И НА СТАРОЙ СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ

Сергей ШВЕДОВ

И НА СТАРОЙ СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ

Дед опустил ружьё – негоже стрелять, не видя добычи.
-- Выходи, кто там прячется в кустах!
Снова затрещали сухие ветки. Дед взвёл курки на ружье, но стрелять не довелось. Чужак поднял руки и улыбнулся:
-- Доброго здоровья, дед!
-- Сам будь здрав! Скольких за собой привёл?
-- Надеюсь, никого.
-- Как сюда попал?
-- Шёл, понимаешь, шёл себе и...
-- Шёл, ну и иди себе дальше.
-- Негоже так со странником. Гость в дом – бог в дом.
-- Отвык я уже от обычаев дедов. За последние десять лет всего один раз незнакомого человека встретил, и тот от меня дёру дал. Дезертир, наверное.
-- Кто, я?
-- Нет, тот, кто дёру от меня дал. А ты не из бегунков?
-- Из ходоков я.
-- А это как понять прикажешь?
-- По земле хожу, на людей смотрю.
-- У нас зверья на двадцать вёрст вокруг больше, чем людей. Некого смотреть.
-- Ну, вот тебя первого увидел. Хлебушком не угостишь?
-- Нет у меня с собой харчей... А что у тебя за пазухой?
-- Дружок.
-- А ну покажь!
Чужак вытащил из-за пазухи дрожащего щенка.
-- Мордатый... – раздумчиво сказал дед. -- Лапы большие... С доброго телёнка вырастет, если раскормить.
-- Дарю.
-- Шутишь!
-- Может, с кем и шучу, а с добрым человеком всерьёз говорю.
-- Ладно, пошли накормлю. Я не бедный. И в баньке попаришься, сегодня суббота. Но сразу предупреждаю, пять девок у меня – чур, не баловать!

* * *

После баньки оба сидели в чистом домотканом белье в горенке за самоваром. Пришелец ел за четверых, словно месяц голодать пришлось.
-- Да не давись ты так! Никто миску у тебя из-под носа не забе-рёт. Издалека путь держишь?
-- Ох и издалека, дед! Тут без глобуса путь не покажешь.
-- За кобелька-то спасибо. А то у меня три сучки на подросте остались, остальных волки растаскали. Да и то две сучонки от матери, которую волк приблудный обгулял. Мешанки. Может, твой кобелёк кровь вольёт в их потомство правильную. Сам понимаешь, в лесу живём, нам без собак хоть самим волком вой. А ты где им разжился?
-- В Иваньковичах.
-- Да там же всех пожгли, санацию им устроили!
-- Ага, только этот чудик из пепелища ко мне и выбрался.
-- А как ты на Иваньковичи набрёл?
-- Да вот как на тебя. Хотел хлебушком разжиться.
-- Двадцать лет войны уже как нет... нет, двадцать пять, а то и все двадцать восемь годков. А всё стреляют нашего брата.
-- А ты за кого дед воевал?
-- Нет тебе дела до меня. Я вообще в руку оружию не беру, окромя охоты.
-- Духобор-толстовец?
-- Не твоего ума забота. Ну, давай по последней, что ли, за мир во всем мире, как в старину говорили!
После тоста они долго молчали, а старик всё искоса посматри-вал на странника, словно выведывал его тайные мысли.
-- Тебе, паря, надо переодеться во все посконное и сермяжное, чтобы от местных не отличаться. Одёжка на тебе заморская, издалека заметная, а над нами спутники висят, каждого русского на заметку берут. Но ты не бойсь! Если что, я тебя выдам за будущего зятя, ну, примака, что ли. Пять девок у меня, три на выданье. И приданого нет, и выдавать не за кого. Все парни за пятьдесят вёрст в округе – нам родня.
-- Зато рабочих рук в хозяйстве вона сколько! Каждая из девок в день по три десятины сможет сжать. Зажил бы куркулём, если бы пустоши заброшенные поднял!
-- А-а-а – всё пустое. Своим зерна не продашь, у них грошей нема. А чужие и за фук отберут, дорого не возьмут. Я столько ржи не засеваю.
-- Так я поживу у тебя пока, батя?
-- Живи, если ты не охоч девок портить.

