ЛЕГИОНЕРЫ

ЛЕГИОНЕРЫ

Посвящается Алёне

Никто не будет подбирать раненых, и, если кому-нибудь из них попадется на
глаза тяжело раненный товарищ, то он сделает для него то единственное, что
будет в силах в такую минуту, поможет уйти из жизни быстро и без мук
во всяком случае, это всегда лучше, чем умирать от ран или томиться в плену.
Таковы были правила, по которым жили и выполняли свою задачу наемники, и
правилам этим следовали неукоснительно.
Ф.Форсайт

Тост легионеров: «Vive la Mort, vive la guerre, Vive le sacre mercenaire.»
«За смерть, войну и за брата — проклятого наемного солдата» (фр.).


Часть первая
ЛИЦЕВАЯ СТОРОНА


СПРАВКА-ВСТУПЛЕНИЕ

Французский Иностранный легион

Годы существования Французского Иностранного легиона - с 1831 года по настоящее время.
Страна - Франция.
Численность - 7700 чел.
Девиз : «Honneur et Fidélité» (Честь и верность).
Марш - Le Boudin.

Французский Иностранный легион (фр. Légion étrangère) — войсковое подразделение, входящее в состав сухопутных войск Франции. В отдельные периоды своей истории легион насчитывал свыше сорока тысяч человек личного состава (5 маршевых полков Иностранного легиона в августе 1914-го года насчитывали 42 883 добровольца, представителей более чем 52-х национальностей). В настоящее время представители из 136-ти стран проходят службу в одиннадцати полках легиона
История
Легион был создан 9 марта 1831 королём Луи-Филиппом I на основе нескольких полков-предшественников. Одним из этих полков был Régiment de Hohenlohe под командованием немецкого князя и французского маршала Людвига Алоиса фон Гогенлоэ-Бартенштайна (Ludwig Aloys von Hohenlohe-Bartenstein). Этот полк воевал за роялистов в Революционных войнах и позже служил французскому королю Карлу X. Поскольку Франция планировала колонизацию Алжира, ей нужны были значительные войска. В это время во Франции, и особенно в Париже, поселилось много иностранцев. С созданием Легиона король Луи-Филипп мог получить нужные войска и заодно сократить в стране численность «нежелательных» слоёв населения. Поэтому он на следующий день издал закон (la Loi du 9 mars 1831) о том, что иностранный легион может использоваться только за пределами континентальной Франции. Офицеры для нового подразделения были набраны из армии Наполеона, а в солдаты вербовались уроженцы Италии, Испании, Швейцарии, других европейских стран, а также французы, у которых были проблемы с законом. Тогда же была заложена традиция — не спрашивать имени новобранца.
5 ноября 1854 Легион принимал участие в битве под Инкерманом в Крымской войне. Иностранный легион принимал участие в большинстве французских колониальных войн, позже и в миссиях по сохранению мира. Самое большое поражение Легион потерпел в Битве при Дьенбьенфу (1954).
Днём славы Иностранного легиона стало 30 апреля 1863 года, когда во время Мексиканской экспедиции произошло сражение при Камероне. Перед ротой легионеров под командованием капитана Данжу была поставлена задача разведать окрестности Пало Верде в ожидании конвоя с орудиями, приспособлениями для осады, а также тремя миллионами франков наличными, предназначавшимися для французских войск осаждавших Пуэблу. Выдвинувшись после полуночи 30-го апреля, легионеры столкнулись с мексиканцами утром того же дня. Осознавая неоспоримое преимущество мексиканцев (1200 пехотинцев и 800 кавалеристов) капитан Данжу со своими людьми занял здание в деревушке под названием Камерон. Чтобы обеспечить безопасность конвоя, мексиканцев было необходимо удержать любой ценой. Зная, что они обречены и спасти их может только чудо, легионеры дали слово стоять до конца. Более десяти часов они противостояли армии мексиканцев. Несмотря на предложения сдаться, легионеры предпочли смерть бесславному плену. Их самопожертвование позволило конвою беспрепятственно добраться до Пуэблы.
Сегодня Легион применяют там, где французское государство защищает свои интересы в рамках НАТО или Европейского союза, имеет исторические обязанности (например Кот-д'Ивуар) или где подвергаются опасности французские граждане. Он подчиняется, как и в 1831 г., только одному человеку: французскому главе государства, сегодня — президенту.
После Второй мировой войны от 60 до 80 % легионеров были немцами, в 2006 г. немцы составляли лишь 2 процента личного состава. Восточные европейцы образуют самую большую группу (около одной трети) среди легионеров. Четверть — южноамериканцы. Пятая часть легионеров — на самом деле французы, которые получили новую личность (то есть — имя, документы, гражданство) и теперь числятся как канадцы, бельгийцы, люксембуржцы или монегаски.
Иностранный легион принимал участие в войнах и операциях в следующих местах:
Французский Алжир: 1831 − 1882
Испания: 1835 − 1839
Крымская война: 1853 − 1856
Италия: 1859
Франко-мексиканская война, Камерон-битва: 1863 − 1867
Южный Оран (Алжир): 1882 − 1907
Тонкин (Вьетнам): 1883 − 1910
Формоза (Тайвань): 1885
Дагомея: 1892 − 1894
Судан: 1893 − 1894
Мадагаскар: 1895 − 1901
Марокко: 1907 − 1914
Первая мировая война: 1914 − 1918
Ближний Восток: 1914 − 1918
Тонкин (Вьетнам)[5]: 1914 − 1940
Марокко: 1920 − 1935
Национально-освободительное восстание в Сирии: 1925 − 1927
Вторая мировая война: 1939 − 1945
Индокитайская война: 1945 − 1954
Мадагаскарское восстание: 1947 − 1950
Война за независимость Туниса: 1952 − 1954
Война за независимость Марокко: 1953 − 1956
Алжир: 1954 − 1961
Борьба с мятежниками в Заире[6]: 1978
Ливан: 1982 − 1983
Война в Персидском заливе, захват иракского аэропорта Аль Салман: 1991 Саудовская Аравии 1992 г.
Миротворческая операция ООН в Сомали, Босния: 1992 − 1996
Косово: 1999
Легионеры
Под зелёно-красным флагом Иностранного легиона с основания до конца 1980-х годов служило более 600 000 человек со всего мира. Согласно речи полковника Мореллона (Morellon) в это время свыше 36 000 легионеров пало в бою.
В наши дни Легион используется не для ведения войны, как раньше, а в основном для предотвращения военных действий в рамках миссий под эгидой ООН или НАТО (например Босния, Косово, Афганистан), для сохранения мира, для эвакуации людей из регионов войны, для оказания гуманитарной помощи, для восстановления инфраструктуры (например в Ливане и после Цунами 2004 в Южно-восточной Азии). Наряду с этим Легион готов к проведению спецопераций, таких, как бои в джунглях, в ночных условиях, против террористов и для освобождения заложников.
Места дислокации:
Остров Майотта (Коморские острова);
Джибути (Северо-Восточная Африка);
Куру (Французская Гвиана);
Корсика (Франция).

Организация и задачи
Легион состоит из танковых, пехотных, сапёрных подразделений и командования. В настоящее время Легион состоит из семи полков (в том числе знаменитый 2-й парашютно-десантный, в состав которого входит спецназ Легиона GCP), одной полубригады и одного специального отряда, а также учебного полка:

Условия найма и правовые рамки
В отличие от других французских военных подразделений, куда путь открыт как мужчинам, так и женщинам, контракт на службу в легионе могут подписать только мужчины в возрасте от 18 до 40 лет. Первый контракт подписывается на 5 лет. Последующие могут быть подписаны на срок от 6 месяцев до 10 лет. В течение первого пятилетнего контракта у легионера имеется возможность получить звание капрала, а впоследствии и сержанта. Чтобы стать офицером, нужно иметь французское гражданство. Основной офицерский состав — кадровые военные, окончившие военные училища и выбравшие легион для прохождения службы.
После трёх лет службы легионер имеет право запросить французское гражданство, либо получить вид на жительство по окончанию первого контракта. Согласно закону, единогласно принятому Сенатом в 1999 году, легионер, раненый во время боевых действий, имеет право на получение французского гражданства независимо от срока службы (Français par le sang versé). Легионеры имеют право жениться, если они восстановили свою настоящую личность (по ходатайству, но не ранее чем после одного года службы) и имеют сержантское звание (например Sergent, Sergent-Chef, Adjudant), или звание ефрейтора Caporal, Caporal-Chef (при, минимум, семилетнем контракте).
В связи с пенсионной реформой, затронувшей всю французскую армию и легион в том числе, молодые люди, решившие связать свою судьбу с легионом, должны будут прослужить 19 с половиной лет для того чтобы получать пенсию. Для поступивших на службу до 1996 года, этот срок был равен пятнадцати годам. Легионер, отслуживший хотя бы один контракт, может просить о предоставлении ему места в доме «ветеранов легиона», основанному в 1953 году (во время Индокитайской войны) для легионеров раненых в бою.
В начале истории Легиона личность добровольцев проверяли только поверхностно или не проверяли вообще. За счёт этого многие преступники (в том числе и бывшие эсэсовцы) смогли скрыться от преследования путём вступления в Легион. Сейчас кандидатов проверяют на физическую пригодность, а что касается вопросов безопасности — если нет проблем с Интерполом, человек вполне может быть принят на службу. Эти проверки длятся в течение нескольких дней в вербовочном пункте, причем кандидату не позволяется никаких отношений с внешним миром, при входе отбираются документы. По окончании испытаний кандидата либо принимают, либо выплачивают небольшую компенсацию (из расчета около €30 в день) и отказывают в приеме. Легионеру выдаётся так называемый Anonymat, который содержит новое имя и фамилию, новые имена родителей, место и дату рождения. Эти данные вносятся в служебный паспорт (Carte d’identité militaire) легионера. При выходе из Легиона предоставляется вид на жительство и возможность смены двух букв в своей фамилии.

Особенности
Легион имеет 9 бюро набора во Франции (PRLE), 1 центр предварительного отбора в Париже (PILE Nord und Centre de Présélection Nord) и центр подбора в Обане, которые работают круглосуточно. Вербовка для службы в Легионе во многих странах запрещена. В настоящее время большинство рядовых и сержантов Легиона — выходцы из Восточной Европы и стран бывшего СССР.
Иностранных легионеров можно узнать по их белому головному убору («Képi blanc»), который носит, однако, только рядовой состав. Цвет берета в Легионе зелёный (Béret vert) и значок (Insigne béret) носят, как во всей французской армии, справа. Герб Легиона — граната с семью языками пламени.

Цвета легиона — зелёный и красный. (Зелёный символизирует страну, красный — кровь. Если подразделение легиона находится в бою, то треугольный вымпел Легиона вешается так, чтобы красная сторона была наверху: «Кровь на стране»).
Девиз легиона: «Легион — наше отечество» (лат. Legio Patria Nostra). Для более полного внедрения этого лозунга в сознание каждого легионера его контакты с внешним миром в первые пять лет службы ограничиваются и контролируются — Легион действительно становится для легионера семьей и домом.
Особенностью Легиона является песня «Le Boudin», которую, за исключением марша, всегда поют в стойке «смирно!». Другая особенность — типичный темп маршировки легионеров. В то время как другие армейские подразделения маршируют со скоростью 120 шагов в минуту, в Легионе делают только 88. Это связано с тем, что в африканских районах дислоцирования часто были песчаные почвы, что затрудняет марш с большим темпом.

Организации бывших легионеров
Хотя число западных европейцев в Иностранном легионе сейчас невелико, ввиду значительного числа бывших легионеров, во всей Европе существуют десятки клубов и организаций бывших иностранных легионеров (Amicale des Anciens de la Légion étrangère), которые в большинстве состоят из легионеров, которые служили в Индокитае и Алжире.
Бывшие легионеры регулярно встречаются, заботятся о традиции и ездят на разные праздники во Францию. В большинстве этих организаций принимают и людей, которые никогда не служили в Легионе. Дезертиры и выгнанные из Легиона не принимаются. По этой причине каждый новый член (если это бывший легионер) проверяется союзом Fédération des Sociétés d’Anciens de la Légion Étrangère.


Интересные факты
Нынешний 1-й Кавалерийский полк Легиона был создан в 1921 году на основе кавалерии разбитой армии барона Врангеля.
В Иностранном легионе служили генерал армии Пешков Зиновий Алексеевич, генерал-лейтенант Хрещатицкий, Борис Ростиславович, писатель и анархист Самуил Шварцбард, а также министр обороны СССР Маршал Советского Союза Малиновский.
В Иностранном легионе служил Виктор Финк, советский писатель, написавший роман "Иностранный Легион".
В составе 1-го кавалерийского полка Иностранного легиона во время Второй мировой войны воевал с немцами в Африке казачий поэт «первой волны» эмиграции Николай Туроверов, которому посвятил цикл «Легион»: «Наш Иностранный легион — « Наследник римских легионов».

Международное право
Определение наёмника было сформулировано в ст.47 Первого дополнительного протокола к Женевским конвенциям, который был подписан в 1977 г. Наёмником считается человек, который специально завербован на месте или за границей для того, чтобы сражаться в вооружённом конфликте; фактически принимает непосредственное участие в военных действиях; принимает участие в военных действиях, руководствуясь, главным образом, желанием получить личную выгоду, и которому в действительности обещано стороной или по поручению стороны, находящейся в конфликте, материальное вознаграждение, существенно превышающее вознаграждение, обещанное или выплачиваемое комбатантам такого же ранга и функций, входящим в личный состав вооруженных сил данной стороны; не является ни гражданином стороны, находящейся в конфликте, ни лицом, постоянно проживающим на территории, контролируемой стороной, находящейся в конфликте; не входит в личный состав вооружённых сил стороны, находящейся в конфликте;
не послан государством, которое не является стороной находящейся в конфликте, для выполнения обязанностей в качестве лица, входящего в состав его вооружённых сил.
Исходя из этого определения, ни солдаты Иностранного легиона французской армии, ни военнослужащие частей непальских гуркхов британских вооруженных сил не являются наемниками, так как хотя эти части и сформированы из иностранцев, но их вознаграждение соответствует вознаграждению обычных военнослужащих.
Согласно международному гуманитарному праву (или праву вооружённых конфликтов) наёмничество прямо не запрещается, а говорится лишь о том, что наёмники не являются комбатантами и не имеют права на статус военнопленного. Это означает, что наёмник рискует быть привлечённым к уголовной ответственности за участие в вооружённом конфликте, если попадает в плен.
Действие международных договоров распространяется на те державы, которые эти договоры подписали, за исключением случаев, когда положения того или иного договора признаются нормами обычного права. К Дополнительному протоколу I от 1977 года, в отличие от Женевских конвенций, присоединились далеко не все страны, в частности, его не ратифицировали США. Недавнее исследование по обычному праву вооруженных конфликтов, тем не менее, считает статью 47 установившимся правовым обычаем, то есть нормой, ставшей обязательной для исполнения всеми государствами.
В комментариях к этому исследованию приведены выдержки из Military Manuals. Так, в израильском Manual on the Laws of War говорится «…следующее положение Дополнительного протокола предназначено для того, чтоб лишить наемников статуса военнопленных. Это положение, которое было принято под давлением африканских государств, считается нормой обычного права и, таким образом, обязательно». Ещё более недвусмысленно высказываются составители новозеландского Military Manual «Выпустив серию резолюций, относящихся к отдельным антиколониальным конфликтам в Африке, ООН рекомендовала запретить использование (наемников) против национально-освободительных движений. Это не повлияло на их правовой статус, хотя правительство Анголы и начало уголовный процесс против наемников, попавших в плен».
В 1989 г. ООН приняло Конвенцию о запрещении вербовки, использования, финансирования и обучения наёмников, которая вступила в силу двенадцать лет спустя, имея на февраль 2006 года всего 24 государства-участника.

Национальное уголовное право
На национальном уровне во многих странах существуют законы, запрещающие вербовку наемников. В России это статья 359 УК РФ, по которой вербовка, обучение, финансирование или иное материальное обеспечение наёмника, а равно его использование в вооружённом конфликте или военных действиях, наказываются лишением свободы на срок от четырёх до восьми лет, а участие в вооружённом конфликте в качестве наёмника —лишением свободы от трех до семи лет.

История
Наёмничество известно с древности. «Анабасис» Ксенофонта (первая половина IV века до н. э.) описывает историю греческих наёмников персидского царя Кира Младшего. Греки из одних и тех же городов-государств воевали и в войске Дария III, и в сражавшемся с ним войске Александра Македонского.
В Средневековье одними из первых наёмниками стали викинги, которые нанимались в личную гвардию византийских императоров. Так, будущий король Норвегии Харальд III был начальником охраны императора.
В Италии в позднем Средневековье кондотьеры (предводители отрядов наёмников) стали главными фигурами бесконечных войн между городами-государствами. Иногда они захватывали власть в них, как Муцио Аттендоло, прозванный Сфорца (от sforzare — «одолевать силой»), бывший крестьянин, положивший начало династии миланских герцогов Сфорца.
В XV–XVII веках решающую роль в европейских войнах играли ландскнехты — самостоятельные отряды наёмников из разных европейских стран. На каждые четыре сотни бойцов у них был положен переводчик с нескольких европейских языков, а капитан, командир отряда, был обязан сам говорить на этих языках. В 1474 году французский король Людовик XI заключил договор с несколькими швейцарскими селениями. Каждому из них он обязался платить ежегодно по 20 000 франков, а за эти деньги селения должны были, если король ведет войну и требует помощи, поставлять ему вооружённых людей. Так появились швейцарские наёмные войска. Широкое распространение наёмничества в эту эпоху связано с тем, что иметь постоянную профессиональную армию, которую требовалось содержать и в мирное время, могли позволить себе только самые обеспеченные из монархов. Остальным приходилось нанимать ландскнехтов перед самой войной.
В XVII веке начались знаменитые «полёты диких гусей» отрядов ирландских наёмников, первый из которых состоялся в 1607 году.
После наступления эпохи призывных армий в XIX веке наёмничество в Европе почти исчезло. Но в других регионах мира оно сохранялось. Так, американец Фредерик Вард (Frederick Ward) в начале 1860-х годов поступил на службу правительства Китая, которое боролось с восстанием тайпинов. Его армия, основу которой составляли филиппинцы и европейские наемники), успешно боролась с восставшими.
Наемники оказались востребованы в 1960-е годы, когда началась деколонизация Африки. В 1961 году началась гражданская война в Конго. В ней решающую роль сыграли европейские наемники, которых, в частности, активно использовал ставший в 1964 г. премьер-министром страны Моиз Чомбе. Но в конце 1970-х наступил упадок традиционного наемничества, особенно после суда над белыми наемниками, захваченными правительственными войсками в Анголе, на котором троих наемников приговорили к смертной казни, а еще около 20 – к большим срокам заключения.
В середине 1990-х годов стали широко использоваться частные военные компании. Так, в 1995 г. во время гражданской войны в Сьера-Леоне правительство за 60 миллионов долларов наняло частную военную компанию Executive Outcomes из ЮАР для борьбы с повстанцами. Компания быстро сформировала из бывших солдат спецназа ЮАР легкий пехотный батальон, который был оснащен бронетранспортерами, безоткатными орудиями и минометами и действовал при поддержке нескольких ударных вертолетов. Ему потребовалось лишь около двух недель, чтобы разгромить повстанцев. Позднее частные военные компании широко использовались США во время Иракской войны и войны в Афганистане
Эксперты ООН по правам человека полагают, что если сотрудники частных военных компаний непосредственно участвуют в боевых действиях, то они попадают под определение наёмников.

10 самых знаменитых наемников:
Зигфрид Мюллер
Родился в 1920-м в Германии. Прошел «гитлерюгенд», воевал во Франции и на Восточном фронте. После войны эмигрировал в Южную Африку. В 1960-е годы получил известность как командир взвода наемников в Конго, чем обязан своему прозвищу Конго-Мюллер. Открыто носил «Железный крест» 1-й степени со свастикой. Герой нескольких документальных фильмов, в том числе знаменитого фильма «Смеющийся человек», ряда книг, многих публикаций в СМИ. После событий в Конго отошел от дел и тихо скончался в 1983 году.

Майк Хоар
Родился в 1920 году в Индии или в Ирландии. Во время Второй мировой в составе британских войск сражался в Северной Африке. После войны эмигрировал в Южную Африку. В 1960-е активно участвовал в событиях в Конго, где сначала воевал на стороне мятежной провинции Катанга, а потом перешел на сторону центрального правительства. Именно Хоар одержал в Конго победу над отрядом Че Гевары. В 1981-м участвовал в неудачной попытке переворота на Коморских островах. Консультант известного фильма про наемников «Дикие гуси», написал несколько книг.

Боб Денар
Родился в 1929 году в семье французского офицера в Китае или во Франции. Настоящее имя — Жильбер Буржо. К моменту смерти в 2007-м имел репутацию самого известного наемника в мире и «белой грозы черных президентов». Французским морским пехотинцем воевал в Индокитае и Северной Африке, карьеру наемника начал в 1961-м. Принял участие примерно в 20 переворотах и военных конфликтах преимущественно в Африке, в том числе в Нигерии, Родезии, Бенине, Анголе, Конго, Габоне, на Коморских островах, а также в Иране и Йемене.

Рольф Штайнер
Родился в 1933-м в Мюнхене. Служил во французском Иностранном легионе, воевал в Индокитае и Алжире. Был арестован за участие в подготовке заговора против президента де Голля. После двух лет тюрьмы начал карьеру наемника в мятежном нигерийском регионе Биафра, но действовал не слишком удачно. В 1969-1970-х годах при поддержке диктатора Уганды Иди Амина воевал в Южном Судане. После свержения Амина был арестован, выдан суданским властям и приговорен к смертной казни. Приговор заменили на 20 лет тюрьмы, затем Штайнера выдали ФРГ, где он вышел на свободу.

Тэффи Уильямс
Родился в 1934 году в Уэльсе. Вырос и прошел военную подготовку в ЮАР. В 1960-е годы воевал в Конго в отряде Майка Хоара. Получил известность в ходе гражданской войны в Нигерии (1967-1970-е годы), где сражался на стороне повстанцев Биафры. По свидетельствам очевидцев, демонстрировал выдающуюся личную храбрость, а к концу конфликта остался единственным европейским наемником в армии Биафры. Считается, что Тэффи Уильямс стал прототипом одного из героев знаменитой книги Фредерика Форсайта о наемниках «Псы войны».

Линн Гаррисон
Родился в 1937-м в Канаде. Служил в канадских ВВС. Прославился как виртуозный пилот, коллекционер раритетных самолетов и постановщик авиационных трюков в ряде фильмов. В составе группы наемников воевал на стороне повстанцев Биафры в гражданской войне в Нигерии. По сведениям журнала Time, участвовал в так называемой футбольной войне между Гондурасом и Сальвадором в 1969-м, а также в подготовке вместе с американцами свержения Муамара Каддафи в 1970 году. В 1990-е был советником военного диктатора Гаити Рауля Седраса.

Томас Читтам
Родился в 1947-м в США. В 1965-1966 годах воевал во Вьетнаме. В 1970-е годы служил в вооруженных силах Южной Родезии (ныне Зимбабве), патрулируя границу с Замбией. В 1991-1992 годах в составе группы наемников принимал участие в югославском конфликте на стороне Хорватии. После окончания военной карьеры получил известность как писатель и аналитик. Его перу принадлежит скандально известная книга «Крах США. Вторая гражданская война», в которой автор прогнозирует распад США по границам расселения этнорасовых групп.

Костас Георгиу
Родился в 1951-м на Кипре. Служил в британской армии. После ограбления почтового отделения в Северной Ирландии был уволен со службы и приговорен к тюремному заключению. В 1975-м, отбыв срок, отправился в Анголу. Здесь бывший капрал Георгиу, представлявшийся как «полковник Тони Каллан», воевал на стороне проамериканского движения FNLA и прославился своей жестокостью. В частности, в свободное от боев время он занимался «охотой» на мирных жителей. Попал в плен к движению MPLA (его поддерживал СССР) и был казнен в 1976 году.

Эрик Принс
Родился в 1969-м в США. Служил в спецназе ВМС. После смерти отца, миллиардера Эдгара Принса, уволился из армии и основал самую известную частную военную компанию Blackwater. В 2000-х она фигурировала во многих скандалах из-за деятельности в Ираке и Афганистане по контрактам с Пентагоном. В 2009-м Принс ушел с поста гендиректора компании, которая сменила название на Xe Services, а в декабре 2010-го продал все свои акции. В январе 2011 года стало известно о его проекте по обучению вооруженных отрядов в сомалийском регионе Пунтленд.

Джеки Арклев
Родился в 1973-м в Либерии, мулат. В три года усыновлен семьей из Швеции. На новой родине увлекся неонацизмом. В 1990-х отправился в Югославию. Служил в хорватском лагере для военнопленных, где подвергал пыткам боснийских мусульман, в том числе женщин и детей. В 1995-м приговорен в Сараево к 13 годам тюрьмы, но выдан Швеции и освобожден за недоказанностью вины. Вскоре получил пожизненный срок за убийство двух полицейских. В 2006-м признан судом Стокгольма виновным в преступлениях против человечности по «боснийскому делу».

Кодекс чести легионера

Статья 1
Легионер, ты доброволец, служащий Отчизне с честью и с верностью.
Статья 2
Любой легионер твой брат по оружию, в независимости от своего гражданства, расы, вероисповедания. Ты всегда будешь проявлять эту солидарность, которая объединяет членов одной семьи.
Статья 3
Уважая традиции, ты привязан к своим командирам, дисциплина и товарищество представляют твою силу, твои добродетели - мужество и лояльность.
Статья 4
Гордясь тем, что ты легионер, ты проявляешь это через постоянную безупречность своей формы; твое поведение всегда достойно, но скромно; твоя казарма всегда опрятна.
Статья 5
Как элитный солдат, ты готовишься с усердием, ты содержишь свое оружие как свое самое ценное имущество, ты постоянно заботишься о своей физической форме.
Статья 6
Поставленная задача для тебя священна, ты выполняешь ее до конца и, если необходимо, в операциях, с риском для своей жизни.
Статья 7
В бою ты действуешь бесстрастно и без ненависти, ты уважаешь своего поражённого противника, ты никогда не оставляешь ни своих убитых, ни своих раненных, ни своё оружие.


Глава 1

Ошалевшая от жары муха подлетела к еще не загаженной ее сестрами люстре, сделала вокруг нее несколько вынужденных, проверочных кругов. Вдруг, неожиданно в первую очередь для себя самой, грозно загудев и уверенно разогнавшись, долбанула головой в оконное стекло. Стекло выдержало. Мухе от этого прискорбного факта стало обидно.

Жалуясь и причитая на несправедливости этого мира, она растерянно и недовольно загудела: “За что боролись на куче дерьма? Почему солнце светит для других?”

Она опять подлетела к центру комнаты, как бы рассчитывая угол и скорость атаки. Усилив громкость полета на максимально возможную, добавила обороты во все работающие системы... и еще раз, бесстрашно бросилась в атаку на стекло. Н-да... И на этот раз ничего не получилось.

Башка и без отсутствия мозгов, гудела раненым паровозом. Переносчик возбудителей инфекционных заболеваний, решился на довольно нестандартный ход. В своих попытках преодолеть стеклянную преграду была взята длительная и тягостная пауза. Муха удобно, вниз крыльями, расположилась на потолке. Безотчетное чувство тревоги заставляло ее задуматься, где здесь фас, а где профиль? Что-то тянуло ее из помещения, в котором она находилась? Что-то заставляло ее, как можно быстрее отсюда убраться?

Вполне возможно, что ей пришло время подкрепиться, а может быть совсем наоборот, в целях поддержания биологического равновесия в природе, самой стать чьим-то кормом. Придумывать и спорить по этому поводу бесполезно, так как за долгое время эволюции, окружающий мир все сам отрегулировал. Но то, что ее действиями руководили не разум, это точно. Ничего не поделаешь - существо низшего порядка. Однако, дело то, по большому счету и не в ней. Но, все по порядку.

* * *

С потолка, по мнению мухи была видна совершенно роскошная обстановка комнаты, больше напоминающая средних размеров зал. Вон там, слева - на подставке стояла гитара, у стены - большая картина изображающая книжный шкаф доверху набитый книгами. У противоположной стены - журнальный столик, со стоящими по бокам креслами. На столике, чуть мерцающий экраном монитора... Нет, не бутылка... Компьютер. Муха присмотрелась. Ба! Да это ноутбук, из последних. “Уважаю” - сказала она вслух, и при этом ничего не подумала.

Сидящий в кресле мужик, если бы искренне захотел, мог вместе с ней разделить восторг от обстановки, в которой они, вместе с мухой находились. Однако, даже если бы его искреннее желание пришлось измерять гектопаскалями или, скажем сантиметрами, ему бы это все равно не помогло. Чуть выше надбровных дуг, точно по середине, у него во лбу имелось очень аккуратное отверстие круглой формы. “Эти люди такие странные существа. Понаделают себе дырок в разных местах и сидят без дела” - не зло и без удивления выразилась муха.

Она продолжала свой ленивый осмотр. Взгляд заскользил к затылку непонятного человеческого существа. Внезапно, ее охватила необъяснимая радость. Она наконец-то поняла, почему стекло не хотело ее отсюда выпускать. Как бы это поточнее сказать? Пришло время предвкушения и реального наслаждения полезной, свежайшей жратвой...

Затылка у сидящего в кресле, как такового не наблюдалось вовсе, а было, к радости насекомого, кашеобразное кровавое месиво. Которое, не торопясь, мягко и с пузырями, съезжало сидящему на плечи. От внезапно охватившего ее чувства нахлынувшего счастья, муха радостно зажужжала и стала беспорядочно и громко летать по комнате.

* * *

- Тише, ты, дура, - услышала муха от появившегося со стороны кухни, что-то пережевывающего грубого субъекта.

К тому времени она уже свыклась с мыслью, что у каждого из этих существ во лбу должна быть дырка. Поэтому отсутствие таковой у вошедшего, ее озадачило. Сев на лоб сидящему в кресле, она хотела всего лишь убедиться в наличии отверстия. А вот у вошедшего, явно сработал приобретенный с детских лет, условный рефлекс по поводу мух. Полотенцем, которое было в его руке, он размахнувшись, точно попал по мухе. Чье упитанное тельце размазалось на лбу задумчивого человека с дыркой.

Так не стало мухи.

Эпитафией для нее, безвременно ушедшей от нас, от руки безжалостного убийцы, были следующие строки: “Здесь покоится обычная бляха-муха, которая по настоящему любила людей”.

Труп. На нем еще один - размазанный в грязь. Грустно все это, господа.

* * *

- Вот падлы, - брезгливо подумал душегуб, присаживаясь перед креслом на корточки и с интересом разглядывая “задумчивого” гражданина N. - Этот жмурик, не так давно с комфортом расселся, а их уже полным полно. Мозги с кровью начинают остывать. Интересно, а если бы сейчас был мороз, они бы дымились? Ладно. Пойду посмотрю, может у этого борова, кроме чипсов и огуречного рассола еще что-нибудь из жратвы есть?

- Все таки, Бетховен сукой оказался, - с тоской думал он, по пути на кухню. - А ведь обещал, мамой клялся. “Наколка верная. Делов на пять минут. Только заскочишь, возьмешь сейф и все”. Деньги - мне. Ему за наколку, только бумаги, которые там окажутся.

А на самом деле, когда ровно в одиннадцать двадцать пять, он проник в дом и пробрался в чулан, где должен был быть сейф, там имелось только недавно приготовленная ниша для него. Ни денег, ни бумаг...

Было немного строительного мусора. И внизу, еще теплый труп. И все. В руке, полотенце, которым он неуклюже пользовался вместо перчаток. Он вспомнил про муху, выражение лица приобрело довольный характер: “А ловко я эту тварь прихлопнул” - и ему сразу стало как-то легче.

Зайдя на кухню, он машинально выглянул в окно на окружающий подмосковный мир. То что он увидел, сразу ему не понравилось и настроения не добавило.

* * *

Какие-то люди с автоматами, в масках и пятнистой форме окружали дом, в котором он, намеревался сперва перекусить, чтобы сгладить неприятности сегодняшнего дня, а уже потом, быстренько пошарить на предмет поиска чего-нибудь ценного. А тут какие-то незнакомые люди с надписями на спине... Пока не видно. А... Вон у того, который кувалдой разбивает дверь в парник... Так... Точно. ОМОН. Все - пиздец... Или грубо говоря - сливай воду. Труп есть. Предполагаемый убийца здесь. Чьи вы хлопцы будете, у них можно не спрашивать. Спрашивать, с какой ноги они утром встали, тоже не следует, так как не резон. А вот вероятность того, что забьют до смерти, была очень даже высокой...

Надо хоть зубы с ребрами спасать.

“Что делать?” - извечный вопрос для каждого русского человека. Ответ на него, иногда означает очень многое... Если не все. Поэтому, даже если ты обладаешь всего одной извилиной и та, по капризу природы, находиться у тебя между ног, все равно старайся хотя бы с ее помощью, найти выход из создавшегося положения.

* * *

Ворвавшиеся в особняк воровского авторитета “Мордана” омоновцы, в зале обнаружили труп хозяина, а на кухне окровавленного, потерявшего сознание гражданина. На теле “кухонной находки” виднелись многочисленные, неглубокие порезы. Прямо на месте его перевязали и несколькими оплеухами вернули в сознание.

До приезда скорой помощи, от пострадавшего так и не смогли добиться ответов на простые и ясные вопросы: “Кто он? Что делал в доме? Кто “завалил” хозяина особняка и, кто его “подрезал”?

Окровавленным ртом, вытаращив глаза, он что-то нечленораздельно мычал. В общем, было непонятно. Находящегося в шоковом состоянии гражданина, повезли под охраной в самую обычную больницу скорой помощи. Сперва хотели завезти в закрытое лечебное учреждение, а потом посмотрели, что угроз от него никаких нет и повезли в скорую помощь.

В доме, к работе приступили опера из угро и работники прокуратуры.

* * *

Наблюдавший из-за зеркального окна второго этажа за всеми этими смешными событиями гражданин Бетхович Самуил Израилевич, сценический и эстрадный псевдоним “Самый русский шансонье Михаил Шимутинский”, в неформальных кругах своих почитателей откликавшийся на имя “Бетховен”, очень веселился наблюдая за тем, как здоровенные русские парни, в этих смешных шапочках с прорезями для глаз, скакали по крышам хозяйственных построек соседнего участка, штурмуя неприступную твердыню недостроенного дома.

Заливистым, мелко дребезжащим, смехом, он приглашал разделить с ним, внезапно возникшее веселье, молодую особу с довольно легкомысленной прической и такой же юбкой, туго обтягивающей все прелести дискотечно-ресторанной дивы. Причина ее нахождения в этом доме была проста.

Старому козлу захотелось разнузданного, но дешевого разврата. Для остроты впечатлений, кроме омоновской битвы за окном, хотелось испробовать и молодого, но опытного в деле сексуальных излишеств тела. Он его перед возвращением в США, заказал в системе быстро развивающегося сектора оказания услуг.

До отлета самолета было еще семнадцать часов. Есть время за “дешевые бабки, круто развлечься”.

В Москву или иначе на периферию, он ездил “рубить капусту”, т.е. зарабатывать на попсово-ларечном блатном романсе деньги. Но постоянно жить, вместе с большой семьей предпочитал за океаном.

* * *

Деньги, после визгливой, базарной торговли, были уплачены вперед, с учетом двух часов пятнадцати минут беспрерывной, сексуальной эксплуатации. Минуты им были выторгованы, в качестве премиальных, как крупному, оптовому покупателю. Сутенер плюнул, и, чтобы не слушать этот сорочий гвалт, согласился.

Бетховен, понаблюдав за бесплатным видом из окна, обернулся, глянул на часы, после на сидящую на клеенке предварительно расстеленной на разложенном диване, красивую молодую секс-диву и затараторил:

- Ты уж постарайся... Как тебя зовут... Наташа? Красивое и очень необычное имя. А если ты от души постараешься... То уж и я тебя не обижу, колбаски вкусной на дорожку отрежу... Любишь колбаску? Вижу, вижу, что любишь... Конфет дорогих отсыплю. У меня вкусные конфеты, “Молочный ирис” называются...

Торопливо бубнил он, посматривая на часы, грубо тиская проститутку. Путаясь в собственных пальцах, пытался снять, то немногое из одежды, что было на ней.

- Ты, уж помоги мне раздеться, а то видишь возбудился я крепко, пальцы вот прыгают. Да и молодца моего приголубь, а то с моей старой шваброй... Видишь... Болтается без дела туда-сюда... Совсем грустный и съеженный весь...

Путана стала раздевать старого Сатира с отвисшим брюхом, пытаясь не задохнуться от запаха псины, исходившего от клиента. А он заходился от бурно закипающих в крови гормонов счастья, радости и щенящего восторга.

- Какой ты сильный и красивый, - ворковала она гладя руками его волосатую грудь и спину. Потом подошла к магнитофону, включила спокойную мелодию. Начала пританцовывать перед ним, распуская свои длинные волосы. - Ложись на живот, мой рыцарь, я тебе специальный массаж сделаю. После него, ты станешь смелым и стойким, как солдатик в одной сказке.

Он млел от такого обращения. С эрекцией правда, по прежнему была беда, но он надеялся на то, что попал в руки настоящей специалистки своего, вернее - его дела. Он ждал, надеялся и верил, что сегодня все будет хорошо, тем более деньжищи отвалил, немерянные. Поэтому торопливо, мешком повалился на свой необъятный живот, ожидая продолжения удачно купленных наслаждений.

* * *

Жрица телесных наслаждений, уселась на бедра клиента и стала массировать ему спину, царапая руки о жесткую и ржавую растительность. После, достав из роскошной, подвесной косы длинную, тонкую заколку, окончательно распустила волосы.

Совершенно неожиданно, в первую очередь для всех нас, резким ударом, профессионально точно, загнала эту тонкую иглу клиенту, в точку соединения шейных позвонков с черепной коробкой. Именно в то место головы, где только и остались редкие волосики, но зато имелась многочисленная угреватая сыпь. Для верности, она сидя все там же, присмотрелась... Точка укола между угрей, видна не была.

Ожидающий совсем не такого к себе отношения “гордость русского шансона” даже не успел дернуться как следует. Тот, кто подумал о том, что после укола должен был раздаться нечеловеческий крик, свидетельствующий о невыносимых страдания и боли потерпевшего, ошибается. Смерть от таких уколов наступает практически мгновенно. Знания о них, любознательной девушкой были получены на семинаре повышения квалификации, в одной из дружественных, но, очень азиатских стран. Конечно, если бы стояла задача принести данному волосатому на спине гражданину не только смерть, но и мучительную боль...

Немного покумекав, эта проблема была бы также успешно решена. Так как нашим людям, главное правильно поставить задачу. И они все сделают. Однако, сегодня задача была банальна и проста - лишить скрытого импотента, его никчемной и шаркающей жизни. Все. Финита...

Резко выдернув из тела жертвы орудие убийства, лже-блядь неторопливо слезла с клиента и, как могло показаться непосвященным в тайны подготовки специалистов данной профессии, с воем и проклятиями в адрес родной страны не побежала в душ, чтобы попытаться смыть с себя скверну и греховность последних тридцати минут. Нет, она, отодвинув клеенку уселась на край дивана, деловито достала из сумочки телефон и набрала знакомый номер.

- Бетховен отправился на встречу к своему тезке, Людвигу, - доложила она. Абонент юмора не понял, поэтому, язвительно хмыкнув, она повторила тщательно выговаривая слова. - На встречу, к Людвигу ван Бетховену.

Как ни жалко ей было уходить без колбасы и дорогих ирисок, но пришлось. Она быстро, по военному четко одела свое обмундирование. Расчесала волосы, вколола в них булавку. Осмотрев внимательно себя в зеркало, подправила помадой губы. Обвела взглядом комнату и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

* * *

С этим Бетховеном, я и не понял как-то сразу. Пришлось переспросить.

Я просто каким-то третьим взглядом увидел как она торжествует и тащится, от моего скудоумия. Буквально по буквам, в издевательской форме был продиктован ответ. Пока она тщательно выговаривала буквы, их смысл до меня, наконец-то дошел. Я выслушал до конца. Отключил аппарат. Позже, выбросил его в костер, над которым рабочие ЖКХа разогревали очередную порцию битума. До следующей встречи, моя добрая и смышленая Чичи.

Им, таким, как Чичи, совершенно не следует меня видеть и тем более, знать меня в лицо.

Кому им? Всем тем, контактирующим со мной, при весьма специфических обстоятельствах. Это все лишнее, так как другие ребята, играя в свои необычные секреты, предпочитают всех нежелательных свидетелей и участников событий, отправлять в Большой Белый вигвам, к Большому Белому отцу. В крайнем случае делать так, чтобы ни в прериях, ни в пампасах, о них никто и никогда, уже больше не вспоминал. Кроме, естественно родных неосторожного.

И вот в этом самом месте меня охватывает грусть и даже поступь Командора, не выведет меня из хандры.

Про Командора, это я ввернул умышленно, образованность показываю. А вот причиной грусти является следующее обстоятельство: забывают все, обо всех, просто до безобразия быстро. Достаточно посетить кладбище, этот вечный приют комедиантов и разных других людей, чтобы в этом убедиться. Поваленные, сгнившие кресты и заросшие травой холмики. Запустение. И только ветер...

Н-да. Куда-то не туда меня замело...

Я достаточно давно и долго люблю свою жизнь. И жизни тех, кто в ней занимает главные места: в первую очередь мама; потом мои любимые детки; еще жена и мое увлечение, мое хобби.

Последних разделить не могу, т.к. люблю их одинаково, особенно хобби. Именно оно и дает мне возможность безбедно жить, содержать семью и интересно проводить свой досуг. Или как обо мне сказали в трудовом коллективе, где лежит моя трудовая книжка - призвание, нашло достойного.

* * *

В отличие от разных чикатил, головкиных и других маньяков-убийц, я не придумывал пошлых теорий связанных с оправданием убийств, истязаний и пыток беззащитных детей и женщин. Нет уж, увольте, господа хорошие, я этим не занимаюсь.

Оправдание таких мерзостей не входит в мои планы и глубоких философизмов под это, я не создаю. И уж тем более, я не чувствую себя сверхчеловеком, который упивается властью над копошащимися у его ног людьми.

Конечно, многие мои заказчики пытались найти того, кто выполнял порученную работу. Искали долго. Дежурили у почтовых абонентских ящиков. Вламывались в квартиры и подвалы моих одноразовых помощников. Некоторых даже расспрашивали под принуждением. А что он будет помнить после одного интересного укольчика: ну, подумаешь, укол - укололся и пошел... Вместе с амнезией в легкой форме, не делающей из него олигафрена. Хотя пробел в памяти оставался надолго. За полученные от меня деньги, несколько страниц из дневника жизни, можно и даже нужно было вырвать с корнем.

Нет. Ничего у этих любопытных ребят не получалось. После одного случая, когда неугомонного и любопытного клиента пришлось пристыдить с помощью энного количества пластида, их любопытство до поры до времени поостыло. А у меня выработался принцип: “Личные встречи исключаются из арсенала наших действий, как непоправимое зло.”

Но уколы, приклеенные бороды и разная другая фигня - все это вчерашний день. Сегодня, когда есть Интернет, связь и последующая работа идет только через него, с помощью постоянно меняющихся, специально для меня разработанных приемов и методов. Коль скоро, я брался за выполнение той либо иной работы, я отдавал себе отчет и о степени подстерегающей меня опасности.

Но моя безопасность меня волновала меньше, нежели негативные последствия для моих близких. Поэтому я и старался все сделать так, чтобы ни одна ищейка даже запаха моего не учуяла.

* * *

В самом деле кто, скажите на милость или хоть укажите пальцем, кто может определить в обычном педиатре или иначе детском докторе, специалиста широкого профиля по устранению не самых достойных граждан нашей и не нашей (ну, было, было и такое) страны.

Вот этот вот, миляга-доктор, в котором дети и их мамы души нечают? Этот любитель покопаться на своем дачном участке? Этот фанат внеурочных дежурств и малооплачиваемой работы? Разве такой человек может быть тем профессионалом - ликвидатором, подписывающим свои сообщения именем “Ассенизатор”. Вы полковник, окончательно сдурели на старости лет, пора вам на пенсию. Идите на нее сами, а меня с собой не тяните... Примерно, такой диалог, я себе иногда представлял для того чтобы потешить, не самый страшный человеческий грех - тщеславие.

Почему я выбрал себе такое странное имя, или уж если “по фене” - погоняло. Где-то наткнулся. Заинтересовало происхождение. Ассенизация, как написано в умной книжке “Словарь иностранных слов”, это совокупность мероприятий по удалению жидких отбросов и нечистот из выгребных ям.

А если отбросить эту заумь и говорить по старинке, то это просто-напросто говновоз или - говнюк. Звучит грубо и очень режет наше национальное, не привыкшее к такому арго, ухо. Но все те, кто вместо конкретного, но грубого - говно, предпочитают мягкое и поднимающее над толпой - фекалии. Каждый день извергают из себя это самое...

И осуждать за это, я никого не могу. Хотя и подписываюсь загранично, вместо привычного, говнюк. Но, коли вышел на международный уровень, приходиться перестраиваться на ходу, т.к. с отечественным говном, там делать нечего.

* * *

До того момента как я стал врачом, мне удалось поработать и слесарем-инструментальщиком, и послужить в армии в интересных войсках. После чего дал подписку о неразглашении, и за границу мне выезжать вовсе не полагалось.

Вот потому и стал я довольно поздно медицинским студентом с педиатрическим уклоном. И пока мои развитые однокашники, поступившие кто за взятку, кто по блату сразу после школы, проявляли в учебе леность и нерадивость, мне приходилось отдуваться за свое искреннее желание быть врачом.

Когда детки состоятельных родителей, кстати, много было вполне нормальных ребят, увлеченно пьянствовали и активно отдыхали в девичьих комнатах нашей общаги или в наркотично-дискотечном тумане лихо отплясывали энергичные танцы. Я, как-то все больше любил посидеть в химической лаборатории или сходить в стрелковый тир. Особых результатов я там не показывал, но мастером спорта, стал. Как знал, что пригодиться.

* * *

За выполняемую работу ни каких авансов и предоплат я не требовал. Все это лишнее. Только вносило ненужную суету и нервотрепку. Очень уж отвлекало от решения поставленной задачи.

Конечно, в первом раунде накопления шального капитала, пару раз ребята меня попытались, как они выражаются, кинуть. И я даже знал, вернее предчувствовал это.

Наглое и бесцеремонное “бычье”. Они тогда только входили в силу. Это о них все эти дурацкие анекдоты “о новых русских”. Но зря они пытались обманывать меня.

Чуть позже, в их стриженные головы приходило понимание, что это решение было не самым мудрым в их жизни, а у некоторых, “типа” и последним. Все потому, что платить все равно приходилось, только гораздо больше. И деньги в определенных случаях, не всегда являлись той валютой, которую мне приходилось получать за свои услуги.

* * *

Всякое бывало. Помню, как одна залетная бригада из нечерноземной полосы России, начала, “типа” нервничать. По пустой и незатейливой причине.

В переговорах с моими доверенными лицами о том, что работа по иссечению злокачественной опухоли в виде конкурента, выполнена. Прозекторский шов выглядит вполне прилично. За ними - оплата. Все проще простого.

Однако, их идейный вдохновила и вождила - Колян Буреломов, решил надо мной сирым и беззащитным, покуражиться. Денег, говорит, не дам, а если тебе, козел, обидно или ты, типа, не согласен с моим справедливым решением - подавай, дескать, на меня в суд. После чего он громко и раскатисто смеялся.

Когда мне принесли такую плохую весть, в отличие от восточного сатрапа, гонца, принесшего ее, я головы не лишал. Просто, в скором времени великий криминальный вождь районного разлива, закончил свой жизненный путь от передозировки героина.

Случившаяся после этого суета возникла оттого, что все знали, что он не ширяется, а пока только нюхает. И вот, поди ж ты, первая же попытка поиграть со шприцем в доктора и - летальный исход.

Оставшимся без своего конюха беспредельщикам, я тонко намекнул, что расчет еще не окончен, и пора отдать оставшиеся бабки. А они, убитые горем, не утруждая себя мыслями о последствиях, послали меня куда подальше...

Меня послали и сами поехали... В заранее известный мне ресторан. Покушать и помянуть по христианскому обычаю, своего бугра. В этом самом заведении, они, почти все, естественно по ошибке, тогда это часто случалось, угостились неправильным водочно-спиртовым раствором.

Приехавшая, ну, очень скорая помощь, стала бесполезным свидетелем их предсмертных судорог, пены и агонии, как результата группового отравления метилосодержащей жидкостью.

“Шестерке”, робко присевшей на место упокойника, пришлось основательно тряхнуть бандитские припасы, чтобы восстановить во мне, веру в человеческую порядочность и людское бескорыстие. Также возместить мои издержки, в виде подписки на нашу городскую газету, проезда городским общественным транспортом и, уж извините - затраты на усиленное питание. Счёт-фактуры, он не потребовал, а я и не представлял. Не хотел казаться слишком мелочным и назойливым.

* * *

Поэтому, уж если возникала такая настоятельная необходимость обращения ко мне. В дальнейшем, я был уверен в том, что после исполнения работы, оплата будет получена в полном объеме и точно в срок. Незначительные мелочи и сбои возникали всегда.

Если уж совсем не было выхода и приходилось получать гонорар, в виде помеченных разными растворами или знаками купюр, приходилось заниматься уже не в переносном, а в прямом смысле отмыванием денег. Потом они вывозились в разные места планеты и располагались, например, в только мне известных банках. Или где-нибудь еще... Но... Друзья мои... Не ждите от меня, что я просто взял и раскрыл вам, свои профессиональные тайны. Просто голый вывод - деньги становились девственно чисты и непорочны.

Для всех родных и знакомых, в такие дни, я взяв отгулы или кратковременный отпуск, покрывал шифером и матом, стоящий вдалеке от цивилизации сарай своего приятеля.. А человек предоставлявший мне “такой сарай”, был твердо уверен, что у этого тихони, т.е. у меня, появилась любовница. Только на страшном суде, он мог об этом сознать. Просьбу, я обычно подкреплял вульгарными подарками и подношениями. От этого мужская солидарность становилась еще крепче и пока сбоев не давала.

* * *

Один, два раза в месяц я заходил на праздничные посиделки в Интернет-кафе и просто купался в океане самой разнообразной информации. В режиме поиска я болтался по бескрайним просторам всевозможных сведений. Если хотел, мог просмотреть всякие сообщения где было ключевое для меня слово - Ассенизатор.

Сообщения были. Приходилось тщательно их отсортировывать. Любители загадок, связывающиеся со мной впервые, оформляли свой интерес к моей персоне двумя - тремя ничего не значащими сообщениями. Профессиональные же поисковики, размещали на каком-нибудь наиболее посещаемом сайте средства массовой информации статью, на которую мне оставалось наложить специальный, (не хотел повторяться, но придется) для меня разработанный шаблон и текст как на ладони. Сиди читай, глаза порти.

В последнее время, три исполненных и, по высшему разряду оплаченных заказа, были присланы, по моему твердому убеждению из одной и той же конторы. При чем, судя по возникшему после завершения работы общественному резонансу, эта контора имела самую непосредственную связь с государственными структурами власти.

Очень не хотелось влезать в политику... Но, пока, никто туда силой и не тянул.

А с другой стороны, постоянный, солидный и богатый клиент. Мечта любого работника. Так как такой клиент гарантирует стабильность, твердые заработки и наличие постоянной занятости.

Жертвами последних несчастных случаев, были проворовавшиеся чиновники среднего министерского звена. Кто-то очень не хотел в последнее время, выносить сор из кремлевских палат и подводить новую политическую элиту страны.

* * *

Когда, примерно за две недели до сегодняшних событий, неведомый заказчик, толково и четко расписал мне мои действия, я был по хорошему взвинчен и озадачен. Сегодняшний заказ, очень необычный и интересный случай.

Меня предупредили о строгом соблюдении временных рамок. О том, что в определенное время прибудет ОМОН, с прокуратурой и сыскарями. О том, что будет вестись скрытая видеосъемка. Мое промедление и нерасторопность грозила заказчику наступление серьезных неприятностей и нестыковок. Об этом упомянуто не было, но прекрасно читалось между строк.

Я был озадачен на подготовку, так называемого “дубля”. Этот специфический термин означает то, что в дальнейшем, предполагалось наличие и присутствия на шикарных похоронах и других траурных мероприятиях, двух безутешных, заламывающих себе руки вдов.

* * *

О Бетховене, хриплом, кабацком лабухе позаботилась выдрессированная мною “обезьянка Чичи”.

С Морданом было сложнее, но и здесь помогло самое стандартное мышление.

Пришлось с вечера сидеть на куче мусора у него в подвале, и за несколько минут до назначенного времени выбираться и стрелять, практически в упор.

Не забыл и про доблестную прокуратуру. Несколько подобранных, с очень четкими отпечатками пальцев, бутылок и пластиковых стаканчиков, положил в чулане на втором этаже. Разбросал короткие, не принадлежащие покойному волосы. Окурков, собранных в разных местах, сыпанул в подвале. Пусть ребята не скучают, следов оставлено много, хороших и разных. Изобличай, старайся...

* * *

Потом, когда я с негодованием читал до какой степени распоясалась наглая и хорошо организованная преступность. Эсклю... Эклю... Тьфу ты, сразу и не выговоришь. Эксклюзивное интервью замначальника следственного управления городской прокуратуры, мне полегчало... Нет, правда.

Мне стало понятно, что еще немного усилий и с заказными убийствами, и убийцами, будет покончено раз и навсегда. Я даже прослезился от умиления. Дерзайте, ребята.

А у меня снова прием детишек. Грипп надвигается. И это волнует меня гораздо больше нежели проблема подготовки и принятия бюджета на следующий календарный год. И все вместе взятые, заказные убийства разных мерзавцев и негодяев.



Глава 2
ЗАПАДНО-ВОСТОЧНАЯ ОБЛАСТЬ РОССИИ

Решение о ликвидации явных противников нынешнего губернатора, было принято на самом верху областной власти. Особенное возмущение губернатора Александра Ильича Шолошонко, вызвала последняя хулиганская акция: весь город Птурск был исписан хулиганскими надписями, типа: “Ёбнем по мошонке, Саше Шолошонке”.

Ну? Куда это годится?

Несколько либералов, входящих на то время в ближний губернаторский круг, вяло пытались оказать на него воздействие и тем самым, попытаться уберечь его от принятия этого дикого, с любой точки зрения решения. Они приводили убийственные на их взгляд аргументы. Если дело всплывет, вас не будут больше приглашать в Кремль, и вы не сможете сфотографироваться на одну фотку, с другими лидерами областных держав. После всего прочего, вам не будет чего показать односельчанам в родной деревне, каким крупным деятелем вы были. Даже такой убийственный, на взгляд либерально настроенных советников аргумент, не смог оказать на упрямца никакого воздействия.

Руководитель области, с маниакальной настойчивостью психически больного человека настаивал на “окончательно-радикальном” решении вопроса. Причем, задача состояла в том, чтобы решение данной проблемы было исполнено, исключительно с опорой на свои, местные силы.

Тем самым декларировался, известный каждому урке принцип преступного мира: во-первых, своим можно не платить, они повинуясь принятой присяге будут обязаны исполнить любой приказ вышестоящего начальника; во-вторых, для того чтобы члены банды были послушны воле главаря и когда придет время “большого шухера” тут же своего пахана не сдали, они должны быть замазаны, вернее повязаны кровью. Таковы жестокие законы преступного мира и тот, кто собирается по ним жить, просто обязан им подчиняться.

На казалось бы мирных вечерних посиделках держателей государственной власти, “всенародно избранный” каждодневно с кровавой пеной на губах бился в государственных, очень нервных припадках и истериках. При этом обвиняя своих соратников в предательстве, угрожая и требуя срочно, а лучше, незамедлительно принять меры и заткнуть рты этой “национал-демократической” сволочи, мешающей жителям области строить светлое будущее.

* * *

Все эти невыносимые для губернатора страдания, происходили ранней осенью. Ближе к зиме, это уже как водится, наступало время обострения болезни. Поэтому, дабы не нарушать его пограничное, такое непрочное психическое состояние, через цепочку исполнителей: руководитель администрации; начальник УВД; командир спецподразделения “Черные береты”. Был спущен приказ для уже непосредственных исполнителей операции по физическому устранению лидеров оппозиции.

Однако, отдавать приказы еще не значит, что они будут исполнены четко, беспрекословно и в срок. Дело это было новое, а на одном энтузиазме далеко не уедешь.

Настоящих, творчески относящихся к любимому делу специалистов-профессионалов, т.е. хладнокровных убийц, как таковых в наличие не оказалось. Что и доказала первая попытка проведения операции с использованием, в качестве карающего меча пролетариата автотранспорта. Непрофессионализм исполнителей сорвал Великий почин.

* * *

Результатом дорожно-транспортного происшествия, должна была стать безвременная смерть экс вице-премьера правительства, главного конкурента на предстоящих выборах. Именно благодаря стараниям которого и был избран губернатором, нынешний правитель.

Машина ГАЗ-53 должна была, якобы, врезаться лоб в лоб в автомобиль смутьяна. Дело ликвидации в 1948 году в Минске Соломона Михоэлса - помните? Сценарий был списан, практически под копирку, оттуда. (Из показаний Цанавы Л. Ф. (глава МГБ Белоруссии_ - , согласно изложению в записке на имя Л. П. Берии: Примерно в 10 часов вечера МИХОЭЛСА и ГОЛУБОВА завезли во двор дачи (речь идёт о даче ЦАНАВЫ на окраине Минска). Они немедленно с машины были сняты и раздавлены грузовой автомашиной. Примерно в 12 часов ночи, когда по городу Минску движение публики сокращается, трупы МИХОЭЛСА и ГОЛУБОВА были погружены на грузовую машину, отвезены и брошены на одной из глухих улиц города. Утром они были обнаружены рабочими, которые об этом сообщили в милицию.)

Подстраховка была серьезная, видимых причин остаться живым после лобового столкновения практически не было. За неделю до этого, по многочисленным просьбам трудящихся города, был принят специальный закон, запрещающий разъезжать в городских условиях на бронированных автомобилях. Поэтому, если бы машины столкнулись так, как было задумано, бывшему лояльному чиновнику и верному другу, пришел бы мгновенный и безболезненный конец, и давить его тельце на база спецподразделения уже не было необходимости.

Но опять вмешались непредвиденные обстоятельства. Водитель бывшего чиновника, оказался человеком с крепкими нервами, отменной реакцией и желанием жить долго и счастливо. Он успел увернуться от нагруженного металлоломом грузовика, просто перескочив бордюр, выскочил на пешеходную часть, где акробатическую ловкость, с веселым лающим матерком, уже продемонстрировали пешеходы.

Сотрудник, бездарно заваливший порученное ему дело, кстати, только положительно характеризующийся по службе, оправдывался тем, что, дескать, машина была старая и нужного маневра не давала.

Руководство решило в дальнейшем не экономить, тем более, что для проведения таких операций командиры денег не жалели. Делалось это все для народа, и, что вполне естественно на народные деньги.

Хотя, по правде сказать и для этой операции была выделена нормальная машина. Однако, вышестоящий командир здраво рассудил, что новая, только с завода техника будет нужнее и гораздо полезнее на строительстве его загородного домика, “трехэтажной сараюшки” - как он любил скромно выражаться.. С полным убеждением в правоте своих действий, он поменял новую машину на старую, списанную еще во времена расцвета покорения Целины.

Но это такая, ни к чему не относящаяся ремарка. Как говорится, спустил пары - облегчил организм.

* * *

Поэтому, после очередной порции губернаторской пены, вытаращенных глаз и оглушительного визга, исполнителей стали более серьезно готовить к проведению подобных мероприятий. При этом, воровство, халатность и всяческая самодеятельность жестоко пресекались.

Для того, чтобы повысить профессиональные кондиции личного состава и привить навыки гордости за профессию. С устранением заметных личностей, временно решили повременить. Для более слаженной отработки действий всех подразделений, было решено провести легкую, разминочную операцию по исчезновению из этого мира, кого-нибудь из преступной Среды.

Поэтому фигурантом следующей операции был избран, так называемый “смотрящий области”, авторитетный вор с погонялом Салат.

* * *

Одним из офицеров привлеченных к данной операции, был Алексей Гусаров. 30-летний капитан спецподразделения “Черные береты”.

Он уже успел повоевать в горячих точках бывшего СССР и поучаствовать в миротворческих операциях проводимых под эгидой ООН. Также в его личном деле имелись записи о том, что он прошел горную подготовку бойца спецподразделений и снайперскую выучку. Подстать ему были и другие офицеры. Рядового и сержантского состава, там просто не было и не могло быть.

Главная задача при захвате авторитета воровского мира заключалась в строжайшем приказе взять его живым. Этот приказ родился из той информации, которую предоставили оперативные службы, а проще говоря - воровские авторитеты, претендующие на его место. Для них, исчезновение Салата сулило продвижение к лакомому куску в виде шикарной области в центре России. Но до этого, он должен был “сдать дела и подельников”, и, конечно воровскую кассу, т.к. являлся единственным полным носителем информации о структуре созданного преступного сообщества. А главное - общака. Воровской кассы взаимопомощи.

Все нити были в его руках. И если он сам не принимал участия в громких уголовных делах, которые по непонятной случайности еще до сих пор были не раскрыты, то уж информацией определенного рода, точно располагал. Плохую раскрываемость уголовных дел можно объяснить просто стечением обстоятельств, а не продажностью и предательством “братвы в погонах” - упаси господь, даже думать о таком.

Рядовые же оперативники, не посвященные в основные моменты областной жизни, страстно желали поболтать с ним в теплой, непринужденной и очень неформальной обстановке. А для этого он нужен был живым.

До этого времени его трижды задерживали и с оружием, и с наркотой. Но всегда находились люди, которые брали вину на себя, как за “стволы”, так и за “дурь”.

Салата приходилось с извинениями выпускать, что задевало профессиональную честь, уже не одного сотрудника и даже не целого подразделения, а всего аппарата УВД. Многих это угнетало и они выпивали алкоголя сверх меры, что в свою очередь снижало и так не слишком высокий уровень дисциплины среди личного состава. Даже исходя и из этого, его следовало взять живым. Чтобы потом его хоть по кабинетам в наручниках поводить, укрепить среди офицеров веру в торжество справедливости. Подавить панические настроения, связанные с проживанием в криминальном государстве.

* * *

Операцию готовили долго и тщательно. К ее проведению были привлечены практически все силы “Черных беретов”. Одновременно было задействовано до двенадцати спецмашин повышенной проходимости, оборудованных самыми современными средствами связи, работающих на выделенных только для них закрытых частотах.

Наружное наблюдение велось в открытую. Цель была одна, заставить объект наблюдения волноваться, нервничать и попытаться уйти от преследователей. Выражаясь охотничьей терминологией, следовало выгнать его на номера, где с двустволками стояли матерые, под стать хищнику, охотники.

Охотникам, лишние свидетели гона и травли “зверя” были совершенно ни к чему. Потом сочтемся славой, позже. Исходя из этого, было решено заключительную фазу операции провести в безлюдном месте. Для непрофессионалов это звучало еще более красиво: “В целях снижения возможных негативных последствий связанных с захватом и задержанием особо опасного, хорошо вооруженного преступника. Операцию следует провести вне границ населенного пункта.”

В помощь были привлечены психологи, которые довольно точно рассчитали алгоритм действий преследуемого, назвав не только день, но и час, когда у него должен был наступить психологический слом и, как его результат, немотивированные для него, но объяснимые для специалистов действия.

* * *

Салат торопился на внезапно “забитую стрелку”, иначе встречу с братвой на которую из первопрестольной должен был прибыть сам Мордан.

Именно Мордан давал ручательство за Салата перед сходняком. А рассказывать, прибывшему из далека корешу о том, что он не успел на нее прибыть только из-за того, что его пасут менты, было по меньшей мере смешно.

Также смешно было говорить и о том, что встречу “организовали” совсем в другом месте. Правда, с подачи и при помощи одного из ближайших друзей-соратников авторитета, носящего погоняло Зыря, в отношении которого был собран убийственный для блатного компрометирующий материал (пассивный гомосексуализм). “Тебе, так и так не жить,” - объяснили ему опера. - “Но одно дело сдохнуть ссученным и совсем другое пидором-горбатым... Выбирай... А болтать про нашу с тобой дружбу не будешь, еще поживешь.”

Зыря выбрал жизнь ссученного, став прахом и пеплом. Он прекрасно знал, что такое попасть на зоне в петушатник. “Уж лучше сразу на пику”, - обреченно думал он, совершенно не придавая значения, выступившим у него под обеими подмышками пятнам. Он мечтал еще пожить. Но глупая привычка, всем кагалом колоться одним шприцем, примерно через месяц после описываемых событий, все-таки привела его к тому состоянию, которое веселые медбратья, называют летальным исходом, связанным со СПИДом.

* * *

Машину Салата остановили под предлогом проверки документов за пределами городского кольца. Причем, это было сделано не на стационарном посту ГАИ, а там где начинались аккуратные посадки елей.

Салат, как видно даже не понял, что произошло, когда спецназовцы переодетые в нарядную форму гаишников, вежливо предложили ему выйти из машины.

Пока он раздумывал в какую сторону и на какие вершины их всех послать, совсем другие люди, одетые в довольно потрепанную пятнистую форму, без всяких дипломатических условностей, перед принцем уголовной крови, довольно бесцеремонно выволокли его из уютного салона, предваряя свои действия несколькими ударами прикладом по затылку, от которых пропадает всякая охота к сопротивлению и товарищеской критике.

Если бы он не потерял так быстро сознание, он бы увидел, что ему еще повезло. Так как у проводящих задержание бойцов в отношении “телохранителя-быка” и водителя, приказа брать живым и не увечным не было. Эх! Размахнись плечо! Разбегись, удаль моя молодецкая!

К сопровождавшим его людям, были применены меры, именуемые в служебной инструкции, как “Приемы и методы жесткого подавления сопротивления и последующего захвата”.

После строгого выполнения требований Инструкции, даже если тебя потом и отпускали по добру, но не по здорову, кровь в моче была видна невооруженным глазом еще, примерно полгода, а вооруженным и вовсе, всю недолгую, оставшуюся жизнь. В данном случае, применялся известный каждому ребенку партизанский принцип: “Если враг сдается, его тем более уничтожают.”

После остановки машины и до момента, когда избитые и окровавленные братки вместе с их лидером были заброшены в оперативную машину, замаскированную под мусоровоз, прошло не более тридцати секунд.

* * *

Машину авторитета, красавец-джип, темно-вишневый “Мерседес”, отогнали в лесопосадки. “Груз” был упакован и загружен. Все было проведено чисто.

Когда группа подъезжала к месту их дислокации, кто-то вспомнил “мать”, назвал всех “лопухами” и сообщил, что задержанных не обыскали. Из вывернутых карманов, были извлечены три пистолета “ТТ” и столько же ручных гранат. Алексей невольно поежился, представив на мгновение, что могло случиться, если бы этот арсенал оставался в карманах пришедших в себя уголовников.

Их, все еще находящихся в бессознательном состоянии отнесли в бункер, где приковали наручниками к специально приготовленным “трубам отопления”. Дальнейшая судьба задержанных ни Алексея, ни его сослуживцев принимавших непосредственное участие в их захвате не интересовала. Пока не интересовала.

Командир спецотряда, полковник Подлюченко от имени областного руководства, поблагодарил офицеров участвовавших в этой операции и, как бы между делом сообщил, что сегодня ночью арестованных заберут представители МВД.

Позже, гораздо позже, Алексей со стыдом вспоминал то чувство необъяснимого восторга, с которым он слушал похвалы в свой адрес.

