Нет предела милости

Хэй-эй, пока еще жива...
Хэй-эй, пока горит трава...
Хэй-эй, огонь тебе к лицу...
Танцуй, ведьма, танцуй! (с) Мельница

Полная луна бросала неверный свет на лесную тропу, то и дело скрываясь за низкими осенними облаками. Колоски осоки серебрились, и трепыхались на ветру, задумчиво перешептываясь, перекатывались рябью по пригоркам, наполняя лес тысячей голосов. Но сам Лес безмолвствовал.

Лес ждал. Наблюдал за своими тайными тропами и ждал человека. Человека с голосом ветра...


"Именно в день перелома света творится великая Ворожба. Да свершится задуманное, да откликнутся на зов спящие, да убоится неправедный, и воздастся верным... Ночь все расставит на места, и никто не уйдет без дара из ее рук. Нужно всего лишь быть услышанным.
Ибо лучший проводник в ночи - огонь, лучшее оружие - слово..." (Из сказаний о Долгой Ночи.)

Древнее знание легко всплывало в памяти, давая уверенность в собственных силах и правильности сделанного выбора. Ритуал будет проведен. И вслед за стылой осенью и дышащей льдом зимой, вновь придет весна.

Босые ноги легко бежали по косогору, почти не нарушая ночной тишины. Тонкие руки на ходу выборочно срывали стебли трав, аккуратно укладывая их в мешок на поясе. Зоркие, не человечески темные глаза вглядывались в глубины леса, высматривая что-то, ведомое лишь их обладателю. "Я скоро... Слышишь? Уже близко..."

И Лес разразился стуком и треском. Он был услышан. Помощь пришла. И свершится справедливость, да исполнится Высшая воля...

Серая тень выскользнула на лесную прогалинку, и осмотревшись, скинула сумку на землю. Затем по кругу обошла выбранную площадку, сгорбившись, будто принюхиваясь к земле, чутким ухом улавливая каждый шорох. Немного освоившись, тень сняла небольшой слой дерна, раскопала старое кострище. Разровняв давно размытые дождями угли, фигура в балахоне начала вытаскивать из кустов валежины и пуки хвороста. Сгрузив пищу для огня поближе к костровищу, фигура утерла пот со лба и откинула капюшон, вглядываясь в бездонное, иссиня-черное осеннее небо. Звезды еще не заняли положенные им места, не зачем торопиться. Едва балахон упал на траву, стало заметно, что это худенькая девушка, с копной темно-серых в лунном свете волос.
Вытащив из сумки легкий топорик, она принялась кромсать валежины, все чаще поглядывая на звезды. Что ж, время еще есть...

Тем временем, Яр, стараясь не шуметь, перелазил через высокий забор своего дома. Старый кобель, надежный сторож, брехать на хозяйского сына не стал, да и уходил тот почти с пустыми руками: сумка на поясе, да колчан со стрелами и лук - не в счет: кто ж без оружия в Чащу полезет? Разве что совсем бестолковые люди, или ведьмины пасынки.
Ну, дак те на то и ведьмино отродье, ведьманы, чтобы ходить там, где честным людям не след и появляться. И лес-то вокруг не простой - заповедный. Еще когда прабабки Яра на свете не было, уже тогда старожилы баяли про этот лес странные, а то и вовсе несусветные вещи: что кто войдет под его сень, уже никогда не выйдет, что живет в Чаще страшный Лесной Хозяин, управляющий окрестной нечистью: кикиморами, полевиками, болотниками, которые крадут детей и превращают их в чудовищ на потребу темной и злой воле Хозяина Леса.

Но это было давно, но и сейчас, помня заветы предков, никто не решался переходить негласную границу, делящую простой и понятный их лес от леса нечистого, странного, пугающего. Перейдешь границу - и будто сразу недобрый взгляд в спину чувствуешь, и деревья шелестят так, зловеще: "Уходи, уходи, чужак-чужак..."

