Волки (мистическая легенда)

Едва наступит час второй луны,
Холодным светом небо озарится,
Как к озеру сломав завесу тьмы,
Бежит по лесу белая волчица.

И звезды ей указывают путь,
И лес от посторонних глаз скрывает,
И время, из стремительных секунд,
Узор пространства заколдованный сплетает.

А ей навстречу, из некошеных степей,
Медвяных трав колосья подминая,
Огромный волк, что облака белей,
Бежит, оставив где-то волчью стаю.

Холодный свет светящейся луны
Волной плывет, на землю ниспадая,
И степь дрожит от бега сатаны,
Могучих лап удары принимая.

Им небом предначертан этот путь
Не даст инстинкт, с дороги верной сбиться,
И не позволит в сторону свернуть,
И будет подгонять, как ветер птицу.

А в полночь, разделенные водой,
Ноздрями, слушая гнетущий, черный мрак,
Они меняют облик волчий свой,
Что на людей наводит дикий страх.

Кипит вода, червленым серебром
И водопадом звездный свет струится,
И замер лес, он спит тревожным сном
Вот только этим двум сейчас не спится.

Две белых шкуры, на обоих берегах,
Оставлены, а с ними и сомненья
Преодолев все расстояния и страх
Они плывут для ласк и вожделенья.
И где луна расплылась по воде
Огромным диском, что похож на блюдце,
Бросая вызов ночи и судьбе
Они от радости и плачут и смеются.

Случилось это много лет назад,
Два юных сердца начали встречаться,
И друг от друга восхищенный взгляд
Не отводили и боялись расставаться.

Сын грозного воителя степей
И дочь великого, всесильного шамана,
Они встречались тайно от людей,
Оставив отчий дом путем обмана.

На островке, что возвышался над водой,
Они все таинства любви и ласк познали,
Скрывал туман их плотной пеленой,

Ты

Быть не рядом с тобой вовсе не означает, быть где-то далеко... Ощущать тебя и представлять тебя каждую секунду - вот то сладкое состояние души и тела, к которому я стремлюсь. И самое главное, что на это состояние не влияют не десятки. не сотни и даже не тысячи километров....Ты все равно рядом, и я чувствую твое дыхание, вижу твои глаза и слушаю твой голос, ощущаю биение твоего сердца....Моя... Какое это сладкое слово - Моя... В нем собралось все сосредоточие натянутых, как тетива нервных окончаний, готовых сорваться в счастливом полете и зазвенеть сотрясая воздух мелодией радости, желания и нежности по отношению к тебе. Моя… Бездонные озера глаз, в которых хочется тонуть постоянно, движение рук по коже вызывающие волнующий прилив страсти и любви. Губы… Эти теплые, сладкие, нежные губы от которых не хочется отрываться ни на миг... Моя… Волнующая красота наготы, столь чудесной, что голова кружиться, как от бокала шампанского и мой взгляд, бегущий по изгибам и линиям твоего тела... О, это выше моих сил, просто смотреть... Целовать, ласкать, овладевать этим чудом понимая, что тебе отвечают той же страстью, нежностью и желанием... Моя... Голос, завораживающий, грудной идущий из самого сердца, притягивающий своей загадочностью и желанием слушать его бесконечно… Моя… Пряный запах волос и сладкий аромат тела… Я закрываю глаза и вновь я ощущаю эти запахи, чудесные запахи нашей близости, такие яркие, сочные и красочные, что все запахи мира блекнут перед этими феерическими красками страсти и любви… Моя…