“Как пацана на базаре вокруг пальца обвели” - зло думал он, продолжая костить себя плохими слова. - “Вот же безмозглая скотина, урод недоделанный, видит, что совершает преступление, а подумать не может. А кто будет следующий в этом ряду?”

Пока же, повинуясь приказу “Трое суток отдыха”, он отправился домой, заранее блаженствуя от предвкушения горячей ванной и чистой постели, в которой можно спать не заботясь о том, что рядом храпит еще семь человек.

Все это, плюс несколько бутылок холодненького пива и нормальная домашняя еда, заслонили вопросы которые сами собой возникали после сегодняшней операции. “А, ну их всех к чертовой матери. Сегодня я заслужил право на отдых. Потом во всем разберемся” - махнул он рукой на необъяснимое чувство тревоги, которое не давало полностью расслабиться и отдохнуть.

И крутился, и вертелся, и даже водой горячей обливался, как бы призывая спокойный сон, но нормальный расслабляющий отдых не шел.

Поэтому отдыхать пришлось хорошо испытанным способом, с водкой, телевизором и соседкой, которая по сложившейся практике, зашла одолжить соли и ушла через двое суток. Правда нельзя сказать, что ушла она несолоно хлебавши. Очень даже и солоно, о чем говорила ее вспухшие губы и усталая, но самая счастливая улыбка, тридцатисемилетней девушки на выданье.

* * *

Все было хорошо и задавать самому себе неприятные вопросы совсем не хотелось. Только тогда, когда их группе поступил приказ о задержании бывшего начальника УВД, пользовавшегося среди большинства офицеров заслуженным уважением. Только тогда Алексей засомневался в правильности тех действий по задержанию Салата, которые совершались с его непосредственным участием.

Он думал об этом постоянно, пытаясь хоть в чем то найти логическое объяснение принимаемых в верхних эшелонах власти решениях. Но ничего утешительного, лично для себя не находил.

“Понятно, Салат враг и с ним можно не церемониться, но генерал, человек достойный во всех отношениях, его то за что?” Подумав, “раскрутив до основания извилины”, он пришел к неутешительным для себя выводам - власть элементарно подло, мстит неугодным. При чем, делает это руками людей связанных присягой и понятиями офицерской чести. Предварительно “проверив их всех на вшивость” на примере воровского авторитета, судьба которого так и оставалась не выясненной.

Осторожно расспрашивая своих сослуживцев и сопоставляя полученные сведения со своими тревогами и сомнениями, он воссоздал картину последних дней жизни “вора в законе”.

* * *

Как и предполагал Алексей, никто из оперативных работников высшего звена министерства, за задержанными так и не приехал. Через два дня они попросту исчезли из поля зрения. Растворились... Растаяли...

Бункер, в котором они сидели был пуст. Но большие знания, рождают великие печали, это утверждение классика Алексей в полной мере почувствовал на себе. Ему стало известно в достаточно достоверных деталях, что именно происходило в бункере в течение прошедших суток.

Авторитета, в миру - Харченкова Игоря Николаевича, все это время страшно пытали. Непосредственно пытками занимался командир спецотряда, полковник Подлюченко. Который, для того чтобы оказать устрашающее воздействие на Салата, в течение двенадцати часов, медленно, с садистской жестокостью убивал водителя и телохранителя. Последний от боли сорвал голос, поседел и сошел с ума.

Вор не зря в свое время был коронован братвой. Он долго держался, но все таки не выдержал боли. Все время просил только об одном, чтобы его быстрее пристрелили. Ему пошли на встречу, но только после того, когда записали все пытки на видео. Всех троих, после выстрела в затылок, в дальнейшем закопали, как умерших, неопознанных бомжей на городском Северном кладбище.

Кассету с пытками, как он и просил отправили губернатору. Теперь, он любил во время ужина со своими ближайшими подчиненными, посмотреть эти кадры. Взбодриться, посмаковать отдельные, особо полюбившиеся моменты и в боевом настроении, вернуться к любимым вопросам поголовья скотины и уборочной страды на подведомственных нивах.

* * *

И все же, пытки с применением электрической розетки и обычного рифленого лома, принесли много интересных сведений, касающихся деятельности уголовного сообщества.

Небольшой конспект вопросов, размером и объемом напоминающий школьную тетрадь, Падлюченко во время допросов из рук не выпускал. На все интересующие спецслужбы вопросы, он получил полные и исчерпывающие ответы. В результате чего, начались проводиться всевозможные многоходовые комбинации.

Например, братва с ног сбилась в поисках воровской казны, а общак, как сквозь землю провалился.

Недавно еще, он лежал вот здесь, в старом кладбищенском склепе. Проверили. И замки, и тайные засовы - на месте. Страхующая от несанкционированного доступа к казне взрывчатка, с отжимным взрывателем, лежит не разорвавшись... Только ящиков с общаком нет.

Пора было “предъяву” в адрес Салата, как хранителя общака заявлять, да найти его не могли. Обратились было к продажным ментам с большими погонами (пусть работают, от “братишек” зарплату побольше получают, чем в своей ментовке), так и они ничего не знают.

Все помнили историю пропажи российского общака. Тогда, со стопроцентной уверенностью было доказано, что там действовала “факин-контора”. Должно быть и здесь без них не обошлось. Даже машину нашли. Сиротливо стоящий на лесосеке джип “Мерседес” даже разукомплектации не подвергся, а смотрящего все равно нигде нет.

Кроме пропажи Салата, уголовное сообщество стало нести незапланированные потери среди личного состава. На первый взгляд, совершенно необъяснимо стали взлетать в воздух, разорванные на куски от очень тротиловых взрывов авторитетные воры.

Других, которым повезло чуть больше, чем взорванным, расстреливали в бытовых условиях, какие-то незнакомые люди, которых все называли загадочным именем - киллер. Прикормленные шавки из средств местной дезинформации, захлебываясь от восторга, подняли лай и вой: “идет большой, криминальный передел областного мира”.

Сопоставив полученную информацию с тем, как перед этими акциями, в кратковременные командировки собирались и выезжали офицеры их отряда и что, после возвращения они под богатую водку и нищую закуску рассказывали. Алексею становилось понятно, что эта жестокая череда событий, не что иное, как кровавая отрыжка вынужденной откровенности Салата.

* * *

Конечно, ничего хорошего в результате отстрела руководителей преступного мира не получилось. Так как на место воров старой, заполярной закалки, которые хоть как-то удерживали жадных, злых и голодных, не прошедших тюремные университеты бойцов, пришли так называемые “отморозки-беспредельщики”. Эта категория “недоносков”, для получения быстрой наживы нарушали не только общеустановленные законы, что было вполне понятно и объяснимо (ну, не в филармонию же им ходить и там бестолку таращиться на скрипки и другие скульптуры). Они нарушали и воровской закон. Что было уже из ряда вон выходящим. Правда, сказать им об этом пока было некому. Лучшие кадры уничтожены, а общий сходняк, по каким-то своим, внутренним причинам не собирался.

Алексею в это время было даже немного обидно за то, что его сослуживцы занимаются хоть каким то делом, а его к планируемым операциям, не привлекают.

Но зря он думал, что о нем забыли или, что еще хуже, сомневаются в его способностях. Просто, офицеры его уровня подготовки придерживались для проведения более серьезных акций. Потому что, кроме планируемых мероприятий, связанных с ликвидацией авторитетов, полным ходом разрабатывались мероприятия по “активному воздействию”, а проще говоря - устранением основных оппозиционных фигур политической жизни птурской облати.

Поэтому, главные силы отряда были брошены на охоту и устранение лидера движения “За Веру и Отчизну” Серафима Бального. Алексей Гусаров был назначен командиром группы непосредственного захвата и транспортировке “объекта” на базу.

* * *

Вождь бескомпромиссной оппозиции хоть и был трусоват в душе, но под хоругвями борьбы за национальное возрождение и восстановление славянской идеи, умело маскировал эту слабость под такими качествами человеческой натуры, как осторожностью и осмотрительностью.

Люди, знавшие эту его черту характера, старались внимание на ней не заострять и тем самым вождя не травмировать. А он, вознесясь над послушной его воле толпой, часто сам себе напоминал Мессию, на пару минут, по нужде, спуСергейшегося на эту бестолковую и грешную землю.

“Водки я не пью,” - со значением сообщал он незнакомому собеседнику. В такие моменты он очень собою гордился. Сверкая глазами при произнесении зажигательных речей, издали частенько походил на “Неистового Виссариона”, т.е. Белинского, во время обличения последним, язв ненавистного царизма. Непосвященные в секреты портретного сходства, частенько их путали.

Особенная путаница происходила при произнесении им любимого и далеко идущего текста: “В этой стране, единицы могут подставить плечо под вздымаемый на Голгофу мученический крест Иисуса”. Без сомнения, себе он отводил место и роль Христа, но не распятого на кресте, а как Сизиф, вздымающего камень на гору. Только в нашем случае, вместо камня был предполагаемый, виртуальный крест.

Всем хорош был Серафим Бальнов и статью, и прической, но своими истеричными призывами и требованиями призвать всех прорвавшихся к власти инородцев к ответу, за их захватническую политику. Отпугнул многих колеблющихся, которые могли из сторонних наблюдателей, перейти в ранг активных сторонников. Мало того, этими же действиями, внес раскол в общее движение. Своими диктаторскими замашками и неприятием любого, отличного от его суждения мнения, он породил большое количество недовольных, даже в числе самых верных соратников.

* * *

Проанализировав полученную оперативным путем информацию. Главным и самым проверенным источником которой был, еще во времена КГБ, внедренный сексот. Этот кадр за короткое время сумел виртуозно овладеть пустой риторикой призывающей к единению и рыночным реформам. Поэтому, входил в круг особо доверенных и приближенных к Серафиму лиц.

Так вот, основываясь на этих данных, было выявлено, что через четыре дня, Бальнов и несколько его матерых агитаторов, включая, как видно и осведомителя, отправятся в глубинку, жечь глаголом сердца людей и призывать делать пожертвования для борьбы с ненавистным ворогом - антихристом Шолошонко.

Досконально изучив все варианты передвижения передовиков плакатного слога, было принято решение о захвате и устранении Неистового Серафима.

Алексей пытался активно возражать, ссылаясь на то, что во время проведения силовой акции обязательно пострадаю посторонние люди, да просто сопровождающие его в поездке.

Однако все его аргументы и сомнения были с негодованием отвергнуты. “Связываясь с этой вонючей гнидой, - лениво процедил тогда Подлюченко, - они должны были понимать, какие последствия их ожидают”.

Тогда же стало понятно, что приговор был подписан не только главному смутьяну, но и всем сопровождающим. Появившийся в скором времени в кабинете Подлюченко аппарат секретной связи, ясно указывал, из каких источников их командир черпает свое вдохновение, которое в дальнейшем облекается в форму приказа. Распоряжения этой музы не обсуждаются, а исполняются точно и в срок.

* * *

Для того чтобы исключить малейшую возможность связанную с утечкой информации отряд, до особого распоряжения был переведен на казарменное положение. Весь личный состав, под подпись был предупрежден о запрещении вести с посторонними какие бы то ни было разговоры, связанные с их непосредственной службой. Телефонные переговоры по проводной сетке прослушивались совершенно открыто. Радиоэфир сканировался, а радиочастоты заполнялись шумами.

Правда, всем этим безобразием занимались свои же офицеры из взвода радиоразведки, люди веселые, понимающие толк в дружеских попойках и имеющие весьма привилегированное положение среди остальных. Кроме хорошей музыки и качественного ремонта всевозможной радиотехники, как для друзей, так и для руководства, им в свое время, при помощи и моральной поддержке Гусарова, удалось для своих нужд ежемесячно, вполне официально получать спирт.

Специалисты спиртового дела, правда могут возразить, мол эка невидаль, спирт. Но главное ведь не это. Главным и определяющим было то, что по бумажкам выписывалось и получалось “его родненького” для протирок-смазок ровно восемьсот грамм, а фактически расходовалось, несколько десятков литров.

Нет, никто со склада его не воровал, хотя грехом это у нас не считается. На базу и в служебные помещения, кунги и боксы, вполне официально приносили свой. Это называлось “декоративная маскировка десерта вампира”. А попробуй кто-нибудь из линейных офицеров держать спиртное по месту службы? Грандиозный скандал такому неразумному смельчаку и увольнением из органов с “волчьим билетом”, будет обеспечено, как пить дать...

Как говаривал старший лейтенант Фомич, любовно оглаживая бутылец: “От детей ради общего блага отрываем, вместе с квашенной капустой, салом и огурцами”. Хотя, детей у него, как раз и не было, но это не самая существенная деталь нашего повествования.

Порой доходило просто до смешного. Не успеет еще, их высокоблагородие, вышестоящий начальник выразить высочайшее неудовольствие оттого, что, понимаешь, из нутра офицера спиртным духом прет. Как несколько слаженно кивающих голов соглашались с этим прискорбным фактом. Добавляя при этом, да, “наша служба и опасна, и трудна”, приходится в таких невыносимых условиях, с честью ее нести. Присутствие на рабочем месте спиртного, только приветствовалось, так как доказывало, что “эти сукины дети” спиртягу еще не выдули и служебное правонарушение не совершили.

* * *

Все вышеизложенное необходимо было рассказать по одной простой и в тоже время сложной причине. Алексею, срочно надо было позвонить, при чем сделать это так, чтобы как можно меньше людей об этом знало.

Как уже упоминалось, все стационарные телефоны части прослушивались. Но, в очередной раз солдатская смекалка не подвела и офицера. Для таких случаев, был заготовлен телефон мобильной сотовой связи, и даже не очень заготовлен. Просто во время недавно проведенного захвата наркопритона, “мобила” совершенно случайно была положена в карман куртки и в суматохе событий, аппаратик просто забыли приложить в качестве вещдока. Руки от волнения были липкие - вот оно прилипло.

Потому и бежал Алексей к своим друзьям-связистам поклониться фляжкой спирта и попросить отключить на десять минут “глушилки”. Его встретили радостно и с упреками, мол, совсем забыл нас, зазнался. Но узнав о просьбе, сказали свое категорическое “нет”. Объяснили просто. Боязнью последующего сурового наказания, но это ерунда. Главное - сложностью технологического процесса и разной другой ерундой, в которой проситель ни черта не смыслил.

На его дремучем невежестве в радиоэлектронике и строился тонкий процесс вымогательства. И только после стремительной дегустации содержимого фляги, а также торжественного обещания и клятвы “Я - Алексей Гусаров, торжественно обещаю и кляну...”, данной перед лицом какого то лохмана, смутно напоминающего Ринго Стара в молодости. - “...Не приносить вреда Родине”. Старший лейтенант Фомич обещал через час, ровно на пятнадцать минут отключить свою адскую машину. Ударили по рукам и сверили часы.

* * *

В задрипанном, с большим количеством поломанной мебели помещении, куда ровно через час, позвонил Алексей. Долго выясняли кто, да что...

Узнав, что это не по поводу очередного “гранта” на поддержку яркого огня в горниле сопротивления, интерес к звонившему утратили. Но Серафима к аппарату позвали.

Алексей по военному кратко изложил ему известную информацию. Бальнов не поверил, но трубку не бросил.

“Это провокация... Вы, что там все, с ума посходили... Какое еще покушение” - визгливо, боясь показать свою трусость, разорялся он, потея от негодования.

Пришлось спокойно объяснять и про маршрут следования, и пофамильный состав сопровождающих, и даже пикантные подробности последнего, ночного разговора Серафима с его соратницей по борьбе.

- Кто вы? - даже не видя собеседника было видно, как собеседник передернул плечами.

Оставив вопрос без ответа, Алексей отключил аппарат и с тяжелым сердцем поплелся к связистам, продолжать проводить дегустацию дагестанского коньячного спирта.

* * *

Через сорок минут, сотрудники наружного наблюдения сообщили интересные сведения. Серафим Бальнов в сопровождении своего главного доверенного лица (по совместительству, гебешного сексота) прибыл в здание местного управления ФСБ. Из ворот которого, через два с половиной часа выехало два автомобиля с затемненными стеклами. Направление движения - столица нашей Родины, город - Москва.

Когда, о последних событиях сообщили в оперативную часть губернатора, руководитель этого авторитетного учреждения принял решение под свою ответственность.

“Пусть едет - думал он, перебирая лежащие на столе карандаши. - Останавливать машину с гебистскими номерами никто не будет. Все неприятности, а их будет с избытком - еще впереди. Этот отъезд равносилен бегству. А бегство, это добровольный отказ от активной, политической борьбы. Кто сегодня поверит крикуну, кукарекающему на деньги зажравшегося олигарха. Тем более, что другие борцы будут, - он невесело оскалился, - обязательно будут, в это время гнить в тюремных казематах. Оставшиеся здесь активисты-соратники этого бегства ему ни когда не простят. Он сам, своими же руками сегодня поставил жирный крест на своей политической биографии, превратившись в еще одного нахлебника-приживала. Ну, что же, баба с возу - мне легче. Одним пропавшим без вести будет меньше, а меньше трупов - легче в жизни.”

После длительного участия в справедливой войне в Афганистане, где он командовал диверсионными группами, уничтожившими десятки кишлаков вместе со всеми жителями. Он стал настоящим и истинным верующим христианином.

Перекрестившись и пробормотав молитву, связался с оперативным отделом.

“По операции “ЗЕК” прошла утечка информации. Срочно разобраться и доложить свои соображения. На все про все, даю сутки.”

Он пододвинул настольный календарь и стал делать в нем пометки по ходу разговора.

“Обращаю ваше особое внимание на то, что утечка, в результате которой была провалена заключительная часть тщательно планируемой, особо секретной операции, произошла из хорошо осведомленного источника, принимавшего непосредственное участие в работе. Ваша задача: с привлечением любого количества сотрудников, из всех имеющихся спецслужб, изобличить предателя; перед ликвидацией, провести профилактическую “санитарную обработку” всей местности. Круг лиц перед их обработкой утвердить, лично у меня.”

Этот пассаж о “круге лиц” означал, не только ликвидацию самого источника, но и тех, кто так или иначе входил с ним в контакт.



Глава 3
КОЛЯ Коломиец по прозвищу РЫСАК


После всех ежеутренних мероприятий, бригаду в которую входил и Коля Коломиец, прозванный “Рысаком” вывели за жилую зону. Погоняло “Рысак” он получил за любимую еще на “малолетке” поговорку: “Давай, быстро и рысаком”.

В “предбаннике”, то есть в пространстве между жилой зоной и волей, после всяких угрожающих слов, “конвой стреляет без предупреждения в следующих случаях...” действующих только на молодых “бакланов”, очередную смену отконвоировали в промзону.

Ветерок с хорошим минусовым зарядом не выбирает, в авторитете ты или так, фраер припыленный. Лучше всего это понимаешь, после утренней, под лай собак и лязганье затворов, “прогулки”. Когда, кажется каждая косточка внутри тебя промерзла до основания. После этого, завалиться в теплое помещение и протянуть к открытому огню руки со сведенными от мороза пальцами. Да заварить свеженького чифиря, да растянуться у буржуйки на кафтане своем боярском, телогрейкой называемой. После достать “Примы” сладкой и слушая как потрескивают дрова, затянуться этим дымком. И пустить кружку по кругу. И полулежа, подремывать вспоминая и обдумывая разные приятные моменты из жизни. Вот оно счастье.

“Другой бы полжизни отдал за такую житуху. Но не положено. “Масти” разные, для воровской “семьи” не подходящие. Ты хоть человек и нехуевый - но “мужик”. И должен вместо меня, и вместо остальных людей, впитывающих сейчас в себя тепло, помахать если надо и кайлом, и мокрые бревна на сорокаградусном морозе потаскать на просушке. А то, что у тебя сменки - рабочие рукавицы, приходится с кожей и кровью от ладоней отдирать, так это судьба у тебя такая, мужичья.” - сладко жмурясь на огонь и разносящееся от него тепло, думал Рысак под треск просушенных дровишек.

После таких умных размышлений, Рысак под гудение пламени стал вспоминать, как в последний раз он неудачно попал под “раздачу и молотки мусоров”. После чего, как поется в популярной лагерной песне: “Был скорый и неправый суд...”

* * *

Был Бетховен сукой продажной или нет, он в последнее время сильно сомневался. Но то, что падла, это без вопросов. Был бы жив, по полной программе пришлось отвечать. А со жмура - какой спрос? Труп он и есть труп.

Мысли увели Рысака в то горячее время, когда его окровавленного, из дома где остывало тело Мордана в сопровождении молоденького опера, отвезли в больницу.

Возможность оттуда сорваться у него была, но размяк. Белые простыни, девочки-медсестры. Ромашки кругом. Думал, для полноценного отдыха, дня три в запасе, точно есть. Ошибся. И очень серьезно.

Правильно говорят умные люди. За ошибками, в одной упряжке всегда следуют наказание и расплата. Сколько раз уже подводила вора элементарное нежелание соблюдать воровские традиции и законы - простые и банальные, что не понимать их может разве, что очень тупой либо очень самоуверенный... Есть возможность, хотя бы маленькая щель - рвешь когти, активно заметаешь следы. Не удалось оторваться, оставил вместо отпечатков пальцев, свою справку об освобождении или паспорт - горишь ярким пламенем и отвечаешь по полной программе.

Вот и пришлось ответить. В тот же самый день.

Ближе к вечеру, аккурат перед ужином (не дали даже отведать больничной “хавки”) срочное сообщение - вам посылка с сюрпризом.

Появилась опергруппа, в виде пузатых ментов в штатском. На одного замордованного сроками вора, пришлось семеро лоснящихся от жира и выпиваемой водки, гладких и важных, борцов с преступностью.

“Здрасте, гражданин, три года находящийся во всероссийском розыске. Спасибо, что практически добровольно отдали себя в руки правосудия. Явку с повинной, даже если очень хочется, можете не оформлять. Поздно.”

Коля Коломиец, от растерянности только и смог беспомощно пролепетать, что об этом жмурике, рядом с которым его захомутали, он ничего не знает. После этих искренних слов раскаяния, он как-то уж совсем неловко дернулся. Как-то слишком быстро сбросил с ног больничное одеяло...

Тут-то цирк и начался.

Навалились опера на него. Сбросили с больничной кровати. Повалили кодлой на пол.

- Лежать. Морду в пол. Р-р-руки за голову, сука, - орал чей- то дурной голос.

Это они так и морально подавляли задержанного.

От страха и такого бестолкового влета, Рысак ничего не мог сообразить. Но удар кованным ботинком в скулу, быстро привел его в чувство. Из-под навалившихся на него оперов, он неловко дернул ногой и, ножка стоявшего в палате, рядом с его койкой, журнального столика, с резким звуком подломилась... Со столика на пол рухнули стоящие на нем предметы: кувшин с водой, какая-то тяжеленная аппаратура, что-то еще... Коля, снизу придушено крикнул:

- Ложись! У него граната!

Ровно через секунду почувствовал, что пузаны посыпались с него, как блохи с собаки. Каждый оперативник, в этот тревожный момент, пытался быть подальше от этого неспокойного гражданина.

Времени было немного, секунд десять. Пока вокруг него снопами, согласно не известно от кого прозвучавшей команде, в беспорядке валялись менты, он, как испуганный олимпиец, стартовал к примеченной в холле балконной двери.

Добежал то он удачно, и прыгнул, спору нет - технично. И если бы не веревки все могло закончиться иначе. Подвели, и еще как подвели, натянутые в двенадцать рядов серые, бельевые веревки, в которых он, запутавшись повис. С одной стороны, не учтенная преграда, возможно спасла ему жизнь, так как падать пришлось бы с четвертого этажа на асфальт, а с другой - его все же взяли.

Под белы руки и давно не мыты ноги, втащили в помещение и здесь уже влупили от души. Пытался он, крутясь волчком, проорать, захлебываясь в собственной крови и соплях, что-то о правах человека, о библейских заповедях, о бесчеловечности такого отвратительного отношения к раненому человеку. Ни хрена. Не помогло. Не подействовало.

Били со злостью, с носка, чтобы хоть как-то скрасить свое не особое геройство. Все потому, что на воображаемую гранату, никто из славных сотрудников не упал и своим телом, жизни товарищей не спас.

Пока он приходил в себя от побоев, оперативники вызвали неведомого “шестого”. И сидели ждали его прибытия, покуривая и приходя в себя от пережитого. Чтобы шустрый задержанный, не учудил еще какой-нибудь фокус, заведя его руки за спину, приковали их к ногам, двумя парами наручников.

Рысаку было плохо. Саднило лицо превратившееся в мокрый лиловый блин с заплывшими глазами и не прекращавшимся кровотечением из носа и рта. Затекли и омертвели от натяжения руки. Болели отбитые почки. Самое неприятное - он еще и обмочился.

- Дайте хоть умыться, - прошептал он распухшими губами.

- Ага... Щас, - оскалился мордатый опер с узким лбом и злыми, кабаньими глазами. Потом подумал и, ткнул ему в окровавленные губы, непогашенный окурок. Рысак застонал от острой боли.

- Отставить, Мочилко, - голос был явно начальственный, с оттенком усталости. Потом он обратился к кому-то еще. - Когда же они приедут? Этот дохляк сейчас сдохнет, а мне отвечай потом за него.

- Обещали быть с минуты на минуту, товарищ подполковник, - ответил тот, к которому обращались. Он подошел к балконным перилам и выглянул наружу. - Кажись, приехали.

Через некоторое время в комнату вошли трое...

* * *

Вошедшие были довольно безлики, одинаково одеты и выделялись однотипными лицами. Если бы не проведенная ранее операция по разделению этих сиамских близнецов, можно было подумать что они между собой срослись... Некий налет унылой серости, ярко демонстрировал их ведомственную принадлежность.

С недовольством посмотрев на избитого, вывернутого наручниками Рысака, их главный строго поинтересовался:

- Когда вы уже научитесь тихо и спокойно работать? Устроили здесь балаган. Собрали под окнами половину микрорайона... Очень, непрофессионально... Хорошо, что еще пальбу не открыли. Просишь, вас просишь... - он безнадежно махнул рукой, как бы подводя черту под сказанным. - Вы, все оформили?

Последний вопрос относился к главному оперу, тому которого называли подполковник.

- Более-менее, - зло ответил тот. Мильтону было неприятно когда его отчитывали при подчиненных.

Однако, прибывшие никак не отреагировали на внутренние переживания милицейского чиновника.

- Мы его у вас забираем, - безликий штатский, не глядя протянул несколько скрепленных листов бумаги. - Вот постановление о передаче этого дела, вместе с задержанным в наше ведомство. Снимите с него наручники и дайте умыться.

- А если он, после этого, вытрет все улики и нашему эксперту, ничего не удастся найти, что тогда? - явно не желая сдаваться, зло спросил подполковник. Хотя и сам не понимал, какие улики их эксперт может найти в больничном коридоре и на балконе.

- Об этом, мы у него сами спросим?

Он подошел к лежащему на залитом кровью кафеле, Рысаку. Присел перед ним на корточки. И, не боясь испачкать кровью руки , взял его подбородок и резко приподнял так, что хрустнули шейные позвонки, лениво спросил.

- Скажи, Колюнька, ты ведь не будешь затирать улики, а то уголовный розыск очень волнуется? Ну? Не будешь?

Полусидящий, полулежащий Николай, только и смог прохрипеть: “Пусти, начальник, шею сломаешь. Не буду я тебе отчетность портить”.

Удовлетворенный таким ответом, он поднялся. Как что-то уж совсем привычное, вытер руки о поданый его молчаливым спутником платок. И обращаясь в пространство, но все таки больше к подполковнику, угрожающим тоном произнес:

- Снимите с него наручники. Приведите его в порядок, и найдите ему какие-нибудь брюки.

После этого он опять присел перед ним на корточки и стал в упор разглядывать.

- Так, кровотечение вроде прекратилось. Эко, они тебя, шустрилу, разукрасили... А потом еще удивляются, почему их так народ не любит?

Николай только и смог промычать, пытаясь размять затекшие руки и ноги: “Откуда мое имя знаешь, начальник?”

На что тот, с беспокойством рассматривая его распухший нос, спокойно произнес: “Всему свое время.”

* * *

Нашли ему, там в больнице, чье-то старое спортивное трико. Обработали синяки и ссадины. Для чего-то перевязали голову. И повели такого красивого, на выход. Но не через технический вход-выход, там, где паркуются машины и снуют взад-вперед юркие носилки на колесиках, а через центральный, где в это время, как обычно собралась толпа больничных посетителей и просто праздного люда.

Собравшуюся публику привлекло большое количество милицейских машин. В толпе уже живописно рассказывали про то, как один парень, не выдержав милицейских пыток, выпрыгнул с крыши больницы. Должен был разбиться, но успел зацепиться за какой-то кабель и совершив серию кульбитов и двойное сальто, ушел было от погони, но пуля настигла беглеца...

Свистящим шепотом, дико вращая глазами, свидетели, которые все это видели своими глазами, рассказывали как он, голыми руками, задавил сначала двух, а к моменту вывода Рысака из больничного корпуса, уже шестерых ментов. При сообщении каждой новой подробности, толпа одобрительно гудела.

- Бля, буду, - горячился расхристанный дядька в выцветшей ковбойке и пилотке из газеты. - Видать, эти гандоны, в десятером на него навалились, а он их, как щенков разбросал. Ты представляешь, он в него из “ливольвера” шмальнул, а пацан, видать, из стали, не меньше. От него пули отскакивают. Но, видать, гниды изловчились и подстрелили его в грудь. Кровь хлещет, а ему, видать, хоть бы что. Дай, что ли сигарету, а то, видать, успокоиться ни как не могу.

Он еще мог долго и живописно, “видать”, всем рассказывать, если бы двое парней, звякнув сеткой вина не отвлекли его внимание и не увлекли его “отливать пули” за территорию больницы, подальше от посторонних. Они даже отойти не успели. Как раз в этот момент, по толпе пронесся шорох: “Ведут, ведут”.

И точно, перебинтованного Рысака, в сопровождении большого количества, заметных для публики оперов и неприметных населению, бойцов невидимого фронта, достаточно демонстративно вели через гудящую, взбудораженную рассказами толпу.

Для придания всему этому мероприятию большей солидности, на него вновь одели наручники и с двух сторон пристегнули оперативников уголовного розыска. Справа от него, трусливо втянув голову в плечи, шел тот неприятный тип, прижигавший скованному наручниками, почти в бессознательном состоянии Рысаку, окурком, разбитые губы. Было видно, как он напуган, как крупные капли пота выступили на его лоснящимся от сала лице. И какое облегчение наступило для него, когда Рысака, предварительно отстегнув наручники, посадили в приметную, канареечной раскраски машину.

Пока они не торопясь двигались сквозь толпу. Рысак выслушал много пожеланий от благодарных зрителей. Начиная от “держись бродяга” и до “чтоб у тебя паскудника, яйца отсохли” прошамкал скрипучий, старческий голосишко. Он уже совсем, как собрался ответить, но его втолкнули в машину и они с включенными сиренами и мигалками, отчалили от больницы.

Пока они не торопясь, как на экскурсионной прогулке двигались через центр города. Он с теплотой вспоминал раздававшиеся из толпы выкрики и пожелания. Воспоминания так увлекли его, что когда машина в которой они с таким комфортом ехали, проскочила милицейское здание. Николай с удивлением оглядываясь по сторонам поинтересовался:

- Куда едем, начальник?

- На “кудыкину гору” - был тут же получен исчерпывающий и главное, емкий ответ.

Через пятнадцать минут они подъехали к зеленым металлическим воротам, которые почти мгновенно распахнулись и милицейский уазик въехал во внутренний двор неприметного здания, которое чем и могло броситься в глаза, так это полным отсутствием отличительных особенностей и опознавательных знаков.

- Ну, давай, братила, выходи. Приехали.

Рысак неуклюже выбрался. Посмотрел вверх на затянутое тучами небо. Последнее, что он услышал: “Врача ему, быстро.” После чего отключился.

* * *

Сколько провалялся без сознания, он так толком и не понял. Иногда, когда сознание немного прояснялось. Отчетливо вспоминался и момент задержания и то, как он глупо попался в больнице. Тогда он злился на себя “так фраернуться, мог только последний мудак, у которого вместо мозгов тертых хрен с гвоздями”. Стоило ему понервничать и опять голова, как в вату опускалась. В ушах стоял гул и по мере того, насколько быстро он стихал, так же быстро наступал и период определенного затишья.

Иногда он ощущал, как чьи-то крепкие руки переворачивали его. После этого в воздухе ненадолго ощущался запах спирта, наступало некоторое просветление и он проваливался в сон.

Придя в себя и сосредоточившись на постоянно, тускло горевшей над входной дверью синей лампочке. Он пришел к однозначному выводу, место его нынешней прописки, не что иное, как ФСБ. Камера, в которой стоял топчан, чистая. И главная, отличительная особенность подобных заведений, это постоянная, гнетущая тишина.

Напрашивался вполне объяснимый вопрос: ”С каких это пор, чекисты стали ворами заниматься”? Как не бился над этим вопросом, так на него ответить и не смог. Да и голова совсем плохо соображала.

Ладно, потом разберемся, что почем. Сейчас, пока они лечат и проявляют заботу, необходимо пользоваться моментом, отдыхать и набираться сил. Но не забывать, что в этом заведении просто так, да еще вора, обхаживать не будут. И чем больше он думал, размышлял, сопоставлял, тем больше запутывался. И еще этот запах. Видно все же когда менты, его со скованными за спиной руками били, что-то в системе почек было нарушено.

Он снял мокрые брюки, затем стянул трусы и бросил их в раковину. Склонился над парашей. С гримасой боли на лице, выдавил из себя несколько капель. Порадовался тому, что хоть крови в моче не было. Остервенело намылился и как мог, начал смывать с себя стойкий и противный запах мочевины, с примесью ароматов привокзального бомжа.

Замочил в холодной воде пропахшие аммиаком вещички. После чего почувствовав усталость опять завалился на топчан. Он бы и его проветрил и хоть немного смыл, но сил уже не осталось.

- Хоть бы сосед какой завалящий появился, - вслух сказал он.

Инстинктивно понимая, что его в такой обустроенной хате, должны были слушать. Хотя, зачем? На этот вопрос, он сам себе и ответил. Затем, что когда человек в беспамятстве, да еще бредит, мало ли, что он там наплетет.

После такого внутреннего диалога, он в может быть в тысячный раз посмотрел на вентиляционную решетку. И только сейчас он обратил внимание на неясные блики за металлической сеткой прикрывающей отверстие.

“Значит еще и снимают кино с моим участием. Ай-яй-яй... Впрочем, что это я так разнервничался. Мое дело “долбить скакуна”, их - смотреть и возбуждаться.”

Очень его развеселила такая мысль. И послав в видеокамеру воздушный поцелуй, он спокойно, может быть за многие последние дни уснул.

* * *

Но “не долго плакала старушка, не долго фраер танцевал”. Точно такая история произошла и с Рысаком. По поводу его малоценного здоровья, собрался целый консилиум. “Лепила на лепиле”, повернуться негде.

Долго его крутили, вертели. Задавали вопросы. Бесстыдно щупали у корня, отвисший и сморщенный от стыда, половой член, да и не член, а так, членик. Потом, чуть яйца не оторвали, так отчаянно, по поводу их состояния спорили. Вот ведь наука... Чуть дело до драки не дошло.

Потребовали снимки - сделали...

Общий анализ - сейчас будет...

Довольно увесистый катетер...

Что?

Вводить? Введем... Но я вам, коллега, все равно докажу свою правоту...

Катетер. На первый взгляд нормальная полая трубка, напоминающая дуло пистолета. На взгляд, да. Ничего страшного. До того момента, пока это самое дуло, тебе не вводят в мочеиспускательный канал, для постановки окончательного, диагноза.

Всякие там УЗИ, электронные компьютерные томографы с ядерно-магнитным резонансом, это для молодежных понтов на медицинской дискотеке. Наши, настоящие, проверенные временем и системой, инквизиторы в белых халатах, - это те, которые, когда еще дерябнут спирта, докторами себя называют. В общем, эти ребята верят только своим пальцам, глазам и ушам.

Вот когда они своим органам не поверили и посчитали, что для окончательной клинической картины необходимо убедиться и проверить все полностью еще раз. Вот тогда для Рысака наступил очередной этап мученичества и беспощадного распятие на кресте, правда, в медицинских условиях.

* * *

Четыре здоровенных амбала в белых халатах, хотя им бы больше подошли кожаные фартуки палачей, навалились на Колюньку. Ручки-ножки, у него бедненького прижали к столу пыточному. Палку толстую приказали зубами покрепче стиснуть, и... ввели. Небо не то, что с овчинку показалось, небо вообще исчезло. Как и земля, и воздух, и свет... Осталась только одна боль и до конца не догрызенная во рту палка.

Профессор их седенький, гриб бериевский. С усмешечкой ядовитенькой, молвит нечеловеческим голосом, беседуя с кем-то вошедшим без причины, но токмо любопытства ради:

- Может спросить у него, что хотите? Так, милости прошу. Он с превеликим удовольствием все и про всех расскажет. Он сейчас и подписать все может. Лишь бы эту железку волшебную из него достали. - Говорил поучая, не слушая стоны, плач и крики безутешные, лежащего на столе распятием, зека неповинного.

Все двигал старичок безжалостный, машиной пыточной, все наматывал кишки и нервы, изнутри организма. Потом стал языком цокать, других звать, показывать, ругаться и спорить. С торчащим в мочеиспускательном отверстии пистолетом медицинским, это было особенно неприятно.

Перед тем, как в очередной раз потерять сознание, Рысак услышал убийственный вопль исходивший от, на первый взгляд доброго дедушки из сказки про Айболита.

- Дайте же, наконец этому симулянту, болеутоляющее. Работать невозможно. Он все время теряет сознание...

Дальше было неслышно, а может и не интересно. Опять, как будто кто-то накрыл его лицо подушкой и слегка придушил.

* * *

Недели через две, после всех этих мучений. Накачали Колюньку кислородом. Перевернули вверх ногами. И сделали мудреную операцию. Лапароскопия называется. Дедушка седенький, который оперировал наверное еще в русско-японскую при Порт-Артуре, руководил и командовал всем этим мероприятием.

Несколько позже, осматривая испуганного, только от одного его вида пациента, доверительно и с восхищением сказал:

- Ну, ты, уголовная морда. Здоров же ты материться. Настоящий мастер... В свое время, я оперировал солдат штрафных батальонов. Сейчас вот тебя, трошки почикал. Как будто в молодость вернулся. Признаюсь, батенька, получил истинное удовольствие. Спасибо, порадовал старика. Выпил бы я с тобой за твое здоровье, но, жалко, тебе нельзя. Выпьешь и сразу умрешь от боли. Поэтому, только на словах... И вообще... Поскорее, малец, выздоравливай...

* * *

Примерно дней через двенадцать, перевели Рысака в тюремную камеру предварительного заключения. И чтобы никаких неожиданностей от него не было. Контроль за ним был усиленный. На сопроводительных бумагах стояла специальная полоса, означающая - “склонен к побегу”.

Но, хоть и камера одиночная и блок закрытый. А “положенец” в гости пришел, не поленился, не побрезговал. Героем назвал. Рассказал последние новости с воли и местными проблемами заинтересовал. Популярно разъяснил, кто “кум”. Дал понять, чего от “хозяина” следует ожидать. Вскользь затронул вопрос “невиновного” ареста Рысака. Чаем угостил. Сигарет насыпал без счета. Как бы невзначай, раны пулевые на животе, от лапароскопии оставленные, посмотрел. Поцокал языком, как профессор старенький. Пообещал любое содействие. Оказывается, воровское братство, строго на строго ему наказало, следить за тем, чтобы Колюнька ни в чем нужды не испытывал и не изводил себя мыслями подозрительными, будто его все забыли.

Не зря тогда у больницы, вроде бы случайно двое бродяг с сеткой вина прохлаждались. Скажешь, случайно? Как знать, как знать?

* * *

На предварительном следствии и начался главный ментовский беспредел. Шили они ему убийство. Ему - правильному вору. Но убийство, убийству рознь. Одно дело, когда завалишь какого-нибудь педрилу заштопанного. Братва конечно поморщиться, но никто в твою сторону и взгляда косого не бросит. А здесь угрохали Мордана, коронованного вора.

- Убийство, даже если бы не хотел, - участливо глядя ему в глаза, убеждал следак. - Я, просто вынужден. Обязан, повесить на тебя.

- Это не я, начальник, - вновь попробовал объяснить он. - Я же все рассказал...

- Разговоры о том, что ты там случайно оказался. Что кто-то тебя на улице оглушил, и затащил с целью убийства в этот дом, ни на кого впечатления не производят. Если я сниму с тебя это обвинение, то меня как злостного симулянта и саботажника, начальство разорвет в клочья... А потом расстреляет. И правильно сделает. Поэтому, история твоей дальнейшей горемычной судьбы зависит от того, что или ты сам все подпишешь, или на суде, будет учтено твое стойкое нежелание помогать следствию. А за отсутствие чистосердечного раскаяния, в содеянном тобой, страшном и жестоком преступлении. - он задумался шевеля губами. - Как минимум, три дополнительных года.

Следак Коблов, сильно не издевался, но и жировать особо не давал. Давил основатель, припирал на косвенных уликах. И уже к Рысаку подступало понимание того, что суд отмеряет ему, лет этак восемь, а если докажут корыстный мотив убийства, то все двенадцать. С такими грустными мыслями, он пришел к событию, которое кардинально изменило дальнейший ход расследования. Впрочем - и всю его дальнейшую жизнь, также.

Все дело в том, что в последнее время, на допросы стал заходить мужичек-с-ноготок. Коблов, как его увидит, вскакивает словно на пружинах. В глаза смотрит по-собачьи, преданно. Тот зайдет, в уголке скромно посидит, послушает, повздыхает тяжело, пожелает успеха и опять за дверь отчаливает.

И вот как-то раз, выпроводил он следака за дверь и Рысаку говорит примерно следующий текст. Мол, Колюня, пришел к тебе полный и основательный пиз..., то есть конец. Даже если ты, по прежнему будешь отрицать свое самое непосредственное участие в убийстве вора в законе, по кличке “Мордан”. Суд, тем не менее, примет сторону предварительного следствия, уж больно крепкие доказательства во время его проведения были собраны.

- Но, тебя это вообще не пугает. Ты, парень тертый и смелый. Ты боишься не этого. Ты боишься и сомневаешься, поверят ли тебе воры, что это не ты? Если не поверят, то за убийство своего собрата, ждет тебя, смерть мучительная и позорная. А ты парень молодой. Тридцати еще нет...

Он говорил не торопясь, убедительно. Тем паузам, которые он держал, давая время собеседнику обдумать сказанное, мог позавидовать любой актер.

- Ты подумай, готов ли ты к принятию моего предложения, не затрагивающего твою воровскую честь и достоинство... Гм... Ну да... О нашем с тобой, очень засекреченном сотрудничестве...

Сказал, штанишки свои, мешком сидящие, так, для порядка, ладонью стряхнул и пошел. Будто, зря затеял эту канитель, с секретным сотрудничеством.

Зачем-то он все таки был им нужен. Неделю мариновали... Время в камере, ой как непросто течет. Мыслям в голове становилось то узко, то широко, то уж совсем тесно. Рысак понимал, что отдает инициативу в чужие руки, но должен был смириться. Так как в угол его загнали основательно. Но, правда оставили маленькую лазейку, через которую была видна надежда. Призрачная, хрупкая, но надежда - жить. Все козыри, эти профессиональные шулера сдали себе. Они и диктовали правила дальнейшего поведения.

Выход Рысаку, имеющему завышенные понятия о чести, мужичек-с-ноготок предложил достойный и красивый. А все почему? Понаблюдали за ним через дырку особую, посмотрели, как он мечется в своей одиночной камере. Взгляд его затравленный изучили. И крупный чин из конторы, дал согласие на его вербовку и дальнейшую с ним оперативную работу.

С другим ведь как? Хлопоты и одно озлобление. Завербуешь его от всей души. Деньги с нервами потратишь. А он, сучий хвост, совестью замученный, раскаянием придавленный. К утру вены себе вскроет или, что уж совсем не эстетично - повеситься. Пока будет висеть, дерьмом своим, всех кто с ним работал, измажет... Деньги и нервы народные, получалось израсходованы зря? А уже победные рапорта отправлены, дырки для новых орденов и звезд заготовлены.

Нет. С этим объектом вербовки, такой осечки, они допустить никак не могли. Слишком серьезные цели были поставлены и наверх доложены.

Задействовано в данной операции по подготовке, вербовке и внедрению такого агента, было всего-ничего - четыре человека. Слишком уж много в последнее время продажных тварей в рядах спецслужб развелось. Вот и приходилось прятаться от своих, в большинстве своем, если так о них можно торжественно выразиться, преданных делу сотрудников.

- Обвинение в убийстве с тебя снимут. Пойдешь только за кражу, с почетными, отягчающими вину обстоятельствами. Такие как, - он не надолго задумался. - Проникновение в жилище и, крупный размер. Посидишь годик, другой. Доберешь авторитета. А там и в положенцы. И через некоторое время, глядишь и коронуют. Станешь “законником!. Мы тебе в этом поможем.

Он как бы прислушиваясь к собственным словам продолжал:

“Грев” будет самый лучший. При необходимости спиртику плеснем, то-то радости будет в “хате”, а тебе уважение. “Колес”, как водится, подсыплем. После амнистия. Новые документы и... “Это Клим Ворошилов и братишка Буденный, даровали свободу, их так любит народ!” Столько времени прошло, а песня эта “По тундре”, до сих пор популярна. В свое время доводилось общаться с ее автором...

Перспективы, с применением блатного, песенного фольклора, были нарисованы самые радужные. Но, надо было подписать пару бумаг. Рысаку текст не понравился. Было там и про добровольное сотрудничество, и про неразглашение. А уж о том, что он чуть ли не с радостью готов проявлять активность в этом деле, так чуть ли не на каждой странице. Обидно. До слез просто пробирает...

- Пойти на подлянку? - недипломатично заартачился он. - Мне, с младых ногтей вору, ты, начальник, предлагаешь предать своих братьев и, особливо, сестер? А как же воровская честь и гордость за профессию...

- Боже упаси. Как ты мог такое про нас подумать? Это, не для нас бумажки. Это, для тебя в первую очередь. Забудешь, если, что... Или попытаешь, допустим, меня с кем-нибудь спутать и не узнать. А я тебе покажу бумагу освежающую память, и опять ладушки и складушки, - и добавил, меняя тональность, жестким, металлическим голосом, не терпящим никаких возражений. - Тебе русским языком объяснили, что ты и так покойник. И в распыл тебя, дурака, пускать, нам нет никакого смысла. Слишком много мы с тобой провозились, чтобы за здорово живешь одеть тебя в дерево. Поверь мне, если с тобой что-то не получится, найдем другого, более покладистого кандидата.

В казенном помещении возникла неприятная, тягостная пауза. Но его собеседник, чуть-чуть добавив теплоты и изобразив на лице доброжелательное выражение, продолжал:

- Ты никогда не задумывался, почему мы знаем о всех ваших воровских сходняках? О том сколько денег, в воровском общаке? Где он, этот самый большой секрет находится? О громких преступления, которые, практически сразу нами раскрываются? Нет - не догадывался? - он сделал паузу, для того чтобы Рысак сосредоточился и смог понять сказанное. - Объясняю. Все это у нас получается только потому, что среди законников много наших людей. А ты, дурило-дурное, пытаешься мне, который сорок лет с такими как ты работает, рассказать о воровской чести? Да, за пачку чая, тебя продаст твой лучший кореш, с которым ты, на одной шконке годами чалился. А за пару кубов дури и всех остальных в придачу. Поэтому рассуждения свои оставь для бакланья. Им такое перед сном вместо “Спокойной ночи, малыши” можешь рассказать. Они любят эти басни и сказки, про воровскую честь...

* * *

Крутили они Рысака долго. Им легче было. Их двое, старых козлов, до кучи собралось. Так как, на помощь еще один знаток человеческих душ подтянулся.

Тяжелым клиентом для их сознательной, агентурной работы он оказался Но добили они его окончательно, своими примерами о продажных, в прямом смысле этого слова, авторитетах, так называемых “апельсинах”. Которые “корону” себе купили.

- Такса, от одного до полутора миллионов долларов, зеленых и американских. Ни дня на шконаре не просидел, конвой только в американских боевиках видел. В ШИЗО на промерзшем полу, за воровскую идею, с отбитыми попкарями почками - не валялся. Голодовки протеста не объявлял. Конвоем и вертухаями на пересылках и карантинах не избивался. Но “бабло” заколотил на продаже “дури” и детей в арабские притоны, уже авторитет, уже законник. С хорошим забугорным запахом, а не пропахший, до основания, до грязных, гниющих ногтей - ядовитой хлоркой. В малиновом клифте и в золоте-брильянтах, где только можно. И посещают они не воровские малины с вонючими барухами-давалками, а всевозможные, для них и на их деньги открытые, гей-клубы.

Колюня, как про клубы для пидоров услышал, засомневался. Так как быть такого, по его твердому убеждению, просто не могло. Но когда ему “ментовское кино” показали. Где в сауне, с большим количеством пара, то ли министр юстиции, то ли генеральный прокурор и люди с очень серьезными наколками, любили друг друга во все дыры, и поочередно. Получается, окончательно доконал его кинематограф. Не вырулить, не собраться.

В общем, подписал он те бумаги. А когда подписывал, крепко матерился и чуть не плакал от досады. Короче говоря, наезда конторы не выдержал. Сразили они его на компромате, против воров созданном.

- А кража, - вдруг вспомнил он.

- Молодец, - похвалили его. - Уже чувствуется мышление глубоко законспирированного агента. Поэтому. Если кого из нас увидишь, где и подумать не смог бы. В объятия не бросайся и руку, если тебе не протянули, первым не тяни.

- Это пускай будет первый урок. А сейчас, давайте вернемся к краже.

- Ну ты настырный, - то ли похвалил, то ли поругал его, гражданин начальник, которого называли Иван Петрович. - Ладно. Выбирать особо не из чего. Но это тебе подойдет.

Они переглянулись между собой, как бы взвешивая обстоятельства, говорить - не говорить? После секундной заминки все же продолжили.

- В тот же день. Когда тебя, искусно окровавленного, забирали из дома убитого Мордана. В центральный аппарат министерства, - он осекся, или сделал вид, что про министерство у него вырвалось случайно. - Поступило заявление от бывшего нашего соотечественника, а ныне гражданина США - Бетховича Самуила Израилевича...

- Можно посмотреть...

Он, было, протянул руку для того чтобы взять листок из папки, но рука, с давлением в несколько атмосфер, его клешню, с ощутимой болью, отвела в сторону. Руку конечно не сломали, но было больно.

- Тебе это все пока видеть не надо, чтобы не утратить чувство первоначальной заинтересованности, - как бы извиняясь за причиненную боль, объяснил ему главный начальник. - Тебе это следователь покажет. Будешь все читать при ознакомлении с делом... В поступившем заявлении указано, что дом, который он снимает при приездах в дорогую его сердцу Россию - обокрали. Согласно прилагаемому списку, его ты должен будешь изучить самым внимательным образом, украли много. Подвал, где ты свалил аппаратуру и остальное барахло, тебе покажут во время проведения следственных действий, при выезде на место твоего преступления. Вот такой ты, честный, чистый и порядочный.

- А как же Бетхович? Он на очной ставке меня прижмет.

- Не бойся. С ним лучше всего. Когда он увидел размер катастрофы. Когда осознал, что все нажитое честным, а главное творческим трудом сперли. Он поступил очень нестандартно, взял и просто умер. Вот заключение патологоанатома, причина смерти - кровоизлияние в мозг. Но и эти бумаги тебе пока лучше не видеть.

- А можно, после того, как я все подписал, не идти на отсидку, - разомлев от того, что все удачно разрешилось, развязно поинтересовался он.

- Можно, - задумчиво, произнес мужичек-с-ноготок. Тут же встряхнувшись уточнил. - Через вон ту трубу. Подойди, посмотри какой неприятный черный дым из нее валит. Там сейчас сжигают очередного любителя задавать дурацкие вопросы... Ведь неглупый парень и должен был бы уже понять. Ты нам нужен, именно там, на зоне. Здесь таких ребят, со стаканом портвейна и шприцем в вене, без тебя хватает.

На том и порешили.

* * *

Суд учел квалифицирующие признаки кражи. Также от внимания судьи не ускользнуло и то, что подсудимый длительное время находился во всероссийском розыске. Негативное впечатление на присутствующих в судебном заседании произвел отказ подсудимого от помощи следствию. Прокурор в обвинительном заключении, в свою очередь постоянно напирал на то, что суд так и не дождался правдивых, а главное честных показаний обвиняемого. Больше всего возмутило прокурора, о чем он не преминул сообщить, в своей полной гражданского пафоса речи, это - полное непризнание Коломийцем своей вины.

Приговор правда, заставил крепко задуматься Рысака, все ли правильно он сделал. Так как, семь лет - это было многовато, особенно за то, чего не совершал. Однако, навестивший его после судебного заседания Иван Петрович, сдержанно похвалил и пообещал, что вскоре, срок отбывания наказания будет сокращен вдвое. А пока, почетный приговор, по не менее почетной статье.

* * *

Слушая музыку, прихлебывая чифирёк можно было придаваться воспоминаниям о том, что происходило два с половиной года назад. Жизнь в принципе, славная штука. Тем более, что лагерный телеграф, не далее как вчера принес интересное известие касающееся его, Рысака, будущего. На ближайшем сходняке, если ничего экстраординарного не случится, его могли увенчать воровской короной. Ну, что ж. Поживем - увидим.


Глава 4
ГУСАРОВ
РЫБАЛКА

Он включил радиоприемник. Настроил его на местный радиоканал, которым забивалось все другое радиовещание. Шла трансляция музыкально-эстетической передачи “Другшланг”. Радио думать не мешало.

“Хорошо, что оппозиционные рыцари без страха и упрека, были своевременно предупреждены об опасности.” Алексей пытался думать об этом, соблюдая некий нейтралитет по отношению к самому себе. Но чувство гордости за то, что, вполне возможно, спас человеку жизнь, не испугался последствий, невольно переполняли его.

Много позже, из красочной брошюры Серафима “Моя борьба - моя победа”, он узнал от “совести нации”, подробности “счастливого спасения”. Они были красочны и изумляли читателей. Особенно этот момент, когда благодаря своей прозорливой мудрости и неподражаемому уму, он разгадал гадкий замысел областного царька.

О том, что нашелся некий господин N, который предупредил его о грозящей опасности, в результате чего, как видно лишился головы, ничего написано не было. И правильно. Нечего всякой ерундой засорять бумагу и дурить людям головы. Когда позолота нанесена, не следует ковырять ее ногтем.

Все это будет позже. Сейчас, когда приблизился момент назначения и наказания виновных в провале операции, настало время подумать о себе. Инстинкт самосохранения колотился внутри организма, тревожно размахивая красными сигнальными огнями, ясно указывая на опасность.

* * *

Главного предателя, сорвавшего операцию по своевременной и окончательной “профилактике” Серафима Бальнова, уже начали искать. На Гусарова пока не вышли, но это было временной передышкой.

Момент проверки прямой кишки на прочность, хотя и не наступил, но горячие волны неотвратимости этого мероприятия, безжалостно накатывались на кольцо ануса.

Кому, как не ему, была известна вся система установки и прослушивания телефонных переговоров враждующих между собой партий и движений. Тем более, что во многих операциях по установке такой аппаратуры, Алексей принимал самое непосредственное участие.

То, что разговор записан, прослушан и сейчас в фонографической лаборатории идет детальное изучение особенностей характеристик записанного голоса, сомнений не вызывало. Человеческий голос - это своего рода звуковые отпечатки пальцев. Похожие - есть, одинаковые - исключаются. По ним достаточно легко найти любого говоруна.

Можно было не сомневаться, что в настоящее время, среди всех немногочисленных лиц, посвященных либо обладающих доступом к информации по ликвидации Бальнова, шел негласный сбор образцов голоса, для последующего сличения и определения говорившего. Это пока первичные, оперативные, так сказать негласные действия. Но, если будет проведена официальная, служебная проверка, а все говорила том, что она будет обязательно, скрыться от карающего меча пролетариата, в образе Смерти с косой, будет, ой, как непросто.

* * *

- Гусаров, к телефону, - в очередной раз, зычно гаркнул помощник дежурного.

Инстинкт ли ему подсказал, чутье на подсознательном уровне дало отмашку или что-то другое. Но он почувствовал, что настырный абонент, это именно тот, кто занимается сбором голосовых образцев. За последние пару часов, его уже несколько раз звали к служебному аппарату. Пока, под разными предлогами от разговоров удавалось уклоняться.

В дежурке и на этот раз, был только помощник дежурного, капитан Паняшин. Простой служака, прибывший к ним с Дальнего Востока из расформированной ракетной части, но считающий себя много повидавшим и хлебнувшим в полной мере лиха. Под маской хитроватого мужичка, находился нормальный и главное, добрейшей души человек. Из той породы людей, которых, когда они рядом - не замечаешь, но если их какое то время близко нет - начинаешь испытывать серьезный дискомфорт и беспокойство. Именно у них, всегда можно и денег до получки перехватить, и бутерброд, когда ты рядом, они всегда разломят наполовину. Главное же в них было другое, они умели слушать и искренне сочувствовать, когда тебе плохо или радоваться вместе с тобой, когда хорошо.

Алексей отдавал себе отчет в том, что по отношению к Паняшину поступает достаточно скверно, если не сказать бесчестно. Но времени на придумывание, чего-то другого, более элегантного и детального у него не было. Поэтому, повздыхав для порядка, он как можно слезливей, стал жаловаться на свою лихую судьбу и пристрастие к женскому полу.

- Ты понимаешь, Паняшин. Достал он меня, - начал он издалека, как бы приглашая своего собеседника к разговору.

- Случается и хуже, - охотно вступил в разговор скучающий Паняшин. - По службе достал или где?

После этого Алексея понесло по кочкам красноречия и фантазии. Врал он вдохновенно. Главная тема - молодая любовница, жена их начальника. “Извини, при всем уважении к тебе, назвать его имя не могу.”

- Так вот, - закручивал он сюжетные болты. - В последнее время, он - так называемый муж, стал в чем-то подозревать ее, ласточку мою сизокрылую. Постоянно, гадюка очковая, выспрашивает, все с подковыркой, все с издевкой. Сейчас вот, змееныш, за меня взялся. Пытается, гад, по моему голосу определить, была у меня с его женой связь любовная или нет? Если была? Продолжается ли сейчас? А когда я начинаю с ним разговаривать, сразу очень волнуюсь. Потому как твердо знаю, что в мои объятия ее, первоначально толкнула не любовь, а его измены. Он и ее то, дочку своего боевого товарища, совратил, старый мерин. В результате, всех сексуальных излишеств, сегодня стал настоящим импотентом. Пьет, негодяй, водку и в нетрезвом, просто в голове не укладывается, аморальном виде, ее мою голубку белую, оскорбляет. А она, мой цветочек аленький, женщина молодая. Ей хочется нормальной, а главное, полноценной жизни и большой, светлой любви. Так, что он, скунс вонючий, придумал. Когда зовет меня к телефону, голос меняет. Спрашивает всякую ерунду, а разговор, енот полосатый, записывает на магнитофон. После режет пленку на мелкие куски, монтирует запись и дает ей, моей лебедушке, прослушать. Как будто бы я, со служебного телефона, развратом занимаюсь и разговариваю с любовницей. Скоро он опять позвонит, так я тебя, как последнего оставшегося в живых друга, очень прошу, ты чуть голос измени и поговори с этой жабой от моего имени...

После прослушивания познавательной лекции для начинающих зоофилов и ботаников, Поняшин мужественно сдержал скупую, закипающую слезу, отвернулся и прерывающимся от волнения голосом, дал слово поговорить. Для убедительности, зачем то провел ребром ладони по шее.

Страшно волнуясь, потея и заикаясь, оставшийся в живых Паняшин, под одобрительные взгляды и просто неприличный, до коликов в желудке, молчаливый припадок хохота Гусарова, во время следующего сеанса связи, поговорил. Хотя называть ту искреннюю чушь, разговором было нельзя. И все же, после разговора, он чувствовал себя настоящим героем нашего времени. Ну, если и не героем, то чем то сродни мифическому богатырю, которому исходя из его человеческих качеств доверили чужую тайну. А богатырь тот, “размахнись плечо, развернись рука”, спас добрых и кротких русичей, от поругания иноземным и ненавистным змеем трехглавым.

Когда Паняшин положил телефонную трубку на рычаги и оттер пот со лба. Умирающий от хохота, с раскрасневшимся лицом и полными слез глазами Алексей, всхлипывая прислонил голову к его плечу...

Пытаясь восстановить дыхание, все еще изрыгая из своих недр остатки хохота умело маскируя их под рыдания, он признался Паняшину, что тот своим героическим поступком, спас не одну, а две жизни. Счет до двух, здесь прост. Если бы эта гиеновая акула, с которой он только что балакал по телефону, узнала о гусаровской связи и их взаимной любви, то из табельного оружия убил бы свою жену. Гусаров же, умер бы от горя, во время посещения заброшенного могильного холмика...

Сообщив эти сентиментальные и кровавые подробности, он выбежал из дежурки, чтобы где-нибудь подальше от нее, вволю поплакать над своей неудавшейся судьбой.



* * *

К середине продолжающегося суточного дежурства, страсти вроде бы улеглись. Многим службам находящимся в состоянии боевой готовности был дан отбой. Офицеры, забегавшие в помещение дежурной части позвонить, бурно обсуждали со своими родственниками, знакомыми и примкнувшими к ним людьми, всевозможные мероприятия, связанные с проведением наступающих дней отдыха.

Алексей был невольным свидетелем разговоров, своих подчиненных и просто сослуживцев, в которых те обстоятельно, а иногда и со скандалом обсуждали свои семейные проблемы. Его удивило, то многообразие граней человеческих взаимоотношений о которых он, как человек живущий один, и думать не мог.

Послушав кто, чем будет заниматься в выходные, кое-какие зарубки в памяти сделал. Без этих зарубок, задуманное им “варенье из лопухов” могло не получиться.

* * *

Через пару часов началось цирковое представление. К нему он особенно не готовился, но как и в разговоре с Паняшиным, основным моментом выбрал джазовую импровизацию. В джазе, что главное? Синкопа. А еще? Верно. Правильно выдерживать ритмический рисунок. Сочинение же самой музыки, происходит в момент ее исполнения.

С радостным выражением на лице, он заходил к знакомым офицерам с очень интересным, на его взгляд предложением. Он приглашал “друзей” на рыбалку. При чем именно тех из них, кто под завязку был занят своими семейными проблемами. Для многих, его увлечение таким серьезным занятием, было неожиданным открытием.

- Ты рыбак? - они искренне недоумевали. - Тебе зачем этот “геморрой” и связанные с ним хлопоты? Живешь один. К любой бабе, когда захочешь... Хоть в преферанс, хоть в домино... И так можешь выскочить. Ни какого прикрытия искать не надо. Отчетный доклад никто не требует...

Такие рассуждения, заставляли уже его удивляться. Он и не думал, что рыбалка для большинства, это не более чем красивый и благородный предлог вырваться из семейного, теплого и уютного гнезда. Но с оптимизмом строителя коммунизма, где каждому по потребностям, не терял надежды найти бескорыстного любителя рыбалки.

- Посидим. Поболтаем. Главное место знаю отличное. Всего пару часов пешком от шоссе. Нет. Машина там не пройдет. Болота, топи...

- Змеи? Гадюки?

- Змеи... Конечно есть. Как это, на болоте и чтобы змей не было. Но зато, не будет: ни баб, ни водки, - сладким голосом токовал он, заранее меняя нравственные и моральные ориентиры своих боевых товарищей. После переходил на мечтательный шепот. - Зато будет... Ты не поверишь... Будет, успокаивающее нервную систему мерное и монотонное гудение кровопивцев комаров и бессонная, сырая ночь у воды.

От предвкушения всего этого, его голос приобретал некий бархатисто-лирический оттенок.

И ему искренне было непонятно, почему после того, как он так заманчиво и красочно расписал перспективы проведения свободного времени. В ответ, простые люди, с которым он бок о бок, служил не за страх, а за совесть, пожимали плечами, морщились и с сожалением смотрели на него, как на сумасшедшего.

А ведь он еще даже не подошел к описанию того, что они теряют в результате такого похода. Скажем, теплая, не чужим, а собой, согретая жена, которую не видел и не ощущал восемь суток.

Туда же в потери, надо было списывается и вкусный, наваристый борщ из молоденьких, размером не больше средней луковицы бурачков.

Почетное место в списке лишений и самоограничений, должна была занимать молодая картошечка без сожаления посыпанная большим количеством укропа и сверху политая, специально для этого растопленным сливочным маслом.

А салат, с утра еще нежившийся на грядке, а сейчас так уютно разместившийся на блюде, рядом с пупырчатыми, первыми огурчиками нынешнего сезона, размером не больше указательного пальца.

Да, про селедочку забыли, бережно украшенную колечками, слегка промаринованного репчатого лука. И ожидающий с прошлой недели, запотевший заветный графинчик с волшебным нектаром, чей рецепт передается из поколения в поколение и является семейной реликвией...

Все это по боку и вперед, в сырую палатку, давиться “Завтраком туриста”?

Не останавливаясь на достигнутом. От описательной части, он перешел к более конкретным мирным действиям, в чем и преуспел. У всех своих собеседников он понижая голос до шепота и постоянно оглядываясь, интересовался некими совершенно таинственными, титаново-велюровыми мормышками.

Чувствуя рыбацкий зуд и тяжкое томление в предвкушении речной забавы, так ничего не выяснив по поводу мормышек, Гусаров наперекор судьбе, где-то раздобыл лопату и тут же на территории части накопал червей. Через пару часов, все эти извивающиеся звери, расползлись по помещению дежурной части, вызывая справедливые нарекания со стороны руководства.

Не собираясь останавливаться на достигнутом, Алексей начал просил бедного Паняшина, позвонить какому-то Леньке Смоглею и потребовать у него возвращения подсачека... Того самого, который он у него брал лет шесть или восемь назад... Ну и так далее...

К окончанию дежурства вся смена. Нет. Весь отряд уже знал, что их классный офицер и надежный товарищ, сошел с ума. Ярким свидетельством, пока еще тихого помешательства было то, что он без водки, без особ противоположного пола, без нормального проведения свободного времени, поедет на рыбалку и у быстрой, болотной речушки, под дождем (по крайней мере об этом говорили все метеосводки) ночью, будет ловить рыбу.

Начальник штаба отряда, подполковник Католиков безнадежно семейный человек, хотя по образованию и историк, пожалел его. Посоветовал прихватить с собой на всякий случай гранату или грамм двести тола, чтобы подкормка рыбного места и ловля, проходили более успешно.

* * *

Сдавая дежурство своему сменщику Алексей, на карте указал точные координаты того места, где в случае непредвиденных обстоятельств, он будет находиться.

После разных “сдал-принял”, поехал к себе. Принял душ. Переоделся. Выпросил у соседа, настоящего фаната рыбалки, надувную резиновую лодку. Нашел массу своих знакомых и малознакомых людей у которых набрал удочек, подсачеков, донок. Достал где-то какие-то хитрые, браконьерские шнуры со зверскими крючками.

Росточку-то он был небольшенького - сто девяносто два сантиметра. В плечах широк, в талии узок. Но от всех этих снастей, палаток, лодок, которые в рюкзаке не уместились, он еще больше уменьшился, приобретя внешнее сходство с двугорбым верблюдом. Данное сходство имело место быть только сзади. Спереди боевой офицер больше напоминал беременного бегемота, так как тащить все это хозяйство, необходимое для рыбной ловли, кроме рюкзака, пришлось на груди и в обеих руках. В таких условиях рост только мешал.

