Часть четвёртая
(переправа)

«Переправа, переправа
Берег левый, берег правый
А средь них – вода…»
(малоизвестный поэт)

Однажды весной нашему философу пришлось переправляться через бурную и довольно таки широкую в тех местах речку Волгу. Лёд только что сошёл, правда некоторые, перепрыгивая по редким льдинкам, как- то ещё ухитрялись доскочить до другого берега, но далеко, конечно, не все! Да почти никто уже и не доскакивал – одну две льдинки проскочат, а там, глядишь, и на дно… Любящие развлечения жители близлежащих поселений специально приходят в такие времена полюбоваться незабываемым зрелищем и целыми днями сидят на берегу, тщательно записывая число потерь. Потом все эти потери передаются на телевидение, чтобы показать о них зрителям, потом передаются в архив для статистики и потом статистика существует сама по себе, а зрители и утопающие, не нарушая статистики, сами по себе.
А малолитражные пароходики ещё не плавают – боятся повредиться о льдинки. Плавают только самодельные лодки со старыми, тоже, видимо, самодельными моторами, которые постоянно глохнут в неподходящих местах. Конечно и эти лодки редко добираются до противоположного берега, потому что кроме огромных льдин, их подстерегают ещё и страшные водовороты, которые, как говорят, могут смело затянуть под воду любого человека и даже лошадь. Правда, на лошадях в это время уже ни кто почти не переправляется, и откуда распространяются такие нелепые слухи, мне не известно.
А богатых клиентов перевозят на стареньких, давно списанных вертолётах, которые, кстати, тоже иногда не долетают до противоположного берега, но это случается до того редко, что и говорить об этом не стоит, а то люди станут пугаться и совсем перестанут переправляться. Вот и наш мудрец вдруг вздумал переправиться на тот берег, хотя, почему на этом ему не сиделось, объяснить совершенно невозможно. Может пищи другой захотелось, может славы Ливингстона, чтобы потом какой-нибудь город его именем назывался.
А переправа начиналась так. За маленькую бутылочку спирта «Боярд» два неизвестных никому бомжа приволокли бедного Бенедикта на берег бурной реки и бросили там на попечение одинокой старушки, торгующей тыквенными семечками и жвачкой. Старушка сначала вынудила купить у неё карман семечек и две пачки жвачки, потом силой, как Бенедикт не сопротивлялся, усадила философа в маленькую лодку, наполовину уже заполненную разного рода путешественниками.

Управлял судном худой мужчина без фуражки, но в кирзовых, начищенных до блеска сапогах, отчего казался очень солидным и внушающим доверие. Однако Бенедикту в нём что-то сразу не понравилось. Бенедикт не любил людей без фуражки и в кирзовых сапогах, потому что однажды, в далёком детстве, некий участковый милиционер бежал за ним в такой одежде целых полкилометра. Но деваться некуда, других лодок вокруг не наблюдалось, да и за эту уже были заплачены бешеные деньги.
Сразу не поплыли, ждали полного наполнения. Когда мест сидячих не осталось, три старушки с тремя корзинами яиц разместились в центре на корточках, и одной из них была вручена большая чашка с ручкой. Для чего нужна эта чашка стало понятно, как только лодка отчалила от берега – вода сразу же начала просачиваться через днище и немощной женщине сразу же пришлось вычерпывать её, что она делала с весьма завидным проворством. Должно быть, женщина не первый раз занималась таким спасением утопающих, потому что, как потом выяснилось, ввиду такого занятия она не платила за проезд.
Человек в сапогах сразу же принялся заводить грязный моторчик, прикреплённый сзади к лодке каким-то непонятным Бенедикту способом, но моторчик вот так сразу заводиться не захотел. Может, в нём даже и бензина не было, потому что когда он вроде бы начинал заводиться, то сразу же начинал громко чихать, как будто ему чего-то внутри не хватало. Такое поведение моторчика обеспокоило Бенедикта не на шутку, потому что, во-первых, лодку уже отнесло от берега довольно далеко, а, во-вторых, она так глубоко и опасно погрузилась, что вот-вот, казалось, была способна хлебнуть забортной воды, а Бенедикт, как назло, совершенно позабыл, умеет он плавать или нет.
Наконец моторчик неохотно затарахтел, выпуская облако чёрного дыма, потом, чихнув последний раз, заработал веселее, и лодка медленно начала разворачиваться в нужном для водителя направлении. «Поплыли с Богом!» – перекрестилась немощная старушка со спасательной чашкой и переправа началась.
Тут нам стоит, видимо, поподробнее ознакомиться с невольными попутчиками странствующего философа, потому что потом, когда лодка будет постоянно тонуть, не останется свободного времени этим заниматься.
Напротив Бенедикта сидел человек с большим квадратным зеркалом, которое бережно держал на коленях и потому Бенедикт, глядя прямо перед собой, этого человека не видел, а постоянно видел свою скучную физиономию с постоянно слезящимися глазами. Человек молчал и потому, через какое-то время философу вдруг показалось, что это он сам сидит напротив себя и куда-то вместе с самим собой плывёт.
