The boogeymen are coming

Было жарко. До безумия, до потемнения в глазах.
Оуэн оглянулся, ему казалось, что за ним кто-то следил, неустанно следовал по пятам, шептал что-то в спину. Во рту был привкус гноя, сладковато-кислый и маслянистый, от него нельзя было избавиться, запив стаканом воды или выкурив сигарету: привкус не уходил, а вязко размазывался по раздраженному нёбу, от него выворачивало нутро и мутило. Оуэн сплюнул, поморщился и пошёл дальше.
- Нхе! Лаль дархи! - натужно хрипели в спину, как будто стояли на расстоянии шага, но колдун знал, что если он обернется, то за спиной никого не будет. - Давно не виделись, лаль дархи, очень давно.
Хрипение дополнилось всхлипами, словно говоривший не мог удержать поток слюны во рту и она постоянно сочилась сквозь зубы.
- Почему не смотришь на меня? Противен? Нхе! Обернись! - голос сорвался на визг, от которого заложило уши, а сердце бешено заколотилось. Мимо Оуэна пронеслась большая муха, выписывая пируэты и уносясь куда-то вверх. Колдун шел не оборачиваясь, в голове все ещё звенело, а на языке - все тот же сладкий, тошнотворно-маслянистый привкус гноя.

Оуэн медленно открывает глаза. Кошмары перестали быть похожими на кошмары, но они все так же омерзительны.
Оборотень утирает вспотевший лоб и сглатывает застрявший ком в горле. Морщится и упирается кулаком в губы, давя в себе рвотные позывы. Вкус тлена.
С идущей кругом головой, он осторожно следует в ванную, пытаясь больше не глотать и вообще лишний раз не шевелить языком. Своё отражение в зеркале Оуэн признает только благодаря отросшей за месяц бороде, рыжей и густой, а всё остальное: пожелтевшая кожа, слезящиеся глаза над тяжестью выдающихся синюшных мешков, бесконечная и глубокая усталость во взгляде – выглядит старым и чужим. Выглядит жалко.
Колдун высовывает язык и видит, как от неба тянется тонкая струйка коричневой слизи. Он прижимает язык зубами и пытается счистить гной, но это не помогает. От зубной щетки и пасты становится немного легче, не считая озноб и остаток привкуса.
Это не болезнь, колдун это знает. А еще он знает, что надо в таком случае сделать.

По спине лупят струи горячей воды, Оуэн отмокает под душем с лавандой уже сорок минут, заговаривая собственную душу от кошмаров - тут главное не медлить. Хотя оборотень ненавидит жару, он готов и три часа простоять под кипятком, если того требует обряд.
Надеть свежие вещи – ткань жестковата и немного раздражает распаренную кожу. После сбрить бороду, начисто. Постельное белье сжечь на заднем дворе дома, присыпав солью и травами. Предупредить Шедвара, что сегодня он на работу не выйдет, отмахнуться от вопросов и уверить вожака в том, то все хорошо. В обед – уборка комнаты, к ужину – сплести ловец снов с перьями, камышом и камнями. Постелить себе на новом месте, повесив ловец над головой, а кровать обвести защитным кругом соли и кремневого порошка. Зажечь свечу. С пустым желудком лечь спать.

Оуэн открывает глаза.
Его прошибает озноб: не от слабости, а от ощущения, что за ним наблюдают. Он оглядывается, но никого поблизости нет.
Тишина.
Макалистер поднимается на ноги, не спеша переступает через кольцо соли, по телу проходит лёгкая дрожь. Кажется, что интуиция пытается что-то подсказать, но он не слышит. Он вообще ничего не слышит.
Тишина.
На пороге кухни в нос ударяет неприятный запах, словно что-то протухло. Вряд ли это вчерашний ужин. Оуэн входит на кухню с любопытством и опаской, включает свет, осматривается. На подоконнике лежит ворон, без сомнения, мертвый: в крупном черном теле деловито копошатся жирные мухи, потирающие мохнатые лапки, вздрагивающие крылышками, они спариваются, там же опорожняются, а после откладывают личинки, плотным ковром облепив безжизненное тело. Кажется, ворон ещё движется: рой вздувается, опускается, волной перетекает из одного состояния в другое – из сильного тела в кусок гниющего мяса, борделя для шлюх, рожающих детей сразу после залёта.
Стоило обратить на них взгляд, на миг рой замирает – а после молниеносно устремляется в сторону колдуна, окутывая его коконом трупного смрада, заполняя тишину звенящим жужжанием, норовя пролезть внутрь через нос, глаза, уши.
- Кидодо мчави! - внезапно шепчет ему рой, замирая на почтительном расстоянии от него. Мухи принимают очертания темнокожего мужчины с миндалевидным разрезом глаз и черной радужкой зрачков.
- Ква нини кукимбилиа? - спрашивает тот, расплываясь в щербатой улыбке, и сквозь щель лезут насекомые. Кругом невыносимо воняет, знакомый привкус тошнотворно растекается по глотке.
- Давно не виделись, - продолжает жужжать рой, напоминая Оуэну, что он еще вроде как живой, что надо соблюдать почтение и поздороваться. Мухи вновь лезут в лицо, словно хотят проучить. Оуэн отмахивается, шепчет защитную мантру, пятится назад.
- Куфа мбва миту! Куфа! - орет рой, прорываясь сквозь защиту, сквозь плотно сжатые губы, щекоча своими перемазанными в гнили лапками небо и вгрызаясь в нежную кожу век.

Оуэн открывает глаза.