Осень

Аллея старинного парка была наполнена шумом осеннего дождя, шуршащего, в последней ещё не опавшей листве и звенящей тишиной. Блестящие от влаги лавочки, выкрашенные в зеленый цвет, были пусты. Пустовали и отливающие жирной чернотой асфальта дорожки. Зеленый ковер газонов, то тут, то там был прорежен упавшей листвой, и от этого создавалось впечатление, что какой-то художник взмахом руки разбросал по зеленому полотну пейзажа яркие пятна красок. Осень властно диктовала свои права.
Унылое однообразие парка нарушало лишь присутствие двух человек, стоящих друг напротив друга.
Их яркие куртки давно промокли под нескончаемым туманным бисером падающей с неба влаги.
Они смотрели друг другу в глаза и молчали. Во взглядах этих людей не было страсти, любви или хотя бы нежности. Глубокая, как омут тоска светилась в их глазах… ОН нервно мял в руках тонкие кожаные перчатки, ОНА теребила ручки изящной сумочки. Временами, словно очнувшись от бесконечного сна, они пытались сказать что-то. В этот момент в глазах обоих вспыхивали огоньки надежды - еще мгновение, и они протянут друг другу руки, произнесут такие важные и нужные друг для друга слова, улыбки озарят их мрачные лица … Но мгновения пролетали одно за другим, порыв остывал, как остывает металл от выплеснутой на него пригоршни воды, и они снова замирали так и не сказав ни слова друг другу.
Внезапно налетевший шквал ветра принес собой тугие, холодные и секущие лицо струи дождя.
Вздрогнув, две молчаливо стоящие фигуры развернулись и поспешили в разные стороны, так и не сказав ни слова и даже не попрощавшись.

Басни

Про начальника

Однажды пухлый бегемот,
Отправив в свой огромный рот,
Кусок огромного торта,
Воскликнул: «Что за суета!!!
Куда-то все летят, бегут…
Зачем такой никчемный труд?!
Жить надо для себя и всласть.
Любить других? Что за напасть!?
Зачем за всех переживать?
Когда приятнее лежать,
Наверх свой вывалив живот…
А если кто-нибудь войдет
Сурово брови подвести,
Ногою топнуть, заскрести,
Повысить голос, закричать,
Заставить всех и вся молчать…
Себя почувствовать божком.
Захлопнуть дверь, ну а потом
Упасть, мурлыкая котом,
Тому, кто чай несет опять
И будет снова угощать,
И меда лить густую лесть…
Такие, к сожаленью есть.
Всегда готовы спину гнуть,
И пакость на ушко шепнуть,
Все доложить и рассказать
И получить оценку «пять»
Чтоб гордым быть самим собой,
Начальству говорить: «Я свой….»
Но что же этот бегемот?
Ах, да рассказ вперед зовет…
Наш бегемот солидный чин
Он в кабинете не один
И кажется всегда в делах,
Сосредоточен просто страх.
К нему так просто не зайдешь,
Суров. И вызывает дрожь…
Но стоит лишь понаблюдать,
Несложно будет и понять,
В его глазах застыла лень
Она его на целый день
В свои объятия берет,
Корежит, мучает, скребет
И не дает ему вставать.
Стул превращается в кровать,
Его клонит в тяжелый сон,
Не хочет слушать не о чем…
Решенья трудно принимать,
Когда так хочется поспать.
Вот так идет за годом год,
Толстеет, пухнет бегемот.
Чуть тронут, злится и кричит,
И подставляет всех, как щит.
И всем давно пора понять,
Что бегемота надо снять.
Давно его большой живот
Закрыл для дел любых проход.
Ему пора обратно вниз,
Чтоб написали эпикриз,
Ему здоровье принесут:

Весна

За окном буйствовала Весна. Веселая капель, ударяя с оглушительным звоном по подоконникам, скатывалась искрящимися шариками вниз, продолжая свой стремительный полет к земле, чтобы коснувшись твердой, еще не разогретой поверхности разлететься радугой брызг. Бесшабашные задиры воробьи весело чирикали, греясь в лучах ярко светящего солнца. Но все это было там, как будто бы вдалеке. А здесь, в уютной тишине комнаты, за плотно закрытыми шторами, рождалась волшебная сказка. Скрытые от посторонних глаз, они лежали, прижавшись, друг к другу, не стесняясь своей наготы, а наоборот, наслаждаясь соприкосновениями тел. Большие ладони мужчины нежно гладили ее спину то, опускаясь вниз, то вновь, не спеша, поднимаясь вверх, чтобы утонуть в её растрепанных волосах. Их ноги переплелись немыслимым узором, еще больше прижимая разгоряченные тела, друг к другу. Губы, опухшие от поцелуев, вновь и вновь соединялись вместе. Неровное дыхание прерывалось полу стонами наслаждений и горячим шепотом. Они были счастливы. Утопая в глазах, друг друга они играли в ту взрослую игру, без которой не мыслима сама жизнь. Их чувства кружились в том самом водовороте, который затягивает в пучину сладких грёз и всепоглощающего неистовства, а потом выбрасывает наверх лишенных сил, но абсолютно счастливых. Ярость страсти сменялась нежность ласк… тихий шепот и смех прерывистым дыхание и стонами… За окном бушевала Весна, проникая своими стрелами даже сквозь плотную ткань штор и стремительно вливаясь широким потоком в их сердца. Они еще не почувствовали этого, увлеченные друг другом, как и не поняли, что это начало чудесной сказки с названием ЛЮБОВЬ…