Дальше, установив тоже на коленях большую папку с документами, восседала огромных размеров женщина, ехавшая на другой берег реки, чтобы приватизировать огород. Она сразу же, невзирая на неловкие обстоятельства, начала всем о своём огороде рассказывать, не забыв упомянуть многочисленных родственников, претендующих на это добро, и какого-то племянника, обещавшего похоронить её на этом огороде.
Дальше сидело много старушек разного возраста, у которых на коленях стояли корзины с яйцами, но у многих старушек никаких корзин на коленях не было, и почему в таком случае они куда-то плыли, догадаться не предоставлялось возможным.
Дальше сидело три человека, один из которых был без одной ноги, видимо отрезали когда-то раньше, а двое других о чём-то мирно беседовали, стараясь показать народу, что они совсем не боятся путешествовать.
Все эти люди сидели вдоль бортов, а в центре лодки, как я уже описывал ранее, находились на корточках первые три старушки с корзинами, в которых, как вы помните, были яйца. Куда и для каких целей столько яиц все зачем-то везли, опять же, оставалось непонятным. Очень многое, кстати, в этом бенедиктовом путешествии до сих пор так и осталось совершенно необъяснимым.
Лодка, в очередной раз удачно увернувшись от огромной льдины, опасно накренилась на левый борт и чуть не зацепила воды, но лодочник невозмутимо продолжал свой путь и в этот момент походил на отчаянного старинного викинга, хотя был без фуражки. Со всех концов раздались возгласы изумления, и только человек с зеркалом продолжал молчать, видимо боялся, что кто-то может подслушать, о чём он будет говорить. Ведь недаром сказано умными людьми, что человек три года учиться говорить, а потом шестьдесят лет учиться молчать! А, с другой стороны, всё сказанное - есть всего лишь звук, исходящий из уст человека, и никакого физического вреда живому организму этот звук не приносит. А всё, что приносит вред - есть только собственная глупость! Вот он и сидел, молчал.
Но одноногий разговаривал. Он рассказывал какую-то длинную историю про каких-то мужиков, которые пили воду вместо водки. А история была такой. В одной деревне два мужика после сильной попойки решили похмелиться и договорились, что один придёт к другому как бы в гости, иначе жена первого водки не даст. Гость пришёл, а хозяйка всё равно не даёт. Мужики начали ругаться. Тогда женщина говорит: «Была у меня водка, но я её нечаянно разбила!» «Это ты брешешь!» - не поверили мужики. «Брешут собаки!» - почему-то сказала им женщина, - «Я две бутылки в холодную воду в погребе сунула, они и разбились!» И для пущей убедительности показывает два горлышка от разбитых бутылок. Мужики опять не поверили и полезли в погреб. Там они нашли большой чугун с холодной водой. Не долго думая, вытащили его, с трудом водрузили на стол и принялись высчитывать, сколько градусов имеет теперь находящаяся в чугуне водка, если она разбавлена в десяти литрах воды. И у них каким-то образом на кружку воды получался целый стакан водки и оказывалось, что эта вода имела теперь почти такой же градус, как и вино. Радость была неописуемая. Вместо двух бутылок водки они получили десять литров белого вина.
Лодка тем временем начала резко забирать влево, огибая огромную неподвижную льдину, а, возможно, это был остров, не обозначенный ни на одной карте мира. Чеплыжка в руках старушки замелькала с поразительной быстротой, но вода прибывала ещё быстрее, и вот уже ноги путешественников оказались в ней. Под днищем что-то заскрипело, и люди с испугом прислушались к этому скрипу, подумав видимо, что лодка напоролась на подводную часть айсберга.
- Не может быть, чтобы остался такой градус! - проговорил один из сидящих с одноногим, (он был глухим). - На пол-литровую бутылку достанется пятьдесят грамм!
Все сразу начали подсчитывать в уме, сколько достанется грамм на пол-литровую бутылку, а одноногий продолжил рассказ, предусмотрительно приподняв свою единственную ногу. Мужики в рассказе потребовали у хозяйки две железные кружки и закуску, зачерпнули воды, стали пробовать её на запах и вкус. Но так как ни один из них благодаря вчерашнему застолью запаха и вкуса совершенно не различал, то стали ждать, как выпитое подействует на голову. «Кажется, берёт!» - решили через какое-то время и принялись закусывать и черпать ещё. А когда в чугуне осталось меньше половины, запели. Хозяйка, конечно, соврала, что разбила бутылки, но теперь сказать об этом боялась - такого изощрённого издевательства над мужским человеческим достоинством ей никогда бы не простили.
Тем временем лодка уже несколько раз черпнула левым бортом, потому что он был ниже построен, и только теперь это можно было заметить. Берега, меж тем, исчезли из вида окончательно и направление движения лодки определить мог лишь опытный лоцман, которым наш лодочник несомненно являлся. А Бенедикту стало казаться, что лодка развернулась и плывёт по течению, потому что ход её заметно увеличился, отчего маленькие льдинки начали проплывать мимо борта заметно быстрее, хотя, с другой стороны, он прекрасно понимал – плыви они по течению - льдинки плыли бы вместе с ними.