Колдуна мелко трясет от пришедшего понимания, что ничто не смогло его уберечь: ни защитное заклинание, ни кольцо из соли и порошка, ни заговоренный ловец. Нужно думать над чем-то более сильным и действенным, нужно включать мозги, нужно мобилизовать все силы, а у Оуэна вместо мыслей только жужжание, запах тлена и желание сдохнуть. Но Шедвар же его даже из-под земли достанет. Значит, придется бороться.
Кстати о Шедваре: еще на сутки тот отгула не дал.
- Я тебе плачу за то, что ты находишься в моем заведении, а не отлеживаешься дома, - озлобился вожак. Вечер пятницы совсем не задался, решает Оуэн, судорожно натягивая рубашку и ища глазами ключи от машины. В конце концов, может, на людях его не будет так сильно крыть?
Сесть за руль - не самая здравая идея, но пользоваться общественным транспортом или такси Оуэн отказался. Колдун старается ни на что не отвлекаться, делает музыку громче – это спасает от посторонних звуков, но не от раздражающей духоты. На мосту как назло пробка, большинство водителей уже разворачиваются и меняют маршрут, решив, что поехать в объезд будет быстрее. Оуэн думает, что и ему стоит свернуть, но подсознание зовет его вперед - это плохо, ему не хочется, он знает, что ничем хорошим это не закончится, но едет.
Впереди видна карета скорой помощи, патрульные машины, столпившиеся люди, бормочущие что-то себе под нос и закрывающие лица руками. Оуэн останавливается, выходит из машины и ныряет вперед, в толпу. Волчий нюх быстро распознает запах крови. Обыкновенная авария, так в чём дело?
Внимание оборотня привлекает неестественный вывернутый под немыслимыми углами труп девушки. Смотреть не хочется, но он не может отвести взгляд. Душа с едва различимыми чертами её обладательницы светлой дымкой поднимается из изувеченного тела и улыбается ему. Ей уже нет дела до того, что происходит в мире живых. Всё идет как надо.
Возле уха что-то жужжит.
На плече сидит большая муха, пару раз потирает свои лапки, как будто что-то замышляет, и слетает после того, как колдун нервно дёргает рукой. Насекомое неспешно подбирается к душе погибшей, Оуэн стоит как вкопанный, и его прошибает чувство, что сейчас случится что-то непоправимое. Муха летит, Оуэн не может двигаться, муха разбивается в светлой дымке на мириады грязных пятен, а Оуэн просто смотрит.
Он слышит крик. Пятна проникают внутрь, сжирают душу, рвут её на куски, терзают пираньями, раковой опухолью множатся и заполняют собой её существо. Душа визжит, впивается пальцами, стараясь вытащить пятна, разрывает себя снаружи и бьётся в агонии. Оуэн смотрит. Его ноги немеют так, что он не может сделать в её сторону даже шага, чтобы помочь, не может закрыть глаза, видит, как душа не то кровоточит, не то истекает черной слизью. В его сознании она принимает форму тела с выпущенными кишками – такого не бывает, но он может рассмотреть каждый дюйм с анатомической точностью. Такого не бывает – но он чувствует железный привкус крови и неизменный смрад.
Перед глазами стоит картина срывающейся с моста девушки, пожираемой роем мух, в ушах – крик, полный первозданного ужаса, от которого стынет кровь в жилах (в своих собственных, настоящих, черт возьми, жилах). Оуэн сглатывает ком, вновь ощущая вкус трупного гноя.
Он убил. Даже не человека, а душу.
- Сэр, у вас все хорошо? – чужие слова выбивают Макалистера из коматоза.
Он видит перед собой медика, внимание которого вид Оуэна привлек явно больше, чем рыдающие подруги погибшей. Колдун кивает и, резко развернувшись, возвращается к машине. Телефонный звонок.

Мощные колонны и цветные фрески католического храма, конечно, достойны уважения. На этом симпатия Оуэна к церквям начинается и заканчивается. Он скептически окидывает взглядом массивное строение из светлого камня и входит внутрь. Шедвару нравится посещать подобные заведения, и колдун эту страсть с ним не разделял, несмотря на попытки вожака объяснить ему некую иронию в том, что он ходит на воскресные службы. В последнее время Джек захаживает и на вечерние, когда удается ускользнуть с работы: казалось бы, он ведь директор, всегда может себе такое позволить – но это всего лишь миф. Оуэн знает, время вожака дорогого стоит, чтобы позволить себе постоянно развлекаться. Хотя, может, Шедвар сам себя нагружает, чтобы не сдохнуть со скуки в статичном состоянии безделья наедине с самим собой и сотнями лет за плечами? Оуэн не собирается вдаваться в подробности.
Макалистер опускается рядом с вожаком, здороваясь и переводя взгляд на хор, красиво тянущий “Ave Maria”. Шедвар под взглядом шотландца облокачивается на переднюю лавку и блаженно улыбается, шевеля губами слово в слово за тенорами и сопрано хористов. Лучи заходящего солнца освещают зал собора, заглядывая через калейдоскопы фресок и окрашивая помещение в цвета радуги. Оуэн оборачивается – за спиной роится мошкара, и ему непонятно, те ли это мухи или просто живые создания, греющиеся на свету.
- Ты бы помылся, что ли, - невзначай говорит вожак, на секунду оторвавшись от прослушивания службы.
- Уже, - кривится Оуэн.
Музыка ему не нравится, да, она красивая, умиротворяющая, возвышенная, он готов с этим согласиться, но не полюбить, ему не нравится белый камень снаружи и золото внутри, ему не нравится запах, но, несмотря на все «против», ему впервые за эти пару дней отчего-то спокойно на душе. Может быть, это влияет присутствие вожака, может быть, особая энергетика дома божьего, о которой столько твердят люди – кто знает. В подобном Макалистер копаться не любит, а сейчас – тем более. Лучше расслабиться и наслаждаться бесценными секундами затишья.
- Оуэн, - говорит Джек, отклоняясь назад и упираясь в спинку лавки, - если у тебя проблемы, ты только скажи.
- У меня все хорошо, - отвечает колдун, и даже не врет. Сейчас – всё непростительно хорошо. А потом? Что ж, он сам способен справиться со всем этим дерьмом без вмешательства Шедвара.
- Я в курсе, - спокойно кивает вожак. - Ты просто помни, что я всегда готов прийти к тебе на помощь как...
- … мой вожак, - заканчивает за него Макалистер. – Да, знаю. Спасибо, но я действительно в силах справиться с этим.
- Я хотел сказать «как друг», но хорошо. Я верю в тебя.
Кажется, оборотень видит в глазах Шедвара то ли нотки сочувствия, то ли заботы, но длится это недолго. Возможно, вожак насмехается над ним, возможно, и это Макалистеру тоже чудится – он не успевает понять.
В следующее мгновение Джек отворачивается и вновь смотрит на хор, от пения которого будто дрожат стекла высоких окон. Колдун втягивает пряный запах ладана и плавящегося воска и повторно оглядывается к проему: мимо летят голуби, мошкары больше нет.
Он действительно справится с этим.
- Будь добр, прими душ ещё раз, - шепотом говорит Шедвар и кивает колдуну, намекая, что это приказ вожака, а не дружеская просьба. Макалистер натянуто улыбается, прячет руки в карманы расстегнутого пальто и поднимается на ноги.
- Я буду в кабаре, - сообщает он Джеку, на что получает еще один утвердительный кивок. У дверей Оуэн жертвует храму несколько монет, запахивает пальто и выходит на улицу, быстрым шагом направляясь в сторону своего авто. Хор поёт ему в спину, Оуэн улыбается.
Кажется, он начинает понимать, что во всем этом находит Шедвар. Хотя, может, ему это только кажется?