Бременские музыканты (по мотивам сказки Г.Х.Андерсена)

Как много времени проходит
И мы ему теряем счет,
Не замечая, как течет
Волна ушедших напрочь лет
И вот ты не юнец, а дед,
И куча маленьких внучат
Тебя терзают и кричат.
Чтоб их веселый крик унять,
Готов я сказку рассказать.

В одной обычной деревеньке
Вдали от шумных городов,
Жил мельник. От больших трудов,
Его всегда спасал осел.
Он был силен, он был весёл,
Кули с мукой весь день таскал,
Был не злоблив, не зубоскал,
Всегда готов был всем помочь…
Но годы шли и выгнан прочь
Был со двора. За то, что стар
И не приносит гонорар.
«Куда податься дальше жить?
Я стар и слаб. Где есть? Где пить?»
Осел в раздумьях все бродил
Искал ответ. Не находил…
Но, вдруг решил, что есть талант
Он будет улиц музыкант,
Что в город Бремен он пойдет
И там судьбу свою найдет.
Но чтоб пуститься в дальний путь,
Решил осел наш отдохнуть.
Он шел и пел и стог искал,
Но тут собаку увидал.
Была собака та стара
И не годилась для двора.
Ее старик хотел убить,
Чтоб не поить и не кормить.
Как поняла, что ей не жить,
Решила двор не сторожить.
Рванулась, цепь оборвала
И убежала. Вот дела!
Неслась на сколь хватило сил,
Но бег такой ее скосил.
Она лежала и язык,
Ее сухой, к траве приник.
«Подружка, как ты будешь жить?» -
решил осел ее спросить.
«Не знаю, милый мой дружок.
Наверно в поле на лужок,
лишь отдышусь, пойду я выть.
Вдруг кто-то даст поесть, попить».
«Могу тебе я предложить
Идти со мной и вместе жить.
Быть музыкантами и петь,
чтоб хлеб насущный свой иметь».
Собака села: «Боже мой!
Конечно, я иду с тобой!
Чего мне, в общем то терять,
на барабане я играть
училась с детства. Ты ж артист
похоже, будешь гитарист».

Город снов

Высоко в горах, где вершины прячутся за плотными слоями облаков, раскинул свои владения город сказочных снов. Город обнесен высочайшей стеной, окончание которой сливается с бирюзовой голубизной неба. Вход в город охраняют огромные суровые стражники, одетые в золотые латы. На головах у них, такие же золотые шлемы, заканчивающиеся разноцветными перьями. Стражники вооружены острыми пиками с позолоченными наконечниками. Они строго следят, чтобы в чудесный город сказочных снов не смогло пробраться Зло в любом его обличии. Тяжелые, обитые золотом ворота, сияют в лучах солнца. Стражники каждый час открывают их, чтобы выпустить очередной караван из летающих колесниц, запряженных красными лошадьми. Колесницами управляют маленькие гномы в больших темно-синих колпаках, усыпанных, как ночной небосклон звездочками. Эти колесницы развозят искрящиеся красочные мешки, в которых лежат сказочные сны. Едва караван минует открытые ворота, как сразу разлетается отдельными колесницами в разные стороны, устремляясь туда, где вечер сменяется ночью, и люди ложатся спать. Два гнома сидящие за возницей, на маленькой мягкой скамеечке, пролетая над засыпающими городами, деревнями и поселениями, раскрывают сверкающие мешки и рассыпают их содержимое. И те, кто еще не успел закрыть глаза, видят, как с неба падают маленькие звездочки. Это чудесные сны опускаются на землю.
В городе живут самые добрые волшебники и волшебницы, маленькие гномы и крошечные эльфы. В огромном парке разгуливают красавцы единороги, на ветвях поют песни жар-птицы, а в небе над городом, широко раскрыв могучие крылья, парят золотые драконы.