* * *

Чуть живой он приволокся на железнодорожный вокзал. Оттуда, сперва на гудящей электричке, потом от райцентра на ребристом, трясущемся всеми суставами автобусе и уже в конце концов, на добитой беспросветной жизнью, попутной машине, принадлежащей местному колхозу.

Поздно вечером, почти на ощупь, уставший, как собака прибыл на место.

Первое, что он сделал осмотревшись на местности - размотал снасти. Затем всю эту адскую кухню, созданную для уничтожения живой рыбы, забросил в черные воды заснувшей речушки. После чего, страшно матерясь по поводу натыканных всюду острых веток, норовящих расцарапать лицо и выколоть глаза, собрал в прибрежном кустарнике хворост и, с облегчением разжег костер.

Справившись с кромешной мглой, поставил палатку. Достал съестное и очень плотно поел привезенных консервов.

Потом стал делать совершенно не понятные для непосвященных действия. Разложил у костра в некоем беспорядке пустые и полупустые консервные банки, остатки хлеба, огурцов, лука. Достал бутылку со спиртом. И... Чтоб у него руки отсохли - большую половину вылил в реку. Оставшееся положил в палатку, у изголовья надувного матраса. Туда же, свое служебное удостоверение, с тем чтобы его нашли не сразу. Сначала пусть отыщут спирт.

Внимательно осмотревшись, увеличил площадь горящего костра. Достал из рюкзака огромный и бесформенный костюм химической защиты, специально созданный в годы лихолетья, для отражения атаки ненавистного ворога. Натянул его на себя. В его непромокаемые карманы положил кроссовки. Еще раз проверил наличие денег и документов, для страховки завернутых в несколько полиэтиленовых пакета и замотанных клейкой лентой. Забросил в спущенную на воду лодку пакет с одеждой, сел в нее сам и с силой оттолкнувшись, поплыл вниз по течению, стараясь держаться ближе к противоположному берегу.

Проплыв около километра вниз по течению, к тому месту где река несколько расширяла свое русло, Алексей поступил вообще нелогично. Выбрался из лодки в том месте, где вода доходила ему до самых.., гм.., ну, скажем, ниже поясницы. Чуть притопив, затолкал лодку в растущие прямо в воде кусты. Забрав пакет с одеждой, не выходя на берег и постоянно увязая в илистом дне, двинулся против течения, в ту сторону откуда приплыл.

Через час такого изматывающего времяпрепровождения, он все таки выбрался на берег. Снял резиновый костюм, эту очень нездоровую баню и все то мокрое, что находилось под ним. Досуха вытерся. Одел на себя вещи из пакета и кроссовки. Свернув оборонное изделие, с ним под мышкой, двинулся в сторону шоссе.

По его прикидка до шоссе надо было топать около двух часов. На этом временном отрезке, следовало избавиться от тяжелого резинового чудовища, которое пришлось тащить на себе. Бросать его где попало, было никак нельзя. Бросать его следовало в определенном и конкретном месте.

* * *

По дороге к шоссе, должны были встретиться небольшие хутора.

Эти компактные поселения, являются своеобразными островками свободы.

Очаги самогоноварения, мелкие удельные княжества и рассадники язычества в одном лице. Со своими понятиями, обычаями, а иногда и языком. С четко разграниченными представлениями о льзя и нельзя.

Алексей достаточно хорошо ориентировался в окружающем его пространстве и к своей чести, неплохо знал нравы населяющего эти благодатные земли населения. Основной особенностью которого, было такая необычная национальная черта характера, как находить бесхозные вещи и предметы, задолго до их потери.

Теоретики “Частного Римского право”, попав в эти достаточно своеобразные условия, могли просто отдыхать душой, наблюдая за действиями тех, кто о таком праве и не слышал, но душой понимал его правоту.

Стоило только на пять минут оставить вещицу без присмотра, как она тут же признавалась “res nullius” (лат.) - ничьей. Мгновенно приобретала статус бесхозной и изымалась во владение того, кто ее первым поднял и забросав соломой погрузил на телегу или того, кто достаточно быстро смог скрыться с места преступл.., вернее, с места нахождения данной вещицы.

Такие преграды на пути к цели нахождения бесхозных предметов, как замки, засовы, запоры и так далее, населением во внимание не принимались, и с негодованием, отвергались.

Поэтому все, что таким образом появлялось в хозяйстве, мгновенно признавалось постоянным имуществом, передаваемым из поколения в поколение, из рода в род. Этот небольшой штрих национального характера, являлся неотъемлемой чертой местного населения, о котором оно слагало песни, былины и мудрые сказания. В дальнейшем весь этот кладезь премудрости, с большим удовольствием и любовью, собирали этнографические экспедиции и просто любители фольклора.

Вооруженный этими знаниями, он не обращая внимания на рвущихся с поводков волкодавов, расположился недалеко от забора, стоящего на отшибе добротного хутора. Осмотревшись по сторонам, аккуратно положил в развилку растущей неподалеку ивы, изрядно надоевший ему химический костюмчик. Прекрасно зная, что к тому времени, когда наступит трудовой день, резиновое изделие будет найдено, внимательно осмотрено, примерено на всех членов семьи и признано необходимым атрибутом крестьянского быта.

В случае возникновения спорных вопросов, связанных с его появлением, хозяин будет клясться и божиться, не глядя на наличие пришитых бирок и заводских штампов, что данную вещицу, еще его прадед, в Первую мировую войну, принес домой в качестве трофея. И уже сегодня, представить уклад жизни его семьи без этого резинового монстра, если гражданин начальник вещицу конфискует, просто даже вообразить тяжело.

* * *

В пределы видимости шоссе, которое пока было пустынным, он вышел к пяти утра.

Еще через час движения по автостраде и любования пробуждения природой он появился у небольшой, но достаточно компактной стоянки дальнобойщиков, т.е. большегрузных автомобилей. В целях личной безопасности и сохранности груза, ночующих в компаниях таких же водителей у придорожных кафе или неподалеку от постов автоинспекции.

Осмотрелся. Оценил обстановку. После этого начал проделывать со своим лицом странные манипуляции. Затонировал его чем-то темным, лицо приобрело смуглый оттенок, подклеил щегольские усики и одев на голову потрепанную бейсболку, ссутулившись и прихрамывая на левую ногу зашел в придорожное кафе.

Старая строительная бытовка, превратилась стараниями ее новых хозяев в уютное, круглосуточно работающую точку мгновенного питания, с неброским и скромным названием “Хилтон-Астория”.

Наш герой, долго копаясь в карманах и выуживая мелочь, купил стакан бочкового кофе и ржавую булочку. Угощался он этим пиршеством богов в компании плохо выспавшейся, но не теряющей оптимизма шоферни.

С одним из них, которого все называли уважительно, по отчеству - Корнеевич, он договорился о том, что тот подвезет его до ближайшего райцентра расположенного километрах в тридцати от этого места.

Добравшись до райцентра, который среди окружавших его пейзажей, состоящих из сельскохозяйственной разрухи, казался центром мировой цивилизации. Алексей продолжил свое хаотичное, движение к неясной цели. Внимательно глядя под ноги, он пересел в рейсовый автобус с сонными, злыми и крикливыми местными жителями. Потом еще в один... И еще... И к девятнадцати часам, без излишней помпы, прибыл в большой приграничный город.

Испытывая легкую тошноту от поездки с боевыми, пахучими и крикливыми тетками, он испытал большое облегчение когда покинул последнее средство передвижения. После чего, прямиком направился на железнодорожный вокзал. Потратившись на платный туалет, зашел в комфортабельную кабинку, где стоя по щиколотку в какой то жидкой субстанции, вернул своей внешности былую безусую сущность.

Там же в туалете, перепоясанная веревкой женщина в линялом халате, на его вопрос, где у них можно приобрести туристический ваучер, элегантно вытерев руки о висевший на ней халат, за совершенно смешные деньги, продала ему четвертушку бумаги с неясным текстом. По этой бумажке, к большому удивлению ее обладателя, он через два часа, в компании трусливых челноков-спиртовозов, пересек границу с Польшей.

* * *

Наивно было бы полагать, что Алексей пересекал границу с тем паспортом, который сейчас, должен был находиться в его квартире. Нет. Границу он переходил легально, тем самым подтвердив свое законопослушное поведение. Тех, кто настроил себя на шпионский сюжет, где главным атрибутом является фальшивый документ с фотографией его владельца, в темных очках, бороде и шляпе, спешу огорчить. Паспорт был настоящий.

Все дело в том, что несколько лет назад, он со своими сослуживцами отмечал некое торжество. Что тогда явилось поводом для этого, сейчас никто и не вспомнит. Да и не в этом суть повествования. Главное, праздновали с размахом. Одним днем не ограничились. Пили несколько суток. Потом практически все участники этого торжества, делая вид, что ничего особенного, как бы и не случилось, долго искали утерянные секретные документы, табельное оружие, печати, ключи от сейфов и многое другое.

Алексей искал паспорт и водительские права. Безрезультатно. Махнув рукой и заплатив полагающийся в таких случаях штраф, выписал новый паспорт. Старый же паспорт, как и полагалось в таких историях, нашелся в день получения нового. Он тогда еще искал место, куда бы его положить и обнаружил пропажу, на дне выдвижного ящика письменного стола, вместе с вложенными водительскими правами.

О своей находке он говорить никому не стал, дабы не выглядеть в глазах окружающих полным дураком и растяпой. Пытаясь найти в получении второго паспорта хоть что-то позитивное, он еще тогда заставил себя поверить, что в любимой поговорке приговоренного к смерти “все, что не делается - делается к лучшему” есть, пока еще скрытый от него тайный смысл. Сейчас выяснилось. Точно. Есть.

Главным в документе было наличие небольшого штампика на всю страницу. Совершеннейшая безделица. Кто не знает, пролистает страницы не обратив на него абсолютно ни какого внимания. Обычный цветной прямоугольник, вклеенный особым способом. Но простота его обманчива. Такая, как казались для Али-Баба обычные слова “Сезам, откройся” из правдивых историй, дошедших до нас в книге “Тысяча и одна ночь”.

При помощи этого волшебного штампа, можно было преодолевать границы и на великих, тучных и богатых пастбищах, растворяться среди других многочисленных стад овец и баранов, пастись на них, не пугаясь разной нечистой силы. Имя ему - Шенгенская виза.

Неоднократно осмеянный ангел-хранитель в очередной раз, великодушно простил неразумное человеческое создание. Конечно. До сих пор, потраченных денег на приобретение этого самого штампа, было бесконечно жалко, уж больно тяжело они доставались. И все же, когда наступает время выбирать между жизнью или деньгами, очень немногие выбирают второй вариант.

Здраво рассудив, что лучше было потратить сегодня свои деньги, чем завтра государство понесет, невосполнимые затраты по организации и проведению его пышных похорон. Алексей решил избавить любимую страну от подобных хлопот. А то, что похороны будут обязательно, он не сомневался ни одной минуты. Слишком своеобразна была специфика его проступка и слишком интересна для многих, могла оказаться практика создания в середине России “эскадрона смерти”, по латиноамериканскому образцу.

Вариантов по организации траурного митинга было множество. Скажем, проходя мимо здания исполкома, “наш скромный герой” увидел дым и сгорел заживо, спасая народно-природный газ, своим телом закрыв пробоину в трубе. Или еще лучше, погиб при исполнении служебных обязанностей при задержании особо опасного преступника, естественно - интеллигентика, оппозиционера, выходившего со “взрывчаткой” из библиотеки. Фантазии в этих условия, было где разгуляться. В последствии, именем героя назовут улицу, а начальная школа в глухой деревне, с гордостью будет носить его имя.

“Так нам такого, не надо” - думалось, все еще Алексею Гусарову.

* * *

Он все время пытался разобраться в своих чувствах. В той траурной музыке, которая неотступно и очень неостроумно врывалась к нему в душу в самый неподходящий момент. Задавал сам себе неприятные вопросы... Пытался понять, почему только его задела данная ситуация, а другие? Никто ведь не возразил, не возмутился? Что случилось? Возможность безнаказанно убивать людей несогласных с твоим мнением - это что, предел бреда параноика или именно в этом заключается новая форма ведения дискуссии о путях вывода средней области в передовые? Новые механические манекены, готовые исполнить любую прихоть хозяина? Откуда эти упыри и манкурты появились... Где все они были до этого? Он опять глубоко задумался...

* * *

Прибыв через три часа в Варшаву, пришлось подвести итоги. В активе - вывезенные с родной земли две двухлитровых бутылки воды и каравай хлеба. В пассиве - полная неопределенность.

Здесь же, в районе Центрального вокзала, нашел что-то напоминающее ему международный автовокзал. В какой-то будке с четыре рядами решеток, на ломаном польско-украинско-русском языке выяснил интересующую его информацию. В соседнем окошке обменял доллары на необходимое количество злотых и купил билет на автобус до Гамбурга.

Оставшееся время, он стараясь не заблудиться в прекрасной Варшаве, побродил по городу в районе привокзального базара, задавая себе ряд совершенно бесполезных вопросов, на которые так и не смог найти ответ. Поняв, что для копания в себе он выбрал не самый удачный день, прекратил это бесперспективное занятие.

Ближе к ночи, комфортабельный автобус повез его в сторону следующей границы. И когда автобус, уже глубокой ночью, после совершенно формального прохождения всех таможенных процедур въехал в Германию, только тогда он смог расслабиться и по настоящему заснуть.

* * *

В Гамбурге на стоянке автобуса его разбудил добродушный поляк-водитель. К тому времени были пересмотрены почти все сны. Часы удивили цифрами циферблата. По всему получалось, что после пересечения границы он все время спал.

Стоя среди шума и гама немецкого портового города, он каким-то внутренним удивлением наблюдал за тем, как от него удалялся автобус привезший его сюда. Бывают такие моменты, когда время переходит в режим замедленной киносъемки. Так и с ним. Сейчас он видел только дурацкую рожу на пружинах прикрепленную к заднему стеклу удаляющегося автобуса. Прошлая жизнь, удалялась вместе с ним, пока не исчезла полностью. Вместе с ней, хохоча и всячески над ним издеваясь, исчезла и наглая рожа.

* * *

Сегодня жизнь начиналась с нуля. Не было только детства, отрочества и юности.

Минуя все эти довольно интересные стадии, в жизнь вступал взрослый человек, не умеющий говорить, ходить и думать. Он надеялся избавиться от накопленного негативного опыта советского человека, имеющего свою гордость в виде: рабской психологии, излишнего чинопочитания, боязни и ненависти к государству - своего главного врага и, многого того, о чем он, живя в своей прошлой жизни и не догадывался.

Примерно так рассуждал наш Алексей Гусаров , не торопясь пережевывая полкаравая хлеба, в сквере, неподалеку от места десантирования на немецкую землю.

На лавочке, напротив него, сидел и с завистью смотрел, как можно есть сухой хлеб и ни разу не подавиться, некий немытый субъект, неопределенного пола и возраста.

Съев солдатский обед, судя по времени и ужин тоже, он вместо десерта пересчитал денежную наличность. Мог и не пересчитывать. Однако, не поленился, провел сверку кассы и повеселел. Имеющиеся чуть более пяти сотен долларов давали призрачную уверенность в завтрашнем дне и могли на первое время поддержать его.

Придя в доброе расположение духа и эдакую сонную эйфорию, Алексей привезенной водицей, лениво прополоскал рот. Спрятал остатки пиршества. Посмотрел картинки в лежащей на скамейке газете. После чего обратил внимание на сидящее напротив существо.

- Ну, что, немчура, хлеба небось хочешь?

По доброте душевной, стараясь смягчить существовавшие в прошлой жизни рокочущие оттенки голоса, обратился он к немцу.

- Э.., да ты видать меня не понимаешь?

- Сам ты, немчура...

Зло, ответила противоположная сторона на пока еще незабытом языке.

Алексей слегка опешил. Коль скоро его понимают, решил разом выяснить все диктующиеся жизнью вопросы:

- Тогда скажи, соотечественник, как найти площадь героя немецкого народа Эрнста Тельмана?

- Площадь героя? Хм... Площадь героя можно найти перемножив ширину героя на его длину.

Вначале запнувшись, но быстро взяв себя в руки, ответил тот и так же быстро продолжил:

- Не дурил бы ты людям голову. Подай лучше соотечественнику на “мерзавчик”, надо срочно подлечиться, чтобы воспаление легких не получить...

- Держи, солдатик, - легко поддался на уговоры сытный и подобревший Леша, протягивая доллар. Ответ про площадь героя ему понравился.

- Вместо спасибо, слушай пару советов, - деловито пряча деньги в лохмотья, сообщил бывший обладатель краснокожей паспортины. - Хочешь дожить до вечера, деньги при посторонних никогда не доставай, это во-первых. Во-вторых, забудь про русский язык. Здесь с этим строго. Полиция тебя в два счета сграбастает и вышлет. Мстят, суки, за сорок пятый... За взятие Берлина...

Видя, что Алексей хочет ему возразить и рассказать что-нибудь пустячное, мол есть виза на полгода, все честь по чести. Тот в отчаянии от бестолковости и неумения собеседника слушать мудрые и главное, бесплатные советы бывалых, замахал на него руками.

- Не перебивай. Я, как последний мудак, сижу с горящими трубами тебя развлекаю, вместо того, чтобы опростать шкалик, может и больше, - он наигранно-картинно вытер выступивший пот и продолжил. - Не доверяй соотечественникам, слышишь русскую речь, как можно дальше рви когти от них. Это третье. На силу свою бычью не надейся, твой визави, может просто пристрелить тебя - четвертое. И последнее, когда припрет, будь таким чтобы псам-рыцарям, сиречь немецко-фашистским захватчикам, тебя было просто в руки взять противно. Используй, вернее обрати их брезгливость, себе на пользу. Ну, бывай...

Он протянул ему руку, цвета свежеперегнившего навоза. Алексей инстинктивно спрятал свою за спину. Собеседник торжествующе ухмыльнулся.

- Ничего, скоро привыкнешь. С нами здесь не церемонятся. Мы для них нищие оккупанты, - и видно пытаясь оставить хорошее впечатление, добавил: - Звать меня по ихнему Петер, а по нашему - Петр. Если понадоблюсь и не сдохну, к тому времени - спросишь. Если не здесь, то в-о-о-н в тех люках. Но там меня ищи, когда похолодает. А так, я больше на лавочках...

Приседая и бормоча себе под нос что-то радостное, “по ихнему Петер”, поковылял опохмеляться. Алексей двинулся в другую сторону удивляясь превратностям судьбы и странной встрече.



Глава 5
КОЛЯ РЫСАК
ЗАТМЕНИЕ ФРЕДИ МЕРКУРИ


Чего только не придумаешь во время отсидки для того, чтобы занять свое несвободное время? Обмануть, ускорить его бег. Одному пацану, Джоконду на спине выкололи. Расписали, как говориться, за милую душу. Посмотришь. Ну, как живая. Ей-богу! Ну вылитый Леонардо.

От скуки, пристроили хорошего инженера-механика Славку Попова (Погоняло - Кулибин) придумывать всякие смешные изобретения. На зоне авторитетно говорили, что это он, изобрел радио. Смеяться не надо - понял. Свидетели подтвердили, а он сам и не отрицал.

Как здесь оказался?

Он, дурак, по пьяному делу сел за руль и совершил автоаварию со смертельным исходом. По всем гаишным замерам и признакам, виновными были потерпевшие. Все бы ничего, но в автокатастрофе, один пострадавший от полученных ран помер на месте, второй - по идее, тоже должен был гикнуться, но оклемался. Его теперь, всю оставшуюся жизнь, будут возить на коляске. С этим вторым и была главная закавыка. Хотя он был пьян до состояния клинической смерти, но это для суда, по большому счету, уже было и неважно, так как, был он племянником прокурора Среднего округа столицы.

Кулибин также был крепко выпивши и факта этого не отрицал. Сам-то он не погиб, спасла переваренная со стороны водителя стойка, но отвечать у нас всегда кто-то должен.

Поэтому, пьянству - бой. И сидеть ему было, еще, ой как долго. По такой грустной причине, ходил он в пределах промзоны смурной и рассеянный. На вопросы отвечал невпопад и художественной самодеятельностью не занимался.

Как-то раз ночью, выйдя по нужде, Рысак увидел как Славка, зацепившись шеей за веревку, зависнул в коридорчике и неловко дрыгает ногами.

Другой бы на его месте постоял, посмотрел, правда ли, что висельники очень бурно испражняются и эрекция достигает гигантских размеров? Или, все-таки врут люди? А Рысак оказался не таким. Он оказался человеколюбивым. Достал свою точилку для карандашей, пиковину в виде финки, веревку перерезал и выпустил затейника из петли.

Очень уж совестливый оказался Славик Попов, сам себе приговор вынес и сам его привел в исполнение. Потом стыдился своей слабости, каялся.

В целях профилактики и искоренения суицида, дали ему “баян Георгия Георгиевича” (шприц героина) “ширнуться”. “Травы пыхнуть, на десяток косяков”, отсыпали, т.е. помогли, чем сами были богаты. И глаза у человека опять стали интересоваться окружающей его жизнью и метеопрогнозом на завтрашний день.

Так вот, чтобы он больше не скучал и ерундой всякой не занимался, пристроили его золотые руки к “потешному делу”. У зека одна мечта, как сорваться на волю. Вот инженер-то наш и чертил всякие воздушные аппараты и машины для подкопа. И ему хорошо, и ворам развлечение. А как известно из любимых книг, сказка - ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.

* * *

Коронация Рысака в законники проходила без излишней помпы. Но с соблюдением всех необходимых в таких случая ритуалов.

Пришлось, правда на трое суток покинуть зону. Для этого, сперва, лечь в лагерную больницу. Лепила, то есть врач, был из своих же заключенных, но уже расконвоированный. Он и придумал достойный диагноз обследование по которому, необходимо было провести за территорией зоны, на стационарном оборудовании специализированной больницы.

Через некоторое время все медицинские и вертухайские формальности были решены. Для его этапирования к месту прохождения обследования, из областного центра прибыл специальный конвой.

В одном из прибывших конвоиров с трудом, но можно было узнать крупного феэсбешного начальника, Ивана Петровича (по крайней мере, именно так, его называли другие). Гебешник очень колоритно смотрелся в погонах старшего прапорщика конвойной службы.

О том, насколько они, то есть те, кто его вербовал для стукачества, или чего-то еще, берегли Колю Рысака, говорил лишь один факт. За все время пребывания в зоне, его лишь один раз выдернули в оперчасть. Там, прямо в коридоре перед дверью кума, пожилой конвоир назвав ничего не значащие слова, служившие паролем, указал ему связного, через которого можно было подать сигнал тревоги или передать просьбу.

Рысак потом навел справки, об этом молчаливом человеке, откликающегося на кликуху “Дылда”. И очень сильно удивился, так как, тот отбывал срок за вооруженный грабеж и захват заложников. На такие дела его толкнула, согласно материалов дела, необходимость срочной операции для больной жены.

Было ли в самом деле такое дело или это был обычный кадровый офицер, чья служба заключалась в таких специфических условиях ее несения, Николая в это никто не посвящал. Да, ему это и даром не надо было. Тогда же его предупредили, что кроме указанного связника, его “пасут” еще несколько человек. Причем, даже не так для контроля, как просто в целях безопасности и профилактики здоровья.

Иван Петрович пристегнул его наручниками к себе. По какой-то еще энкэведешной инструкции № 18/49-СТ465 , лиц склонных к побегу, а Рысак относился именно к этой категории заключенных, можно было перевозить на короткие, до ста километров расстояния, в отдельном боксе транспортного спецсредства. В сопровождении пристегнутого конвоира... В бумаге была потертость, читалось плохо, то ли пристегнутого, то ли расстегнутого... Но дело не в этом. Всю дорогу они ехали закрытые снаружи и о многом успели переговорить.

* * *

О том что состоится сходняк, в ФСБ было известно, значит знало и МВД. Между этими ведомствами была достигнута договоренность, на этот раз воровской съезд не трогать.

Пусть люди встретятся, подведут итоги, наметят перспективы и определят цели. Хозяйство-то большое. За время прихода к власти демократов, режимных лагерей добавилось. Значит и дел в них стало больше.

Когда “братва” собралась за огромным накрытым столом. До, примерно, третьего тоста чувствовалась скованность и отчуждение. но, как-то голоса сами собой стали громче и беседа пошла веселее. Разговор состоялся обстоятельный, долгий и серьезный.

Ожидаемой пальбы не получилось, все конфликты, специально привлеченными “быками-мордоворотами”, гасились в зародыше.

Братва, после того, как все запланированные мероприятия закончились, осталось весьма довольна и угощением, и культурной программой с песнями, танцами, да молодыми проститутками. Для желающих было и нюхнуть, и уколоться. Никто не осудит. Жизнь вора сложная и тяжелая штука, он сам вправе ею распоряжаться.

Такая же непростая жизнь у сотрудников спецслужб, о чем и говорить не приходиться. Как бы противовес тяжелой воровской судьбе. Двое суток они глаз не сомкнули, грамма не выпили, питались всухомятку. Но, кино о каждом из прибывших, они сняли любо-дорого. Даже те, которые, якобы, спали в отведенных светелках и горницах, а сами провели, что-то похожее на тайное заседание из жизни бывшего политбюро ЦК КПСС. И тех всех засняли и, чтобы в дальнейшем руководству было сподручней смотреть, записали их слет со стереофоническим звуком.

* * *

Рысака короновали в законные воры, без сучка и задоринки. Единогласно. Многие из присутствующих знали его лично. Всем было известно, что он сейчас “чалится”” на зоне и его личное появление на сходняке, вызвало удивление и восхищение.

Молодец пацан, не побоялся, явился сам, проявил к людям уважение. Впрочем, московские воры хотели поговорить о странной случайности, совпавшей по времени с его арестом, с одной стороны и убийством Мордана, с другой.

Однако, после рассказанной красивой эпопеи о похождениях и геройствах кандидата, в борьбе за достижение воровских идеалов, (чему были свидетели, видевшие своими глазами его молодое, прострелянное тело), интерес к таким совпадениям, потускнел и затерся.

Водки и вкусной закуски было еще на десять таких сходняков. Но, странное воровское правило, водкой особо не увлекаться, сыграло свою роль. По крайней мере, за столом, в присутствии всей братвы, напиваться, считалось не совсем правильно и могло расцениваться другими, как проявление к ним неуважения. Для вновь избранного было сделано исключение, но и он им не воспользовался. Понимал, что качество его новой, “коронованной” жизни после сегодняшнего дня изменилось.

В напутственном слове возведенному в высший воровской сан, один из самых авторитетных воров Байкал сказал:

“Смотри, бродяга, мы все за тебя сегодня, как бы поручились. Не подведи нас. Теперь ты, среди нас, как равный, среди равных. Будь здоров и помни, что отныне твоя семья, это все те, кого ты сейчас видишь. Мы верим в тебя”

* * *

На обратном пути в зону, он опять ехал в одной связке с представителем ФСБ, а может и не ФСБ? Какая в принципе разница.

Иван Петрович, “мухомор гребанный”, поздравил его с “коронацией” и сообщил, что не все было так просто и гладко, с его выдвижением и посвящением в “рыцари фомки и отмычки”.

Вор из Сибири, с достаточно часто встречающимся погонялом Синоним был одним из старейших авторитетов приехавших на сходняк. К его мнению прислушивались и с ним считались, именно он и высказал свои сомнения по его поводу. Но фактов не привел, а сослался на своего кореша, смотрящего в той зоне, где отбывал наказание Рысак. Мол молодой, это почти в тридцать-то лет, не пользуется авторитетом. Воры на это отпарировали, что молодец, не выпячивается. Что-то сибирский вор еще говорил, но прямых преград и предъяв, у него не было. Поэтому, высший совет все его сомнения оставил без внимания.

Много еще рассказал Иван Петрович, с усмешкой добавив, что если бы они, “читай ФСБ”, были заинтересованы в смене смотрящих, то сделать это не составляет никакого труда. Слишком много на каждого накопилось бумажек, фотографий, кино- и видео- материалов. Особенно это касалось того, что на языке блатных называлось крысятничеством или иначе кражей у своих. Заключалось оно в том, что большая часть получаемых доходов, особенно от торговли наркотиками, скрывалась ими и шла не в воровской общак, а наличные нужды.

Дорога обратно была длинной. Обстоятельный разговор у них продолжился. Иван Петрович отечески ( ага, пожалела кошка мышку) посоветовал Колюне, по возвращении на место, особо на рожон, с остающимся смотрящим зоны Данилой Белокаменным не лезть. Тот считался вором хитрым и очень злопамятным. А также, опасаться с его стороны провокаций. Прошел-де слушок, что Данила заявил одному из своих приближенных, что двум медведям в одной берлоге не ужиться. И что готовиться новому “законнику”, теплый прием с разными сюрпризами.

Со своей, - понимай, феэсбешной стороны, Иван Петрович пообещал прикрыть его, теми силами, которыми они располагали в лагере.

На прощание Иван Петрович шепнул ему пару интересных слов, по которым он сможет определить человека пришедшего от него либо выявить провокатора ссылающегося на контору.

* * *

Зона встретила Рысака торжественно. Данила при всех очень тепло поздравил. После таких дружеских объятий, остается незабываемое ощущение того, что как будто со Змей-Горынычем обнимался. Остается только дух перевести, и порадоваться, что он тебя сразу не съел.

Рысак не подкачал. Братву с нетерпением ожидающую его возвращения, не обидел. Выставил угощение, за которое ему стыдно не было.

В который раз Рысак убедился в силе денег. Надо было угостить братву? Тут же, на строго охраняемой зоне появилась и водка, и закуска. Подбросили даже наркоты. И все они - деньги. Вопросы участия в таких мероприятиях оперчасти им не рассматривались.

“Бойтесь данайцев дары приносящих” - в переносном смысле (без детального изучения Гомера и Вергилия) это означало для размякшего от счастья Коли Коломийца, только одно, то, о чем его предупреждал гражданин начальник.

Когда было выпито достаточно и все тосты произнесены. Сидели молча. “Шестерки” сварили чифирь. После пары глотков, ощущение было такое, как будто и водки не пили. Так прояснилось.

В отдельном закутке, где жил Данила, стояла печка. Любил он перед сном посмотреть на огонь и подумать о своем хозяйстве. Именно там, как радушный хозяин он и принимал новоиспеченного законника. Там у него имелась качественная аппаратура для прослушивания и просмотра CD-дисков. Чтобы обидно не было, такой же Hi-Fi стоял в кабинете у “хозяина”, начальника колонии.

Дровишки в печке особенно радостно хрустят и потрескивают, когда за окошком вьюжит. Из мощных динамиков лился томный голос Фреди Меркури, прекрасно дополняемый всем мощным, слаженным многоголосьем группы “Куин”. Когда же зазвучала одна из самых красивых композиций “Богемская рапсодия”, все присутствующие, разве что глаза не закатывали от получаемого наслаждения, от этой в самом деле божественной музыки.

В такие минуты хорошо помолчать. При чем, помолчать всем, включая и неофита, только сегодня принятого в высшее воровское сообщество - Колю Рысака. Но, то ли он об этом не знал, то ли у него от счастья мозги размякли, неизвестно. Спроси сегодня у него, кто тебя дурака, вечно за язык тянет и зачем ты нарушил созданное в уголовном коллективе благодушие и благолепие? Он, на такой вопрос не ответит. А все оттого, что если другие наслаждаются, то и ты наслаждайся...

Вьюга гудит, музыка звучи и посреди этого пиршества духа вдруг раздается разомлевший голос Рысака.

- Нештяк он выводит свои ноты, эко закручивает-то, как аккуратно, - отпивая обжигающий чифирь и передовая кружку по кругу, ни к кому конкретно не обращаясь, разомлевшим голосом произнес он. - Жалко только, что пидором был.

Тихо-тихо стало. Как потом рассказывал Микроб, вор-карманник присутствующий при этом, он почувствовал своего рода озноб. По спине поползло что-то страшное, наверное, именно так, дает знать о своем приближении, злая тетка с косой, по имени Смерть.

Обвинить присутствующих воров в трусости, было никак нельзя. Тем более, нельзя было обвинить их и в том, что кому-то из них мог понравиться, пидор. Кем бы он ни был, художником, поэтом, музыкантом, но извини, в тюремной иерархии, эта была группа самых презираемых и за людей не считающихся заключенных. Из данного племени, назад дороги не было. Если же, кто-нибудь из этого племенного сословия, пытался при очередной отсидки, даже через долгие десятки лет, скрыть это. Расправа, с рискнувшим запомоить, осквернить и испачкать других, была страшная, а смерть ожидала - лютая.

После слов Рысака получалось, что все, кто слушал песни пидарюги, морально измазались и, тем самым, сами стали запомоеными. А создал такую ситуацию не “петух обтруханый”, а сам пахан, т.е. тот, кто должен следить за чистотой идеи и незапятнанностью своего образа. Но, с другой стороны, когда на зоне твердо и однозначно был единый смотрящий, то есть Данила, тот же Рысак, музыку слушал и не залупался с возмущениями, а хвалил “Квинов”, как и все. Теперь же, когда по статусу он сам может стать смотрящим, он вспомнил, что Фреди Меркури представитель петушиного рода-племени. Как-то, уж больно ко времени это все случилось. Если раньше знал об этом, то почему молчал? Вопрос серьезный, требующий серьезных размышлений.

Один Микроб только и простонал, не сдержался: “Эх ты! Такой кайф... и в парашу спустил.”

Данила взял в руки повисшую в воздухе кружку с чифирем. Поднял глаза от проигрывателя и нехорошо, очень нехорошо, посмотрел на Рысака.

Тому бы сказать, что никто не обязан знать, чем еще кроме музыки занимаются музыканты, но не сказал. Может, не так прост этот Рысак? Возможно, это звенья тщательно рассчитанной, продуманной и хорошо спланированной комбинации?

* * *

- Ты за слова готов отвечать? - ощерив хищный рот, тихо спросил Данила.

И хотя музыка продолжала звучать, вопрос услышали все. Не услышать этот хриплый посвист, было невозможно. Казалось, свет от тусклых лампочек, качнулся и потерял яркость. По стенам пробежала нервная, зыбкая рябь, такую можно наблюдать на воде, перед грозой.

Засуетился Рысак, проявил излишнюю торопливость в услужливом ответе. Ему бы выдержать паузу, выяснить причину по которой, хотя и равный ему, но выдвигает претензии, на которые он совсем не обязан отвечать. Необходимо было потянуть время и перевести все в шутку. Но не смог, слишком до этого была серьезная фигура Данилы, чтобы так просто отмахнуться. Не смог или не захотел? Дальнейшие события, будем надеяться, разъяснят нам это.

- Бля, буду. Мамой клянусь. Сам в какой-то газете читал.., или журнале.., или в телевизоре... - заелозил он севшим голосом, на сразу ставшей неустойчивой табуретке.

В качестве искренности своих слов, приложил руку к сердцу. И только после сказанного, до него наконец-то дошло, что он отчитывается перед таким же, как и сам и, что самое неприятное в данной ситуации, ведет себя неподобающим образом в присутствии посторонних.

Авторитет зарабатывается тяжело, а потерять его можно, очень даже легко. То есть, то, что приобретается долгими и напряженными годами усилий по его завоеванию, теряется за несколько позорных минут.

- Микроб, убери эту парашу, с глаз долой, - проворчал Данила.

Не торопясь он поднялся со своего глубокого кресла, повел плечами, потянулся и шагом триумфатора, одержавшего очередную победу над врагом, прошелся по комнате.

После услужливой суеты Рысака, он чувствовал себя победителем и настоящим хозяином зоны. Рысак конкурентом быть не мог. Слишком уж хлипким оказался на поверку.

Данила опять обратился в сторону Микроба.

- Давай, запускай что-нибудь другое. Но смотри, чтобы все было по понятиям.

Для всех присутствующих, неприятная пауза закончилась. По крайней мере в это хотелось верить. Приглашенные отпраздновать торжественный день, с нескрываемым сожалением смотрели на Колюню.

Даже по тому, как он втянул голову в плечи, превратившись из героя уголовного эпоса в яичницу-болтунью... Нет, неудачника в очередной раз наступившего на грабли, было видно, сегодня был не его день. Мгновения радости превратились в часы стыда и позора. Так вляпаться? Ужас!

Пока Микроб заводил новую музыку, Данила снисходительно посмотрел на притихшего Рысака.

- Так, что ли, - спросил он когда зазвучала другая мелодия. И с явной угрозой, взяв со стола нож, поигрывая им в своих пальцах, добавил. - Ну, смотри, Рысак. Сразу говори, если певун окажется пидорком. Ты у нас образованный, в этом направлении.

Все рассмеялись. Рысаку показалось, что смеются над ним. Да, что там показалось? Именно над ним и смеялись.

Пора была срочно что-то предпринимать, получалось - его авторитет, при чем не в переносном, а прямом смысле этого слова, становится дороже жизни. Встать и уйти, он тоже не мог. Разве только, сходить раздобыть веревку и для смеха всей братвы, прямо перед ними повеситься.

* * *

Решение подсказал все тот же Микроб. Он, для сброса возникшего напряжения, обратился к одному из сидящих в их компании, перебирая в руках колоду карт.

- Ну, что метнем? - намека не было, было предложение сыграть партию.

Тот к кому он обращался отрицательно покачал головой. Гораздо интереснее карт разворачивались события у них на глазах и было неразумно пропускать их, отвлекаясь на игру.

Азартен был Рысак. Ох, и азартен. Ему бы, этот свой заводной характер, применять в других ситуациях, а не в условиях ограничения свободы. В руках у Микроба он уже давно заприметил колоду карт, из недавно полученной с воли, партии.

Обладая, не скажу фотографической, но тем не менее, прекрасной памятью, рубашку этих карт, он уже прекрасно выучил. При раздаче, мог почти со стопроцентной уверенностью сказать какие карты у его соперников.

Увиденная колода, давала ему последний шанс сохранить свое лицо перед братвой.

* * *

Коронованным ворам в карты играть можно было только с равными себе. Поэтому, Данила не играл в карты довольно давно - равных его статусу на зоне не было. Конечно, чтобы пальцы не утратили своей эластичности и гибкости, он ежедневно крутил колоду, развлекая себя разными фокусами и другой ерундой. Но это было, так, безадреналиновое баловство. В игре нужна ежедневная практика, с хорошим нервным запалом и настроением. Об этом, очень даже ко времени, вспомнил Рысак, еще несколько дней назад ночами просиживающий за играми.

В условиях строгой изоляции и малокалорийного питания, никто в “бридж”, конечно не играл. Игры практиковались простые, незатейливые, но очень захватывающие: в “буру”, “очко”, “рамса”, иногда в “тысячу”, реже “кинга-простого” и “кинга-расписного”.

Имелись и домино, и шахматы. В них тоже можно было просадить и сахарок, года на два-три вперед, и барахло со своего плеча, оставаясь сидящим на нарах, практически голым и босым. Но шахматы, успокоения мятежным душам не приносили, здесь не было главного - того, что называется фартом, удачей.

А карты? Карты любят тех, кому в жизни везет, а не тех, на ком везут. В шахматах фарта просто быть не может. Здесь ты или умный, с возможно аналитическим мышлением, или, прости, братан, но тебе этого не дано, а мозги у тебя предназначены совсем для другого.

На предложение Рысака, сыграть партейку другую, на плевый интерес, Данила мог и отказаться. К этому, пару минут назад появились веские основания. Но на этот раз, уже его подвела самоуверенность и некая оторванность от общественной картежной жизни.

Всегда мы чего то не просчитываем до конца, полагаясь на извечное русское “авось”. После сами удивляемся, чего это, сто миллионов человек мимо этого места прошли, а именно мне, именно этот кирпич, на голову и обрушился.., вместе со стеной.., и всем домом в придачу. После такого сокрушительного, если можно так выразиться, музыкального поражения Рысака, Даниле казалось, что судьба и в картах его не оставит. Впрочем, добить, растоптать вновь коронованного выскочку, размазать о дно параши, основательно и навсегда, совсем не мешало. Поэтому он с легкостью и сел за игру.

* * *

Решили сперва, для разогрева эмоций, сыграть по маленькой ставке, в очко. Ради игры, очистили и тщательно протерли стол. Жратву с водярой, составили на придвинутые табуретки, но так, чтобы она всегда была под рукой и желающий мог опрокинуть стопаря и забросить в рот “бациллу”, т.е. закусить.

Пару раз метнули и оба раза у Данилы перебор. В выигрыше его соперник. Хотя так и не должно было быть, т.к. сдавал сам Данила. Еще пару раз сдали. Уже Рысак, пасанул. Опять пересдали. На этот раз что-то по мелочам проиграл Рысак. Со стороны было отчетливо видно, как он заманивает соперника, разжигает его интерес.

- Ох, не мой сегодня день. Чует сердце вора, зря сел за игру. Поддался дьявольскому искушению, - в очередной раз схватился Колюня за голову, проиграв мелочевку, какие-то двести, триста долларов. - Ну, если в карты не везет, ждать везения мне в любви.

- Да, может быть наша Светка, тебя окончательно полюбит (Светка - местная достопримечательность, гомосексуалист по жизненным устремлениям, что-то сродни начальника в лагерном “курятнике”), - попытался подначить Рысака, повеселевший Данила.

Пока он еще не понял, что сам сует голову в умело расставляемый капкан. Но зато, с явной помощью своего соперника, он уже успел отыграть, большую половину проигранных в самом начале игры денег.

В игре, когда ты проигрываешь, хотя только недавно, буквально минуту назад, выигрывал, всегда кажется, что удача отвернулась от тебе, только на мгновение. Может быть, этой капризной даме, называемой фортуной, захотелось почесать себе, в самый неподходящий для тебя момент, спину или перемотать портянки на вспотевших от напряжения ногах. Она от меня отвлеклась только на мгновение, - думает проигравший, - сейчас вернется и все будет в порядке. Все пойдет как и прежде, под боевые песни викингов и шум развевающихся наполеоновских знамен и штандартов.

Если попытаться встать на чужое место и думать вместо Данилы, то, примерно такой и был порядок его мыслей. Он начал проигрывать по крупному, сразу после того, как по предложению Рысака, ставки в игре были многократно увеличены.

- Давай, что ли заканчивать играть на щелбаны. Мы же не малолетки, люди вроде бы серьезные, - невинно глядя на Данилу, как то уж совсем по-свойски, попросил его Рысак.

Данила, даже если и ожидал подвоха, но начав выигрывать, чувство обычного, неоднократно выручавшего его самосохранения утратил напрочь. Да и просящий голос, желающего одним махом отыграться соперника, привел его в достаточно благодушное настроение.

- Одним махом, смотрю, решил покончить со мной. Но это ты зря. Ладно, я сегодня добрый. Но тогда ставку увеличиваем, сразу в десять раз, - он не только согласился с предложением, но сам, с непонятной для столпившихся болельщиков легкостью предложил увеличить ставки.

После чего Рысак вздохнул с облегчением и как бы обреченно кивнул головой, мол “добивай меня этим увеличением, раз уж фарт на твоей стороне”.

Принесли очередную, новую колоду. Смены колод почему-то требовал Рысак, приговаривая, что так спокойней будет всем. Данила против этого не возражал.

Старую колоду приводили в полную негодность, либо пробивали гвоздем, либо просто рвали. Но это только при игре по-крупному. Хотя, для чего портить фабричным способом изготовленные карты, тем более с определенными затруднениями доставленными на зону - непонятно. Наиболее грамотные объясняют это тем, что со стороны проигравшего эти карты приносят неудача, а вот со стороны победителя, совсем уже непонятно, мол, нечего ловить счастье и удачу за чужой счет.

* * *

Особенно хорошо увеличивать ставки в игре, когда в окна барака заглядывает огромная и безнадежно пьяная луна. Она раскачивается в зимнем, морозном воздухе из стороны в сторону и подает только ей понятные знаки. Расшифровав их, возможно ты сам, без посторонней помощи увидишь, как удача снова возвращается к тебе.

Правда, сутулившиеся над столом игроки слишком заняты игрой и не обращают внимания ни на что. Было похоже, что одному из них, совсем скоро, придется по примеру местных волков, на эту луну долго и протяжно выть от горя.

Пока же глаза сверкали искрами азарта, спины были напряжены, руки ходили ходуном. Оба безостановочно курили и для пущей бодрости и задиристости, прикладывались к кружке с чифирем. Короткая встреча с прекрасным, т.е. картинками, художественно расположенными на картах, продолжалась.

Никто из игроков не собирался уступать, поэтому задумываться над тем, как он выглядит в глазах окружающей свиты, было недосуг... Ну их.., не до этого. Но, зато каждый пытался с твердой уверенностью в успехе, расстроить планы сидящего напротив сатаны, какими-то только ему ведомыми причитаниями, сплевываниями и похрюкиваниями над картами.

Наверняка Данила уже жалел о том, что он поддался первому порыву, который может оказаться для него роковым. Когда он поставил на кон “святая святых”, средства воровского общака. Все ахнули. Правда, особо возражать, зная его неуправляемый характер и припадочную натуру, никто не посмел. Рысак с негодованием бросил карты.

- Ты Данила, как хочешь, но я больше играть не буду, - он нарочито медленно стал собирать со стола выигрыш. Денег было около двадцати пяти тысяч долларов. - Ты что надумал. Это же сколько грева для всех нас. Да, что там для нас? Для пацанов сейчас парящихся в БУРе (барак усиленного режима). И ты смеешь такие “бабки” ставить на кон? А всех остальных, ну, так же получается, если проиграешь, лишишь дополнительной бациллы?

Присутствующие согласно загудели. Кто-то, правда из-за спины Данилы даже произнес: “Играй на свое. Проиграл - сваливай.”

- Нет, ты будешь играть! - свое требование, вышедший из себя пахан, подкрепил вытащенной из под стола массивной заточкой. Резким ударом, он загнал ее в стол, прямо в центр образовавшегося долларового пригорка, как раз между руками Рысака. После чего длинно и грязно выругался. - Ты... законов не знаешь... Пока у меня есть деньги... я имею право отыграться... Я не прошу играть со мной в долг. Я пахан, а ты еще никто. Поэтому будешь делать то, что я скажу. Если я решил... Если я принял решение, значит и вся ответственность на мне...

Было видно, как не хотел играть Рысак. Как через силу, кривясь от невыносимой душевной боли и страданий принимает он сдаваемые карты и получает выигрыш.

Вполне естественно, что и деньги общака, поставленные на кон, были проиграны.

- Утром разберемся, - миролюбиво и устало сказал Рысак, уходя спать в другой барак. Мог он еще что-нибудь сказать или нет неизвестно. Но, не сказав после этого ни слова, сложив денежные купюры в полиэтиленовый пакет, удалился на покой.

Чтобы “покой” не оказался последним в его жизни, то есть отдых плавно не перешел в фазу “вечного сна”, пригласил с собой для страховки Микроба. Тот, еще недавно верный помощник и мудрый советник Данилы, с радостью поспешил за Рысаком. Данила же остался один, размышлять над ухабисто-похабистыми поворотами и виражами жизни.

* * *

Утром Данилу нашли в туалете с перерезанным горлом. Кому много позволено, с того и спрашивается больше, по самому строгому - гамбургскому счету.

Микроб и еще много народа могло подтвердить, что это мог сделать кто угодно, кроме Рысака. За всю ночь он, не смотря на большое количество выпитой с вечера жидкости, никуда из барака не выходил. Перед сном попросив двоих пацанов сберечь выигрыш. Сам завалился спать и спал, надо сказать, сном младенца, чистым светлым и незамутненным всевозможными негативными впечатлениями. Снилось ему что-то светлое. Пацаны, гордые оказанным им доверием, несшие всю ночь рядом с ним дежурство, рассказывали, что ночью он во сне улыбался.

Опасения по поводу смерти Данилы были серьезными и обоснованными. Главным подозреваемым мог быть только оскорбленный им Рысак. Покарать вора такого масштаба, как Данила Белокаменный, мог только сходняк, всем остальным, включая и Колю Коломийца, следовало подумать о своей отмазке. Воры не любили самодеятельности. Веских причин убивать Данилу, у него не было. Хотя с утра поднялся большой шум, Рысак однако, чувствовал себя спокойно. Самое удивительное для него было в нем самом. Он сделал очень большой скачок по воровской лестнице и, прислушиваясь к себе самому с удивлением обнаруживал, все-таки он был больше вор, нежели завербованный чекистами для каких-то своих нужд агент.

Общаковские деньги и, это важно отметить, все, что он выиграл у Данилы, Рысак вернул или отдал, здесь трудно определить, обратно в общак. Трудно определить, так как он их выиграл в честной борьбе. Оказывается, хотя некоторые над ним и посмеивались, он был неглупым человеком.

О том, что все карты Данилы он знал наверняка, не знал никто.

Кроме всего прочего, из его растерянности в стычке с Данилой, все, кто при этом присутствовал, сделали однозначный вывод. Он не только умен, но хитер и коварен. А тот мастер-класс, которым он продемонстрировал в главной игре своей жизни, кроме всего прочего добавил к его портрету и такие весомые детали, как фартовость, смелость, благородство, кристальную честность и, конечно, бескорыстное служение интересам воровского мира.

На глазах его современников, рождалась новая легенда преступного мира. Скоро на зонах и пересылках можно будет услышать, не лишенные хвастовства байки о том, как очередной сказочник, сидел или по крайней мере знал, того кто сидел с самим Рысаком на одной зоне.

Иногда твои достоинства, превращаются в слабости, в нашем случае, для Рысака все сложилось, как нельзя кстати. Достоинства - ими и остались. При умелом поддержании светлого образа, поневоле мы опять вернулись к чужой идее фикс, возвыситься в воровском мире. Все это давало очень серьезные плюсы к тюремной биографии Колюни Коломийца, охотно откликавшегося на погоняло “Рысак”.

Глава 6
АЛЕКСЕЙ ГУСАРОВ
ГАМБУРГ

Конечный пункт своего путешествия, веселый город Гамбург, Алексей Гусаров выбрал не случайно. Конечно, ему очень нравилось вкусное слово - гамбургер, но совершенно не это привлекло его сюда.

Главное было то, что в этом городе, любуясь плавным течением Эльбы, у Алексея была возможность поговорить по телефону на русском языке с пока неизвестным ему человеком.

- Я, - ответил ему тусклый, немецкий голос. Пришлось не запланировано напрягаться и вспоминать, что “я”, по-немецки, для русского уха, означало “да”.

На чистом, русском языке, он попросил к телефону, херра Залупенко, забыв о том, что мобильный аппарат может быть в руках только самого “херра”, коль скоро это его номер.

- Я слушаю, - голос Залупенко выдавал постоянную, встревоженную озабоченность, бывшего советского человека, действующего во вражеском, капиталистическом окружении.

Алексей представился и не вдаваясь в подробности, объяснил цель своего приезда. Молчаливый абонент узнал о его желание поработать на фатерляндских стройках народного хозяйства.

После вступительного спича Алексей, сославшись на определенного вида источники информации, попросил у абонента совета, где, мол, соотечественнику можно устроиться на ночлег? Сразу выдвинул условия, чтобы было подешевле, но обязательно: в одноместном номере, с душем, чистым бельем, в комнате без насекомых, за два полновесных, европейских евро. После такой простой просьбы, он поинтересовался, может ли его собеседник поспособствовать ему с трудоустройством?

Залупенко ничего конкретного обещать не стал. Надо отдать ему должное, он обладал железной выдержкой и умел слушать.

Гусаров воспользовался положительными качествами таинственного Залупенко и разъяснил ему, что он, на территории Германии находится вполне легально. Все документы в порядке. Он это сказал так, для порядка, мол, к чему испуг и дрожь, мы тоже кое в чем поднаторели...

Однако, абонента эта новость не взволновала и в экстаз не привела. Он попросил Алексея, особых восторгов по этому поводу не испытывать и ни с кем в контакт не вступать. Для обоюдоприятной, с нетерпением ожидаемой встречи, вернуться к автобусной стоянке и в течение часа, предварительно указав ему марку и номер автомобиля, ждать приезда за ним, именно этого автомобиля.

Алексея до глубины, не понятой до сих пор на Западе русской души, тронуло такое радушие и уровень сервиса. За будущим разнорабочим на стройке, работодатель присылает роскошный лимузин-лайнер. Несколько позже выяснилось то, что уровень сервиса объяснялся дальнейшим хорошим заработком, на каждом привлеченном батраке-работнике.

* * *

Через сорок минут подъехала старая, разбитая колымага, даже на снимках из космоса, отдаленно не напоминающая лимузин. Разбитной, безусый, чернявый парнишка, лет тридцати пяти, с загнутым в виде банана носом и глазами навыкате, протянул ему руку и представился Семеном или Семой, а можно и “профессором Франкенштейном”. После чего, отвез его на окраину города, в место будущего проживания.

Новоиспеченный остарбайтер, хотя и не надеялся увидеть шикарные апартаменты и даже всего того, что он просил у Залупенко за, всего какие-то, два евроса, но то, что увидел, подействовало на него удручающе... Если не сказать более определенно - погано на него этот вид подействовал.

То, что представилось его взору, затуманенному от исходящих из эпицентра нелегальной жизни, разъедающих глаза испарений, было большим, мрачным подвалом. У стен, теряясь в тусклой дали, во множестве стояли двухъярусные, узкие то ли кровати, то ли нары.

Неимоверная скученность. Затхлый, влажный и спертый воздух подвального помещения, со сладким запахом гниющей картошки и жаренной селедки. Навскидку, в этом крысином царстве ночевало или правильнее сказать жило, человек около ста двадцати... Кто их считал-то?

Солнце последний раз заглядывало в эти казематы кайзеризма, тогда, когда их строили, т.е. каких-то сто восемьдесят два года назад.

Как и следовало ожидать, готовый сорваться с губ вопль отчаяния, затих, не имея своего логического продолжения. Лишь неутоленная печаль, слабо обозначилась в молодых, гусаровских глазах.

* * *

Сема, выполняющий при Залупенко роль шофера и прислуги с широкими полномочиями, ознакомил вновь прибывшего с правилами внутреннего санитарного и гигиенического распорядка. Многозначительно, для пущей солидности собрав на шее отвисшие подбородки, показал имеющиеся туалет и кухню. Пока показывал, рассказывал и знакомил, успел задать не менее сотни вопросов, на большинство из которых, ответов не получил.

Но экскурсию с вопросами без определенных ответов, это не прервало. Она продолжилась в стремительном темпе. Все шло своим чередом. Алексей, вежливо, с присущей ему невозмутимостью и спокойствием прослушал техминимум по правилам пользования унитазом и туалетной бумагой. Узнал еще много полезной и разнообразной информации, рассчитанной на грамотных туркменов и не менее продвинутых турок.

- Еврок три, а то и три с половиной в час, ну, это, будешь получать. По рукам вижу, что специальности строительной у тебя, ну, это, нету, - придирчиво оглядывая его своими заплывшими, свиными глазками, точно определил он. - Меньше десяти часов, как его, ну... Мы здесь не вкалываем... Сам понимаешь, не отдыхать, это, приехали... Первое время, это, ну, в общем, пока втянешься в.., в работу. Это... Забыл. А, ну да... Это, типа, будет тяжело, по себе знаю, прошел через это... Ну... Это... В принципе, все путем...

Из-за богатства и разнообразия владения русским языком, следить за мыслью Семы было тяжело. И уже в конце разговора, больше напоминающего допрос, тот задал вполне невинный вопрос, к которому Алексей был готов, понимая, вполне обоснованный интерес, к вновь появившемуся человеку с улицы. А, где эта улица, где этот дом..?

- Сам-то, это.., короче.., ну.., чем там занимался? - он мотнул головой неопределенно в сторону.

“Там” - Алексеем было понято правильно, речь шла о многострадальной и осиротевшей без него России.

- Да, ты понимаешь, под Хабаровском, при Вашингтонском сельсовете была школа средняя, “десятилетка”. Я там учительствовал. Основная моя специальность - учитель физкультуры, но там таких “прорабов духа”, занимающихся возведением фундамента будущего России, кроме меня было еще четыре человека, на тридцать шесть учеников. Поэтому преподавать приходилось и другие предметы.

На тощий желудок, его фантазии приобретали обличительный характер, вскрывающий антинародную сущность воровского, продажного и псевдодемократического режима. Правда, он об этом, даже не догадывался. Но с болдинским вдохновением, продолжал свое повествование о тяжелой доле русской интеллигенции в условиях грязных, в условиях сельских.

- Учителей не хватало. Пьянство - повсеместное, беспробудное, черное. На его фоне происходит вырождение нации. Дети все низкорослые с плохой успеваемостью по большинству предметов и, явным отставанием в умственном развитии...

У него еще были домашние заготовки с рассказами о маленьких учительских зарплатах, о том, что деньги последний раз, получал полтора года назад. Дальнейшее бытописание, должно было сопровождаться сверканиями в глазах, искренним негодованием и отчаянной жестикуляцией руками.

Живой и полный невысказанной боли, рассказ учителя-подрывника был прерван появлением дородного, сильно обрюзгшего дядьки, одетого с претензией на роскошь. Он, протянул Алексею потную, тестообразную ладонь буркнув при этом.

- Залупенко Махмуд Сарафанович. Это ты со мной разговаривал.

Видя, как от такого красивого сочетания имен-фамилий, нового работника, видать с непривычки, качнуло в сторону, примирительно пояснил:

- Шутю, однако... Михаил Афанасьевич, мое простое, незамысловатое имя и отчество - это по документам, а Махмудом Сарафановичем называли работающие здесь таджики. Мое настоящее имя запомнить легко, так звали Булгакова, только не философа, а писателя.

Последнее замечание вызвало у Алексея невольное уважение. Сравнивать и отождествлять себя, хотя бы по имени отчеству с Булгаковым, кроме этого, знать еще и какого-то другого, это было приятным сюрпризом.

* * *

Пока Алексей пожимал руку и слушал Залупенко, тот продолжал с любопытством, но без всякого живого интереса, его рассматривать. Таким взглядом, зоотехники рассматривают коровье стадо, пытаясь, по известным только им признакам, заранее определить, сколько молока можно будет получить, от пока еще яловой телки.

- Все вопросы будешь решать о мной. Я здесь и бог, и судья. Продажные профсоюзы, стоящие, согласно учению марксизма-ленинизма на службе олигархического капитализма - это также я. Милую и казню, хотя до этого, слава богу, не доходило - опять же я.

Он видно хотел перекреститься, поискал глазами икону, но на стенках со всех сторон, были наклеены только голые, сисястые молодухи, поэтому опустил за ненадобностью приготовленную щепоть вниз.

- Солдафон! - он обратился к Семе. - Познакомились?

- Само собой, Ах-фанасич. Но он, совсем и не строитель, а так недоразумение одно, нам такой алимент лишнее и не нужное в хозяйстве приспособление, - заныл тот сразу, довольно мерзким, простуженным голосом.

От налета собственной значимости и внушительности, который во время разговора с Алексеем, еще несколько минут назад, присутствовал на его лице и во всей фигуре, ничего не осталось. Так, мелкие брызги детского поноса.

- Это, Сема-Солдафон - Залупенко, ткнул в его сторону пальцем. - Раньше он был, Семой-Прапором, но когда стал крысятничать, обворовывать работающих у меня алкашей, жертвы его жлобства и мерзости, тамбурами (табуретками) легонько поучили его жизни и понятиям, а потом, разжаловали до Солдафона... Дрессируя лакеев... Так устаешь... Господи, они такие тупые...

После сказанного он задумался, должно быть, вспоминая те события. Брезгливо посмотрел на того, о ком говорил и инстинктивно вытер руку о чью-то рубашку, висевшую на спинке кровати.

- Видишь. Живучим оказался, хорек-гнойный. Другого бы уже давно, отдали корейцам на мясо, они любят такое... Чуть провонявшее, с гнильцой и тухлое, а это... - он неловко с сожалением, передернул плечами, как будто почувствовал озноб. - Беда моя, в излишней природной доброте и вредной в этих климатических условиях сентиментальности. Но... Нужен он мне здесь, незаменим в качестве надсмотрщика и устрашающего фактора. Потому и не гоню. Смотри, как преданно, пес, смотрит. Показывает уважение, а сам бы, с радостью вцепился мне в загривок и порвал на мелкие кусочки. Так, что ли, Сема?

Он по-свойски обратился к стоящей рядом прислуге. Тот, казалось от того, что его любимый Ах-фанасич, обратил на него внимание, очень быстро завилял хвостом и преданно заскулив от восторга, начал лизать хозяйскую руку. Гусаров не сдержался и попытался уже своей рукой, отогнать видение. После неудавшейся попытки разгона миражей, протер глаза. Все оставалось по прежнему. Мало того, из глаз и рта, ползающего на брюхе, извивающегося существа, на пол стекала клейкая слюна вожделения.

- Дела-делишки... Это сказывается усталость и напряжение последних дней, - подумалось ему. Но, такое объяснение облегчения не принесло. Так же, как не порадовали и откровения нового барина. На его взгляд, откровенно, при посторонних, втаптывать в грязь своего холопа было ни как нельзя.

Алексей, не пробыв и трех дней на земле вольного города Гамбурга, успел обзавестись личным врагом. Лакеи не любят тех, кто присутствовал при их унижении. Темпы приобретения недоброжелателя в лице доносчика и мерзавца Солдафона, розовые и голубые перспективы нахождения здесь, перекрасили в колер тоски и печали - черный и серый.

* * *

- В общем, располагайся. Завтра в шесть начинаешь работать подсобником “куда пошлют”. Извини, брат, но если ты ничего не умеешь делать, то только подсобником. Оплата три евро в час, это примерно - чуть меньше пяти долларов. Работаем шесть часов до обеда. Час на обед и еще шесть часов, после него. Пьяницы, наркоманы и экономящие на своем здоровье - токсикоманы, здесь долго не задерживаются, а замеченные безжалостно изгоняются. Да, сам все увидишь.

Залупенко повернулся к выходу, но потом, вспомнив что-то важное, вернулся в исходное положение и уже рыбьим, бесцветным голосом сообщил:

- Окончательный расчет, после сдачи объекта заказчику. Пока же, оплата в конце каждой недели, исходя из полутора евро в час. Поэтому, каждому и тебе в том числе, выгодно продержаться до дня окончания строительства. Выходной, один раз в неделю, скользящий. Остальное тебе расскажет и покажет Солдафон.

По тяжелому взгляду, каким Сема посмотрел в спину уходящему хозяину, Алексей определил, что тот давно имеет в своем активе, очень злобного и мстительного оппонента, который дождется своего часа и ткнет ему в жирное брюхо, что-нибудь металлическое и очень заостренное.

Залупенко нарушил основное правило должностных взаимоотношений “начальник - подчиненный”. Алексей постигал его в своей жизни очень серьезно: если в дальнейшем, не хочешь иметь “гантелей по голове”, никогда не унижай своего подчиненного в присутствии посторонних. Не наживай без нужды себе врагов - они и так, обязательно появятся.

Сема, эта дрожащая тварь болотная, кривил рот и побелевшими губами шептал... Прислушаемся... Молитвы? Вроде - нет. Первомайские призывы к надежде, совести и вере? Да, нет же. В конце-то концов! Что на этот раз вытекало из его отверстия в голове? Ах, вот оно что.

Чем дальше удалялся Ах-фанасич от того места, где они стояли, тем громче раздавался тихий шепот, в котором уже без труда, можно было разобрать бесконечно грубые ругательства. Изложив которые на бумаге, можно будет смело ставить крест на том издательстве, только попытавшемся их напечатать.

Поверьте - очень грубый текст.

* * *

Восемь месяцев прошло с того момента, как Гусаров ступил на благословенную землю Германии. Как сейчас помнил, по малой нужде, просто вынужден был ступить. Сколько можно терпеть?

И что же за это время произошло? Общим счетом - ничего. Та работа, которой он занимался в течением всего светового дня, а иногда и сумерек, так выматывала, что ни на что другое, сил уже не оставалось.

Ее хватало только дотянуться до спального места и рухнуть в забытьи на выделенный жесткий топчан.

Чтобы выпить алкоголя или подраться с дружескими, но ужасно обиженными на всех албанцами, даже и мыслей не появлялось. Общение с желанным женским полом, заменялось разглядыванием расклеенных у изголовий кроватей, веселыми картинками порнографического содержания, заменяющих на время: искусство, литературу и тоску по Родине.

Все это происходило по простой причине которую, давно тому назад, указал “херр” Марксэнгельс. Он говорил о бесчеловечной сущности капитализма, а многие не верили. Когда пришлось столкнуться, ужаснулись.

По шатким, зимой часто обледенелым подмостям, на высоту пятого этажа при помощи носилок и разных украинцев, белорусов, русских поднималось, перетаскивалось много всякой всячины: шлакоблоки, раствор, цемент, кирпич и т.д.

Двенадцать часов бега по шатким доскам, когда в любой момент можно было сорваться вниз и... К ебени-матери... Вдребезги...

Такие акробатические обстоятельства, довольно основательно травмировали психику и если бы не необходимость хватать следующие носилки и тянуть их наверх, можно было сорваться в нервном крике.

Херр Гусаров, ни один раз пожалел о том, что не может штукатурить или класть - все на все... в т.ч. облицовочную плитку. Однако мирился с этим, уговаривая себя потерпеть еще хотя бы день, особенно налегая на то, что до окончания строительства времени осталось совсем немного. Молодой и сверхтренированный организм помогал ему в этих уговорах, и в том, чтобы справляться с адскими нагрузками.

Жаловаться на такие условия труда?

Смысла не имело.

Во-первых, он знал, что его ждет на подобной стройке еще тогда, когда состоялись смотрины “работник-хозяин”.

Во-вторых, его бы, как нелегально находящегося на территории страны, попросту вышвырнули бы из нее, с дальнейшим запретом въезда на всю территорию Шенгенской зоны.

В-третьих, Залупенко предупредил всех, через Солдафона или, как он выспренне себя называл, “профессора Франкенштейна” о том, что работники немецких контролирующих структур, получают в данной строительно-подрядной фирме небольшой, но, очень солидный дополнительный заработок. Поэтому любая жалоба от рабочих-нелегалов будет рассмотрена соответствующим образом.

В четвертых, это, просто было не в его правилах...

Быть высланным и оказаться там, откуда так стремился исчезнуть ему вовсе не хотелось.

* * *

Время беспощадным колесом катилось по жизни бывшего капитана Гусарова. Катилось и уходило. Вместе с ним уходили и таяли силы. Так как работа продолжительностью двенадцать часов в сутки, только декларировалась. На самом деле, приходилось вкалывать и четырнадцать, и шестнадцать часов. Из тех работяг, кто начинал работать вместе с ним, с того момента, как он только появился на стройке, остались считанные единицы. Не глядя на свою семижильную выносливость и подготовку, работать с каждым днем становилось все тяжелее. К следующему рабочему дню, Алексей попросту не успевал восстанавливать свои силы.

Когда ближе к ночи, он после работы наконец-то добирался до своей кровати, у него уже не было сил не только почистить зубы, но и просто что-нибудь съесть. Все чаще вспоминались слова “дурака работа любит”, а знаменитая, полная искрометного, озорного юмора народная пословица “от работы кони дохнут”, все чаще приобретала для него истинный смысл и свои зловещие, зримые очертания. В конце концов, дело дошло до того, что у него полностью пропал аппетит и он погрузился в трясину жуткой и беспросветной депрессии и равнодушия ко всему.

Но это была депрессия не сытого, избалованного плейбоя, которому надоела праздная жизнь, а другой он не знает и по этому придумывает заграничное слово “сплин”. Депрессия настигшая Алексея, была основана на полной физической изношенности и моральной усталости. Из этого состояния его вывел пожилой работяга, спавший на соседней койке.

- Давно я, хлопец, за тобой наблюдаю, как ты рвешь себе жилы. Ты не обижайся, что я тебе в “черный сон” не даю провалиться. Послушай старого человека может, что и пригодиться. Тебе, хлопец плотют не за носилко-километры, а за время проведенное на объекте.