Внезапно небо затянулась странными продолговатыми тучами, а может и не странными, просто Бенедикт, ввиду постоянного занятия философией, давно не имел возможности наблюдать каких либо туч вообще. Заморосил мелкий противный дождь, вся одежда сразу промокла и стало холодно. Лодка принялась круто забирать вправо, потому что впереди опять появилась льдина, но размеры её при наступившей непогоде, определить было невозможно.
- Куда прёте!! – заорали вдруг с этой льдины какие-то люди, одетые в шубы, - Всю рыбу распугаете!!
Моторчик затарахтел во всю мощь, потому что с льдины в направлении лодки полетели какие-то палки и даже одна маленькая рыбка, должно быть, не нужная.
- На чё ловите? – попыталась крикнуть большая женщина с папкой, но очертания мечущихся на льдине людей уже скрылись в тумане.
- Везёт же мужикам! – сокрушённо подумала вслух женщина и все сразу поняли – если бы не проклятый огород, точно сидела бы она сейчас на какой-нибудь дальней льдине и также кидалась бы палками и ненужной рыбой в проходящие мимо корабли и пароходы. Чтобы ни кому неповадно было покушаться на её независимость и покой.
Меж тем, как-то незаметно стемнело. Дождь то усиливался, то прекращался. Куда не глянь – везде вода. Бенедикт невольно подумал, что не мешало бы скинуть парочку человек за борт, не ровён час, лодка и вовсе скроется под воду – как тогда плыть? Но сразу отбросил такие нехорошие мысли, потому что сразу догадался – если будут выбрасывать парочку, то первым выбросят именно его, а вторым, без сомнения, молчуна с зеркалом. Потому что оба они сразу пойдут ко дну и некому будет жаловаться. Бенедикт утонет из-за старческой дряхлости, а молчун - из-за зеркала - вряд ли он выпустит его из рук.
А вот Аристипп из Кирены, когда узнал, что находится на корабле с разбойниками, сразу своё золото выбросил! И при этом заявил: «Пусть лучше золото потонет из-за Аристиппа, чем Аристипп - из-за золота!» Бенедикт пошарил в карманах, но, к великому сожалению, не нашёл там ни золота, ни даже маленького завалящего зеркальца. Стало очевидно - тонуть придётся самому… «А раз так, раз смерть неминуемо настигнет его, - запоздало подумал странник, - надо было заблаговременно, ещё при жизни, отдать своё тело в какой-нибудь медицинский центр для научных опытов с последующей передачей в анатомический музей! Теперь поздно, теперь даже подготовиться как следует к столь ответственному моменту жизни времени не остаётся».
Бенедикт напряг остатки памяти, чтобы вспомнить хотя бы часть этой прошедшей жизни, как это обычно происходит в романтических повествованиях, но в голову почему-то лезли только какие-то отрывки из пошлых песенок. Что-то вроде: «раз мы шли на дело, выпить захотелось…» Дальше слов он не знал и поэтому начал рассуждать о том, что же случилось с этими людьми, которые шли на дело? Дошли они до своего дела или не дошли?
Однако вода тем временем дошла уже до колен. И тут, казалось бы, не до пошлых песенок, ан нет! Лезет в голову всякая чушь, аж неудобно становится - так и подохнешь, не осознав до конца значимости и, я даже бы сказал, торжественности момента! Бросил Бенедикт тогда все свои мысли и задумался о другом.
Вот сейчас он уйдёт из этой жизни и останется в памяти многочисленных родственников и почитателей простым Бенедиктом Занозой. И никто уже через год о нём не вспомнит. И ни кого уже через год не будет интересовать ни его философия, ни жизнеописание. А если бы он ушёл не «простым»? А если бы, «великим»? Каким-нибудь Спинозой? Про которого ещё тысячу лет каждый дурак будет знать, что жил когда-то такой человек! Есть разница, или нет? Лично для него и именно сейчас? Поможет эта слава каким-то образом смириться с мыслью, что вечно будешь пребывать в неизвестном состоянии? Ведь какой бы эта слава не была, через двести лет останется только имя! Бенедикт мысленно перенёсся на двести лет вперёд и снова задумался.
А тем временем одноногий, который задрал свою ногу уже выше головы, опять начал рассказывать про любопытный случай, произошедший ещё во времена известного указа о борьбе с пьянством. А случилось там следующее: один дедушка похоронил бабушку и ввиду такого горя крепко загулял. Соседи, очень недовольные тем, что дедушка день и ночь пьёт, а в гости не приглашает, доложили участковому, мол, самогон гонит. Участковый явился не один, взял в помощь свояка, который к милиции ни какого отношения не имел, потому что работал на молокозаводе шофёром. Вот они и приехали к этому дедушке на молоковозе. Дедушка сидел на тот момент в бане и, естественно, никого не принимал, и на все вопросы, касающиеся наличия в доме самогона, сначала отвечать отказывался. Нет и всё!
- А что ж ты пьёшь?
- Ничего я не пью! Это я кажусь пьяным, потому что всегда такой!