Еще казалось целый месяц лета
И дарит август мягкое тепло,
Земля лучами теплыми согрета,
Не мочит дождь оконное стекло.
Еще не потянулись птичьи стаи
С печальным криком на далекий юг,
И в озере, как прежде утопает
Глубокой синевы вращенья круг.
Но ветер трогает холодными руками
Листву деревьев, воду и траву,
И свежесть осени прохладными ночами
Туманом белым наползает поутру.
И даже дождь не ливнем налетает,
А занавесью мокрой моросит.
Последний месяц лета быстро тает
Ему на смену осень к нам спешит...

Наваждение

Вечер опустился на город и накрыл своим бархатным покрывалом улицы, площади и дома. Некоторое время было темно и неуютно, пока лампы не набрали полную силу накала. Вспыхнули яркие рекламные щиты, и вновь город ожил. Только что выпавший снег светился и переливался множеством оттенков, становясь то зеленым, то ярко желтым, то вдруг внезапно красным или оранжевым.
Алена сидела на широком подоконнике в своей квартире. Свет был погашен. С высоты тринадцатого этажа ей было хорошо видно занесенные снегом крыши домов, огни рекламы и свет уличных фонарей, желтыми пятнами падающий на проезжую часть и пешеходные дорожки. Машины стремительно проносились в обе стороны, оставляя за собой клубы белого пара, вырывающегося из выхлопных труб, изредка подавая сердитые сигналы. По пешеходным дорожкам торопились прохожие, спрятав свои лица в меховые воротники или прикрывая лица рукой. После потепления и обильно выпавшего снега наступило резкое похолодание. Было холодно и скользко.
Телефон, надрывавшийся целый вечер, наконец, утихомирился. Все друзья и подружки, приглашавшие Алену кто на прогулку, кто просто на вечеринку, поняли, что ее сегодня никуда не вытащить и отстали. В темной квартире стояла тишина, нарушаемая только мерным тиканьем больших старинных часов, доставшихся ей по наследству от бабушки и тяжелыми вздохами курантов отбивавших каждую половину часа.
Алена грустила. Ее молодой человек, сразу же после встречи Нового года улетел в командировку в далекую жаркую Африку и должен был вернуться только в начале февраля. К родителям идти не хотелось.

Про Ерему-царя, его верного слугу Емелю и красавицу Настасью

В государстве очень древнем,
Не сейчас, когда-то встарь,
Жил в палатах очень бедно
Пожилой Ерёма-царь.

Государством он не правил,
Чтоб не знать больших забот.
В каждой вотчине поставил
Злых бояр да воевод.

Ну, а те стараться рады
Набивать свою мошну.
Весь оброк к себе на склады
И полушку лишь в казну.

Расстарались в этих чувствах.
Для себя, ну просто сласть…
Сундуки царевы пусты,
А боярам негде класть.

Чтоб совсем не разориться,
Трон и честь не потерять,
Царь решил: «Пора жениться!»
И велел бояр позвать.

«Срок даю вам всем неделю,
Чтоб невесту мне найти.
Не найдете, так и знайте.
Что голов вам не снести!

Красотою чтоб блистала,
А приданное при ней
Золотой горою встало
Пред палатою моей!!!»



Рассказал, ногою топнул
И из залы вышел вон.
За собою дверью хлопнул…
Средь бояр поднялся стон:

«Что же делать будем други?
Где ж такую нам сыскать?
Чтоб красива, да богата
И заботлива, как мать.

Сроку дал всего неделю.
Как идти? Кого искать?
Эй, позвать сюда Емелю!
Он гонец. Все должен знать!

День уж к вечеру клонится,
В царском тереме жара.
То бояре судят-рядят
Государевы дела.

Стук копыт, бояре в стоны
С облегченьем: «Наконец…»
Входит, дверь открыв с поклоном
Емельян – царев гонец.

«Здравы будете бояре!
Что случилось в этот раз?
Еремей опять «в ударе»?
Новый выдал вам наказ?»

Тут бояре зашумели.
Навалились на гонца:
«Помоги ты нам Емеля,
Ради царского венца!



