Обезьянка и Робот

Я считаю, мы просто обязаны рассказывать друг другу сказки. Это мое убеждение, мой символ веры.
Н. Гейман «Хрупкие вещи»

Я обезьянка на ярмарке…
Это первое, что пришло мне на ум, когда я в очередной раз вышел к ним после представления. Они толпились вокруг меня, напирали, отнимая воздух. Мое сердце сжималось и колотилось, но я продолжал улыбаться. В глазах этих людей не было ни капли участия. Их восторг, их поздравления и похвалы… Их жадные голодные глаза! Руки, протягивающие клочки бумаги и лица, вплотную прижатые к моему лицу…
Мне вспомнилось время, когда в детстве я с родителями ездил на море. По пляжу ходил поддатый дядька с ручной обезьянкой на поводке. У животного был короткий серый мех и затравленные глаза. Сфотографироваться с ним стоило пять рублей.
Мама спросила, хочу ли я такую фотографию, и я уже почти было согласился, но потом мои глаза встретились с глазами зверька. Не могу описать, какое чувство у меня тогда возникло. В пять лет все чувства яркие и острые, они глубоко врезаются в память, но описать их словами порой трудно. Я смотрел в глаза обезьянки и не мог понять, почему мне так не хочется с ней фотографироваться. И я просто сказал маме, что не хочу. Хозяин обезьянки недобро посмотрел на меня, развернулся и ушел. И тут я заметил, что под ошейником у животного проглядывает полоска ободранной кожи. Обезьянка продолжала смотреть на меня с безропотной немой животной тоской.
Интересно, какие у меня сейчас глаза?

Я заметил эту девушку еще со сцены. Почему-то я обратил на нее внимание. Она не прыгала, не подпевала мне, не пыталась пробиться ближе ко мне... Она стояла так, чтобы можно было видеть меня и все. В ее лице не было привычного восторга. Иногда она улыбалась какой-то странной безжалостной улыбкой. И всякий раз, когда я на нее смотрел, у меня что-то не получалось. Я ронял предметы, оступался. Мелочь, но это меня начинало раздражать. Потому что только она, казалось, замечала эти мои проступки.
Я решил не обращать на нее внимания.
А теперь я стою и смотрю на нее. Она остановилась в отдалении и прислонилась к стене. Руки ее скрещены, она смотрит на меня зелеными кошачьими глазами, не мигая и без улыбки. На ее лице немой вопрос. Я позирую, даю автографы, пожимаю руки, и все время мои глаза сами собой возвращаются к ней.
Я жду, когда она подойдет.
На сцену уже вышла другая группа. Толпа перетекла ближе к звуку. Они получили от меня все, что хотели. Они насытились мной. Я всего лишь обезьянка на ярмарке…
Я устал. Я разбит простудой уже неделю. Никто из них даже не подозревает об этом! У меня постоянно пересыхает в горле. Но к счастью я все равно могу петь. И еще я ужасно голоден сейчас. Я бросаю на нее последний взгляд и иду в гримерку. Почему она не подошла?
Сидя перед зеркалом, я долго не могу успокоиться. Я все время думаю о ней. Я снимаю грим, расчесываю волосы, разминаю тело, освободившись от сценического костюма… Я не могу прекратить думать о ней!
Она все там же. И когда я выхожу, она смотрит на меня, словно она точно знала, когда именно я появлюсь. Теперь я маленький и серый, на мне бесформенный свитер и мое лицо самое заурядное лицо человека. Но они все равно замечают меня и тянутся ко мне. Наверное, от меня исходит особая энергия, которая притягивает этих людей. Иногда мне приятно так думать. Я прохожу мимо, опустив глаза, слежу за ней украдкой. На ней желтая мини юбка и сапоги выше колен на шпильке, черный свитер, чем-то похожий на мой и длинный черный плащ. А прическа из коротких черных волос чем-то напоминает иголки дикобраза. Она стоит, скрестив руки на груди, и улыбается.