Тогда милиционер, заявив, что санкция прокурора у него есть, только он в конторе забыл, начал производить обыск. Дом обыскали тщательно, потом сарай, потом курятник, с пристрастием облазили погреб и чердак – нет самогона! А дедушка из бани даже не выглянул, отдыхает-сидит и в ус не дует, будто и действительно нет у него ничего. Пришли обыскивать баню и сразу обнаружили под лавкой большую, литров на десять, запечатанную самодельной пробкой бутыль с какой-то жидкостью.
- Ага! Попался! Что в бутылке?
- Вода!
- Зачем тебе в бане вода в бутылке? Вон бочка, полная холодной воды, вон горячая в баке, зачем ещё в бутылке?
- Это, - говорит дедушка, - традиция такая, обычай! Так в старые времена делали…
- Не знаю, - говорит милиционер, - как там в старые времена делали, а в наши времена мы бутылочку эту конфискуем, а на тебя протокольчик составим!
- Забирайте, мне не жалко! – говорит дед, - Только там вода!
- А это мы сейчас проверим!
Распечатали бутылку, тут же нашли стакан и полный налили. Милиционер, как должностное лицо, покушал первым. Вода! Попробовал ещё раз – точно, вода. Передал свояку, тот отпил пол стакана – вода! С недоумением смотрят на деда. Не соврал.
- Первый раз, - говорит свояк, - вижу, чтобы простую воду в запечатанной бутылке под лавкой в бане держали!
- Да и я, - говорит дед, - первый раз бабку похоронил! А это вода, которой её обмывали! Сорок дней после похорон положено держать! Скоро уж будет…
- Ты представляешь, - рассказывал одноногий, - как они бежали из дедушкиного дома, даже молоковоз забыли! Потом не могли вспомнить, где оставили!
- Не может быть, чтобы такой градус получился! – сказал глухой. Он видимо спал и только что проснулся. – Пятьдесят грамм на кружку, не больше!
- Да! Пятьдесят грамм не мешало бы! – поддержала его женщина с папкой. – Пятьдесят, не больше!
- Можно и больше! – промямлил кто-то чуть слышно.
Меж тем стемнело уже так, что не видно было лиц говорящих людей, начиналась ночь. И Бенедикта временами начинало клонить ко сну…



Часть пятая
(сны)

Две вещи в мире изумляют нас от века
То – Божий помысел
Да глупость человека…
(почти Кант)

Давно замечено, что философами не становятся, а рождаются! – заявил Бенедикт, обращаясь к сидящим у постели женщинам-приживалкам. - Потому что даже во сне такой человек обязан заниматься своей непосредственной обязанностью, то есть, продолжать рассуждать!
Конечно, Бенедикт, слукавил. Ещё древнегреческий философ Сократ говорил, что каждый рассуждающий человек уже автоматически является философом, даже независимо от присутствия или отсутствия (напрочь) каких-либо мозгов в его голове! Значит, по Сократу, все мы философы. Только некоторые считают себя таковыми, а другие почему-то нет.
Это я к чему? Вот спит, например, простой человек и видит сон, и не может понять, что этот сон означает. Если он, конечно, не чародей какой-нибудь ветхозаветный, который толкование любых снов тебе за немалые, конечно, деньги, прямо сейчас и выдаст. Или политический деятель, который знает буквально всё, и что было, и что будет, и как это надо сделать!
Приходит, например, бабка Анка однажды к Бенедикту и прямо с порога заявляет:
- Вот ты такой сякой великий философ, вот скажи, что означает сей сон? Вот вижу я, будто бы как из пруда нашего вылезли семь тощих коров, а, смотрю, за ними вылезли семь тучных коров, а, смотрю, эти семь тощих коров, сожрали этих семь тучных коров! Вот, что всё это могло бы означать? А? А потом смотрю, а в руках у меня семь тощих стебельков….
- Стой, стой, стой! – заорал остервенело Бенедикт. – Куда ты всё в одну кучу валишь! Коров каких-то, стебельков…. Давай сначала с коровами разберёмся! Так сколько, говоришь, коров вылезло?
- Каких коров, тощих или тучных?
- А кто сначала вылез?
- А, по-моему, тощие…..
- А точнее!
- Что ты меня всё сбиваешь! Я женщина больная и необученная, и памяти у меня мало, могу и забыть кое-что. Так о чём ты меня спрашиваешь?
- Вот так и бывает, мама дорогая, с простыми народами, что вы даже сон свой как следует запомнить не можете, а всё туда же, требуете растолкований! Вот так вас и дурят, прости меня Господи за такое бранное слово! А отгадывается сон твой очень просто. Кто у нас в царстве правил до нынешнего правителя? Помнишь? И какие это были годы? Тучные! Значит что? Значит скоро, того…. Кризис!
- Постой, постой, дядя! Чаво, таво? Правил, по-моему, не семь лет, а восемь!
- Ну и ты про восемь овец видала!
- Каких овец?
- Ну, тех, которые сожрали восемь лепестков. Ты, кстати, ничего там больше не видела? Я имею в виду других каких-нибудь животных наподобие крыс, например?
- А причём тут крысы?