* * *

Чужестранец вышел с хозяином во двор уже в мохнатом войлочном картузе, сермяжных штанах и рубахе. Обулся он в кожаные опорки с подвязанными онучами, как ходят местные. Дед показал ему нехитрый сельхозинвентарь – почти всё из дерева. Правда, вместо сохи он использовал колёсный плуг. Чужак подивился вывешенным на заборе ярёмам:
-- На бычках пашешь. А лошади разве нет?
-- Лошадей в наших топких местах не водют. Клешнятый бычок по любой грязи потянет. Зато лось у меня упряжной Борька – за двух лошадей потянет.
-- А где его держишь?
-- Пока что в лес отпустил. Гон у него вот-вот начнётся. Осенью с ним не сладишь, пока не перебесится. А потом опять домой вернётся. Худой – одни рёбры торчат.
-- А с лосихами как?
-- С теми полегше чуток. Три дойных лосихи у меня с подтёлка-ми. Тоже в лесу держу с колокольцами на шее, чтоб чужим в глаза не бросались. На дойку только домой приходят. У меня, паря, хозяйство большое. Три коровы, бугаёк, свиньи, я про курей уже не говорю.
-- Так бери меня в батраки.
-- Черт тебя знает, какого ты роду-племени! Может, ты семь раз нерусский нехристь.
-- Может, и нехристь. Я на попов, дед, не заморачиваюсь.
-- Да худой ты больно для работника. Мои девки тебя подород-ней будут.
-- А я не силой, а ловкостью беру.
На двор забежала десятилетняя девчонка в длинном сарафане, нарядных красных галошах и звонко крикнула:
-- Батька, бугаёк с привязи утёк. Сюды бегить. Ховайтесь с дядькой у подвал!
Дед аж резко присел:
-- Как это с цепи сорвался?.. Пошли-ка, паря, от греха подальше.
-- Куда, дед?
-- Да вон в погреб!
-- Так бугаёк же у тебя небольшЕнький, -- глянул за ворота чужак.
-- Ага, прошлый раз стену в сарае рогами своротил. Пересидим под землёй. Он долго не лютует, кровь в глазах перекипит – опять смирный сделается... Ты куда, сумасшедший?
Чужак повернулся и очень медленно пошёл к разгорячившемуся бугайку, который отупело замер посреди двора.
-- Быча-быча! Хороший мой, -- позвал его чужак.
Тот сначала побежал навстречу человеку, потом остановился, загребая грязь передними копытами.
-- Быча-быча, иди ко мне...
Бугай недоуменно уставился на чужака красными от крови гла-зами и хрипло промычал, роняя до земли липкую слюну. Чужак стал на его пути и протянул руку.
-- Хороший, хороший мой!
Бугай сделал шаг и снова остановился. Чужак тоже сделал шаг, протянул руку к бычьей морде и взял его за ноздри. Бугай задрал хвост, повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, напрягся в холке так, что мышцы под шкурой забегали, но вдруг как-то весь обмяк. Чужак наклонился и тепло подышал ему в глаза. Бугры мышц перестали ходить под шкурой быка.
-- Куда его вести? – спросил чужак, крепко держа скотину за ноздри.
-- В хлевок, где двери нараспашку. Вводи его осторожненько, а я дверь колом подопру.
Чужак медленно повёл упирающегося бычка к хлеву. У дверей отпустил ноздри и закрутил бугайку хвост так, что тому была одна дорога – в хлев. Задвинул деревянный засов, а дед подпёр дверь длинным поленом.
-- Хлипкий у тебя хлевок, дед.
-- А ты лучше построй.
-- Может, и построю. А ты махорочку, часом, не сеешь? Или ты старовер?
Дед вытащил кисет с махоркой.
-- Закуривай, паря. Махры бери сколько хошь, только бумажки отрывай поменьше. Я уже все книжки в доме, окромя церковных, скурил.
-- Так погоди, батя!
Чужак забежал в летнюю стряпку, куда его определили на про-живание, и выскочил со стопкой листовок.
-- На вот тебе на раскурку, дед.
-- Откуда столько? – подозрительно скосился на него хозяин.
-- Вертолёт вокруг погорелых Иваньковичей разбросал.
-- А что в них пишут?
-- Сам почитай.
-- Сам-то я грамотный, у меня другая беда – ни бабу, ни девчо-нок не смог выучить. Так бесписьменными и остались.
-- А что так?
-- Я, как тот бугаёк, вспыльчивый. Бесит меня бабская тупость, из себя просто выхожу, как их учить сажусь, а те -- в слёзы. Вот и вся наука для них и от меня.
-- Ну, это дело поправимое. Тут главное – терпение иметь. Выучу я твоих девок грамоте.
-- Ты, паря, как бы дурному какую из них не научил.
-- За это можешь быть спокойный. Целыми останутся твои дев-ки.