По всему чувствовалось, что сосед готовиться к долгому и обстоятельному разговору. У Алексея, хватило сил лишь безучастно повернуть в его сторону голову и слушать совершенно не придавая значения словам.

- А когда тебя подгоняют штукатуры да разные маляры, не обращай внимания. Это они орут и подгоняют таких как ты, подносчиков раствора для куража, для создания хоть какого-то веселья. Между нами говоря, работа у них сама по себе скучна и неинтересна, вот ее чуток и приукрашивают. Они ведь такие же как и мы с тобой. А известку, которую ты сверх всяких мыслимых сил им тягаешь, они все равно, добрую половину, тайком вываливают в отходы. А вот то, что ты не ешь - это очень плохо. И глаза у тебя стали какие-то пустые.

Он говорил и в то же время доставал из тумбочки какие-то пакеты, кульки, мешочки. Насыпал в глубокую пластмассовую миску разных видов хлопьев, добавил туда жирного молока и протянул Алексею.

- Знаю. Знаю, что не хочешь. А всякую химию, есть хочешь? А таблетки через клизьму начнут в тебя пулять, - он округлил глаза и с деланным ужасом произнес. - Вряд ли такое издевательство над мужчиной, тебе понравиться.

У Алексея не было сил даже сопротивляться. И его сосед, которого другие окликали уважительным словом “Механик”, почти насильно заставил его этот силос из орехов, дробленного зерна, изюма съесть, кормя из ложки, аки дитятю неразумную. После чего Алексей заснул даже не найдя сил раздеться. Оставшиеся силы ушли на переваривание проглоченной еды.

* * *

После того знаменитого кормления, когда здорового, физически мощного мужика кормили из ложечки, а он, сквозь пелену слез, послушно открывал рот и глотал то, что ему осторожно закладывал человек, годившийся ему в отцы, прошло несколько дней.

Алексей и сам не заметил, как постепенно сошелся с Механиком или Рюриковым Степаном Андреевичем, так его звали на самом деле. Однако на стройке, никто так никого не кликал, а обращался по простому, либо Механик, либо Андреич. Для него же самого, принципиального значения форма обращения не имела.

Андреич был точно в таком же положении, что и Алексей. Но его знания в строительном деле, вне всякого сомнения выделяли его из общей массы. Видно Алексей ему чем-то приглянулся и он, не боясь прогневать большое начальство, попросил Залупенко перевести его на другую более спокойную операцию “связывать” арматурные конструкции.

Тот согласился практически сразу, даже не расспрашивая причин просителя, только попросил Андреича первое время проконтролировать работника и правильно все своему подопечному объяснить. Вроде разговор был окончен, но Механик не уходил, мял свой малахай в руках и смущенно топтался.

- Что еще? - Залупенко был удивлен, вроде как все решили, обо всем договорились.

- Так я насчет оплаты этому пареньку, он вроде перешел на другую, должно быть более серьезную работу, что ему передать-то, да и не лодырь, - он продолжал мять шапку.

- Шесть евро в час, тебя устроит? - однако, увидев как тот поморщился, достал какие-то бумаги, сверился с записями и примирительно сообщил. - Восемь.

Новая работа была гораздо легче, заработок больше. Получается, что если ты выдержал испытание. В туалете не повесился и до смерти не напился, то судьба к тебе становиться благосклонна. Нестыковочка получается с современным миром...

В течение десяти минут до начала работы, Механик показал Алексею, что такое точечная сварка и в буквальном смысле на пальцах, объяснил и показал для чего она необходима. После этого, он пару раз еще подходил, поправлял, показывал и помогал Алексею освоить эту нехитрую премудрость. А у того, к обоюдной радости все стало получаться.

* * *

- Я ведь для чего здесь нахожусь? - после работы, что-то на ходу мастеря, подправляя и перекусывая, разговорился Степан Андреевич. - После того, как умер от чернобыльской беды мой единственный сынок Степушка. Кстати, на тебя уж больно похож был. Они мне выдали медальку-то. Красивый такой кругляшок, блестящий. Жена моя, как увидела, что ей заместо сына отдали, слегла в постель, все болезни на нее разом и навалились. Невестка, оставила двоих внуков нам на попечение, сама сюда подалась, на заработки и попросту пропала здесь, сгинула. Говорят, наших девчат, здесь в развратных-то домах попользуют, а потом, свои же, русские, басурманом в разные арабские страны продают. Может она не по этой части? Как думаешь, Алеша?

Если бы его, в той стране, где от каждодневной подготовки к войне, небо всегда хмурое, а хлебушек постоянно горек, научили словам утешения, он бы их сказал. Но не знал он этих слов. Только-то и смог, что пожать плечами и стыдливо отвернуться.

Да старику, слов и не надо было. Он просто хотел выговориться, а для этого не каждый подойдет. Алексей оказался рядом очень вовремя. Он, неспешно говорил, говорил. Казалось, та, постоянно мучающая изнутри боль, тревога, отчаяние покидали его вместе с произносимыми словами.

- Она нам, как дочка была. Вот мы с супругой посоветовались, и приехал я на ее поиски. Обошел здесь все, что только мог. В первый же день меня здесь обокрали, после несколько раз избивали, но вот видишь, не убили же. И от голода не умер, хотя пришлось и поголодать. Что-то сверху, мне все таки помогает. Да и хороших людей всюду гораздо больше, они тоже помогли справиться с испытаниями. Сам посуди. Внуков кормить, обувать и одевать надо? Доктора, требуют, чтобы жене операцию сделать, а она больших денег стоит и делают ее только в Свердло... Тьфу, ты, забываю все время, в Екатеринбурге. Продали мы нашу четырехкомнатную, мне ее как заслуженному изобретателю СССР, еще когда работал на заводе, дали. И поселились в деревне, в заброшенном доме. У нас таких деревень-то, умирающих нынче много. С внуками домовенку починили, подлатали. Печку переложил, дров на зиму запас...

Он опять надолго замолк. Наверное мыслями перелетел туда, где остались его самые дорогие и любимые на земле люди. После встрепенулся.

- Ты, только не подумай, что я их деньги сюда привез. Нет, мне только на билет, да на штамп в паспорте, в их консульстве, чтобы сюда пустили и все. Думал найду невестку, сам немного подзаработаю, внучатам на гостинцы. Ребятишки-то у меня, огонь. Да и растут быстро. Одному - 13 лет, а второму - 15. Их одним хлебом с картошкой не выкормишь. Мясом надо кормить, а оно, сам знаешь, больших денег стоит. Это богатые с жиру бесятся, диеты придумали, мясного не едят. А у нас не поешь, так рахитом и останешься, еще могут в армию не взять. Вот позор-то... Кроме еды, обязательно надо дать им образование. Сейчас, говорят, за него большие тыщи платить надо. Да хочется чтобы и супругу мою драгоценную, Степаниду Ивановну подлатали, да операцию сделали, чтобы пожила она еще хоть немного. Уж больно человек она душевный. Поверишь? За сорок два года, что вместе живем, она со мной ни разу не поругалась. Дела? Я- то бывала с получки, мог пошуметь, а она только обнимет меня, прижмется ко мне... Не то что грубости, вообще все матные слова забывал... Уж, такая ласковая... Очень мне сегодня эти деньги нужны. Так нужны, что сил просто моих нет, как нужны...

Он достал бутылку с водой, налил сначала Алексею, после себе. Не торопясь, обстоятельно, как и все, что он делал, аккуратно придерживая стакан снизу, отпил пару глотков.

После продолжил говорить самым обычным языком, на котором разговаривают простые люди, не делающие попыток понравиться собеседнику, а излагающие свои мысли просто и без затей, на доходчивом народном языке. Слушая его мягкий говорок, становилось спокойнее и вся окружающая грязь не казалось такой безобразной. Зажмурившись от удовольствия, допил воду до конца и поставил стакан на тумбочку.

- Ох, хороша водица. А дома, из лужи, вкуснее все ж будет... Вишь ты, а торговать-то я, так и не научился. Не приучен к такому ремеслу. Только и могу, что при помощи головы, руками робить. Сегодня этим-то много не заработаешь, только на постную еду нам с супружницей моей дорогой и хватало... Да дрова с торфом покупали. Все остальное шло на ребятишек. Ох-хо-хо, если бы не невестка, разве ж бы я оставил своих самых дорогих и любимых, - он, как-то по детски, захлюпал носом и уткнувшись в подушку, что-то жалобно простонал. Но быстро успокоился , устыдившись своей слабости. - Больно ты мне сынка моего покойного напоминаешь, Царство ему небесное, такой же спокойный, уважительный. Ну, да ладно. Даст Бог, все будет хорошо.

Алексей с волнением выслушал монолог человека, годившемуся по возрасту ему в отцы. После чего, с еще большей симпатией и нежностью, стал относиться к нему, поддержавшему его в тяжелую минуту и продолжающему оказывать свое теплое и человеческое отношение, ничего для себя не требуя взамен.



Глава 7
АССЕНИЗАТОР

В очередной раз связавшись с базой данных Интернета. Меня очень удивили и скажу прямо насторожили испаноговорящие попытки срочно найти и получить обратную связь с неким Ассенизатором.

Кто-то, выпрыгивал из пончо (про наших, я бы сказал, из штанов) и пытался срочно меня найти. Я связался со своими специалистами и они указали мне со стопроцентной уверенностью точку на карте, откуда раздавались сигналы бедствия и крики о помощи. Город Лас-Падлас, затерянный на высокогорном плато, в приграничном районе между Колумбией и Венесуэлой.

Путем всевозможных ухищрений я получил полный расклад того, что меня могло заинтересовать и чего хотели далекие абоненты. Правда, они также попросили предоставить доказательства, что я, именно тот, кто был им нужен. В мой адрес была выслана анкета, по исполненной три года назад работе, подробности о которой, мог знать лишь заказчик и непосредственно исполнитель-ликвидатор. Пришлось расписать, дела давно минувших дней, преданья старины глубокой.

Что говорить? Конечно, при написании этого доклада, хотелось заняться украшательством своих подвигов и элегантно приврать добавив героизма. Однако, как говориться и рад бы, но скверное знание испанского языка вынуждало быть лаконичным и придерживаться строгой хронологии событий.

Они когда получили и прочитали мой текст, видно, что содержание им понравилось. Такой вывод я создал исходя из последующего события. В тот же день, был получен увесистый блок информации, правда на чужой почтовый ящик, код от которого мне сообщил обслуживающий меня хакер. На его счет тут же ушло пять тысяч гринов (долларов). Хороший труд, должен хорошо оплачиваться.

Единственное, что меня смутило это то, что поступила предоплата, при чем предоплата в полном размере той суммы, о которой говорилось в сообщении на мое имя. Хотя, тот кто рассказал о существовании такого спеца от неформального и последнего для многих общения, наверное рассказал о моих принципах. О том, что до выполнения работы деньги не являются чем-то уж самым главным. После - да. Они становились главным в отношениях с заказчиком. Но тем не менее - деньги пришли. Причем, очень большие деньги, о чем я был поставлен в известность, пипиканием своей хитрой компьютерной машины. Из этого факта, далеко идущих выводов я делать не стал, но где-то в памяти свое удивление зафиксировал.

В пакете сообщений, я выудил снимок прекрасной - легкой и воздушной яхты, с четко прочитываемым названием. Далее была представлена фотография реактивного самолета, на которой были ясно видны бортовые номера летательного аппарата. Всюду позировали два джентльмена, очень друг на друга похожие, красивые и беззаботные. Я поначалу даже растерялся, неужто обоим уготована преждевременная встреча со Всевышним. После, решил сам с собой сыграть в интеллектуальную игру “Зайка! - Угадай-ка”. Не раскрывая карт и не подсматривая в полученные материалы, прикинул, кого из двоих фотогеничных и красивых, их лучшие друзья могли признать виновным во всех своих неудачах и потерях?

Тот который моложе? Нет, слишком легкомысленен взор. На челе отсутствует увесистая и печальная печать мудрости. Впрочем. Он вполне мог наставить рога богатому и знаменитому, подрастерявшему готовность к утехам сладким и прекрасным. Но пол-лимона? За кустистые рога? Многовато, однако, будет. Пока отметаем, из-за отсутствия накопленных мыслей и предрасположенности к нервной экземе по поводу карточных долгов.

Больше я склонен был остановиться на пожилом господине. К его годам, можно было сильно наследить в этой жизни, многим перейти дорогу, оставляя очень неприятные воспоминания и выразительные следы своего присутствия.

Есть такие, черт их побери, принципиальные человеческие особи, которые перед смертью, пытаются своим оппонентам по жизни, возразить последний и самый главный раз. Одной ногой, мерзавец, стоит в могиле и все равно, при помощи мерзких наемных убийц, грозит счастливо живущим на земле, своим маленьким, сухоньким кулачком.

Что за мир? Куда катиться цивилизация?

Стоп!

Эти стоны, слышны из области неконтролируемых эмоций.

Избавляемся от них... После счастливого избавления медленно.., не торопясь.., приподнимаем карты...

Одним глазком, боясь разочарований... Смотрим...

* * *

Точно. Интуиция меня не подвела. Основным фигурантом был пожилой господин. Небольшое резюме, прилагаемое к заказу, было достаточно емким по фактуре и полным по содержанию. Прилагался также распорядок его жизни на ближайший месяц, с детальным описанием всех намечаемых, мелких и крупных мероприятий.

Не понимаю людей, которые планируют свою жизнь на неделю, на месяц, на год вперед. Хоть режьте, хоть казните - не понимаю. Становиться рабом кем-то составленного расписания. И не принадлежать себе даже тогда, когда тебе плохо. Мне могут возразить, что такой режим дисциплинирует, заставляя жестче контролировать свои поступки. Не хочу. Просто жить, это так прекрасно. А любить и ненавидеть, быть счастливым и несчастным, по расписанию - не хочу.

Тем не менее, хочешь не хочешь, а садись и читай.

Сел я за этот ворох бумаг.

Подумал.

Н-да, по поводу вороха - это я загнул. Однако, моя метафора насчет загиба, не помешала основательно вооружиться словарями и прочитать весь полученный текст. Заказчик отправляет послание на своем языке, пологая, что я живу на соседней улице. Это его право. Но это и к лучшему. Мало кто из них догадывается, что я живу в русскоговорящей стране. Хлопот меньше.

Из прочитанного, худо-бедно я разобрался, где мне следует быть для решения поставленной задачи. Какие документы следует иметь для нахождения в иноземной стране. И много чего еще познавательного и захватывающего.

Как на духу. Первый раз, когда я сдуру решил связаться с заказом, для выполнения которого, следовало выезжать за рубежи моей необъятной родины, много я тогда наделал глупостей и поправимых ошибок. Много лет с того времени прошло, а до сих пор стыдно вспоминать... Одним словом, беспомощный несмышленыш.

В результате того вояжа задание-то я выполнил, но полегло много постороннего люда. Да, что говорить, меня самого чуть не убили, но вроде обошлось. Соответствующие выводы, густо замешанные на растерянности и безысходности, навсегда остались со мной. И в тоже время, с тех давних времен за мной закрепилась репутация жестокого, ни перед чем не останавливающегося ликвидатора. Лично для себя я сделал следующий вывод: если в пределах родной земли полно работы, то совершенно незачем отвлекаться на разные пустяки за ее пределами.

* * *

По прогнозам гадалок, хиромантов, астрологов и других подручных сатаны, выезжать следовало завтра. Но об этом не могло быть и речи. Чего не любил, так это спешки. За свою не такую уж короткую жизнь, я пришел к одному правилу, известному задолго до моего, на радость другим, рождения: “Поспешай медленно.” Да и обдумать все детально, не мешало бы.

Объект преступного посягательства в настоящий момент находился на острове Кюрасао в Карибском море. Снимки которые я получил оттуда, говорили о богатстве и разнообразии растительного мира острова. Также они подтверждали мои многочисленные догадки о чистоте море, голубизне неба и белизне песка. Даже завидно. Чтобы просто выехать в расположенную рядом Европу, приходиться крутиться волчком. Иногда даже хитрить и обманывать. Через десятые руки, в паспорт визы получать. А кандидат в покойники, практически не прикладывая ни каких усилий, имеет все необходимое, к чему предназначено и, соответственно привыкло, его барское, изнеженное тело. Не зря выходит, из далекого зарубежья поступают специфические просьбы по его поводу...

Минуточку...

Я прислушался к своим мыслям.

Это что? Я начинаю брюзжать и раздражаться? По какому, пардон, такому поводу?

Я его должен бы пожалеть, а не пытаться находить в нем негативные черты и моменты, тем самым оправдывая убийство. Мне, допустим, совершено безразлично какой мерзавец, более других, гнусен и мерзок. На нормальных людей наемных убийц не насылают.

Бывают в жизни невероятные, но правдивые истории, когда подобные, людские проблемы решаются другими силами, но с тем же результатом. Например, многие, особенно близкая родня сетует, отчего это молния попала в их близкого? После, покопавшись в прошлом покойного, поковыряв палочкой оставленную им после себя кучу, в виде автобиографий и иных свидетельств. Изучив все это самым тщательным образом. Подтверждают божественное провидение. Правильно, говорят, его шарахнуло. Еще, мол, хорошо отделался, скотина.

Конечно, на Кюрасао лететь мне не с руки. Зачем лишний раз засвечиваться и терять профессию. Я посмотрел паспорт, полученной визы мне как раз хватало для неспешного прибытия во Францию, разведки на местности, выполнения работы и возвращении домой.

* * *

Нравственно ли мне пользоваться полученными за такую деятельность денежными и иными материальными средствами? Вопросики задаваемые самому себе, острые, да неприятные, всегда говорят о системном кризисе, когда из строя выходит не отдельная деталь, а разваливаются целые узлы и системные блоки отлаженной системы. Поэтому, исходя из сложности вопроса, придется успокоить себя простым риторическим ответом.

Интересно, мучаются ли подобными проблемами и задают себе такие же вопросы оружейники заграничных и отечественных предприятий производящие, скажем, те же “калаши” или “узи”? Не говоря уже о тех, кто создает бактериологические и химические средства массового убийства.

Конечно, нет. Берут и еще, как берут. Дерутся у кассы, боясь, что всем денег не хватит. Раньше при лагерном социализме, вообще была умора. Брали повышенные обязательства, перевыполняли их, а тех кто меньше производил орудий убийства, считали вредителями и драли на всех уровнях. С одной оговоркой, если виновного, до собрания ячейки, оставляли живым.

Наперекор себе, просто исходя из ослиного упрямства, еще раз просмотрел расписание занятий кандидата в покойники на следующую неделю.

Прибытие домой, номер авиарейса, места в самолете. Так. Летит бизнес классом. Зачем они мне это сообщили? Неужели моему корреспонденту, только на минуту пришла такая мысль, что ради него, я смогу взорвать самолет, с ни в чем неповинными людьми? Как им в голову только такое могло прийти?

Конечно смогу.

Звучит несколько цинично, но пассажирам комфортабельного авиалайнера и так всем умирать, так не все ли равно когда? Поэтому ничего страшного не случится, если я несколько сдвину срок свидания с богом. Тем более согласно религиозным доктринам, все невинно убиенные, прямиком отправляются в райские кущи. Хотя самолет, как чудо человеческого гения жалко. Но иногда приходиться идти на такие жертвы...

* * *

Нет, самолет мы взрывать не будем. Про взрыв, это такая смешная шутка, с целью снятия напряжения...

Что там дальше? Ему надо будет заехать домой. Мыться, бриться в чистое одеваться... Потому, что нечистым (или неверным, спросит каждый мусульманин?) трубочистам, стыд и срам...

Дорога к дому вьется красивым, изогнутым серпантином. Вилла на горе, на горушке. Достаточно перспективное место. Повороты, крутые виражи. Встречное движение...

Наличие яхты... Тоже очень интересная деталь гардероба и элитной упаковки. Знать бы, соберется он выходить на ней в море? Если соберется, - то когда?

Хорошо. Все это будем рассматривать по дороге в дальнее зарубежье.

Все, что умный принтер напечатал, в огонь.

Хитрые приспособления умной машины, отключаем. Приспособления прячем, но не у себя.

Придумать хорошую легенду про появившуюся возможность подзаработать на погрузке-разгрузке в тайге смолы-живицы и, недели на две исчезнуть.

Не забыть поцеловать маму, жену, детей на прощание. Обязательно сказать о том, что я их очень люблю.

* * *

Боюсь быть неправильно понятым. Но вопросов возникает гораздо больше нежели ответов на них.

Наказать виновного и оставить себя без реального возмещения потерянных денег? Или заказчик думает, что родственники возьмут на себя исполнение финансовых обязательств и вернут долги? Не могу понять причину такой поспешности? А когда с самим собой тяжело найти общий язык, тогда и трудно определить степень правильности или, вернее этическое кредо, жизненную позицию того, что совершаешь... Своих поступков. Получается какая-то, железобетонная версия “Девочки на шаре” Пикассо, где вместо шара - дырка. Впрочем успокаивает лишь то, что все это, мне диктует неведомая сила.

Возможно все это и не имеет под собой тягостных сомнений и раздумий. Возможно, что все вокруг просто и незамысловато. Решение данной головоломки находиться на поверхности. Не надо никуда нырять, жемчуг плавает на зеркальной глади лужи. Настоящий конфликт интересов произрастает из двух источников и одна рука не ведает, что творит другая. Когда лоб начинается от затылка, ум приобретает аномальные формы. Ладно, вопросы по поводу загубленной старухи-чиновницы и сестры ее Лизаветы, оставим любителям прикладной психиатрии и достоевщины.

К сведению: если в тебе стали одновременно звучать тысячи голосов в сопровождении больших симфонических оркестров, это не значит, что ты стал лучше слышать окружающий мир... Это значит только одно - шизофрения.

Об этом после. Глянем лучше, что у нас в колоде жизни? Каково предполагаемое виртуальное меню действий и поступков?

Клиент имеется?

А-то, как же!

Предлагай.

Можно шмальнуть из винтаря с накрученной оптикой. Но от такого субъективного понимания решения поставленной задачи, попахивает солдатской казармой. Слишком уж оскорбительно и примитивно. Отсутствует художественное творчество. Не наблюдается полета фантазии. Подумаешь! Тоже мне, ефрейторская мудрость. Затаиться, залечь, набраться выдержки и ждать. Ждать, любуясь в оптический прицел окружающими красотами. Дальше все просто.

Вот, объект охоты выходит. Так. Фиксируем его в визире оптического прицела. Боковым зрением наблюдаем за всем, что твориться вокруг. Охрана кругом суетиться, головы в разные стороны поворачивает, создает видимость неприступности. Прицеливаемся. Задерживаем дыхание и между ударами сердца, плавно нажимаем на курок... Щелчок... И всем привет. Следующая остановка: “Кладбище.”

У тефлоновой пули, есть одна интересная особенность - стальной сердечник, бессердечно (простите за каламбур) пробивающий сразу несколько человек навылет, в том числе и заказанный объект... Но это все теория солдата. Согласен, когда работа срочная и не до романтической поэзии с художественными изысками, тогда понятно, тогда конечно: “Нам нет преград на море и на суше...” и сокращать расстояние для горячего общения, приходится при помощи пули-дуры. Штык-молодец пока отдыхает. Но...

Сильная индивидуальность ищет место открытия в себе этой особенности, то ли силы, то ли индивидуальности. Можно ли доказать себе, что ты, что-то стоящее из себя представляешь? Можно. Но главное, зачем?

Зачем, примерять на себя белые харизмы и красоваться в них, на темном от грязи и крови фоне? Искать в чужих линиях проступающие черты собственного лица?

Постоянно хочется сказать очередную банальность и тем самым утратить последние крохи и без того хрупкого самоуважения.

Все. Время слов и рассуждений окончено.

Деньги получены сполна. Очень, кстати большие деньги.

Будьте любезны приступать к выполнению задачи.

* * *

Поздравляю всех, кроме себя, с праздником доброго утра.

Себя поздравлять поздно. Впрочем можно пожелать спокойной ночи.

Меня подвела национальная славянская болезнь, носящая имя - “беспечность”.

Когда я подрезал у надежного самолетного двигателя топливный шланг и устанавливал безотказное устройство воспламеняющее топливо при помощи мощного взрыва. В тот момент, ничего не предвещало прискорбного окончания моего иноземного вояжа.

Удаляясь с места совершения работы, я, забыв об осторожности и существующих суевериях, даже позволил себе насвистывать нечто легкомысленное из репертуара Джо Дассена. Казалось, что сейчас можно было отправиться в недорогой ресторан и как следует кутнуть по поводу удачного завершения заграничной командировки. Тем более взрыв произошел на моих глазах.

Претензий ко мне возникнуть не должно было. Особенно со стороны таких уважаемых людей, которые по призванию и зову сердца, пришли служить в антитеррористическое ведомство. Так как следов после такого взрыва, фактически не оставалось.

Выводы комиссии, которая в скором времени будет разбираться с этим взрывом, будут однозначны. Неполадки в проводке и электрической начинке летательного аппарата, оказавшегося летальным. (Что-то тянет меня в последнее время на каламбуры, прости господи.)

Настроение прекрасное. Французская кухня великолепна и хотя она дороговата для детского врача, но зато в самый раз для Ассенизатора.

* * *

Очень я удивился, когда после чудесного, раннего ужина, находясь в прекрасном расположении духа. Я сидел в аэропорту “Орли”, рассеянно глазел по сторонам и случайно увидел себя, вернее свое изображение, в экстренном выпуске телевизионных новостей.

С французским языком, надо прямо и без утайки сознаться у меня дружбы нет никакой. Если еще точнее выразить свое отношение к нему, полный и безоговорочный ноль. Однако об этом позже.

Начало показа меня очень заинтересовало. Сначала, была продемонстрирована моя большая, во весь экран, чуть смазанная фотография. Ничего себе, фотогеничен, похож на актера Игоря Бисептолова, в основном играющего правильные роли, молодых председателей колхозов и прогрессивных дирижеров симфонических оркестров, борющихся с засильем первых скрипок. Помните, как он принципиально в нашумевшем фильме “Идиот преступления и наказания” говорил: “Напустили всюду свежего ветра перемен, дышать нечем... Поэтому, Я, вашу кошку есть не буду...” Очень живо и достоверно. С чрезвычайно широким спектром разных мнений. Но это, так, неуместные воспоминания...

Налюбовавшись своим изображением, периферийным или иначе, боковым зрением, я наблюдал, заранее скорчив рожу, в висящую над головой камеру слежения (напомню - дело происходит в аэропорту) за реакцией людей стоящих и сидящих рядом со мной. Они лениво смотрели в экран. Люди привыкли к крови, насилию, убийствам. Казалось, такие картинки и комментарии к ним, сегодня просто необходимы и предназначены в их повседневной жизни для улучшения пищеварения и пополнения положительных эмоций. Боже! Куда катиться этот мир? Хватит ли в той пропасти безнравственности, куда мы летим постоянно убыстряя скорость полета, для всех места?

Думаю. Должно хватить.

Когда начался следующий сюжет, и из разбитого или взорванного израильского автобуса выносили увесистые куски человечьего мяса... И когда вслед за этим пошла реклама... Выражение на лениво жующих и пьющих лицах не изменилось.

* * *

Однако, на этом открытия и сюрпризы сегодняшнего дня не закончились.

По большому телевизору показали интересные кино, в котором подозрительный тип, очень похожий на меня, что-то проделывал с двигателем разбившегося самолета. Он воровато оглядывался и что-то резкими, отточенными движениями вытворял в механической начинке. Вот он достал подозрительную коробочку и примостил ее внутри. Сейчас, спрыгнул с приставной лесенки. Поднял ее на плечо и пошел прямо на камеру. Ну, просто загляденье, вылитый испанский мачо, любимец миллионов женщин - Эрнесто Мудилос. Как хорошо видно его лицо, такое мужественное открытое, но сейчас отстраненно-сосредоточенное... О, он безусловно понимает, что будут жертвы... Он заранее их внутренне оплакивает, но сделать ничего не может...

В авиакатастрофе погибли... Шел перечень фотографий, среди которых я увидел и того, ради которого все это задумывалось и совершалось.

Ну, откуда мне было знать, что в ангаре стоят специальные видеокамеры (хотя у меня есть подозрение, что где-нибудь на стене об этом была предупреждающая надпись), которые, по желанию клиента постоянно направлены на место стоянки самолета и в режиме медленной съемки снимают все, что двигается в сенсорном поле. Они автоматически срабатывают на любое движение в площади их деятельности. Заснятые кассеты вынимаются один раз в неделю. Их никто, никогда не смотрит. Могут полюбопытствовать только в том случае, если случается что-то уж совсем сверхъестественное и необычное.

Оказывается, во Франции (вот уж где-где, никогда бы не подумал), бояться своих, доморощенных арабов-террористов. В основном алжирского производства и афганской сборки, т.е. обучения. Поэтому, в местах с повышенной степенью опасности, постоянно проводятся мероприятия направленные на невозможность совершения террористических актов. Там наблюдают, фиксируют, следят, успешно доносят и с восторгом рассказывают обо всем, что удалось заснять на видеопленку.

Все показанное, для меня явилось откровением и служило весьма познавательным материалом для размышлений. Можно было бы в старости весело над этим посмеяться. Остается только до нее дожить. Так как то, что мне показали уже через несколько мгновений, очень мне не понравилось.

В режиме прямого репортажа, ушлый ведущий, трындел на своем языке из гостиничного номера в котором я, за шестьдесят девять евро в сутки, ночевал несколько суток. А неприятный дежурный портье, тыча в мою фотку пальцем, оживленно кивал головой, и делал это с таким видом, как будто застал в постели дочери собственного деда. Мол. “Да, это тот самый гад, которого вы все разыскиваете”.

Вот ведь, скотина!

А как же хваленные буржуазные ценности? Гарантии неприкосновенности личности? Невмешательство государства в личную жизнь гражданина?

Если бы я знал, что у них все это, предусмотренное еще в 1804 году гражданским кодексом Наполеона, сегодня так безобразно топчется ногами репортеров и журналистов. Моей ноги там бы не было. Вместе с моими шестьюдесятью девятью евро за сутки проживания. Мерзавцы!

Помнится мне, что отпечатки своих пальцев, я вроде как все протер-вытер. А, ну, как не все?

* * *

Я ведь в аэропорт не просто так, с визитом вежливости прибыл. У меня в руках уже был билетик, такая симпатичная специальная бумажка. По этой бумажке, я должен был, заняв место у окна комфортабельного авиалайнера, через пару часов приземлиться в Праге. Прекрасном городе, освобожденном Красной Армией от фашистского ига, в далеком, но памятном 1945 году.

Знать не судьба мне там побывать и полюбоваться знаменитыми мостами через Влтаву и Пражским Градом. Побаловаться знаменитым чешским пивком с кнедликами. Ладно. Еще успеем. Сейчас проблема в одном. Выжить. И желательно, не быть пойманным подлыми буржуазными наймитами, полицейскими из спецбригад по борьбе с терроризмом.

Чтобы не светиться перед полицейскими и агентами в штатском. Мне пришлось прихрамывая и уменьшившись росточком сантиметров на десять, отправляться искать место, где можно было недельку, другую спокойно пересидеть это тревожное время и главное, поскорее избавиться от собственного паспорта.

Это была та еще улика. С ним на руках можно было, как Родя Раскольников сразу выходить на центр круга, кричать “вяжи меня, робята” и признаваться в содеянном. А все потому, что опять же из-за боязни террористов, все данные этого документика находящегося при мне, были тщательно переписаны в регистрационную книгу отеля. Ой, как не хорошо. При сверке со страной выдавшей этот паспорт, будет выяснено, что такой гражданин, указанный в исходных данных, вообще не существует, хотя виза выданная французским посольством, вполне легальна и законна.

Заговором против Пятой республики попахивает.

“А позвольте тогда любезнейший спросить, кто таков сей муж есть, и, почему от его интересу, наши почетные граждане взрываются в своих собственных самолетах? Ответствуй-ка господин префект столичной полиции, без утайки.” И пошла, на мою голову писать губерния. И про международный заговор, и про попытки дестабилизировать политическую обстановку волоокой Франции, и про... Черт его знает, что они там придумают.

Одно несомненно радует, что в этой гуманной и цивилизованной стране отменена смертная казнь, а то у меня, как-то странно шея зачесалась, от того, что я себе только представил, прикосновение холодного лезвия гильотины.

Чик, и, полный чирик, буйной головушке. А может быть они, как гостеприимные хозяева своей страны, для особо отличившихся гостей, делают исключение? Почитать бы в их разумных книжках по госпитальной хирургии...

* * *

Однако, чтобы не изводить себе неизвестностью и не развлекать представлением неясных перспектив следует обдумать.., Что обдумать? То, что я слишком много этим обдумыванием занимаюсь? Похоже, что я слишком запутался среди живущих в моей голове господ и товарищей?

Может следует плюнуть на раздумья и просто бежать. Бежать без разбора и без направления. Дико воя от ужаса и не выбирая дороги? Авось, кривая выведет в нужную точку?

Мама дорогая! Вместо мыслительных процессов, коими я всегда гордился и даже бравировал, меня охватил самый обычный животный страх безысходности, ужаса и боязни быть схваченным. Наступление подобных моментов я конечно же планировал, внутренне готовился к ним.

Было предусмотрено, залегание в глубокую нору, где следовало затаиться и надолго запрятать себя. Свернуться там клубочком и не дышать, не реагировать на посулы “в случае добровольной сдачи и отказа от вооруженного сопротивления вам гарантируется - жизнь, холодный чай и теплые носки.” Но все эти проекты увязывались с родной землей. Которая оденет и накормит, и даже спрячет в своих лесах и переулках.

Интересно если бы у меня была граната, железная, большая и противотанковая. Смог бы я, чтобы не попасть живым в плен, по примеру Героев Советского Союза, ею, себя и десяток врагов подорвать?

Что-то опять меня на патриотическую лирику потянуло, как будто я уже сегодня готовлюсь к выступления перед школьниками с рассказами о своем славном, героическом прошлом. Ох, чую время еще к этому не пришло, не наступило.

* * *

Самое неприятное во всей этой истории было то, что теперь “заказчик-бандитская морда”, знает меня в лицо. По цепочке исполненных когда-то “поручений”, сегодня очень легко вычислить их исполнителя. Этого типа, с таким провокационным именем на ошейнике - “Ассенизатор”. Откуда он появился? Почему, участвуя в ликвидации такого большого количества плохих, сам остается хорошим человеком, а главное, живым?

Всем ведь известно, что после исполнения заказа дни наемного убийцы, как правило бывают сочтены. После уже его ликвидации, в цепи размыкается не главное, но важное звено и сама цепь, как нечто цельное, перестает существовать. В результате заказчику убийства не угрожает разоблачение и последующие неприятные последствия. И всем-то от этого сразу становиться хорошо и радостно, кроме, естественно, убитого убийцы.

Многим будет интересно повидаться. Особенно тем, чьих друзей и родственников мне в свое время удалось достать. Я представляю, как им хочется пообщаться со мной в неформальной, но никак не дружественной обстановке. Поспрашивать о житье-бытье. Кто был инициатором того, что их близкие или хорошо знакомые люди, с моей помощью отправились на свидание со всевышним?

Просто умереть от выстрела или быть погребенным в морской пучине, мне никто не даст. Это со стороны пострадавших. А со стороны заказавших и оплативших? Опять, двадцать пять. Я и есть, то самое звено, соединяющее разорванную цепь. Как с этим пожилым красавцем, любителем самолетов и объятий неба. Кому-то его смерть была необходима, как оправдание своей никчемной жизни, а кого-то возможно и задела за живое, скажем он не получит от старикана золото или бриллианты... Искать для горячей беседы меня будут и те, и эти... И каковы у нас после этого перспективы?

“Жене передай мой прощальный привет, а сыну отдай бескозырку.” В общем “Раскинулось море широко”.

Два варианта, либо в бомжи и с ними перекантоваться год, другой, либо... С этим вторым были задумки, но... Опять это “но”. Как не крути, а для реализации всех планов, надо было перейти границу.

* * *

Нет паспорт я выбрасывать не стал, дорогая ведь бумаженция, большие деньги были на его приобретение в свое время потрачены, а сейчас, что, просто взять и бросить? Так рачительные хозяева не поступают.

Пока же, прихрамывая и не оглядываясь, с беззаботным видом олигафрена на пенсии, мне неторопко поспешая, пришлось удалиться из современного здания аэропорта.

По пути снял майку и очень живописно, в виде кургана, накрутил себе на голову. По ходу движения на свежем воздухе, внимание привлекла вихляющая всеми частями своего механического тела, заруливающая на автостоянку, страшно дымящаяся машина. Эдакий раздолбанный агрегат, который мог украсить своим присутствием любую городскую свалку.

Из этого механического троглодита стремительно выпорхнула молодая парочка беззаботных французов. Они стремглав бросились к зданию красавца вокзала. По ходу успевали прямо на дороге оживленно друг на друга покрикивать, обиженно плакать, меняться чемоданами и целоваться.

Час я пускал слюни около этой автотачанки.

“Дуракам везет” - это обо мне и в прямом, и в переносном смысле. Взбалмошная пара молодых людей, в спешке оставила ключи в замке зажигания. Хотя можно было замкнуть электрическую цепь и другим способом, но опять камеры слежения крутились над стоянкой...

Они наверное улетели оба. Успокаивая себя и слегка прыгающие руки, я довольно бесцеремонно подошел к машине. К ветровому стеклу, как у большинства стоящих рядом машин была прикреплена квитанция. Незнание дураком языка страны пребывания, готово была сыграть со мной очередную злополучную шутку. Нездоровая доля авантюризма и легкого нахальства не только не помешала, но и выручила меня.

Усевшись на раздолбанное водительское сидение, быстро осмотрел рычаги управления, проверил наличие бензина и поехал себе с богом.

Выезжая с обширного поля колосящейся выхлопными дымами автостоянки, как и планировал уперся в полосатый шлагбаум. Тут же ко мне выскочил некий потный и запыленный человече в униформе. По прибору в его руках определил, что выскочил он не для того, чтобы меня поприветствовать, а за оплатой. Вместе с квитанцией протянул ему сто евро, он со вздохом отсчитал мне восемьдесят сдачи, выдал квитанцию, козырнул и поднял шлагбаум.

* * *

Дальше все было обыденно и достаточно неинтересно.

По дороге я подобрал подвыпившую парочку. То ли хиппи из нового поколения, то ли просто оборванцы. Они что-то со мной оживленно обсуждали. Знаками попросили меня, чтобы остановился. Привал и отдых. Пришлось подчиниться ласке.

Они достали один на двоих шприц, не стесняясь незнакомого мужичка, поколдовали над примитивными приспособлениями и вкатили друг другу по уколу.

Ну, подумаешь, укол? Укололся и пошел... вернее поехал, а еще лучше улетел.

Деваху скелетистую, прислонив за шею к дереву тонким шнуром, как специально для нее выращенным, пришлось оставить одну хрипеть, закатывать в полете глаза и пускать изо рта пену, а парнишку, моего росточка и щуплого телосложения, предварительно легко вырубив ударом по шее, я повез дальше. Хотя по шее можно было не бить...

Но береженного бог бережет... А не береженного? Правильно - конвой стережет.

Даже вспоминать неприятно. Оправдывает меня только то, что я спасал свою драгоценную шкуру.

Приметив на своем тернистом пути какой-то карьер или стройку, не знаю, не до того мне было. Сделал там небольшенький привал. Внес в порядок движения кое-какие коррективы. Волоком усадил французика, за руль машины. Засунул ему свой паспорт под задницу, плотно придавил его телом к сидению, накинул ремень безопасности, зафиксировал надёжно и сбросил машину в какую-то яму. Думал, что она загорится. Не получилось.

Пришлось самому, обдирая локти и колени о острые камешки, спускаться и поджигать ее. Мне просто необходимо было его обезображенное огнем тело, с обгоревшими пальцами на руках. Сидел рядом, ждал когда пламя разгорится.

И тут очередная незадача. Паренек, любитель поиграть шприцем, пришел в сознание. Стал бедный кричать и биться, там, внутри. Попытался даже выбраться, ногами лобовое стекло начал выбивать, дергать дверцу, которую от удара заклинило. Очень уж он громко кричал и на меня смотрел жалобно и непонимающе. Как бы спрашивая - за что, дядя? И когда салон авто, заволокло дымом изнутри. Он еще пару раз дернулся и окончательно затих.

Чтобы не видеть мучительных страданий сгорающего заживо паренька, я отошел подальше. Сил нет смотреть на такой ужас. Что я каратель-фашист какой, сжигающий живых людей? Нет, вполне нормальный человек, хотя и медик.

Сидел ждал, что там будет дальше. После этого я услышал звук пожарных и полицейских сирен. Когда отбежал подальше и спрятался за кучами песка, услышал слабенький взрыв.

Кара небесная меня в очередной раз не настигла. Куски железа от взорвавшегося бензобака, до меня не долетели. Встреча с пожарными и полицией, в планы на сегодняшний день также не предусматривалась. Молча, по-английски, не попрощавшись, я ретировался в неизвестном направлении.

* * *

Это место я покидал с тяжелым чувством. Вот так, просто, без оплаты, убивать невиновного?

Да. Начинаю деградировать и утрачивать чувство профессиональной гордости. Работать бесплатно? Это так на меня не похоже.

Хотя, почему бесплатно? Они, найдут паспорт. Сверят с записями оставленными в отеле. Приложат дактокарту, без сравнительных образцов. Начнут самое серьезное расследование и потом, торжественно передадут это дело в архив, где ему будет самое место. А безвинно убиенного может будут искать, а может и нет. С наркомана, какой спрос?

А мне самое время на перекладных отправляться в далекий город Бизонсон, на пункт вербовки в Иностранный Французский легион. (Прошу не путать с Безансоном, родиной Виктора Гюго, Шарля Фурье и теоретика анархизма Пьера Прудона.)

Главным преимуществом данного вербовочного пункта являлось то, что там таких бедолаг как я, принимали по любым документам, даже по проездному билету. Раньше и документов не спрашивали, верили на слово. Сейчас не знаю. Но на всякий случай, у меня имелись добротные водительские права и хорошо оформленный паспорт, с очень похожей на меня фотографией, так что бюрократические формальности соблюсти было чем.

Чем привлекла меня давно прочитанная статейка в одной беспартийной газете? Своими широкими перспективами.

“Служба наемником по защите интересов крупного капитала” - так, в принципе правильно называлась эта статья. В ней, как и водится в солидном печатном издании, ничего острого и обличительного не было. Но кое-какая информация, которую я от туда почерпнул, мне очень помогла и ободрила.

После пяти лет службы появлялась возможность уйти чистым. Еще через определенное время, не помню, то ли пять, то ли десять лет, можно было надеяться стать гражданином этой страны. А если не удастся, то уж справку о том, что такой-то прошел службу и отправляется по месту жительства, они наверняка выдают. Свидание же с родными детками и их матерью, моей законной женой, чьей фамилией я украсил свой паспорт, откладывается на неопределенный срок. Осталось только связаться из ближайшего города с Чичи и передать ей пламенный привет, с новыми координатами для связи со мной. Работа есть работа.


Часть вторая

ИЗНАНОЧНАЯ СТОРОНА

Глава 8
КОЛЯ РЫСАК
ОБЫЧНАЯ ТЕТРАДЬ

Молоденький начальник оперативной части или по лагерному опер, а еще “кум” - Николай Николаевич Краймондович о смерти Данилы узнал с самого утра. Горевать по этому поводу не стал. Покойный много попортил крови и статистической отчетности, но и особо не злорадствовать. Чего уж там. Смерть человека, даже такого, как смотрящий зоны, совсем не повод для веселья. Еще не известно, кого воры поставят на место покойного.

Он составил оперативное сообщение и согласно инструкции, разослал его по всем заинтересованным ведомствам. После этого тяжко вздохнув, поплелся осматривать место преступления и проводить первичные, связанные с сохранением следов и улик, следственные действия. Данное мероприятие, как и изрядно надоевший мороз, и те же самые лица, и смертельная скука настроения не добавляло. Но служба есть служба.

“Служил бы сейчас в уголовном розыске, - под скрип снега с тоской думалось ему. - Сидел бы в тепле, сочинял туфту про “службу дни и ночи” или душевно выпивал с сослуживцами, отмечая очередную годовщину победы над преступностью...”

Развлекая себя этими тягостными рассуждениями, он пришел на место преступления - в зековский, не отапливаемый туалет.

Окоченевший труп Данилы лежал в светлой куче дерьма и черной луже застывшей крови. Поза очень неестественная, какая-то вывернутая. Один человек с таким жилистым и хитрым воров вряд ли бы смог справиться. Но это пусть уже решают прокурор и следователи. Чтобы им было легче, до прибытия прокурорской группы, решил ничего не трогать и не убирать, чтобы была видна полная и ясная картина места преступления.

Старым фотоаппаратом ФЭДом, из разных точек, на всякий случай пощелкал картинки, уделяя особое внимание предполагаемым следам. Потом выставил охрану и чертыхаясь отправился в свой кабинет писать бумаги и дожидаться начальства.

* * *

Принимать решение очень не хотелось и не потому, что он боялся ответственности, вовсе нет. Просто ситуация была уж больно нетипичная.

По разноречивым донесениям осведомителей, ссоры, как таковой, между двумя коронованными ворами не было. Хотя один, подспудно обвинил другого в пристрастии к музыке исполняемой сладкоголосым гомосексуалистом. Но за пиковины не схватились и увечий друг другу не наносили. Мало того, сели перекинуться в картишки. Правда потом, этот второй, проиграл в карты общак зоны. Но было бы логичнее, если бы горло перерезали тому кто выиграл, а не проигравшему.

Конечно подозревать следовало в первую очередь заключенного Коломийца, по всему получалось, что у них проходила, скрытая от глаз непосвященных, борьба за верховное главенство, за место воровского начальника. До вчерашнего дня, никаких нареканий, кроме того, что жил он по воровским понятиям, “носил” черно-белый ромбик - перстень “отрицала” и входил в группу “стойких отрицал”, в оперативной части не было.

Краймондович взял его личное дело и стал изучать.

С четырнадцати лет за решеткой. Пять судимостей. Дважды объявлял сухую голодовку, семнадцать раз - простую. Около двадцати раз помещался в штрафной изолятор. Из родни имелась только мать. Отца, как правило, у таких ребят в семьях не было, что достаточно типичное явление. Все как обычно. Склонен к побегу? Так у каждого “отрицала” на личном деле имелась такая полоса...

Что-то здесь для него не складывалось?

Он решил вызвать и детально допросить главного подозреваемого. Но до детального разговора по душам, под протокольную запись, дело не дошло. Должно быть - не судьба.

* * *

Телефон стал трезвонить, где-то через час, после того, как он разослал сообщение об убийстве Данилы Снежкина по прозвищу “Белокаменный”, так называемого “пахана или смотрящего зоны”.

Кабинетные начальники подавляя зевоту, с волнением слушали его сбивчивый рассказ, в виде служебного рапорта. На всякий случай, строгим голосом предупреждали его, что в случае чего, подразумевался бунт заключенных, головы ему не сносить.

Чтобы до него быстрее доходил смысл высказываний начальников, материли его с неимоверной силой.

Предлагали подослать подкрепление. Он пока отказывался.

Ближе к обеду, позвонил дежурный по управлению, сообщил приятное известие. В колонию уже выехала группа разнообразных начальников с “Самим”, а также следователь прокуратуры с надзирающим за их учреждением прокурором.
Пожалев его, от себя добавил, если он со вчерашнего еще похмельный и с остаточными алкогольными явлениями... Не дай бог с запахом, пусть срочно выпьет пол-литра растительного масла, а если не поможет, то погоны лучше самому аккуратно срезать и не давать повода для того, что бы начальники рвали их с мясом. От этого могут попортить китель, а в нём еще придётся работать на даче.

Краймондович даже обиделся на такие намеки. На том и распрощались.

В кабинет постучался конвойный.

Привели Коломийца. Но вот беда, допросить его, как положено, времени не было. К приезду начальства необходимо было привести всю документацию в порядок.

Начальник оперчасти про себя пожалел, что из-за бюрократических процедур, до контакта с “матерым уголовным волчищем”, опять руки не дошли. Однако, коль скоро человеческий материал для пролетарской перековки доставили, пригласил его в свой кабинет.

На чистом, русском языке, что нашло подтверждение в протоколе о привлечении к ответственности, за неподчинение администрации ИТУ, влепил своей властью, десять суток ареста и направил в штрафной изолятор.

- Читай... Распишись, что ознакомлен, - он с невозмутимым видом пододвинул бумагу. - Если не согласен, можешь написать свое мнение.

- Что там, начальник?

Рысак хотел казаться равнодушным. Но глаза уже бежали по тексту постановления.

- Десять суток штрафного изолятора, - буднично и спокойно ответил “кум”.

И чуть ли не с обидой просил: - А ты чего ждал? Грамоту тебе или направление в санаторий за то, что уклоняешься от работы, не идешь на контакт с администрацией? Остаешься с антисоциальными установками?

- Да это беспредел!

Задохнувшись от возмущения закричал Рысак. В доказательство своих слов, он уже совсем было, хотел порвать на себе рубаху, но передумал. Рубаха-то была почти новая. Всего второй год как ношена.

- Возможно, - опер даже не удивился возмущенной реакции Коломийца. - Но если хочешь жаловаться, часа через два, прибудет надзирающий прокурор, можешь сразу составить заявление. Я лично передам.

Знал. Знал, змей поганый, что уркам западло обращаться за защитой к кому бы то ни было из правоохранительных органов. Еще издевается?

Рысак ни слова не говоря повернулся к двери, у которой привлеченный шумом, уже стоял конвойный. Заложив руки за спину, двинулся к двери. Но когда выходил из комнаты опер обращаясь именно к нему, негромко произнес:

- Посидишь под конвоем, целее будешь... А может и умнее... - но зек уже выходил из кабинета.

Глядя ему в чуть ссутулившуюся спину он подумал, что когда приедет комиссия, им будет о чем поговорить с Коломийцем. До появления начальства, продолжил писать никому не нужные бумаги.

* * *

Когда Рысак не торопясь двигался в штрафной изолятор, по дороге ему передали теплые вещички и продукты с сигаретами. Там же находилось и “малява” - письмо на папиросной бумаге, за подписью Байкала, смотрящего их региона.

В переданной записке ему передавался привет с пожеланиями держаться и уверениями в том, что воры знают о его непричастности к убийству. В переданной весточке с воли, была очень интересная приписка. Там говорилось, что из-за плохого климата тех мест, в которых он оказался, братва приняла решение, о перемене его места жительства.

И уже совсем не понятно. В конце письма, имелась настоятельная просьба поберечь себя, так как с воли ему грозит опасность. Почему с воли? И какая опасность? Уточнений не было. Однако, можно было только удивляться оперативности и быстроте лагерного телеграфа. Где надо было находиться отправителю письма, чтобы оно так быстро попало Рысаку в руки?

Рысак, сидя на голых нарах, задумался о бренности человеческого существования, в целом и воровского, в частности. Вполне возможно, что слов он таких не знал. Тем не менее, общий смысл заключался именно в этом.

До момента его коронации, он особо дорогу никому не переходил, разве что “маруху” в каком-нибудь притоне, с таким же, как и сам, пьяным и горячим - не поделит и, для понтов, схватиться за рукоятку пистолета или ножа. А тут, разом, столько навалило. Вроде бы интересы схлестнулись и пересеклись только с одним человеком, а какой резонанс? Как стало аукаться из всех углов и щелей?

К чему готовиться? Как поступать?

С братвой обсуждать проблемы, было нельзя. Так как, говорить о верности воровским идеям это одно, а делить деньги и власть - это другое. И кто поручиться за то, что они, то есть отбывающие наказание на этой зоне, не были повязаны в своих интересах с Данилой. Думать иначе, это заниматься обманом и самозомбированием в стиле лекторов политпросвещения приснопамятной эпохи.

Мысли мыслями, а обустраиваться на десять суток было необходимо уже сейчас. Штрафной изолятор, это особое место на любой зоне, которое мало напоминает санаторий или лечебное заведение с усиленным питанием и длинноногими медсестрами.

Постельные принадлежности не положены. Из еды штрафнику выделялось, литр кипятка и краюха черного хлеба. Со всем этим, как хочешь так и управляйся. Хочешь сразу ешь, хочешь растягивай на сутки. Но это ерунда, те же дежурные по штрафному изолятору, за хорошие деньги, достанут и принесут все необходимое. Курево уже передали. “Бацилла” в виде хорошего куска сала к хлебу - имелась. Жить можно.

Не все оказалось так плохо. За время многочисленных отсидок, скитаний по зонам, пересылкам и лагерям, он не приобрел такую плохую привычку, как привычку самокопания в себе и подготовка к завтрашним неприятностям. Так жить гораздо проще. “Одному на льдине” иногда побыть необходимо. Укрывшись бушлатом и подложив руку под голову, он завалился на голые доски добирать сна.

* * *

Состав прибывшей к вечеру комиссии, сильно озадачил и удивил, оставленного на хозяйстве капитана Краймондовича.

Кроме начальника управления внутренних дел генерала Стырина, прибыло еще несколько человек. С ними генерал разговаривал без своего обычного милицейского хамства, уважительно и подобострастно. Они, в свою очередь, совершенно не стесняясь того, что вокруг много генеральской дворни и другой обслуги, беседовали с ним достаточно бесцеремонно, порой даже грубо.

С одной стороны - явно прослеживалось нарушение служебных субординаций, а с другой - приятно было слышать и своими глазами видеть, унижение воинствующего хама. Такое для нашего человека, всегда праздник.

Также прибыла и оперативная группа с представителями прокуратуры. Но эти ехали в отдельной от генерала машине и поэтому были более-менее трезвыми. По приезде они сразу направились осматривать место преступления и проводить свои следственные действия. Однако, начали не с того места где в неудобной позе, загорюнившись лежал труп, а почему-то с его койко-места. Выемку, обыск провели... И только после этого... Добро пожаловать в сортир, к трупу.

Позже, гораздо позже, забавно было наблюдать, как представители этой гордой, по разным книжкам, да кинофильмам воспетой следственной профессии, высунув от старательности языки, ползали на карачках в загаженном зековском сортире. Они там развлекались тем, что снимали следы и заливали раствором из гипсовой смеси в большой куче дерьма отпечаток чьего-то увесистого, явно не Золушкиного башмачка.

Правда до того, как следователи добрались до настоящего дела, т.е. до места где находился убиенный, туда на экскурсию, заходили приехавшие с генералом, непонятного сословия люди. Сам генерал, когда ему доложили, что пост охраняет труп и место происшествия, загрохотал своей проспиртованной глоткой, весь текст приводить не стоит, но содержание сводилось к следующему:

- Что вы тут херней занимаетесь, дерьмо лучше бы убрали.

Он был очень деловит и строг. Было видно что ни запахи, ни сама атмосфера ему не нравилась. Дикция и экспрессия были на высоте...

- Это не возможно.

Ответил ему, как две капли похожий на него, плюгавый и проспиртованный, старший по караулу прапорщик Резун, однофамилец известного предателя-литератора. Не отводя глаз, от впервые наблюдаемого так близко генерала, рявкнул указывая на отпечаток ноги в дерьме.

- Мы, следы охраняем... Потому, что куда зека не целуй, все равно получается жопа... Он придет и следы уничтожит...

Закончить Резуну его скверно заученные, но как ему казалось, солидные и умные фразы, генерал не дал, грубо перебив его:

- Ну, ты, залупа в фуражке, не видишь кто перед тобой стоит? Глохни падаль... Я еще потом посмотрю, чем тебя за службу наградить.

Обернувшись и заискивающе улыбаясь попытался найти у своих спутников одобрение сказанному.

Те, услышав шумный голос генерала лениво кивнули. Один из них, дабы показать, что они самым внимательным образом его слушают, даже понимающее высморкался. Когда он пальцем прочищал ноздри, на запястье можно было прочитать наколку “Я пакибаю иза бап. 1989”.

Глазастому вертухаю Резуну, такая откровенная поэзия понравилась. Однако он, как человек культурный, вида не подал. Собственно, чему здесь удивляться? Практически у всех охраняемых им заключенных, были подобные или очень похожие, трогательные надписи.

По поводу грязи, в до сих пор не убранном нужнике, Резун с радостью и откровенно доложил начальству, что все это... Есть, ни как нет... Доказательства совершенного убийства. Трогать, которые, из-за приказа Краймондовича, “до приезда начальства ни сметь и дышать на собранные в одном месте улики” было запрещено.

То да се...

До... Ре... Ми... Фа... Соль...

Генерал, присел на корточки, и с видом знатока стал пристально всматриваться в говно. Что он хотел увидеть или постичь, издали было не разобрать. Потом он явно выбился из сил и устал изводить себя разглядыванием следа в неприятно пахнущей куче.

Изучающе посмотрел на свою ногу в итальянской, ручной работы и выделки, обувке. Ни к кому не обращаясь, произнес находясь в тягостном раздумье и сомнении:

- А ведь... Ну, бля, буду... Мой размерчик... Как есть, мой... Сорок пятый - папой клянусь...

После сказанных слов, он, поверяя свою теорию практикой, взял и поставил свою ногу, в возможно единственный, отчетливо видимый след. И удовлетворенно, стряхивая с ноги приставшее дерьмо подытожил:

- Нет, размер пожалуй - сорок второй, сорок третий... Точно... Не мой...

- Молодец генерал, мозгов у тебя выше кремлевской крыши.

Обидно заржал один из сопровождавших его экскурсантов. По всему было видно, что у него были припасены еще и другие колкости и оскорбления.

- Насчет кремлевской, прикуси язык, не ровен час, ею и придавить может.

Предостерегающе зашипел, до сих пор молчащий тип, со смазанной салом физиономией. Ни наколок, ни пыжиковой шапки на нем не было. Этот, служил хозяевам за что-то другое, деньгами не измеряемое.

Именно этот след, который чуть не стал для гурманов яблоком раздора, сейчас и заливали гипсом следователи. Работали не жалея себя, с энтузиазмом и огоньком.

- Надо бы и в выгребной яме пошуровать...

Как что-то собой разумеющееся сообщил надзирающий прокурор Забалов . И как бы прислушиваясь к себе, к тому внутреннему голосу надиктовывающему ему правильные слова, сообщил уж, что-то совсем уже интимное.

- Чует мое сердце, режущее орудие преступления там... Внизу лежит, нас дожидается.

По правде говоря, когда присутствующий здесь же Краймондович увидел, как все согласно закивали головами, ему стало не по себе, хотя назвать его белоручкой было нельзя.

За довольно короткую жизнь, много ему удалось всякого повидать. Но представить себе, как нормальный человек, спокойно может забраться в выгребную яму, полную человечьих экскрементов, причем сделать это совершенно добровольно и без принуждения, это ему было не по силам.

Он только на мгновение нарисовал себе фантастическую картинку о том, что кого-то из охраняемого контингента могли заставить туда нырнуть. Бунт в зоне, дай бог в только в их одной, был бы обеспечен, как пить дать. А мог бы и весь регион забузить.

Становилось понятным, что ему самому придется, в случае возникновения такой срочной нужды, находить это “режущее” холодное оружие. Благо, таких и других железок, на самый придирчивый выбор, у него в сейфе валялось сколько душе угодно. Ради сохранения жизней и зеков, и солдат которые прибудут на подавление бунта, можно было пойти на должностное преступление.

* * *

Генерал со своими спутниками обустроились в кабинете начальника колонии. Сами стали вести допрос-опрос. И главный вопрос был в одном - где тетрадка. Обычная общая тетрадь в клеточку.

На закуску они потребовали вызвать из шизо Рысака-Коломийца.

Допрос шел в странной и необычной манере. Ни протоколов со стенографисткой, ни записей под диктофон, ничего этого не было. Мата было много, много было и “блатной фени”. Один из тех, кто сопровождал генерала владел ею безукоризненно. Так хорошо, где-нибудь в академической среде или по учебникам и словарям, выучить этот жаргонный язык нельзя. Только непосредственно общение с его носителями, давало знание и виртуозное владение. Больше всего вопросов, на этом языке было о какой-то таинственной тетради.

Коля Рысак просто взбеленился и чуть пеной не брызгал, что показывало его злость и недовольство. Мало того, что без повода сунули в штрафной изолятор, так еще и спать не дают. Специалист по уголовному жаргону, попросил генерала дать ему возможность поговорить с Рысаком с глазу на глаз. Для этого они вышли в оперчасть. Разбудив и выпроводив в коридор, спящего там и ничего не соображающего Краймондовича, они уселись напротив друг друга.

- Я - Казик Душанбинский, вижу, что знаешь меня, - он выжидательно смотрел на Рысака. - Если я в тебе не ошибся, мы с тобой поладим. Насколько я знаю, тебя недавно короновали. Поэтому мы с тобой вроде, как одного рода-племени.

Он сразу решил взять непреодолимый барьер тем, что показал карты, т.е. раскрыл себя Рысаку.

Раньше Казик был больше известен, как первоклассный фарцовщик. Он стоял в Москве, под Таганкой, скупал и перепродавал билеты на театральные постановки. Ажиотаж на постановки в этот знаменитый театр одного актера был огромен, отсюда и запредельная стоимость на перепродаваемые “жучками” билеты.

О том, что первоначальное состояние им было сколочено на спекуляциях билетами в знаменитый театр, он сам, будучи в изрядном подпитии, на каком-то очередном кремлевском фуршете рассказал главному режиссеру этого театра. Тот, “моральной жаждою томим”, поведал об этом казусе всему миру.

Помниться, Казик после этого был очень недоволен. Так как любознательные журналисты из противоположного и можно прямо сказать, не дружественного лагеря, могли разузнать и о его небольших отсидках по непристижной статье “спекуляция”. Постаравшись, те же гадкие журналюги, совершенно свободно смогут отыскать тех, кто хорошо знал и помнил его по тем временам, в виде шустрой лагерной торпеды-шестерки, с охотой исполняющего поручения малограмотных блатных.

Сегодня же маститого пахана, владельца спутниковой и телевизионной сети вещания, а также большой депутатской группы в Думе, трудно было представить в том далеком, лагерном прошлом.

* * *

- В чем дело?

Совершенно спокойно поинтересовался Рысак у Казика, когда они расположились и огляделись. Подумав, извиняющимся тоном произнес, обводя помещение рукой.

- Извини, что так тебя встречаю, без угощения и уважения, но сам видишь, не в “хате”. Так в чем дело-то?

- Все в том же... Нам нужна тетрадь.

Настойчиво и капризно, тоном человека, который не привык слушать возражения, произнес носатый Казик.

- Кому нам? Ты что связался с конторой?

С удивлением переспросил Рысак, хотя, все, кто хоть чуть-чуть наблюдал за жизнью страны, знали об этом. Да, Казик и сам этого не скрывал, а даже поддерживал эту информацию.

- Ты стал авторитетом, а ведешь себя как пацан на Привозе (базаре в Одессе). Объясняю, мы - воровское сообщество, крутим большими деньгами в большой политике. А ты думаешь, чтобы такую армию голодных и злых пацанов удержать в узде, а столько же, если не больше сидящей братвы прокормить, достаточно по карманам в электричках шарить? Ладно, об этом после... Главный вопрос, где тетрадь? - было видно, что он начинает выходить из себя.

- Я не знаю... - ответил Рысак, и неуверенно произнес. - ...из того, что ты мне накрутил, где правда, а где нет... Ссучился ты? Предал нас? С мусорьём играешь в поддавки? Или ведешь свою, нам неизвестную игру? Одни потемки. Но говорю тебе окончательно, если бы тетрадь пришла ко мне, я бы тебе ее отдал уже давно.

- Ох, Рысак, не играй со огнем. Не думай так много. Пожалей себя, а больше других. Пойми. Вопрос касается больших, ты даже представить себе не можешь, каких больших денег... Большие деньги - большая политика. Если только обманул... Ни шизо, ни воры, никто тебе не поможет. Не знаю поверят ли тебе мусора...

В это время у него в кармане затренькал телефон. Он ответил. Долго недовольно слушал. После послал собеседника к разным родственникам, потом просто матерился и закончил, буркнув что-то хмурое. После обратился к Рысаку.

- Кроме всего прочего сынок родной коников выбрыкивает. Не хочу, говорит, знать тебя, проклятие России и деньги твои мерзкие мне не нужны... Представляешь? В Париже - учился... В Лондоне - четыре года постигал экономику и финансы. Свободно разбирается в том, чего я даже названий не знаю... А тут еще ты с тетрадью... Но я тебе верю...

Последнее утверждение было сказано тоном, не оставляющим сомнений в том, что ни одному сказанному Рысаком слову, он не поверил.

Колю Коломийца отправили назад в камеру.

* * *

Утром, уже для официального допроса его привели в помещение кабинета оперативных мероприятий. Там под протокол, со всеми формальностями, он ответил на ряд интересующих следователя вопросов.

Допрос длился долго. Где был? Где стоял? Кто может подтвердить? На какой интерес играли? Откуда деньги и какие? Кто может подтвердить, что из общего барака ночью не выходил? Почему это может подтвердить весь барак?

После был перерыв на обед, потом опять допрос. Опять перерыв на ужин и сон. С утра опять допрос, но какой-то странный, неестественный. В помещение постоянно входили и выходили какие-то посторонние люди. Следователь попробовал было на них прикрикнуть, что бы не мешали работать и не отвлекали от важных дел. После этого его, через конвоира, вызвали в коридор.

Из-за двери раздался звук щедрых, полновесных оплеух. После там все стихло. Через десять минут, облеченный процессуальной властью “следак” вернулся с заплаканными глазами, тихий и присмиревший. Но вопросы задавать продолжал. Тем более, ему их постоянно подносили. Все опять крутилось вокруг записей покойного Данилы. У Рысака сложилось твердое убеждение, что весь ход допроса направлялся из соседнего кабинета. Он огляделся, похоже, что здесь могли установить и видеоаппаратуру.

* * *

К вечеру устали и задергались все. Задающие одни и те же вопросы, сменялись через каждые полчаса. Ближе к ночи состоялась очередная смен. Из-за тусклого света, уставший Рысак не рассмотрел вновь вошедшего.

- Замучил ты меня, старика. Ну, сколько можно гонять из Москвы, сюда, а потом обратно, - раскладывая бумаги, тяжело ворчал и жаловался прибывший Иван Петрович. - А смена трех часовых поясов, то, другое... Опять же, в сухомятку питаться придется, гастрит свой радовать...

Не сказать, что Рысак был обрадовался рассмотрев гебешного посланца. Но услышав его чуть ироничный говорок, увидев крепкую поджарую фигуру, как-то успокоился и почувствовал себя гораздо увереннее.

С его прибытием, бестолковая беготня посыльных и коридорные возня с запахом дорогих одеколонов, сдобренная вонью обычного перегара, все это прекратилось. Казик Душанбинский со свитой начальника УВД, исчез и больше не появлялся.

Иван Петрович и на этот раз прибыл не в образе скорбящей Богоматери, готовой утешить и обогреть отбившуюся от конвоя овечку. Он прилетел в качестве лица официального, в генеральском кителе с большим количеством орденских планок на нем. Было видно, что форменное обмундирование не являлось его повседневной одеждой. Уж больно он ежился в нем, пытаясь расправить плечи и выпростать руки. Но, раз интересы дела потребовали одевать парадный мундир и брюки с лампасами, пришлось напяливать и двигаться в дальнюю дорогу.

Его появление на территории колонии, с самыми широкими полномочиями, в очередной раз сыграло свою позитивную роль, в жизни отбывающего наказание, а ныне временно подследственного - Николая Коломийца.

Он-то и ввел Рысака в курс дела. Из его рассказов, растерянный Коля Коломиец узнал много невероятного и для себя любознательного.

Самое интересное, вернее неприятное было то, что его, коронованного вора, не сегодня, так завтра, должны были “грохнуть”. По времени, это мероприятие не оговаривалось конкретными сроками, так как тот, кто принял данное решение, перепроверялся по разным каналам, на предмет страховки. Не задевает ли он этим, чьих-то более могущественных интересов, но вот... Вот такая интересная подробность.

