Диамат

– В нашей стране обитает четыре вида зайцев: заяц-беляк, русак, заяц-толай, или песчаник, и маньчжурский…
Студент-практикант увлечённо рассказывал об индивидуальных особенностях каждого вида зайцев, ученики делали вид, что внимательно слушают, а завуч лучезарно улыбалась – не поймёшь: то ли поощрительно, то ли ехидно-снисходительно.
Уроки второй смены закончились поздно. Юра рысцой бежал по темным улицам, подняв воротник. Денег на трамвай не было. Пронзительный ветер не считал курточку за помеху, пробирал насквозь и закручивал вокруг ног позёмку, стараясь сбить с курса. Но это было не так-то просто!
Дома ждали жена и двухмесячный сын – первый мальчишка в группе. И на всём потоке до этого - шесть девочек-мокрощелок, ни одного мальчика. Есть, чем гордиться! Ох! И погуляли же, когда он родился! До сих пор не понятно, почему так расстроилась Таня, когда привёз её из роддома. Вся группа в наличии, стол накрыт, шары надули, кричалки придумали, а она… в самый разгар прижалась на кухне, а у самой глаза мокрые.
– Пусть они уйдут, Юр…
Перед ребятами неудобно – уходили с насмешливыми ухмылками: мол, и ты подкаблучник!

Таня обняла тёплыми руками и кивнула в комнату:
– Вон Митька тебя дожидается, говорит, за стипендией надо ехать, а сам – в зюзю! Уснул, пока ждал.
– Да, сейчас поедем. Есть чё-нть перекусить? Как сын? – Юра ел и с гордым удовольствием слушал рассказ жены о том, как мальчик спал, кушал, сколько намочил пелёнок.
На кухне появился однокурсник. Зашарил голодными глазами по столу.
– Дайте чего-нибудь выпить!
– Нет ничего такого… вот кефирчик детский остался, будешь? – Таня в шутку протянула двухсотграммовую бутылочку.
– Буду, – Митька присосался к ней как телок, прикрыв от наслаждения веки с длинными ресницами.
– Ну, всё, побежали! Только полушубок надену и валенки: холодно на улице. Митька! Кончай титьку сосать! Поехали! – Юра отнял у друга опустевшую посудину, и они ушли.
До общежития, где жила выдающая стипуху староста группы, надо было ехать на автобусе. Деньги у Юры закончились ещё позавчера, вялый спросонья товарищ платить тоже, видимо, не собирался. Спрашивать – неудобно. Ну, и ладно, может, прокатит по вечернему времени!
Когда зашли контролёры, Митька встрепенулся, достал из кармана мелочь, протянул руку к автомату, пытаясь высыпать её в прорезь и открутить билеты. Но тут же был схвачен за руку:
– Куда? Попались, длинноухие! Вовремя надо билеты брать! – толстая визгливая контролёрша решила убить двух зайцев одновременно: выполнить план по безбилетникам и заодно отомстить миру за холодную постель и одиночество.
– Да что вы, женщина, разоряетесь, мы же не против заплатить, не успели просто, – пытался возразить Юра, Митька согласно кивал, но контролёрша уже набирала обороты, словно мчащийся под гору паровоз – не остановишь!
Она победоносно оглядела салон, приглашая в свидетели пассажиров:
– Вот какая нынче молодежь пошла! Халявщики и пропойцы! Водитель! У милиции тормозни: там с ними разберутся!
Митька, не разжимая губ – чтоб не учуяли запах - интеллигентно улыбался сердитой тётке, а Юра попытался отжать двери и выскочить на ходу, но контролёрша крепко вцепилась в воротник и не успокоилась, пока с рук на руки не передала его наряду милиции.

Жена заволновалась, когда через два часа, как обещал, Юра не пришёл. Беспокойно кричал всю ночь ребёнок. Измученная тревогой за мужа и бессонной ночью, Таня задремала под утро. Подскочила от пронзительного звонка в дверь.
У порога стоял Митька. Виновато улыбаясь, задал глупейший вопрос:
– А где Юрка?
– Как где? Вы же с ним вместе вчера…
– Значит, в тюрьме, – обречённо сказал однокурсник.
– Что? Да говори толком! Что случилось?
– Потом расскажу. Давай бутылочки, на молочную кухню сбегаю, пока не закрылась.
Таня молча протянула сумку.