* * *

Они сели перекурить на длинный тёсаный чурбан, служивший лавочкой под навесом крыши.
-- Так что в листовках иноземцы пишут?
-- Международные миротворцы просят доносить о любых подо-зрительных бродягах в ближайшую комендатуру.
-- Погоди, сам прочитаю... Ага, вот... Дают за донос кирпич печёного хлеба, пачку кунжутовой халвы и банку орехового масла. А что это такое?
-- Перетёртый в пасту арахис, орешки такие, растут как фасоль.
-- Век мне этой гадости не пробовать!
-- Ну, как сам знаешь. Тебе решать, а то мог бы за мой счёт и ореховым маслицем разжиться.
-- А что с ним делают?
-- На хлеб намазывают.
-- Просчитались маленько наши иноземные хозяйва, паря. Никакой мне выгоды на тебя доносить. Хлеб мои бабы сами пекут, а абы што заморское я не ем. Вот если б они керосину для лампы пообещали... Ну, ладно, оставайся, у меня работы хватит, если только нас из-за тебя не спалят, как тот хутор в Иваньковичах.
-- Да вроде не было за мной чужого глаза.

* * *

-- А что ты умеешь делать, кроме как быкам хвосты крутить?
-- Негоциант я.
-- Негоциант... А это по какой части?
-- Торговой.
-- А с кем тут торговать? Две деревни, три села, и те за триде-вять земель. Война же по этим местам прошлась.
-- Я найду оптовиков.
-- Кого-кого?
-- Сбытчиков. Ты только кабанчиков годуй.
-- Ага, а поросят где я возьму?
-- Поросят они сами доставят. Ты только их рОсти.
-- На окорока, колбасы или мясо?
-- Только на сало дед. Они берут только сало.
-- Не потяну я, -- решительно замотал головой старик. -- Кормить нечем.
-- Две коровы и бугаёк -- молока у тебя море. Картошка своя.
-- А муки на запарку?
-- Ты же говорил, у тебя пять девок холостуют. Засеем полоски ячменя и ржи. Можно и овса.
-- Овсы у нас туго родют. Да и на семена где взять?
-- Это дело моё, негоциантское.
Хозяин вприщур всмотрелся в гостя и буркнул в сторону:
-- Ещё бы утей завесть, паря.
-- А на кой?
-- Зимой по трескучим морозам молочных поросят жирным бульоном выпаивать, чтоб падежа меньше было.
-- Достанем тебе и утей, батя. Пруд же у тебя под боком.
-- Пруд бы ещё и зарыбить. От пареной рыбы свинья быстрей толстеет.
-- Мясо будет рыбой вонять, старик.
-- Твоим оптовикам не мясо, а сало нужно, сам говорил. Оно рыбный дух не вбирает.
-- Как скажешь, дед. Только вот ещё что. Диких кабанов у вас в округе много?
-- Дык не знаешь, как от них огород огородить!
-- Должно быть больше. Ты ведь, дед, не только свиновод знат-ный был когда-то, но и егерем числился не из последних.