Едва Яр перелез через забор, сразу же метнулся под раскидистый куст калины, растущий через дорогу. Увидят еще, чего доброго, соседи, сразу же отцу с матерью расскажут, как те с ярмарки вернутся. И доказывай им потом, что по делу из дома вышел, а не чужой огород обобрать шел.. Продолжая свой путь по деревенской улице, Яр и не заметил, как дошел до развилки у кабака. Как обычно, участок улицы перед ним был ярко освещен, и сквозь приоткрытые окна слышался гул голосов.
Проскользнув мимо, юноша быстрым шагом двинулся к окраине деревни. Завидев макушки деревьев, он припустил бегом, и уже не видел, как к кабаку подъехал всадник, и спешившись, вошел в в кабак. А следом за ним метнулась в дверной проем, стелясь по земле, черная тень...


Многое изменилось за последние годы в округе заповедной Чащи. Годами люди старались без нужды не тревожить покой обомшелых стволов и сумрачных оврагов, находящихся за чертой. И Лес их не трогал. Но лет пятнадцать назад, стоило лишь появиться искателям приключений, как на нехоженных, зараставших тропах, вновь зазвучали человеческие голоса. Сначала, ничто не предвещало беды, и деревни, стоявшие по соседству с Чертой, стали разрастаться и богатеть, постепенно превращаясь в села. Стали обкатываться дороги, разрастаясь в надежные торговые пути, путники стали частыми гостями на постоялых дворах, процветали ремесла.
Но как-то раз, задумал отряд наемников срезать путь через самое сердце Чащи. Людская молва не сохранила их имен, но говорят, они были уроженцами восточной части страны, где хлеба родятся обильными и сытными, где солнце теплое и ласковое, как объятия любимой... Доподлинно неизвестно, что же они встретили там, в глубине Леса, но выживший наемник вернулся обезумевшим, пропитанным кровью, и трясущимися руками пытался ухватить воздух.
Тогда-то все и началось: Лес озлился, и край наводнила нечисть, на которую управу смогли найти далеко не сразу, да и то, ценой многих жертв. По чистому везению, ворожеи и колуны, состоящие при государевом дворе, смогли узнать способ борьбы с новой напастью, и помочь местным жителям справиться с ней: нечисть загнали прямо за Черту, но еще много лет последствия этого прорыва давали о себе знать: неурожаи и голод, вырезанные до последнего человека деревни и сожженные форпосты. Да и соседи с островов не могли не воспользоваться мгновением слабости давнего врага: прибрежные поселения уменьшились на четверть, а рождавшиеся после набегов полукровки были постоянным напоминанием о проявленной слабости и позоре.

Но эту деревню напасть обошла стороной. Но не потому, что она находилась дальше от Чащи, или потому, что через её лазейки за Черту перешло мало искателей наживы (поговаривали, что в сердце Леса на горе злата спит болотное чудовище, и кто его победит - всех богаче на свете станет).
Деревню спасло лишь то, что один из важных торговых путей проходил через горный перевал, дорога к которому брала начало именно от этой деревни. Государь прислал вооруженный до зубов отряд, даже с ворожеями, который должен был удерживать перевал открытым, что бы не случилось, дабы купеческие обозы без помех могли удовлетворять все возрастающие запросы столицы.

Кто-то, правда, поговаривал, что нечистому на руку государю, честный военачальник был как бельмо на глазу, потому его на перевал и сослали. А злые языки все радовались: то-то самое место ему, серому зверю, на перевале Воющих Волков...


Голоса в корчме все множились и множились, усиливая и без того непереносимый гул. Разговоры шли разные, но самой живой их темой была, приближающаяся звериными прыжками, поздняя осень. Из-за близости перевала, осень в этом краю была хмурой и стылой, а эта, по приметам - так и затяжной.

-Померзнет урожай, я тебе говорю!
-Да не померзнет, боги милуют...
-Озимые при такой осени по весне не взойдут!
-Дубина ты! Нечего на авось надеяться, не то будет, как в Дымную...

Последнее высказывание прозвучало неожиданно громко, даже для взбудораженной корчмы, и расдосованный таким внезапным вниманием к своей персоне, говоривший приумолк и отвернулся, но вместо него неожиданно поднял голос староста, в летах, но крепкий еще мужчина, с густыми усами, сидевший у стойки.