Я боюсь заговорить с ней. Странный у нее взгляд – взгляд безумного человека. Она может оказаться просто психичкой, возомнившей, что моя смерть спасет мир.
Подбегает несколько молоденьких девушек. Я пытаюсь придумать, зачем я вообще вышел. С боем прорываюсь обратно к себе. Она снова смотрит на меня и улыбается.
- Плохо быть обезьянкой, - говорит она, когда наши глаза встречаются.
Она говорит это, почти не шевеля губами и очень тихо. Но я отчетливо слышу каждое слово, и меня словно бьет током, словно тот ошейник из детского воспоминания сжимает мое горло!
У меня пересохло во рту. Чертова простуда или может… Я хочу сказать ей что-то в ответ. Я должен чем-то ответить. Слишком в точку она попала. Но она растворяется в толпе. Я ищу ее взглядом несколько секунд и прячусь в гримерку.
- Да, - отвечаю я своему отражению в зеркале.
***
- Да, - повторяю я тот же ответ, через год.
Сегодня я снова увидел ее. Она как прежде стояла и смотрела на меня. На ней была та же одежда и та же безжалостная улыбка на ее лице. И на этот раз я улыбнулся ей со сцены. Лучшая защита – это нападение. Я поманил ее к себе. Она вышла невозмутимо и пропела куплет из моей песни. Она не умела петь. В ее голосе было что-то резкое, почти машинное. А потом сама спустилась обратно.
И после выступления она так же стояла и смотрела, как я выполняю обязанности обезьянки. Я подзываю распорядителя и кивком показываю на нее. Он бросает короткое «Будет сделано» и исчезает.
И вот мы с ней вместе перед зеркалом. Она сидит и пьет кофе из маленькой прозрачной чашки. Мой кофе дымится на тумбочке, пока я снимаю грим с лица.
- Кто ты? – спрашиваю я.
- Я уже сказала, как меня зовут, - отвечает она, рассматривая меня без тени смущения.
- Ты не сказала, кто ты, - уточняю я.
- Я робот, - вздыхает она.
- Год назад ты была на моем концерте, - напоминаю я ей, - ты мало похожа на моих фанатов.
- Потому что я не твоя фанатка, - она отрицательно кивает головой. – До того, как нас представили друг другу, я даже не знала, как тебя зовут.
- Тогда почему ты здесь уже второй год подряд?
- В первый раз я попала к тебе совершенно случайно, мне просто не было куда пойти, я замерзла и зашла в клуб погреться. А потом ты вышел на сцену, и мне стало интересно, я подошла посмотреть на тебя. И ты мне понравился.
- В этом году тебе тоже негде погреться? – я делаю ехидное выражение лица, но внутри что-то заставляет меня сжаться.
- Нет, сегодня я пришла познакомиться с тобой. Ты мне очень понравился, - повторяет она.
Мы молчим некоторое время. Я не знаю, что ей сказать. А она просто смотрит на меня. Если в ней и есть что-то от машины, то это голос. Он не неприятный, он просто чуждый человеческому уху. Но заметить это может лишь человек со слухом, так что вряд ли кто-нибудь стал бы обращать внимание на это отличие. Я размышляю так, словно верю в ее слова! Это заставляет меня внутренне улыбнуться. Может, она читает мои мысли, раз улыбается сейчас в ответ?
- Чем ты занимаешься? – спрашиваю я.
- Ничем, - просто отвечает она, - для того, что заложено в меня программой, я не гожусь. Я сбежала от своих творцов. И теперь скитаюсь по этому городу.
- Остроумно.
- Жизнь весьма остроумна.
- А зачем же ты сбежала?
- Они плохо обращались со мной.
- Это печально.
- В жизни много печали.
Она отпивает кофе. Я достаю сигарету, и она смотрит на нее с удивлением.
- Ты куришь?
- Как я могу курить, если я робот?
Мы оба смеемся, и я спрашиваю, не против ли она, если я закурю. Она говорит, что ей все равно, потому что она робот.