Митька, хоть и поддатый, в драповом полупальто и каракулевой высокой с козырьком фуражке – вид имел интеллигентный, а гусарскими усиками слегка походил на Лермонтова. Он порывался проявить пьяную солидарность – шёл рядом.
– А ты, парень, проваливай! А то и тебя заберём! – прикрикнул мент, и Митька бодро зашагал в противоположную сторону, а повернув за угол, припустил бегом.
– На молочную кухню утром сходи! – успел крикнуть Юра вдогонку.
Его, активно борющегося за свободу и независимость, в поношенном овчинном полушубке, валенках и белой кроличьей шапке, посчитали вполне подходящей кандидатурой и поместили в клоповник.
В комнате без окон и дверей к ночи набилось человек двадцать разномастных обитателей. Они матерились, выражая протест, горланили песни, вели неспешные разговоры, – жизнь продолжалась.

Расстелив полушубок на полу, Юра попытался уснуть. Сквозь дрёму слышал, как кто-то у кого-то подрезал «лопатник», другой голос хвастал, что удачно «прошмонал» пьянчуг, но не успел убежать от ретивых очевидцев или переодетых «мусоров», третий попал за поножовщину. Юра не всё понимал из этих разговоров, но хорошая память услужливо пополняла его лексикон новыми понятиями. «Крадуны, очевидцы… Рецидивисты», – обобщил он, засыпая.
– А ты за что в обезьянник угодил? – нависла над Юрой мерзкая рожа.
– Без билета ехал на автобусе – за стипендией, – ответил Юра и вежливо спросил:
– А не подскажете, когда нас отсюда выпустят?
– Студент значит, – хмыкнул мужик. – И что, тебя сюда – за шесть копеек?.. – не поверил он. – Ни разу не слышал, чтобы за шесть копеек человека – в зоопарк закрывать! Когда выпустят? Так по-разному… Зайцев обычно пятнадцать суток держат, – загоготал он, смакуя невероятность собственного высказывания, и вдруг резко оборвал смех: – А может, ты ещё что натворил? – и обладатель одутловатой асимметричной физиономии пригвоздил студента немигающим взглядом.
– Давай, паря, не стесняйся, колись, если не хочешь дючку целовать! – поддакнул кто-то из угла.
– Какую Дючку? Почему я должен её целовать? У меня жена дома…
Раздался взрыв хохота.
– Ладно, Клок, не огорчай студента, похоже и правда – нецелованный! Дючка – это параша, вон в углу стоит.
– Говорю же, ехал за стипендией, на билет денег не было, контролёрша вцепилась… Хотел на ходу выпрыгнуть – куда там!
– Оказывал сопротивление при задержании, – констатировал собеседник, морщась и усугубляя асимметрию лица.
– Да, вырывался, – признал Юра. – А чё они – сразу руки выворачивать?
– Пьяный поди? – участливо донеслось из угла.
– Да трезвый я – с уроков только. Практика у нас в школе… Это Митька пьяный, с дня рождения!
– А-а, так ты не один был! Тады похоже на групповуху, – откровенно издевался урка, – могут и на годик свободы лишить…
Подавленный и присмиревший, Юра ожидал своей участи. Безобидный поступок – кто из нас не ездил без билета! – угрожающе превращался в тяжкое преступление, за которым неизбежно следует возмездие. И отчисление из педагогического института кажется едва ли не самым мягким из всех возможных наказаний.
На посту сменился дежурный милиционер. Юра понаблюдал за ним. Молоденький ещё – ровесник. С одной лычкой на погонах. Сидит за столом, уткнувшись в книгу, волосы рукам ерошит, бормочет что-то. Студент подошёл поближе, всмотрелся через решётку: ба! Знакомый талмуд! Точь такой же он зубрил месяц назад! Экзамен по диалектическому материализму – диамат – сдал на пятёрку!
Ефрейтор поднял голову:
— Чего тебе? – грубо спросил он.
— Вам что-то там непонятно? – Юра старался быть вежливым.
– С трудом постигаю, - сменил тон милиционер. На заочном учусь, – пояснил он, – да видно, не по Сеньке шапка. Никак не могу разобраться с единством и борьбой этих… противоположностей, чёрт бы их побрал!
– А что там непонятного? Хотите, я вам по-простому, без учебника, растолкую? – в Юре проснулся педагог.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался ефрейтор и открыл замок. – Садись, заяц, рядом, растолкуй, что почём.
Мент оказался туповатым, а педагог – азартным. Вскоре суть единства и борьбы противоположностей уже была понятна неспящей половине «обезьянника», а ещё через некоторое время дошла и до ефрейтора. На радостях он достал термос с кофе, угостил «учителя».
– Просто так отпустить не могу, – оправдывался он под завистливыми взглядами сокамерников, – начальство лютует. – Ты вот что, штраф сможешь оплатить по-быстрому? Тогда в институт не сообщат, точно тебе говорю.
– А сколько там?
– Десять рублей! Дуй быстрее – сберкасса в девять открывается.
Юра пожал ему руку и направился к выходу.
– Эй, постой! – окликнул мент. – На что поедешь?.. Опять к нам попадёшь. – Он пошарил в кармане, мелочи не нашёл, протянул рубль:
– Возьми, потом отдашь!
Ефрейтор слово сдержал: в институт тогда не сообщили. Юра, надолго запомнивший эту историю, без билета больше никогда не ездил.