Как оказалось, в кабаре готовятся к встрече с какими-то важными шишками - то ли поставщиками основной продукции для казино-кабаре, то ли для подпольного борделя, и, как понимает Оуэн из разговоров - это вампиры, а значит надо держать ухо востро. Оуэн хмыкает, вот почему Шедвар разрешил ему вчера остаться дома; надеялся, что колдун сможет отойти к сегодняшнему вечеру.
Макалистер поднимается на лифте в пентхаус, где располагается комната вожака. Тот без колебаний позволяет колдуну отдохнуть там перед работой. Джек вообще довольно пренебрежительно относится ко всем дорогим вещам, которыми обладает – одна из особенностей, подкупающих доверие.
Оуэн оставляет свое пальто на кресле, от остальных вещей избавляется уже в ванной комнате. Можно не спешить, до встречи ещё три часа, но хочется как следует привести себя в порядок.
Спокойствие, настигнувшее его в храме, все еще разливается по телу, и мимоходом Оуэн думает о том, что если посещение церкви напрямую с этим взаимосвязано, он станет её частым посетителем.
Вода приятная и легкая, она смывает пережитое с тела колдуна, избавляет его от страхов и остаточного чувства вины перед духом погибшей девушки.
Весьма вероятно, это был их ответ на то, что он отгородился от них защитным заклинанием. Над этим стоит задуматься, но Оуэн не может сдержать облегченной улыбки, прижимаясь лбом к холодной плитке, которой была облицована стенка.
Он справится.
Как дальновидно.