- А при том, что сон твой разгадывается так: крысы тащат жратву из амбара, но никто запретить им не может, потому что, во-первых, не поймают никак, а, во-вторых, там, куда они тащат, этих крыс почитают как священных животных! Как твоих коров в Индии! Поэтому народ обращается к правителю с жалобой, мол, тащат, спасу нет! А тот говорит: «А что я могу поделать? Священная корова! А не поймаем никак, потому что, те, кто должен как бы их ловить, на самом деле им ещё и помогают! Не бесплатно, конечно. Коррупция!» Он так прямо, правитель, и заявляет – коррупция! И народ верит! А что он действительно может, такой правитель? Поэтому народ верит и говорит: «Какой великий у нас правитель! Потому что рад бы помочь, да не может, потому что традиция такая!» В одном кукольном кино так прямо и сказали: «Нельзя нарушать традиции! Это у нас новая такая национальная традиция - тащить всё из страны и народ за дураков держать!» Это уж потом, когда их в яме какой-нибудь порешат и на помойке закопают, потом они охать и ахать начнут и, заламывая руки, возмущаться: «Мы их так любили! Мы им столько церквей понастроили….»
- Что-то ты понёс не туда! – грубо оборвала Анка и смачно высморкалась на полированный пол. – О политике говори, но Бога не трожь! Не на базаре!
- Эт точно! – согласился Бенедикт. – Но это я так, к слову. Потому что интересно получается. Вот говорят, что духовности нет, потому что храмы все поразрушили. Только вот непонятно, а кто разрушал эти храмы? С луны что ли прилетели разрушители? Нет, говорят, свои постарались! Вот загадка! И какой смысл опять строить, а вдруг опять разрушат? Ведь были же храмы и духовность, значит, была, а почему разрушили? Вот непонятно….
- Дунька ты, Бенедикт, а не философ! – раздраженно проговорила Анка. – К нему с вопросами пришли, а он непонятно, непонятно….. Да мы и без тебя знаем, что непонятно ничего, потому что заморочено всё! А ты вот нам объясни, что делать-то нам теперь? В смысле, как на этот сон реагировать?
- Реагировать очень просто! – загадочно закатив глаза, заявил Бенедикт. – Всех расстрелять, а освободившееся имущество поделить!
Наступила тревожная, но многообещающая тишина. Только сверчок за печкой продолжал чокать, не соображал, неразумное создание, что начнись в доме какая-нибудь очередная революция, ему точно несдобровать! Уж кто-кто, а он, как самое невинное в мире существо, сгорит непременно!
- Это не ново! – задумчиво констатировала Анка. – Это каждый дурак знает, отобрать и поделить! Об этом каждый день по телевизору показывают. И они, конечно, приготовились. Не отберёшь, не дураки! Всё спрятано за тридевять земель! Да и отберёшь, кто делить будет? Ты, Бенедикт Моисеевич? Или другие какие партийцы? А может, ты наивно полагаешь, что в мире остались ещё донкихоты?
- Мигель де Сервантес писал пародию! – с нескрываемым сарказмом воскликнул устаревший философ. – А народ принял за чистую монету! Потому и пострадал! Потому что поверил! Что бывают такие герои…. И не только народ простой поверил, многие великие заблуждались! Вот, например, Шекспир. Все пьесы - чистейшей воды пародии, а народ до сих пор славословит. Величайшие трагедии! Даже граф Толстой ничего не понял – на полном серьёзе критикует короля Лира за то, что тот временами узнаёт, видите ли, дочь свою родную, а временами не узнаёт. Он, видите ли, никак понять не может, как такой великий поэт, Уильям Шекспир, как такую чушь огородную мог нагородить!
Под тяжёлым взглядом Анки Бенедикт внезапно осёкся.
- Ну и что ты сейчас сказал? – спросила она тихим, но зловещим голосом. – С какого бока ты тут графа Шекспира приплёл? Он что, тоже тебе родственник? Или опять блеснуть решил своей исключительностью? Смотри космополит, допрыгаешься!
- Я про то хочу сказать, что каждый смотрит свой сон индивидуально! Один на один, так сказать… - начал, заикаясь, мямлить Бенедикт. – Потому ещё Гамлет, кажется, говорил, что чувствовал бы себя владыкой мира, не снись ему кошмарные сны…
Опять наступила тревожная тишина.
- А сейчас чё ляпнул?
- Извиняюсь…. Погорячился! Я просто хотел сказать, что сны есть отражение реальности. О чём человек переживает, то и видит…..
- Брешешь, дядя! Сто лет коров не видела, а они приснились!
- Наше подсознание работает не над конкретным материалом, а над совокупностью, так сказать…
- Короче! Объяснить не можешь! Так и скажи!
- Но ты ведь не хочешь, чтобы я тебе объяснил, откуда в твою голову коровы затесались, ты ведь хочешь, чтобы я тебе по этим коровам будущее определил, правильно?
- Естественно!