Но живёт, живёт в человеке стремление к халяве! Так и хочется иногда сладкого уксуса!
Как-то раз зашёл Митька. Он уже поседел, нажил солидное пузцо, но гусарские усики остались прежними, как и лёгкое отношение к жизни.
– А хотите, я вам пенсионные удостоверения достану? По инвалидности? Будете бесплатно на электричке на дачу ездить! А чё, я всегда так езжу. Как контролёры заходят, начнут документы проверять, я эпилептический припадок изображаю…
Юра отказался наотрез, а Таня… Таня проявила слабость. Она работала тогда на загородной базе отдыха, проезд на электричке к месту работы и обратно вставал в копеечку. И она соблазнилась. Почти год ездила без билета, предъявляя пенсионное удостоверение инвалида третьей группы.
Но везение не бывает бесконечным. И если даже тебе повезло сто раз подряд, и ты уже начинаешь воспринимать подарки судьбы как само собой разумеющееся, например, как наличие санузла в квартире, – на сто первый или на триста десятый раз – обязательно произойдёт сбой.
Однажды вечером, когда возвращалась домой, в промёрзший вагон вошёл высокий молодой человек. Одетый в новенькую форму, он вежливо просил пассажиров показать проездные билеты. Повертев в руках удостоверение, контролёр доброжелательно улыбнулся:
– Ваш паспорт и выписку из ВТЭК, пожалуйста!
– Выписку дома забыла, – покраснела Таня, протягивая паспорт.
– А скажите, какого цвета эта выписка? – спросил дотошный проверяющий.
Почувствовав подвох, Татьяна лихорадочно перебирала в уме цвета. По ассоциации с больничным листом, брякнула:
– Голубенький.
– На какой станции вы собирались выходить? На «Островской»? Придётся проехать с нами – до конечной, – контролёр открыл сумку-дипломат и сунул туда паспорт вместе с фальшивым удостоверением.
– Зачем мне – до конечной?
– Пройдёте в линейный отдел, оформим документы, выдадим квитанцию…
– А без квитанции – никак? – взглянув на окно, которое вьюга залепила комьями снега, Татьяна с тоской представила себе ночные мытарства.
Так глупо: под старость лет…
– А может, деньги на штраф у вас есть с собой? – посочувствовал проверяющий.
– А сколько это? – уцепилась за соломинку Таня.
– Пятьсот рублей, – проникновенно ответил тот, и в обмен на хрустящую бумажку тут же вернул паспорт и липовое удостоверение.
– Да, не надо, возьмите его себе, – замахала руками сгоравшая от стыда женщина.
– А зачем же оно мне? Забирайте, забирайте своё пенсионное! Ещё ведь поедете… и не раз, – широко заулыбался он и ехидно добавил: – Что? И хочется – и колется? Диалектика, понимаете!
– Да не поеду я больше!
– Поживем-увидим! – хрустящая бумажка сделала контролёра добрее, он доверительно сообщил: – Да запомните, справка из ВТЭК – белая, - но тут же спохватился, раскаиваясь в минутном порыве гуманности, и пошёл по вагону, бормоча под нос: – А может быть, и розовая… серо-буро-малиновая такая справочка… 22.08.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.