* * *

В чекистском ведомстве уже давно проверялась и разрабатывалась оперативная информация о том, что Данила вместе с Синонимом, активно занимаются переброской на материк, то есть на большую, коммерческую землю, по своим - уголовным каналам, печорского самородного золота, которое намывают дикие артели и якутских алмазов, добываемых почти легальным способом.

После доставки этого богатства в крупные города, уже другие устойчивые преступные группы переправляли народное достояние за границу. Все это делалось в обход казны. Вместо того, чтобы на вырученные от продажи деньги, увеличивать содержание армии, авиации и флота, для наведения конституционного порядка в разных местах страны необъятной. Разворовывали, сволочи, народное добро.

* * *

В убийстве Данилы, очень серьезного звена, в отлаженной цепочке хищений, был признан Рысак. Виновным даже не в убийстве, а в тех действиях, которые его спровоцировали.

Кто признал?

Крупные милицейские начальники и не только милицейские, но и воровские, и не только местные, но и столично-кремлевского разлива, то есть все те, кто был замешан в этом деле. Таких было достаточно много и каждый из них, был ответственен за конкретный участок работы. Социалистического соревнования не устраивали, но трудились не за совесть, а за страх.

Бояться и торопиться были причины. С приходом времени окончания бесконтрольного бизнеса, возможность заниматься которым, давали напяленные папахи и лампасы, скромные служебные кабинеты и правительственная связь, многие из непоименованных фигурантов, стали очень нервными. Скандалили по пустякам с домочадцами. Плохо спали. Вскакивали от малейшего шума и вообще вели себя как женщины в последней стадии климакса. На службе, больше водку кушали, чем занимались работой.

Они боялись разоблачений и страшились все имеющееся потерять.

* * *

Все нынешние и будущие, беды и несчастья, большого количества чиновников, были повешены на Рысака. Все из-за него, воровской твари... Эпитетов, оскорбляющих честь и достоинство безвинного Коли было много. Красивых и разных. Потом от эпитетов перешли к подготовке его ликвидации.

Причина была проста и незатейлива.

Через стукачей которые крутились вокруг пахана было известно, что Данила в последнее время увлекся игрой в доктора. При чем, играл сам с собой в инъекции. Колол внутривенно не глюкозу или раствор витаминов, нет. Любил запустить по жилам героин.

По причине нового увлечения, он особо своей памяти не доверял. Поэтому (упаси господь, ни для чего другого), в эту самую, искомую тетрадочку, в поисках которой все с ног сбились, укрывшись от всего своего многочисленного окружения, записывал практически все. И вот эта самая драгоценная тетрадочка могла, как основное наследие, попасть в руки самого вероятного кандидата в смотрящие зоны, а им по всем понятиям, был Рысак.

Поэтому предложение, покопаться в выгребной яме загаженного зековского сортира, исходившее не от прокурора Забалова, а от дядьки-чиновника, стоявшего за ним и имеющего право отдавать такие приказы, было направлено на попытку спровоцировать в зоне бунт. Во время подавления которого, Рысак и должен будет отойти в мир иных материальных измерений.

Снайпер, который случайно должен будет попасть ему “шальной пулей” в голову (чтобы уже наверняка) как раз в этот момент, занимался изучением его фотографий и видеосъемок.

В крайнем случае, планировалось убийство, прямо во время проведения допроса, неплохого (если такое вообще возможно в этом мире) “кума”. Специально подобранный наркоман уже начал получать усиленные дозы какой-то сверхмощной дури отшибающей разум и на все сто процентов приводящей к зависимости от следующей дозы. В этом случае, после убийства в зону входит спецназ Министерства, который специально создавался и готовился к подобным трюкам. Взрывает - убивает. Заодно проходит хорошая выучка бойцов, перед их отправлением а очередную кавказскую войну, в “чеченскую командировку”.

А никто и не обещал, что будет легко.

В утешение выжившим, после претворения подобных фантазий в реальность, предлагалось довольствоваться небесспорной мыслью: “Пройдешь Голгофу - поймешь смыл жизни”.

* * *

Однако, прибывшие для суда скорого и неправого, церберы режима, милицейские и правительственные чиновники не знали, что пока они были в дороге, на самом верху преступной пирамиды, организованной в свое время под прикрытием бывшего президента (для гиперхищений, с привлечением специалистов из военной сферы и уголовного мира), было принято не жёсткое, а жестокое решение. Тетрадь ни в коем случае не должна была попасть в руки конкурирующей группировки, то есть, в любые другие. Если приехавшие “генералы” ее не найдут, не дожидаясь их отъезда с места поисково-спасательных работ, произвести короткие, но очень эффективные совместные военные учения.

С целью отработки слаженности взаимодействия во всех боевых линиях, в ходе проведения современного, очень щадящего для противника боя, планировалось привлечь штурмовую авиацию и ракетно-минометные системы залпового огня, с площадью огневого накрытия сорок гектаров. Плюс ко всему, намечалось провести испытание в равнинных условиях, предназначенных для гористой местности, вакуумных авиабомб повышенной мощности.

Военным передали точнейшие координаты объекта и часовую готовность. Ко всем картам прилагались снимки с космических спутников. Операцию готовили и планировали гуманисты. Они заранее просили объяснить летчикам, что если они увидят на своих приборах слежения, элементы каких-нибудь движений или признаки человеческого присутствия, бомбометание не прекращать, так как внизу находились только макеты и списанная военная техника. Движущиеся фигурки, за людей принимать не следует, это визуальные спецэффекты.

* * *

Только вмешательство серьезной и в последнее время значительно окрепшей противоборствующей группировки, спутало антигуманные планы сатаны.

То ли сам Иван Петрович, то ли кто другой из его конторы, на нейтральной полосе споро встретились с заместителем министра внутренних дел и с удовольствием дали ему послушать интересную магнитофонную музыку. В ней... В этой чарующей мелодии, он узнал свой голос, предлагающий провести мероприятия по бомбардировке объекта.

“К е... матери, в мелкие щепки, разе...ть, раздраконить все там в пиз...”

Вдобавок, толково объяснили, что если в свое время не пожалели гипертоника, генерального прокурора. Показав всей стране его молодецкую удаль, прыжки и постельные кульбиты с проститутками. То уж его-то, ментовскую рожу, за милую душу сольют средствам массовой информации (хотя толку от них в серьезной работе мало, но зато вони бывает предостаточно). После всенародной стирки и полоскания милицейского грязного белья, не задумываясь ни минуты, его отдадут на растерзание заранее прирученным следователям из доблестной прокуратуры.

Перспективы были набросаны, только держись.

По поводу тетради с записями Данилы, стоящих за его спиной людей успокоили основательно. На территории колонии ее уже не было. Лежит она надежно в яйце, а яйцо в ларце, а ларец висит на дубе, который в свою очередь находиться за тридевять земель...

Показали этому “неверующему Фоме” даже отдельные копии, снятые на скверной канцелярской технике. Сведения кое-какие там есть, но малозначащие и второстепенные, не стоящие выеденного человеческого яйца. Так как автор этих “Записок современника” был человеком малограмотным. Свои же мысли на бумаге, выражал корявым и только ему понятным языком.

После состоявшегося задушевного разговора между представителями двух ведомств, двенадцать чиновников МВД, включая Минюст, Генпрокуратуру, Минэкономики и что-то еще по мелочам, было арестовано. Заместителю министра внутренних дел и еще трем чиновникам из высших эшелонов власти, исходя из их ранних заслуг перед родиной, было позволено покончить жизнь самоубийством. Тем из них, у кого рука от постоянного пьянства дрожала и пуля рикошетом могла уйти в потолок, помогли это сделать специалисты.

Перед тем, как схваченные за руку жулики, привели приговор виртуального суда в исполнении, их успокоили. Возможно, - сказали им, - то, что вы нахапали за это время, на воровстве и взятках в казну (вернее, в закрытые и никому не подконтрольные фонды) заберут не все. Какую-то часть имущества оставят женам, любовницам и детям.

Было ли им после этого спокойнее ложиться виском на дуло пистолета?

Скорее уверенное - “да”, чем беспощадное и бескомпромиссное- “нет”. Но это только предположение. Подтвердить или опровергнуть его, нам не представляется возможным.

* * *

Мелкие и крупные расхитители государственных богатств были обескуражены всем произошедшим. Сидящим в камерах чиновникам их бывшие, остающиеся на воле дружки-подельники, даже плевенькой передачи не организовали.

И это называется настоящая мужская дружба?

После таких горестных вопросов, задаваемых самому себе в минуты отчаяния, наступало просветление, результатом которого были радостные, поражающие следователей, правдивые и очень подробные показания.

Казик Душанбинский, видя с какой скоростью разворачиваются события, сломя голову рванул в свою испанскую избушку-развалюшку. Оттуда, из далекой и загадочной Гренады, присмиревшим голосом пригрозил Рысаку, главному гаду из-за которого рухнула хорошо отлаженная система зарабатывания денег. Пообещал ему “смерти мгновенной” и другие неприятные последствия. Но на организацию и претворение в жизнь угроз, пока катастрофически не хватало времени.

Беда одна не ходит. Ни с того, ни с сего, еще Интерпол прицепился стал гонять вокруг хаты. Поэтому ничего другого не оставалось как “он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде... оставить себе”. Приклеил себе на лоб бородавку и перешел на нелегальное положение. Теперь сидит на своей фазенде-гасиенде с инородным папье-маше на челе, и горько рассуждает:

“На черта я полез в эти дебри, с политическим уклоном. Делал бы по мелочам свои миллионы, горя бы не знал. До сих пор продолжал бы оставаться уважаемым человеком страны. А здесь, среди испанцев, кто я? Главный русский бандит и мафиози...”

Милицейские и другие чиновники, основательно присосавшиеся к казавшемуся таким надежным, а в итоге “изгаженному” финансовому роднику, тоже не испытывали большого энтузиазма жить на одно жалованье. Им было обидно от этого. Они злились и чувствовали себя оскорбленными.

“Сидеть на таких постах и не хапнуть? Дети и те, над нами стали уже смеяться.”

“Для чего тогда стоило столько лет карабкаться по трупам верных друзей, предавая и продавая? Это, что же, все усилия были потрачены в пустую?”

Как не крути и в их глазах, главным виновником всего произошедшего, был исключительно Рысак.

В сумме, хотя это было и неприятно осознавать, жить ему оставалось не долго. Даже прикрытие воров не спасало Рысака потому, что и в их среде были те, кто лишился больших денег. А от них зависит и власть, и положение, и уважение в воровской иерархии. А главное - свобода.

Таким, растерявшим непоправимо многое, был дружок покойного Данилы, корешок его по печорским лагеря Синоним.

* * *

Синоним еще на коронации высказывал сомнения по поводу Рысака, а теперь и вовсе взъярился. Он, в стиле дешевого фраера, выкрикивал в его адрес непристойные слова и пожелания.

За спиной и издали, каждый здоров кулаками махать. Но и отмахиваться от этого была нельзя, все таки один из главарей воровского сообщества.

Положение и жизнь Рысака, пока спасало покровительство Байкала вора из старой, послевоенной группы воров, вышедшей из беспризорников. Он и семьи-то не имел никогда, помнил только бесконечные детские дома откуда он постоянно сбегал, из-за голода и побоев. В один из таких побегов и прибился к воровской компании таких же как и сам детей войны. С этого момента, семьей ему стала воровская компания. Там он рос, там и формировался. Именно в компании уркаганов и налетчиков, он был обогрет, накормлен, одет в чистой и уложен спать. Позже его ознакомили и обучили основными воровскими заповедями: с властями ни каких дел не иметь; ссученных давить; у своих не воровать и так далее.

Байкал и принял решение начать организацию побега и ухода за границу своего протеже Рысака. Он понимал, что для привлечения в преступные группы новых членов, следовало поддерживать ореол романтики их воровского ремесла. Для этих целей, как никто лучше подходил именно Рысак - молодой, удачливый, фартовый, всегда веселый и не унывающий. Лучшей, живой, рекламной картинки и придумать было нельзя. А “менты и ссученные воры” на него насели, хотят “посадить на пику”.

Надо спасать бродягу.

* * *

Разработчик побега Рысака, точнее идейный вдохновитель, был бы очень удивлен, если бы сподобился узнать, что он старается не в одиночку. В разработке деталей “ухода на волю” принимали самое активное и непосредственное участие представители “конторы глубокого бурения”, по старому - КГБ.

- Сам по себе побег может сделать каждый дурак, - рассуждал и делился впечатлениями Иван Петрович. - На чем этот дурак сыплется, когда оказывается по ту сторону колючей проволоки. На том, что он не знает, что ему делать дальше. Ведь раньше, скажем на Колыме или в Заполярье, держали огромный контингент “вохры” или на нынешнем языке внутренних войск, чтобы этих “бегунов” ограждать от неразумных поступков.

- Бежать для зека первое дело, главное чтобы были созданы условия.

Не возражал, а дополнял старого чекиста, умнеющий и мудреющий прямо на глазах Рысак.

Гебешный Петрович не смеялся над его дополнением, а обстоятельно стал рассуждать вслух.

- Там для побегов были созданы все условия. Полярная ночь длится полгода, огромные просторы, беги на все четыре стороны. И если их, как крыс в первые сутки не отлавливали, то все они, как правило, погибали. От голода, холода, волков, медведей. Да мало ли дураку, нужно для смерти? Кстати, местное население, чьи поселки там были разбросаны в хаотичном порядке, официально получало премию за пойманного бегуна. При чем как за мертвого, так и за живого. Живого тащить было накладно. В дороге его поить-кормить надо. Развлекать тоже надо. Проще, как доказательство поимки, предоставить от мертвого тела или отрезанные уши, или отрубленную по локоть правую руку. Целая отрасль была налажена по отлову. Платили им неплохо, примерно столько же, сколько и за шкуру волка. Принес отрубленную руку или, что еще лучше уши, и, будьте любезны. Распишитесь в ведомости. Получили свои законные денежки. Милости прошу в специальный ларек с товаром. Обувку какую-никакую можно было справить для супруги, детям гостинцев купить. Бойко этот выгодный бизнес развивался.

Рысака, только от одной мысли о таком промысле заметно передернуло. За отрубленные уши, убитого несчастного зека покупать конфеты детям или сахар, а потом угощать этим ребятишек... Излишней сентиментальностью он не страдал, но все же....

Дерганье собеседника не ускользнули от зорких глаз гебешного начальника. Он понимающее закивал головой. Но, по видимому неверно истолковал это движение.

- Правильно, Коломиец, дергаешься. Сейчас объясню почему.

Разговор происходил примерно через две недели после смерти Данилы, в каком-то пустом кабинете, но горячий чайник с кружками там был. Он поднялся налил себе чаю и продолжил свои рассуждения.

- Я тебе это рассказываю не для того, чтобы тебя развлечь или по-стариковски побрюзжать на теперешнюю молодежь. Нет. Просто хочу объяснить. Для того, чтобы у нас с тобой все прошло удачно и ты, в первые же часы после ухода отсюда не попался, как кур во щи. Все должно быть тщательно спланировано и обдумано. Главное жесткая дисциплина и ни какой самостоятельной инициативы.

Рысак только устало кивал головой. Напряжение последнего времени сказывалось. У инструктора сложилось впечатление, что его слушают недостаточно внимательно. Он обиженно засопел.

- Если ты хочешь остаться здесь смотрящим и дожидаться, когда кто-нибудь из бывших дружков Данилы, тебя “посадит на перо”? Так ты так и скажи, и мы прекратим головы друг другу морочить.

Он нервно рывком дернул на себя кружку горячего чая, пролив почти половину на стол. Не обращая внимания на стекающую со стола коричневую струйку, стал шумно прихлебывая, пить обжигающую жидкость.

Рысак оказался настолько благоразумным, что и сам от себя не ожидал такой прыти. Он в ужасе, очень достоверно, замахал руками и испугано прохрипел:

- Бля, буду...

И уже совсем ни к месту произнес загадочную фразу, которой он хотел показать полную правоту и превосходство своего собеседника.

- Падлу забодаю...

- Ну, то-то же...

Отставляя кружку в сторону, довольно произнес, недобрый дедушка из ФСБ. Про “падлу” ему понравилось. От души получилось и очень достоверно.

Склонив головы над столом, они продолжили разрабатывать мельчайшие детали побега. Ни малейшего намека на фальшь, не должно было быть. Ни воры, ни охрана лагеря не должны были почувствовать подвоха. Погоня должна была быть настоящая с боевыми пулями и злыми собаками.

* * *

Главное это достоверность, а правду жизни ищи в постановках провинциальных драмтеатров. Их уровень, напоминающий драматургию школьных спектаклей, этому очень даже способствует.



Глава 9
СЕРГЕЙ ПЛАТОНОВ
ВСТУПЛЕНИЕ В ЛЕГИОН

На следующее утро, после той злополучной ссоры, когда казалось, они с отцом рассорились навсегда, у Сергея хватило ума позвонить и попросить прощения. Разговор он начал сразу именно с этого, опуская подобающие в таких случаях поклоны и реверансы.

- Алло, это свадебный салон им. “Синей бороды”? - смущенно спросил он.

- Нет! Это место где печатают фальшивые бумажки, - радостно отозвался Борис Платонов, он же Казик Душанбинский. - Ну, здравствуй, мой любимый мальчик!

- Старик, извини меня за вчерашнее... Я вел себя неподобающим образом, попытавшись своими проблемами поделиться с тобой... Но, как мне помниться, я не дошел до того состояния, чтобы обвинить тебя в распятии Христа? - ему было неловко и он старался за быстрым потоком ничего не значащих слов, сгладить возникшие в их отношениях углы и неровности.

После сказанного он вздохнул с облегчением, как будто сбросил с себя непосильный груз.

- В чем дело? Давай, прилетай или приезжай, я тебе рад в любом состоянии.

Отца, судя по тому, как сразу потеплел его сонный с хрипотцой голос, раздавшийся звонок растрогал до глубины души. Радовался он искренне.

Они еще долго обменивались любезностями, испытывая огромное облегчение от того, что конфликт разрешился таким простым способом.

Сергей был счастлив, как ребенок, шалость которого была замечена, но наказания не последовало. В конце концов, пообещав отцу держать его в курсе своих дел, он отключил аппарат.

Задуманный отцом банкир, продолжатель семейного дела, пока из сына не получился. В настоящее время, находясь в столице Франции, Сергей пробовал себя в качестве художник.

* * *

Красоты Парижа, его легкомысленное отношение к населяющим его гражданам и гражданкам, радовали гораздо меньше. В большей степени они вызывали глухое раздражение. Причина, как и у всех творческих людей, была одна - деньги.

На те расходы, к которым привык Сергей, их катастрофически не хватало. Уж такая казалось бы мелочь, как продукты питания - на которые и внимания не следовало обращать, открыл на кухне холодильник и ешь сколько хочешь. Оказалось, что и они стоят каких-то денег, и, как выяснилось, довольно больших.

Падение в финансовую пропасть можно было приостановить реализацией личных вещей, и, в первую очередь, дорогущих часов, подаренных ему родителями.

Продать часики - означало подтвердить то, о чем говорил ему с иронической усмешкой отец, что кроме таланта необходимо обладать и другими качествами. Этим шагом можно было только подтвердить свою слабость и несостоятельность в деле, которое он так легкомысленно выбрал для себя в качестве главного занятия жизни. Засвидетельствовать и собственноручно расписаться в этом.

* * *

Вскоре, фатально замолчал телефон. Сергей был удивлен и обеспокоен этим событием. Для него оказалось полной неожиданностью то, что человеческое общение, как-то сразу потускнело и утратило свой блеск. Он погрузился в еще ни разу не испытанную атмосферу вакуума. Оказалось, что вся связь с внешним миром, поддерживалась по этому аппарату.

К таким открытиям, если не планировались коренные изменения в жизни, следовало привыкать постепенно. Пока же, как обухом по голове. Он уговаривал себя, что телефон умолк по причинам технического характера, вскоре все наладится и жизнь вернется в привычное русло.

Нет, Сергунька не забыли и повреждений на трассах телефонной связи не было. Номер отключили по самой банальной причине - за неуплату.

Сейчас, неожиданно для него открылся еще один вид связи с тем миром, где все крутиться и вертится, где гудят теплоходы и выпекается хлеб. Напоминание о таком мире, каждое утро лежала у него на стоптанном, пропахшем кошачьими метками коврике.

Каждое утро совершенно таинственное для него существо, укладывало перед его входной дверью, солидную стопку рекламных проспектов. Раньше, этот вид американизированной, навязчивой рекламы, похожей на насильственное кормление скота всякой дрянью, раздражал неимоверно. Сейчас действовал исключительно с обратным знаком - умиротворения и иллюзорной надеждой на то, что о тебе еще, хоть кто-то помнит.

* * *

В день описываемых событий, коим мы будем самыми непосредственными свидетелями, он, как уже повелось за это время, открыл дверь для того, чтобы забрать весь этот рекламный хлам. При этом двигался он довольно легкомысленным зигзагам.

Причина столь странного, не координированного пересечения ровной местности, станет ясна чуть позже. На этот раз стопка была несравненно более крупной, нежели обычно. По ошибке, на его коврик положили около десятка выписанных по почте порнографических журналов и еще один забавный экземпляр журнала “Солдаты удачи”. Красочное издание о наемниках и для наемников. Он пролистал его. Ничего нового для себя не нашел.

Заниматься этюдами, укреплять “живописную” руку не хотелось. Лепить из глины на продажу фигурки современных божков и идолов, это где ж столько глины взять? Поэтому, в силу сложившихся обстоятельств, а больше от безнадежной скуки, он продолжил, без особого интереса листать журналы.

* * *

Кому принадлежала эта стопка прекрасно выполненной полиграфической продукция он не то, чтобы догадывался, знал наверняка. Это был его сосед по этажу не то хорват, не то чех. Довольно рослый, широкоплечий, загорелый детина. С вечно засученными рукавами камуфляжной рубашки военного образца, под которой были видны крепкие жгуты-канаты переплетных мышц. По его внешнему виду было ясно, с окружающим его миром, он живет в полной душевной гармонии и согласии.

Когда он первый раз столкнулся с ним в коридоре, еще тогда поразился громадной сумке соседа в которой он, пыхтя и чертыхаясь искал ключи от входной двери. Из нее торчали уложенные навалом головки бутылок с виски, водкой, текилой и не менее десятка упаковок с пивом, плюс несколько блоков сигарет.

Сосед, продолжая что-то недовольное бубнить себе под нос, продолжая выставлять бутылки в поисках ключа, без каких-либо эмоций сразу пригласил его в гости. При этом его взгляд и поведение не выражали ни радости, ни удивления. Так обычно говорят с человеком, которого знают всю жизнь.

Тогда Сергей отказался сославшись на срочные дела. А вчера, когда он измотанный за день, возвращался в снимаемое жилище, сосед перегородил ему дорогу и протянув похожую на ковш экскаватора, каменную, мозолистую ладонь, представился.

- Душан. Душан Брегович. Давно дожидаюсь. Дохну от скуки. От всего сердца, предлагаю зайти. Посидим, поболтаем... А заодно и познакомимся...

Он очень твердо смотрел на Платонова, по его нависающему виду и заполняющей все остальное пространство фигуре, было видно, что отрицательный ответ его не устроит.

- Мне хотелось бы принять душ, я весь пропылился за день.

Сергей попытался уйти в сторону от назойливого радушия и гостеприимства. Тем более, о чем с этой скалой можно было говорить?

- Всем хотелось бы в душ, я и сам не прочь, - перегораживая ему пути к отступлению, загудел чему-то обрадованный сосед. - Но понимаешь, друже. Воды, до завтрашнего утра уже точно не будет, аварийная бригада чинит. Но у меня есть НЗ, а это пару ведер прекрасной, прохладной воды. Если тебе хочется водичкой на себя побрызгать или скажем, освежиться - добро пожаловать.

Он широко распахнул дверь. Серега насмотревшись на жизнь гомосексуалистов и наслушавшись разных намеков в свой адрес, поначалу засомневался, а потом махнул рукой. Ну, никак этот громила не был похож на тот образ утонченного гея из артистической среды, образ которого можно было легко себе представить, стоило посмотреть по сторонам. Или вспомнить, что именно в этой квартире, еще несколько дней назад проживала такая пара.

Переступив порог жилища, еще несколько недель назад служившего местом жительства и храмом своеобразного творчества изящных и томных представителей формально-параноидального абстракционизма, как сразу стало понятно, что гнездышко райских птиц, где под скрип дивана, создавались творения воспевающие поэзию метафизики и безграничную чувственность космоса, превратилось в грязную и вонючую берлогу медведя-шатуна.

Что говорить?

Все было очень запущено.

Трезвость, здоровый образ жизни, утренняя гимнастика, обезжиренный йогурт, все это отсюда безжалостно изгонялось и преследовалось.

По всем видимым и скрытым от пытливых глаз признакам, в берлоге вопрос о спасении души не стоял. Разврат, неверие и скверна - сопровождали живущего здесь. Сколько не всматривайся, сколько не крути башкой, но там даже иконки не было.

Впрочем, не будем отвлекаться от плавной и стройной линии нашего повествования.

Душан подвел его к двери, за которой, как видно должна бала находиться ванная комната. Ни заклинаний произносить не пришлось, ни плечом выбивать. Он толкнул дверь и она с противным скрипом, медленно и неохотно отворилась.

Этот штамп со скрипучей дверью, часто используется в разных кинематографических страшилках. Там, дверь всегда открывается со страшным скрипом, готовя зрителя ко встрече с прекрасным, в виде разложившихся мертвецов или ситуации неожиданностей. При которой главный, положительный герой садится с облегчением на унитаз... Внезапно - резкая, барабанная дробь... Крупно - счастливая улыбка на лице сидящего доказывает, что присел-то он во время.

Барабанная дробь продолжает нагнетать испуг и удерживать внимание...

Даже те, кто в задних рядах кинозала занимался черти чем и те отвлеклись, и непонимающе смотрят на экран... Еще мгновение, еще немного натужливого напряжения и наступит пароксизм страсти и очищения от всего накопленного...

В этот самый момент... О, Боже... Нет, нет... Этого просто не может быть.

Скользкая, зеленая рука, хвать за отвисшее и тянет вниз. Б-р-р...

Этими безотказными, но поднадоевшими внешними приемами, грешат не только в Голливуде, где нет дела до внутренних переживаний героя, но и прогрессивные кинематографические державы: Монголия, Македония и Беларусь. Нет, нет, а и скрипнут.

Так. Все же. Что там, по поводу двери?

Скрипит?

Воспользуемся и мы этим приемом. Дверь отворилась... Но ни запаха тлена, ни даже носочно-чесночных ароматов за ней не было. Все как и всюду.

- Здесь у меня вода, можешь мыться сколько захочешь.

Душан ободряюще подмигнул своему гостю выгоревшими на солнце ресницами. Сам, судя по художественному насвистыванию, шелесту газет и звяканью стеклянного, занялся сервировкой стола и расстановкой угощения.

* * *

Если бы Сереге и хотелось забраться в ванну и вылить на себя ведро воды, он, при всем горячем желании и стремлении к этому, вряд ли смог осуществить задуманное. По одной простой причине. Ванна была доверху заполнена пустыми бутылками. Он остановился в нерешительности, раздумывая над проблемой. Ему сразу уйти или все-таки поблагодарить нанимателя этих роскошных апартаментов за розыгрыш и радушный прием. Через плечо заглянул хозяин пустых бутылок и беспорядка. Казалось его такие мелочи вообще не смущали.

- Да, непорядок... Дежурный по конюшне будет наказан самым строгим образом, - после этого затрясся в приступе хохота радуясь удачной шутке. - Ну и черт с ним... Три раза сходит вне очереди в ночной рейд, будет знать в следующий раз... Давай я тебе полью прямо из ведра, как в полевых условиях. Подставляй лодочки.

Он без всяческих видимых усилий, на указательном пальце поднял ведро и поддерживая его за дно другой рукой, стал тонкой струйкой, бережно сливать воду на руки смущенного Сергея.

- Ты, не представляешь себе, сколько раз я был в таких ситуациях, когда не то, что руки вымыть, напиться вволю не удавалось, от жажды с ума сходили. А мы вот руки моем, лицо споласкиваем. Выливаем воду в канализацию... Странно как-то... Для меня, необычно до сих пор... - он прекратил лить воду, уставился взглядом куда-то выше головы и по выражению его глаз было понятно, вместе с воспоминаниями он был далеко. Потом странно ухмыльнулся. - А мухи на кровь так и летят, разжиревшие, наглые...

Сергей, устыдившись расточительности, прекратил свои гигиенические изыски. Вытер руки и лицо, прямо скажем, полотенцем не первой свежести и даже не второй. После этого, кривя нос от запаха оставленного полотенцем на его лице и руках, заглянул в комнату.

Радушный добряк, исполняющий роль хлебосольного хозяина, уже “танцевал” вокруг стола. Радостно клекоча и потрескивая, он занимался хорошо знакомым делом, откупоривал бутылки. Заходя с разных сторон стола, осматривал созданную композицию. Прижигал от дымящегося окурка очередную сигарету. Расставлял стаканы. Что-то из бутылочного построения менял местами. Отходил в разные углы комнаты, оттуда осматривал посаженный стеклянный сад, после опять возвращался к месту основных действий. Подправлял, разглаживал...

Его хаотичные телодвижения издали напоминали ритуальные пляски вождя дикого племени перед тем, как он созовет своих воинов отведать мяса жертв, отданных ему на заклание.

В конце концов, он, как художник, желающий охватить созданное полотно одним взглядом, отошел от стола на несколько шагов назад и потирая руки от увиденного, удовлетворенно крякнул. Бережно взяв с края стола бутылку, щелчком среднего пальца свинтил пробку и резко опрокинув горлышко, сунул его в стоящий стакан.

Набуравив полный стакан, протянул его Сергуньке, даже не удосуживаясь поинтересоваться у гостя, что он будет пить? Как видно, для распорядителя банкета таких тонкостей не существовало. Выпивка она и есть выпивка, и ни к чему задаваться лишними проблемами. Жидкая, крепкая, пахнет спиртом - чего еще?

Себе он налил также и столько же. После чего, чуть привстав с кресла, торжественно произнес.

- Познакомимся по настоящему? - он вопросительно посмотрел на своего гостя. - Меня зовут Душан.

- Сергей, можно короче, Серж, - подняв тяжелый стакан, несколько обескуражено представился тот.

- За знакомство, как за павших боевых товарищей и еще за любовь, надо пить стоя и до конца, не оставляя ни капли.

Со значением выдохнул такое длинное предложение Душан и легко, для казалось грузного тела поднялся, и стоя, в три глотка осушил стакан. После запустил свою пятерню в огромную коробку из под какой-то бытовой техники, в которой сейчас, доверху были насыпаны соленные орешки. Выудив приличное количество этого странного продукта, смачно и хрустко стал их перемалывать своими мощными, как и сам, челюстями.

Вздохнув, как бы подчиняясь, гость последовал призыву и примеру хозяина. Давясь и морщась, он также выпил до дна, но, видать с непривычки водка попала не в то горло, отчего закашлялся. Горло обожгло, выступили слезы.

- Ну, вот и трех минут не прошло, как я уже довел тебя до слез, - засмеялся хозяин балагана. - Пивком, пивком пробку проткни.

Громыхал счастливый Душан, успевая грохнуть пострадавшего пятерней по спине, подать лихо откупоренную банку пива и еще раз черпануть своей ладонью-ковшом пригоршню орехов.

Залив обожженное горло пивом и промокнув закипевшую слезу, тот кое-как успокоился. Отдышавшись, окинул взглядом комнату. За последние полчаса ничего нового в ней не появилось, но одно несомненное изменение все же произошло, она стала гораздо уютнее и светлее.

Его внимание привлек застекленный шкафа, доверху набитый самыми разнообразными книгами. Странность заключалось в том, что до выпитой “огненной воды” его не было. Пришлось подняться и сходить пощупать его - не фантом ли случайно возник от водочного кашля. Все было реальным. Он подозрительно глянул на Бреговича. Тот мгновенно встрепенулся.

- Это не я... Я не... Не мое... Разве я похож на читателя всей этой ерунды?

Он начал искренне оправдываться, пологая чтение делом недостойным настоящего мужчины, и, как бы отвечая на немой вопрос.

- Это от прежнего владельца комнаты осталось. Я не выбрасываю, все как-то веселее.

В подтверждение правдивости сказанного, он снова доверху наполнил стаканы. Сергей, чувствуя, как у него стали каменеть и отказывать конечности, попытался протестовать, но Душан, перегнувшись через колченогий стол, прямо в лицо с обидой спросил:

“Обидеть хочешь?”

Против такого аргумента спорить было бессмысленно и он благоразумно прекратил слабое сопротивление. Легкомысленно отдав себя во власть неуправляемой стихии.

Перед тем, как взяться за стакан, обратил внимание на висящую на стене фотографию, где в светлой военной форме, наутюженный, наглаженный, со множеством наград, в полный рост был изображен его гостеприимный друг, товарищ, а сейчас,когда еще стакан выпьет, то и брат.

- А! Это? - не-то утвердительно, не-то вопросительно хмыкнул Душан, потом приосанившись, со значением произнес. - Это я, перед окончанием службы в парадной форме. Со всеми, согласно параграфа устава, регалиями. Как не крути, а пятнадцать лет своей жизни армия у меня забрала. Не жалею ни грамма. На службе Франции, я честно заслужил право быть ее гражданином. Все без обмана... Вот паспорт... Смотри и завидуй? Все написано.

Он протянул новенький паспорт гражданина Французской Республики и не дожидаясь гостя, махнул содержание стакана в рот. После, насыпав в жменю очередную порцию орехов, аппетитно захрустел ими и расслаблено откинулся на спинку жалобно заскрипевшего стула.

- Да, мечтал я об этой бумаженции. Хотел стать именно французом. Денег поднакопил, хоть сейчас могу бар какой-нибудь или бистро прикупить. То есть, живи и радуйся...

Последние слова он произнес грустным тоном. Как раз радости-то, в голосе слышно не было. Налил опять себе из бутылки, которая стояла ближе к нему, посмотрел на молодого собеседника сквозь прозрачную, янтарную жидкость и вполне трезвым голосом произнес:

- Не нравиться мне без армии. Плохо без нее. Порядка нет. Смысла в жизни нет. Я вот, только пью.., ем.., оправляюсь. Что еще? Телевизор смотрю, - он грустно продолжил. - Не хватает мне размеренности, отвык я от праздной жизни. Ты только не подумай, что я раскис - и вниз... Или жалуюсь тебе. Нет... Ладно, друже, давай лучше выпьем... Выпьем за то, чтобы иметь смысл и понимать, для чего кто-то затеял, эту глупую и быстропроходящую забаву с названием жизнь.

Он поднял стакан, как бы призывая последовать его примеру, с явным намерением осушить его.

Однако, “друже”, к которому он обращал свои простые, но задевающие за живое слова, не выпил, а лишь предостерегающе поднял руку, призывая к вниманию и прося слова для ответной речи.

Поднятая вверх рука тостующего с полным стаканом, замедлила свое решительное движение и в недоумении застыла у губ. Глаза не понимали происходящего. Сергей воспользовался возникшей паузой и довольно нетрезвым голосом, произнес ответное слово, выйдя за рамки отведенного регламентом времени.

- Давай сегодня, мы с тобой побудем умными и не будем говорить о смысле жизни, о том, почему и для чего мы живем?

После такого начала, он с вызовом посмотрел на застывшего Душана. Тот, начинал постепенно приходить в себя, от вопиющего нарушения застольных субординаций. Было видно, что он мучительно раздумывал над тем, как ему поступить. Возразить с мордобоем или промолчать с битьем посуды, и, в финале закрепить свою точку зрения чем-нибудь не обидным, но тоже с мордобоем... Однако Серж не дал ему до конца домыслить возникшую дилемму и продолжил.

- Если нам откроется эта тайна, связанная со смыслом жизни. Тогда для чего, стройным, идущим за нами, колоннам и тем, кто придет им на смену - жить? Тогда жизнь последующих поколений просто утратит смысл. Ты пойми. Если знать - для чего и зачем? Все... - он рубанул рукой воздух. - Катастрофа! Мы сами лишим себя главной прелести нашей жизни - тайны, загадки. Без них, все превращается в обязанность и рутину, а эта трясина нас и погубит... В широком смысле этого слова. Пьем за неизведанное и от того прекрасное.

Душану речь понравилась. Он молча отставил стакан в сторону и протянул руку для поздравительного рукопожатия. Пожав руку сел на свое место со словами:

“Не понятно, но очень красиво. Возникшие сомнения - отменить”.

Они выпили, стараясь особо не прислушиваться к организму. А тот, в свою очередь бурно протестовал против такого с собой обращения, особенно - против тех скотских доз, которые выжигали в нем веру в то, что он человек. Как в таких случаях водиться, организм подчинился грубому диктату и насилию, но затаился накапливая зло, с четко очерченной мыслью - отомстить, и, как можно быстрее.

Организм взялся за реализацию плана мести тут же, деловито решив не откладывать его на дальние перспективы и полки. Поэтому остальную часть застолья, Платонов-младший уже помнил какими-то косматыми клочьями и урывками.

Со стороны ему казалось, даже вернее создавалось впечатление, что чья-то рука, задернула занавес и отгородила сценическое пространство от зрительного зала, в котором он непосредственно и находился, с интересом наблюдая за перипетиями действий главных действующих лиц. А на сцене, скрытой от зрителя, оставшаяся часть постановочного действия, под мелодичные переливы Второй сонаты Шопена, продолжала размерено катиться своим чередом.

* * *

Со вздохом вспомнив вчерашний вечер и уже как-то совсем обреченно смирившись со своим космическим состоянием невесомости, он собрал полученные журналы и понес их соседу.

Подойдя к его двери он был удивлен тем, что оттуда раздавалось веселое, бравурное пение напоминавшее звуки военного марша. Он ожидал увидеть соседа, в виде разобранного на отдельные запчасти туловища, бессмысленным взглядом рассматривающего потолок или уж, по крайней мере, в таком же скверном состоянии, если еще не более худшем, чем он сам. И тут это пение?

Дверь распахнулась, едва Сергей коснулся костяшками пальцев ее обшивки. Душан искренне обрадовался приходу вчерашнего собутыльника. На радостях, крепко пожимая ему руку, он боднул его головой в грудь и хлопнул по плечу. Его голос и поведение говорили о том, что никаких проблем, связанных с завтрашним днем, не существует и мир принадлежит им, веселым и беззаботным. Забирая поданные журналы, он за руку втянул в комнату, вяло сопротивляющегося соседа.

- Да, друже, загадал ты мне вчера загадку. Я уже начал было волноваться, - виновато произнес он. - Немного дозу не рассчитал для тебя... А ты наверное перед выпивкой и не ел ничего? Но слова про смысл жизни и ее тайну, просто здорово сказал, до самых печенок меня пробрало...

Сергей постарался без особой резкости пожать плечами. Помотать головой, ему все еще было тяжело. Какие слова? Какой еще растакой, смысл жизни? При чем здесь пробрало... А Душан продолжал кружить по комнате, занимаясь самым прекрасным, что может придумать мужчина, это воспоминаниями о вчерашней выпивке.

- Но ты все равно, молодец, - уважительно проворковал-проклекотал он проводя рукой по поседевшему ежику своих волос. - Как ты ловко избавился от всего, что мешало тебе жить... Что мешало тебе дышать полной грудью.

На вопросительный взгляд, сбитого толку и смутившегося Сергея он, любовно раскладывая журналы на колченогом столе, напомнил.

- Э, да ты приятель, видать подзабыл как мы классно с тобой отдыхали? - и успокаивающим тоном добавил. - Такое иногда бывает, особенно когда текилу запиваешь пивом. Извини, лимонов не было, да и мексиканцы запоздали с приходом. Но все равно, молодец. С чужими мозгами, но на своих ногах... Еще пожелал мне какой-то “Good night”... Красиво добрался до унитаза и на хорошей морской волне, длинным выдохом, все и сблевал. И ведь обычно в дырку-то не попадают, все мимо наровят... А у тебя все красиво и аккуратно... Будет о чем вспомнить и рассказать приятелям...

Он продолжал живописно рассказывать, как собутыльника элегантно и красиво, выворачивало в приступе рвоты. И так в своем повествовании преуспел, что через минуту образного повествования, его слушателя, как пушинку сдуло с места. Он приземлился у унитаза в привычной позе. Где его опять, пахучим фонтаном, густой, тщательно продезодораненной жидкости, вперемешку с ядовитым, сжигающим нежную гортань желудочным соком вырвало.

- Молодец! Уважаю...

Вдогонку закричал ему Душан, не понимая, что гостя, именно от его рассказов, опять рвет.

Сегодня было уже чуть проще. Появилась вода. Он долго полоскал рот и как-то исхитрился, над ванной, еще более заполненной пустыми бутылками, умыться. Холодная вода принесла кратковременное облегчение. Он вернулся в комнату, где Душан продолжал с восхищением рассказывать о прекрасном и по-домашнему уютном вечере культуры и отдыха.

- ...Ты хоть и уверял меня, что сыт, но коробку солененьких орешков как мельница перемолол, раз и нету ничего. А потом удивил. Удивил по настоящему. Орехи ты запивал вот этой дрянью, - он достал спрятанную за книгами плетенную бутылку от оливкового масла. - Я ее специально решил сохранить, как музейную реликвию. Буду своим ребятам показывать.

Когда Сергей увидел эту бутыль и особенно после того, как прочитал этикетку на ней, к горлу подкатился уже не комок, а здоровенный, сладко-кислый ком, отдающий чем-то сродни, закуски из морга.

Природа образования цунами до сих пор не ясна. Поэтому откуда внутри организма взялся девятый вал, который мощно понесло на незащищенные участки суши, ставшие посмешищем в глазах бешеной стихии - было непонятно.

На это раз, организм расплатился с обидчиком сполна, позволив возмущенной физиологии разгуляться на славу. Из кресла молодого и глупого Платнова, этого любимца и баловня богатой и знатной семьи, катапультировало к унитазу, как пробку из бутылки шампанского.

То что было до этого, было легким ручейком струящимся по тенистой равнине. Сейчас из него извергались струи подобные Ниагарскому водопаду. Казалось, внутренности с ревом сверхзвукового бомбардировщика, вылетали вместе с отходившими водами, с которыми, по мужской невнимательности выплеснули и ребенка.

Долго еще он стоял в затейливой позе “Скорбящей и раскаивающейся Магдалины”, сквозь слезы умопомешательства проклиная всех, согласно длинному списку, но каждый раз, не дойдя и до середины, возвращался к главному мерзавцу и подлецу, к себе.

С большим трудом... С пятой попытки... Все-таки сумел разогнуться и заставил себя разжать страстные объятия, в которых трепетало узкое тельце сантехнического приспособления. В наступивших только для него сумерках, с трудом ориентируясь, где он и для чего его занесло в незнакомую действительность, пошатываясь поднялся...

От всего случившегося и водой пока не смытого, тянуло гнилью и тиной - зеленой и жирной, с элементами химической отравы.

В зеркало смотреть на себе не рискнул, но воду дрожащей рукой спустил. Прочистил Сергей забитый рвотными массами нос и прополоскав в очередной раз рот, смог ясно разглядеть участливо склонившегося над ним Душана. Тот выглядел довольно сконфуженным и смущенным.

- Санитары не понадобятся? - как у тяжелораненого в неравном бою, поинтересовался он.

- Нет, - не то прошептал, не то прошелестел сухими, неподвижными губами, вконец обессиливший Сергей.

- Ну и славно, - подвел черту под затянувшейся дискуссией Душан. - Пошли, у меня против такого горя есть отличное, проверенное средство, примешь его, будешь, как огурчик.

Они вернулись в комнату. На этот раз, Сережа в кресло не сел. Он, как женский чулок, небрежно сброшенный легкомысленной и нежной ручкой, полуприсел, полуприлег в кресло, повторяя все его изгибы и неровности.

Пока он пытался расположиться и принять подобающую его состоянию позу, Душан ногой придвинул к окну столик и поставил на него полный стакан неизвестного “спиртуоза”. Это было именно то лекарство, о котором он так уверенно говорил: “Помогает от всего и всегда под рукой. Рецепт на эту микстуру, можешь выписать себе сам”.

- Я не за этим.

Содрогнувшись в очередной раз, просипел сожжеными голосовыми связками измочаленный Сергей. И в дополнение, указывая на принесенную корреспонденцию, привел серьезный аргумент

- Я твои журналы принес. Возьми их себе.

Последнее предложение прозвучало, как окончательное проявление воли покойного, который будучи уже в состоянии безответственности, начинает раздавать не принадлежащее ему имущество.

- Спасибо, друже!

Душан взял журналы в руки, посмотрел на них непонимающе, мол, для чего это все и небрежно швырнул их на диван. И уже совсем не к месту, добавил.

- Ты знаешь? Очень ты мне понравился. И выдержка в тебе есть и стойкость. Хотел бы я иметь такого брата.

Сергей, сквозь пудовые ресницы, отказывающиеся подчиняться их владельцу, мог только созерцать мир. Правда, для иронии над собой, силы у него нашлись.

- Выдержка...

Он попытался улыбнуться, но лучше бы он этого не делал, так как лицо пришлось возвращать в первоначальное состояние, при помощи рук, растрачивая при этом впустую последнюю энергию.

- Выдержка - это из разряда коньяка или водки?

Душан почувствовал подвох, и, чтобы не показаться совсем уже дураком, коротко заметил:

“Ты меня понял правильно.”

После, подняв стакан и перед тем, как опрокинуть его в глотку с сомнение в правильности своих действий спросил:

- Ты, точно не хочешь?

Сергей, в подтверждении своих окрепших антиалкогольных принципов, убедительно накрыл стакан ладонью.

- Тогда, хоть пивка сербани, - радушно предложил Брегович. - Оно у меня холодненькое. Увидишь, сразу полегчает.

- Нет. Спасибо за хлопоты, - он поднялся, чтобы уйти.

- Подожди.

Душан поднял руку в стиле римских правителей собирающихся произнести важную речь в Сенате. Он кашлянул.

- Ты сам видишь. Я тоже здесь загибаюсь. Поэтому и предлагаю, пошли в армию запишемся. Обещаю, твои проблемы, из-за которых у тебя в этой жизни столько непонятного и.., ты вот переживаешь, волнуешься.., закончатся едва ты вольешься в дружный армейский коллектив... единых мышленников. Нет... Да... Единомышленников.

Чувствовалось, оратор пытался быть убедительным.

- Ты себе представить не можешь, как у нас в армии хорошо, - он мечтательно понизил голос, собираясь, как видно сообщить, что-то уж совсем интимное из армейской жизни. - У нас так хорошо... Так хорошо... У нас кормят по норме и... Много еще остается... У нас ходят строем, с песнями... То есть.., в общем.., ты понимаешь, очень много умных людей. Типа меня...

Сергей недоуменно пожал плечами, слегка опешив от такого предложения. Он сегодня вообще плохо, что понимал.

Из более-менее знакомой, полубогемной жизни, переступить несколько десятков социальных ступенек вниз. Стать, что называется куском пушечного мяса, который война безжалостно перемалывает в своей мясорубки и выбрасывает в виде удобрений для полей и будущих тучных урожаев? Нонсенс! Парадокс! С другой стороны, появлялась возможность испытать новые впечатления... Только, какие?

Ох, как тяжело думается в таком измордованном алкоголем состоянии.

* * *

Старый солдат не почувствовал горячего желания Сергея последовать его призыву. Мало того, он увидел - о, ужас - сомнение в его глазах. Такого непонимания прекрасных перспектив, он совсем уже перенести не мог.

С неподдельным жаром, вставляя незнакомые для собеседника слова и виртуозно пользуясь ненормативной лексикой, стал рассказывать о жизни в дружной армейской семье с такими красноречивыми подробностями и так крича и жестикулирую, что Сергей, дабы успокоить разбушевавшегося уже не добряка-пропойцу Душана, а капрала Бреговича, махнул на все рукой, подчиняясь всевидящей судьбе.

Конечно, если бы в голове не было этого шума и от каждого удара крови по барабанным перепонкам, мозги не закипали возмущением и болью. Если бы в его, липком на ощупь теле, не было этой неприятной предательской дрожи и желания умереть. Если бы всего этого не было.. Без всякого сомнения, он бы отказался. Отказался не задумываясь и ни минуты не сомневаясь в принятом решении. Но вид бравого вояки, с его неунывающим и примитивным восприятием жизни, с его непоколебимым оптимизмом, заставили Сергея в знак согласия махнуть рукой. Головой кивать пока не получалось.

- Если жизнь берет тебя за яйца, возьми и ты ее за что-нибудь, - выдал очередную “умную” мысль Душан. - Неплохо сказал, правда?

От гордости за то, что он может создавать такие мудрые афоризмы на его лице расплылась довольная улыбка. Он опрокинул в горло очередную порцию спиртного и рухнул на диван.

На этот раз Сергей кивнул головой, испытав при этом внутри себя весьма ощутимый болезненный взрыв. Он в изнеможении закрыл глаза. Сколько раз он уже делал это сегодня, однако легче не становилось и успокоение не наступало.

- Отставить веселье. Добровольцам-рекрутам убыть в расположение, расположенных личных вещей. Всем выдвинуться для занятия исходных позиций. Начало марш-броска, через два часа.

Приподняв голову, капрал уже совершенно иным взглядом осмотрел пополнение вооруженных сил. Осмотром остался доволен. Замечаний не последовало. Голова рухнула в диванные пружины и уже через мгновение оттуда раздался бравый храп.

* * *

Сергей, не придав абсолютно никакого значения тому, что его, как бы записали в армию, поплелся к себе отдыхать от вчерашнего веселья. По пути бормоча себе под нос, в разных вариациях где-то услышанную фразу: “Чем лучше вечером, тем хуже утром. Чем лучше вечером, тем хуже утром. Чем лучше вечером, тем хуже утром... А чем лучше-лучше, то тем хуже-хуже... Чем хуже, тем лучше... Чем, тем...”

С третьей попытки он открыл входную дверь. Бесформенным, пока еще гражданским мешком, свалился на кровать и рухнул в вязкую паутину полусна, полузабытья...

Через два часа его разбудила тряска и тормошение чьих-то мощных рук. С трудом разлепил глаза. Над ним стоял, уже одетый в какую-то немыслимую маскировочную форму, рослый и уверенный капрал Душан Брегович.

- Ну, что художник, готов? - он с удивлением оглядывал распластанного, как лягушка на препараторском столе Сергей. - Давай, вставай, не задерживай движение. Я уже созвонился с Бизонсоном, нас там ждут. Дыра конечно страшная, но там наш учебно-подготовительный центр. И чтобы успеть засветло, нам следует поторопиться. Ночью дорога может простреливаться бунтовщиками и забастовщиками, а нам неприятности не нужны.

Сергей недовольно поморщился.

- Ну что ты говоришь? Какие в центре Франции бунтовщики. И вообще... Не поеду, не хочу.

Но к таким аргументам преобразившийся капрал был готов. Уверенно потянул Сергейа за рукав, заставил его подняться. Пока Сергей приходил в себе, он продолжал что-то недовольно бубнить себе под нос, обращаясь и к нему в том числе.

- Пошли... Одевайся... Сопьемся мы тут с тобой, погибнем в неравном алкогольном бою... Давай, не тяни гондон - порвется... Не понравиться, пошлешь всех на х.., расторгнешь контракт и все дела... Но французом тебе тогда - не быть... Я уже больше пить не могу. Поедем... Был бы военным, за неподчинение в два счета получил бы сейчас в зубы... Давай дезертир... Одевайся... Вплоть до расстрела...

Сергей, большим усилием воли, чтобы не огорчать добродушного собутыльника, слушая его то угрожающие, то просящие нотки в голосе, поднялся и поплелся принимать контрастный душ.

* * *

Через полчаса, предварительно покидав свое барахло в сумку и сдав консьержу на хранение картины, папки с набросками и пару ящиков со своими вещами, он был готов тронуться в путь.

Под неусыпным контролем воителя Бреговича, они разместились в его необъятном армейском джипе, чтобы через два с небольшим часа, прибыть к черту на рога и появиться у ворот учебно-подготовительного центра Иностранного легиона в Бизонсоне.

По дороге они останавливались несколько раз у арабских кофеен, где пили крепчайшее кофе. К моменту, когда автомобиль остановился у ворот “Legion Etrangere”, оба, на их взгляд, были уже вполне вменяемыми и нормальными людьми.

Дежурный капрал, узнав Бреговича, тем не менее, сдержанно поприветствовал их и указав на стоящего невдалеке высокого плечистого молодого мужчину.

- Вот ведь фафель, ничего не понимает, - с возмущением горячился он. - Что-то говорит, а откуда сам, имя свое - не говорит. Подвези его, а, Душан... Мне кажется это русский... Посылал его куда подальше, так тоже не понимает... Довези до канцелярии... Там разберутся... Объяснял ему, как пройти, не понимает.

Тот, на которого указывали, стоял чуть поодаль в старой, потрепанной куртке, которую, несмотря на довольно жаркую погоду не снимал. У незнакомца было открытое, несколько уставшее и осунувшееся лицо. В руках прозрачный пакет, с выглядывающим из него длинным батоном, бутылкой воды и другой снедью.

Дежурный, вкратце рассказав Бреговичу последние новости легиона, еще раз попросив его подвезти новичка к месту оформления документов.

Брегович махнул рукой, подзывая спокойно стоящего мужчину, и когда он подошел, что-то сказал ему на сербском языке. Тот сдержанно кивнул головой и забрался в машину. Усевшись на заднее сидение, он не торопясь и деловито достал из своего пакета бутылку с водой, пшикнул ею. И когда машина опять заурчала готовясь к движению, он протянул бутылку с прохладной и манящей жидкостью, наполненной огненными пузырьками углекислоты, сперва Сергею, тот блаженствуя сделал пару глотков, после Бреговичу. Оба удивленно поблагодарили. После этого странный незнакомец из того же пакета достал длинный батон, переломил его наполовину и большую часть хрустящего и вкусно пахнущего хлеба протянул Сергею, а вторую Душану. Те опять, почти хором поблагодарили этого удивительного путника, встреченного ими на своем пути. И молча стали жевать этот вкусный и свежий белый хлеб.

Ворота медленно открылись и они втроем въехали на территорию части. Сергей оглянулся как будто попытался запечатлеть тот отрезок гражданской жизни, которую он оставлял у себя за спиной. Но сзади ворота бесшумно закрылись, не оставляя места сомнениям о принятом при странных обстоятельствах решении.


Глава 10
КОЛЯ РЫСАК
ПОБЕГ

Кулибин, тот самый Славка Попов, которого в свое время Рысак вытащил из петли, зря воровской хлеб не ел, он его достойно отрабатывал. Прямо на месте, в промзоне, из подручного материала он смастерил некое подобие аэросаней.

Приспособление было вполне оригинальной сборно-разборной конструкцией. И состояло из двух пар широкополозных лыж, на которые крепился каркас, на него - обычный промышленный вентилятор с увеличенными лопастями и небольшой бензиновый двигатель, с канистрой на двадцать литров.

Конечно, передвигаться на таком аппарате было небезопасно, но когда снега намело по грудь, выбирать особо не приходилось. Правда, в качестве альтернативы, Кулибин предложил - полет на специальном агрегате... Когда объяснял принцип его действия, очень гордился за техническое совершенствование всего человечества.

Тот же бензин, еще более увеличенные лопасти, одевается на спину в виде рюкзака... Первый, пробный полет Кулибин даже намеревался сделать сам. Однако в дальнейшем, никаких гарантий сохранения жизни и здоровья покорителей стратосферы, не давал. Потому, что воздушный океан, это такая же дикая стихия, как и все остальные, а как она себя поведет в самый неподходящий момент, он прогнозировать не мог.

* * *

Только проверенные урки знали о готовящемся побеге. И было их, всего несколько человек. Поэтому вероятность утечки информации и связанного с ним шухера, была сведена к минимуму.

Когда все окончательно приготовили. Рысак по обледеневшей канализационной трубе выбрался за охраняемую территорию промзоны. Чтобы иметь преимущество во времени и оторваться от будущей погони, предстояло выйти из первого кольца поиска в течение трех часов.

В комплект любителя антилагерного ориентирования, входило и оружие подготовленное стараниями с воли, все того же Байкала. Имелся старый, но безотказный наган - образца 1895 года.

Наличие револьвертика, серьезно озадачило Рысака. Как-то в молодые годы, ему довелось услышать от одного авторитетного убийцы, следующие слова, что если... Деталей к сожалению сегодня он не помнил. Но, если, то ли в первом акте, то ли по первому году “отдыха на кичи”, на стене... вернее, в тайнике барака висит ружье, то потом оно обязательно бабахнет. Дальше он в деталях не помнил. Запомнилось только, что жертвы будут обязательно.

К оружейному комплекту, согласно описи прилагалась горсть непроверенных патронов. Это хорошо, что их никто не догадался проверять. Из проверенных в случае чего, уже не пульнешь. Имелся универсальный набор ножей, которыми можно было и резать, и пилить, и рубить все, что попадет под руку.

Еще комплектом предусматривалось наличие двух пары запасных лыж. Мешок сухарей, чай и пару килограммов сала. А главное - это специальный комбинезон, выпускаемый только для полярников, годами сидящих на Северном полюсе. На удивление легкий и очень теплый.

Коля оценил преимущества спецобмундирования когда переодевался. Раздевшись до исподнего, почувствовал агрессивное негостеприимство окружающей среды. После этого влез в теплый, согревающий и ласковый микрокосмос. Температура снаружи была, хорошо за минус двадцать, а внутри сухой, мягкий климат, лета Нечерноземья России.

Перспективу ночевки в тайге никто не отменял. Теперь имея такое сокровище, его это не пугало. Прислушавшись к этим совершенно новым ощущениям, осталось только удивиться тому, как запредельно приятным бывает тепло.

Он, встав на лыжи не бросился на хорошо накатанный большак из-за того, что там снега меньше. Нет. Коля углубился в лес, сверяясь по прекрасной карте с теми ориентирами которые были на ней указаны. Казалось, что и погода помогает зеку уйти, оторваться, сбить с толку своих преследователей. Началась легкая поземка. На карте была указана просека ее и следовало держаться.

* * *

Поземка, представлявшаяся в начале, воздушной и легкомысленной балериной, исполнявшей для собственного удовольствия свои балетные па, постепенно перешла к фуэте и практически без паузы, из легкого, эфирного создания, превратилась в мощную и злую тетку, в виде мачехи-метели, которая, через три минуты сбила Колю Рысака с пути. Просека, по которой двигался наш невольный следопыт, вскоре закончилась, но ничего хорошего это не принесло. Перед ним, как лес перед травой, встала сплошная стена деревьев. Не удержался, глянул на часы, е-мое - пять пополудни, всего.

Стало темнеть. Почти на ощупь, он в поисках более-менее нормального ночлега наткнулся на огромный ствол поваленного дерева. Двинувшись к его основанию, обнаружил большую яму в которую без привычки и кувыркнулся. Лучшего места для лежки, ему трудно было представить. Сверху нависшие корни создавали некое подобие каркаса шатра.

Хочешь не хочешь, пришлось раскладным ножом-секачем рубить еловый лапник и готовится к тому, чтобы пересидеть, перехитрить ночь. Он понимал, для того чтобы себя не выдать, он не должен был зажигать костер. А потом плюнув на условности, правильно рассудил, что лучше если погоня настигнет его живым, греющимся у костра, нежели мертвым до стеклянного состояния..

Замерзший и окоченевший труп лучше сохраняется. С первыми лучами весеннего солнца, когда мясцо оттает и приобретет специфический запах, оно будет своевременным ии желанным лакомством для многочисленных лесных обитателей. Он правильно рассудил, природу баловать не стоит.

Нарубив с елок засохших сучьев, в корнях поваленного дерева устроил костерок с привалом. Ночь должна была быть длинной, но без особых хлопот. По крайней мере хотелось в это верить. Углубив яму, сверху на имеющийся своеобразный каркас из корней, уложил еловый лапник. Получилось даже уютно. Наличие навеса или некоего подобия крыши, создавало ощущение жилища. От горящего в ногах огня шло согревающее тепло. Потрескивали горящие сучья. Угольки подмигивали синими всполохами. Глядя на огонь он окончательно согрелся и уснул.

* * *

Он спал и было ему хорошо.

Все от того, что снился ему классный сон. Что-то ласковое и трепетное из детства. По правде сказать такими воспоминаниями его память не была перегружена. Совсем наоборот. Отца, с его сильными руками и терпким мужским запахом, как такового не было и в помине. Хотя биологически рассудив, это конечно нонсенс, но проблема скорее социальная...

Впрочем, дело прошлое. Разговор же ведется о том, что воспоминания из детства, у нашего Коли Рысака носили в основном негативный характер. С периодичностью один раз в месяц, пьяненькая мама приводила очередного папу. Который или лупил своего пасынка смертным боем, или, чтобы малец не крутился под ногами и не мешал любовным утехам, выставлял его на улицу из барачного помещения, в котором у них с матерью была отдельная комната. Такова реальность жизни, мойщицы железнодорожных вагонов.

Когда его мать в редкие моменты была трезвая, а время очередного папы еще не пришло, наступало какое-то просветление во взаимоотношениях между ними. В такие моменты, а он их очень хорошо помнил, она любила петь. Чуть хриплым от курева, но все равно красивым, грудным голосом она тянула мелодию, красивым потому, что это была мама. Мелодия запала в памяти он ее отчетливо помнил... Это было прекрасное время. Никто не стоял между ними. Он ее очень сильно любил, а она прижимала его к себе и шептала, шептала добрые и ласковые слова. Зарывшись носом ей под мышку, вдыхая материнский запах впитавшийся в память каждого, кого мать кормила грудью, тихо плакал от счастья и покоя...

Вдруг, в его сне произошла резкая смена настроений. Что-то тревожное и необъяснимое. Он увидел лежащую на железнодорожных путях мать, с отрезанными поездом ногами. Она, задохнувшись в крике от страшной боли, тянула к нему руки, а потом поползла, оставляя за собой две широкие кровавые полосы...

В этот момент, он проснулся. Надо сказать, что вовремя. Унты в которые он был обут, лежали в костре и почему-то, на манер “испанских сапог”, сильно сдавливали ноги. Но это было полбеды. Добротная и теплая обувка готова была загореться. Однако и это были мелочи, в сравнении с тем, как сильно болела голова, тошнило и во всем теле ощущалось слабость. Все признаки отравления угарным газом были налицо.

Убежище, которое он соорудил для ночевки, ради тепла и комфорта. Могло стать удобной консервной банкой, полной еды и других удовольствий для лесных обитателей.

Большим усилием воли он заставил себя выбраться из рукотворной могилы и лежа на краю ямы, попытался отдышаться. Несмотря на специальный комбинезон, холод все-таки заполз под теплую подкладку.

Снегопад усилился и по все народным приметам должно было наступить потепление. Но его не было. Глянул на часы, спал всего два часа. Перед глазами болталась мутная занавеска. За глазами - белесая пелена и темень. Чтобы не замерзнуть на поверхности, следовало себя срочно занять полезным делом.

* * *

Пошатываясь, ругая себя и благодаря сон, после которого пришлось проснуться, он решил протопить берлогу в которой лежал. Имеющимся секачем, со ствола упавшего дерева стал рубить толстые ветки и сучья. В яме продолжал тлеть чахлый костерок. Снег растаял и влага частью испарилась, а частью впиталась в оттаявшую землю. Срубленные сучья бросались для поддержания огня и разогрева ямы.

Пока он отвлекал себя сбором хвороста профилактической трудотерапией, тошнота и слабость несколько притупились, но окончательно не прошли. Он, сидя на краю ямы опять уставился на бушевавший внизу огонь.

Несмотря на грандиозные успехи цивилизации, по искоренению из нашего нутра первобытных инстинктов, что-то от дикарей в нас безусловно осталось. Где-нибудь робко затеплиться пламя и мы, как в сомнамбулическом сне, уже тянемся туда... И сидим, и смотрим на огонь...

Рысак смотрел, смотрел на то, как огонь играет с древесиной, а потом взял и без всякого удовольствия закурил. Вот, что значит завораживающая сила огня.

Есть не хотелось, а заставлять себя было не в его правилах. Время вплотную приблизилось к полуночи. Мороз усиливался. Для того, чтобы не обморозить лицо, он натер слегка разогретым куском сала лицо. Так в ГУЛАГе, на открытых пространствах Норильлага, поступали опытные зеки и ему передали эту немудреную науку.

Потом разогнул прихваченную на всякий случай, сплющенную банку из под повидла. Натрамбовал в нее снега, хорошенько растопил и натрусил туда слегка заварки. Хотел он эту банку выбросить, чего зря лишний груз тягать? Все же поразмыслив, оставил и сейчас был этому весьма рад.

Чифирь варить не стал. Заварки было на так уж и много. Еще неизвестно, сколько ему придется скитаться и бродить по тайге, прежде чем он выберется в указанное место. Приходилось чаек расходовать экономно. Его ведь заваришь, горяченького попьешь, он и согревает, а когда есть хочется, и желудок обманет. Незаменимый продукт. Как раньше люди без него обходились?

Попытался он под такие сладостные размышления выкушать чаю, но выплюнул. То ли этой банкой машинное масло черпали, то ли битум в ней варили, не разобрать. Темно в округе-то. Но то, что получилось и то, что он щедро отхлебнул и проглотил, очень напоминало ощущение питья заваренной промасленной тряпки в подогретом керосине.

Выплеснул. Зло отбросил от себя банку. Потом, правда жалел. Главное ведь не запах и вкус, а то, что был чаек горяч и согревал застывший организм изнутри. А на эти органолептические условности, можно было даже внимания не обращать.

Кряхтя и чертыхаясь полез искать отброшенное. Нашел посудину. Опять натромбовал снега и поставил на огонь, пусть выкипает и выгорает со всех сторон.

Спускаться в раскаленную горевшим костром яму он не стал. Полулежа, полусидя на ее краю и рискую свалиться вниз, сперва острой палкой, а потом ножом, тщательно перекопал образовавшиеся угли с песком. Проверил как мог, не осталось ли горящих угольков. Вроде бы не было. Застелил горячий песок нарубленным еловым лапником. Лег в это душистое хвойное марево. Оставшейся хвоей сверху завалил себя. Выставив наружу только нос и уже не опасаясь угореть, уснул в этой пахучей, теплой и мягкой постели до утра.

На этот раз ему не снилось ничего. Хотя могла бы представиться веселая картинка... Про карусель... Дрессированных собачек... Как сейчас они гавкают. Как весь лагерь строго режима, стоит на ушах... Все бегают... С ног сбились... Его ищут... Опять “ЧП”. Пропал, растворился “законник”...

Но снов не было. Намаялся он бедный за день, наломался, а потом еще и траванулся угарным газом. Чуть богу душу не отдал. В общем спал крепко и здорово. И было ему от этого - счастье.

* * *

Проснулся добродушный и симпатичный Коля Коломиец довольно поздно. Однако пробуждение было не такое, как у всех, со звуком горна или ударами молотка о рельс. Его разбудила навалившаяся сверху тяжесть, не позволявшая ни вздохнуть, ни пер... выдохнуть.

Кто-то, сидя на нем верхом, пытался придавить его своей огромной массой к родной земле. Этот неведомый недоброжелатель, не давал возможности пошевелиться и просто нормально дышать, перед подступавшей смертью.

Стараясь не показывать того, что пробуждение наступило. Рысак не открывая глаза и делая вид, что по прежнему спит с крепким сном в обнимку. Осторожно взвел курок, лежащего в кармане комбинезона нагана. Приоткрыв глаза он попытался резко вскочить, сбрасывая с себя того кто давил к земля и одновременно выхватывая из под комбинезона оружие.

Глухо грохнул выстрел.