Еремею плохо спится
Знать в палатах одному,
Потому решил жениться,
Приказал найти жену.

Чтоб красива и богата,
А приданное за ней,
Горы серебра и злата,
Изумрудов и камней.

КОСМОС

Космический корабль пожирал пространство, оставляя за кормовыми дюзами по сотни тысяч километров в секунду. Многокилометровая махина стремительно летела к звезде, где по расчетам ученых должна была быть жизнь. Капитан звездной экспедиции сидел в центре управления кораблем и внимательно наблюдал за экранами. Все остальные члены экипажа спали в анабиозе. Весело перемигивались лампочки на многочисленных пультах, расположенных вокруг кресла пилота. Но мысли капитана были далеко от того места, где находился корабль.. И хотя его слух улавливал малейшие изменения в мелодиях издаваемых приборами, ОН был сейчас там, на Земле, где оставил ЕЁ, любимую и желанную. Оставил навсегда, так как никакие скорости не смогли бы вернуть его мгновенно назад. По корабельным часам прошло всего 3 года, а на Земле пролетело 15 лет.
Он помнил последний день, проведенный с ней вместе, на Земле, перед отлетом на Луну, где расположился космодром для кораблей звездного класса. Они гуляли весь день по полю усеянному подсолнечниками. Светило яркое солнце, легкие одежды развивал теплый июльский ветерок. Где-то, вдалеке, плыли над полем уборочные машины, собирая желтые шапки подсолнечников в объемные хранилища, расположенные сзади машины, чтобы потом пустить их в переработку и получить золотистое масло. В высокой голубизне неба скользили летательные аппараты, разнося в своем чреве людей и грузы в различные части планеты. Все были заняты своими делами, и никто не обращал внимания, на влюбленную пару, медленно идущую по полю. Потом они зашли в громадную оранжерею, благоухающую запахами цветов, собранных со всей планеты.

Я мягко перебором струны трону,
Мелодия пусть тихо зазвучит,
О том, как травы в пряных росах тонут,
Как иволга в малиннике кричит.
Пусть музыка расскажет о туманах,
Что укрывают пашни и поля,
О деревнях забытых, безымянных,
О белом пухе, что роняют тополя.
Слова, мелодии, конечно, будут вторить,
С душою, тихо, грустно говорить
О бесконечном и родном раздолье,
Которое нигде нельзя забыть.
Мелодия сквозь дым костра струится,
Глаза закрою, вижу журавлей…
Себя я ощущаю этой птицей,
Парящей над землей, что всех милей…

Возвращение

Белоснежная яхта с наполненными попутным ветром парусами стремительно скользила по поверхности моря. Острый, как бритва форштевень разваливал водную гладь на два красивых лоскута воды, сверкающих в лучах яркого солнца. В брызгах пены, то с одной, то с другой стороны появлялась и пропадала радуга. Вдоль всего борта было нанесено название яхты – «Виолетта», выписанное с большим изяществом и мастерством. За штурвалом этой красавицы стоял молодой человек, широко по-морскому расставив ноги. Он был одет в короткие шорты. Рядом с ним лежала белая футболка, на которой было написано название яхты. На голове молодого человека красовалась капитанская фуражка. Артур, именно так звали этого загорелого парня, наслаждался окружающей его атмосферой: море, брызги соленой воды, солнце и наполненные ветром белые паруса. На безымянном пальце его правой руки поблескивало золотое кольцо. Точно такое же кольцо, но только значительно тоньше и меньше находилось на руке девушки стоящей на носу яхты в купальнике нежно-фиолетового цвета и крепко держащейся за леера, протянутые вдоль бортов яхты. Не трудно было догадаться, что яхта и девушка носили одно и то же имя. Волосы Виолетты развевались на ветру, она весело смеялась и изредка махала рукой Артуру. Молодой человек улыбался ей в ответ и его глаза при этом сияли от счастья.
Яхта все дальше и дальше удалялась от берега, пока береговая черта не превратилась в узкую полоску на горизонте. Артур закрепил штурвал, и они спустились в каюту, чтобы насладиться окружающим их одиночеством и пламенем любви, горящим в их юных сердцах.