- Ну, тогда слушай, необразованная представительница обычного народа! Во-первых, ни один человек в мире не может определить будущее! Для материалиста это нонсенс, так как для него материя первична, то есть, сознание формируется под воздействием внешних факторов. А внешние факторы для материалиста могут иметь только настоящее время! Ну, на крайний случай, прошедшее. Промелькнула, например, в каком-нибудь телесериале бродячая корова, ты её в сознание и подцепила…. В дурной башке ведь чего только нет, если покопаться.… Другой и сам не подозревает, что у него там есть…. Вот потом эта дурь и всплывает…
- Но, но, но! Не увлекайся! Я ведь не посмотрю, что ты на последнем издыхании!
- А для человека верующего, пророком может считаться только истинно святой человек! – увлеченно и не обращая внимания на грубость Анки, продолжил философ. - А ты в своей жизни видела хоть одного истинно святого человека? Хотя бы в кино? Так что, хочешь узнать будущее, иди, дорогая, к какому-нибудь астрологу, или политику! Два сапога – пара! Пусть они тебя просветят, у них такая профессия.… А, во-вторых, если хочешь совета мудреца, то слушай внимательно! Самое настоящее время жизни любого человека, это когда он страдает! Когда ему тяжело, и он надеется на лучшее…. А когда человек счастлив, он жизни своей текущей не замечает, время проносится так стремительно, что его как бы и нет! Как там сказано у Шопенгауэра – оболочка без содержания! Вспомни свою прошедшую жизнь. Сколько времени ты жила счастливо – мгновенья! А сколько дней, месяцев, лет тянулись страдания? Бесконечно! Во всяком случае, так тогда казалось…. Вот и делай выводы…
- Причём тут шопингаер с какой-то оболочкой? Ничего не поняла! Выходит опять терпеть, страдать и чего-то ждать?
- А ты как думала? Да, конечно! Но это - бесплатный совет! А если хочешь, чтобы я тебя обнадёжил, если хочешь, чтобы я тебе поведал, что лет этак через двадцать-тридцать у тебя всё непременно будет хорошо и прекрасно – тогда совсем другое дело! Но тогда, как выражаются умные люди, будет уже совсем не бесплатно! Такие советы бесплатно не даются! Бесплатно, не поверишь!
- Не, платить тебе я не буду! Нашёл дуру!
- Ну и вали…





Часть шестая
(о непознаваемом)

Давно уже не снились ему золотистые поля до горизонта, вольготно текущие реки по равнинам далёкой родины, бездонное голубое небо, каким он видел его в детстве. Давно уже никуда не хотелось стремиться, кружась с замиранием сердца, не замечая дороги и не размышляя. Всё успокоилось в его душе и померкло. Да и какие подвиги можно ожидать от слабого дряхлого тела на исходе жизненного пути? Ни тебе полёта мысли, ни огня страсти. А тут ещё ходоки со всех окрестностей идут и идут, не ведая морали и норм человеческого приличия. Оказалось, что какой-то безвестный почитатель тайно распространил слухи, будто старый философ не только знает ответы на все немыслимые вопросы, но ещё и лечит от импотенции! Вот и приходиться удовлетворять потребности невежественной, жаждущей до сенсаций публики. А как иначе?
- Анна! Подайте, пожалуйста, воды! Непременно умираю!
Бенедикт немигающим взглядом уставился на очередного посетителя и задумался.
Перед ним сидела женщина лет восьмидесяти с обрюзгшим сонным лицом и мокрыми глазами.
- Что принесло вас к нам? – вежливо спросил Бенедикт и перевёл взгляд на пламя огня в камине. Жара, это хорошо, подумал он, но всё равно надо экономить!
- Я пришла сделать судебный … это самое…. – промямлила старушка, неумело придерживая вывалившуюся челюсть. – Заявление хочу подать на свою … эту самую…
- Ну и подавай! Какие проблемы? – с нетерпением перебил Бенедикт. – Мы тут с какого перепугу? Мы не адвокат!
- Вот какую она мне жизнь устроила, стерва! – неожиданно прохрипела старуха, подавшись вперёд и начиная трястись. - Спёрла дырявые колготки! Которых у меня всего было трое, а теперь одни!
- Анна!! – закричал старик, откинувшись назад. - Объясните даме условия контракта и сопроводите на выход! И, пожалуйста, следующий!
Анна с превеликим усердием принялась выволакивать озверевшую старушку на выход, вставная челюсть которой постоянно выпадала на пол и терялась, и её постоянно приходилось выискивать среди всякого мусора и вновь заталкивать внутрь.
А перед Бенедиктом уже сидел другой посетитель – молодой человек лет пятидесяти трёх, очень губастый, с большим мясистым носом, но с маленькими невыразительными глазками.
- Я по делу… - пролепетал он застенчиво. – Не знаю, поможете ли…
- Это вряд ли! – откровенно признался Бенедикт. – Робки вы излишне! И ни какие процедуры вам не помогут!
- Возраст, знаете ли… - согласился посетитель, заметно смутившись. – Время нас не щадит…. А там молодость, энергия кипучая…
- О каком времени вы говорите? – встрепенулся Бенедикт, будто очнувшись от каких-то своих, только ему известных мыслей. – А что такое вообще есть время, вы знаете?