-- Откуда тебе это ведомо?
-- Неважно. Оптовики просили, развести дикого кабана поболь-ше. Ну, чтоб по зиме их бить на мясо.
-- Тут их такая прорва, что нам с тобой их и в десять лет всех не перебить.
-- Это не твоя забота, ты их подкармливай зимой, а бить сами оптовики будут.
-- Ну ты и загнул! Это домашнюю свинью лёгка выгодовать, когда бабы в доме есть. А с диким кабаном возни много и расходу тож.
-- А что там ему нужно? Желудей подсыпать да турнепсу с топинамбуром сотки две засадить.
-- Там не сотки, а поля нужны не меньше двух гектаров. Подкормочную площадку сделать рядом с полем под навесом, куда сыпать зерно, картошку, кукурузу, яблоки, зерноотходы и всякие кабаньи фрукты.
-- Вырастим, если надо. Нас же двое мужиков и пять баб.
-- Шесть, если с моей старухой считать... Ладно, картошка кабану на кормёжку идёт самая бросовая, мелочь. Крупные клубни иногда замерзают так, что молодняк с трудом разгрызает их.
-- Вот видишь -- справимся.
-- Тоннами там надо сыпать, дурья голова, а не килограммами! Кабанья утроба что та прорва. Солонцы опять же надо поставить, а где столько соли взять?
-- С солью разберёмся. Думаю, и селитра пойдёт. Кормушки де-лать будем?
-- Кабан берёт пищу только с земли, корм попросту вывалим под деревом. Опять же, кроме соли, нужны чухалки солярные.
-- А это что ещё за штука?
-- Высокий пень обливаешь солярой или маслом-обраткой, да откуда её в лесу-то взять?
-- Не твоя забота. Оптовики-заказчики эту вонючку достанут.
-- Ага, вот-вот, кабан любит о пахучий пень или комель почухаться после свинячьего перекуса... Только вот ещё что -- в сильные морозы лучше подкармливать кормами, которые не замерзают.
-- Чего-чего?
-- Ну, жёлуди, кукуруза в початках, овёс в снопах, а овсы у нас поди-ка вырасти.
-- У тебя шесть баб – справимся.
-- А на кой это мне? – чуть не взорвался от негодования и отвернулся старик. – Не было печали – купила баба порося.
-- Оптовики платить будут по любой цене, какую только назна-чишь.
Дед резко повернулся и внимательно всмотрелся в пришельца. Покачал головой, но промолчал.
-- А зубры тут у вас похаживают? – спросил негоциант.
-- Ну, уже с полсотни развелось после войны. С западу, видать, убежали от страха.
-- И их будем кормить.
-- Рука на зубра не поднимется.
-- Оптовики сами отстреляют и мясо тушами заберут.
-- Ох, чой-то ты, парень, не договариваешь! Кто эти, твои оптовики?
-- Иногда, отец, лучше прикинуться, что не расслышал вопроса.
-- И то верно.