После душа он решает, что может немного отдохнуть, заводя будильник на час вперед. Сон у него глубокий, целебный, а главное – без сновидений. Возле уха звонит мобильный, призывая оборотня проснуться и спуститься вниз, чтобы поддержать своего вожака, как тот и просил. Колдун довольно потягивается, встаёт и направляется в ванную, чтобы умыться и одеться. И хотя на языке ещё ощущается небольшой привкус гноя, Оуэн решает, что это просто остаточное влияние демонов на его душу. Он смотрит в зеркало.
И отшатывается. Красные глаза, из которых течет желтоватая слизь, радужка глаз, обратившаяся в болотный цвет вместо светло-голубого. Колдун с опаской открывает рот и высовывает язык, видит, как внутри что-то копошится в гное. Оуэн быстро сплёвывает в умывальник. Две сцепившиеся мухи, теперь спаривающиеся на белой поверхности раковины, а не у него во глотке. Голова легко кружится, а к горлу тут же подступает ком. Макалистер себя не сдерживает, его выворачивает в унитаз, и он старается туда не вглядываться, но всё равно краем глаза удается заметить копошение в воде. Он быстро нажимает слив, шумит вода, а Оуэн истерично чистит зубы, понимая, что ничерта, ничерта его не оставят в покое, ему просто давали надежду, чтобы тут же её сломать. Мужчина вытирает лицо полотенцем и уходит в комнату, не смотря на свое отражение. Ему точно нужна помощь Шедвара.
- Лаль дархи, а ты все так же жалок, как и тогда, - неожиданности колдун вздрагивает и тут же оборачивается в поисках того, кто говорит. Но за его спиной нет даже мух. Никакого жужжания. Гробовая тишина.
- Выходи лицом к лицу, Джайянт. Или ты трусишь? – голос у Оуэна внезапно надрывный, аж горло пощипывает.
Он встретил Джайанта в своем первом путешествии в Индию, Джек тоже его знал. Он был колдуном в местной стае, пока не загнулся в чумной агонии.
- Я? Трус? – Оуэну непонятно, откуда идёт звук, чтобы побороть его окончательно; кажется, шепот идет отовсюду. Впрочем, это неважно. С деталями он разберется позже, сейчас ему нужно добраться до вожака, который поможет решить этот вопрос. Оуэн открывает дверь, намереваясь покинуть комнату.
На пороге стоит Джайянт – худой, с перекошенным лицом, с раздутыми до размеров апельсина подмышечными лимфоузлами, отчего руки не могут прижаться к бокам, с пожелтевшей и потрескавшейся кожей. Из уголка кривых пухлых губ течет нитка вязкой слюны. Красные глаза индуса смотрят осуждающе.
Оуэн делает шаг назад.
- Это я трус, лаль дархи?
Молодой колдун – точнее то, что раньше им было – входит в комнату, принося с собой трупный смрад, а ступни оставляют коричневые следы гнили. Оуэн смотрит на них, на пальцах ног нет ногтей, все давно облезло и сгнило. Оборотень тянется к груди за амулетом, но вспоминает, что тот остался в кармане пальто. Оуэн быстро разворачивается.
Лоб в лоб он сталкивается с Аньян, жрицей из прайда, который когда-то посещал вервольф. Она такая же тощая, как и много лет назад, скелет, обтянутый старой посеревшей кожей – она уже слабо похожа на своих соплеменников с опаленными солнцем темными телами. Взор больших миндалевидных глаз полон укоризны. Вместо слов из неё вырывается шипение, в руках она держит куклу. Оуэн замирает, ожидая действий старухи, и вдруг её зрачки начинают шевелиться, превращаются в мух и расползаются в стороны, покидая пределы глазных яблок. Теперь Макалистера сверлят мутные круги белков. Губы старухи Аньян расползаются, обнажая беззубый рот с гниющим обрубком вместо языка. Оуэн вспоминает, как главная львица прайда отрезала его за то, что колдунья позволяла себе слишком дерзкие речи.
Он набирает полную грудь воздуха, чтобы на одном дыхании выкрикнуть заклинание и уничтожить их. Тела старых врагов взрываются с жужжанием и пропадают в рое мух. Оуэна окутывает смрад, он чувствует, как ему за шиворот начинает течь какая-то слизь. Его снова выворачивает.
Он открывает глаза.
Над ухом разрывается мобильный. Он берет его в руки, чтобы отключить будильник и переварить то, что ему приснилось. Оуэн тяжело вздыхает. Похоже, что с Шедваром действительно придется про это говорить, чтобы тот помог найти решение. Он поднимается на ноги, голова легко идет кругом, потому неуверенной походкой колдун направляется в ванную, чтобы забрать свои вещи и уйти из этого места - отравлять обитель вожака, пусть и не постоянную, ему не хотелось. Он перехватывает дверную ручку, а другой рукой тянется к выключателю, чтобы зажечь свет. Но света нет, а его вновь одаривает вонью - тухлая вода, в которой, кажется, что-то плещется.
- Мод-х Фаол! – резко кричит колдун. На него накатывает злость: других он спасает легко, а собственную душу не может. И если бы это были серьезные демоны, нет, это просто пережитки прошлого! Аура вокруг волка слабо мерцает, принимая очертание нити, и тянется в темную комнату, расширяясь и создавая призванный путь для волка. Тьму создают мухи, успевшие наплодиться в закрытом пространстве. Оуэн морщится, сжимает кулаки и ступает на искристый путь, веря, что его внутренняя сила сможет защитить его, ведь он не зря работает колдуном у Шедвара, ведь вожак верит в него и его способности.
Рой резво вьется вокруг него, закрыв вид на выход, и кажется, что ванная исчезла и он попал в другое измерение. Вонь усиливается, Оуэн склоняет голову набок, пытаясь что-то различить во тьме, в воде снова слышится всплеск.
- Сао-хал, - говорит колдун с придыханием, негромко, но этого для заклинания достаточно.
Путь мерцает сильнее, так что вокруг можно что-то разглядеть, складывается впечатление, словно мухи, пробующие силы колдуна на стойкость, просто сгорают в этом свете. Оуэн уже видит водоём, еще немного пройти – и он сможет понять, что в нём. Внутри зарождается надежда, что именно это и будет решением его проблемы. Он уверенней делает шаг вперед, отступать больше не будет.
Мухи жужжат сильнее, злятся от того, что не могут проникнуть сквозь защиту колдуна, а после – будто растворяются, и взгляду вервольфа предстает ванна, в которой уже успела стухнуть вода. В ней лежат и Джайянт, и Аньян, и еще кто-то, чье лицо он не может разобрать, но невозможно длинные тёмные пряди нельзя не узнать. Они все мертвы, их конечности свисают из ванны, а тела раскурочены. В ранах деловито копошатся мухи, перебирая внутренности своими мохнатыми лапками, а их личинки прорывают ходы в холодной плоти. От стоящего гула и чавканья Макалистеру становится плохо, от исходящей дурноты гниющих тел в стоячей воде делается ещё хуже, он опускает взгляд вниз. Уже по щиколотки в воде, он внимательней всматривается на ванну и понимает, что это не вода вовсе, ведь кран перекрыт. Оуэн поднимает одну ногу, за ступней тянутся вязкие нити, в нос тут же ударяет новый запах - так пахнет слюна из грязного рта, где гниют зубы и язык. Оуэна тошнит. Опять.
Он стоит на четвереньках в кабине, по спине бьёт вода, его стошнило два раза, а он все еще не ложился. Тело бьет крупной дрожью, ему приходит четкое и леденящее душу понимание - его пожирают изнутри. Оборотень меняет положение, просто садясь на пол душевой и упираясь спиной о холодную стенку. Сколько он тут проспал? Спал ли он? Мужчина закрывает лицо ладонями, устало потирая глаза и переносицу. Разум затуманен и не видит выхода из этой трясины. Почему он не может победить тех, кто уже давно мертв?
Он покидает душевую, лихорадочно обтираясь жестким свежим полотенцем и прислушиваясь к малейшему шороху. Три часа давно прошли, собрание уже в самом разгаре - Шедвар убьет его.

