Я родился в шестидесятом...

Александр Тульчинский.


- Где ты был утром? - спросила Кора.
- Ты же знаешь, прибирал на чердаке.
- Размечтался над старым хламом. Я ни звука не слыхала. Думала, может, тебя там и нету... ...
- А знаешь, Кора, что за штука чердак? - заговорил он с увлечением.
- Всякий чердак - это Машина времени, в ней тупоумные старики, вроде меня, могут отправиться на сорок лет назад, в
блаженную пору, когда круглый год безоблачное лето и детишки объедаются мороженым. Помнишь, какое вкусное было мороженое?
Ты еще завернула его в платок. Отдавало сразу и снегом, и полотном...
Рей Брэдбери. "Запах сарсапарели".

**********
Однажды ко мне на работу (в антикварный магазин) зашли два молодых парня. Я им долго и подробно о чём-то рассказывал, и они спросили у меня, откуда я всё это знаю. А я просто жил в этом. Сами они этого просто не могли знать, в конце двадцатого века всё менялось так быстро, что то, что вчера казалось простым и вечным, сегодня просто-напросто исчезало вообще и навсегда. Это касается всего - и общественного строя, и людей, и вещей, что нас окружали. Короче говоря, напишу, а там будет видно. Это ни в коей мере не автобиография, просто на фоне жизни нашей обыкновенной семьи обыкновенных инженеров-строителей, мне гораздо легче описать предметы и события того времени. Это просто воспоминания о тех вещах и людях, которые еще вчера окружали меня. Я не утверждаю, что всё было именно так. Это лишь мое сегодняшнее восприятие того счастливого времени, которое называется детством.

Мой любимый Новый год.

Мой "любимый" Новый год.

Очень страшно, когда Новый год становится нелюбимым праздником.
Вернее не становится именно НЕлюбимым, а становится одним из праздников, таким же, как другие, ничуть не хуже и ничуть не лучше.
Когда не хочется устанавливать ёлку, да и для кого она? Дети уже взрослые, поразъехались кто куда, а для себя? Да ладно, гирлянду повесим на стенку, хвойную веточку приткнём в угол и хватит. В гости идти не хочется, всё же праздник семейный, а к родителям и так каждый день приезжаем-звоним.
А можно и первого января к ним зайти. Вечером, когда выспимся. Нет, с утра даже лучше, чтобы уж отметить и скорее домой, просто так поваляться. Или второго января, родители поймут, что мы тоже устаём, они всегда всё понимают. По телеку десятилетиями одно и то же. Тоска...
...
Мой приятель заядлый рыбак. Саня - спрашиваю - ты давно был на рыбалке?
-Давно, отвечает.
И знаешь, что самое страшное? НЕ ХОЧЕТСЯ!!!
Страшнее этого была только фраза родителей, и только потому, что приятель - это приятель, а родители - это родители :
- заберите себе пустые банки для солений, нам уже не нужны.

Что-то меняется, что-то уже изменилось.
...
Другой мой приятель, мастер со станции техобслуживания, как-то рассказал мне следущее:
- Представляешь, Саня, было это числа 10 - 11 января, прихожу вечером домой с работы, а жены дома нет. На столе записка - я у Тани, отмечаю Новый год в 76-й квартире.
Ну, Таню-то я знаю, она вместе с женой училась в школе и живёт-то она двумя этажами выше. Беру бутылку водки, поднимаюсь.

Чувства.


Александр Тульчинский.


Мы жили на другой планете.
Или в другом измерении, не это главное.
Главным было то, что мы были тенями. Не обыкновенными плоскими тенями от солнца или другого источника света на стене или асфальте , а тенями, которые имели объём, вес, запах. Тенями, которые как бы повторяли движения тех, которые где-то там, в неизвестности, в пустоте жили своей обычной жизнью. И мы знали это. А ещё мы ничего не чувствовали. Нам никогда и никого не было жалко, мы никогда и никого не любили, не страдали, ничему не радовались. И ещё мы знали то, чего не знали те, чьими тенями мы были, знали главное - знали когда умрём. Ни час, ни день - но год знали точно. И в этой нашей жизни теней, об этом знали все - как о себе, так и о других. И никто об этом не думал, не переживал - так было надо, так должно было быть.