Спросонья соображалось плохо. Резкая, обжигающая боль с внешней стороны бедра, почти мгновенно привела его в чувство. Несмотря на боль в ноге, разбрасывая и срывая с себя все, что посягнуло на жизнь и здоровье, он вскочил...

Ударившись башкой о выступающий из земли корень, рухнул, на исходные позиции. Легче от удара не стало.

“Облегчение придет позже” - думалось ему среди танцующих вокруг головы звезд и звездочек.

Сквозь созданные им снежные завихрения, и покалывающие прикосновения снежинок, осмотрелся вокруг более внимательно. Яма как яма. Сверху нависают еловые лапы. Рядом никого не было. До него стало постепенно доходить...

Смелая и отчаянная борьба велась со снежным сугробом, который за ночь намело ему на грудь...

Хорошо, ребята, что рядом с Рысаком в этот момент нас не было. Мат стоял такой густой и многоэтажный, как будто разом, весь Ильюшинский райотдел милиции, вышел в рейд на поиски самогона.

Кроме обиды и мата, нестерпимо болела нога, которую он сам себе и прострелил, когда пытался рывком выхватить из кармана наган.

Делать нечего, пришлось констатировать - день начался не лучшим образом. Правда, обнадеживало то, что его ждал новый аттракцион, сам по себе простой и не затейливый. Чтобы осмотреть рану, необходимо было снять комбинезон. На морозе, во время непрекращающегося снегопада, это было достаточно проблематично. А что делать? Умеешь бороться с сугробом - пуляя себе по ногам, осваивай и стриптиз для пеньков и обрубков. Как говориться - постигай секреты мастерства.

Уж как он только не выворачивался. Как не крутился. А на изнеженное, наколками продырявленное зековское тельце, проклятущий снег все равно: падал и колол, колол и падал.

К счастью, рана была ерундовая, пуля прошла по касательной. Но крови тем не менее натекло достаточно много. Кое-как он смог ее остановить. Убедившись в том, что ее сворачиваемость была прекрасной, чистым снегом оттер рану и вывернув штанину на изнанку почистил то, что натекло во внутрь. Замерзшими, непослушными руками, в душе обозвав себя не самыми благозвучными эпитетами, натянул на окоченевшее туловище, остывший и влажный комбинезон.

Снегопад не только не прекратился, а казалось еще более усилился. Складывалось впечатление, что наверху, понимая скорое приближение окончания зимы, решили напоследок побаловать лес и землю бесконечным, снежным покоем. Слов нет, красота зимнего сурового леса была величественной и бесконечно прекрасной. А когда у тебя в руке заиндевевший сухарь, а к нему шматок доброго сала, поневоле возникает тяготение к символико-философской обобщенности, предстающих сквозь снегопад видений и образов.

Поев сала, расхрабрившись и испытав пищевое наслаждение, он с ходу решил двинуться дальше. Но чтобы не пороть горячку, перед дорогой решил напиться чаю, а заодно и хорошенько согреться, так как, что-то его стало знобить. Снова началась эта песня с дровами: нарубить, наломать. Снег растопить. Это хорошо, что был бензин, плеснул на полешки и все горит. Без него пришлось бы худо.

Когда в той же яме где он спал, опять заплескался и затанцевал огонь, с треском шипя и облизывая толстые сучья, вернулась уверенность и вера в то, что он сумеет отсюда выбраться. Держа банку между двух веточек, отхлебывая уже нормальный напиток, Коля пришел к выводу, “...горячку пороть не стоит. Снегопад следует переждать здесь”.

Чтобы убить время и занять себя хоть каким-то делом, он, проваливаясь в снег по пояс, стал собирать толстые сучья и ветки. Ближе к обеду, на ночь нарубил еще больше лапника. Понравилось ему спать в таких комфортных условиях.

* * *

Неделю он пережидал снегопад. Яма, в которой он спал уже была основательно обжита. Однако последние три дня, пришлось обходиться без еды и жить впроголодь. И сало, и сухари закончились. Вернее их остатки утащили волки. Стая как видно пришла на запах мочи, крови и... Что говорить? Много всяких других запахов имеется рядом с местом обитания человека...

Волчья семья состояла из семи особей. Они атаковали его в вечерних сумерках. До этого ночью, расположившись неподалеку они развлекали окрестности своим воем. По-видимому давали понять другим стаям, что присмотренная добыча принадлежит только им.

Внутренне Рысак чувствовал возможность такой атаки. Находясь в диких условиях, он смог быстро адаптироваться к ним и стать их частью. Поэтому когда серые тени затанцевали вокруг ямы, готовность к этому у него была.

Как не хотелось выходить на неравный бой, но пришлось. В яме спрятаться было нельзя, там полыхал жарким пламенем огонь. Он пытался отпугивать их горящими ветками. Но видно волки были не настоящими. Мутанты, породненными с домашними собаками. Их такие фейерверки перед мордами, совершенно не пугали. Как не крутился, как секачем не отмахивался, а повизгивающее от нетерпения и голода кольцо нападавших становилось все уже. Все плотнее охватывали они его одинокую и незащищенную фигурку.

Вцепились в него, сразу три волка. Главное было удержаться на ногах, не оказаться на снегу. Потому что, как только эти трое, свалят вкусную добычу с ног, остальные четверо, до поры до времени, стоящие в десятке метров от основного побоища, но тоже с хорошими зубами и таким же аппетитом, уже готовы вцепиться в свежее и полезное для рациона лесных хищников мясо.

Доставая наган и расстреливая в упор в живую природу, в первую очередь он спасал свою жизнь. Когда потом, только на минуту... На одну единственную минуточку, ему представлялось, что он мог не успеть или не суметь достать оружие. Скажем, если бы один из волков вцепился в левую руку и заблокировал ее... Ему становилось не по себе.

В отличие от львов или тигров, которые предпочитают перед тем как приняться за еду, свою жертву все таки придушить. Волки, да вообще все псовые, такими мелочами себя не утруждают. Кушают мясцо, коль скоро оно таковым является, в живом виде. Орущее, мычащее и кричащее от боли. Звуки исходящие от пожираемой жертвы, их не отпугивают, а придают дополнительное желание, наконец-то наесться досыта.

Как и предупреждал его, умудренный опытом уголовник, оружие в последнем акте все же грохнуло.

Только вопрос, был ли этот акт последним?

* * *

Страстное нежелание оказаться в биологической цепочке в роли корма или пищевой добавки к скудному волчьему рациону, придавало Рысаку дополнительные силы, в борьбе за это... За свою жизнь.

Наличие огнестрельного оружия и человеческий разум, предрешили результат встречи в пользу Коли Коломийца. Хотя комбинезон, серые твари порвали и испортили напрочь, зато жизнь сохранить удалось и ничья у них не получилось.

Подранок поскуливая, пытался уползти вслед за убежавшими собратьями. Адреналин в крови у Рысака перепрыгивал все возможные пределы. Подойдя к нему поближе и с одного удара распоров ему секачем брюхо, решил его не добивать. В таком состоянии выпустил скулящее существо, за границы предполагаемой ареала.

Волк уползал вслед за представителями своей стаи, таща за собой длинный шлейф своих кишок и крови. Но добивать его злой человек все равно не стал. Цель была одна, подыхающий хищник своими предсмертными хрипами, должен был отпугнуть и отвадить остальную часть хищной стаи от этого места. В сторону уползающего матерого волчище, он оттащил еще две серые туши.

Несколько позже, выкурив подряд несколько сигарет и продолжая дрожать от нервного перевозбуждения, обратил внимание на неладное. Пока он беспорядочно тратил боезапас, кто-то из дальнего круга нападавших, утащил мешок, в котором находились сало и сухари. Там же лежала и чайная заварка.

Идти в метель на поиски того, что могло остаться от волчьего пиршества, он не рискнул. Понимая, что в таких условиях можно было и заблудиться.

Несколько дней после этого он провел очень не спокойно. Волки не ушли, а продолжали крутиться вокруг человечьей ямы. Каждую ночь пугали они его своим жутким воем. Справляя таким волчьим образом, свою жуткую тризну по убиенным...

В эти несколько ночей, Рысак вообще глаз не смог закрыть. По ночам дежурил санитаром леса, на охране своего здоровья. Во время вынужденного бодрствования все время повторял: “Сомкнешь глаза на лице, сомкнуться волчьи зубы на шее.”

Вроде помогло...

Когда он увидел, что снегопад прекратился и вслед за ним наступило некоторое потепление. Нераздумывая ни минуты, он тут же оседлал свои “самоходные лыжи” и рванул от этого гиблого и голодного места. Кроме голода и бессонницы, стали его посещать и разные видения. То, Данила Белокаменный поднимается из кучи, в которой лежал и предлагает горсть дерьма в обмен на его жизнь. То, гебешный Иван Петрович, став похожим на Ленина, подойдет, посмотрит с прищуром, покачает кепкой на голове и пойдет себе мимо...

Не сказать, что уж совсем трусливо покидал обжитое место Коля Коломиец. Но делал это очень поспешно. Торопясь и не оглядываясь.

Три дня добирался он до точки сбора, удобно указанной на карте. Несколько раз ловил себе на мысли, что ее-то, имеется ввиду мысли, и нет вовсе... Есть только животный страх заблудиться.

В такие тягостные моменты, как правило задумывался, начинал отчаянно крутить головой и проваливался в какую-нибудь яму или натыкался на скрытую снегом ветку. Невнимательность заканчивалась сломанной лыжей и ощущением, перелома конечности. К концу пути пришлось двигаться пешим строем. Капризом это не было. Просто он сломал не только лыжи, но и сам самоходный аппарат. Раздолбенил в лоскуты и мелкие брызги. Чудом не сломав при этом себе шею...

* * *

Когда он ввалился на заимку, где его одиннадцатые сутки дожидались люди Байкала, они испытали ощущение близкое к шоку. Узнать, в грязном, голодном, израненном, прокопченном от многочисленных костров Рысака, было сложно. Зрительные впечатления этими внезапными эффектами не заканчивались. Кроме того имелись и многочисленные внутренние дефекты, скрытые изодранными лохмотьями.

Сочились сукровицей раны, полученные в боях и падениях на острые сучья. Ослабевшие от недостатка еды и отсутствия витаминов десны - гноились и кровоточили. Пальцы и лицо, местами были обморожены, местами обгорели и сбиты до крови. Все тело покрыто кровоподтеками, огнестрельными ранениями и следами волчьих зубов.

Отощал, осунулся. Постарел лет на десять. Короткий ежик отросших волос поседел. Попытался что-то рассказывать, поделиться впечатлениями о зимней прогулке по величавому лесу. Но не сумел, очень быстро заснул, выпив на тощий желудок полстакана услужливо поднесенного медового раствора... Хотели самогона налить, но пожалели. Не самогона пожалели, а Рысака. С голодухи такая роскошь и убить может.

Через четыре часа, как не жалко было трогать героя, пришлось разбудить. Протопилась банька. Ему на пальцах четырех пар рук объяснили: “Туда... Туды, надоть двигать, в мыльню-парильню...”. В конце концов, разобравшись в том, что он ни черта не понимает. Завернули исхудавшее тельце в чистую дерюжку, подняли и понесли.

Долго его парили в бане. Мыли, чистили. Но воздух рядом с ним, без нужды старались глубоко не вдыхать. От него не просто плохо пахло, воняло очень сильно. Да и отравиться, не ровен час, можно было. Общими усилиями отмыли, отодрали наслоившееся и накопленное.

Потом он двое суток спал. Потом ел, как не в себя... После еды долго мучился расстройством желудка... И все равно ел... После лечился, ложками потребляя толченный древесный уголь.

Иногда бросался всех обнимать... А то... Вдруг... Ни с того, ни с сего захохочет, заухает... И хотя вокруг него была не пацанва зеленая, но и им, много повидавшим в жизни, жутковато было находиться рядом с ним...

Один местный специалист - Вася Ноготок из своих, из бродяг. Как-то по знакомству и направлению участкового, проходил обследование в психушке по поводу хронического алкоголизма. После этого считался большим докой в психических делах. Послушал, посмотрел Николку и сказал, как отрезал:

“Все само пройдет, зарубцуется. Но рецидив - возможен”.

При этом нахмурившись, глубокомысленно поднял палец.

* * *

Пока Коля отъедался и отсыпался, все необходимые документа были выправлены с учетом его нынешнего состояния. Братве в принципе такие действия были совершенно по силам. При чем, все документы были подлинные и безупречно легальные. Для этого паспортистку никто электрической розеткой не пытал и детей начальника ОВИРа школьным выключателем, не запугивал. Просто на необъятных просторах России-матушки, уже при нашей жизни, появились целые районы где мэрами и главами районных администраций были свои, не в переносном, а в прямом смысле этого слова, уважаемые и “авторитетные” люди. По три-четыре ходки имели. Серьезные, живущие “по понятиям” люди. Документы шли оттуда.

Для красоты изящного словца, следует признать, что этими возможностями из-за всякой ерунды не злоупотребляли. По самой простой причине, чтобы “не спалить” живительные источники легальных документов. По этим бумажкам - живые, числились по спискам закопанных в сырую землю, а мертвые, согласно документику с печатью и приклеенной в уголочке фотографии, были как приснившийся Ленин - живее всех живых.

О том, что у него уже был комплект выправленных и разукрашенных конторой “ксив”, он своим приятелям решил не сообщать. Зачем душевных людей расстраивать по пустякам?

Правильно. Незачем.

Тем более, там и фамилия будет другая.

В связи с тем, что во всех городах и поселках, а также на основных автомагистралях имелись скверные фотографии Рысака с описанием славных вех героического пути. Воры решили зря не рисковать и отправить его в обходной путь. Хотя чего бояться? На фотографиях ориентировок по розыску и задержанию - это одно лицо. В жизни же, это был совсем другой человек, соответственно и лицо иное. Другое дело, а ну как нервы у правильного вора не выдержать и он, увидев мильтона сначала, больше для порядку посмеется над человеком в форме, а потом начнет его обнимать, в любви признаваться?

На таких казусах, братцы мои, новое поколение борцов не воспитаешь. А не приведи господь, еще и мильтон с нервным расстройством попадется? Возьмет и от радости применит табельную оружию, вместо туалетной бумаги?

То-то и оно! Вопрос?

Поэтому, глядя на то, как Колюнька временно пускает пузыри изо рта. Посовещались и решили не выпускать его в дальние края одного. Конечно, правильнее было не рисковать. Пусть едет, хотя бы до границы с людьми, у которых крепкие нервы и холодная голова. На том и порешили.

* * *

Движение к государственной границе и пересечение священных, и незыблемых рубежей любимой Отчизны прошли спокойно. Вполне возможно, что такое забавное событие произошло от того, что сопровождающие его “быки”, да и сама “persona non grata” - в лице Рысака, были до такой степени “трезвые”, что просто говорить уже ничего не могли.

Во время перехода пограничной и нейтральной полосы, слез невосполнимой утраты и безутешного горя удалось избежать. Впрочем, радостных и триумфальных возгласов от прощания с Родиной, в стиле известного каждому “челноку” и контрабандисту “Полонеза Огинского” - также не последовало.

Чего радоваться? Впереди его ждал неплохой номер в бельгийской гостинице. Там же, доброе пиво, легкие сигареты и доступные женщины - в общем, “Рус - сдавайся комфорту”.

Сегодня всего этого было навалом и на необъятных просторах березовой Руси. Вот если бы его судьба забросила скажем на Кубу, в Северную Корею или в Беларусь, с их особым видением поступательного движения прогрессивного человечества к счастью и здоровью. Вот тогда можно было умыться слезами. А сейчас чего? Европа - она и есть Европа, и, мать ее... - цивилизация.

* * *

Не кирзовый сапог-говнодав, ступил на славную землю Брюссельщины. Только для протокола: На бельгийскую землю наступил отечественный ботинок Коли Коломийца. Под какой фамилией он это сделал нам неизвестно, а для дальнейшего повествования и не важно. Спроси его самого сегодня, он и то вряд ли вспомнит...

- Наступлю на этот пятак, - думал Рысак. - И нет ее, Бельгии вашей, вместе с извечным врагом Страны Советов, штаб-квартирой НАТО.

Отметим для себя за скобками: морально-политическая подготовка вновь прибывшего совка-патриота, оказалась на правильном идеологическом уровне.

Наступил. Осмотрелся. И что?

Много еще места осталось.

Пристально вглядываясь во вражеское окружение, обратил внимание на детали.

Все лопочут не по нашему. И лица у всех не такие. Их лица не выражают злобу и ненависть к первому встречному. Ко второму и последующим, кстати, тоже не выражают. Они почему-то подозрительно всем улыбаются. Открытые, приветливые, глаза виновато не отводят.

Но не это напрочь сразило легкоранимого персонажа.

Больше всего тронуло Рысака, буквально до слез прихватило другое. Западные жители за своими сумками, в которых, мамой клянусь, кошельки лежат - не следят. Бросают их, где и как попало.

* * *

Очень сильно, ну просто даже как-то неприлично сильно, ему захотелось слиться, смешаться с гражданами Бенилюкса. Он уже даже готов был раскрыть им свои братские, славянские объятия и ради этого переквалифицироваться в щипача-ширмача. (Вора-карманника совершающего у доверчивых граждан тайное хищение имущества под прикрытием плаща, полиэтиленового пакета, газеты и т.д.)

Однако планам громадью, не удалось сбыться.

Причина более чем прозаичная. Его с нетерпением (аж подпрыгивал, старый козел) ждал Иван Петрович собственной персоной. Картинка с выставки игрушек называлась “Здравствуй, старый пидорас, борода из ваты.”

Рысак был очень огорчен и не пытался этого скрывать. А вот рыцарь-чиновник из гебе, явно служивший не за страх, а за совесть, радости от долгожданной встречи со своим “крестником” не скрывал и даже... Прослезился от умиления, бормоча и причитая текст из серии “как быстро вырос наш карапуз”.

Тщательно высморкавшись в кумачовый, носовой платок, которым перед этим вытирал слезы, он аккуратно сложил его и небрежно сунул в карман брюк. После того, как карманы приобрели знакомое совково-мешочное очертание, Иван Петрович, или как там его зовут, внутренне собрался и мгновенно приобрел знакомый Колюне стиль общения - жесткий и колючий.

- Ну, во-первых - с приездом. Во-вторых, не делай такие большие удивленные глаза. Мы тебя вели от той самой избушки, где ты отлеживался. В-третьих, мог хотя бы ради приличия, воровская твоя морда, не кривиться от того, что встретился со мной... Вон кафешка, пошли присядем, а то ноги гудят.

Было еще и в пятых, и в десятых... Много еще чего было. Рысак все и не пытался запоминать. Но понял одно, что цель его приезда, из-за начавшейся воровской войны, меняется.

* * *

По мысли Байкала, прибыв на место Рысак должен был заняться объединением разрозненных славянских преступных групп действующих в Западной Европе. С этой целью, вытеснить местных бандитов и создать свой преступный Интернационал, с поправкой на бывшую Страну Советов. С благословения сходняка, возглавить новое образование и подпитывать, с тучных западных пастбищ, отечественный воровской общак.

Идея была правильная и на первый взгляд красивая, но жизнь внесла свои поправки. Новая плеяда воров, из так называемых “апельсинов” захватила главенство в преступном мире. После чего начался очередной передел сфер воровского влияния, короче - беспредел. И если Колюня не верит, - генерал даже горько вздохнул, показывая тем самым, что такого в этом мире, вообще не может быть, - пусть позвонит Байкалу по известному номеру и убедиться.

Делать нечего. Позвонил. Убедился. Приятный женский голос сообщил, что абонент временно не доступен и... отсутствует в зоне... приема. Ну и что?

Старый хрен ни сколько не смутился. Он по прежнему продолжал удивлять романтичного обладателя хрупкой совести, своей посвященностью в планы воров и, кроме всего прочего, давить неустойчивую психику эрудицией, основанной на жульнических приемах софистов.

- А сейчас позвони по местному телефону.

Видя, как Колюня заколебался “колебалом”, с усмешкой спросил:

- Может номерок подзабыл, так ты паренек не сумлевайся, я его очень хорошо помню, - и начал диктовать по памяти.

Самое обидное, для никак не привыкшего к гебешным выходкам Рысака, что цифирьки, старый пенек, назвал тютелька в тютельку, не оторвешь, не придерешься.

Набрали они этот номер, получается, вместе - рука об руку.

Испуганный женский голос сообщил, что хозяина виллы, позавчера, какие-то незнакомые люди предварительно жестоко, у нее на глазах, избив по мошонке (надо же, какие интересные подробности) увезли. А вчера была полиция и показывала сначала фотографии убитого барина... Она узнала обезображенный труп по татуировкам... А потом отвезли ее в полицейский морг, где она потеряла сознание, и, до сих пор находиться в этом состоянии, после того что она увидела... Этот ужас будет ей сниться до самой могилы и даже там, не дай Бог, она будет это видеть... Барин был практически разобран и разрезан на части. А его половой член, которым он так гордился, тоже с наколками и уплотнениями... Которые... Ой, что же это делается... Когда он был жив и пьян давал ей трогать... И она помнит эти твердые шары и фасолины... И другие украшения на нем имелись. Вот этот могучий орган, был зверски отрезан и похищен. Она подписала груду бумаг, опознав в человеческих останках политического беженца по кличке “Мухомор”, а в протоколе называемый - Енков Игорь Николаевич...

Все это было сказано на одном дыхании. Взахлеб и скороговоркой, но общий смысл прослеживался отчетливо.

Собеседница опять залилась слезами. Сквозь горючие потоки можно было разобрать, что ноги ее здесь не будет и поедет она к себе в Калугу к матери. И что лучше быть голодной, чем такое видеть, прости Господи...

Рысаку, даже если бы он умел выражать сочувствие и скорбь, в этот беспрерывный поток слов, даже одним словом вклиниться не удалось. Так как связь тут же прервалась.

- Вот такие брат дела.

Оскалился Иван Петрович подавая газету с заграничными буквами. Он развернул ее на нужной странице и указал на фотографию обычного человека, похожего на отечественного ремонтника. Рядом была помещена и другая фотография, но уже обезображенного трупа.

- Знаешь его? - спросил у Рысака.

Коля неопределенно пожал плечами. Мало ли братвы въехало в зону сытости и спокойствия во время боевых действий Первой национальной криминальной войны. Да и после нее их было достаточно много. Особенно когда стали разыскивать тех, кто чересчур отличился в ходе ее проведения для награждения и всевозможных почестей в их адрес. Почести сводились к салюту... Из специального пистолета, обычно с глушителем и в затылок .

Много народа тогда было вынуждено, под видом чеченских и политических беженцев, поселиться на необустроенных виллах и в неуютных дворцах.

Он всмотрелся еще раз, более пристально. Нет, пути с покойным не пересекались.

* * *

Иван Петрович не унимался, продолжал неуклюжие попытки по косметическому ремонту сознания агента-недотепы... И легкому облагораживанию, недавно вспаханного и засеянного газона. Как раз там где располагалась ума-палата.

Исходя из интересов гуманизма и желания своим рассказом принести хоть какую-то толику радости, он неспешно, прихлебывая кофеек продолжил радовать и удивлять своими познаниями уже начавшего нервничать Рысака.

- Тебя, мил человек, уже усиленно ищут приятели Синонима и Данилы убиенного. Говорят, должок у тебя перед ними. Очень они волнуются по этому поводу. Так мечтают его вернуть поскорее, что ни есть, ни спать не могут. Только об этом и говорят, - он глянул на беспокойно слушающего Рысака и решил несколько обострить. - Двести пятьдесят тысяч долларов обещано тому, кто тебя убьет... И четыреста тысяч, за доставку живым. Представляешь. Доставил тебя и можно уходить из органов, плюнув на выслугу лет и прекрасный послужной список... Все, пенсия уже не нужна.

Колюня к таким рассуждениям готов не был. Мозг дал команду организму, и тот инстинктивно дернулся “на пяту”...

Бежать... И бежать, как можно дальше и быстрее от этого места. Раз уж “контора” решила на нем подзаработать...

Его нервная манера поведения, очень позабавила рассказчика. Он, не только успел перехватить за рукав пытавшегося исчезнуть Рысака, но забыв об элементарной конспирации, стал громко и обидно хохотать.

- Молодец. Прекрасные рефлексы.

Резко оборвал смех. Становясь даже чересчур серьезным и заботливым, стал объяснять перспективы нахождения здесь.

- Тебе следует на время схорониться, а главное - ни с той туфтой, которую мы тебе склепали, а с нормальными документами легализироваться в этом мире. Здесь имеется два простых и эффективных пути. Первый жениться, взять фамилию жены, потом развестись, переехать в другое место, опять жениться и так далее... То есть запутать следы... Но сегодня с этим сложности, да и кандидаток на твою зверскую физиономию краснокожего воина, найти не легко... Второй - поступить в Иностранный легион. Там получить новое имя и новую биографию. Поэтому, сейчас мы с тобой едем во Францию и по дороге решим, что тебе более по душе.

* * *

Они сели в довольно затрапезного вида машину. Кроме потасканного внешнего вида, она еще страдала хронической простудой, дымила, чихала и кашляла.

К неизведанному, но манящему радужными перспективами будущему, тронулись не торопясь По дороге все разговоры крутились и касались, только положительных сторон счастья. Раз отрицательных черт у счастья нет, значит и выбирать ничего другого не стоит. Старый чекист подводил его к простой и незатейливой мысли, на сегодняшний день Легион - это, есть, хо-ро-шо.

К удивлению Рысака, приблизительно через три часа они без поломок и аварий прибыли в город, где находился вербовочный и тренировочный пункт этого добровольного военного формирования.

Прибыть не в мэрию, для обряда бракосочетания, а выбрать незаконное вооруженное формирование, Рысаку пришлось тогда, когда старый чекист, грубо говоря “взял его на понт”.

Он попытался бегло, не очень бегло и совсем медленно поболтать с ним на французском и тут же на английском языке. Вот тогда, он с деланным ужасом спросил:

“Как ты, Коля собираешься с ней, с любимой женой общаться?”

Тот и не нашелся, что ответить.

Тогда повздыхав, чекист рассказал о Легионе. Особо предупредив, что там каждый третий служака, это представитель или выходец из бывшего СССР. И все его непочтительные высказывания очень даже хорошо понимаются.

- В бутылку без нужды не лезь. “На фене ботать” - только в случае крайней необходимости... Или по нужде. Твоя задача, тихо пересидеть лихое время. Живым дождаться изменений и перемен в воровской российской жизни и выскочить в нужный момент, как черт из табакерки, - не отрываясь от дороги переспросил: - Задача ясна?

- Так вору безразлично где, но в армии служить нельзя, - резонно возразил ему Рысак. - Это считается сотрудничеством и пособничеством с главным нашим врагом - государством и его ментовской диктатурой.

- Правильно. Хорошо, что заметил, - он ободряющее похлопал Николку по плечу. - Поэтому, сейчас, для всех ты находишься в частной психиатрической лечебнице, с повышенной изоляцией от внешнего мира. Тебя, судя по всему, в нее уложат уже завтра. Поводом для этого послужит тяжелая аварии и наступившая вследствие этого амнезия, то есть кратковременная потеря памяти. Об этом будет сообщено в местной газете, но не здесь, а в Швейцарии.

После этих слов он замялся, но как бы нехотя продолжил.

Эта клиника вообще-то не швейцарская, а принадлежит... Одному интересному ведомству... Обслуживающий персонал бывшие... Как бы помягче сказать... Бывшие сотрудники дипломатического ведомства, поправляющие здоровье за счет развернутой хозяйственной деятельности и оказанию услуг конфиденциального характера. Поэтому, утечка информации о том, что тебя там не было - исключена.

Рысак и внимания не обратил на те недоговоренности и недомолвки на которых спотыкался его попутчик и шофер. Но попытался улизнуть от предстоящей службы взяв инициативу на себя.

- Так может мне удастся там перекантоваться, на белых простынях полежать, пока все уляжется, - с надеждой, но больше для бодрости спросил Коля. - Заодно, не мешало бы подъесть, подлечиться. Нервы ж совсем износились... Подумай, начальник, может все-таки утрясется... Устаканится?

- Может и удастся.

С нескрываемой досадой и негодованием произнес собеседник, обдумывая чем бы отвадить интерес Коли
Рысака от желания стать сумасшедшим. Улыбнулся от того что придумал.

- Конечно, удастся, но тебя дурака жалко. Это такая же тюрьма, только без прогулок и телевизора. Удивляешь ты меня, Миколай. Чтобы вор, сам, без необходимости лез в “крытку”? В тюрьму? Да, еще на бессрочную отсидку? Да, удивил... А здесь.., то есть тут.., то есть в легионе... Тебе хоть пострелять дадут, из ружья красивого или автомата заграничного. Кормят опять же гораздо лучше и с парашютом попрыгаешь, туда-сюда, вверх-вниз. Время проведешь с пользой для себя.

С этими словами, от греха подальше, он забрал у Рысака документы, которые готовили для него воры. Объяснив это тем, что бумаги нужны для оформления в лечебницу.

Он протянул ему руку на прощание руку.

- Бывай здоров. И ни пуха тебе...

- Как это “бывай”, как это “ни пуха”?

Заволновался Рысак, перебивая тягостное прощания, своей суетностью.

- А идти-то куда?

- Это хорошо, что голова большая и даже для мозгов в ней есть место.

Загадочно и с любовью произнес Иван Петрович понимая, что его страхи были напрасными.

- Повернешь за угол этой единственной улицы, здесь других нет. Вот эта стена, - он указал слева от себя, на трех метровую, увитую плющом стену. - Это и есть то, что нам нужно. Пункт вербовки и начальной военной подготовки для легионеров. Через несколько дней у тебя будут тесты по физической подготовке, отнесись к ним как можно более серьезно. И еще раз “ни пуха тебе, ни пера”.

Не удержался старик, вышел из машины вслед за агентом-нелегалом и обнял его. Все было, как в интересных фильмах про шпионов, только не было голоса за кадром, который замогильным и предостерегающим голосом должен был произнести: “Указом Президиума Верховного Совета СССР, полковник Пеньковский лишен всех воинских званий и правительственных наград...”

Красоту и лиризм расставания нарушил голосок Колюни Коломийца кандидата на правительственную награду.

- А если я тесты не сдам? - с сомнением закрутил головой Рысак.

- Надо отвечать к черту, - поморщился выведенный из равновесия “товарищ в дымчатых очках”. - Не сдать тесты ты можешь только в случае твоей скоропостижной и преждевременной смерти... Подумай об этом, когда у тебя появиться свободная минута.

Видя, как качнуло от этих слов не до конца подготовленного агента, он успокаивающе произнес:

- Не волнуйся, сдашь, - и вспомнив, что важное добавил. - Встречи со мной не ищи. Я сам, или человечек от меня, тебя найдем.

После этого, больше не разыгрывая трагических сцен прощания с агентом, он сел в автомобиль и уехал. Николай Коломиец по прозвищу “Рысак” пошел на встречу с прекрасным. Служить солдатом, в наемную армию бывшего потенциального врага и противника.

* * *

Стоящий на пропускном пункте капрал, был удивлен тому, что еще одно огородное пугало пришло записываться в славные ряды Французского Иностранного Легиона.

Попытки поговорить с этим худощавым мужичонкой закончились ни чем. Бился он с ним минут пять, тот только пожимал плечами и кивал головой.

Дежурный так расстроился, что даже попытался вытолкать его взашей, но тот уперся руками в вертушку и не в какую. Пришлось капралу вызывать подкрепление для того, чтобы понять, кто стучится в двери Легиона и что ему нужно?


Глава 11
Алексей ГУСАРОВ
БАЛ И НАРОДНОЕ ГУЛЯНИЕ


Сегодня, в добрый майский день, когда буйство зелени там, где ей положено расти, веселит уставшие за зиму и пасмурную весну человеческие души, произошло довольно знаменательное событие. Хозяин стройки - Залупенко Михаил Афанасьевич, кулак-мироед по определению, и безжалостный вампир по своей сути. Объявил об окончании работы и предстоящем денежном расчете со всеми, кто дотерпел, выматывающий все жизненные силы строительный марафон и добрался до финишной черты.

Окончательный расчет для оставшейся группы семижильных строителей будет производиться завтра. Выдаваться будут все заработанные деньги, за исключением штрафов, вычетов за спецодежду, инструменты. За проживание, конечно не забудут содрать три-четыре шкуры. В общем за комфорт придется кое-что заплатить. Комфорт стоит того.

“Если кто в последний момент передумает приходить за деньгами, я на него обиду держать не буду” - шутил известный балагур и весельчак Залупенко.

Однако, к его деланному удивлению, люди таких шуток не понимали и на задорное перемигивание с автором репризы, не переходили.

* * *

Вот наконец и настал этот долгожданный день, сходный по силе впечатлений с тем, когда в пустыне, измученные дурни, которые решили экстримом испытать себя, доползают до долгожданного родника со свежей и чистой водой. Если принять во внимание, что до этого, из своих фляжек они пили тухлятину, налитую неизвестно из какого источника, кроме всего прочего отдающую по вкусу и запаху, чем-то сродни протухшим яйцам, то можно понять их ощущения.

Хотя и эта поэтическая метафора: вода, яйца, тухлятина - страдает не достаточной полнотой, верного и правильного понимания чувств Алексея Гусарова, гордого славянского мужчины.

Если бы он серьезно занимался альпинизмом, свои чувства с тем, что ему сообщил его добрый приятель Степан Андреевич Рюриков по прозвищу - “Механик”, он мог бы сравнить с покорением “семитысячника”. И не только с ощущением победы над вершиной, в мороз и ветер, да еще по северному, самому трудному маршруту, но и главное - удачным спуском с нее. И уже глядя снизу, задирая голову до ломоты в шейных позвонках, удивлять себя и других расспросами и вопросами:

“Я там был..? Нет, вы мне ответьте... Все-таки... Я там был или мне это приснилось?”

* * *

На следующее утро, чтобы в пустую не растрачивать эмоциональный заряд и постараться сохранить его на тот момент, когда в его душе зазвучит торжественный марш, который херувимы сыграют на своих трубах. Алексей собирался, как можно дольше поспать и просто поваляться на кровати. К сожалению не получилось, к нему подсел Механик. Был он какой-то растерянный и встревоженный.

- Как-то мне, Лешенька, не спокойно на душе и вообще не хорошо...

Непонятно почему, заговорил тот, оглаживая рукой одеяло под которым спал Гусаров.

- Знаешь... Прости пожалуйста... Мне неловко тебя просить об этом, но...

Алексей не до конца проснулся. Потянулся до хруста во всех частях тела и сел на кровати, свесив с нее ноги.

- Что случилось? - он потер затылок и встряхнул головой.

- Сегодня мы все получаем деньги... Я хотел бы... После их получения всю сумму передать тебе... У тебя получиться их сохранить...

По прежнему, не понимая для чего ему это говориться, еще раз потряс головой. Он с удивлением и не пониманием смотрел на человека, который за довольно непродолжительное время, стал для него настоящим другом, советчиком и наставником.

А тот продолжал, виновато улыбаясь объяснять свою просьбу.

- Ты их пожалуй, лучше сумеешь сохранить чем я. Ты молодой, здоровый. В случая чего, хоть сумеешь убежать. И мне будет спокойнее. Ты только не подумай, что я хочу тебя втянуть в какие-нибудь неприятности. Нет, прости старика, что я тебе мешаю отдыхать... Ничего не надо... Уж как-нибудь я сам...

Виновато пересев на свою койку, стал увязывать какие-то узелки, стараясь не смотреть на своего соседа. Ему было неловко за то, что из-за неясных, тревожных предчувствий побеспокоил своего молодого товарища.

Рывком подняв свое крепкое, мускулистое тело, пришедшее в норму, благодаря заботам именно Механика. Алексей уважительно, с сыновней любовью приобнял его за плечи и просто сказал:

- Дорогой вы, мой! То, о чем вы просите, это такая ерунда, что мне просто неловко даже говорить о своем согласие. Конечно я их возьму и сделаю все, чтобы вы их доставили домой в целости и сохранности.

- Большое тебе спасибо, - засуетился Механик и забормотал виновато глядя на него. - Я знал, что в тебе не ошибся... Спасибо. На всякий случай... Мало ли, всякое может случиться, я вот адресочек написал, где сейчас мои живут.

- Вы меня пугаете? - он попытался мягко отстранить руку, но это было совсем не просто.

Не слушая его и преодолевая возникшее сопротивление, Степан Андреевич передал ему в руки бумагу.

- А это номер счета, куда мне хотелось бы положить заработанное. Если я сам не смогу... Не с собой же таскать... - робко положил в его руки еще одну записку.

- В чем дело? Откуда эта паника?

Алексею начало передаваться волнение собеседника и ему хотелось разобраться в этих чувствах

- Мне один человечек шепнул, - он посмотрел, можно ли говорить такое Алексею, потом махнул рукой. - Дело в том, что полтора года назад, после такой же выплаты, многие люди попросту исчезли... И здесь больше не появлялись, и домой не вернулись... А сказал мне об этом, сам Залупенко. Как бы предупредил...

Он развел руками, как бы говоря, что вот такая история. После этого завздыхал, закопошился со своими вещичками, чувствуя опять возникшую неловкость.

- Не дрейфить и не бояться...

Алексей легко нагнулся над кроватью. Взял полотенце, и перед тем, как идти умываться, успокоил встревоженного приятеля:

- Пустые страхи. Хотя, на всякий случай далеко от меня прошу не отходить... А вдвоем мы горы свернет.

* * *

За праздничной суетой и ожиданием главного события, утренний разговор как-то сам собой забылся. Алексей все услышанное списал на специальное нагнетание страхов со стороны Залупенко. Его в этом можно было понять.

Для того, чтобы народ на радостях, по славной славянской традиции окончательно не перепился и сам себе головы не посворачивал, следовало придумать некое подобие страшилки на ночь, для мальчиков старшего возраста, тяжелой и полутяжелой весовой категории. Рассказать ее следовало человеку, в чьем исполнении и пересказе, она будет выглядеть правдоподобно и достоверно.

* * *

Во второй половине дня, отстояв солидную очередь из желающих поскорей получить деньги. Гусаров зашел в сквозную комнату где и производился расчет. Там его встретил несколько уставший Залупенко, в окружении своих мордатых “вьюношей”. К которым, не глядя на их безмозглый вид, спиной поворачиваться было опасно в любом случае. Там же крутился и суетился, постоянно потирающий потные руки Семы-Солдафон.

Оказывается, он мог лебезить и стелиться половой тряпкой не только перед самим боссом, но еще и перед его охраной. Верткий, талантливый и способный паренек. И как такого не любить? К себе не приближать? И недоеденное не отдавать? Почему-то руководство, все равно недовольно морщит и кривит губы в его присутствии? Ну, ни как им не угодить.

- Каждый зарабатывает как умеет, - то ли оправдывался, то ли объяснял он, брезгливо слушающему Залупенко. - Я ведь только ради пользы дела...

- Ага... И мира на земле.

Не давая ему красиво врать, закончил вместо него Залупенко.

- Смотри мне зарабатывающий, - зло усмехнулся он. - Если узнаю, что ты в этом замешан, уж не обессудь. Придется из твоей рожи делать большой, плоский телевизор...

Дальнейшие угрозы и отеческие увещевания он прервал увидев терпеливо ожидающего Алексея.

- А, это ты. Ну давай, подходи ближе, - вяло протянул он, мгновенно утрачивая интерес к Солдафону. - Минуточку... Где-то ты у меня здесь был...

Он рассеяно перебирал лежащие перед ним на столе бумаги пытаясь что-то в них отыскать. Найдя нужную и сверив в ней какие-то данные, удовлетворенно произнес:

- Ну, что Алексей, твоей работой я доволен... Да... Хотя, вот это “чмо”, - он ткнул в сторону Солдафона. - За твоей спиной и пытался на тебя шипеть. Но ты не обращай внимание, натура у него такая говнистая, он всех ненавидит...

Тот на кого был направлен указующий перст, стоял в углу и довольно мерзко щерился своей зловонной ямой, у других называемой ртом. Однако на Алексея не смотрел, показывая всем своим видом, что, то, о чем идет разговор, совершенно его не касается.

* * *

Залупенко лениво продолжал расчетно-кассовый разговор. Вдруг он распрямился. Закрыв глаза левой рукой, начал тянуть резину-паузу. После убрал от лица руку. Посмотрел, как бы не веря собственным глазам еще раз в записи. Красиво, рукавом “Армани” вытер со лба испарину. Попытался взглядом найти сочувствие и понимание у “секьюрити”. “Быки” были к этому не готовы. Не найдя, приступил к исполнению солирующей партии-речитативу:

- Вот тут... Боже, я не верю своим глазам... У меня записано, что ты, Леша заработал восемь тысяч евро... и еще полторы - премиальных...

Произнесено это было очень красиво, оратору нравилось быть солистом-премъером. И не только произносить, а самому участвовать в постановке и режиссуре легких театральных этюдов. В финале разбавляя их смысл, трагическими вводами с моральным подтекстом.

- А не много тебе будет? На радостях-то - поди пропьешь?

Алексей ни как не реагировал на высказывания... Проявляя, полное безучастие и отсутствие сопереживания поступкам главного действующего лица.

Залупенко, не дождавшись эмоционального всплеска после прекрасного, на его взгляд, исполнения роли “Доброго и отзывчивого отца-родного”.

Что говорить? Он не дождался вообще никакой реакции. Видно поэтому не стал, по примеру римского императора орать: “Какой великий артист во мне пропадает?”

Он сделал по-другому. Нагнулся к стоящему в ногах саквояжу, достал из него пухлый конверт и протянул Алексею. Тот взялся за него, но Залупенко его не выпускал. Гусаров тут же ослабил свою руку и выпустил конверт. После этого совсем немного, на каких-то несколько миллиметров подался вперед, очень внимательно и дружелюбно посмотрел в глаза, пока еще здорового и не кашляющего босса. Потом, обезоруживающе улыбнулся. Тот никак не ожидал такого подвоха и почему-то захлопав отсутствующими ресницами, инстинктивно вздрогнул.

Чем-то очень неприятным повеяло от обычного участливого взгляда и неуловимой иронии сероглазого молодого человека. Эти глаза, такие чистые и светлые, как будто говорили: “Что, дурачок, поиграть хочешь?”

Залупенко поежился и быстро приподняв свою толстую, сплющенную задницу, сам торопливо и даже как-то суетливо, втиснул Алексею конверт в руку и буркнул, не глядя на него, а больше пытаясь увидеть, что-то у себя под ногами:

- Мы с тобой в расчете, можешь уе... убираться...

Судя по всему, должно было прозвучать другое слово. Но не прозвучало.

Один из охранников распахнул противоположную дверь и когда Алексей, небрежно сунув толстый пакет в карман уже вышел из нее, Залупенко всполошливо его окликнул:

- Ты, вот что... Даже не знаю... Механик собирается уезжать домой, говорит, что навсегда. Мне нужны толковые и преданные люди... Он тебя очень хвалит...

Говоря эти, вроде бы приятные слова, он внимательно наблюдал за реакцией Алексея. На этот раз тот улыбнулся иной улыбкой. Что ни говори, а когда тебя, у тебя за спиной хвалят, в отличии от привычной хулы, это всегда вызывает добрые чувства.

- Чем-то ты ему понравился, - на этот раз сухо и строго, без артистических импровизаций продолжал разговор Залупенко. - Говорит, что уж больно ты понятливы... Все с полуслова ловишь... В общем так... Месяца через три, я собираюсь опять взяться за кое-какое строительство... Приходи, будешь вместо него...

Как бы Алексей не пытался убедить себя в том, что он находится не в африканской саване, а в полной цивилизованного блеска Европе и удивляться по разным пустякам не стоит, но не удержался... Удивился. Было отчего. Для него, прозвучавшее, заманчивое предложение оказалось полной неожиданностью. Он вернулся в комнату. Подошел вплотную к носителю идеи и учтиво поинтересовался:

- Что еще сказал обо мне Механик?

По его тону никак нельзя было догадаться, он осуждает услышанное предложение или согласен.

- Какие, у высоких договаривающихся сторон, еще есть предложения, заявления или дополнения?

Вроде бы ничего грозного не сказал, но охрана перестала ухмыляться. Видать почувствовали пацаны, что-то не то.

Выражение сонной тупости, сменилась на их лицах проявлением угрюмой недоброжелательности. Малохольные кооперативные ларечники, времен первоначального накопления дикого капитала, хорошо это выражение знают. После него начинались безобразные выходки, в виде уничтожения товара и нанесения легких, и очень обидных телесных повреждений.

- Если не присмотрел себе угол для жилья, можешь здесь перекантоваться. Заодно и за барахлом присмотришь, чтобы не растащили, - как-то невпопад, растерянно продолжал завлекать посулами и обещаниями Залупенко. - Короче говоря, если надумаешь, дай знать.

- Обязательно, уж больно интересное и заманчивое предложение. Спасибо.

Вежливо кивнув, Гусаров вышел вон.

- С полицией, чтобы они к тебе не цеплялись, я все улажу.

Видя, как выходящий Алексей, в такт шагов кивает головой, приняв это за знак одобрения, опять перешел к своей начальственно-хамоватой манере разговора, с зависящими от него людьми.

- Сейчас пока иди. Много еще вас таких, задерживаешь долго...

Со стороны, последние слова и выглядели, и прозвучали довольно комично. Алексея уже и так, в комнате не было.

Один из “быков” не удержался и обидно заржал. Вот на нем-то начальник и отыгрался, дав ему в зубы. Врезал больше для порядка, чем с желанием выбить пару коренных. От этого настроение не улучшилось. Однако равновесие в природе восстановилось.

Формула: “Я начальник - ты дурак” приобрела свой обычный вид. Возвратив свои утраченные начальственные кондиции, только-то и буркнул ни к кому конкретно не обращаясь:

- Механика зови...

И снова углубился в изучение лежащих на столе бумаг.

Гордый тамбовский “секьюрити”, аккуратно прижимая носовой платок к разбитой и вспухшей губе, что-то тихо пришептывал, сквозь боль, жалуясь на превратности судьбы.

За что был подвергнут наказанию, он благоразумно решил не спрашивать. Ничего не попишешь - производственная травма.

Отчего барин гневается - дворни знать не положено.

* * *

Через несколько минут, из тех же дверей вышел совершенно обалдевший от счастья Механик.

Алексей стоя неподалеку, между этажами, невольно слышал, как Залупенко уговаривал его остаться. Сквозь филенчатую дверь, это было не сложно. Предлагал, змей-искуситель, удвоить сумму выплат. И, что уже было совсем из области запредельного понимания, выдать прямо сейчас, ему на руки, пятьдесят процентов аванса в счет следующей оплаты. Это был вроде бы беспроигрышный ход. Но старик, хотя какой он старик, с грустью подумал Алексей, - отказался.

И в самом деле. С внуками, с любимой и единственной дорогой женщиной, провести остаток отведенного тебе для жизни на земле времени. Каждый день видеть их. Постоянно, быть с ними рядом - разве это не счастье. А деньги? Да, сколько их не имей, всегда будет не хватать.

Сейчас он стоял рядом с Алексеем и счастливо как-то уж совсем по-детски, застенчиво улыбался. Потом взяв его за руку, сделав заговорщицкие глаза, потянул вниз по лестнице. Когда они стали спускаться, механик торопливо, с опаской осмотрелся по сторонам и быстро сунул Алексею, даже не конверт, а свой пакет.

- Здесь двадцать четыре тысячи, - с каким-то хриплым восторгом прошептал он. - Даже сердце зашлось от счастья. Сбереги, пожалуйста их до завтра. А завтра я их оформлю в банк и поеду отсюда. Дел-то дома.. У-у-ух! Так много накопилось, что тебе и не передать...

И он стал подробно и обстоятельно рассказывать Алексею, сколько бытовых проблем накопилась за время его отсутствия.

Пока они спускались по лестнице Алексей слушал его несколько растеряно, не переставая удивляться человеческой природе и ее сущности.

Вот так спокойно, почти незнакомому человеку отдать свой годовой заработок, мог либо очень наивный человек, либо романтик, твердо уверенный в том, что его окружают лишь идеальные божьи создания, сотканные из чести и добра, честности и бескорыстия.

Не выходя из здания, предварительно убедившись, что его никто не видит, Алексей под мышкой, у основания рукава, надорвал подкладку своей довольно старой куртки и оба конверта засунул туда. Распределив их справа и слева. Посмотрел на себя, как бы со стороны. Мешковато, конечно. Зато все время при тебе. Он вопросительно глянул на Механика. Тот пожал плечами, мол все нормально.

После этого они отправились в ближайший гаштет, так у немцев называются закусочные, отпраздновать успешное окончание строительства и получение денег.

Оба были оживленно-возбуждены. Пока они туда шли, а это пять минут ходу, Алексей выслушивал все новые и новые подробности счастливой жизни, которая наступит после их возвращения домой.

Судя по всему, Степан Андреевич уже и в мыслях не допускал, что они могут, вот так за здорово живешь, расстаться.

* * *

Когда они пришли в пивную, на пороге их ноздри уловили запах, нет, аромат чего-то вкусного из свинины и специй. Также, как бы в придачу, выделялся здоровый пивной дух этого заведения.

Из вестибюля Механик позвонил своей то ли знакомой, то ли соседке в Россию. Долго извинялся и в конце концов попросил ее, передать жене, чтобы она не волновалась и он скоро, дня через два или три, возвращается домой.

После этого “будьте любезны кушать”.

Оба с видимым удовольствием, вышли на кулинарное ристалище, где им не без усилий пришлось скрестить свои ножи и вилки с серьезными соперниками - огромными порциями вкуснейшей и нежнейшей еды.

Практически не вставая из-за стола, они с удовольствием, не испугавшись возможных последствий, съели по две порции свиных ножек с капустой и гороховым пюре. В финале пиршества плоти, накрыли все это великолепие, парой баварского пива. После этого, сытые и довольные вспомнили, что сегодня состоится “отвальная” или иначе прощальный ужин. Зашли в супермаркет, где... А! Гулять так гулять! Купили две бутылки отечественной водки “Столичная”, гораздо более дорогого продукта, нежели чем их местное пойло с названием шнапс..

Но если у тебя за подкладкой больше тридцати тысяч, то кто будет обращать внимание на такую ерунду.

Жен рядом нет. Пилить некому.

Поэтому - “гуляй, рванина, от рубля и выше”.

* * *

Когда они вернулись в свое временное жилище, ставшее за прошедшее время почти что родным, мало того, обретшее элементы домашнего очага. Праздник “Хрустящей марки” был в самом разгаре. Судя по количеству ящиков с дешевым шнапсом и таким же количеством ящиков дешевого пива, народ решил напоследок гульнуть широко и с размахом.

Алексея, так как он стоял ближе всех к штабелям со спиртным, попросили передать еще пару бутылок, он с улыбкой взялся за торчащие горлышки, вынимая их из гнезда и очень этим захватом, вернее самими бутылками, остался недоволен. Ему не понравились пробки на бутылочных головках, они прокручивались по оси вперед и назад, вместо того, чтобы быть закрепленными намертво.

“А водка-то хоть и с немецкими наклейками, но самопальная.” Подумалось ему.

Он вдруг почувствовал, даже вернее сказать мимолетно ощутил на себе чей-то очень внимательный и колючий взгляд. Передовая следующие бутылки, кстати с тем же дефектом, он наткнулся на глаза наблюдавшего за его руками Солдафона. Тот по переменно смотрел то на них, то на лицо Алексея, как бы пытаясь понять, что все это значит? Посреди атмосферы всеобщего веселья и радости, это было и странно и неприятно.

Обменявшись этими неприятными для него взглядами, Алексей глазами поискал Степана Андреевича. Тот, счастливый и раскрасневшийся, сидел за столом в окружении улыбающихся и довольных строителей, что-то оживленно рассказывал им, смеялся вместе со всеми чьими-то шуткам, сам рассказывал и подначивал рядом сидящих, с удовольствием пил шнапс. Короче говоря, вел себя за столом так, как ведет себя основное мужское большинство - весело и непринужденно.

Купленная водка лежала в пакете. Увидев, что Механик готов опрокинуть очередную порцию спиртного, Алексей довольно бесцеремонно вмешался, вклинившись между сидящими, раздвинув их сплоченные ряды.

- Что же меня не дождались?

Спросил он, откупоривая принесенную бутылку и как бы локтем задевая пластмассовый стаканчик, в котором был налит, подозрительный на взгляд Алексея шнапс. Тот упал, расплескивая содержимое.

- Да чего тебя ждать, растяпу, - загалдели, загоготали сидевшие за столом славяне. - Не успел прийти как все поразливал... Руки-крюки, морда - комом.

Алексей поднял с импровизированного стола, в виде снятых дверей, упавший стаканчик Механика и наливая ему принесенной водки, между делом поинтересовался, сколько тот из него уже выпил. Тот показал ему два пальца и чокаясь с кем-то через стол, выпил налитую водку.

Эти вопросы и казалось бы навязчивое проявление беспокойство за своего старшего товарища, были связаны с тем, что он пытался отгородить его от отравления. Неизвестно, какую дрянь намешали в близлежащем подвале и разлили в бутылки, под видом шнапса.

Кому, кому, а ему хорошо были известны случаи, когда даже закаленные выпивохи, от разбавленного метилового спирта, под видом водки, не только теряли зрение, но и сознание. После чего, всех участников застолья, скопом, приходилось перевозить в городской морг, с целью выяснения причин отравления, повлекших за собой смерть.

По правде сказать, Алексей и сам бы с удовольствием опрокинул пару стопок нормального продукта. Но, во-первых дал себе слово, чтобы не случилось, сберечь и свои и переданные ему Степаном Андреевичем, именно для этого деньги. Во-вторых, с целью сохранения денег, курточку он не снимал. А стоит выпить, сразу становиться душно. Душа потребует простора для хора, танца и песни. Контроль теряется вместе с головой, в итоге - ни куртки, ни денег. И в-третьих, очень ему не хотелось, в последний день пребывания на “каторжных работах” отравиться химическим суррогатом.

Поэтому, имея все это в сумме, приходилось имитировать бурное потребление “ведьминого настоя, на поебень корне” наливая и себе, и Механику обычной простой воды. Но, так как организаторы веселья ее на столы не выставляли, за ней необходимо было бегать в умывальню. До того, как он успевал вернуться, чья-то заботливая рука, не со зла конечно, а для поддержания веселья и бодрости, подливала, как и всем, развеселившемуся г-ну Рюрикову, подозрительного пойла. Тот же, испытываю эйфорию и освобождение от рабского гнета, пил этот раствор и продолжал веселиться как мог.

* * *

К радости сидящих рядом братьев-славян, Алексею имитировать закусывание, после посещения гаштета и съеденных там, свиных ножек с гарниром, уже не получалось.

“Это хорошо, что ты ешь мало, - говорили малороссы, торопливо набивая себе животы и пищеводы местным сальтисоном и дешевыми кровяными колбасами. - Это в хозяйстве очень выгодно. Потому, как мне больше останется.”

Очень они гордились тем, что овладели этой простой и житейской мудростью.

Глядя на их жруще-жующие, лоснящиеся от жира лица, дядька Дарвин, был бы просто обязан пересмотреть свою “теорию эволюции” и признать, что не все особи, называющие себя людьми, произошли от обезьян. Многие произошли от свиней, т.к. ни одна обезьяна и уж тем более “homo sapiens”, столько за один присест не сожрет и не выпьет - она отвернется и поморщиться.

Однако, несмотря на осуждающие нотки внутреннего голоса, которым интеллектуалы и интеллигенты пытаются уличить господ отдыхающих в неумеренности, это пиршество было рассчитано не для них. Так как простому народу, с ними двигаться некуда. Хватит с него той заварухи, которую они, под руководством нацменов закрутили еще в 1917 году. До сих пор расхлебаться не можем. Поэтому веселье продолжалось.

Уж, извините... Празднуем, как умеем.

* * *

Из-за спин и раскрасневшихся лиц выглядывала возбужденная физиономия Солдафона. Он, с перекинутым через левую руку полотенцем, расхаживал в роли трактирного полового и занимался довольно странным для себя делом - откупоривал и подавал на стол бутылки со шнапсом и пивом, да еще покрикивал и подзадоривал веселое сообщество.

- Давай ребята пей, ешь. Всех угощаю...

Возбужденно потирал свои руки. При чем, это “угощаю” он произносил, как-то уж совсем по особенному - “ухущаю”. Заметив, что кто-нибудь недопивает или наливает не полный стакан, он пытался своими шуточками пристыдить симулянта, призывая на свою сторону общественное мнение сидящих рядом за столом. Эффект пьяной толпы проявлялся в полной мере. Все недовольно гудели, а пытавшийся схитрить, послушно выпивал и наливал по полной, тем самым “становясь на путь исправления”.

С чего это он так расщедрился, было не понятно. И хотя каждый из пьющих-закусывающих, сам закупил для “отвальной” разных продуктов и напитков...

Но это сладкое и манящее в небесные дали, слово “халява” или дармовщина...

О, это даже не слово, это наднациональное, мировоззрение. Великое состояние, которое туманит и опьяняет, приводит в особое расположение духа. Когда даже самый маленький человек, оценивает спустившееся на него с небес угощение, как некое воздаяние за его заслуги и долготерпение, как некую бесплатную милость. Забывая и про сыр, и про мышеловку.

* * *

Через час веселье достигло своего пика. Сквозь клубы табачного дыма, окутавшего все вокруг, помещение стало приобретать вид декораций из жизни ночлежек начала ХХ века.

Необходимый скандал для создания более полного антуража такого помещения, не заставил себя ждать. Кто-то повысил голос. С другой стороны длинного помещения раздался крик. В углу завертелась подтасовка с мельканием ножей и “розочек” - отбитых горлышек бутылок с острыми краями. То есть все было как обычно бывает в компаниях, где люди выпивают.

Выяснять и выявлять вкусовые пристрастия, скажем, к Тарковскому-стихотворцу или молекулярной биологии, после чего отстаивать собственную, правильную точку зрения, приходилось традиционным способом - табуреткой по голове оппонента.

* * *

В последнее время Алексей, как-то свыкся с мыслью, что для многих окружающих его людей, он из-за своего ровного, бесконфликтного характера и спокойной натуры, принимался за своего. Поэтому-то он и не выказал ни какого удивления, когда к нему подсел хорошо потеющий и оттого плохо пахнущий, мордатый Мыкола с обрюзгшим, испитым лицом и жарко задышал в ухо сивушно-чесночным перегаром...

- Что? Не слышу...

Алексей затряс головой. И в самом деле то, что по секрету пытался сообщить ему, дружок Мыкола. Больше напоминало свист и завихрения стартующего стратегического бомбардировщика с полными баками и боекомплектом.

- Олесь, - еще жарче, но уже без скороговорки и удалого торжества, опять задышал Мыкола. - Мы, вже скоро будем москалей резать. Ты що, з намы, ти як?

- Конечно, - Гусаров тряхнул чубом. - Всех зарежем. Ты только скажи за что?

- Как за что? - удивился Мыкола и на мгновение потерял дар речи. - То ж, кляти москали. Удивляешь, прямо...

- А... - сообразил Алексей. - Так бы сразу и сказал. Когда начинаем?

- Молодец! Гарный хлопец. Сразу рвется в бой. Но ты погоди... Не горячись... Их ще, падлюк, выявить трэба.

-Слухай, а колы они нас всех порежут? - засомневался здоровенный Олесь. - У них вот и ракеты, и армия... Колы их будеть, больш як нас?

- Ни, ни боись, - как-то сразу засомневался “жовто-блакитный боевик”. - Що ни колы они нас не побеждали... Це ж, всегда мы их гнули... Ось подывись, и в Приднестровье, та в Чечне... Ни... ни боись...

- Так я буду начеку, чуть что, кликнешь меня. А сейчас давай выпьем, - он взял со стола полный стакан воды и под одобрительные взгляды Мыколы выпил содержимое до дна.

Пока организатор этнической чистки, алкаш Мыкола, наливал себе такой же полный стакан подозрительной немецкой горилки и поднимал его со словами “Ну, ще нэ вмэрла Украина”. Олесь Гусаров уже спал. Для достоверности даже похрапывал.

Мыкола с удивлением и недовольством посмотрел на буквально только, что улыбавшегося и рвавшегося в бой воина-собутыльника.

“От жешь, яки слабак, а на вид бугай-бугаем. А так хотелось с ним выпить и покалякать об жизни.” - Он даже гыхнул от досады.

- Стэпан! - капризно крикнул он в глубину полутемного помещения, из-за густого дыма в котором ни черта не было видно.

- Що? - откуда-то справа промычал тот, к кому обращались.

- Та, Олесь вже сбрыкнувся с копытов, - досадливо поморщился Мыкола. - И шо робыты?

- Та и холера з им, сами справимся, - ответил равнодушным тоном невидимый Степан.

* * *

Но драки и резни, как таковых, не случилось. Причина неудавшегося застолья, а застолье без хорошей драки исторически нельзя признать удачным, была простой и достаточно прозаичной. Очень скоро, почти все участники ударного слета передовиков строительных починов и движений, были мертвецки пьяны. Прямым свидетельством чему являлся клокочущий храп и молодецкий посвист, раздаваемый из разных углов помещения. Что было удивительно, у большинства спящих глаза были полуоткрыты, как от хорошей дозы какого-нибудь сильнодействующего наркотика.

По опыту полученному Гусаровым в бытность его службы в спецподразделениях МВД, такой странный эффект, давали опиаты (производные масличных маков) при чем в больших дозах.

Несколько человек непьющих принципиально, поняв, что в созданной человеческим гением атмосфере, им будет просто морально тяжело находиться. Похмелье с утра, от вдыхаемых паров, со всем набором бессмысленных вопросов, все равно будет обеспечено.

Поняв данную неизбежность, как злой рок, они приняли правильное решение. Выражаясь неприличными словами, которые только чудом не попали в данное повествование, им пришлось подняться и разбрестись, кто куда смог больной головой придумать.

Алексей подхватив под мышки уснувшего вместе со всеми Механика, попытался было его вынести. Но тело было расслабленным и малотранспортабельным. Поэтому он плюнул.

Еще раз осмотрел жутковатый “сомнамбулический бал”, лежащих повсюду тел с полуоткрытыми глазами. Оставил Механика спать на его кровати, а сам улегся рядом на своей.

Казалось, что он перенервничал, хотя причина неясна и перед сном даже не пожелал себе спокойной ночи. Так, в одетой на полосатую рубашку куртке и завалился спать. Успев поворочаться на купюрах пытаясь их поудобнее подоткнуть под себя, чтобы они, подлые, не кусали нежное спецназовское тело, выступающими углами и морщинами...

* * *

Через несколько часов от невыносимой духоты и смрада Алексей проснулся. Страшно хотелось пить. В темноте нащупав стоящую на тумбочке минеральную воду, не наливая в стакан, прямо из горлышка он, не отрываясь выдул весь литр тепловатой и не приносящей облегчения воды. Смачно срыгнул. Оттер губы. Хотел было опять завалиться спать, но что-то мешало.

Он проверил переданные для сохранности ценности. Куртка перекрутилась, деньги лежащие за подкладкой сбились в ком. Все было на месте.

Ситуация запутывалась еще больше. Ценности есть, а преступных посягательств на них нет. Очень странно все это. Конечно, если бы сейчас на соседней койке спал специалист-психиатр, можно было его разбудить и выяснить причину отсутствия сна в здоровом теле.

Еще лучше, если бы вместо психиатра, там примостилась пышногрудая гражданка с платиновыми волосами, без комплексов, но с легкодоступным для сексуальных утех телом. Но ни того, ни этого - не было. Приходилось выкручиваться самому, и, включать аритмично мерцающее подсознание.

Опаньки! На подсознательном уровне, что-то происходило. Он напрягся и прислушался. Сначала возникло чувство тревоги, которое очень скоро переросло в состояние надвигающейся неизвестно с какой стороны опасности. Он прислушался более тщательно.

Большое помещение жило своей нервной и взбалмошной жизнью. Правда, вместо буколического, пасторального стрекота цикад и пения птиц, в залегшей цепи раздавались иные звуки. Народ храпел. Без натуги, но очень громко портил воздух, исторгая из себя кислые, зловонные пары и газы испорченных желудков. Кто-то во сне кричал. Чей-то голос по-украински, жалобно звал маму. Все было, как обычно, но чего-то в этой сонной и разнообразной многоголосице не хватало.

Алексей посмотрел на соседнюю койку, туда куда несколько часов назад он укладывал Механика. Сквозь серые, подвальные сумерки явно различался скомканный пригорок одеяла. Между кроватями валялась подушка, но самого Механика там не было. В этом и было скрыто ощущение опасности. На всякий случай, Алексей рукой похлопал по соседской кровати и заглянул под нее. Степан Андреевич после похлопываний все равно не появился. Было от чего придти в смятение.

Как не притягивала подушка буйную головушку, как не манила теплотой и уютом, Алексей решил подняться и посмотреть, куда исчез наставник.

В своих целенаправленных поисках Алексею далеко выдвигаться не пришлось. Из-под двери в помещение, где сегодня с ним и с остальными участниками стройки, т.с. “остарбайтерами” проводился денежный расчет, пробивался робкий лучик света. Пробивался и затухал. Опять пробивался и опять затухал. Такое бывает, когда, кто-нибудь двигается у ярко горящей лампочки. Скажем, белье развешивает или гимнастику производственную исполняет, под музыку Вивальди... Под старый клавесин... Но об этом после.

Сейчас нашего следопыта захватила шипучесть среды, в которую он собирался окунуться.



Глава 12
АЛЕКСЕЙ ГУСАРОВ
ЗАЩИТНИК СЛАБЫХ

Наступил хорошо известный ему с давних времен, момент покалывания в кончиках пальцев, похожий на ощущения во рту после первого глотка шампанского.

Эксперимент над живым человеком.

Сейчас торопиться - себе вредить.

Так? Что за дверью?

Комната. И, не просто комната, а сквозная... С одной стороны, она примыкает к длинному коридору, в котором находились помещения для жилья, а с другой - выходила на пожарную лестницу... Как правило, она все время закрыта... Пожара-то не было, чего зря стараться и держать открытой? Еще эти разбалованные немцы сопрут чего... Закрыли и проблема с головы долой... Но та дверь, которая сейчас была перед ним, явно была открыта.

Вот за этой самой двери, определенно что-то происходило. При чем, это “что-то”, носило довольно странный характер. Из-за двери раздавались глухие, шмякающие звуки очень похожие на удары в живую боксерскую “грушу”. Тот, кто избивал ногами лежащего без сознания и уже обобранного прохожего, хорошо знает этот звук. Недостаточно ясные звуки сопровождались ясными и отчетливыми, с сухим хрустом ломаемых костей, вскриками и жалобным мужским плачем.

- Не давайте ему терять сознание, - услышал Алексей знакомый голос. - Водой его, падлу, отливай... Да, не брызгай так, сука, и так измазался...

Опять удары, хруст ломаемых костей и тот же голос.

- Где деньги, старый засранец? - и через несколько секунд совсем уже неприятное. - Вот же, старый козел, обосрался по самые уши, а мы-то еще и не били по настоящему...

Голос принадлежал Семе-Солдафону. Даже если и не ему, кому другому. Алексей, как цельная и любознательная натура, все равно заглянул бы в помещение, откуда раздается мужской, скулящий плач.

Когда голос за дверью принадлежит твоему явному недоброжелателю, да еще с угрозами в чей-то адрес, наступает момент игнорирования того, чему тебя учили в молодые годы. Алексею пришлось отказаться от правил хорошего тона и элементарных приличий, связанных с тем, что воспитанные люди приходят только по приглашению, а перед тем как зайти, обязательно стучаться или в крайнем случае звонят.

К сожаления для Алексея, в причитаниях и всхлипах, ему также почудилось, что-то очень знакомое. Стоять под дверью, теряться в догадках и подслушивать, было не хорошо. Этому правилу, его достаточно жестоко обучили еще в спортивном интернате. Что за черт? Ощутилась потребность выяснить, кто именно всхлипывает и почему? Думать о том, что это может быть Рюриков, даже в голову не приходило. Сколько там имелось типусов с отрицательными, а может даже и преступными намерениями, было не ясно? Опять проклятые вопросы бытия.