Рубашка липнет к телу, и ему не хочется думать, почему оно такое мокрое и откуда берется вся эта слизь. Колдун вжимает кнопку этажа в лифте, еле поборов дрожь в руках, и наваливается на перила – стоять просто нет сил. Он выходит в коридор и на негнущихся ногах идет к кабинету вожака. Соображает колдун тяжело, перед глазами все плывет, его вновь мутит, и поэтому приходиться сдерживаться. Он не обращает внимания на стоящего у кабинета охранника, а просто судорожно цепляется за ручку и открывает дверь.
Шедвар, сидящий за столом в вальяжной позе, переводит на него свой взгляд, и искорки легкомыслия и веселья тут же затухают. Брови сходятся к переносице, а крылья носа раздуваются от злости. Оуэна трясет, он совсем теряет контроль.
- Вышел, - спокойно говорит вожак, будто игнорируя плачевное состояние своего колдуна.
- Я сдохну, если выйду, - еле разлепив пересохшие губы, говорит Макалистер и до скрипа сжимает ручку двери, чтобы не упасть прямо на пороге.
- Ты сдохнешь, если зайдешь, - отвечает ему вожак. - Сгинь.
Оуэн закрывает за собой дверь. Ему обидно, что друг предпочел заключение договора его проблемам, но уходить он все равно не собирается, да и не в том он состоянии, чтобы передвигаться. На дрожащих ногах он плетется до противоположной стены и там же оседает прямо на пол. Оуэн утирает пот со лба, пытаясь понять, реальность ли сейчас. Может, ему это все тоже только снится, и тогда должны были бы появиться мухи. Но нет ничего, что указывало бы на сон.
- С вами все в порядке, сэр? - спрашивает охранник, которого явно насторожил дрожащий и обильно потеющий колдун. Он делает к Макалистеру несколько шагов.
- Оставайся там, где стоишь, парень, если хочешь жить, - хрипит ему колдун. Души той девушки на мосту ему хватило, больше он никому не хочет отравлять существование. Молодой волк кивает и возвращается на свой пост. На его лице читается тот самый вид жалости, когда хотят, но ничем не могут помочь.
Дверь кабинета вожака открывается, и гости покидают его, бросая короткие взгляды в сторону сидящего на полу Макалистера. Шедвар стоит на пороге и окидывает его хмурым взглядом, после выходит в коридор и хватает колдуна за шиворот.
- Не прикасайся ко мне! - предупреждает Оуэн. - Это опасно! Шедвар!
- Заткнись, - отвечает волк, вталкивая колдуна в свой кабинет, а после оборачивается к охраннику. - Позови ко мне Хансен.
- Сэр, у нее через полчаса выступление.
- Я не спрашивал о ее расписании, сынок, я сказал позвать ко мне Хансен!
Охранник ежится и кивает, быстро убегая к лестнице, чтобы выполнить приказ. Джек закрывает дверь и указывает Оуэну на угол, чтобы тот не мешал ему с приготовлениями. Он быстро сворачивает с пола ковер и максимально сдвигает мебель к стенам, чтобы не мешалась. Макалистер видит, что деревянный пол изрезан каким-то узором, но пока не может различить каким. Он поднимает взгляд к зеркальному потолку. На удивление нет сил, он только гулко и хрипло охает, опираясь спиной о стену.
На полу кабинета высечен заключенный в круг трискель, а симметрично направлениям света за кругом – еще четыре круга-площадки, соприкасающиеся с основным, которого касались завихренные ветви трискеля. Зеркала на потолке его только усиливают. Кто бы мог подумать: Шедвар, давно отказавшийся проводить ритуалы и иметь что-то общее с колдовством, будет хранить подобное в своём кабинете! Оуэн криво улыбается, вот откуда он всегда ощущал такую мощную энергетику в кабинете Джека.
В дверь стучат. На пороге оказывается Хансен, разодетая, разукрашенная, взволнованная. Колдун решает быстро отвернуться и сделать вид, что ему безразлично и вообще у него все прекрасно, хотя это глупо: перевёртыш уже понимает, Джек никогда бы не вырвал ее прямо перед выступлением, если бы все было хорошо.
- Хансен, - говорит вожак, - принеси мне из кабинета Оуэна средний ритуальный набор. Быстро, у тебя нет времени.
Макалистер морщится. Теперь она точно поймет, что проблемы – его конкретные, а не абстрактное «где-то в заведении». Девушка не задает вопросов и быстро уходит, а Джек тем временем снимает рубашку и наручные часы. Уже через минуту Хансен вновь стоит на пороге, держа небольшую коробку. Шедвар выхватывает ее из рук перевертыша.
- А теперь иди - готовься к выступлению.
- Я могу помочь, - возражает девушка, намереваясь войти внутрь, но вожак не сдвигается с места.
- Я непонятно выражаюсь, Хансен, или у тебя проблемы со слухом? Свободна.
Он хлопает дверью перед самым её носом и возвращается к столу, выуживая из коробки все необходимое для ритуала. Оуэн не может определиться, любит ли он эту радикальность в Шедваре или нет. С одной стороны, его раздражает привычка вожака сразу ударяться в приказы без каких-либо разъяснений, рубить с плеча, чтоб от него отстали в мгновение ока. С другой стороны, он понимает Джека – Макалистер сам почти такой же - это значительно упрощает достижение результата и избавляет от ненужных вопросов, взять ту же Хансен. Кому сейчас нужна её паника, одного неспособного колдуна в этом помещении пока достаточно.
Оуэн наконец-то отдирает от себя высохшую рубашку и садится в центр трискеля. Он готов на всё, что бы ни приказал Шедвар. Джек не спешит, листает какую-то книгу, выуженную из стола – пока Оуэна не трогают, но он готов ждать.

