он – гений человеческого желания, образ образа моего – Великий Оракул! Виват! Вам, вам прекрасно известны все мои дела. Но… Эти всесметные возмутители спокойствия мешают наступлению эры благоденствия. И вот, исходя из исключительно человеконепоколебимых побуждений нравственности и морали прогресса светлого будущего для всего человечества я должен провести эту необходимую операцию по удалению раковой опухоли. Да, я отрежу этот атавизм на теле человечества, чтобы остальное тело могло безудержно существовать и наслаждаться жизнью. Этот рудимент, эти всесметные возмутители спокойствия – и есть та раковая опухоль, которая как закваска бродит в умах некоторых сомневающихся граждан. Не бывать этому! Пришло время очищению и забвению. Виват!
Исходя из закона гуманности и человеколюбия, мы даём ещё один шанс этим отступникам. Вы на меня в том свидетели. Пусть все знают – мы не хотим зла и насилия, потому дарим всем христианам время раскаяться и стать полноправными гражданами. Срок ультиматума двадцать четыре часа.
Благодарю вас, сограждане, за доверие и решимость идти по избранному пути до полного конца. Приветствую вас в этот полночный час и верю, что всё будет хорошо. Берегите себя. Виват!


СТИХ ШЕСТОЙ.

-- Что скажешь, Миссир?
-- Чудненько, Ваше Владычество!
-- Как будем решать проблему?
-- О, ваше Владычество, есть один очень радикальный способ, испробованный на неугодных элементах.
-- Газ?!
-- Да, Ваше Владычество!
-- Хорошо, хорошо. Сколько их всего?
-- Всего-то каких-то жалких процентов десять от человечества.
-- Десятина, значит. Хорошо, отдадим богу богово.
-- Чудненько, Ваше Владычество!
-- Раз бог заберёт своё, то пусто место свято не бывает… Заготовь указ о назначении единичного Бога в двух лицах. Пусть все поклоняются… Мне и Оракулу. Мы будем двуличным Богом.
-- О, как это мудро, Ваша Божественность!
-- Встань с колен и слушай.
-- Слушаюсь и повинуюсь, Ваша Божественность.
-- Остался один маленький, но очень нервный вопрос.
-- Ваша Божественность намекает на двух пророков, которые терзают землю.
-- Да. Их нужно ликвидировать.
-- Чудненько. Но как это сделать?
-- И это говоришь мне ты, жалкий создатель идеологии последнего времени, учитель всех миссионеров – Миссир!
-- О! Простите, Ваша Божественность, я только хотел…
-- Молчать и слушать! Ты – моя правая рука, но если эта рука станет беспомощной, я отсеку её, помни об этом.
-- О! Ваша Божественность!
-- Ты должен покончить с ними.
-- Я?!!
-- Ты.
-- Чудненько-странненько-ладненько… Все, кто имел намерение убить пророков, были убиты огнём уст их.
-- Думай, у меня есть дела поважнее, Оракул тебе поможет. Не люблю зари. Яду мне, яду. Тьфу ты! Эликсиру мне, эликсиру. Вина, сигарет и женщин. Виват!

-- Я, я должен ликвидировать их. О! Моя каторжная жизнь! Яду мне, яду! Тьфу ты, прицепилось!
-- Слушай меня.
-- О, Божественный Оракул, я весь внимании.
-- Я просчитал все варианты за эти три с половиной года и пришёл к выводу, что время пророков вышло. Слушай, в тот день, когда я обрёл власть и силу, эти два пророка отверзли уста. Первое, что они сделали, это при огромном скоплении людей на стадионе запретили дождю проливаться на землю – и засуха продолжается поныне. Но мы научились генетически управлять ростом растений, накормили животных и людей. Второе – они посылают на целые регионы и континенты болезни и мор, но и здесь мы на чеку. Наши учёные и служители оккультных наук способны ликвидировать все очаги заразы. Третье – они ведут подрывную, идеологическую борьбу. Здесь мы полностью контролируем ситуацию, но запретить людям думать мы ещё не можем. Четвёртое и самое главное -- в старых книгах говорится о похожем инциденте: два пророка якобы мучили людей три с половиной года, но Отважный, выходящий из бездны, убьёт их. Теперь смотри сюда. По истечении ультиматума на последней минуте ты вылезаешь из канализационного люка позади пророков и стреляешь. Времени у тебя секунды две, три. Пожарные будут поливать пророков, ты наденешь противопожарный скафандр. Это послужит всем уроком. Прощай и помни, кто ты и Кто посылает тебя. Виват!


