РАССВЕТ

Яркий диск оранжевого светила поднялся над лесом. Дом привычно повернул ему навстречу панели солнечных батарей и почувствовал, как энергия вливается в накопители. В принципе Дом мог черпать энергию откуда угодно: из ветра, перепада суточной температуры, разлагающейся биомассы, даже из грозы и просто из падающего дождя. Но, почему-то, именно солнечный свет казался ему наиболее приемлемым. Наверное, будь на его месте человек, он применил бы слово "нравится". А может это отзывались в нем отпечатки личности программиста настраивавшего его интеллектуальную систему. Дом этого не знал, да и решать вопросы подобного плана не входило в его задачи.
Начиналась привычная дневная работа: роботы уборщики доводили помещения до стерильности, разогревался кухонный синтезатор, готовившийся выдать порцию кофе по-турецки, который так любил начальник лаборатории "Замкнутых автономных экосистем" Ник Стан. Привычно светилась дата и текущее местное и общеземное время. Роботы-садовники ухаживали за газоном, зеленой изгородью и садом. Робот-дворник убирал дорожки, по которым сновали роботы-ремонтники, следящие за состоянием всех конструкций. Дом, как всегда, ждал людей.
В процессор поступали данные тысяч датчиков, которые постоянно обозревали окружающий мир и пространство внутри Дома. Лес вокруг защитной зоны был наполнен биотоками. Он жил своей привычной жизнью. Это тоже была сложная экосистема, в которой всему, и растениям, и животным, и насекомым было отведено свое четкое место. Правда Дом не знал, кто ею управляет. И еще, он помнил, что лес был не всегда.

Осень в начале пути

Георгий, сидя на огромном черном валуне, задумчиво рассматривал раскинувшийся перед ним пейзаж. В принципе - картина ставшая совершенно привычной за последний год. Холмистая равнина, раскинувшаяся до самого горизонта. Покатые бока холмов, покрытые ковром жухлой травы, из которой россыпью оспин торчат округлые макушки черных валунов, от небольших, размером с футбольный мяч, до гигантов с одноэтажный дом. На иссиня-фиолетовом небе оранжевое светило, собирающееся уползти на покой. И полярное сияние, заполняющее своими бледно-зелеными и пурпурными полотнищами практически весь небосвод. В общем, вполне впечатляющий пейзаж, типичный для Хазунга, наверное, способный подвинуть наблюдателя на некие философские размышления. Но Георгию получить удовольствие от созерцания мешали разбросанные в живописном беспорядке по склону холма у него за спиной догорающие останки разведывательного катера и ноющая боль в ушибленной ноге и спине. Что там говорили разработчики космической техники вообще и геолого-разведывательного катера в частности о надежности и безопасности? Что сбой всех систем сразу практически просто невозможен и составляет вероятность один к десяти миллиардам? Ну почему этим одним оказался он - Георгий Соболев? Тридцати пяти лет отроду, геолог, член третей экспедиции на Хазунг.
Мысли невольно вернулись к тому моменту, когда на катер, идущий на сверхмалой высоте, для проведения ультразвукового зондирования грунтовых вод, обрушился внезапный магнитный шквал. Противно взвыла аварийная сигнализация. Взбесившийся магнитометр, не рассчитанный на подобные перегрузки, мигнул напоследок красным индикатором и умер.