День проведенный без тебя уже потерян,
И даже солнца не спасает свет.
Твои, сегодня, для меня закрыты двери,
Я не услышу милого:"Привет....."
Я не увижу глаз твоих бездонных,
Не брошусь в них, как в омут с головой
Печаль, своею лапищей огромной,
Сожмет, куражась, издеваясь надо мной...
И не понятно сердце будет биться...
Переживая, мучаясь, любя,
Сумею ли тревожным сном забыться.
В день пролетевший и прошедший без тебя......

Бой, длиной в целую жизнь

Этот вертолет они ждали целую неделю. Когда по рации начали передавать предупреждения о новой вспышке инфекции брюшного тифа в окрестностях, лейтенант Андрей Круглов попросил доставить им на блокпост профилактическую сыворотку.
Вот уже два месяца, бессменно, они дежурили здесь, на одной из небольших горных вершин. Задача, которую выполняло их охранение, была совершенно проста – охрана проходившей в двухстах метрах ниже дороги, по которой перевозились стратегические грузы. Пост был неплохо оборудован: окопы полного профиля, пулеметные гнезда, широкий и достаточно длинный блиндаж, перекрытый толстыми бревнами, два утопленных в грунте универсальных огневых сооружения (УОС). Все охранение состояло из девяти человек: шесть солдат-стрелков, несущих круглосуточную охрану в двух УОСах, его помощник, сержант, пулеметчик, он же радист, и приданный им в усиление ефрейтор, снайпер, выполняющий одновременно роль санитарного инструктора ну и, конечно же, он сам, командир боевого охранения, лейтенант Андрей Круглов. Каждый день, проведенный здесь, был похож на предыдущий. С утра и до самой глубокой ночи по дороге, в обе стороны, тянулись караваны ревущих моторами грузовиков и тягачей. За все два месяца не произошло ровным счетом ничего, если не считать одного случая, уставший водитель, заснув за рулем, ночью, врезался в их гору. Машина не взорвалась, но была сильно искорежена, ремонту и восстановлению не подлежала. Остановившаяся колонна могла вызвать опасное скопление техники, что, несомненно, привлекло бы душманов.

Туманом дождь на озеро ложится,
Крадется черной кошкой тихо ночь.
Смотрю в окно, и мне опять не спится,
Тревога разгоняет грезы прочь.
Сегодня не трещат в траве цикады,
Не рассыпают трели соловьи,
И дождь повис, как занавес преградой.
Размыл, как растворил следы твои.
Не отражаются в воде сегодня звезды,
Слепа без месяца и льет слезами ночь…
Сон не приходит, не смотря на то, что поздно,
Тревога разгоняет грезы прочь…

Перекресток

Город изнывал от жары. Синее небо плавилось под лучами беспощадного солнца. Десятки тысяч машин стремительно мчались в разные стороны, останавливаясь на некоторое время перед светофорами, чтобы пропустить такие же потоки железных коней и пешеходов. И едва только вспыхивал зеленый свет, они вновь срывались вперед, оставляя после себя сизый поток выхлопных газов, медленно поднимающихся вверх.
Асфальт плавился под испепеляющими лучами солнца и жаром, исходящим от урчащих двигателей автомобилей. То тут, то там раздавались резкие звуки автомобильных сигналов нетерпеливых водителей. Прячась от палящих лучей в тени деревьев, передвигались горожане, спешащие по своим делам, стремясь как можно реже выходить на незащищенные тенью участки улиц.
На одной из центральных дорог города, где возле светофора встречалось наибольшее количество машин и пешеходов, по проезжей части неторопливо катилась инвалидная коляска. В ней сидел молодой человек с двумя култышками вместо ног. Одет он был в грязную, засаленную военную форму, под которой виднелась разорванная в нескольких местах и утратившая свой былой вид, тельняшка, белые полоски которой давным-давно уже превратились в серые. На его руках, были натянуты серые вязаные перчатки без пальцев, некогда аккуратные и красивые, а сейчас потерявшие свой привлекательный вид от постоянного соприкосновения с ободами колес инвалидной коляски. На голове, не смотря на жару, сплющенным блином, была натянута неопределенного цвета спортивная вязаная шапочка. Землистого цвета, не знавшее, по крайней мере, неделю бритвы лицо и глубоко запавшие василькового цвета глаза с красными от постоянного недосыпания белками,