СТИХ СЕДЬМОЙ

-- Ты останешься с нами.
-- Да, Наставник.
-- Хорошо, Странник.
-- Не называй меня так, все мы странники и пришельцы на этой земле. Я всего лишь бродяга.
-- Ты – поэт.
-- Но мои стихи никто не хочет слушать.
-- Может не время.
-- Почитать?
-- Спят все, а я и без тебя их знаю.
-- Ну, как скажешь, Наставник.
-- Мне нужно помолиться. Завтра я должен что-то сказать.
-- На всё воля Божья.
-- Аминь.
-- Пойду, посмотрю звёзды.

-- Что за личность бродит вокруг церкви? Проверь, рядовой.
-- Стой, кто идёт?
-- Человек.
-- Что ты здесь делаешь?
-- Ищу заблудшую овцу.
-- Нашёл? Ты один из этих?
-- А ты один из тех?
-- Чего вы ищите?
-- Усыновления.
-- То есть?
-- Каждый из нас блуждал в темноте, пока не повстречался с Отцом.
-- С каким отцом?
-- С Родным, Небесным.
-- Богов много. Но где истинный?
-- Истинный – Христос, пришедший во плоти, умерший за грехи каждого человека, воскресший. Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, а имел жизнь вечную.
-- Этим в своё время прожужжали все уши ваши проповедники.
-- Да. Евангелие царствия было обвещено по всей земле.
-- И вы за это Евангелие, за эту фата-моргану готовы пойти на смерть?
-- Нет.
-- Так что же?
-- Мы идём на смерть, чтобы зваться детьми Божьими.
-- Туманно сказано.
-- Жизнь – Христос, а смерть – приобретение Христа.
-- Как это можно уразуметь?
-- Нужно родиться свыше.
-- Как я могу войти снова в мать свою?
-- Нужно родиться от воды и Духа.
-- А ваши пророки заявили, что Дух Божий взят от Земли.
-- Да, но не от сердец наших.
-- И тогда меня ждёт ваша участь?
-- Выбор – за человеком.
-- Я – Гражданин. Вот печать гражданства на руке. Согласись, что это гуманно, это проявление заботы о человеке.
-- Заботиться о человеке есть привилегия Бога.
-- Что же делать?
-- Если один из членов искушает тебя, отсеки его, ибо лучше, чтоб один член погиб в геенне огненной, а не всё тело.
-- Рядовой!
-- Меня зовут.
-- Иди.
-- Помолись за меня.
-- Во имя Отца и Сына и Святого Духа, благословляю тебя.


СТИХ ВОСЬМОЙ

-- Последняя ночь, мужъ.
-- Последняя ночь, жена.
-- Что будет завтра?
-- Завтра нас убьют.
-- Да, зверь, выходящий из бездны.
-- Боишься?
-- Немного. А что будет потом?
-- Ад.
-- Ад?..
-- Три дня и три ночи пробудем в аду.
-- А потом воскреснем?
-- На всё воля Божия.
-- Много мы причинили зла земле и людям за эти три с половиной года.
-- Жалеешь?
-- Нет, не в том дело. Просто странно как-то. Жили, жили, дом строили, детей растили, ругались, мирились, были как все, а потом вдруг это. Город обетованный, первое крещение на стадионе, ненависть и почитание, ночлежки, жизнь впроголодь, болезни, боязнь за оставленных детей, слухи разные, эти убийства желающих нас убивать, лохмотья эти и вдруг завтра -- конец и смерть.
-- Мы это сами выбрали.
-- Давай побродим по городу. Ночь ведь последняя.
-- Пошли.
-- Смотри, город спит, а свет горит.
-- Это подарок президента. Он повелел в эту и последующую ночи не экономить электричества.
-- Красиво.
-- Да, красиво.
-- Земля обетованная. А ведь за это время мы так и не выбрались, побродив по святым местам. Пойдём искать свою Гефсиманию.
-- Помнишь у поэта: упаду я на колена в обетованной земле…
-- Забыла, прочти.
-- И я забыл, помню лишь строчку. Но что там?
-- Где?
-- Вон в том доме, кажется, плач. Пойдём отсюда.
-- Нет, посмотрим. Что здесь произошло?
-- Мать оплакивает своего сына, а мы утешаем и горюем вместе с ней.
-- Пойдём.
-- Нет, подожди. Сын большой?
-- Маленький.
-- Пойдём.
-- Нет, слышишь, мужъ, как плачет материнское сердце?
-- И чем мы можем помочь горю? Быть праздными наблюдателями?
-- Помолиться.
-- Помолиться?
-- Да. Так делал Господь наш и Бог наш.
-- Скажите матери, пусть вынесет сына.
-- Она не послушает чужаков.
-- А у неё есть выбор?
-- Вот сын мой. Он никому не нужен.
-- Нужен. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, отрок, живи.
-- Аминь.
-- Пойдём, жена.
-- Пойдём, мужъ.
-- Мама, мама, я есть хочу!