Я вдыхаю дым, по венам растекается приятная волна расслабления. На самом деле я люблю свою работу. Она помогает мне чувствовать себя живым. Возможно, я просто слишком тщеславен. Мне приятно, когда я вижу восторг на лицах людей, когда меня узнают, когда ценят мой труд и талант. И я вкладываю всю свою душу в то, чем занимаюсь. Но иногда мне приходится быть той самой обезьянкой, с которой фотографируются зеваки. Ничего не поделаешь. У каждой профессии есть хорошие и плохие стороны. И если ты любишь все хорошее, то вынужден терпеть и все плохое. Я часто задумываюсь, что толкнуло меня на выбор профессии. Иногда мне кажется, что я испытываю извращенной удовольствие, когда становлюсь обезьянкой…
Люди преклоняются тому, чем хотят обладать и становятся рабами этих вещей. А я – одна из таких вещей. Для них. Они восхищаются моим голосом, моим артистизмом. Их заводит та энергия жизни, которая исходит от меня, и которой у них нет. Это то, что меня от них отличает: я источаю жизнь (даже когда мне больно и страшно!), а они – нет. И мне трудно сказать, кто из нас в выигрыше. Мне очень трудно, когда я чувствую, как люди поглощают меня. Но раз я люблю свою работу, то, значит, мне это должно нравиться.
- Ты очень красивый, - говорит она, когда я тушу окурок.
- Правда? – преувеличено удивляюсь я.
- Да, - говорит она, - ты – сейчас, а не там, на сцене.
- А разве там я не красив? – я изображаю удивление.
- Там не ты, а тот, кого ты создал, – она отвечает так, словно принимает мою мимику за настоящие чувства. – Твой образ – персонаж, которого любят твои поклонники. А здесь есть немного тебя, хотя и очень немного. Поскольку ты актер, то разглядеть тебя всего сложно. Но твое лицо мне нравится больше, чем лицо твоего героя.
И она улыбается совсем не так, как раньше. Нежно и открыто, словно я уже стал ей другом. Мне не по себе. Никогда раньше я не испытывал смешанных чувств от такой сентиментальной чепухи. Что же в ней особенного? Чем она задела меня?!
- Ты тоже красивая, - говорю я ей. Может, когда я пересплю с ней, то смогу выбросить ее из головы? Я стараюсь не злоупотреблять своим статусом. Но она меня задела…
- Я знаю, - без тени смущения соглашается она. Она выдерживает мой взгляд так, если бы она была девственницей или проституткой! – Для этого меня и сконструировали, чтобы я была красивой. Но я не умею приносить радость людям, как ты. И потому я сбежала.
Я придвигаюсь к ней. От нее пахнет чем-то острым, машинным. И у меня невольно бегут мурашки по телу. Я уже почти готов поверить, что она не человек. У нее холодная ровная кожа. И я не чувствую живого трепета, который бывает всегда, когда я прикасаюсь к человеку. Она неподвижно смотрит на меня и говорит:
- Если ты решил, что я из тех роботов, которых продают в секс-шопах, то значит, я в тебе совершенно ошиблась.
Я резко отстраняюсь, словно меня ударило током. Сердце колотится. Я не знаю, как себя вести дальше. Может быть, все это только лишь мои галлюцинации. Тогда было бы понятно, почему она…
- Я долго верила, что робот может быть один, без человека, - говорит она, продолжая смотреть на меня. – Но я ошиблась. Мне плохо одной. Мне одиноко и я не знаю, как применить себя. Мне показалось, что ты испытываешь похожие чувства, когда я увидела тебя впервые. Если это так, ты мог бы стать моим человеком, а я – твоим роботом. И мы бы смогли заботиться друг о друге. Но если я ошиблась…
Она замолкает на полуслове, опускает глаза. И я вижу, что веки ее дрожат. Но слез нет. Конечно! Роботы не плачут. 27.08.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.