Дверь с легким щелчком закрывается у Оуэна за спиной, он переводит дух и, лениво стягивая вещи, проходит вглубь квартиры. Проводимый Шедваром ритуал затягивается на два часа, но кропотливая работа приносит свои плоды - становится легче. Это происходит мгновенно, организм наполняется энергией, дыхание выравнивается, а дрожь прекращается. Теперь стоит отоспаться.
Тишина больше его не угнетает, как это было недавно, наоборот – окончательно расслабляет. Не откладывая дело в долгий ящик, Макалистер ложится спать, решив проспать так долго, насколько способен.

Колдун открывает глаза, хватает губами воздух, но в легкие попадает только вода. Тело мгновенно тяжелеет. Невозможно различить, где верх, а где низ. Он вертится вокруг своей оси, что-то скользкое касается его лодыжки, и он резко поджимает ноги, выпуская еще часть спасительного воздуха. Вертикально, в сантиметре или двух от него, всплывает Аньян и замирает. Длинные тощие руки опускаются на плечи оборотня, а пальцы с силой впиваются в кожу, раздирая ее до крови.
- Тебе не сбежать от нас, мбва мвиту.
Оуэн понимает, что она не может говорить: он своими глазами видит, как подрагивает гниющий язык-обрубок, стоит старухе только открыть рот; но он слышит тихий хриплый голос. Его хватают сзади за волосы, оттягивая голову назад и крепко перехватывая за шею. Макалистер дергается, но хватка демонов слишком сильна.
- Твой вожак недоглядел. И мы отомстим за это, лаль дархи. А потом мы убьем и его! - последняя фраза из уст индуса звучит не так уверенно, как угроза Макалистеру, но тот понимает, что навредить Шедвару они все равно попытаются. Волк начинает дергаться из стороны в сторону и все-таки вырывается из захвата, не обращая внимания на разодранные в кровь шею и плечи. Он начинает всплывать, доверяя своей интуиции. Вервольф устает бороться - это последняя битва, и он это прекрасно знает. Стоит попробовать выжить.
Воздуха остаётся совсем немного, и он чувствует, как его легкие горят, их разрывает эта нехватка кислорода, а голова начинает болеть. Но вот спасительная поверхность. Волк вырывается из водного плена, подпрыгивая над водой и лихорадочно хватая ртом воздух. Только захватывает он вовсе не воздух, отчего заходится безудержным кашлем. Вся поверхность над водой закрыта роем мух, всполошившихся и сердито жужжащих оттого, что их потревожили. Колдун начинает черпать воду руками, чтобы промыть горло и вымыть вкус гнили с языка от ненароком раскушенной парочки мух. Он чувствует тухлый вкус воды, но другого выбора нет. Мимо него что-то опять проплывает, легко касаясь ног – они просто играют с ним, щекочут нервы и выжимают оставшиеся соки. Его опять начинает мелко трясти.

Шедвар неспешно идет к своей машине, ожидающей его на стоянке казино-кабаре. Пока за руль садиться не хотелось, он все еще ощущает усталость после ритуала, а также слежку, которая ведется за ним с первого этажа его заведения. Волк опирается о собственный автомобиль, спокойно вытягивает сигарету из пачки и закуривает.
- Говорите уже, зачем пришли, или я буду расценивать это как угрозу.
Сизый табачный дым срывается с губ вожака вместе со словами, он слегка щурится, ожидая, когда незваные гости все же покажут себя. Спустя минуту на площадке оказываются еще два человека. Судя по выправке и взглядам, это не типичные бандиты, решившие исподтишка напасть на богача. Людей Ковена опознать намного легче, чем им кажется.
- Мы пришли поговорить о вашем друге, мистер Шедвар.
Джек хмыкает, с наигранным интересом рассматривая своих собеседников. Ничего особенного он в них не видит, и ребята должны были понимать, что с таким вервольфом, как Шедвар они не справятся даже вдвоем. Он отталкивается от машины и выпрямляется, что немного напрягает его собеседников.
- Ну, говорите. И позовите третьего, а то ему наверняка скучно стоять в тылу.
Улыбка итальянца добродушна, он смотрит на них, как на детей в детском саду, не без жалости. После легкого кивка одного из мужчин - видимо, главного в этой храброй команде колдунов - на площадку выходит третий. Джек косится на него, не отмечая в парне сверхъестественных способностей, которые могли бы пригодиться его товарищам, развяжись тут потасовка. Впрочем, Джек всегда так смотрит на людей, для Шедвара они – всего лишь корм.
- Он опасен для общества, - снова обращается на себя внимание командир отряда. - Ковен просит вас позаботиться о нем, или мы сделаем это сами, мистер Шедвар.
Он говорит так, чтобы вожаку стало понятно, что забота с их стороны может обернуться для колдуна летальным исходом. Вот только Джек не может понять, какого черта они лезут в дела его стаи? Он не помнит, чтобы Ковену это было позволено. Итальянец в долю секунды оказывается рядом с командиром отряда, заставляет его неуверенно попятиться назад. Волк хватает его за грудки и притягивает к себе – маг выглядит жалко, если учесть значительную разницу в росте между человеком и вервольфом. Кажется, что Шедвар готов перегрызть ему глотку, так грозно он скалится, обнажив острые и длинные резцы - длиннее, чем у обычного человека или проклятого, выдающаяся черта рода Шедвара.
- Мне показалось, сукин сын, или ты сейчас посмел угрожать моему колдуну и другу? Вы совсем страх потеряли, не так ли?
Человек Ковена перехватывает оборотня за руки, пытаясь избавиться от хватки, но попытка ничтожна и тщетна. Его нижняя губа немного дрожит, когда он смотрит в глаза вожаку, Джеку становится противно, словно он держит в руках мусор.
- Нам пришел приказ передать вам предупреждение, мистер Шедвар, больше мы ни на что не уполномочены! - выкрикивает стоящий в стороне парень, решив, что это исправит ситуацию. Но если бы Шедвар хотел напасть и убить их, то родители бы уже оплакивали трупы своих тупых сыновей.
- Передайте своему главному, что если он не хочет иметь со мной проблем, а он не хочет, - говорит Джек, отшвыривая назад человека и брезгливо вытирая руки платком, - то вам лучше не соваться на мою территорию вообще. Иначе я позволю своим ребятам резать вас как свиней. Усекли?
Он поворачивается к своей машине, резко открывает дверцу и опускается в салон. Бросает на волшебников последний взгляд: в нем нет ничего, кроме ярого животного гнева - он действительно разрешит устроить кровавую расправу над людьми, если кто-то только попробует задеть колдуна. Но то, что Ковен прознал про проблемы Оуэна, заставляет Джека разозлиться даже на себя.
Визг тормозов оставляет трёх магов наедине с открытой волчьей угрозой и страхом, отражающимся в их глазах.