- Тебе мюсли абрикосовый или с чёрной смородиной? - спокойно спросила мама у одиннадцатилетнего сына, сидящего в инвалидной коляске, зная, что скоро он умрёт.
-Всё равно - ответил он, одновременно болтая с кем-то по телефону...

Подполковник в серой офицерской шинели протиснулся через двери аэропортовского кафе, положил на стол фуражку, поставил рядом со столиком чёрную сумку с яркой жёлтой полосой, которая никак не гармонировала с военной формой, и, приглаживая рукой волосы, подошёл к барной стойке заказать свой последний в жизни кофе.
И всё.
Всё.

Ребёнок растворился в пространстве, на сидушку коляски упала телефонная трубка...
Незаметно исчез подполковник и только дымящаяся в пепельнице сигарета, лежащая рядом с пепельницей фуражка да сумка у столика, напоминали о том,

История любви.

Они познакомились в обыкновенной больнице.
Он попал туда после того, как его ударила машина. До сих пор у него в ушах стоял визг её тормозов, в памяти - его прыжок - он пытался увернуться - и сильный удар бампера.
Когда его внесли в приёмное отделение, он был уже в сознании и сразу увидел её. Вернее не её, а именно её глаза. Никогда ранее он не видел таких глаз, они смотрели на него с сочувствием и болью. Он перестал постанывать, всё же он был мужиком и ему не хотелось показывать перед ней свою слабость.
И в хирургию их занесли одновременно и положили на соседние столы. Люди в синих комбинезонах, в синих шапочках и в белых резиновых перчатках, что-то делали с ними, но его мысли, наверное, как и её, были одинаковыми - увижу ли я её (его) опять? Они, по мере возможности, всё время старались смотреть друг на друга, как бы поддерживая - держись, мол, держись!!! -благо, что им сделали местный наркоз и даже тогда, когда фигура врача или медсестры закрывали ее от него, он всё равно как бы видел её глаза сквозь синюю стену.
А назавтра его снова положили на тот же стол, снова над ним с капельницами и шприцами колдовали врачи и снова на соседнем столе лежала она. И они опять, те несколько часов, что в них по капле входила жизнь, не отрываясь смотрели друг на друга. И опять ничего не сказали друг другу.
Он видел, что она гораздо моложе его, но её глаза говорили о том, что она не замечает этого.
И так прошел ещё один день, потом ещё и ещё. Его и её приносили и уносили, а он всё не решался заговорить с ней, а она с ним.

Маленькое чудо.

Александр Тульчинский
В одном тёплом летнем дворе, пропахшим запахом пыли, кур, собак и упавших на землю абрикосов, в один тёплый июльский день, родился тёплый маленький котёнок. Котёнку было тепло и уютно рядом с мамой и рядом с копошащимися и пищащими братьями и сёстрами, но через несколько часов чья-та большая рука с каким-то новым и в то же время удивительно знакомым запахом забрала братьев и сёстер и унесла их куда-то навсегда. Поначалу котёнок так много ел и так много спал, что на игры совсем не оставалось времени. А потом пришёл свет, сначало в один глаз, а через несколько часов и в другой. Это было что-то удивительное. Раньше котёнок думал, что мир состоит только из звуков, вкуса и запаха и ограничен размерами с коробку, в которой он жил вместе с мамой, но оказывается что мир размером гораздо больше, чем коробка и представляет собой огромное пространство от стенок дома и сарая до дощатого глухого забора. Каждый день котёнок открывал для себя что-то новое, неизведанное раньше и от этого очень интересное, иногда это были такие удивительные вещи, что даже захватывало дух. Вот сегодня утром хозяин (а это именно его рука унесла когда-то его братьев и сестёр) угостил маму какой-то необычайно вкусной серебристой штуковиной от которой немного перепало и ему. Мама сказала, что это рыбка. А ещё сегодня днём котёнок долго гонялся за белоснежной бабочкой, но когда наконец-то поймал её, то она оказалась привязанной к нитке кусочком обыкновенной бумаги. И это только сегодня. А что будет завтра, что послезавтра???
.........................................................................