* * *

Пять лет прожил чужак на хуторе. Зимой от работы в летнюю страду у всей большой семьи спину ломило, но поначалу десяток, потом аж двадцать пять свиней в год дед продавал заготовителям-оптовикам. Сам он этих заказчиков и в глаза не видел, торговлю вёл его работник-негоциант, а дед только изредка бросал взгляд вслед исчезающим в лесу подводам. Расплачивались заказчики с чужаком долларами, еврами и даже юанями. Настоящими, дед проверял у родичей за пятьдесят вёрст отсюда.
На каждые коляды после нового года дед с бабой на двуколке с двумя лосями, запряжёнными цугом, добирались аж до самых Малевичей, большого торгового села, где не было гарнизона иноземных санаторов. Всем девкам заготовили приданое, а вот женихов только не припасли. Старшие девки уже явно переспевали.
Как-то дед сказал работнику:
-- Сколько у нас лозы, хмызняка и кустовья всякого! Столько коз можно прокормить.
-- Ребятишек у тебя нету, некому коз пасти, а у нас забот и так полон рот.
-- Дык ребятишки дело наживное. Тебе, паря, сорокатник уже накатил?
-- Пока нет, но за этим дело не станет.
-- Слухай сюды! Женись на любой из моих девок. Они ж все на тебя облизываются. Не приглянулась какая из них? Я на обычай не посмотрю и младшую смогу вперёд старшей выдать, если скажешь.
-- Да я бы с радостью, но...
-- Без попа не можешь? Привезу тебе попа.
-- Да не в этом дело, -- отвёл глаза чужак.
-- Чо, гулять по бабам нравится? Так женись сразу на двух. У нас есть поп раскольный, венчальный батюшка прозывается, он и на двух, а то и на трёх сразу окрутит. Я бы пятёрых за тебя выдал, да две дочки ещё сцыкухи малолетние.
Чужак призадумался.
-- Думай-думай, -- поощрил его дед. -- Пойдут у нас ребятишки, будут козы и овцы. Твои оптовики тебе только спасибо скажут. А мы вообще куркулями заживём. А то мои дочки так в девках и усохнут.
-- В другое время я бы не прочь, батя, хоть на пяти сразу, но мы стоим на старой смоленской дороге.
-- И что с того? Её, дороги этой, почитай что тридцать лет как нет. Некому шастать, места глухие, всё после войны запустело.
-- Так-то оно так, дед. Только ведь сколько раз говорил тебе, что собираются наши заморские хозяева прокладывать трансантлантическую магистраль «Пасифик-Атлантик».
-- А куда это и откудова?
-- От Бреста до Владивостока.
-- Ну и пусть себе ветку тянут, мне-то что.
-- В эту магистраль вольётся и давно заросшая старая смолен-ская дорога, рядом с которой мы сейчас находимся.
-- Ну и что?
-- А то, что туристы в эти края навострят лыжи. Охотники всякие.
-- Ну и пусть, зверьё у нас непуганое. От медведей в лесу уже продыху нет, как мы с тобой кабанов диких расплодили. Ещё и подзаработаем с туристами по егерской части. Только не верится мне, что в нашу глушь хоть кто-то заберётся.
-- Доберутся до нас, дед, вот увидишь. И не туристы это будут – чистое зверьё, пожаднее медведя. Уходить нам всем отсюда нужно, вот что. Сколько раз тебе уже говорил.
-- Говорил, -- крякнул дед с досадой. – Только мне не верится.
-- А зря!
Хозяин с подозрительной хитрецой прищурил глаза:
-- Ты, что ли, для этого, паря, трёх лосят годовалых объездил и сёдла им пошил? Думаешь, бежать куда глаза глядят придётся?
-- От беды, старик, не зарекайся.
-- Кто тебе эту глупость в уши вдул? Я по своей родне с бабкой ездил, никто ни про какую магистраль и слыхом не слыхивал.
-- Думай сам, дед, только нужно от свиней на всякий случай ещё до зимы избавиться.
-- Кто в августе кабанчиков забивает? Сейчас для них самые тыквы пошли, лубен опять же созрел.
-- Не захочешь того люпина, когда тебя вражины за задницу возьмут.
-- Ну ты, паря и загнул! Уж пять лет как санаторы зачисток в во-лости не проводили. Они же теперь цивилизованные, вежливые то ись.