Область пересечения

Верховный Правитель Зирус стоял у окна своей приемной. Окно, сегодня настроенное на случайную смену видов, в данный момент транслировало панораму Столицы с высоты птичьего полета. Вид, который неизменно вызывал в душе некое состояние подъема и легкой гордости, как-никак ее расцвет он может смело приписывать своему правлению. Высокие белые и кремовые шпили жилых и административных зданий, вздымающиеся на огромную высоту из буйной растительности нижнего яруса, связанные серпантином дорог надземного транспорта и снующими вокруг них, словно пчелы у улья, летательными аппаратами. Немного портил картину стратосферный купол противокосмической защиты, карминные сполохи которого периодически пятнали девственную синеву неба уродливыми протуберанцами. Эстеты в парламенте не раз морщили носы, но, истины ради, скорее для проформы - никто не хотел ощутить на себе действие планетарного уничтожителя абхов. Мысли, от которых Правитель Зирус всё это утро пытался подсознательно уйти, снова закружили в голове беспокойный хоровод. Вызвав на окно проекцию показаний планетарного хронометра, Правитель в который раз нахмурил брови - пора бы уже... Приглушенный удар гонга, которого он ждал всё утро, невольно заставил Зируса вздрогнуть. Адъютант, как обычно беззвучно, материализовался у двери:
- Корабли экспедиционного корпуса вышли из надпространства, командор Варг и Старший реинкарнатор Слунд просят Вашей аудиенции.
- Соединяй! - Верховный Правитель, вдруг понял, что у него пересохло горло и даже это короткое слово далось ему с трудом.

АГАСФЕР


Осень. Завершение очередного витка. Подготовка к следующему кругу. Ему нравились такие тихие октябрьские дни, когда природа, словно прислушиваясь к себе, с легким шуршанием раскладывала замысловатый пасьянс из разноцветных листьев. Удивительно, как сам факт очередного умирания природы вызывает в людях умиление и восхищение. Наверное, потому, что подсознательно человек знает - придет весна и все оживет. Смерть не навсегда. Впрочем, его подобные рассуждения отнюдь не радовали. Он просто отдыхал душой, рассматривая постоянно меняющийся узор под ногами, слушая прощальный шелест, вдыхая запахи осени. Последние годы он облюбовал себе скамеечку, стоящую под огромным кустом калины на самом краю парка. Там где окультуренная и выстроенная параллельно и перпендикулярно людьми растительность, переходила в первозданный хаос. Где терялись красивые мощеные аллейки, и им на смену приходило хитросплетение вьющихся тропинок. Здесь редко в будние дни появлялись люди, позволяя почти полностью раствориться в природе. А что ему еще осталось в этой жизни?

Погруженный в мысли и созерцание, он не сразу заметил, как на крохотную полянку, на краю которой стояла укромная скамейка вломились четверо здоровенных лбов. Все как под шаблон деланные - бритоголовые, в кожаных куртках. На рукавах эмблема из скрещенных молний на фоне черепа. Наверное, какое-нибудь крайне левое молодежное движение. Молодчики пинками и матом гнали пятого, по виду, их ровесника. Старик не хотел вмешиваться в непонятные для него разборки и предпочел бы остаться незамеченным, прикрытый спасительным кустом калины.

К вопросу прикладной ихтиологии


Легкая дымка тумана стлалась над поверхностью пруда. Где-то в кронах огромных верб, обступивших водоем, словно спросонья, спотыкаясь на каждом ку, пробовала голос кукушка. В отличие от нее, лягушки продолжали дружный ночной концерт, казалось, не замечая наступившего дня. Легкие поплавки из гусиного пера застыли на зеркальной глади воды. Сашка, худощавый, вихрастый светловолосый мальчишка, десяти лет от роду, больше всего любил именно этот момент предвкушения поклевки. Именно не ради самого улова, хотя чего греха таить, похвастаться перед сверстниками какой-то особенной добычей - приятно, он подрывался в половине четвертого утра затемно и, схватив удочки, мчался к пруду. Добежав до знакомого прикормленного места, быстро разматывал удочки, цеплял наживку на крючок, забрасывал снасть и застывал на берегу в сладком ожидании, когда поплавок первый раз дрогнет, давая знать - кто-то из водных обитателей готов вступить с ним в единоборство. Кроме того, рыбалка давала возможность спокойно помечтать в одиночестве. Он, городской житель, с десятилетним стажем, всегда ждал летних каникул, что бы уехать к деду Якову и бабе Маше. Здесь, в самом центре украинской степи, Сашка отдыхал от каменных коробок закрывавших горизонт, вдыхая вместо запаха гари и пыли, аромат скошенного сена, меда и парного молока. И, конечно, запах пруда. Отец начал брать его с собой на рыбалку лет с пяти, причем как полноправного партнера - у Сашки была своя удочка, подобранная под его рост и свое прикормленное место на берегу.