Письма с фронта. Невыдуманные истории.

Письма с фронта. Невыдуманные истории.

ОТДАМ ПИСЬМА БЕСПЛАТНО ТОМУ, КТО ОПУБЛИКУЕТ ИХ,

Александр Тульчинский


В мой антикварный магазин, наряду с другими предметами старины, иногда приносят и документы военных лет. Среди них попадаются и фронтовые письма. Эти письма найдены на чердаках брошенных домов, в макулатуре, в других местах, либо специально принесены в магазин, чтобы мы сберегли их. Продавать их у меня не поднимается рука, а просто складировать – это грех.
Я решил опубликовать их, это наша история, наша память. Здесь нет ни одного придуманного слова, я даже не исправлял ошибки в письмах, разве что случайно, при перепечатке. К сожалению, многие письма в очень плохом состоянии, зачастую не хватает целых кусков. Здесь всё то, что мне удалось разобрать.
А. Тульчинский.


ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ.

Письмо 29го/3-42.
Здравствуйте, мои дорогие родители! Шлю я вам красноармейский привет, а так же привет от всей души Клавочки и Вале.
Мама! Я призван в ряды РККА защищать нашу родину – это ты должна уже понять. Я сейчас нахожусь от Мичуринска всего 620 км. Теперь я хочу сказать Вам о своем местоприбытии. От Мичуринска до Саратова ехали мы 4 суток, 3-е суток пробыл я на вокзале в Саратове, из Саратова до станции Мокроус ехали 2 1/2суток и только что – 22.3 ночью я прибыл в часть, Пришлось мне переживать все это, в дороге кормили нас плохо, только что питался своими продуктами.

Маленький кусочек войны...


Александр Тульчинский.



Он даже не знал, как давно он полз. Ночь была очень тёмной, и каждый раз, когда взлетала очередная осветительная ракета, он, ещё минуту назад думавший, что обязательно взглянет на часы, что есть силы прижимался к земле и старался рассмотеть пространство перед собой. Иногда ему казалось, что прошло пару часов, иногда, что гораздо больше. Ползти было тяжело, хотя ему ещё не было и двадцати лет. И ватник и брюки давно уже были мокрыми, отчего и руки и ноги закоченели и временами его пробивала крупная дрожь. На изгибе правой руки болталась старенькая пошарпанная трёхлинейка, впрочем, несмотря на свой внешний вид, имеющая очень точный бой. Хотя давно наступила весна и весна была довольно тёплая, но в этом овражке, куда зимой намело много снега, ещё местами лежали блестящие ледяные пласты, которые всё никак не могли растаять. Вокруг веток орешника, которые выходили из под этой ледяной корки, были широкие проталины, диаметром вдвое больше чем сами ветки. И странно было видеть в ярком свете ракет, в каких-то нескольких сантиметрах ото льда недавно распустившиеся листья неестественно яркого зелёного цвета.
Овражек был совсем неглубоким, так, пологая лощина с небольшим, не более полуметра шириной ручейком от талой воды. Справа от него, на высотке были немцы. Его прикрывал от них совсем небольшой бугорок, тянувшийся вдоль всего оврага, до самого моста. Он не мог себе позволить даже привстать на четвереньки, настолько этот бугорок был маленьким, но на него и была вся надежда, весь рассчёт.