СТИХ ДЕВЯТЫЙ

-- Чудненько. «Дела, которые Я творю, и вы сотворите…». Мудро сказано, сильно сделано. Уберите от меня эту книгу. Женщину и ребёнка оставить в покое. Всё равно никто не поверит. Некому.
-- Слушаем, Миссир.
-- Скафандр готов.
-- Да, Миссир.
-- Чудненько. Дать указание крематориям на усиленное несение службы. Предстоит жаркая ночь.
-- Есть, Миссир.
-- Уже полдень. Что поделывает моя малютка?
-- Играет с новыми нянями в саду.
-- Чудненько. Я приготовил ей подарок. Сегодня день её ангела, секретарь.
-- Записано, Миссир.
-- Вот и чудненько, вот и ладненько. Что с поэтом?
-- Ищут.
-- Найти немедленно. Не такие иголки находили. Что христиане?
-- Тихо ждут.
-- Ну, и ладненько. Скоро конец. Кто-нибудь вышел?
-- Не замечено.
-- Странненько. Подождём. Указ о Божестве разослан?
-- Да, Миссир. Указ будет обнародован в полночь.
-- Чудненько, чудненько. Как настроение масс?
-- Народ в предвкушении уик-энда.
-- Чудненько. Оружие моё готово?
-- Да, Миссир.
-- Надо потренироваться. Пусть приведут мишени.
-- Есть, Миссир.
-- Ох, уж эта нелёгкая чиновничья работа – всё сам, всё сам.
-- Миссир, тут ещё один вопрос.
-- Быстренько.
-- Зафиксирован контакт Странника и рядового из охранения.
-- Арестовать. Поместить в изолятор. Промыть мозги.
-- Есть, Миссир.

-- Великий Оракул, Великий Оракул. Мерзость ты и запустение. Где эликсир? Работай, ищи, твори. Вытяни из учёных их знания, их секреты, ройся в архивах, в книгах по всяких там магиям, но добудь, добудь мне эликсир. О боги! Время! Время – мой единственный враг. Но я буду твоим победителем. Ибо я -- Бог и ничто человеческое мне не чуждо. Яду мне, яду. Тьфу ты! Вина, сигарет и женщину…
-- Оракул запрашивает интернет http:/www. Оракул запрашивает интернет http:/www.
-- Что там за пшики?
-- Ваша Божественность, их Божественность сам себя запрашивают.
-- Идиот.

-- Мы в эфире. Дорогие радиослушатели, для вас звучит модный хит нашего сезона «Прощение христианина». Приятного уик-энда.
-- Что слушаешь, дитя?
-- Суперхит нового сезона.
-- Потом поиграй на компьютере.
-- Ма, а па истребил мои две жизни на восьмом уровне.
-- Мерзавец, вот пусть только явится домой.

-- Эти встали?
-- Спят.
-- Во семейка. А малец как?
-- Накормила, дала снотворное.
-- Во семейка. Сын и невестка гуляют всю ночь, внука им нянчи. Где мой пульт?
-- Ищи сам, пьянь.
-- Цыц у меня!