На фоне всеобщего равнодушия и лжи, хотелось правды. А правда, всегда связана с риском... Исходя из сложившейся ситуации, пришлось проигнорировать и риск, и воспоминания о том, “что такое хорошо и, что такое плохо”.

Ударом ноги, он аккуратно открыл дверь.

Та, упала вместе с дверной коробкой, легко прибив стоящего рядом с ней человека.

Вот так посрамив хваленное немецкое качество, ему пришлось зайти в помещение.

* * *

Открывшаяся его взору картина, совсем не напоминала акварельные наброски, присланные для участия в детском конкурсе “В каждом рисунке - солнце”.

Пытливый взгляд, возможно будущего балетомана и литературного критика, выхватил из представшей его взору композиции, элементы криминальной хроники, изображенной в известной картине Бориса Иогансона “Допрос коммунистов”.

Что-то серое, из чекистских застенков, времен одновременного расцвета коллективизации и индустриализации. Короче говоря, из 1937-ого года. Он присмотрелся. Сомнений не было.

В правом от вошедшего углу, кулем лежали завернутые в окровавленную мешковину то ли трупы, то ли живые, но все еще бессознательные тела. На стуле, пристегнутый наручниками к ножкам, с кляпом во рту, сидел плохо соображающий, что происходит Механик. Левый глаз у него от побоев заплыл и превратился в узкую щель, из носа, двумя ручейками, заливая грудь, лилась кровь.

С кастетом на правой руке, над ним склонился Солдафон. По его виду было понятно, что он под пытками, пытался выведать у безобидного Степана Андреевича, какую-нибудь страшную правду. Сейчас его голова была повернута в сторону вошедшего. Взгляд выражал удивление. Заметно было видно, что оно пришло на смену превосходству, которое имело место в момент избиения связанного старика.

Еще двое громил стояли рядом и своими жирными тушами лениво заполняли остальное пространство. Четвертый гад, лежал накрытый дверью. Не святая троица стояла весьма удачно, образуя неправильный треугольник. Открывшаяся взору кровавая картина, совершенно не напоминала Алексею, монументальное полотно 1950 года, того же Б. Иогансона “Выступление В. И. Ленина на 3-м съезде комсомола”. Хотя стоя под дверью, кое-какие отрывки тезисов, из планируемых для дальнейших выступлений, он слышал.

Непрошеный гость, правильно оценив обстановку и не ожидая великого чуда природы - потери сознания от удара ломом по голове, взял инициативу неформального общения с налетчиками в свои руки... и ноги тоже. Ради правды и не на такое пойдешь.

Неизвестно, что больше ударило при этом ему в голову, кровь правдолюба или моча бойца спецназа армейской разведки. Впрочем, для тех кто стоял перед ним, это было не принципиально, а чуть позже, уже и не важно.

После того как на одного из бандюков упала дверь, совершенно не причинив ему никакого вреда, кроме длительной потери сознания, прошло не больше секунды, ну, от силы полторы.

Непрошеный гость, будучи гораздо хуже татарина, сделал всего три шага и шесть взмахов руками, т.е. всего девять энергичных движений.

Комплекс физупражнений для утренней гимнастики включал в себя: одно движение - ногой, снизу вверх в промежность и два - левой и правой рукой, попеременно, в область переносицы и гортани. После этого - шаг в сторону рядом стоящего. Последовательность движений не меняется.

И еще в сторону...

Результат производственной гимнастики йогов...

Вся троица мародеров валялась на заплеванном и залитом кровью полу, не успев внятно и толком объяснить Гусарову, причину столь поздней сверхурочной работы.

После того, как он посмотрел на валяющихся в совершеннейшем беспорядке у него под ногами “мокрушников”, он зачем-то подумал...

Взгляд упал на руку с кастетом...

Потом, на разбитое лицо Механика...

Подумал после этого еще раз...

И поднял-таки руку, в которой удобно лежал хромированный кастет, украшенный фашистской свастикой...

Бесцельно растрачивая на пустяки и безделицу полученные знания. Взял... И резким движением сделал еще одно, десятое по счету круговое движение. Выворачивая из суставной сумки плечевого пояса, руку Солдафона...

* * *

Паренек наверное только притворялся насмерть убитым. Ему, “volens nolens” пришлось подать сигнал опасности. Он так заорал от внезапно возникшей боли, что Алексей даже невольно поморщился, но руку не отпустил. Кровь или другая субстанция, того, что до этого ударила в голову, сделала обратный поворот и отлилась туда, где была ранее. Правда, руку в нужном направлении, он все-таки довернул, разрывая при этом, нетренированные преступные связки и сухожилия Семы, тем самым лишая его сознания.

Такой принципиальный оказался, не приведи Господь. Привык, понимаешь, все доводить до конца. Раз начал дело - закончи его.

Закончил.

Только после этого, бросился к Механику, оказывать первую необходимую помощь.

Подняв веко уцелевшего глаза, он, если можно было так сказать, несколько успокоился. Зрачок Механика сокращался, реагируя на свет. Но сам он был без сознания, то ли от того, что его задели при исполнении группового комплекса физзарядки, то ли опять заснул от выпитого.

Валявшимся здесь же под ногами, непременным бандитским атрибутом, ножом, перерезал липкую ленту и легко подняв на руки безжизненное тело, вынес его по пожарной лестнице на воздух ночного Гамбурга.

- Потерпи, старик, потерпи... Только не умирай... Все будет хорошо...

Просящим, умоляющим голосом, всхлипывая бормотал он, укладывая его на пол.

Срочно нужен был телефон. Он вспомнил, что у одного из мордоворотов, перед тем, как тот завалился навзничь, был сотовый аппарат.

Рывками опять побежал туда, где лежали тела бандитов и их жертв. За время вынужденного отсутствия в комнатенке ничего не изменилось. Даже вода нигде не капала, монотонно и гулко. Все лежали так, как были уложены - в беспорядке, но надежно.

К сожалению телефон, который он видел, был расплющен и раздавлен. Пришлось по очереди обыскать всех. Партмоне, пистолет, запасная обойма, презервативы... У всех “гопников” в карманах был одинаковый набор вещей первой необходимости. Телефон нашелся у Солдафона, у него же были и ключи от машины, и даже початая упаковка белого порошка. Однако выяснять, что за порошок и с чем его едят не было времени. Он засомневался...

Звонить в полицию или скорую помощь...

Может быть... Сначала Залупенко... Хотя он мог быть во все это замешан... Очень сильно сомневаясь, все-таки позвонил Афанасичу. Распорядок жизнь, в свое время регламентированный дисциплинарными уставами несения караульной и другой службы, давал о себе знать даже в такие, казалось бы, далекие от этой самой службы моменты. Обо всем доложить вышестоящему начальнику, а дальше действовать по обстоятельствам.

Пока шли гудки, он опять посмотрел на часы. Времени, с того момента, когда он первый раз зафиксировал для себя (ну, не для протокола же) время, прошло всего-то двадцать две минуты. Раздался сонный и чувствовалось, пьяный голос Залупенко. Гусаров, нетерпеливо расхаживая по коридору выразительно и вкратце, рассказал ему события последнего получаса.

- Ты полицию вызвал?

Не встревожено, а благим матом закричал Залупенко, отбросив в сторону актерские потуги... Чувствовалось, что он серьезно напуган.

- Нет. Хотел сначала посоветоваться. Тем более надо срочно помочь Механику. Боюсь эти скоты сломали ему ребра и проломили череп.

- Через полчаса, ну максимум минут сорок, подъедет врач со всем необходимым. Ты его знаешь, - он запыхтел в трубку и почти зарыдал. - Лешенька, не губи. Полицию только не вызывай. У меня скоро намечается новое строительство... Заплачу... Отблагодарю...

- Я жду врача, - заорал в трубку Алексей. - Кончай разводить сопли... Механик умирает... Шкура! ...Твою мать. У тебя только деньги на уме... Поторопись! Сука!

И в сердцах швырнул телефон в стену. Телефон превратился в мелкие брызги. Схватив чью-то шмотку, сбежал вниз, посмотрел, как себя чувствует Степан Андреевич. Сел рядом. Подложил ему под голову чужую куртку. Попытался успокоиться. Но нервная дрожь сотрясающая тело, не давала спокойно усидеть на одном месте. Он опять побежал наверх...

* * *

Там все было по-старому. Правда стонов и плача, как полчаса назад не было. Взгляд упал на лежащие шприцы заполненные бесцветной жидкостью. Из этого хозяйства он машинально взял первый попавшийся. Невидящим взглядом озирнулся по сторонам. Острая, как перец, кровь, закипала, туманя взор. Берегов океана его гнева видно не было. В утлом челне бушующих чувств, эмоции понесли его неизвестно в какую сторону.

Клокочущая ярость захлестывала горло и не давала нормально дышать. Он рванул ворот рубахи. Дышать стало чуточку легче.

Нагнулся.

Резким движением, через штанину, он вколотил иглу в бедро ближайшему бандюку. Тот почти сразу открыл глаза. Алексей поднес к его носу шприц.

- Что это?

Острие иглы было направленно прямо в зрачок. При таких обстоятельствах, не хочешь, а скажешь.

- Приводит дурака в чувство, после нашего лекарства... - не отрывая глаза от иглы, стараясь быть умным и покладистым, почему-то прошептал тот.

- Что вы от них хотели?

Гораздо более мягко поинтересовался Алексей у плохо соображавшего грабителя, указывая на сложенную у стены поленницу тел.

- Денег... Забрать...

Пробормотал мордатый тип, плохо представляя себе где он находиться и с кем говорит. - “Ты только старшому не говори.”

- Сема... Солдафон? Наводчик? - указывая на того, кто лежал рядом, спросил Алексей.

- Нет, он у нас “старшой”, вместо “бугра” будет, - замотал тот головой, чуть ли не с обидой. - Его идея... Он показывал, а мы этих олухов сюда собирали... Не знали... у кого все деньги... вот всех и притащили...

- Значит, говоришь денег захотелось?

Опять с нескрываемым участием, поинтересовался Алексей, разглядывая преступника взглядом патологоанатома, - “Боюсь, что они тебе уже не понадобятся...”

Должно быть он хотел еще что-то сказать, а может быть даже и сделать. Но от стены раздался протяжный стон, именно стон, не песня, одного из лежащих...

- А потом, что с ними хотели сделать?

Он повернул залитую кровью, бандитскую морду в сторону сложенного штабеля из непонятных тел.

- В канализацию их побросать... Вместе с тобой, ментяра поганый!

Распоясавшийся преступник, вдруг резко выбросил вперед руку. Коварно и подло пытаясь выбить глаз, у мирно сидящего перед ним на корточках Алексея. Тот легко увернулся.

- Не балуй, агрессор!

После чего легким и стремительным ударом в область сломанной до этого переносицы, отключил лежащего бандита на более длительное время.

Потом поднялся и только после этого обратил внимание на то, как сильно вспотел в неснятой с вечера куртке с деньгами. Однако курточку все равно не снял. Только оттер пот со лба. После подошел к ближнему из сложенной скирды, тому, кто с мешком завязанной на голове лежал у стены и громко стонал от жалости к себе... Тем же “ножом бабочкой”, перерезал мешковину и скотч, которым был скручен добрый человек, по рукам и по ногам.

Из мешка показалась пыльная голова Мыколы. Икая от ужаса и выпитого, заикаясь от страха, тот на чистом русском языке тут же отрекся от “неньки Украины”. Чтобы ему поверили окончательно и бесповоротно, призвал к суду истории над Степаном Бандерой и его пособником Мельником.

Бить и резать москалей он уже не хотел. Главное было то, чтобы они его не били и не резали. В сущности оказался обычным болтуном, не способным личным примером, пламенными призывами и искрометными заявлениями, увлечь за собой на последний и решительный бой, притаившихся за каждым углом настоящих патриотов и творческую интеллигенцию.

Чтобы быстрее привести “главного друга всех русских на земле” в чувства, скрытный, но мощный “Олесь” вколол ему то, что было в другом, еще не испытанном на преступнике шприце.

Пока Мыкола приходил в себя, остальным потерпевшим также был введен препарат. Они все очень быстро зашевелились. Приходящему в себя Мыколе, он постарался быстро и главное, доходчиво на языке межнационального общения, объяснить все происходящее.

- Держи нож, помоги своим освободиться от мешков и пут, - передавая нож он вскочил, чтобы бежать к Механику лежащему на улице.

- Погоди Олесь, - плохо слушающимся языком, опять перешел на великий язык Т. Г. Шевченко, негласный лидер нацменьшинства Мыкола. - Что произошло? Почему мы здесь?

- Вот эти “не добрые люди” хотели нас всех поубивать, а наши деньги забрать... Похоже, что они убили Механика. Я вынес его на улицу... Если хочешь узнать остальные подробности, спроси вот у этого бугая, он самый разговорчивый... Главный у них - Солдафон... Все, я бегу к Механику...

Он бросился вниз. Сзади слышалось только кряхтение и сопение разбуженных. Но, все громче раздавался украинский говорок, все возбужденней становились эпитеты, междометия и восклицания.

Было понятно, что сейчас, небрежно разбросанным по углам комнатенки мордастым люмпенам, придется в полной мере познать, насколько бывает отвратительна человеческая природа.

Ожидать сердобольных и плаксивых старушек, жалеющих на автобусных остановках драчливых, пьяных молодцов, им не придется. Старушки и иной человеколюбивый десант спал и попросту мог не успеть.

* * *

Механик по прежнему лежал не подавая признаков жизни. С минуты на минуту должен был появиться врач. Кровь из носа течь перестала. Он взял его за запястье, пульс прослушивался тоненькой и слабой морзянкой, но достаточно ровный. Это было слабым утешением.

Ему хотелось хоть как-то облегчить страдания лежащего без сознания друга. Он побежал за водой и одеялами. Как медленно тянется время. Пробегая через комнату он даже поморщился.

Пришедшие в себя “дуже гарны хлопци”, хотя и пошатывались, но от души лупцевали нашаливших мордатых молодцов. Чтобы им ничего не мешало, предварительно скрутив липким скотчем, ручки их нежные и ножки их маленькие.

По всему было видно, что это только начало. Праздник со следами на глазах, только раскрывал свои зловещие оттенки и замысловатые фигуры, участвующих в нем озлобленных граждан.

Постараемся не задумываться над таким пустяком, как пришедший в современный обиход и ставший обыденным явлением, древний юридический принцип: “око за око, зуб за зуб”.

Когда он возвращался назад. Двое из подвергшихся неправедному суду истории, уже не подавали признаков жизни. Даже кровь изо рта и ушей перестала течь. К удивлению “Олеся”, рядом с ними не оказалось Солдафона. Это экстравагантное открытие несколько удивило его.

- Где Сема? - на ходу успел бросить он.

- Убег, падлюка, - услышал он. - Но наши за им погнались, зараз за ухи притягнут.

Они уже не торопясь курили, обсуждая произошедшее и свободно интерпретирую произошедшие события. Шальными глазами, с усмешкой поглядывали на суетящегося “Олеся”.

Что-то ему не понравилось в их взглядах. Он еще не понял, что, но внутренние датчики начали тихонько подрагивать и лениво тренькать. Однако, для более детального анализа и разбора своих подозрений, времени не было.

Он опять спустился к лежащему в темноте Механику, укутал его одеялом и стал мокрым полотенцем вытирать кровь с лица и груди.

Под звуки приближающейся полицейской сирены скорой помощи в голову лезли разные грустные мысли и невеселые сюжеты.

“Наследил я здесь сверх меры... Отпечатки оставлены в больших количествах... Уничтожить, стереть хотя бы самые заметные, не успел... Судя по улыбкам, братья-славяне сдадут меня за милую душу, не вспомнят, кто им жизни спас... А может и нет? Хорошо, что хоть для полиции фотки на память нет. Для поощрения на “капиталистическую доску почета” не сфотографировали... Если Андреич не оклемается, не придет в себя, мне копец... Нападение на него, так же повесят на мою шею... Или здесь в тюрьме пожизненно за тех двоих бандитов, или экстрадиция на родину под предлогом воссоединения семей. А там, уж, как водиться, дальше границы не отвезут... Закопают прямо на контрольно-следовой полосе. Было бы не плохо, если то, о чем я думаю оставалось обычной паранойей, а если нет? Если это, та самая интуиция, которая взяв за руку, просто продолжает вести по жизни? Оберегая и предостерегая... Что тогда?”

Через пару минут после побега Солдафона от справедливого народного возмездия и его тревожных размышлений пришлось что-то предпринимать. Печальный сюжет, нарисованный в его воспаленном сознании, который можно назвать - страх перед будущими последствиями и допросами, заставил принять решение резко меняющее данное повествование. Дальнейшее развитие событий, подтвердили все его догадки и смутные подозрения.

* * *

Когда прибывшие полицейские, судя по экипировке - местное антитеррористическое подразделение GSG-9 , окружили здание. В ход пошли традиционные в таких случаях действия. Спящих внутри людей, стали забрасывать дымовыми гранатами и обстреливать слезоточивыми бомбами. После этого, когда по идеи, внутри ничего живого остаться уже немогло, начались заключительные действия. Отчаянно смелые ребята, браво ринулись штурмовать, спящих и полузадушенных газами людей.

Алексей в это время находился, как раз напротив объекта штурма в старом, загаженном и заброшенном пакгаузе. Он не покидал своего укрытия до тех пор, пока лихой немецкий антитеррорист не наткнулся на тело Механика и не дал команду на его эвакуацию. Подъехавшая машина скорой помощи, загрузила лежащего без сознания человека и увезла в больницу.

Дальнейшее было неинтересным, как проводы в последний путь, малознакомого покойника. Наблюдать за тем, как грубо небрежно выволакивали на улицу пьяных, одуревших от газа, побоев и дурного штурма людей, не хотелось. Да и засекреченные принципы и методики действий, у всех антитеррористических подразделений были одни и те же: лупи вдоль и поперек, и правых, и виноватых, после разберемся who’s who.

* * *

Шум, гам, тарарам - возникли конечно же по прямой наводке и общению с полицией Залупенко

Он спустил псов с цепи. Больше некому.

Ларчик открывался элементарно просто. Ему, в очередной раз, необходимо было получить разрешение на строительный подряд. Для того, чтобы скрыть факты связанные с тем, что под вывеской его фирмы, свое гнездо свила банда убийц, он, змей поганый, несколько раз поменял свою кожу, но выкрутился.

Для полиции, он позволил разгуляться своей фантазии. Придуманная им душераздирающая история про то, как нелегальные восточные эмигранты, заполонившие наш цветущий “фатерлянд”, незаконно захватили его склад, поселились там и распоряжаются не принадлежащим им имуществом, заставляла немецкие массы гневно сжимать кулаки и хмуриться.

То, что все было именно так, Гусаров не сомневался ни одной минуты. Но оправдывать интересы будущего строительства, массовыми избиениями, унижениями, а потом позорной, принудительной высылкой и без того забитых и запуганных людей, которые создавали, для того же Залупенко возможность богатеть и разъедаться...

Оправдывать это, он не мог и не хотел.

“А повлиять чем-нибудь можешь? Нет! Тогда вали отсюда и много не выступай.” он сам задал себе вопрос и сам ответил на него в виде команды. Легче от этого не стало.

* * *

Для Гусарова, посмотревшего со стороны живой триллер, с душераздирающими сценами избиений людей и травли их газами и собаками, настала пора выбираться из просмотрового зала и уходить, как можно дальше.

Можно было красиво рассказать, как он благородно полз по-пластунски, на локтях, не отрывая тело от земли, постоянно прислушиваясь и недоверчиво присматриваясь к загадкам серой немецкой ночи.

Однако, не было этого. Границу в обратном направлении он не переходил. Поэтому и нужды ползать по-пластунски не было.

Ему следовало поторопиться, так как утро могло наступить на лохматую макушку в любой момент. Поэтому, став на карачки и пачкая руки в заграничное дерьмо, засеменил он, смешно подбрасывая зад, своими четырьмя конечностями, чтобы оказаться подальше от места событий.

Шкуру спасал?

Нет!

Проявлял свойственный каждому нормальному человеку, инстинкт самосохранения.

Он знал, что изъятые им из кармана мерзавца Солдафона ключи от машины (слово “изъятые” - употребим, только в отношении плохого Семы-Солдафона, в отношении других людей правильно было бы сказать - “украденные”), можно было использовать по назначению и прокатиться с ветерком за городскую черту. Как не заманчиво, но подавил в себе внезапно возникшее искушение поискать машину, и, в целях экономного использования обувной подошвы, проехаться на ней. Нельзя. Машину, стараниями того же Залупенко, будут тщательно искать... Возможно, уже ищут... А может и нет... Но, все равно, рисковать было незачем.

В десяти минутах ходьбы, от места их расположения и проживания, находилась заправочная станция. Иногда “остарбайтеры”, когда другие точки были уже закрыты, заходили туда перекусить, либо сделать необходимые табачно-пивные покупки. Сейчас, уже в полный гренадерский рост, перескочив через кучи мусора, перебравшись через какой-то забор из сетки, он быстрым шагом направился туда.

* * *

АЗС представляла собой небольшой оазис для лиц находящихся в пути. С полным набор услуг, включая бесплатные, круглосуточно работающие душевые кабины. Желающим узнать, подстерегает ли там нашего человека какая-нибудь опасность, особенно, у которых возникла необходимость справить по-малому нужду. Отвечаем: нет - не подстерегает.

Предварительно покопавшись в мусорных контейнерах, видно было, что не брезгун, Алексей нашел одноразовый станок для бритья и зашел в одну из кабинок. Нет, он не собирался сделать себе ритуальное харакири. По его лицу было видно, что не японец. (Тем более, для автора это было бы крайне неразумно. В середине повествования, распрощаться с одним из главных действующих персонажей? Возможно, мы его дальше, по тексту, прикончим. Возможно? Но сейчас? Великодушно извините.)

В душевой кабине он тщательно, ни разу не поморщившись, намылил голову. Благо жидкого мыла там, у любящих чистоту и уважающих гигиену немцев, было навалом. Не боясь заразиться какой-нибудь заразной шоферской болезнью, найденным станком сбрил себе на голове и лице все волосы. Насухо вытерся бумажными полотенцами и чуть приободрился. Голову жгло, но напряжение последних часов несколько упало.

Он глянул на себя в зеркало и для создания атмосферы праздника хорошего настроения озорно, сам себе этим худым шаром, улыбнулся. Подвел, т.с. черту и вывел суммарный итог, прошедшим событиям.

Предварительно одевшись. Сразу видно, что предусмотрительный. Вышел из душевой.

Осмотрелся. На заправке было тихо и пустынно. Оператор в своей будке, свесив голову на грудь, что называется спал. Машин пока не было. Часы указали ему почти четыре часа утра. Мысленно пожелав оператору АЗС приятных и не обременительных снов, он пошел по благоустроенной немецкой дороге, которая выводила его из города.

* * *

Добравшись к вечеру того же дня, до города Шверина, он дабы не пугать добропорядочных граждан, своим немецким произношением отдельных слов и целых предложений, прикинулся глухонемым. И стал во всю общаться с аборигенами.

Размахивая руками и томно мыча на обслуживающий персонал, он снял комнатку, где на чистых простыня, в холе и неге, переночевал в придорожной, чистенькой и уютной гостинице. Там же с утреца, откушал свежеприготовленной домашней еды, о которой давно мечтал.

Напоследок расплатился. Выдал щедрые чаевые, при этом в знак благодарности, как какой-то испанский гранд, по всем правилам дворцового церемониала поклонился, но рук целовать не стал. В этом городке, пока было не принято мужикам руки целовать.

Отойдя достаточно далеко от гостеприимного города, из придорожного телефона он связался с Залупенко. Выяснил, что у Механика хоть и есть пару переломов, но он вывернется. То есть, его жизни угрозы нет.

Эта новость должна была, что называется взбодрить, а она почему-то обрадовала. Степан Андреевич пришел в сознание. Врачи, а больше дежурящие у палаты полицейские, пока к нему никого не пускают. Но следователь его уже предварительно допросил.

Разговор у них затягивался. Алексей, в прожорливое брюхо телефонного аппарата, все бросал и бросал монеты, а он, ненасытный прислужник капитализма, требовал все новых и новых. Но в общих чертах, без лирических подробностей и душераздирающих фактов прояснилось следующее. Братья-украинцы, по поводу тех двух, затоптанных и размазанных ими до смерти амбалов, указали на него, на Гусарова, как на главного душегуба.

Полицейские хотя и сомневаются, но очень активно разыскивают его. Четверку самых горячих “южных хохлов”, до выяснения всех обстоятельств дела, они безо всякого удовольствия, но задержали. Больно уж много на них было крови, при чем, в самом прямом, а не в переносном значении этого слова.

Механик, согласно официальной бумаге сообщил, что из того, что он запомнил, его убивал и грабил какой-то Сема-Солдафон, по фамилии... Нет, он ее, как и сам Залупенко не знал. Но, по его рассказу, спас его, он - добрый и благородный рыцарь - Лешенька. По фамилии... Тоже не знал фамилии. Если бы он во время не появился, то грабители, кстати очень неприятные типы, его бы просто замучили до смерти... По всему получалось, что главный свидетель всего происшедшего именно он - Алексей, чью фамилию никто не знал и не помнил.

Полученные известия заставили Алексея удивляться. Он прекрасно помнил, что пока крутилась веселая карусель из гимнастических и физкультурных упражнений, для младшего школьного возраста, Андреич все время был без сознания... Значит, не все...

Солдафона, как не искали всем обществом, так и не нашли... Засада у его машины до сих пор не снята... Полицейские надеются на то, что раз за машину были заплачены деньги, значит преступник вернется за ней... Блажен, кто верует... Ну, что еще? Предложение Залупенко о работе остается в силе... На том телефонное общение и закончился.

Разговор закончился, а мистика осталась. Дело темное. То ли сам он выдумывает, то ли в самом деле, потусторонние силы, мудрят не намудрят. Однако ж, что-то опять легко коснулось и мягко тронуло загадочную русскую душу... Похоже, прикосновения касались конспирации и заметания следов... Поговорил по телефону, обнаружил свое место нахождение... Не стой бараном на открытой местности. Не загораживай своей фигурой, вид на всходящее солнце. Уходи. По возможности, как можно дальше. А если от утренней гимнастики и кроссов не отмахивался, то и как можно быстрее.

* * *

В Германии чем хорошо? Прекрасно развита сеть обслуживания тех, кто за рулем. Заправочные станции, буквально одна от другой на расстоянии взгляда. А еще, водители не пуганы, повсеместным нападением бандитов на автомобили и грузы. Поэтому, желающих подвести глухонемого сиротку с небрежно обритой головой, жалобно мычащего и беспомощно махающего в направлении куда ему нужно, было гораздо больше, чем нежелающих.

Когда он усаживался в кабину, для порядка покрутив у виска пальцем, выяснялось, что убогий-то, был с определенными странностями. Задумчиво глядя на дорогу, он вдруг совсем не к месту, начинал себе под нос что-то напевать или, что еще хуже, в такт музыке несущейся из радиоприемника, начинал дирижировать и правильно отбивать музыкальные доли и такты. Но это был глухонемой, а они все любят почудить. Поэтому, внимания на такое поведение никто из водителей не обращал, или, по крайней мере, делали вид, что напевающий глухонемой, это вполне привычное для Германии зрелище.

В самом деле, не вешаться же из-за этого. Тем более, что самое интересное в этой жизни, как правило всегда, еще впереди.

Когда он, по прежнему лысый, но без темных окуляров, проезжал мимо того места, откуда буквально пятнадцать минут назад беседовал по телефону. Там уже стояло несколько полицейских машин, расцвеченных специфическими огнями. Люди в форме делали свое нужное и важное дело. Брызгали водой. Как кадилом, размахивали жезлом. Вместе с уставшей собачонкой, нюхали воздух и пытались снять отпечатки пальцев с телефонной трубки. Они, наверное еще как-то пытались и себя взбодрить, и другим доказать необходимость своего присутствия в демократическом государстве.

Однако, Алексей всего остального уже не видел. Все потому, что в их сторону не смотрел, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Поэтому всего и не знает.

“Ай да Залупенко, ай да, Сукин сын!” - без восторга радовался он, за ушлого и умного пройдоху. Который, естественно добровольно и бескорыстно, вызвался помочь родной немецкой полиции в изобличении, розыске и привлечении к ответственности, особо опасного преступника.

* * *

Ровно через сутки он снова позвонил Залупенко, но уже из другого города с красивым немецким названием - Берлин.

На этот раз разговор получился предельно сжатым, лаконичны и коротким, т.е. с учетом возможностей немецкой техники по определению места нахождения абонента.

Чтобы избежать лирики и ненужного пафоса, он свой спич записал на бумажку, по которой и пробормотал: “Что он его, стукача и пособника полиции, раскусил... Что находиться неподалеку и все его контакты, и связи с полицией отслеживает и фиксирует...”

Залупенко, заикаясь, стал задавать наводящие, проверочные вопросы. Гусарову пришлось на него цыкнуть: “Не перебивай плесень, сам собьюсь.”

Еще предупредил, что Залупенко неразумно себя по отношению к нему ведет. Так как знает больше других о его невиновности. А также тонко, по тексту занесенному в бумажку, намекнул или пригрозил, чтобы он кончал “стучать” на него, иначе строить и организовывать строительство будет попросту некому... Причина проста - из-за выбытия Залупенко из списка живых и плавный переход, в целях семейной экономии (уж больно земля на кладбищах дорогая), в клиенты крематория.

На всякий случай подпустил непонятного, процитировав Платона: “Необходимо всякому так или иначе быть причастным доблести - в противном случае ему не место среди людей...”

В заключение попросил, чтобы послезавтра, тот был с телефоном в палате у Механика, так ему надо будет с ним поговорить по важному делу. Попытка возразить и сослаться на занятость у Залупенко не прошла, т.к. телефон отключился.

На этот раз его засечь не успели, а может быть уже и не пытались? Но дело было не в этом. Основной задачей оставалась сохранение денег. Он дал слово, а это не доллары - инфляции и обесцениванию оно не подлежало.

Ради этого стоило придумать себе опасность и скрываться от нее, уходя от погони, т.е. побегать и потерпеть кое-какие бытовые неудобства. Он по прежнему носил курточку с деньгами за подкладкой. Ни-ни... Не снимал, ни боже ты мой господи, - расхаживая в ней и в жару и в холод. Если бы обслуживающий персонал берлинской гостиницы видел, что он и спит в ней, они бы очень удивились. А если бы он еще и действительно в ней спал, то точно был бы последним дураком и неврастеником.

Страдания, которым он сам себя подвергал, являлись для него в полной мере очищением от той неправедной и греховной жизни, полной вредных привычек и нехороших ругательных слов. Так сказать, подготовкой к большому и правильному пути, где не будет места разной гадости, а лишь одни ромашки и исполняемые тенорами-кастратами, слезливые арии про миру-мир, а маю, соответственно, май.

Лежа на кровати у работающего гостиничного телевизора и пытаясь скоротать время до следующей связи с Залупенко, он не пытался бесцельно таращиться в потолок. Он это делал целенаправленно.

Рассуждая и обдумывая все произошедшее, ему хотелось обобщить и передать опыт идущим за ним поколениям, тем самым принести человечеству пользу. Возможно, в момент этих рассуждений, находись рядом с ним, кто-нибудь подостойнее, чем горничная отеля Клара, Гусарову Алексею можно было предложить исполнить духоподъемную и объединяющую песню про Мороз, где есть правильные слова про то, что обниму жену и запрягу коня. Но рядом, чтобы предложить такой нестандартный ход по перегибу палки, никого не было. Поэтому, влекомый жаждою познаний, он продолжал наблюдать в телевизоре голых теток и дядек, вытворяющих под музыку черт-те что и сложные акробатические композиции.

* * *

Когда в указанное время он позвонил Залупенко, тот и в самом деле находился в палате у Механика. Чуть ли не плача, передал Алексею привет от себя и пламенное многоточие от обслуживающего персонала медицинского заведения.

Покончив с этими формальностями, он скороговоркой американского “рэпа”, в стиле чернокожих обитателей трущоб добавил, что ни какая полиция их не подслушивает и не контролирует, говорить можно все, что вздумается.

После этого раздался звук сухого выстрела, означающий выразительный залупенковский выдох - типа - отмучился.

Совершив этот выдающийся по смелости гражданский поступок, он тут же отметил его в памяти галочкой. После этого передал трубку Механику.

- Как самочувствие? - с тревогой спросил Алексей.

- Нормальное, ты то как? - как-то совсем без энтузиазма и просветления, слабым, дребезжащим голосом произнес Степан Андреевич.

- Все в порядке, - голос старика ему не понравился. Чтобы не утомлять его разной ерундой быстро спросил. - По поводу денег. Номер счет и все остальное о чем мы говорили, все это остается в силе?

- Лешенька... - старик заплакал. - Ты их сохранил? Да? Ты спас жизнь не только мне, но и еще троим... - он продолжал счастливо и не стесняясь рыдать... - А от внуков, обязательно родятся еще дети... Ты спас жизни гораздо большему количеству...

- Да. Не надо плакать. Я сейчас не могу быть рядом. - он слушал всхлипывания старого друга. - Андреич, успокойся подтверди то, о чем мы говорили все остается по прежнему? Если нет. Я приеду и передам тебе в руки...

Несколько циничный, в большей степени ироничный Гусаров, был смущен такой откровенностью. До этого момента, он еще ни когда не выступал в роли спасителя такого большого количества людей.

Вскоре почувствовал, как от прилившейся к лицу крови, на лбу выступила испарина. В его носу опять предательски защекотали тоненькие кисточки и защипало глаза, как тогда, когда его вымотанного, раздавленного работой, Рюриков кормил из ложечки приговаривая, успокаивающие слова. Как за маленьким ребенком, ухаживал за ним, здоровенным мужиком, повидавшем на своем пути и кровь, и смерть близких, и несправедливость, и предательство...

- Прости, что я вынужден так быстро попрощаться, но меня ищут, подозревая в совершении того, что я не делал. Сейчас наш разговор могут записывать. Езжай спокойно домой. Адрес у меня твой есть, поэтому еще увидимся. И прошу - не беспокойся по поводу денег. Спасибо вам за все и передайте трубку Залупенко.

- Не обижай старика. Я тебя не пугаю, но предупреждаю, как умного человека, не обижай его своим невниманием, помни , что я тебе недавно говорил по поводу стройки. И еще, я по прежнему неподалеку...

Говорил очень сумбурно, не связно, но чем больше тумана для трусоватых мужиков, тем лучше для дела.

Он повесил трубку.

* * *

Через день, одев темные очки и парик, определенным образом рискуя от этого маскарада, он отправился в дюссельдорфский филиал Нобелевского банка, где давно был открыт счет на имя Рюрикова Степана Андреевича. Под стрекот, беспрерывно работающих там кино- и видеокамер слежения, положил на его счет тридцать тысяч евро. Деньги приняли и вопросов не задавали. Изогнутые спины мелких банковских клерков давали понять, что они его любят, уважают и всегда рады таким клиентам.

“Добро пожаловать, вашим деньгам в наш банк!” - тевтонскими аршинными буквами, было написано на их лицах.

Выходя из банка, он не удержался и послал их всех подальше... Всех в одно место одновременно, при помощи воздушного поцелуя и дружеской улыбкой. Однако улыбка получилась несколько натянутой. По простой причине. Появившись в банке он выдал свое место нахождение. И чтобы избежать неприятностей с полицией, и расходов связанных с высылкой за пределы германской земли, придется уже по настоящему попетлять, побегать.

Поэтому рассмотрев несколько фантастических вариантов, включающих в себя такие как: самоутопление; добровольное возвращение на Родину; поступление и обучение на курсы официантов; прорыв в Парагвай, et cetera.

Он принял решение, в результате которого сейчас сидел с двумя плохо соображающими подвыпившими молодцами в армейском джипе, направлявшимся в глубь учебного центра одного из подразделений Иностранного легиона во французском городе Бизонсоне.

По этому поводу, восемнадцатилетний бунтарь-дворянин написал: “Увы, - он счастия не ищет и не от счастия бежит!”

Напугав себя и читателя данными событиями, я уверен, что через восемь страниц, вы об этом и не вспомните.


Глава 13
СЕРГЕЙ и АЛЕКСЕЙ
НОВАЯ ЖИЗНЬ


Прежде чем заполнять бумаги и подписывать их, Сергею Платонову разъяснили, что максимальный срок службы, пять лет и все желающие, искренне и с радостью подписывают именно пятилетний контракт. Этот срок включает в себя, в основном учебно-боевую выучку бойца. Непосредственное участие в боевых действиях возможно, но мало вероятно.

Все эти тонкости, объяснял молодцеватый, довольный собой офицер, который одним своим рекламно-выставочным видом, давал понять сомневающимся, что они сделали правильный выбор, направившись сюда.

Представитель Легиона, проводивший с ним беседу объяснил, что до подписания контракта должно пройти время. Прежде чем, что-то подписывать, ему, как и всем остальным, вновь прибывшим рекрутам, придется пройти небольшой карантин. Однако и после прохождения этого самого карантина, автоматического зачисления также не будет, так как всех без исключения ждет новое испытание - проверка на физическую выносливость.

Поэтому время пребывания в карантине, желательно использовать для восстановления своей богатырской силы и выносливости. Все условия для этого созданы. Можно повисеть на перекладине или для наращивания мышечной массы, постоять около гантелей.

* * *

Точно такой же разговор, состоялся и у вошедшего вслед за Сергеем Алексея.

После беседы, оба подписали бумаги, содержание которых сводилась к тому, что можно, а что нельзя делать лицам, прибывшим в расположение учебного центра и находящимся в карантине.

Потом они сдали на склад, тучному каптеру свою одежду, а в канцелярии у них настойчиво попросили сдать паспорта и имеющиеся деньги. Оба беспрекословно подчинились.

Взамен гражданской одежды им выдали спортивную, малоношенную форму. Причем всякие глупости, в виде необходимого размера или чтобы костюмчик по фигуре лежал - нет, этого не было.

Освобожденный от подобных условностей кандидат в легионеры, ни в чем преград не знает. Если же они внезапно возникают, он их с честью преодолевает... Обойдя со стороны.

* * *

Сопровождающий отвел их помещение отведенной под проживание тех, кто был принят проходить карантин. Показал им их кровати, туалетную комнату.

Обоим хотелось одного. Тишины и хотя бы кратковременного отдыха. Алексей, добирался сюда через пол-Европы, петляя и кружа. Путь был тяжелым и долгим. Несмотря на силу и семижильную выносливость, тело требовало отдыха.

Сергею было просто тяжело от вчерашней пьянки и болтанки в джипе Бреговича. Выпитый по дороге кофе, перестал оказывать свое бодрящее действие. И кроме кислятины во рту и тянущей изжоги в желудке, ничего другого не оставил.

Знакомство с окружающим миром он решил перенести на следующий день. Тем более, что глаза смотреть по сторонам отказывались. Они закрывались сами, безо всяких внутренних усилий.

Днем валяться на кроватях не разрешалось, но для вновь прибывающих, было сделано временное послабление режима содержания. Правда, к их чести следует отметить, что в верхней одежде и повседневной обуви, они на чистых простынях не лежали, а сняв ее, аккуратно повесили во встроенный шкаф.

Забравшись под одеяло и посмотрев, каждый, на своего соседа, они почти одновременно, пожелал другому приятных сновидений. И все. Шторки сознания задернулись. Оба уснули почти одновременно.

* * *

Когда в помещение, где спали Сергей и Алексей, привели вновь прибывшего кандидата в легионеры, от его взгляда не ускользнуло, что в комнате рассчитанной на тесноту восьми коек, две уже были заняты сладкоспящими, здоровенными парнями.

Новичок не раздеваясь, завалился на рядом стоящую кровать и достал сигарету. Ему страшно хотелось курить, но запрещающая, с перечеркнутой сигаретой надпись, заставила его подняться и выйти в поисках места для курения.

Можно было задымить и в комнате, но глядишь, этим двоим здоровякам не понравиться. А там и до бесправного мордобоя не далеко. От греха подальше, лучше выйти и курнуть за пределами жилой зоны.

Выйдя в коридор, он увидел спешащего по каким-то своим делам человека. Одет в гражданское, лицо спокойное, сосредоточенное. Совершенно не задумываясь над такой ерундой, как знает он русский язык или нет, спросил у него по-русски:

- Слышь, братан, где здесь у вас курят? - Чтобы ему, невменяемому, иностранному ублюдку было понятнее, со всей силы закричал любитель табакокурения.

- Пошли покажу, нам по дороге.

Так же по-русски, ничуть не смутившись и не выказывая удивления, ответил тот. На пути к курилке он добавил, размышляя вслух. - “Много нас здесь, ох, много...”

По дороге, а это буквально было за углом, они быстро познакомились и после того, как фанат табака узнал, что его новый знакомый, прибыл неделей раньше. Многое здесь выяснил и разузнал. Совсем зеленый новичок поинтересовался, нет ли рядом с ним свободной койки и очень обрадовался узнав, что есть. Хотел было быстренько перенести к нему свои вещи, даже забежал за ними... Но кроме двух спящих богатырей ничего там не обнаружил и только потом вспомнил, что вещей-то, как таковых у него нет. И налегке, покинув обжитый угол, отправился селиться на еще более новое место.

* * *

Когда утром Алексей и Сергей проснулись, никого рядом не было. Да и проснулись они не по своей воле. Их разбудил дежурный. То, что он выкрикнул, Алексей не понял и вопросительно посмотрел на медленно открывающего глаза соседа. Тот ему повторил слова дежурного и видя, что его новый сосед ни черта в этом не разбирается, на пальцах показал ему и сложные приемы умывания, и псевдо-технические приемы рукопашной еды.

Когда Алексей увидел эти движения, он весело рассмеялся. Засмеялся и собеседник. У обоих с утра налаживалось веселье и беззаботная жизнь.

После быстрого принятия контрастного душа, облегчения кишечника и мочевого пузыря, наступило то состояние, когда можно было начинать двигать горы и перегораживать ими реки.

Однако, очень вовремя случился завтрак. Поводырем был Сергей. Он из этого дуэта, единственный, кто способен был свои, по-солдатски умные мысли, облачать в понятные для окружающих слова, а главное - вопросы: “Где столовая? Как туда добраться?” Вскоре, из-за умения Сереги разговаривать, они попали в святая святых для каждого солдата, прекрасное и постоянно манящее к себе место - столовую.

Такое обилие еды: салатов, джемов, ветчин, всевозможных булочек и другой выпечки, Алексей в своей жизни не видел. Лишь в рекламах связанных со средствами для похудения могли все это демонстрировать. От всего этого разнообразия, глаза разбегались в разные стороны и стоило больших усилий вернуть их на прежнее место.

Когда он понял, что времени на еду у него предостаточно, а не так, как в той армии, в которой ему довелось служить. Он позволил себе то, что лежало в его тарелке, жевать, а не заглатывать целиком. Потом разрешил, себе же, брать пищу и с других подносов, а не только с того, который стоял к нему ближе.

Когда через тридцать минут первый шок от обилия, а главное разнообразия прошел, он осмотрелся по сторонам. Инструкторы-капралы сидящие отдельно от претендентов в легионеры, с удивлением и недоверием смотрели на него. Если бы они не видели собственными глазами, что человек может замолотить в себя такое количество еды. Рассказам других, они бы не поверили.

Тем более еды, которая не полагалась кандидатам в легионеры. Она была выставлена для капралов и офицеров, о чем имелась грозная надпись. Но, понятно, что прибывший только вчера, читать по-французски еще не научился. Правда, большинство тех, кому предназначалась эта роскошная и здоровая пища, уже поели, от этого настроение у них было достаточно благодушное. Поэтому за руки Алексея никто не хватал и взашей из столовой не выгонял.

Сергей, открыв рот, в немом восхищении любовался этим неподвластным его уму умением, есть все, до чего дотягиваются руки и при этом не бояться того, что по этим рукам могут огреть палкой.

Он-то себе на разнос поставил кашу, масло и кофе с булочкой. Глядя на стоящее перед его глазами убогое сиротство, в один из моментов он пожалел, что умеет читать. Иначе наверное тоже поел бы в волю.

- Солитер, солитер у меня внутри!

Как бы оправдывая свое обжорство, виновато произнес Алексей полным ртом, успевая заложить в свою камнедробительную машину очередную порцию снеди. Для достоверности и быстрейшего понимания сказанного, показал себе в область желудка и подкрепил показ элегантным, волнообразным движением руки.

Восхищению Сергея не было предела. Глаза округлились. Из них, от беззвучного хохота, потекли слезы. Он, почему-то на английском языке (забыл, что ли где находиться?) полупроизнес, полупростонал: “Ес, риалы, солитер”, что в переводе означало “Действительно - солитер”. После этого, положил свою голову на стол, рядом с кашей, продолжая похрюкивая, беззвучно хохотать.

“Чего он так лыбится?” - подумал, сыто щурясь Алексей - “Удивляюсь, прямо, я на них глядя. Оказывается в слове “солитер”, для заграничников скрыто много радостного смысла”.

Как догадался пытливый ум стороннего наблюдателя, произошла игра слов и путаница понятий.

Во французском языке, слово “солитер” - обозначает и ленточного червя живущего в теле человека, который в этом случае, не звучит гордо, а также - крупный бриллиант, который вправляется в ювелирную оправу отдельно, без других камней. Он слишком хорош сам по себе и не нуждается в чьем-либо другом соседстве.

Потому-то Сергей и развеселился, когда желудок назвали бриллиантом, драгоценностью, сверкающей отдельно от других украшений человеческого тела. Он продолжил свои измышления и стал думать, как бы его сосед назвал другие части мужского организма, если желудок обозначен им, для краткости - бриллиантом.

Вот такая, вкратце, причина смеха. Но стоит добавить, что на этом служба и жизнь легионера, не заканчиваются...

* * *

После завтрака их опять вызвали в канцелярию, где они с еще двумя десятками претендентов заполняли бумаги. Зашедший перед этим проведать Сергуньку, его недавний собутыльник Душан Брегович, почти с ужасом поведал, что это тесты для определения ума и сообразительности. Было ясно, что он их тоже проходил... и срезался. Но раз служит, значит как-то выкрутился.

Сами по себе вопросы были легкие, квадратики, кружечки, таблица умножения и много другой ерунды.

По поводу ерунды.

Этот пренебрежительный взгляд на вещи, имело большинство кандидатов, которое умело читать и писать. Для них и других претендентов обремененных багажом знаний, тесты, для простоты и понимания, были переведены на разнообразные языки народов мира.

Будущие легионеры, выставив раздвоенные кончики языков и не обращая внимания на наглых мух, пытающихся расположиться чуть ли не в мохнатых ноздрях, старательно занимались разгадкой ребусов до ужина. Весь следующий день, также пришлось посвятить этому продуктивному занятию. Вкрадчивому изучению их ума и сообразительности...

Однако жаловаться на судьбу поводов не было. Кормили исправно. Бельё чистое. Насекомых в голове нет. Что еще надо?

Алексей своего “червячка” баловал по полной программе, вернее диете - научно рассчитанной для дистрофиков, срочно набирающих вес. До сих пор, замечания по поводу того, что он кормился не с того стола, с которого можно было харчеваться кандидатам, ему никто не делал.

Всех вводило в заблуждение его раскованная, свободная манера поведения, когда он заполнял поднос. При каждом усаживании за стол, Сергей, как заклятие произносил кодовое слово “солитер” и веселился от души.

За прошедшие несколько дней, Сергей и Алексей, как-то незаметно для обоих сблизились и даже придумали для обоюдного общения какое-то, веселящее обоих чириканье и горловой сухой клекот. У них оказалось изумительное чувство взаимопонимания друг друга. Одинаковое чувство юмора. На все, что могло вызвать смех, оба реагировали довольно бурно.

Складывалось впечатление, что до попадания в недра легиона, они тщательно скрывали свой веселый и бесшабашный нрав, а попав сюда развязали свои мешки с эмоциями. Вели себя достаточно спокойно и беззаботно так, как ведут себя люди, которым окончательный вариант решения их судьбы уже известен. Наверное у них были даже общие интересы? Н-да... Судя по всему, эту особенность оба тщательно скрывали.

* * *

Оставшиеся шесть дней до сдачи тестов по физической и атлетической подготовке были использованы обоими для посещения зала с тренажерами и длительным изматывающим кроссам по территории учебного центра.

Наблюдать за этой живописной парой со стороны, было всегда довольно забавно. Один внешний вид спортсменов чего стоил. Спортивной формой, в виде спортивного трико и маек они были обеспечены. Но, не понятно почему, выданной формой не пользовались. Наверное берегли ее нарядную, для уборки территории и чистки туалетов. Поэтому бегали в том, что носили на себе. Это у них была такая очередная забава. И хотя, явно и открыто никто им в спину не смеялся, однако смотреть на бухающие Серегины башмаки и развивающиеся семейные трусы Алексея, с разрезами и дырками в самых не подходящих местах, было более чем любопытно.

Жалко, не прознали мерзкие папараци и любопытные журналисты о том, в каком виде, рядом с таким же, как и сам сумасшедшим, занимается спортом и восстановлением былых атлетических кондиций, отпрыск одного из богатейших людей России. Вот была бы потеха.

Эти ребята пахали на беговой дорожке и занятиях со штангой, в самом деле, как ненормальные. Но им это нравилось. После чего, было приятно подставлять свое ноющее, уставшее тело, под обжигающие струи контрастного душа. После, завалившись в постель, спать сном человека, уверенного в том, что завтра он проснется и утро для него будет красочным и теплым.

Если бы их не использование на самых грязных и тяжелых работах. Если бы еще, их постоянно не проверяли на выносливость и психологическую устойчивость. Все вообще было бы великолепно.

Проверяли и испытывали кандидатов в легионеры постоянно. Делалось это примитивным, но действенным способом. По ночам, когда больше всего хочется, чтобы тебя оставили в покое. В коридоре раздавался звук падающего штабеля ящиков с пустыми бутылками. Это означало подъем по тревоге. После чего, под лающие команды капралов, просыпались самые ленивые. Одевшись, следовало организованно выйти из помещения и сходить в указанное место.

В указанном месте, к утру следовало выкопать траншею...

Для чего?

Эх, ты, дурень!

Для того... Чтобы следующей ночью ее закопать. Грунт там был мягкий, как пух, видно не одно поколение новобранцев развлекали таким способом.

У Платонова был хороший помощник, капрал Брегович. Душан с огромным облегчением, оставшись продолжать службу, под большим секретом сообщал ему все коварные планы командиров. Поэтому, они всегда были первыми и на построении, и при исполнении заданий командования, копать и закапывать. Все действия пунктуально фиксировались в заведенных личных делах новобранцев.

В легионе ничего просто так не делалось. За более чем сто восемьдесят лет его существования выработался целый комплекс отбора самого лучшего “живого мяса”, которое без рассуждений и с присущей легионеру храбростью будет выполнять приказы командиров и с радостью идти на смерть во имя чужих, финансовых интересов.

* * *

Когда подошло время к демонстрации “купцу” своих возросших физических возможностей, оба претендента были прекрасно к этому подготовлены.

Каждый из них подтянулся двадцать один раз на перекладине. Прекрасно пробежал кросс. Что-то еще сделал, намного превысив существующие нормативы. Ах, да преодолел полосу препятствий в полном боевом снаряжении. Хотя их об этом никто не просил, этого вообще не надо было делать, но капрал Брегович очень этим гордился.

У обоих лучшие результаты тестов. Исходя из всей этой массы позитива, им было предоставлено право выбора. Куда из существующих подразделений легиона, они хотели бы пойти служить? Оба выбрали парашютно-десантные войска или как их еще называли “парашютисты”. Название отражало словосочетание “дикие гуси”, которым неразборчивые журналисты называют легионеров.

Получалось, что именно там, у парашютистов, им придется пройти так называемую “учебку”. А не в Абане, маленьком городке на юге Франции, где расположен главный штаб Иностранного легиона и куда отправляют всех вновь принятых.

Почему-то находящийся там учебный центр называли “отстойником”. Многие не выдерживали и дезертировали оттуда. И в самом деле: жарко, все команды выполняются бегом и по свистку, не дают достаточно спать, кормят ровно столько, сколько тебе необходимо для того, чтобы ты мог выдерживать нагрузки и работать, работать, работать... В общем, выдерживают только те, у кого есть жесткая установка выдержать.

Получалось, что им повезло. Душан Брегович подмигивал, мол, молодцы, все правильно сделали. Когда с ним прощались, оказалось, что этот гигант достаточно сентиментален. Правда, мужскую, скупую горючую слезу, он из глазу наружу не выпустил, но голос дрогнул.

При комплектовании команд новобранцев к ним примкнули еще семь человек. К удивлению Алексея большинство из тех, кто проходил вместе с ними тесты и проверку физической готовности отсеялись. Сдали спортивные костюмы, в обмен получил паспорта, сданные на хранение деньги и свою замызганную одежду.

Остались только лучшие. Те, кто мог и яму по ночам копать, и на хитрые вопросы тестов отвечать. Об этом не скромно было говорить, но было приятно чувствовать себя победителем в этом соревновании... Как не крути, а получалось одиннадцать человек на место.

* * *

По существующей традиции, пришедшей с тех героических времен, когда в Иностранный легион, в основном могли быть зачислены преступники и просто люди у которых возникла необходимость на время исчезнуть из этого мира. Сергей с Алексеем, на вопрос, нужны ли им другие имена, под которыми им придется нести вою службу, поспешно выразили это желание.

Хотя по поводу принятых в легион преступников и других “деловых ребят” без этого не обходилось и сегодня.

Генерал - командующий легиона, в рекламной идеологической агитке, прославляющей службу в Легионе, говорил, что каждый человек, даже совершивший ошибку, может начать жизнь заново. И мы, Легион, предоставляем им такую возможность.

“Красивые слова прикрывающие сущность наемничества”, - осуждающе сдвинув брови, подумал тогда Сергей.

А по поводу смены имен все было гораздо проще. По законам Франции наемничество наказывается в уголовном порядке, в принципе, так же как и по законам большинства европейских и не только, стран. Смена имени, давала самим французам призрачную возможность служить в нем. Всего же рекордом Легиона считается короткий отрезок времени, когда в один из моментов в нем служили представители 142 национальностей.

Сергея Платонова нарекли именем Баг Арт, что-то созвучное имени голливудской кинозвезды, с вечной сигаретой - Хемфри Боггарту. Арт - как художник, приклеилось от того, что его знакомый, все тот же Душан Брегович, по-видимому шепнул своим сослуживцам, что новоиспеченный легионер крупный художник. Этот вывод напрашивался сам собой, раз он умеет рисовать большие картинки, значит и художник крупный, а какой еще? Не мелкий же?

Алексея Гусарова, крупный черный капрал, почему-то в шутку назвал Дюк Белл, почему “Дюк”, что в английском означает герцог, почему “Белл” - колокол? Было не понятно, а креститель, капрал Мбумбра, так звали чернокожего сенегальца, только показывал свои ослепительно белые зубы и твердил “Дюк Белл, Дюк Белл”. Может у сенегальцев это ругательство такое? Допустим “белый глист” или “пошел в жопу”, а может куда и подальше? Выяснять языковые подробности, не было времени.

Но записали красиво. С момента крещения и наречения новых членов паствы, иными чем в миру именами, им тут же были предложены типовые многостраничные контракты на пять лет службы.

Большое количество страниц имело под собой хитрое обоснование. Расчет делался на то, что их читать все равно до конца никто не будет. Тем более, что они были напечатаны на французском языке.

“А мы им там, подпустим юридического тумана, - думали хитрые военные. - Поплотнее, финансово приналадим к себе... Нет, если есть желание, т.с. пробудилось в тебе такая блажь, бери словарь и сиди осваивай, все ночи в твоем распоряжении”.

Но таких умных, до поры до времени не находилось, как правило, подписывали не глядя, тем более, что всех, всегда все устраивало. В канцелярии их новые имена были вписаны красивыми, крупными буквами... Начальник канцелярии, не предлагая новым зачисленным присесть, ждал, когда они осчастливят его бумаги своими автографами. Обычная рутина.

* * *

Взаимопонимание Алексея со Сергеем наладилось. По крайней мере они друг друга понимали практически без слов. Алексей, нетерпеливо тронув Сергея за рукав сделал жест, что неплохо бы обсудить варианты. Тот кивнул головой и поинтересовался у офицера, как бы это им обоим можно было более детально ознакомиться с текстом. Тот поморщился, мол чего разводить мороку, дело-то ерундовое, на пару минут. Но все же легкомысленно, разрешил забрать бумаги из своего кабинета и присесть в соседнем.

Они вышли. Расположились. Сергей начал читать. По мере продвижения по тексту, его лицо все больше и больше становилось мрачным и хмурым. Мимикой и красноречивым жестом, большой палец книзу, он дал понять сослуживцу, что они вступили в гов... Нет... Не так...

Что они попали в неприятную ситуацию - вот, что означал его палец. И еще, как мог, дал понять, что рабовладельческий строй, после подписания контракта, вопреки историческому материализму, для них опять расцветет махровым цветом.

Алексей, кивнув в сторону кабинета начальника, с усмешкой произнес выученное за последнее время иностранное и часто используемое, короткое словосочетание “фак ю”. Означающее, что-то вроде “врешь - не возьмешь”.

Взяв в руки экземпляр Сергея, коряво расписался в нем. Ему же передал свой. Тот расписался в его бумаге, кстати, тоже достаточно небрежно. Потом подумал и в обоих экземплярах, где-то в середине вписал по абзацу текста. Когда писал, весело улыбался - весельчак. А, что он там писал, не нашего ума дело. Путь юристы разбираются. Им и только им, известна философия поступательного движения истории нашего повествования. Но это к делу не относиться. Юристы вообще люди подозрительные и алчные...

Торжественно они вынесли подписанные экземпляры и отдали их руководству канцелярского подразделения части. Им пожали руки и задали последний, изрядно надоевший вопрос: “Где солдаты, вам хочется служить?” Оба - сговорились, что ли - подтвердили свое решительное согласились на вариант службы в славных парашютно-десантных подразделениях Иностранного легиона.

* * *

Подразделение парашютистов, так называли десантников в легионе, располагалось неподалеку от все того же Бизонсона. Довольно в живописном месте, закрытом, от не в меру любопытных глаз вражеской агентуры.

Прибыли. Разместились в казарме. Даже не в казарме, а что-то наподобие трехзвездочного отеля. Комнаты на двоих, со всем положенным для нормального проживания наполнением: душ, туалет, телевизор с тумбочкой. Соответственно кровати, четыре стула, стол... Даже, какое-то подобие сушилки было. Они расположились. Осмотрелись. И однозначно решили - жить можно.

Что для профессионального военного всегда на службе ценно? Правильно! Это возможность заниматься только ратным трудом и подготовкой к нему. То есть своей специальностью. У парашютистов, на кухне работали специально обученные этому люди. Другие потребности части, скажем уголь разгрузить или коровам вымя помассировать и заодно их подоить, для этого также нанимали иных, подготовленных к этому граждан. Конечно. Они и получали меньше, и с парашютной вышки не прыгали.

После обеда случилось начало службы. Опять канцелярщина. Заполнение большого количества бумаг. Очередной, еще более строгий, углубленный медосмотр. Сдача анализов. Ужин. Об этом стоит сказать отдельно.

Еды навалом. На прищуренный гусаровский взгляд, гораздо больше чем в карантине. При чем любой. Сергей, увидев, сколько съедается жирной ветчины, картофеля, булочек, масла, сыра, подумал, что здесь проблема борьбы с вредящим сердцу холестерином не столь актуальна, как за воротами части.

После ужина, каждому хотелось сесть написать письмо на родину или сочинение на тему: “Как я собираюсь провести лето”. Но, что-то в этом желании не сомкнулось.

Эпистолярный жанр был позабыт позаброшен, а о лете, вообще писать не хотелось. Сергей терзаемый сомнениями по поводу правильности своих поступков, уныло смотрел в телевизор. Тот показывал ему полоски и крупнозернистую рябь.

Алексей, в свою очередь, удобно раскинувшись над столом, листал чьи-то оставшиеся порножурналы и пытался при помощи франко-русского словаря, к месту найденного здесь же, читать вслух.

Сергей прислушался к выразительному завыванию соседа по комнате, очень напоминающее бормотанию французских слов. Он никак не мог понять, что он делает и для чего издает эти странные, заунывные звуки. Потом, проследив за взглядом Алексея, попытался прочитать тот же текст. Прочитав и вникнув в то, что написано, он громко рассмеялся. Слишком уж велика была разница между тем, что написано, и тем, какие при этом чтении раздавались звуки. Чтец-декламатор, услыхав смех, вопросительно поднял голову, мол, “чего ржешь?”.

- Да, лучше когда над тобой, внучек, смеются, нежели плачут.

Со вздохом, сам себе сказал Алексей. И видя все еще смеющиеся глаза Сергея, обреченно махнул рукой.

Сергей, тыкнув пальцем в строку, которую пытался освоить Алексей, начал громко с театральными вывертами, с выражением читать отрывок. Когда он закончил. Выражение тупого недоумения не только с лица слушателя не сошло, а еще и усилилось. Он по-прежнему, даже когда ему читали медленно, ничего не понимал.

* * *

С того феерического памятного вечера, начиная с элементарных азов, на полях порнографического журнала с могучими красотками и задрюченными мужичками, другой бумаге под рукой не оказалось, Сергей стал помогать Алексею, осваивать загадочную премудрость французского языка. Тот в ответ, стал помогать ему осваивать военную премудрость.

Чуть позже, они стали заниматься и английским. Но сегодняшний вечер, был посвящен исключительно великому и могучему алфавиту страны пребывания. Какое бы это не было скучное занятие, но во-первых - это уже не прихоть, а необходимость и во-вторых - время бежит быстрее.

Вопрос вставал уже даже не ребром, он поднимался массивной берцовой костью - кто кого? Какая из существующих за окном, помимо нашей воли, цивилизаций, окажется более жизнеспособной? Кто сильнее, западники или славянофилы? Вот в чем находился корень проблемы.

Даже, не кто первым победит, а кто первый сдастся, в угоду пиву, телевизору и бессмысленному шатанию по улицам, в поисках кинотеатров показывающих ненавистную и мерзкую для души и сердца порнографию.

Незаметно подошло время отбоя. О чем в коридоре и громыхнуло старым тазом, а может просто голос у дежурного такой.

Граждане запертые по собственному желанию в дешевую клетку, нахохлились на своих жердочках и решили дальнейшее продолжение эксперимента по выживанию в неволе продолжить со следующего утра. После этого легли спать. К удивлению тех, кто знает современные нравы или по крайней мере догадывается о их существовании, они легли каждый в свою кровать. (Даже как-то не современно.) Т.е. сделали все так, как предусмотрено Внутренним дисциплинарным распорядком дня легионер. Там, по поводу того, чтобы солдаты спали в нормальных условиях в одной койке, ничего не написано, а раз так - значит запрещено.

Выводы и предложения, напрашиваются сами собой. Первый день службы закончился удачно. Новоиспеченные легионеры заснули, аки ребятишки набегавшиеся за день - крепко и без тяжелых мыслей.

Военная служба тем и хороша, что думать, критически осмысливать, сказанное и сделанное тобой, нет никакой необходимости. Для этого, приказом командира N-ской войсковой части назначаются другие, специально обученные командиры. То есть в армии, пока не стреляют, живется хорошо и счастливо, хотя постоянно хочется, чтобы было еще лучше.

* * *

В отличие от Сергея, Алексей отслужил в свое время и срочную, и сверхсрочную службу, дойдя до капитанских погон. Поэтому ему весь окружающий быт был хорошо знаком. Главное - это, как можно быстрее вжиться в существующий распорядок дня, после этого время побежит быстрее и мозг, без лишних усилий атрофируется сам, без чье бы то ни было помощи.

Как только почувствуешь, что думать и рассуждать Уставом не положено. Как проникнешься этими мудрыми мыслями, все... Изменения в черепной коробке приобрели необратимый характер. Об этом тебе расскажет кладезь задорного юмора и неисчислимых пословиц, добрый и мудрый волшебник, в чине прапорщика. А может старослужащий по боевому позывному “Дед”, оторвется от сковородки с жаренной картошкой и одарит тебя былиной о том, как он в далекие-придалекие времена, тоже был солдатом и гарантом Конституции. Но как только он перестал думать, так сразу и стал сержантом.

После таких правильных воспоминаний и размышлений, время службы побежит легче, быстрее и веселее. И уже когда лет, этак, через сорок пять или даже пятьдесят, ты будешь со слезами старческого восторга, теребить свой дембельский альбом, читать глупые стишки, вспоминать марш-броски или ночную покраску недавно вырытой траншеи. Тебе, приятель, будет до слез и немощных всхлипов жалко того, как ты подгонял и торопил эту странную субстанцию - время.

Не ценить и не любить каждую прожитую минуту жизни, это исключительная привилегия молодости.

* * *
В новом знакомом Сергея, было то мужское начало, которого сегодня многим не хватает. С шипением и брюзжанием, можно сказать лишь одно, когда женоподобные мужчины становятся объектом подражания, значит не все нормальным в датском королевстве. В Дюке этого не было.

Еще больше симпатии укрепились после событий сегодняшнего утра. Которые началось по давно заведенному распорядку.

Опять в коридоре чем-то гавкнули - подъем. Зарядка.

При помощи бумажки - санитарно-гигиеническая обработка тела.

Водные процедуры.

Завтрак.

Общее построение.

Представление вновь прибывших под их новыми именами, к которым, самим их носителям, придется долго привыкать. После этого распределение по подразделениям. Сейчас и пригодились результаты проводимых тестов.

Группа в которую попали приятели, вошла в разведовательно-диверсионную роту. Как раз во время первого знакомства с боевыми товарищами и традициями подразделения, в котором им придется служить и состоялись любопытные и интересные события. После этого, об их боевой связке, заговорили с нескрываемым восхищением. Не участвуя в боевых действиях, они тем не менее, смогли отличиться и войти в неписаную историю легиона, которая сродни мифическим преданиям и легендам островов Полинезии.

Теперь эти сказания в виде местного мифологического фольклора, будут в устной форме передаваться из поколения в поколение, от набора к набору...



Глава 14
АЛЕКСЕЙ и СЕРГЕЙ
РУКОПАШНЫЙ БОЙ

По традиции существующей во всех спецподразделениях мира, каждого вновь прибывшего бойца испытывают на профессиональную пригодность службы в нем. Так случилось и с вновь зачисленными. Это не было проявлением неуставных отношений. В легионе, как в профессиональной армии, такого просто не могло быть.

В это же утро, всем вновь зачисленным, включая Алексея и Сергея устроили смотрины по полной программе. Тесты на физподготовку они проходили еще в карантине, а вот спарринг, так называемые тренировочные бои, с целью всесторонней проверки возможностей и способностей новичков к рукопашному бою, этого не было. Да и незачем заранее устраивать этот маскарад с мордобоем. Ведь рекрут потом, может служить обычным шофером или поваром, а с поломанными ребрами и вывихнутыми суставами, это делать гораздо сложнее.

В начале занятий по рукопашному бою, отрабатывались приемы защиты-нападения. Алексея поставили в пару со Серегой, они были примерно одного роста и одного веса. Особого старания молодое пополнение не проявляло. Так, легкая разминка тела после тридцатиминутного кросса.

Замах, удар, блок, контрдвижение, подсечка... Замах, удар, блок, контрдвижение, подсечка... Это было нудно и неинтересно.

Оба пока еще не избавились от невразумительного отношения к жизни, которое следовало бы оставить за воротами Центра. Они по прежнему ошибочно считали, что им должно быть интересно то, чем они занимались. Белобрысый капрал Понятовский, ведший занятие с явным чешским акцентом, сделал им замечание.