* * *

-- Матка, шнель! Куры, млеко, яйки!
Турист в камуфляже наставил на бабу охотничий карабин с оп-тическим прицелом и начал что-то громко лопотать по-своему, словно ругался с ней.
-- Он говорит, -- перевёл деду работник, -- что у русских истори-ческий долг перед великой Германией. Мы когда-то их великого фю-рера до самоубийства довели, два миллиона немок изнасиловали и тысячелетний рейх со столицей в Воронеже им на нашей земле по-строить не позволили. Говорит, исторический должок за нами.
Немцы-туристы почти что и не набедокурили, как деду показа-лось. Выпили молока и сырых яиц. Постреляли кур, уток и гусей, хлебнули шнапсу и укатили восвояси на диковинном болотоходе с огромными дутыми колёсами.
-- Значит-ка, восстановили-таки немцы старую смоленскую дорогу, -- почесал дед затылок под картузом.
-- Говорил же тебе, что уходить пора, -- ответил работник. – Ещё и сегодня не поздно. Собирайся!
-- Давно ты у меня, парень, на дворе хозяином стал? – гаркнул на него дед. – Подумаешь, случайно раз в сто лет занесла нелёгкая к нам незваных гостей! Чего паниковать раньше времени?


* * *

Следующий туристский десант прикатил на дорогих внедорожниках оливкового цвета. Одеты туристы были во всё-тот же охотничий камуфляж, только куртки с запахом налево. А у бородатого главаря на высокой бараньей шапке была намотала белая шёлковая материя.
-- А чего этот немец намотал себе на шапку занавеску? -- шепнул хозяин на ухо работнику
-- Это не немец, а турок, и не занавеска это, а чалма.
-- А на кой она ему?
-- Для спасения души, чтобы в рай к девкам-гуриям после смерти попасть.
-- Ну и пусть в свой рай летит, а у нас басурманину что надо?
-- Он говорит, что за русскими должок. Им должны были по исторической справедливости отойти земли татаро-монгольской Орды -- Казанского, Астраханского, Крымского, Ногайского и Тобольского ханств, Рязанская и Тверская области, а также весь Кавказ. А мы, русские, им помешали великий тюрский каганат восстановить. Теперь вот мы должны расплачиваться за грехи прадедов.
-- Чем?
-- Мусульмане любят баранину.
-- Да пусть хоть всех моих овец перестреляют. И козу с козлятами и козлом в придачу. Лишь поскорей бы к себе умотали, так и скажи.


* * *

И двух дней не прошло после визита басурман, как из леса, да-вя гусеницами мокрую землю, выполз грозовой вездеход с белыми орлами на бортах.
Щеголеватый охотник с ружьём под мышкой насмешливо натя-нул деду картуз на глаза:
-- СмОленск – то есть польска земя.
-- Так Смоленска уже полвека как нет. Вы же сами его и снесли на войне.
Молодой охотник хорошо говорил по-русски:
-- Ты егерь? Устрой нам засадные вышки в лесу.
-- Так стоят уже, пан!
-- Мы заберёмся наверх, а ты подгони к нам под выстрел лосей и польных коров.
-- Зубров, что ли? Дык немцы с турками ещё допрежь этого их далеко в лес загнали. Они, поди, уже в брянских дебрях.
-- Тогда выгонишь нам под выстрел своих коров и телят.
-- Сколько?
-- Всех!
Когда туристы ломанулись назад через лес на своём гусеничном вездеходе, дед с работником сели перекурить. Руки ещё дрожали после погрузки в кузов тяжеленых коровьих туш.
-- А что, в Смоленске и вправду поляки жили когда-то?
-- Ага, оттяпали у русских и владели века с три.
-- Ох, господи, кому мы ещё должны?
-- Ты бы, дед, не охал, а снялся бы с места и укатил всей семьёй от греха подальше.
-- Вот заладил! Скотина – дело наживное, главное – у нас все живы и здоровы. А там, дай бог, к холодам туристы уймутся. Иноземец мороза боится.