-- Голова пухнет от лекций.
-- Ничего, последняя осталась – и балдёж. Гаудеамус игитур, ювенес дум сумус…

-- Господин главный редактор, вот указ о назначении единого Бога.
-- Вот оно… вот оно духовно е возрождение! В печать! в печать! в печать!


СТИХ ДЕСЯТЫЙ

-- Ну, и дух у вас тут.
-- Люди не умывались давно, да и дети на горшок ходят.
-- Ладно, терпимо ещё. Ели?
-- Вчера всё съели. Сегодня день поста и молитвы.
-- Дети плачут?
-- Нет. Тихо всё и пристойно.
-- Ну, слава Богу. Как настроение?
-- Крепимся.
-- Что думаешь, Наставник, как будут ликвидировать?
-- Я думаю, газ, они в этом всегда преуспевали.
-- Ну, это лучшее из зол. Что печален так?
-- Странное откровение получил вчера в молитве.
-- Может, поделишься, Наставник?
-- Странно как-то. Смотри, я тут нарисовал.
-- Да уж, объясни. Постой, пусть все послушают.
-- Так и быть, Странник. Пусть все слушают.
-- Представьте циферблат часов. Сутки делятся на четыре части. Время ночи – с 23 до 5, время утра – с 5 до 11, время дня – с 11 до 17, время вечера – с 17 до 23. Четыре поры года – зима, весна, лето, осень, четыре периода жизни – детство, юность, зрелость и старость. Если всё это отложить на циферблате, то получается: да, по Библии человеку дано 120 лет жизни, 12 по 10. Если разложить на циферблате, то получается: детство – от 0 до 2 – зима, юность от 2 до 5 – весна, зрелость от 5 до 8 – лето, старость от 8 до 11 – осень, от 11 до 12 – детство, зима. Каждый период ещё можно разделить на три части. Например, юность – ранняя, от 20 до 30, просто юность – от 30 до 40 и поздняя юность – от 40 до 50. Тоже самое и с остальными периодами жизни. И выходит, что человек в 60 лет находится лишь только в летнем круге, в зрелом и созидательном возрасте, а для многих это уже финиш и удел угасания. Вот что я видел.
-- Точно. Ведь самые лучшие открытия и произведения были созданы человеком после 50 лет, в момент высшей точки его развития, когда чувства навыку подчиняются.
-- Да, растеряли мы себя.
-- Вот это откровение, Наставник. Но для кого?
-- Бог усмотрит, Странник.
-- Ну, как скажешь, Наставник, как скажешь.

-- Ты перестала плакать?
-- Я больше не боюсь.
-- Как сын?
-- Не уходи от нас больше.
-- Не уйду, родная.
-- Обними нас покрепче, родной.

-- О, Господи! Эта вонь, вонь, вонь… Алло, алло. Ты меня слышишь. Тихо. Подъедь, я выйду ненадолго.

-- Зуб перестал болеть?
-- Да я забыл об этом.
-- Хорошо, что есть нечего. Без зубов-то.
-- Как там дети?
-- Всё будет хорошо, всё будет хорошо.
-- Дай-то Бог, дай-то Бог.
-- Помолимся, муж?
-- Помолимся, жена.

-- Ты всю ночь читал Библию?
-- Да.
-- Может, уйдём?
-- Некуда. Тут наш дом.
-- Как знаешь. Я пойду за тобой.
-- Решено.

-- Ну, что, брат-пятидесятник, веруешь?
-- Верую, брат православный.
-- Аминь.

-- Дядя Странник, расскажи нам что-нибудь, а то есть хочется.
-- Слушайте.