Оуэн решает, что ему следует двигаться, иначе его вновь утянут под воду. Для полного счастья еще неплохо было бы проснуться. Дышать на поверхности было невозможно из-за постоянно липнущих мух, так что приходится втягивать воздух сквозь ладони и тут же нырять. Он не знает, куда плывет и есть ли в той стороне берег, но попытаться стоит.
Нечто резко подплывает к нему снизу, хватая колдуна за бока и утягивая ко дну. Он ввязывается в драку, впечатывая кулак в то, что вроде бы похоже на чье-то лицо. Когда показываются проблески света, он может различить длинные, очень длинные черные локоны, змеями расплывающиеся в мутной воде. Сердце колдуна грозится пробить ребра и выскочить наружу. Тут же подплывают еще несколько тел и начинают тянуть его в разные стороны, отчего воздух из легких выходит быстрее, чем хочется. Сопротивление кажется бесполезным, но Оуэн старается, он не может не сопротивляться, ведь он так хочет если не жить, то уж точно не умирать при таких обстоятельствах.
Но его тянут ко дну, а времени и воздуха все меньше. Змееволосая плывет прямо над ним, лица все ещё не разобрать, но когда волосы слегка распускаются в стороны, он видит ее оскал - она улыбается его смерти, она бесконечно счастлива.
Макалистер хватает ее за горло, чудом освободив одну руку; чьи-то черные когти впиваются ему в живот, распарывая его и окрашивая болотную воду красными лентами. Силы вытекают сквозь раны, хватка на шее змееволосой слабнет.
Его тело там, в реальности, начинает биться в агонии, сквозь посиневшие, плотно сжатые губы течет слюна. С приходом часа Быка прекращаются и конвульсии - колдун замирает.

Шедвар буквально выбивает входную дверь Макалистера, уверенным шагом проходит в его спальню и наблюдает не самую приятную картину. Посиневший и скрученный Оуэн, сброшенное на пол одеяло, следы ран на коже ребер. Джек подходит к нему ближе и кладет ладонь на шею, нащупывая слабый пульс - еще минута или две. Пальто Шедвара летит в сторону, вожак подхватывает Оуэна на руки и несет в ванную. Кран выкручен на максимум, вода набирается постепенно, Джек судорожно ищет на кухне самый острый нож.
Вода шумит так умиротворяюще, он кидает последний взгляд на умирающего друга - стоит ли колдун того, что собирается совершить Шедвар? Глупый вопрос.
Он перехватывает Макалистера за плечи и окунает в ванную так, чтобы вода заполнила его легкие, проникла туда, где засела зараза. Тем временем Джек вспарывает себе ладони и переворачивает Оуэна на живот, открывая доступ к его спине. На холке он начинает вырезать трискель, чьи ветки заканчиваются пустыми кругами, шепча слова защиты, чтобы вытащить своего колдуна из мира мертвых, кровь Шедвара, проникающая в легкие вместе с водой, станет проводником для Макалистера. У соседа снизу громко по радио играет "Ave Maria", голос поющей женщины вселяет надежду.

Оуэн больше не может сопротивляться, отпускает шею змееволосой, его удобней перехватываю под руки и тащат все глубже - колдуну все равно, пусть хоть закопают на дне, теперь ему все равно. До него начинают доноситься какие-то звуки. Кажется, что это слова той песни, которую он слышал этим вечером, когда был на службе с Шедваром. Немного обидно, что старания вожака ушли впустую, его все равно забрали.
Оуэн открывает глаза, он хочет видеть, как поверхность медленно уходит от него, как последние пузырьки воздуха покидают его тело. Интересно, что там с настоящим телом в мире живых?
Он видит, как к нему тянется тонкая светлая нить. Тяжело понять, что это и откуда оно взялось в этом мире, песня словно исходит от этой оттуда, и Макалистер лениво тянется к ней, его действия больше никого не заботят, потому пальцы спокойно касаются нити.

Тело Оуэна резко подпрыгивает в ванной, Шедвар перехватывает колдуна за затылок и подтягивает его над водой, позволяя ему вдохнуть, но ненадолго - ритуал не закончен.
- Sator arepo tenet opera rotas, - хрипит вожак, тут же опускает колдуна в воду, силой его там удерживает, игнорируя сопротивление, и продолжает вырезать на спине волка печать. В первую пустую ячейку вписывается руна Альгиз, даря Макалистеру защищенность его тела и души.