-Расквохтались тут, как наседки!-звучным басом устыдил он поздних посетителей кабака. - Беду накличете, аль забыли, что четыре зимы назад было?

В кабаке стало еще тише, чем прежде. Слышно стало, как прогорают угли в камине. Когда староста понял, что тишина затягивается, он удовлетворенно добавил:
-То-то же. - но даже эта присказка не разрушила нависшую тишину, а будто укрепила ее.

То, что случилось в ту пору, вспоминали и по сей день с ужасом и опаской, стараясь как можно реже об этом вспоминать.

Никто в ту мерзлую и холодную осень ни о чем не подозревал, пока не стало слишком поздно. От постоянной сырости, проливных дождей и пронизывающего ветра, дороги превратились в кошмарное месиво, в котором с трудом шли лошади, а телеги вязли колесами намертво, вровень с осью. Перевал стал непроходимым на луну раньше, чем обычно, но именно в это время вздумалось государю послать через перевал новый обоз. Ну, понятно, дело важное, нелегкое и опасное преизрядно, потому весь гарнизон, охранявший деревеньку и подступ к перевалу, должен был немедленно сопроводить господ купцов до перевалов и проследить, чтобы с ними ничего, не приведи боги, не случилось, и, если потребуется, оказать помощь и поддержку дружественному каравану соседа, который должен был пройти последним: дальше перевал закрывался до весны.
Отряд подчинился, и во главе с воеводой Мирославом Сероглазым, и ворожеей Даяной тронулся в путь. За те десять лет, что он с его отрядом стоял в дозоре на перевале Воющих Волков, многие из воинов обзавелись своими семьями, домами и подворьями. Не стал исключением и командир: едва весна сменила зиму - возьми и женись! Была, к тому же, у ворожеи от него уже одна дочь, да после свадьбы и второй ребенок подоспел...

Вот и не чуя никакой беды, кроме тяжелого и нудного перехода, взял Мирослав с собой жену и старшую дочь. Ну, а где старшая, там и младшей медом намазано: упросила жена и младшую с собой взять.
В ясное, хоть и морозное утро, отряд тронулся в дальний путь, рассчитывая обернутся туда-сюда за четыре дня.


Каково же было удивление стоящих на бревенчато-каменном частоколе дозорных, когда к вечеру третьего дня на дороге со стороны перевалов показался всадник. Сначала они не могли разобрать, кто это , но едва лошадь приблизилась, стало ясно,что на взмыленном жеребце главы отряда, обессиленно привалившись к горячей шее, сидит старшая дочь Мирослава, трепетно прижимая к груди объемный сверток.
И все бы ничего, но упряжь коня и одежда девушки были обильно залиты задубевшей на морозе кровью, да и одежды-то на той было немного: драная по спине рубаха и штаны, за поясом которых висел легкий меч ворожеи, весь в бурых подтеках.
Стрелой влетев в спешно распахнутые ворота,всадница смогла остановить коня только на центральном пятачке у управного дома и храма. С трудом спустившись с седла,и передав сестру, завернутую в тяжелый плащ, напуганным домочадцам,девушка обвела толпу холодными, цвета зимней воды, глазами, и кратко поведала о случившемся: караван соседей перебит, а на перевале кишит нежить, атаковавшая их при спуске.
Последними её словами были : "Они идут...", после чего она сползла по мокрому боку коня, потеряв сознание.

Люди загомонили, заохали и начали сеять панику и неразбериху, как не пытался их успокоить староста и воины из отряда, оставшиеся на страже. Увещевания ворожей тоже не помогли. Жители, как загнанное в угол, и смертельно напуганное стадо овец, были неуправляемы и не поддавались никаким доводам рассудка. Крикливые и истеричные купчихи сеяли панику, которую охотно подхватывали бабы с окраин, обладающие поистине лужеными глотками.

В этой суматохе и панике, трезвую голову сохранил лишь верный друг и поверенный воеводы - Арен. Он отослал домочадцев с вымотанными детьми отдыхать, а сам поднялся на помост перед управным домом.
И зычный голос перекрыл гвалт беснующейся толпы.
-Тихо! 27.08.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.