СТИХ ОДИННАДЦАТЫЙ

-- Пётр и Андрей вышли на жатву.
-- Боишься?
-- Есть немного.
-- И мне боязно. Но Учитель говорит: «Не бойтесь». Они подходили к селению. Было время отдохновения земли. Народ праздно собирался толпами и забавлялся в игрищах. Странствуя и видя толпы народа духовно измученных, не имеющих попечителей, пьянствующих, больных, развращённых внутри и вне, их учитель Иисус Христос послал учеников своих к изнурённым и рассеянным овцам Израиля.
Вечерняя прохлада ниспадала с облаков на землю, проливалась струями свежего воздуха, вытесняя затхлый знойный запах перебродившего дня. Селение оживало, приходило в себя в вечерней прохладе в предвкушении отдыха. Дети выбегали на посвежевшие улицы, собирались в стайки и начинали свои вечные забавы – игры. Юноши и девицы готовили свои наряды в предвкушении свидания. В домах загорелись огни, и даже пыльная серая синагога выглядела более приветливо. Редкие мужчины, отцы семейств, входили под её низкие своды, слушали заунывное чтение священника, отирали лица и уходили искать удовольствия на стороне. Был обычный вечер обычного дня. Путники подошли к селению.
-- Лысый и плешивый, лысый и плешивый, лысый и плешивый…
Детей становилось всё больше. Пётр поднял палку.
-- Симон, наша брань не против крови и плоти. Вспомни Езекию, тот проклял детей, которые обзывали его, и медведица растерзала многих. Оставь обиду. Прежде детей надо научить.
-- Хорошо, Андрей. Только кажется мне, что мы здесь незваные.
-- Я буду первозванным.
-- Аминь. Пусть будет так. Пока братья говорили, дети странным образом переключились на другую забаву. Путники подошли к синагоге.
-- Мир месту сему.
-- Мир вам, братья. Люди насторожились. Священник закрыл тору.
-- С какими вестями вы пришли к нам?
-- Весть у нас одна: проповедуем, что приблизилось Царство Небесное. Христос пришёл к нам. Мы слышали и видели это: слепые прозревают, хромые ходят, прокажённые очищаются, глухие слышат, мёртвые воскресают, вода превращается в вино. Это говорим…
Смех, гомерический смех прервал скудную речь бродяг, которым, по всему видно, напекло в голову. Их без ответа выставили за дверь.
-- В какой дом пойдём?
Пётр стал выбирать получше. Взошли.
-- Мир дому сему. Слуга, выражая волю господина, погнал бродяг прочь. Братья отряхнули с одежд пыль дома сего и пошли по улице. Весть уже сидела на порогах и встречала странников отказом. Заночевали в поле.
Ночью случился пожар. Крики разбудили спящих. Бродяги поспешили на помощь. Дом, в который входили чужестранники, истлевал. Обгоревший хозяин отходил в мир праха. Дети осиротевшими котятами прятались от всех и льнули ко всем. Жена кричала без голоса. Слуга бегал среди собравшихся и шипел о бродягах, которые прокляли дом. Братья подошли. Тишина и потрескивающее пламя встретили их настороже. Пётр склонился над обгоревшим человеком, положил руки на истлевшее.
-- Именем пославшего нас Христа Иисуса повелеваю жизни вернуться, а телу -- принять прежний облик.
-- Аминь, -- прошептал Андрей.
-- Что, что ещё говорит Христос? – жадно, с вдохновенными лицами слушали и спрашивали поселяне.
-- Не бойтесь убивающих тело, души не могущих убить, и бойтесь более Бога, который может и тело, и душу погубить.
День стоял в зените. Но было празднично и необычайно прохладно под родным небом, пославшим благовествующих. Пётр устало утирал осунувшееся лицо милотью. Он так наговорился, что даже вода не давала силы губам, только жажда сердца была сильнее измождения. Андрей ещё держался:
-- Если будем прощать людям согрешения их, то простит нам Отец наш небесный… Слушали и радовались. А наипаче радовался возрождённый к жизни человек со своею семьёй.


СТИХ ДВЕНАДЦАТЫЙ

-- Все готовы?
-- Один вышел.
-- Беда!... Странник, выйди, посмотри, может, отыщется.
-- Хорошо, Наставник.
-- Братья! Вот и пришёл наш час. Помолимся. Молитесь же так:
Отче наш, сущий на небесах! Да святится Имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет Воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день. И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого, ибо Твоё есть Царство и сила, и слава вовеки. Аминь.