- Ну…. Время неумолимо движется, мы стареем…
- Никакое время, к вашему сведению, - Бенедикт неожиданно перешёл на крик. – Ни куда не движется! Потому что никакого времени в природе не существует! Не может двигаться то, чего нет! И никогда не было!
Глазки посетителя округлились, толстая нижняя губа медленно потянулась вниз.
- Простите.… О чём вы сейчас?
- Нет времени, нет! Вот я о чём! Заладили все – время прошло, время идёт, время пришло! Это одни слова! Под которыми ничего нет! В мире есть только материя и пространство! На этом основан и парадокс Зенона! Потому что есть только перемещение этой материи в пространстве!
- А как же…. Она же….. Перемещается какое-то время….
- Да, материя перемещается не мгновенно, и для каждого перемещения своя скорость. И скорость эта - производное от расстояния на время, но это всё условности! Чтобы как-то учитывать передвижение материи, человек придумал такое понятие, как время! И взял за основу вращение Земли вокруг своей оси. Всё! Исчезни сейчас все люди на Земле и время некому будет считать, оно никому будет не нужно….
- Ну, это какой-то абсурд! – воскликнул изумлённый посетитель. – Как это – нет времени, когда я у вас сижу уже пять минут?
- Это тебе кажется, что ты сидишь тут пять минут! – закричал философ, всё более распаляясь и переходя на «ты». – А мне вот кажется, что ты сидишь тут целую вечность! И никак не можешь понять.… А скажи мне, любезный, а как ты будешь замерять это своё время, когда всё движение в мире остановится? Это я, к примеру, говорю. Вот как ты тогда будешь считать время, по каким параметрам?
- Нет, нет! – посетитель даже руку вперёд выставил, будто защищаясь от Бенедикта. - Человек стареет независимо от вращения Земли!
- Не человек стареет, а происходит определённое перемещение материи в клетках организма, нейтроны там разные и всякие более мелкие частицы материи. И это движение или перемещение, или, я бы сказал – постоянное заполнение пространства материей с разной интенсивностью заполнения…. Это движение началось после большого взрыва, например.… А до большого взрыва всё стояло, и времени не было вообще! Понял?
- Нет!
- Свободен! – Бенедикт устало закрыл глаза и повернулся к двери. - Анна! Воды! Безмерно страдаю от жажды!
- Э-э…. – проблеял неуверенно губастый, намереваясь, видимо, продолжить разговор. – Если времени, как вы говорите, нет, то, сколько же мне сейчас лет?
- Ноль!! Если вы таких вещей не понимаете, ноль!
- Извините, но я совершенно отказываюсь вас понимать!
- Вам столько лет, сколько вы себе придумаете! Потому что, согласно так называемому времени, которого нет, вы родились в тот же момент, когда произошёл большой взрыв! Когда началось движение! Только с тех пор одна материя значительно продвинулась в пространстве, а другая придержалась…. Поэтому так называемое время нельзя повернуть назад. Нельзя, например, создать машину времени, о которой так все мечтают. Движение материи назад, это тоже будет движение, то есть, заполнение другого пространства…. А не так, что ты думаешь, что начнёшь вдруг молодеть!
- Но, позвольте! – не унимался посетитель. – Мне за пятьдесят, а моей подруге нет тридцати. Как я ей объясню, что 25 лет… Что их нет…
- Так и объясняй! Что времени нет! Оно стоит! Это мы в нём движемся! Ты смотришь в окно вагона, и тебе кажется, что перрон проплывает мимо, даже песни такие поют…. А на самом деле перрон остаётся на месте! Понял?
Губастый посетитель ничего не понял и пытался подобрать ещё какие-то научные аргументы, доказывающие справедливость своего мнения, но стокилограммовая Анна ухватила его подмышки и поволокла за дверь. Причём ноги несчастного волочились за телом так, будто совершенно ему не принадлежали.
- Когда же подадут воды! – простонал умирающий от жажды философ. – Неужели в этом доме не осталось ни одного порядочного человека!
- Лето на дворе…. – гулко донеслось из-за двери. - Июнь месяц! А ему камин разжигай!
Бенедикт брезгливо поморщился и закрыл глаза. «Хромает на одну из ног! Не выговаривает трёх букв! Как она смеет мне указывать, когда разжигать камин!»
Вслед за принесённой водой вошёл небольшого роста человек неопределённой наружности и сухо представился: - Серафим.
- Имя в наших краях неизвестное! – мечтательно сказал Бенедикт, с интересом рассматривая лакированные туфли незнакомца. – Видимо, издалека!
- Из Бесдисчева! – так же сдержанно ответил посетитель и бесцеремонно уселся в кресло, предназначенное для высоких гостей. – Я невольно слышал ваш разговор с последним клиентом и желаю поставить по этому поводу простейший вопрос – а как же траншея?
- Траншеи мы не роем и не заказывали! – мечтательно продолжал Бенедикт, переведя взгляд на упомянутое выше пламя огня в камине. - А лечебное учреждение по вашему профилю находится чуть дальше! Километров 152…
- Ваша ирония неуместна! – ни сколько не обидевшись, сказал посетитель. – Открыли тему, извольте отвечать!