* * *
Элегантный серебристый дирижабль водило под лёгким ветер-ком на якоре, как малька-живца на крючке в тихой речке.
Работник нарубил дров, погрузил их на тележку и подвёз их к бане. У входа в баньку на приступках сидел хозяин. Руки его тряслись, неподвижные глаза подрагивали, а лицо было ярко-красного цвета.
-- Что, отец, охотники тебя подпоили?
Старик ответил отрешённым голоском, каким говорят смертельно больные, отходящие в мир иной:
-- Французы моих девок к себе в баню затащили.
-- Силком?
-- Не, девки сами к ним прыгнули.
-- Ну-ка, пошли, старый! Тебе в таком состоянии тут опасно си-деть, да ещё топор у тебя под рукой.
Дед прошёл пару шагов, потом вырвался из рук чужака:
-- Баню подпалю!
-- Тиш-ш-ш! А то будет нам, как пять лет назад в Иваньковичах. Прости, старик, я тебя в подпол на время закрою. Для твоей же без-опасности. Ты там выкушай литру самогонки и поспи. Пусть туристы улетят подобру-поздорову. А с девок какой спрос? Прости ты их по-отцовски, они ж у тебя до сих пор необгуленные.
-- Не, баню всё равно подпалю! Хай мои девки вместе с французами горят!
-- Кинь дурное дело! Не по-божески так... Французы – народ не-замысловатый. Они тоже считают, что исторический должок остался за русскими. Мы их императора Наполеона на дикий остров в океане загнали, а лучшую в мире французскую гвардию перебили. Они по простоте своей считают, что когда-то несли нам свободу. Думают, если б не Кутузов, то демократическая Европа соединилась бы с демократической Азией под французским вертикальным триколором.
-- А что это такое?
-- Ну, флаг России, только вверх тормашками.

* * *

На следующее утро дед был ни в одном глазу даже после литры самогонки. И сила в нём проснулась недюжинная. Запыхавшийся работник едва успел повалить деда на землю. Выстрел жаканами из обоих стволов пришёлся в поленницу, а не попал в отлетающий дирижабль.
-- С ума сошёл, старый идиот! А если бы в свою старуху попал?
Весёлые девчонки махали на прощание родителям платочками из открытой гондолы поднимающегося дирижабля, а бабка висела на выкидной лестнице и визжала из всех сил:
-- Вернитесь, дочушки родненькие!
Работник силой развернул хозяина к себе и прижал его лицо к своей груди. Пальцы старухи занемели и она с высоты ста метров рухнула на родной двор.

* * *

Хуторское хозяйство осиротело и запустело. Ни мычания, ни хрюканья, ни кудахтанья не услышишь, только собачий брех. Совер-шенно седой старик с трясущимися руками часами сидел на крыльце и разговаривал сам с собой. Он даже и не заметил, как на выгон за домом опустился чёрный вертолёт с жёлтыми иероглифа-ми.
Работник подошёл, потормошил его за плечо и указал на при-ближающихся охотников.
-- Японцы? – вяло и отрешённо спросил старик.
-- Китайцы.
-- А на кого они охотятся?
-- На всё, от дождевых червей, до болотных крыс и диких котов.
Здоровущий охотник, два метра роста на полтора центнера веса, что-то весело крикнул им на английском.
-- Что он говорит?
-- Он говорит, что Китаю принадлежит любая земля, которой ка-салось копыта лошади потомка Чингисхана.
-- А смоленской земли чингисханово копыто касалось?
-- Касалось, дед, -- вздохнул работник.
-- Тогда скажи им, пусть берут с этой земли всё, что им заблагорассудится, -- безучастно ответил бывший хозяин своей земли.
Китайцы оказались самыми культурными и обходительными из всех туристов. Они ничего не тронули, не изгадили, только постреляли всех собак и котов. Сфотографировались с трофеями. Ободрали дичь и даже оставили шкуры хозяину на шапки. Щедро расплатились юанями и улетели, приветливо улыбаясь в иллюмина-торы.