-- Воды, воды…Чудненькоо-о-о-о-о-о-о-о!
-- Браво, Миссир, браво. Одним выстрелом двоих.
-- Рад стараться, Ваша Божественность!
-- Виват!
-- Виват! Виват! Виват!
-- Миссир!
-- Что ещё?
-- Солдат ушёл.
-- Короче.
-- Рядовой стражник отсек себе руку и ушёл.
-- Изловить.
-- Миссир, что вам там шепчут?
-- Всё кончено, Ваша Божественность!
-- Сколь христиан обращено в гражданство?
-- Один, Ваша Божественность.
-- Один?! Ну, будем считать: одиногласно.
-- Пусть все знают: христиане единогласно перешли в гражданство. Виват!
-- Виват! Виват! Виват!
-- Гм… хм…чудненько, странненько, ну, да ладненько. Что народ?
-- Народ отдыхает.
-- Полукровки?
-- Взяли пост и молитву.
-- Пусть подержат до понедельника, а потом разбирают имущество своих контрбратьев.
-- Смотрите, дождь!
-- Чудненько! Это нам зачтётся. Что Странник?
-- Ищут. Вот только стихи.
-- Странненько. Пусть их читает огонь.


СТИХ ТРИНАДЦАТЫЙ

ПОЭТ

Ну что за судьба у поэта лихая.
Когда чрез века начинают ценить!
Сквозь тернии к звёздам лететь предлагаешь,
А им бы в земном поземному пожить.

На сердце поэта стихи, как молитвы,
Творца замечаешь ты в капле слезы,
Весь мир пред тобою – созвучия строфы,
А им бы набить поплотней животы.

Проходят миряне толпой горделиво,
И слепы, и глухи, слезу затоптав,
Лишь только убогий вздохнёт сиротливо,
Узрев вопль поэта, слезу прочитав.

Глаголь же, поэт! – это доля благая.
Молитвой покрой окаянные дни,
Надежду даруй им, к Отцу призывая
Сквозь тернии к звёздам лететь от земли.


СВЯЩЕННИК

Сон отгоняю взмахами ресниц,
Бреду в лилово-пепельном бурьяне, --
Вот колокольни силуэт дрожит,
И ночь с крестом целуется в тумане.

Вхожу в притвора кованую дверь.
Алтарь сквозь свечи смотрит, оживая,
И лики озаряются: поверь! –
Мы ждём, как ты, что ночь придёт иная.

Та ночь, как тать, предстанет на юру,
И время скажет: я не властно боле, --
Коль не сумел ты прикипеть к кресту,
За смерть держаться будешь поневоле.

Сон отгоняю взмахами ресниц,
Берусь за било твёрдою рукою, --
Звучи, набат, есть время со Христом
Идти сейчас и плакать над судьбою.


ВЕРДИКТ

-- Ты кто?
-- Смерть.
-- Ну и что?
-- Ну и всё.
Вот ложится тень неумолимо,
Вдох и выдох мельче и скудней,
А песок скользит неудержимо,
Дней моих последняя капель.

Вдох последний: помните, простите,
Долг перед отечеством, семья…
Всё не то, в последнем пощадите! –
Не нашлись для вечности слова.

Жизнь - песок сквозь сердце водостока
Прошуршала ржавою стезёй,
И напрасно Бог твердил от века:
Я – источник жизни и покой.

Не принял, искал иного счастья,
Жил как все, старался для себя
И не внял, что подлинное счастье –
На кресте Голгофском для меня.

Заточён безверием в темницу,
Смерть – вердикт, и грозен Судия…
Я напрасно жизнь любил как птицу –
Вот стою без пуха, без пера.


СИРОТА

Сирота, сирота, сирота –
Без Христа, без Христа, без Христа…

Чудо из чудес – душа моя живая,
Дал её творец, по любви скучая,

Духом оживил, плотию облёк
И отправил в мир – знай расти, сынок.

И растёт сыночек, по миру гуляя,
Всё, что есть на свете, к сердцу примеряя.

Ищет ли сокровища, делает дела –
Всё на сердце ляжет от добра и зла.

Время осудило плотию стареть,
За душу живую совести скорбеть.

Ну, а воля вольная дадена не зря –
Выбирай, сыночек, для себя отца,

Выбирай, но помни, чья у тебя душа.
Без тебя, родимый, Бог есть сирота.


КУПОЛА

Купола, купола, купола…
Благовест освящал всю Россию,
Но купцы, голытьба, господа,
Церковь божья делили Мессию.

Позабылись в борьбе купола,
Благовест отменили в России –
И чека, и зека, и цека
Заседают вместо Мессии.