Оуэн резко выгибается, вырываясь из хватки мертвецов. Теперь светлая нить опоясывает его и тянет наверх. На мгновение ему кажется, что он видит чью-то ванную, а следом до него доносится знакомый баритон. Только голос Шедвара звучит как на кассете, которую зажевал магнитофон: слов совсем не разобрать. Он не понимает, зачем его вновь возвращают в воду. Нить натягивается все сильнее, расширяется и вскоре начинает напоминать канат. Мертвым это не нравится, они рвутся за Оуэном, цепляясь за него и оставляя царапины. Но свет, что исходит от нити, обжигает корявые руки мертвецов, проникая под серую кожу и разрывая ее изнутри. Они неистово орут от боли, которую испытывает тело, когда горит заживо. И они действительно горят. А Макалистер больше для них недостижим, приближаясь к поверхности, он все яснее различает слова, произносимые Джеком.

- Sator arepo tenet opera rotas.

Оуэн открывает глаза, видит дно ванной и вздрагивает: что-то острое разрезает кожу на спине, но скинуть ладонь, крепко держащую нож, не может. Его снова хватают за загривок и поднимают над водой. Он ошалело косится на Шедвара. По лбу и вискам вожака стекают капли пота, взгляд усталый. Он одобрительно кивает колдуну и отпускает его. Сквозь шум воды Макалистер слышит, как женский голос допевает последние ноты "Ave Maria". Колдун откашливается водой, упираясь ладонью в грудь - это тяжело, но переносимо. Он смотрит на свои посиневшие пальцы и понимает, что отходить от произошедшего будет еще долго.
- Это же реальность? - хрипит он в сторону Шедвара, вытирающего собственные руки от воды и крови. Тот кивает и улыбается: если вожак доволен своей работой, значит, все будет хорошо. Оуэн все еще верит в него, несмотря на то, что после первого ритуала ничего не вышло. Но колдун был там, он знает, откуда его вытащил Джек.
От движений рана на спине напоминает о себе. Макалистер закидывает руку назад и проводит пальцами по свежим шрамам, пытаясь понять, что именно вожак вырезал у него на спине.
- Трискель, - отвечает на застывший во взгляде вопрос. - И три руны: Альгиз, Эйваз и Тейваз. Две для защиты и одна для победы, хотя ты ведь и так это знаешь.
Джек присаживается на край стиральной машины и наблюдает за своим другом, которого чуть не потерял. Оуэн кивает ему, действительно ощущая под пальцами линии в форме рун. Но он чувствует под трискелем еще какой-то знак, не похожий на остальные. Что-то вроде незамкнутой восьмерки, в одном из колец которой – очередной символ.
- Это твой личный знак? - интересуется колдун. Если так, то Шедвар подписался разделять с ним все нападки прошлого и будущего - колдуны к такому привычны, но ведь сам вожак отказался от этого пути. Оуэн смотрит на него немного недоверчиво. Мог ли Шедвар решиться на такое?
- А что, ты не достоин? - вяло огрызается вожак, поднимаясь на ноги и выходя из ванной. - Я жду тебя на кухне.
Оуэн еще немного сидит в теплой воде, затем поднимается на ноги и медленно ставит ноги на холодный кафель, подхватывая полотенце. Он подходит к зеркалу, проводит по нему ладонью и смотрит на себя. Если не обращать внимания на потрескавшиеся губы, мешки под глазами и нездоровый цвет лица, можно отметить, что его взгляд ожил - это радовало, ведь именно это является первый знак того, что ситуация начинает налаживаться. Оуэн еще раз ощупывает личный знак Шедвара, другой рукой - выводит его на запотевшем стекле. Кажется, что он видел его в какой-то колдовской книге: несколько личных заклинаний какого-то древнего волка и эта подпись.
А еще он видел это знак на мече одного центуриона.
- Это точно твоя подпись, Джек? - недоверчиво спрашивает Оуэн собственное отражение, а после стирает знак с зеркала и выходит.

Оуэн стоит рядом с Джеком, его еще немного потряхивает, но регенерация у оборотней – будь здоров, хорошо подкрепился, и почти как новенький. В руке Макалистер держит сумку, в которую успевает собрать все самые необходимые вещи, точнее те, которые позволяет ему Шедвар взять с собой. Он сжимает кожаную ручку и не может поверить, что наблюдает, как горит его собственная квартира.
Шедвар стоит рядом и курит, с легкой улыбкой наблюдая за пожаром - ему все равно, как сейчас себя чувствует Оуэн, он искренне веселится, наблюдая за суетой людей, пытающихся потушить огонь.
- Это было необходимо? – шотландец больше уточняет, чем спрашивает.
- Нет, просто давно мечтал что-то поджечь.
Джек зажимает фильтр зубами и хитро щурится.
Макалистер хмыкает. Он знает, что это была последняя необходимая черта, которую стоило подвести, чтобы навсегда избавиться от назойливых кошмаров прошлого.
Джек провожает взглядом появившуюся из-за угла пожарную машину, открывает переднюю дверь своего авто и садится на водительское сидение. Оуэн располагается рядом, прижимая к себе небольшую кожаную сумку и смотря на Джека.
Интересно всё же было бы узнать о том знаке, которым вожак подписался на его спине. Но Макалистер не спрашивает, он только улыбается, понимая, что связал свою жизнь с довольно интересной личностью и ему еще многое предстоит узнать, пока он будет находиться рядом с Шедваром. Но всему своё время, когда вожак решит сам поделиться.
Это вдохновляет. А ещё ночной город – он тоже вселяет надежду.
И покой в душе. 21.05.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.