Бенедикт скривил нос, почесал подбородок, посмотрел в потолок. Видно было, что отвечать ему не хотелось. – Ну ладно, - сказал наконец. - Так про что вы там?
- Если вы утверждаете, что времени нет, получается, что жизнь бабочки-однодневки равнозначна жизни человека. И там и там целая жизнь! И всё то, что происходит с человеком за 80 лет, с бабочкой происходит за один день! Так?
- Ну, так…
- А если взять не бабочку и человека, а двух человек, которые капают траншеи! И копают, не переставая, с одинаковой интенсивностью. Что тогда?
- Я что-то не расслышал, откуда вы?
- Из Бесдисчева! И вот один человек умер! А второй продолжает копать! И когда помрёт второй, его траншея будет настолько длиннее, насколько он дольше прожил! Как вы это объясните?
Незнакомец откинулся на спинку кресла, и на лице его обозначилась самодовольная ухмылка. Видимо, в глубине души, он без сомнения считал себя выдающимся философом современности.
Но Бенедикт размышлял над поставленным вопросом не более трёх секунд.
- И о чём это говорит? – торжественно воскликнул он. – О том, что если бы и бабочка копала траншею, она бы прокопала за свою жизнь столько, сколько равнозначно прокопал бы и человек! Для неё по своей значимости её траншея равнялась бы человеческой! И это говорит только о том, что расстояний, как таковых, в мировой природе тоже не существует! Есть только материя и пространство! И только тогда, когда мы узнаём, что ни какого расстояния в природе нет, только тогда для нас автоматически решается и вопрос о пределах бесконечности пространства! Усёк?
Посетитель задумался на долгих пятнадцать секунд и только после этого неуверенно произнёс: - Как это – нет расстояний, когда я сижу от вас на каком-то расстоянии?
- Ну и что? Материя распространяется в пространстве неравномерно! Какое-то количество этой материи там, какое-то – здесь…
- В своих рассуждениях вы нарушаете четвёртый закон формальной логики! – уже несколько возбудившись, продолжил молодой посетитель. – Это закон достаточного основания, открытый Лейбницем в 1714 году!
- Ха-ха-ха! - откровенно рассмеялся Бенедикт. – Придуманный Лейбницем! Придуманный, а не открытый! Ваши так называемые учёные придумывают всякие законы, чтобы нам, дуракам, легче было спорить между собой! Усёк?
На этот раз новоявленный философ молчал на три секунды дольше.
- А Пифагор тоже придумал, что квадрат гипотенузы равен…
- Ха-ха-ха! – опять рассмеялся Бенедикт, не дав собеседнику закончить. – А вот тут-то и кроется основная загадка бытия! Если терема Пифагора верна для всей Вселенной, то треугольник становится как бы «вещью в себе», то есть, свойства его вечно неизменны и не зависят от обстоятельств и окружающей среды! Правильно? Но, в таком случае, свойства его должны были быть точно такими же и до Большого взрыва!.… До начала Вселенной!… То есть, до начала существования этого самого бытия! Правильно?
Обескураженный знаток Пифагора неуверенно пожал плечами.
- Но это же абсурд – со злорадством продолжил Бенедикт. - Треугольника нет, а свойства его уже известны! Значит, что? Значит все эти ваши законы – туфта! Или угол падения не всегда равен углу отражения, а хлеб с маслом не всегда падает колбасой вниз, или придётся признать, что Вселенная никогда не начиналась, а существует вечно! Что ещё более абсурдно! Усёк проблему?
- Извините! Может это и бестактно…. – посетитель первый раз заговорил раздражённо. – Но меня просто поражает ваша манера вести разговор! Что это такое – усёк? Вы совершенно не умеете вести себя! Вы совершенно безграмотный человек и у вас какая-то каша в голове! И вы почему-то, при всём при том, называете себя философом!
- Это кто же вам сказал, что я называю себя философом? – Бенедикт с искренним удивлением уставился на посетителя, будто видел его первый раз. - Какой дурак всё это придумал? Я давно не называю себя философом, потому что я простой пенсионер и мне вообще наплевать на всю эту вашу философию и всех учёных! Мне жить осталось, может быть, всего каких-то лет тридцать, а я должен, по вашему мнению, этот удивительный и не понятный ни кому мир воспринимать исключительно по вашим шаблонам? Понапридумывали всяких правил, понаписали законы! И всю эту чушь и химеру я должен воспринимать всерьез? Когда мне жить осталось, например, всего три секунды! Через три секунды всё в этом мире для меня исчезнет, а я должен кукарекать тут перед вами и изображать какого-то философа! Ну, уж, дудки, любезный друг! Ищите дурака в другом измерении!
Бенедикт ловко развернулся вместе с креслом на 180 градусов и весело крикнул через плечо: - Анна, уведите, пожалуйста, посетителя!! Сеанс закончен! И, пожалуйста, если вас не затруднит, принесите, пожалуйста, какой-нибудь водочки что ли…. Утомился изрядно… 22.04.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.