Но не вырвать с сердец купола –
Благовестов рождает Россия.
Вновь иные пришли времена,
Но остался прежним Мессия.

Вот опять купола, купола
Благовест возвратили в Россию.
Ну, купцы, голытьба, господа,
Церковь Божья, познайте Мессию!


***
В жёлтой пыли небосвода,
В раскалённой лаве дня
Упаду я на колена
Перед тайной бытия.

Упаду, замру, останусь
Лбом святую пыль лобзать
И, руками простираясь,
Отчью землю обнимать.

И лицо моё накроет
Мир истерзанных морщин,
И душа слезу проронит
В прах исторгнутых глубин.

Долго буду иль не долго
На коленах пыль лобзать,
Да душа моя безмерно
Вечность будет там стоять.

Вечность? Что мне в этом звуке?
Это только краткий миг.
Ведь Христа, Христовы муки
Сердце будет чтить и чтить.

Упаду я на колена
В милой сердцу стороне
И душу свою согрею
В обетованной земле.


НЕЗВАННЫЙ

На открытом погосте, над Славутой рекой
Боль несёт отголоски ветхой жизни земной.
Поднимаются тени, вопли тонут в тоске:
Было чудо да сплыло по Славутой реке.
Рвали кость мы по жизни, всяк себя ублажал,
А теперь мы чужие, смерть – вот наш капитал.
«Подымай!» -- восклицали и кричали: «Ура!»,
А с креста всё смотрели иноверца глаза.
«Подымай!» -- и распяли на славянском кресте,
И молебен читали всем богам по нужде.
Мы радели о предках, о богах, сыновьях,
А остался удел наш – жить навечно в гробах.
Вот сегодня кочуют по родной стороне
Странно пришлые люди с словом божьим в суме.
Чада наши на страже, сыновья громко бдят –
Что еврейство от бога, знать совсем не хотят.
Что ты ложишь нам в уши? Ах ты, шественник, тать.
Надуваются выи иноверца карать.
И опять, как когда-то над Славутой рекой
Жид Андрей Первозванный распят вместе с мольбой.
Вот и всё. Онемело Слово жизни с креста,
И осталась пустыня – Страха, смерти глаза.


КРЕЩЕНИЕ

Схоронила вода в синем озере душу,
Схоронила навек мутных дней череду,
Приняла на поклон мою горькую ношу
И впустила проститься к самому дну.

В синем небе озёрные плещут зарницы,
И смывается демона липкого тать,
Я лежу под водою, закрывши зеницы,
Я лежу, присмирев, чтоб от смерти отпасть.

Исчезает вина надо мною незримо,
С миром прошлым конец, и разорвана связь,
Я омылся водой, -- смерть крестом опалима, --
Голубь белый сошёл дух во мне обновлять.

Схоронила вода в синем озере ношу,
Схоронила навек мутных дней череду…
Я поверил словам: всяк спасёт свою душу,
Кто приемлет крещенье Христово в аду.


***
Я иду своей дорогой,
Душу настежь распахнув,
Я – бродяга, я – у Бога,
Свет – мой вечный властелин.
Я иду своей дорогой,
Где надежды боль и синь.
Пусть мне скажут : ты – убога.
Свет наш – лучший господин.
Я иду своей дорогой,
И душа кричит окрест:
Знайте, люди, есть у Бога
Свет Голгофский – вечный перст.


ЭПИЛОГ

-- Ещё тысячу двести дней, Странник, и тогда придёт конец.
-- Ещё тысячу двести дней и ночей… Солдат, что ты там мурлычешь?
-- Песню сочиняю.
-- … Озвучь.

Вижу даль в бирюзовом закате,
Вижу тень побелевшего дня,
Шёлк берёз в снежно-дымчатом платье,
В серебристом уборе леса.

Вижу в небе разлитое солнце,
Вижу радуги полную цветь,
Как в реке растворилось оконце,
Чтоб и небо могло посмотреть.

Вижу алую песню заката,
Вижу капли росы на траве,
Как пшеница из чистого злата
Изумруды купает в дожде.

И, колена свои преклоняя,
И, душою по небу летя,
Вижу ясно – закат предваряя,
Вифлеемская всходит заря. 02.09.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.