* * *

Хозяин как изваяние неподвижно стоял посреди двора. Работник молча подошёл к нему и взял деда за руку:
-- Ну, старик, пора нам трогаться.
Дед поклонился могилке с крестом во дворе и неумело перекрестился.
-- Прощай, бабка, не довелось нам с тобой повнучковаться.
На дворе догорал костёр из грубой деревенской мебели, одежды и всякой деревянной утвари. Чужак вытащил горящую головню из огня, поднёс к соломенной крыше и вопросительно посмотрел на деда.
Дед отрешено кивнул:
-- Давай, чего уж там жалеть. Хай новым хозяйвам ничего не достанется.
Оба забрались на заранее осёдланных лосей.
-- Куда тебя отвезти? – спросил работник.
-- Теперь один путь – в лес.
-- А говорил, дед, что не воевал.
-- Не твоё дело это знать.
Когда доехали до кромки леса, старик остановил своего лося, обернулся на пылающую усадьбу и вздохнул:
-- Патронов на зиму не хватит, паря.
-- Можно позаимствовать на чек-пойнте «Змеище».
-- А что такое чек-пойнт?
-- Это у новых хозяев земли русской так контрольно-пропускной пункт называется.
-- А кто там сидит?
-- Кавказцы.
-- Это бандюки, а не вояки. Их можно взять за фук. Только вот у них автоматы и пулемёты калибра 5.45. В лесу не годится. Нужно 7.62.
-- А говоришь, что не воевал дед, -- усмехнулся работник.
-- Тебе этого знать не надо. Где ещё военные с оружием стоят?
-- Есть блок-пост в Хмелёвке. Но он с пулемётной вышкой. Нужен подствольный гранатомёт.
-- У меня пять выстрелов к нему есть.
-- Хватит с избытком.
-- А кто там засел?
-- Раньше были немцы и, по-моему, латыши или голландцы. Сейчас, кажется, эстонцы.
-- Не пойдёт, у них старые винтовки М-16, -- сказал дед. -- В лесу не морозе эти пукалки не стреляют.
Работник призадумался, прокладывая в уме маршрут. Потом оживился:
-- Знаю, батя, где бандеровцы со старыми «калашами» торчат.
-- Где?
– В Петровичах на мосту.
-- Вот там и запасёмся патронами на всю зиму. Потом безопасней всего идти прямо на Сураж, там в лесах нас никто не достанет.
-- Спятил, дед? Там зондер-команда карателей «Кастусь Кали-новский» по всей округе свирепствует.
-- Ляхи?
-- Нет, полуляхи и недоляшки. От них живым не вырвешься. Зу-бами нас будут рвать.
-- Тогда на полпути зимовье срубим, чтобы до весны продер-жаться.
-- Ладно, дед. Пофантазировал и хватит. Никуда я тебя от себя уже не отпущу. Нам бы до места назначения ещё до морозов дойти бы, а там я тебя к делу приставлю.
-- А куда?
-- Чернолесьем и болотами мимо Орши до Крупок, а там уже бойцы бригады имени Константина Заслонова нас встретят.
Старик понурил голову и вздохнул:
-- Вот уже не думал, что на старости лет снова воевать придётся.
-- Воевать нам с тобой, дед, как раз-то и не придётся.
-- А на кой мы идём в лес?
-- Будем ставить лесные свинофермы и обустраивать охотничьи делянки с дикими кабанами. А ты будешь молодёжь учить этой хитрой науке.
-- Без баб за поросятами ходить трудно.
-- Баб нам найдут. Будем полоски ячменя сеять и жать да драть на круподёрке. И свиней годовать.
-- Только на сало?
-- Партизанам зимой в лесу без сала не выжить.
-- Согласен, сынок.
-- Ну, какой я тебе сынок?
-- Так ты ж у меня один родной остался, -- смахнул слезу дед. – Ты только доживи до победы. Мне не удастся, старый уже.
-- Да, батя, партизанские войны не на один десяток лет растягиваются.
-- Понятно, это ж такую землю от Бреста аж до самого Владивостока от вражин ослобонить... Но, пошёл, леший!
И в лесной тишине по болотистой почве зачмокали клешнятые копыта двух верховых лосей с молчаливыми всадниками в сёдлах. Третий лось шёл за ними на привязи с поклажей.

Конец 18.04.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.