На деревню дедушке

(второе письмо Ваньки Жукова)

Здравствуй, милый дедушка!

Пишет тебе твой непутевый внук, как ты изволишь выражаться, Ванька или, как меня кличут теперь хозяйские дети Гришка и Степка, - Ванька-Прополис.
Прополисом меня стали звать с прошлого года, когда хозяйка отослала меня к работнику дяде Игнаше на пасеку, потому что после того случая, когда я нечаянно пустил шептуна, у хозяйки началась истерика, поскольку нос у нее оказался очень чувствителен, и теперь она мой дух не переносит.
Дядя Игнаша поначалу ко мне относился сносно, а потом, когда у него стал пропадать табак, стал на меня коситься и подозревать.
А табак у него таскают Гришка и Степка, а когда я их застал за воровством, они просили не говорить дяде Игнаше, а взамен пообещали научить меня курить табак.
Курить я научился быстро, и теперь курю как большой. Даже самокрутки кручу быстрее и крепче, чем сам дядя Игнаша. Однако курить при взрослых еще опасаюся, и курю, когда рядом взрослых нет.
Вот и в прошлом годе, на пасеке, только я уединился под черемуховым кустом, затяжки две сделал от силы, не более, как вдруг слышу шаги. Гляжу, прямо на меня идет дядя Игнаша. Сижу, думаю, что пройдет мимо. А он подошел к кусту и давай очень энергично справлять малую нужду. Я с испугу стрельнул куда-то самокрутку и закричал. Дядя Игнаша увидел меня, засмеялся, но нужду все-таки справил до конца. Когда я вырасту, и в животе у меня будет много мочи, я ему отомщу также энергично, и не только мочой. А тогда мне стало обидно, и я незаметно повалил несколько уликов. Они упали и развалились.

Агент советского гестапо

1.

Весной 1969 года в городе Холмске ночью сгорел небольшой деревянный дом. Это было мое "боевое крещенье'' в качестве пожарного СВПЧ- 6, куда я пошел работать из Холмского узла связи, поддавшись длительным уговорам моих товарищей, к тому времени уже работавших в пожарной части.
То ли возможность иметь три выходных кряду, то ли возможность (в шестнадцать лет) пощеголять в военной форме, то ли романтика работы, а может и все вместе, повлияло на меня, но я стал пожарным. И первый свой пожар помню хорошо. Не потому, что он был первым, а потому, что на пепелище я нашел нечто, что и определило мою дальнейшую судьбу. Именно этой ночью, в обмундировании пожарного, мокрый, грязный, усталый я оказался на пути, приведшем меня в итоге в литературу.
Этот дом горел, как горят все деревянные дома: быстро, ярко и жарко. Дотла. Он сгорел, а мы, собрав рукава, сидели на пепелище, ожидая, когда инспекторы проведут расследование.
Начало светать, и я заметил под кучей хлама какую-то металлическую коробку. Открыв ее, увидел пачку полусгоревших писем, несколько фотографий и толстую общую тетрадь, разбухшую от воды.
Слипшиеся листы плохо перелистывались, и я уже хотел отбросить находку в сторону, как вдруг, где-то на половине, тетрадь раскрылась сама, и мне бросилось в глаза словосочетание: "Советское гестапо". Меня словно током ударило. Ведь всего неделю назад я давал присягу работника внутренних дел, а перед этим зам. начальника СВПЧ - 6 с глазу на глаз убеждал меня, что советский пожарный - это тот же пограничник, только на охране социалистической собственности.