После этого активность увеличилась, но старания не было. Чувствовалось, что тягой к познанию жизни, в плане отработки приемов, оба не обладают. Да и приёмчики, следует отдать им должное были плевенькие. Смысл механической отработки движений, был в доведении до автоматизма всех действий связанных с их применением в каком-нибудь неравном бою...

- Всем внимание! Прекратить занятие.

Спокойно произнес капрал, наблюдая за тем “киселем” который демонстрировали новички. Говорил он тихо, но все его слышали.

Тихий голос капральского сословия, объяснялся достаточно просто. В отличии от рекрутских подразделений США, где присутствует только неразборчивый, подавляющий любое сопротивление крик, здесь этого старались по возможности избегать.

Все потому, что крепкие молодые парни, собрались в одном месте не для того, чтобы завтра вскопать кукурузное поле или провести слаженную уборку маниока. Не для этого.

Завтра надо было сходить в бой. Послезавтра сбегать в атаку.

А там не все бывает благополучно в плане взрывов. Там стреляют и прыгают с парашютом. Пулю в спину получить или, к примеру полетать по воздуху с нераскрытым, пустым школьным ранцем за спиной, было очень даже элементарно. Вокруг же ж одни вооруженные бандиты. Чтоб, им, красивым кисло было. К слову говоря, многие капралы и офицеры, не ко вовремя посчитавшие себя крупными начальниками, так и летали, с нераскрывшимся рюкзаками за спиной и с крупнокалиберной, от очереди в упор, дыркой в организме. (А чему там было раскрываться? Завернутые в газету кирпичи, могут дать планирующий полет только фантазии.)

Вернемся к тихому голосу капрала Понятовского. Занятие было остановлено. Капрал подозвал всех к себе и указывая на парочку вновь прибывших ленивых солдат, рассказал всем, как важно в бою не растеряться и до автоматизма отработать приемы защиты от нападения. Тем, кто не понимал этой берущей за душу речи, в двух словах переводили смысл. Хотя общаться на другом, кроме французского языке было строжайше запрещено. После своей тирады капрал указывая на Сергея с Алексеем произнес:

- Эти солдаты пока не понимают важность того, что я сейчас объяснил. Предлагаю вам, - он с вызовом посмотрел на них. - Провести боевые схватки с вашими сослуживцами. Чтобы вы поняли, насколько необходимы эти знания для вашего боевого духа и тела... Хотя бы для того, чтобы в рукопашной схватке с врагом, вас не забили до смерти. Вопросы есть?

- Капрал, я не понял...

Сергей старался быть подчеркнуто вежливым, но с тревогой и озабоченностью уточнил: “Что, схватка в полный контакт?”

- Да, солдат, ты прибыл в Иностранный легион. Все шутки остались за его воротами.

То ли съязвил, то ли серьезно произнес капрал, неверно истолковав тревогу Сергея:

- Про новую жизнь, в нашей дружной семье вы узнаете после... Из тех фильмов, в которых прямо сказано, что легион - ваша новая родина... Но, прямо сейчас, вы можете отказаться от выполнения моих команд, после чего, будете немедленно переведены в инженерно-саперные роты... Как говорит наш командир: “У каждого рядового Моцарта, есть свой капрал Сальери”. И не верить ему, оснований у меня быть не должно.

- Ну зачем же так категорично, сразу в саперы...

Проворчал несколько смущенно Сергей, взглядом ища поддержки у стоящего рядом Алексея, - Раз у вас так принято... Тем более... Подготовка ко встрече с врагом... Не дай бог, с Моцартом каким-нибудь...

* * *

Окружающие их полукругом легионеры, разогретые тренировкой, от предвкушения интересного зрелища, уже потирали руки. Новички держались как-то уж чересчур независимо. Кому такое понравиться? Многим преждевременно слышался хруст ломаемых костей и виделось усыпанное зубами поле битвы.

Для монотонных армейских будней, забитых каждодневной рутиной и требованиями строгого исполнения жестких уставных предписаний, легальное избиение несмышленых зеленых новобранцев, было хоть каким-то развлечением. А для любителей щелкнуть себе по нервам взрывом адреналина, кроме всего прочего, и активным зрелищем.

Почти все из присутствующих желали лично поспособствовать “поднятию боевого духа” пополнения. Помочь им собственным участием избавиться от штатской лени и зазнайства.

В свое время, еще до службы в разведовательно-диверсионном отряде спецназначения “Каскад”, Алексей с первой же попытки стал обладателем крапового берета. Это было серьезным испытанием, т.к. бывало и такое, что из тридцати-сорока претендентов, как правило не в первый раз оспаривающих право носить этот почетный головной убор, в результате всех испытаний, его получали один-два самых заслуженных, а случалось, что и не у кого не выходило. У Алексея все получилось, по всем статьям расходной спецназовской ведомости. Там было в несколько раз труднее. Но ничего, ведь смог же. Вера в себя, так же как и вера в успех - уже половина победы.

Когда Сергей, отчаянно, больше напирая на жестикуляцию, начал объяснять ему очередное задание, закончить свою выразительную пантомиму он не успел.

Стоящий рядом легионер, бесцеремонно оттеснив его плечом, в двух словах, из которых ни одного не было печатным, объяснил на нормальном русском языке, чего от них ждет капрал. Похоже было, что паренек происходил из “рекетирской” среды, специализирующейся на вымогательствах у “беспробудно несчастных” инородцев, торгующих на столичных колхозных рынках. Именно из таких рептилий, в основном и состоит уголовный бомонд.

Выслушав пояснительную и устрашающую речь, Алексей по хорошему внутренне завелся.

Глуповато улыбаясь и суетливо теребя край своей робы, он предусмотрительным жестом, перед этим странно поцокав языком, попросил Серегу уступить ему право первого боя. Тот пытался возражать, даже ругался на непонятном русскому уху языке, однако, видя решительность своего приятеля, уступил.

* * *

Алексей вышел в середину круга, покрытого пружинящими пластами, тщательно пригнанной друг к другу резины. Опробовал покрытие. Крутанул шеей. К удивлению многих, ушел с места боя. Молча разулся. Посмотрел на капрала. Тот что-то пробурчал на своем капральском... Однако, возражать не стал. Босиком вернулся и стал в обозначенный кружком центр площадки.

Против него, плотоядно улыбаясь и заранее потирая от удовольствия руки, выскочил соперник, тот самый, кто минутой раньше по-русски и плохими словами объяснил, как его во все дырки “отмудохают”...

- Будет больно, скажи, - вполне безобидно произнес он.

- Обязательно, - искренне пообещал Алексей.

- Проверка на вшивость... - он хотел еще что-то умное сказать, но капрал дал команду к началу схватки.

Алексею достаточно было двух ложных замахов руками и одного удара ногой, чтобы большого и не в меру самоуверенного соперника, с удивленной физиономией понесли с площадки.

- Случайность...

Коротко прокомментировал Алексей, глядя вслед глубоко загорюнившемуся бойцу, пытавшемуся рассмотреть, ставшее бессмысленным небо.

Когда кто-то из стоящих повторил это вслух, Сергей рассмеялся громко и весело. Такой смех у многих народов, населяющих земной шар, называется “от всей души”. Уж он-то знал толк в таких движениях. Они из разряда обычных физических упражнений, переходят в нечто более крупное, чем просто быстрое и стремительное действие. Это больше напоминает что-то сродни искусству.

Никто танец Галины Улановой не называл комплексом упражнений для аэробики, это относилось и относится к божественному искусству. Занимаются подобным тысячи, а осваивают единицы.

Так и здесь.

То, что показал Алексей было наполнено красотой. Глядя на то, что он сделал, а главное - как? Настоящему ценителю “мордобоя с философией”, можно было получить эстетическое удовольствие. Недаром японцы, свои силовые виды единоборств называют “боевыми искусствами”. Пластика продемонстрированных движений, происходила из их числа. Она была отточена до миллиметра и соткана из изумительно тонкой, еле видимой нити, так искусно, что швов и стыков, даже на ощупь не ощущалось.

Как человек посвященный в эти тайны Сергей понимал, что такой молниеносной, жалящей случайности не бывает, даже в красивых киносказках. Наносить удары в прыжке, с разворота, и, главное, попадать при этом в голову своего vis-a-vis... Не один год надо попрыгать, прежде чем такое начнет получаться.

* * *

Капрал, инициатор схватки, момент удара не увидел, что-то его отвлекло. Но этот смех, он понял по своему.

“Они не просто... Они нагло, издеваются над нами” - зло подумалось ему.

Однако, формально придраться было не к чему. Наказывать подчиненного из-за возникшего к нему немотивированного раздражения, традиции Легиона не позволяли.

Если вначале схватки, он просто хотел показать новобранцам то, что они ничего не умеют и им следует много и тяжело трудиться. Теперь же приходилось отстаивать честь парашютистов-диверсантов. Больше того, свою собственную честь... И стоящую рядом с ней - белобрысую гордость.

Почти всех бойцов, недоуменно затихших вокруг него, именно он обучал всем этим штучкам. Получалось, плохо учил, коль скоро один из лучших, злой и настырный легионер рухнул на... На какой он упал минуте? Ах, на, примерно, десятой секунде...

- Следующий, - он ткнул пальцем в лежащего и казалось спящего невдалеке, еще одного здоровяка. Со стороны было очень заметно, как ему трудно сохранять спокойствие и выдержку.

Тот на кого указал младший командир, поднялся, небрежно отряхнул воображаемый песок... и для чего-то сделав сальто назад, прямо из него, сел в продольный шпагат.

Сейчас настало время от души рассмеяться Алексею, слишком уж неестественно все это выглядело. Его, наверное, пытались такими дешевыми приемами, в стиле узкоглазого кино из Гонконга, испугать или вывести из себя. Отсмеявшись, он с любопытством посмотрел на будущего соперника.

Акробата его смех несколько смутил. Возможно, это было ошибочное утверждение, но тот над кем смеялись вида, что его это задело, не показал.

Глядя на Алексея исподлобья, он чуть сутулился, но больше не безобразничал. Застыв в выжидательной позе, он стал ждать дальнейшего развития событий.

- Может больше не надо?

Спросил Алексей, глядя на капрала. Была у него надежда, что сегодня, доброта, в данном, конкретном случае спасет мир. Но, видно недосуг. Время торжества справедливости и человеколюбия пока не наступило.

После того, как капралу перевели его слова, он остался непреклонным и нетерпеливым движением указал на центр площадки. Гусаров с недоумением покачал головой и, разведя руками, посмотрел на Сергея. Тот, чуть заметно усмехнулся и кивнул, давая понять, что если ребята сами этого требует, придется подчиниться.

Вышедший в центр легионер, неизвестно для кого, обнажился по пояс. Женщин в округе не наблюдалось. Красивая игра рельефной мускулатуры плечевого пояса, расходовалась совершенно в пустую.

Он протянул на встречу мягко вышедшему Алексею руку, как бы его приветствуя. Алексей, зная или заранее предвидя, что должно произойти после того, как он в ответ, тоже протянет руку. (По задумке плохих людей, он должен будет получить сокрушительный удар и протянуть вдоль тела, непослушные, расслабленные ноги.) На такой дешевый прием не поддался.

Он помнил уговор - бой в полный контакт.

При такой, зашнурованной до последней дырки договоренности, действует всего лишь одно, незыблемое правило.

Это правило гласило. Если в наступивший миг пожалеешь ты, то через мгновение, твои яйца, очень быстро превратятся в шипящую и раскаленную яичницу-болтунью.

Лицемерная жалость к другим, легко переходит в демонстративную жестокость, по отношению к себе.

Поэтому, вместо пожатия протянутой руки, он прочертил рукой круговое движение и очень вовремя. Так как, с имитацией дружеского рукопожатия, Алексей успел, одновременным смещением корпуса назад, влево и выставлением правой ноги вперед, удачно блокировал нанесенный в следующее мгновение, удар в его незащищенную, броневыми трусами промежность...

Раздался сухой треск ломаемых грабель.

Лирика первой, самой трогательной минуты встречи, закончилась.

Соперник не ожидал такого явного прочтения его намерений. Несколько мгновений, он был явно чем-то обескуражен. По его задумке и технически правильно исполненному движению, нынешний соперник, уже должен был бы лежать у его ног, корчась от боли, моля о пощаде и о чем-нибудь холодном, в виде компресса, чтобы не так болело.

Однако, этот подонок не только не рухнул с кровавым омлетом в штанах, но, как ни в чем не бывало, стоял напротив, наблюдая за его реакцией.

А реакция, надо сказать, была довольно болезненной. Бил-то он в промежность соперника со всего размаха, а тот, как назло, выставил свою ногу ему навстречу и (причем, именно выставил, а не бил ею) попал точно в коленный сустав.

Когда жестокий и беспринципный соперник Гусарова, в возвратном движении, после первой, неудачной на первый взгляд атаки, ставил твердо ногу... Он зычно, как будто для того, чтобы его все услышали, закричал и нога, не глядя на обнаженную, мускулистую плоть тренированного тела, вывернулась в обратную сторону. Коленный сустав провалился вовнутрь. От наступившего болевого шока, он потерял сознание.

Один из вновь прибывшего пополнения, вместе с другими легионерами, попытались привести лежащего на земле в чувство. Однако не смогли. Поняв тщетность своих попыток и то, что он хлопков по щекам, пострадавший в смертельной схватке, не приходит в сознание, пришлось менять тактику оказания первой помощи.

Кряхтя и тужась, для оказания более профессиональной помощи, толпа из пяти человек потащила его в лазарет. Делалось все это непрофессионально, но зато, очень неумело. Спотыкаясь и мешая друг другу, они по пути в медучреждение, еще несколько раз роняли пострадавшего на голову. Как они его при транспортировке не убили, уму не постижимо. Было видно, что до сегодняшнего дня, с такими явлениями, здесь не сталкивались.

- Наверное, достаточно? - невесело спросил Алексей. - А то солдат не хватит для несения службы.

Капрал только и смог отреагировать на сказанное, так это, что-то прошептать. Может, молился, а может, ругался? Ему даже и не переводили ничего. Казалось, он все и так понимал.

- Тогда давай со мной, - произнес на нормальном русском, еще один легионер. - Ты не удивляйся...

- Да, вроде я и не удивляюсь, - перебивая его, ответил Алексей.

Очередной земляк-доброволец, казался вполне нормальным симпатичным парнем. Ни татуировок, ни шрамов, ни даже стригущего лишая на нем видно не было. Смуглый, физически развитый. Смотрит доброжелательно. Стервозности в глазах нет. Он продолжал беседовать с Алексеем, делая массирующие движения разогревающие кисти рук.

- Здесь целый интернационал из бывших наших. Процентов тридцать, если не больше. Русские, украинцы, белорусы - ну как без них? Кто с чем, сюда пожаловал... В основном, пытаемся избежать сумы и тюрьмы. Тех, которых с твоей помощью отсюда понесли, не жалей... Солдаты хорошие, но болгары... Первый, он из бандитов, а второй, албанец... Они нас не любят, мы их... Приходиться терпеть... Мы не в обиде. Давай теперь с нами поработаем. Ты готов?

- А есть другой вариант? - поинтересовался Алексей и вполне серьезно добавил. - Я бы сейчас, нашего кислого “Жигулевского”, пару бутылочек, оприходовал... С подвяленной плотвичкой, да, с “Бородинскими” сухариками...

- Это чуть позже...

Не давая ему продолжить, не очень вежливо, перебил его землячок. Как-то очень быстро меняя образ добродушного, свойского паренька, на облик злобного и неприятного вышибалы-мужичины.

- Сейчас продолжим “катания на каруселях”. Ну, начали, что ли? Но, извини, в помощь, я еще двоих любителей “Жигулевского” позову... Не боишься? Впрочем, какая разница?

Алексей беззаботно пожал плечами.

- Если, ребята, у вас здесь такие порядки, то о чем может быть разговор. Давайте начинать...

Вышли помощники. Опять закрутилась лихая чехарда. На этот раз Алексея все-таки достали. Ощутимо попали по губе.

Тонкая струйка крови, текла по подбородку, в виде отмщения за поверженных. Но и она не смогла удержать эту троицу в вертикальном положении. Хотя, один из земляков, даже горсть песка успел швырнуть ему в лицо. Этот, не красящий его соперников поступок, не смог переломить ход нетоварищеской встречи.

Очень скоро, они лежали вокруг него как попало, скучно и без всякого интереса рассматривая, кто голубое, ставшее в одно мгновение, бесцветным небо, а кто и резиновое покрытие, на котором они скакали. Больше досталось тому, кто исподтишка сыпанул песком в благородное, породистое гусаровское лицо, после чего и была разбита губа. Этот паренек не отделался, как другие, тяжелым, выходящим за признаки обморока нокаутом. У него, кроме сотрясения мозга, была еще и напрочь выбита челюсть.

Подвести итог решительным действиям Алексея, можно было словами известного детского писателя Маршака: “Вот какой рассеянный с улицы Бассеенной”.

Интересно, а чтобы сказали глядя на все на это, истинные “толстовцы” с их теорией непротивления злу и насилию? Смогли бы они осудить Алексея за его жесткие, граничащие с жестокостью поступки или нет? Вместо того, чтобы самому быть битым, он позволил себе воспротивиться постулату и не подставить вторую щеку, а других нарубить в мелкую щепу.

Такое повергает в уныние и депрессию.

Отчаяние переходит в сдавленный крик и задушенный стон.

Жлобы и ревнители морали, посыпают свои головы крупнозернистым пеплом. Сверху натягивают заячьи треухи, так и ходят.

* * *

Как было понятно изначально, капрал “толстовцем” не был. И наверное никогда уже им не станет. От такого поворота событий, когда пять, считай выдающихся бойцов были в лучших, ритуальных традициях спецназа искалечены, он только-то и смог, что тягостным стоном, помогая при этом себе руками, показать Алексею, свое, кровоточащее к этому отношение... И все же, заводной, заграничный характер, не давал ему возможности признать свою неправоту и прекратить человеконенавистническое, проверочное занятия.

Прекратить калечить юность нашу боевую, пусть даже и болгарскую. Ему, понимаешь, захотелось отыграться на, казалось, беззащитном бойце, по имени Баг Арт. Он просипел, пытаясь откашляться от внезапно возникшего кома в горле: “Сейчас, ты, Баг”.

Что за напасть?

Этот тоже оказался улыбчивым. Но хоть ничего не просил, не издевался. Просто вышел, ожидая следующих козней и подвохов со стороны капрала. А того, при виде очередного спокойного и уверенного новичка, обуяло, иначе и не скажешь, яростное раздражение.

- Твой приятель, показал всем нам неплохое владение приемами...

В первый раз их назвали приятелями, не отделяя одного от другого. Капрал продолжил: “Нам всем хочется посмотреть, сможешь ли и ты, справиться с двумя... Нет, с тремя соперниками...”

Судя по хмурым и неприветливым физиономиям столпившихся легионеров, им совсем не хотелось того, о чем говорил бравый капрал. Конечно, трусов среди них не было, но и желающих, вот так просто, за здорово живешь, без всякого повода, быть искалеченным, тоже не находилось.

Их горячечный пыл и молодецкое желание позабавиться с беззащитными и необученными новобранцами, за последние десять минут улетучилось, как дым Отечества, который оказался, не сладок и не приятен.

Очень не хотелось, прямо с утра, имея громадье всевозможных планов на вечер, вместо их исполнения, надолго оказаться в лазарете. Поэтому легионеры опустили очи долу и превратились в ничем не интересующихся, и ко всему равнодушных оловянных солдатиков.

Капрал, глядя на опушенные головы и неуловимые глаза, к совести и чести не взывал. Зачем. Мы в армии. Здесь можно приказать и этих глупостей нам не нужно.

Он зычно выкликнул фамилии троих легионеров. Те вышли явно с большой неохотой. Когда они расположились в треугольник, он дал команду начинать.

* * *

Сергею, глядя на этих безутешных, обреченных парней, внутренне смирившихся с тем, что им сейчас побьют морды, ерничать расхотелось. Хотя и солнце в небе веселилось и птички над головой щебетали. Но наблюдая за их агрессивной решимостью, как можно дороже продать разбитую физиономию, и, от этого, готовых на решительные действия, ему пришлось напрячь все силы, мобилизовать все скрытые возможности и вспомнить уроки, которые ему некогда давал сэнсей Сакебимбер-сан.

После команды к началу схватки, трое одновременно бросились на него. На этом и строился его расчет. Он старался кружиться и двигаться так, чтобы резко меняя направление, сбивать с толку атакующих его бойцов. Увертывался, блокировал и уходил от мощных, скулодробящих ударов своих противников. Успевал выделывать немыслимые балетные па и защищаться при этом от их нападения их же телами. Они, подхваченные азартом схватки, тут же сломали треугольное построение. Как капрал с края площадки не пытался призвать их к дисциплине, как не командовал срываясь на крик. Но ребята оказались слишком азартными и увлеченными погоней, просто не слышали его.

Со стороны, все происходящее напоминало детскую забаву. Когда трое старших оболтусов, ради скуки и развлечения, пытаются поймать младшего, для того, чтобы сначала подкрутить ему уши, а потом послать на поиски окурков и других запрещенных радостей жизни. Но, от пристрастия к вредным привычкам, бегают они не умело, только мешают друг другу.

Потом, от своего же неумелого, не координированного бега. Ударяются лбами друг о друга и падают, как-то уж слишком навзничь. Третий же здоровяк, неосмотрительно натыкается переносицей, на вытянутую руку шустрого паренька и падает на них сверху... Шок приобретает необратимые последствия.

Удар легионерскими лбами, напоминал бильярд. Любимую в народе “американку”. Звук последнего, триумфально-победного загоняемого в лузу шара. Сухой, хлесткий, с оттягом. Обычно, после такого удара, невыдержанные игроки, победно вскидывают руки. В нашем случае, были вскинуты ноги, но тоже, достаточно высоко и победно.

Капрал наблюдая эту кучу малу и предусмотрительно отскочившего от тех, кто попадал, Сергея, дал команду к прекращению этой беготни. Он так и скомандовал: “Прекратить беготню”. Хотя уже никто и не бегал.

Трое молодых мужчин, достаточно сексуально, один на одном лежали вповалку. В то время, как рядом с этой живописной композицией, в недоумении стоял еще один и искренне удивлялся неповоротливой неосторожности своих соперников. Выражение на его лице было такое, словно ему предложили исполнить “Пасхальную ораторию” И.-С. Баха на бубне и при этом, одновременно рыдать, от умиления.

Вот бы они все и младший командир, и лежащие, и вокруг стоящие удивились, узнав, что им удалось побегать в догонялки с бывшим чемпионом Европы по айкидо, обладателем пятого дана в этой азиатской дисциплине спорта. Да кто ж им об этом скажет?

* * *

На этот раз капрал сам вышел на поле рукопашной битвы. Сергей, видя и правильно оценивая внутреннее состояние вышедшего против него бойца, оказался кроме всего прочего и благоразумным человеком.

“Избежав неравной схватки и радости от победы над слабым, ты одержал победу над собой... Над своими страстями” - любил повторять ему сэнсей.

Хотя и им овладел спортивный азарт борьбы, и даже несколько раз капрал, очень неловко падал, натыкаясь на собственные препятствия в шароварах. И все же в один из моментов, кулак капрала настиг его. Правда ощущение было таким, как будто кулак вошел не в живот соперника, а попал в рыхлую вату. У боксеров такое движение телом называется “микширование”, т.е. за счет движения корпусом происходит не очень заметное со стороны, управление силой и мощностью удара соперника. К огромному удивлению недоверчивого капрала, Сергей мешком свалился ему под ноги.

Капрал оказался вредным парнем, пока Сергей падал, он не удержался и наподдал ему ногой по заднице. Окружающие легионеры, кто недовольно, а кто восторженно загудели.

* * *

Так, что мы имеем?

Честь подразделения, героическими усилиями капрала, была спасена.

Критичный объем пара, из готового взорваться котла, спустили.

Окружающим бойцам, поникший, неустрашимый дух легионера, подняли.

Полегчало?

Ис-сес-сен-но!

Победа победе рознь и как бы потом Сергея не пытались убедить, что главное, это мужская честь и выигрыш любой ценой. Он с оппонентами категорически был не согласен. Находиться на одной линии огня, с озлобленным и затаившим обиду непосредственным командиром, не хотелось.

Не в компьютерные, “виртуальные стрелялки” играем. Все гораздо серьезнее.

Капрал, конечно, в эти тонкости не вдавался. Однако сразу понял, что соперник сам лег. Подавая ему руку, уже успокоившись от напряжения и азарта схватки, миролюбиво проворчал:

- Можно было и не поддаваться.

Довольный исходом боя и восстановлением равновесия во всех линиях, он терпеливо ждал, когда Сергей откроет глаза и поднимется. Продолжать бой, как того требовали столпившиеся бойцы, он не хотел.

- Зря вы так думаете? - легко вскочив на ноги и вежливо улыбаясь, произнес Сергей. - Именно ваше мастерство и боевой опыт, повергли меня на землю. Уж больно удар был мастерский. Научите?

Капрал благосклонно кивнул головой, мол, для того и поставлен на должность “отца родного” чтобы вас, пацанов, обучать и посвящать во все эти хитрости.

- Вновь прибывшим пополнением я доволен, - капрал обращался к ним в третьем лице. - Со временем из них могут получиться классные солдаты. Вы должны понимать, что эта легкая разминка перед тем, что будет ждать нас уже завтра... или, когда это там... позже еще... в боевых условиях... Пока же занятия закончить и построиться.

* * *

Алексей с Сергеем начали неторопливо стряхивать с себя песок и пыль. Оба обратили внимание на то, что их действия были практически одинаковы. Обоих это позабавило. Когда же они одновременно, подняли большой палец вверх, выражая тем самым степень восторга от действий друг друга, эта одновременность и слаженность уже заставила расхохотаться обоих. Сейчас они были очень похожи один на другого.

Ставшие закадычными приятелями, вместе с капралом они также остались весьма довольными, удачно закончившимися событиями. Через минуту они вместе с остальными собирались покинуть площадку веселых аттракционов. В этот неурочный момент, появился еще один новобранец, худой и нескладный.

Вновь появившийся попытался доложить о своем присутствии тому, кто ближе всех к нему стоял. Тот, указав куда-то за спину проворчал:

“Ты, братан, так на меня не пялься. Вон, местный пахан. Иди с ним перетри базары”, - он ткнул в сторону капрала.

Новичок, услышав знакомые слова, повернулся в сторону капрала и спотыкаясь о носки собственной обуви, пошел к нему. Наверное, чтобы произвести на окружающих нормальное первое впечатление, ему не хотелось выглядеть смешным. Но внешний вид, прямо скажем, подкачал и очень серьезно.

На вновь прибывшем, спортивная форма болталась, как на огородном пугале женский сарафан. Он затравленно озирался по сторонам. Его взгляд, довольно бесцеремонно царапнул Алексея и уже более спокойно, переместился на Сергея.

Алексей увидев новичка, почувствовал некое безотчетное беспокойство.

- Еще один брат-славянин, - процедил беззлобно капрал. - Если у него, такая же подготовка как у вас, у меня не останется здоровых солдат и будет перебор с покалеченными.

Он задумчиво смотрел на будущую гордость Иностранного легиона, грозу врагов и бесстрашного покорителя неба... Пока он выглядел довольно комично. Но выправка и стать дело наживное... Капрал вдруг широко улыбнулся тем мыслям, которые посетили его широкую голову. Что-то изнутри согревало и радовало новизной ощущений. Сейчас он сообщит об этом другим умным и с широким кругозором солдатам, после чего, все вместе начнут радоваться и хлопать в ладоши.

С внезапным приглашением к счастью, ждать долго не пришлось. Улыбаясь доброй военной улыбкой он произнес в форме приказа, напирая пальцем Сергею в грудь:

- Ты будешь с ним бороться.

Он чуть отклонившись назад наслаждался произведенным эффектом: Надеюсь, сюрприз удался на славу?

- Я не умею.

Попытался уклониться Сергей, от оказанной ему чести. Он мельком успел рассмотреть предлагаемого соперника.

- Вот и хорошо, он тоже, как и ты, ничего не умеет.

Капрал в этом предложении, больше напирал на “как и ты”.

После этого, посчитав проблему решенной, он отошел в сторону и уже из-за пределов площадки дал команду к началу схватки.

Собиравшимся расходиться легионерам была дана команда “вольно” и “рассредоточиться”. Никто не расходился. Похоже, что сегодня был день чудес. Этот подошедший новенький, мог преподнести очередной неожиданный подарок. Все числившиеся до этого чемпионы, уже были перенесены в лазарет. Другие от полученной тяжелой контузии - ногой по голове, неуверенно стояли на ватных ногах и переживали за бесцельно прожитые годы...

Еще они переживали по поводу того, что на их пьедестал, достаточно бесцеремонно взгромоздились другие. Этих других, в свою очередь, без роду и племени parvenu (выскочек), мог с него свергнуть, вот этот, только что подошедшим. Все притихли, ожидая интересной и захватывающей по накалу страстей схватки.

* * *

Ожидания не оправдались. Всем было очевидно, что новенький специально, очень неуклюже подставил свою скулу под кулак Бага Арта, после чего рухнул в глубокий нокаут.

Сергею напротив, было не до шуток. Он даже предположить не мог, что его кулак, который должен был только обозначить активное действие, врежется камнебойным тараном в лицо паренька и мощно, до полного отключения сознания, потрясет его.

Для чего он подставился под мощнейший удар, было не понятно. Может он таким способом воспитывал силу воли? Или, что вполне возможно, Всемирная лига дураков, направила своего молодого активиста, в качестве поощрения, на освоение военного ремесла. Остается только пожать плечами.

После такого завершения боя, собравшиеся вокруг, быстро разошлись. Капрал, прощупав сонную артерию на шее ушедшего в бессознанку бойца, проворчал берущие за душу капральские слова: “Оклемается”. И пошел вслед остальным, буркнув, что пришлет санитаров.

До прибытия санитаров, Сергей расстегнул у пострадавшего форменный воротник спортивной курточки, похлопал по щекам, усиливая кровообращение - натер уши. Все это он делал не со зла, он старался привести его в сознание. Солдатик пришел в себя и открыл глаза.

- Чем это он меня так... Приложил, - запинаясь, спросил он у Алексея.

- Кулаком.

- Быть не может, - не поверил тот. - Я знаю, что такое кулаком... А кистеня с подвешенной гантелей, ты у него, часом, не видал?

- Нет... Не видал, - смеясь, ответил Гусаров.

- Ну и здоровый же, чертяка, - тряся головой, попытался подняться он. - Такое ощущение, как будто меня конь лягнул.

Сергей протянул ему руку. И только, что и смог произнести, так это “sorry”, извини, мол, братан. По всему было видно, что поднявшийся не знал этого слова и больше ориентировался по интонации.

- Да, ладно. Вот если бы меня слон лягнул задними копытами, было бы не так весело. Ну, что, пойдем еду есть, пока дают.

- Не горячись. Сначала в душ, - спокойно объяснил Алексей. - Ты отчаянный парень. Из обморока и сразу за стол. Не стошнит?

- Нет, - заулыбался вновь прибывший, показывая здоровые передние зубы. - Я привыкший.

- Тогда пошли, привыкший. Звать-то тебя как? - видя, как он запнулся услышав этот вопрос, пояснил. - Каким именем тебя здесь нарекли?

- Стасом Шварценегером или короче, Стас-Терминатор... - он как девица зарделся от того, что сказал.

Оба от неожиданности остановились. Довольно странное имя. Как-то плохо вязалась эта нескладная фигура с фамилией известного голливудского “Веселого Роджера”.

Опять посмеявшись (веселое заведение, а не место где учат убивать, даже странно как-то слышать их смех) они пошли по направлению к жилому корпусу. По предложению Алексея, по дороге они заглянули в лазарет.

Бойцам, которых случай свел с этими новичками, медицинская помощь была уже оказана. После обезболивающих инъекций четверо из них спали. Рядом суетился один из легионеров, которого Стас-Терминатор тепло поприветствовал. Пояснив Алексею, что они сюда прибыли вместе с ним, а сошлись еще на вербовочном пункте.

Сергей и Алексей постояли, потоптались у кроватей заснувших сослуживцев.

Думается, что имей они при себе цветы, не избежать бы их возложения на тумбочку у изголовья кроватей. Но цветов не было. Поэтому пришлось, стараясь не стучать легионерскими ножищами, ретироваться восвояси.

* * *

Придя в душ и стоя под горячими, дымящимися паром, струями воды, Алексей обратил внимание на наколки Стаса. Ему, как человеку еще не так давно связанному с этой специфической отраслью живописи, было любопытно находить ответы на свои вопросы. По этой “наскальной” росписи, удалось прочитать и географию, и биографию нового знакомого, а также его основную и почетную среди блатных специальность.

“Так, что мы в “иконостасе” имеем? В основном кражи... Неоднократные судимости... В местах отбывания наказания оказывал неповиновение администрации ИТУ... Наколки на коленях, значит стойкий отрицал, перед законом не сломлен...”

А сейчас возникает вопрос, что он, этот, судя по наколкам серьезный вор, делает в армейском подразделении другой страны, если даже в России, во время войны и то, им по воровским законам и понятиям, служить запрещено? А это вообще чужое государство? Или здесь для вора наступило время несоблюдения принятых им правил игры? В то, что он встал на путь исправления и пошел осваивать обычную профессию, как правильно и эффективно убивать, в это не верилось. Да и во время боя, как-то уж очень он быстро подставился под кулак.

“Интересный паренек. Надо будет за ним понаблюдать” - думал Алексей, тщательно соскребая с себя мыльную пену и переключая душ на термические контрасты. - “Эти шустрые ребята, обычно после своего появления, создают много лишних проблем...”

Глава 14
АССЕНИЗАТОР
ПИРОГОВ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ - ЛЕГЕНДА ХИРУРГИИ


Да, ребятки, было дело.

Недавно я сам, без принуждения и угроз, совершил высоконравственный поступок с далеко идущими последствиями.

Некоторое время, я был очень горд тем, что сделал. Но, если бы, к примеру скажу, знал о последствиях, возможно и не пошел на поводу благородных порывов. Послал бы их к чертовой матери, и, дело с концом. Хотя, кто его знает, что там ждет за горизонтом?

Говорила моя теща, без обычной злобы своей дочери, а моей жене:

“Погубит его, дурака с высшим образованием, его же доброта”.

Мамаша, ты была на волосок от гибели.

Шучу...

От правды, ты была, маманя, на волосок...

И что здесь такого?

* * *

Обратился ко мне паренек с вопросом, где ему покурить табачку через фильтр? Я взял его за руку и отвел на это место. По дороге на капище, рассказал ему разные занимательные истории фривольного содержания и смысла. Так мы и познакомились.

Считаясь старожилом вербовочного пункта, мне были знакомы, не только места для курения, но и места расположения сортиров, т.к. я не входил в число избранных и по ночам мне была доверена честь по их уборке и чистке. При необходимости, кроме этих полезных чудес фекально-астральной мысли, мог показать и много чего другого.

Паренек сразу проникся ко мне и привязался. Называл меня красивым русским именем “Слышь, братан...”. Ходил повсюду за мной, а узнав, что в хоромах, где я обосновался, имеется и свободное койко-место, вообще от радости затрясся и перетянул туда свой нехитрый скарб: зубную щетку и выданный спортивный костюм.

* * *

Теперь и мне, настало время подумать вместе со всеми. Побрататься со здравым смыслом. Настроиться на общую волну. Задать себе и другим, важные риторические вопросы бытия мировой истории. Начну с моего любимого:

“Кто допускает в мир полный красоты и нежности, столько мерзости и дряни? Почему мы не гоним от себя все плохое, алчное, бездушное и жестокое?”

Красиво, правда?

Еще вот это:

Сколько человеческую природу не украшай искусством божественного Леонардо да Винчи, Шекспира, Моцарта и Пантелеева Вовы, она, эта природа, не становиться лучше. Те, кто должен был все это впитать в себя до краев, до отказа. Впитать с такой силой, чтобы с краев стекало наполняющее их бездуховное дерьмо, которое должно быть вытеснено из их существования без остатка и навсегда... Они, к сожалению для нас, болеющих за них и за другие судьбы мира, от этого отмахиваются. Предпочитают разменивать себя на кабаки и погоню за призрачными богатствами, которое не делает их свободными, а закабаляет еще больше.

Браконьеры духа, “отстреливают” все живое, оставляя позади себя голую, безжизненную пустыню. Они забывают о том, что после их кончины, мир не кончается, а продолжает свое существование. Их детям придется жить в тех условиях, которые создаются сегодня... Из-за глупости и неразвитости, нарушается баланс, которого мы добиваемся всю жизнь. Многие, когда познают окружающий мир, называют это состояние - жить в ладу с самим собой. Состояние хрупкого равновесия внутри души, когда мы избавляемся от холодного расчета, трезвого взгляда и живем с открытым воротом, навстречу жизни и ее ветрам”.

Ну, и чем не передовик прогрессивной психологии? Чем не кандидат на “Доску философского почета”, как лучший человеколюб и духобор-гипербореец?

Жалко, отменили почет, а из “досок” оставили только “гробовую”.

Однако радует, что восстановлено Царствие небесное. Для достойных остается шанс.

* * *

Кто-то из великих ошибся, назвав моего подопечного Стас-Терминатор. Из-за присущей скромности, приходиться умалчивать, что это я сам и есть - заостренный остряк на всю ширину скальпеля. Однако, преступлением против нравственности, это не является, поэтому и сдавленного крика отчаяния, переходящего в стон задушенного, вы от меня не услышите. Мне пришлось стать для Стаса отцом родным, а иногда и матерью, строгой, но справедливой.

Будучи матерью, помог ему без особых потерь влиться в жизнь легиона, как армейской части. Со всеми присущими ей атрибутами, укладом, а главное, жесткой дисциплиной и чинопочитанием.

Настало время признаться самому себе, что таких ленивых, тупых и упрямых баранов, я даже среди преподавателей мединститута не видел. Как на него, на вульгарного невежу, не поступило заказа на устранение? Ума не приложу? По мне, так он и должен был быть, главным кандидатом на этот акт человеколюбия и избавления прогрессивного человечества от угрозы. Угроза исходила просто от того, что он существует рядом.

Возможно за мою науку, он проникся ко мне особыми чувствами. Что повлекло для меня, совсем не нужные последствия. Стас поведал многие эпизоды из своей жизни. Даже если приврал? Зачем мне это? Для чего?

Грех и ересь, в которой он сознается, рассказывая мне о “благодати”, снизошедшей на него из “гебухи”, не может не огорчать. И тем не менее, не мне отпускать его прегрешения.

У меня несколько иные способы избавления людей от накопленного и непосильного груза. Тем более, что по большому счету, их об этом никто и не спрашивает.

Почему так неудачно легла карта? Отныне я и есть, носитель чужих секретов. “Фак ю” их, вместе со Стасом, Николаем и уж тем более Рысаком. Называть его всеми этими совершенно бесполезными именами я еще не готов. Просто не привык.

* * *

Уж не по мою ли душу некий “Иван Петрович”, начальник из ФСБ, направил его во Францию. Ну, не французский же язык изучать, между марш-бросками и стрельбой из позиции полусогнувши колени?

Какая цель?

Спросил напрямик, Стас молчит и всячески старается уйти от ответа.

С целью разжалобить меня, несет какую-то ахинею, по поводу детства своего босоногого, онанизмом заполненного. Всхлипывает.

Проявлять какие бы то ни было ответные чувств, мне категорически противопоказано. После не один психолог не справиться с реабилитацией и восстановлением устойчивости психики.

Да, что говорить?

Наступит время. Когда-то же оно придет? И я, попросту не смогу этого уголовника “разделать под орех”.

Привыкать к нему, в качестве однополчанина-фронтовика, никак нельзя. Остается необходимость двигаться вперед.

Кромвель сказал, а я, как попугай, из-за отсутствия собственных мыслей, повторяю “Дальше всех зайдет тот, кто не знает, куда идти”. Рискну последовать по указанному маршруту.

* * *

После сдачи всех тестов и экзаменов, вполне буднично, произошло зачисление в легион.. Попал я вместе со Стасом в парашютно-десантную роту. Я-то ладно, а как ему это удалось сделать, ума не приложу. Одна его приблатненая, разболтанная походочка чего стоит...

Остается тайной, как он смог выжить в тайге? О чем он так живописно рассказывал мне перед сном. В этом случае, ни одному его слову не верю. Так как в настоящей действительности, уже без того, чтобы он уссурийского тигра душил руками, пробежит пару километров и умирает... Элементарный подъем переворотом, сделать не может. Даже не сарделькой на перекладине висел, а бурдюком с нечистотами, когда при каждом напряжении брюшного пресса, он оглушительно пукал и распространял вокруг просто убийственный запах, валящий с ног, всех рядом стоящих.

Конечно, я его по физподготовке подтянул... И тем не менее, гораздо более сильных ребят отчислили, а его оставили.

За что такие нежности и почести? Но решения командиров, также как и их приказы, не обсуждаются, а просто выполняются.

Нас, счастливчиков, загрузили в автобус и из одного конца города перевезли в другой. Романтики в дороге не было.

Прибыв в подразделение, в первый же день был сражен наповал. Я увидел эту парочку бойцов-троглодитов. Что они вытворяли со своими боевыми товарищами - это для моего скудного умишки и понимания, просто непостижимо.

Ломать ноги, ребра, выворачивать челюсти из черепа? Это наверное безумно больно?

Меня, когда удалось служить на сверхсрочной, к таким фокусам приучали за счет длительных тренировок. Называлось это - резким понижением болевого порога. Судя по тому, как закаленные легионеры теряли сознание от боли и побоев, как они спичками ломались на помосте, с современными методиками подготовки элитных бойцов, здесь знакомы не были.

Когда смотришь такие бои по телевизору, это не так сильно дрючит и адреналинит, как воочию, в живую. Оба не боялись махать руками и делать дураков из старослужащих, которым, возможно, в ближайшем будущем, когда они вылечатся, будет поручено оказывать им огневую поддержку сзади. Прикрывать тылы, и держать круговую оборону. От одних мыслей, прямо скажем, мне было не по себе, и, не по тебе, тоже было. В таких случаях, очень удобно запулить обидчику пулей, точно в затылок.

После боя никто, как правило вскрытия погибших не делает, образцы отстрелянных пуль не собирает и судебно-медицинскую экспертизу не назначает. Иди, докажи, что свои разнесли башку?

Однако служба шла и деньги начислялись. Как врач, очень скоро почувствовал ее благотворное влияние на свой изнеженный организм. Исчезли любые упоминания и проявления жировых складок. Походка - легкая. Цвет лица - здоровый и загорелый. Мышцы - упругие. Глаза горят и по ночам светятся фосфорическим светом. И еще много чего, касаемо тела.

А вот с духовной сферой, полная прострация и вселенская беда. Такие признания, даже самому себе тяжело даются. За полгода службы и размеренной жизни легионера, мозгов осталось для того, чтобы ими думать о сексе, еде и...

Забыл... Зато, такое времяпрепровождение, прекрасно помогает беспрекословно нести службу и выполнять приказы командиров, не обращая внимания на связанные с этим тяготы и лишения...

Если все пойдет такими темпами и дальше, то я скоро смогу превратиться в лучшего солдата легиона. Мне в особо торжественных условиях, которые бывают один раз в году, летом, дадут пронести перед общим строем, главную святыню легиона, деревянную руку капитана Данжу.

Для тех “кого легион приютил в своих рядах, став им (как и я - Коле Рысаку) и матерью, и кормящим отцом. Герой и сакральный идол - капитан Данжу, обязан являться единственным примером беззаветного мужества и героизма, на всю оставшуюся жизнь!”

Этот герой погиб, о чем рассказывается в фильме о жизни и истории легиона, в 1863 году, в Мексике, в битве при Камероне.

Что вы?

Жуткая история.

В том памятном сражении, 3-ей роты славных легионеров с мексиканцами, всех наших поубивало. От роты остались, один капрал и два солдата. Они и были захвачены в плен озверевшими бунтовщиками. Которые пощадили только деревянный протез. С тех пор деревянная рука капитана Данжу, храниться в музее боевой славы в городе Абане, на юге Франции. “Легион ваша новая родина” - выложено громадными буквами у его входа. Ну, что ж “Viva la Legion!”

* * *

Перспектива носить деревянную руку меня не прельщала. Как не прельщал и карьерный рост военного. До определенного момента меня устраивало то состояние, в котором я находился. В выходные дни с удовольствием постигал жизнь и натужно развлекался. Из стороны в сторону, болтался по городу. Не особенно торопясь заходил в казино. Благая цель вела меня туда. Там пытался выяснить отношения ко мне судьбы-злодейки. Денег-то для прожорливого “однорукого бандита” имелось достаточно.

Можно было и, очень хотелось, попытаться обмануть свою, давно предначертанную сверху судьбу. Хотя жить мне осталось совсем не долго. Поэтому я не к нотариусам бегал, заверяя бумаги по наследованию своего имущества, а болтался в игровых залах вредного заведения. Полученного там заряда адреналина, в игре с запрограммированным на мой проигрыш игровым автоматом, хватало на первое время. Потом пришло время взбадриваться за рулеткой и карточным столом. Выигрывал по мелочам, проигрывал по крупному...

Со вздохом отчаяния констатирую. Места для азартных игр, создавались не для моего обогащения... Совсем наоборот.

Казино и подтасовки в баре, переходящие в форменные сражения, перестали меня устраивать. Впрочем, от английских драчливых матросиков, а может и не от них, пару ножевых ранений получил. Даже не ранений, порезов, больше так, по мелочам, вскользь.

Как говориться, солдатские рабочие моменты службы с их некрасивой, оборотной стороной... Делили проституток. Потом коллегиально, поставив бар вверх ногами, обсуждали цену... Обслуживающий персонал слишком ее заламывал... Мне это не нравилось. Я возмутился и потребовал конкретного ответа на мое предложение снизит расценки на сексуальную эксплуатацию... Сутенеры еще со своими мордоворотами, не вовремя, под горячую руку подвернулись...

После, стоя перед зеркалом в дешевом номере отеля, сам себя суровой ниткой и штопал.

К Интернету все равно ни ухом, ни рылом, ни ногой - не подходил. Что я там не видел? Зазывных сообщений, которые меня выведут из душевного состояния и равновесия? Или всяких завлекательных и манящих порнографических картинок? Так я уже большой мальчик, мне это без интересу.

* * *

И вот настал этот день, когда моя современная жизнь перестала меня устраивать полностью и окончательно.

Ну, не хватало мне этого чувства игры чужими жизнями, смертельной опасности и возможности избежать ее, найдя правильный выход из тупиков.

Странное дело... Просто патология какая-то. Оказывается совершать чьи-то акты возмездия и приводить в силу приговоры, обжалованию не подлежащие, приносило не только шестизначные гонорары, но и моральное удовлетворения, если не сказать... Профессиональное удовольствие.

Начинал подумывать о посещении психического доктора. Мы с ним посидим, поговорим... Постараюсь выговориться. Разгрузиться психологически.

Хотя после разговора с ним, придется и его... Отправить на долгие курсы повышения квалификации. Пока еще его тело найдут?

Нежелательные свидетели мешают всем.

* * *

Каким магнитом меня затянуло в Интернет-кафе, не знаю. Несколько своих выходных потратил на то, чтобы доказать самому себе, что мне, все это совершенно безразлично и к себе уже не манит. Даже кофе там пил. Уходил сразу. Зашел и вышел. И вдруг, как будто силой завели и посадили перед монитором.

Когда сел за клавиатуру... Набрал свои пароли, и другую лабуду для выхода к данным. Так полегчало... Что и сказать тяжело... Ни с чем несравнимое чувство...

Хотя сравнить через пару минут было с чем. Оттого, что я там прочитал, меня так тряхнуло, как будто я свои пальцы, как любитель наблюдать большие звезды, сунул в розетку, и, 220 вольт, не заставили долго ждать...

Забыв даже заплатить за услуги, я поплелся на выход. Правда, меня нагнали на улице, я им сунул ворох бумажек не считая, они видать подумали, что я под кайфом и отстали. А я по любимой русской традиции поплелся в близлежащее питейное заведение. Там в баре пришлось крепко обдумать прочитанное...

Перешел улицу и уже на разноцветном облаке. Сразу заказал бутылку местного сорокаградусного продукта и пачку крепчайших “Житан” без фильтра. Не курящему, такое курить, это очень серьезное испытание, поверьте мне. После затяжки выдохнуть уже не чем... Резкий спазм, клещами зажимает легкие и носоглотку экстремала.

А курить я бросил после того, как в “анатомичке” вскрывали одного симпатягу, помню, вши на нем были злые, как собаки. Видно поэтому и запомнил.

Увидел тогда легкие курильщика во всей красе... В черно-бордовых язвах... Свисающие лохмотьями старой, истрепанной, половой тряпки. Запах они распространяли гниения и тлена. От одной мысли, что во мне, точно такая красота, стало тоскливо и одиноко. Я еще тогда фотографию спившегося Эрнеста Хемингуэя в свитере и с трубкой, отдал одной достойной женщине. Чтобы даже вид трубки, не вызывал воспоминаний о счастье первой затяжки...

Опять куда-то не туда меня занесло...

Я ведь хотел поделиться впечатлениями, как в баре, рядом с той точкой во вселенной, где я попал в Интернет... Как в достойном во всех отношениях питейном заведении, за хорошие, полновесные деньги, мне удалось плохо нарезаться.

Когда к этому делу подходишь без души. Когда по бездушному пространству кошки скребут... Навернул пару добрых рюмок... или бутылок... И сиди, кури одну за одной, трезвея, злясь и кляня судьбину.

Все это происходило потому, что я таки накаркал беду. Много было сообщений на мое имя. Я покопался в своих интернетовских штучках и... чуть пальцем не проткнул клавиатуру.

* * *

На фотке, которая была приложена к одному из сообщений, на меня сурово смотрел и в фас, и в профиль, мой нынешний бестолковый воспитанник Стас-Терминатор.

Заказчик был ознакомлен с его добрачным именем и фамилией, Николай Коломиец. Что интересно, указывалась и его уголовная кликуха, погоняло “Рысак” и другие интересные подробности из его жизни. Например та, что “достойные и уважаемые люди” склонны думать, что это именно Рысак, помог некоему воровскому авторитету “Мордану”, быть похороненным с дыркой во лбу...

Мне это сообщили в надежде, что меня эта информация заставит с большим рвением взяться за это дело? Посчитали своим? Так, что ли?

Этим сюрпризы из ящика не заканчивались.

Другое сообщение, было знакомо по стилю передачи информации. Ранее у меня было уверенность, сегодня перешедшая в убежденность, что графоман-заказчик представляет интересы “гебе” или их смежных структур. Но то, что он тесно связан с ними, в этом сомнений не было.

В полученном сообщении, мне передавался пламенный привет с наилучшими пожеланиями. Чуть ниже, по тексту привета, срочный заказ с пометкой, чем быстрее, тем больше сумма гонорара. С этим нетерпеливым заказчиком, я сталкивался и по решенным делам в Питере, и в Сибири, и даже в нефтяной промышленности. Тогда удалось остановить будущего хозяина всей нефти страны, он так и остался, подающим на это надежды...

Заказчик из “гебе” доподлинно знал все координаты фигуранта.

Я их тоже знал.

Он жил в соседней комнате и частенько одалживал у меня, а я у него, всякую ерунду. Да и выпивали уже вместе неоднократно.

Еще он там, с моим земляком, разучивал песни про мороз, и, что особенно меня растрогало, про “Люди в белых халатах”. Землячек с железными руками, наверное эти песни переводил по своему усмотрению, т.к. хохот после каждого куплета стоял гомерический.

С ним, любителем славянского образа жизни, наваристого борща на косточке, жаренной картошкой и песнями исполняемыми без музыкального сопровождения, вот с ним-то у заказчика проблем не было, а совсем наоборот, было все ясно.

А Стас-Терминатор, чей профиль, фасом зло смотрел на меня с экрана, исчез для своего заказчика в неизвестном направлении. В дополнительной информации сообщалось, что его можно было найти и на Кипре, и в Сочи, и даже в Норильске... Кто-то очень умный готовил информацию...

Но мне всего этого не требовалось. Коля Рысак, “мать его за ногу” вызывая мое врачебное недовольство и негодование, каждый вечер, как последний сукин сын, курил и чифирил в комнате где я жил. Проживая там же.

С одной стороны редкая удача. Все клиенты рядом. Только что, с руки не едят. С другой - и один, и второй, мои хорошие знакомые. Как через это переступить?

Поэтому, тариф на их головы, должен быть увеличен, как минимум вдвое. Чем-то я должен был задобрить и размягчить свою совесть.

Легионер отдающий честь ( какая-то глупая двусмысленность получилась) со всей верностью и преданностью к боевому братству, спит во мне глубоким сном, а вот бодрствующий и желающий чуть взбодриться “Ассенизатор” - тот выбирает деньги.

Впрочем, один момент меня насторожил и заставил напрячься. Заказ на соседа и доброго приятеля Бага Арта, выходил за пределы моей компетенции. Его следовало не устранять, в общепринятом смысле этого слова, т.е. делать чуть-чуть мертвым, а устранить только на время из полезной, общественной жизни.

Такое действие называется “киднепингом”. Попросту, похищение с последующим возвращение за определенный интерес. Для этого требуется специалист конкретно этого профиля деятельности и большие накладные расходы в ходе подготовки.

Как бы мы с Багом не были дружны, а мысль уже работает в одном направлении. Качественно и четко спеленать и в лучшем виде доставить. Оформить бланк-заказ, получить акт приемки выполненных работ... И денежный расчет.

Ничего личного, бизнес есть бизнес. Но это только лишь слова, теоретические рассуждения. В жизни все гораздо труднее, тем более, что в заказе меня дважды особо предупредили, чтобы ни каких насильственных действий могущих повлечь расстройство драгоценного здоровья. Вплоть до отсутствия гематом и других синяков и ссадин. Может заказчик, просто решил надо мной поиздеваться?

С этим накачанным малым, у которого вокруг скелета не мышцы, а корабельные канаты, обязательно будет много проблем. Как они себе представляют заключительную фазу операции? Украсть? Положить в сетку и подержать в подвале, между огурцами и капустой? Или на пушку его взять и под дулом пистолета отвезти на горячую точку?

Они, эти распи...дяи, его видели? Что он из себя представляет, отдают отчет?

Мне посчастливилось видеть его тренировочный бой с тремя старослужащими. Прямо скажу, против него там не пацаны вышли, серьезные люди. Прошедшие настоящую боевую выучку и уже участвовавшие в боевых действиях и рейдах по джунглям... Это мне по секрету, один из тех бедолаг, пострадавших от Бага, стеная и проклинаю злу долю, рассказал...

Он их тогда, как головастиков в луже... Просто сапогом раздавил и все. Что называется, между делом размазал по дну и даже не заметив этого, пошел дальше.

Они предлагают мне с последующим возмещением всех расходов подержать его деньков пять на конспиративной квартире, а потом, после их команды, отпустить. Красиво, да?

Это значит. Если раньше, меня никто, включая и моих помощников, не идентифицировал с личностью мифического “Ассенизатора”, то теперь, “за возмещение расходов по содержанию” и какие-то жалкие пятьдесят тысяч гонорара, я должен буду раз и навсегда раскрыться?

Они мне еще приписку сделали, до девятнадцатого числа этого месяца, сообщить берусь за заказ или нет. Как я понимаю, в случае моего отказа будут задействованы иные силы. Приписка касалась только одного Бага, это несколько упрощает проблему.

* * *

Раньше, я старался от заказов не отказываться, слишком велика конкуренция.

Правда, истины ради должен сознаться. Дважды сподобился. И оба раза, предложения поступали по поводу физического устранения президентика одной из вновь образованных монархических тираний, на территории страны, народу которой, я в свое время, давал торжественную присягу.

Но я тогда своим скудным умишкой пораскинул и пришел к выводу. Не надо пытаться обманывать диалектический материализм и пытаться тормозить поступательное движение истории. Коль скоро, народ избрал себе этого фигляра, любителя танцевать над пропастью на проволоке, то не моего ума дело, встревать и нарушать историческое возмездие для этого народа. Они его себе избрали, клюнув на бредовые, популистские обещания? Вот пусть, в полной мере, сегодня пользуются и наслаждаются сладкими плодами демократии, продажной девки империализма, как говорил мне на лекциях по научному коммунизму, преподаватель Сверьхось, бывший шпион-неформал.

И до сих пор считаю правильным, что тогда, не поддался на уговоры профессионалов-оппозиционеров.

На смену этого бесноватого и припадочного, пусть приводят к власти свое ворье, без моего участия. Тем более, что все они раньше с восторгом толпились на ковровой дорожке, ведущей к торжественному целованию задницы монарха. А когда их лишили этого привычного занятия, которое, судя по сохранившимся фотодокументам, доставляло им оргазмическое удовольствие. Они сразу оказались непримиримыми борцами с антинародным режимом и размахивая своими штандартами и хоругвями, побежали куда-то жаловаться и клянчить гранты, для продолжения сытной жизни, привыкшего к роскоши партфункционера.

Нет ребята, коль скоро вы, такие правильные на словах, продолжайте ими оставаться и на деле. Добивайтесь достижения праведной цели, праведными средствами. При помощи любви, смирения и христианских заповедей. Короче. Ищите и обрящите.

В этом месте, я очень красиво, как бы для благословения, поднимал руку, а когда она затекала, опускал...

Многие прослушав такой монолог и представив себе поднятую руку, могут сказать, уж кто бы поучал и витийствовал, но только не ты, гнусный убийца.

И правильно сделают. Я прекращаю исполнение гимна, унижающего людей с ограниченным набором слов. Затыкаю капустной кочерыжкой, свой фонтан красноречия и перехожу к сути поставленной передо мной проблемной задачи.

* * *

Заказ на Колю Рысака, пылился в сетях и щупальцах информационного монстра довольно давно, примерно полгода или чуть больше того. То есть, еще до того момента, когда мы все собрались, пардон, до кучи. Уже после того, как он, ленивый и неблагодарный засранец, стал моим воспитанником, если не сказать больше, частью самого меня... Хотя, пожалуй, что и не сказать.

Чье-то желание сжить Стаса с белого света, поступило и терпеливо ждало моего исполнения. Приписок о том, что этот кто-то, намеревается аннулировать заказ, рядом не было. Это значит, что все остается в силе. Тот, кто выдвинул лично для меня такое странное требование, до сих пор не знал, что Рысак сегодня уже носит имя Стаса Терминатора. Да и откуда?

Что касаемо бланка-заказа на Бага, то по времени, это все находилось гораздо ближе к сегодняшнему дню. Как будто тот, кто оформлял письмо, знал мое душевное состояние или, что совсем не в жилу, находился рядом со мной.

Может у меня, исподволь развилось раздвоение личности и я сам с собой обмениваюсь информацией? Усложняю интригу? Шучу. Впрочем проверить не помешает.

Рискнуть, что ли? Особенно это касается Стаса.., нет Рысака.., хотя...

Тьфу, ты... Запутался совсем... Грохнуть его и дело с концом. Поводов путаться и вносить сумятицу не будет. Но тогда мне присниться полный... трындец! Жили в одной комнате. Иногда шумели. Иногда делили сферы власти. Общение военных, это окрик и приказ.

Если просто пропадет и где-нибудь раствориться в прямом смысле этого слова. Искать наверное будут, но после спишут на дезертирство и закроют дело? Хотя, кто его знает как оно повернется. Все равно первый кого тряхнут - это я.

Если же у меня с его ликвидацией не получиться? Дело передадут другому специалисту и прощай добрая репутация, завоеванная, чуть не сказал - бескорыстным трудом, годами тяжелого труда.

Так нельзя. Слишком дорогой ценой я отвоевал себе этот сегмент на рынке оказания услуг. Но стесняться и кликать другую крайность, по поводу Стаса, также не хочется. Бесплатно работать, не уважать дело, которым ты занимаешься. Заказ поступил давно. Но возможно о нем уже давно забыли. Хотя блатные, а заказ явно от них, не те люди. Тоже много вопросов.

Что-то необходимо придумать... Хотя главная мысль будит второстепенную. Как с Багом? Это главное. А говоря правду, конечно же его ситуация мне нравилась гораздо больше. Крови нет. Убивать не надо.

* * *

Каждый нестандартный поступок таит в себе много опасностей и в тоже время без них невозможно. А раз так, настало время и мне, что-то подобное совершить, а если и не совершить, то хотя бы рискнуть, попробовать.

Пришла пора... Вызывать Чичи. Вообще-то она носит имя Лариса, но для того чтобы голову себе именами не забивать, Ларис-то навалом и молодых, и старых, называю ее обезьянкой Чичи. Но для того, чтобы между нами не было никаких недоговоренностей и обид, я зову ее только по кодовому имени “Старуха Изергиль”. Она в университетах и аспирантурах училась, знает прототип. Вопросов не возникало. В моей деятельности, следует учитывать даже такие, казалось, незначительные мелочи, чтобы из них, впоследствии не вырастало ничего более существенного и значительного.

Похоже на то, что внезапно возникшая мысль вызвать из далекой, родной страны смышленого зверька-обезьянку, мне все больше и больше нравилась. А, что? Во-первых, пусть поможет, а во-вторых, давно что-то я не испытывал жестких сексуальных наслаждения садистского характера. Вот пусть похлещет меня плеткой по причинным места или, еще лучше, пустить ее с “совочком поиграть в моей песочнице”? Попробовать что ли? Может тогда и на вызовы в Интернете реагировал бы спокойнее? Вроде и не англичанин, а юмор оттуда. Мрачный и не смешной. Да и не юмор это вовсе никакой...

Садомазохизм это интересное времяпрепровождение. Что-то наподобие разновидности кружка юного техника, юного коневода и кроликоведа. Заниматься в таком кружке, при любом французском Дворце пионеров, я был готов с кем угодно, только не с Чичи.

О, эта особа исключительная. Гармонично развитая во всем, подстать мне. Если бы не условия деятельности и выработанная годами осторожность, мне следовало жениться на ней и быть счастливым в полной мере, по 12-бальной шкале Рихтера.

Так притягивать к себе внимание, как это делала она, не мог никто. Наблюдал я за ней издали. Где бы она не появилась, куда бы не пришла, все внимание сосредотачивалось и фокусировалось на нее.

Анекдотическая ситуация, что называется, слава нашла достойную. В одном из популярных изданий “8 1/2 дней”. Ошибочно был помещен ее снимок, с фамилией известной проститутки, из первых звезд отечественного экрана. Просто перепутали. Таблоиды тогда злословили, мол, она, эта карга, уже для фотографий в журналах, нанимает дублерш, даже не заботясь о том, чтобы они на нее были просто, хоть как-то похожи. Скандал был грандиозный.

Но Чичи, тем не менее прекрасна. Субтильная и утонченная. Нежно-розовый цвет кожи с проступающей пульсирующей жилкой на виске. Трогательная и беззащитная, именно тот образ, девушки ахматовского призыва, при виде которой, каждому мужчине, без исключения, хочется все бросить и защищать это неземное, эфирное создание...

При росте 174 сантиметра, вес - 56 килограмм. Вытянутое, чуть заостренное породистое и холеное лицо. Косметики ноль, только для работы, с целью изменения внешности. Осанка гордая. Походка и независимая, и одновременно сексуально-вызывающая.

В отличие от других красивых и сексуальных барышень, она умеет разговаривать, но это свое превосходство перед тупыми и самодовольными самцами прекрасно маскирует. Впрочем, мне кажется, что я всеми этими качествами наделил ее и одновременно, создал некий собирательный образ чего-то недостижимого и нереального. Как врач, могу сказать только одно, при ближайшем рассмотрении, все женщины одинаковы. Но Чичи, тем не менее прекрасна...

С сексом придется повременить. Такие самоограничения накладываются не из-за отсутствия женского пола, их и в продаже навалом, и на складе солидные товарные запасы припасены. Как не горько об этом говорить, но ограничивать плоть приходиться по другим поводам и основаниям.

Если бы читал меньше, меньше бы боялся собственной тени от члена, вставшего колом. Мужик из США, а все вселенское зло, как известно, на нас духовных и озадаченных, плотным потоком идет оттуда. Так вот, этот злой и вредный, даже не мужик, а просто ученый в области вирусологии и СПИДа, на пальцах доказал, что ни какие презервативы от этой дряни не спасают. Мол вирус, так мал, да удал, что через микроскопические отверстия в латексе проскакивают совершенно свободно. Тем самым, нанося живой силе противника, невосполнимый урон. Он, т.е. вирус, делает живую силу, мертвым “грузом 200”.

Вот так я и рассуждаю сам с собой, боясь беседовать на эти темы с другими, так как велика вероятность выдать себя правосудию. А мне это пока без надобности. Мне следовало хорошо подготовиться к встрече моей любимицы и недотроги.

* * *

Через четыре дня прибыла Чичи. Я сам лично зашел заказал и оплатил на семь дней вперед шикарную, но скромную гостиницу. Чтобы была недалеко от меня, в глаза не бросалась и шастать по Монако с его казино, соблазнов не было.

К ее приезду мне удалось подверстать свои выходной. Посмотрел я за ней, даже вещи помог из такси к отелю донести. Веселая и довольная. Когда я поднес ее сумки к стойке портье, пять долларов мне дала. Щедрая, ты моя. Я давно уже избавился от излишней сентиментальности. Но от встречи с ней, к моей радости, в носу защипало.

Издали, сидя в холле, я смотрел как портье передавал ей мой конверт с инструкциями. Там лежал и солидный задаток, тридцать тысяч франков. Пока еще Франция не ввела у себя другие деньги, можно было платить ими. Но все без обмана, никаких там курсовых разниц и хитростей за счет обмена. Все дополнительные расходы за мой счет.

Инструкции включали в себя действия простые, доступные и незатейливые. Чичи следовало снять за городом дом или виллу. С этим проблем быть не должно. Январь, не сезон для французского загородного отдыха. Свободных вилл даже в избытке.

Параллельно с арендой виллы, нанять в агентстве автомобиль. Обязательно сегодня, забрать в магазине, рядом с отелем, мобильный телефон на имя мадам Данжу. И вечером ждать моего звонка с полным отчетом, что удалось сделать, а с чем возникли проблемы. Что здесь сложного? Ничего.

Она через некоторое время вышла на прогулку. Мне улыбнулась как старому знакомому, приняв меня за подносчика вещей. Я улыбаясь, направился за ней и когда она выходила шутливо и галантно раскрыл над ней зонт. Пробормотав по-французски: “Вашей красоте я готов служить всегда. Располагайте мной”.

К моему удивлению она мне ответила на гораздо более качественном французском, что-то из серии ответной вежливости: “Спасибо, мсье, но не требуется”. Я и забыл, что обезьянка, кроме всего прочего, бегло знала несколько европейских и арабский языки. Перед тем как зайти в лавку с телефонами, она долгим взглядом посмотрела на меня, как будто говоря, ну не молчи, скажи хоть что-то...

Сконфузившись отстал.

Провел день в рассуждениях и внутреннем тоскливом монологе, правильно ли я поступаю? Может быть, открыться ей. произнеся какой-нибудь красивый мелодраматический текст. После, встать на одно колено и в традициях классического отношения к женщине, признаться ей в любви? Но, что это? Я опять слышу легкое дуновение ее смеха, в финале моего признания. Интересно, удобно ли продолжать стоять на коленях, когда над тобой смеются?

Позвонил вечером. Кроме найма виллы, она все сделала. Значит виллу оставим на завтра или послезавтра. Загородный домик с террасой был нужен мне, не меньше, а может быть даже больше чем Чичи. Туда я намеревался заманить Бага и там держать его в заточении, угощая выпивкой и фотографируя разными насадками на фотообъектив.

Вечером зашел к нему. Он, что-то рисовал. Я глянул мельком, мать честная, так это же я. Поговорили. То да се, как мол дела на фронте борьбы с халтурой в живописи. Всегда ли композиционно прав, певец французского романтизма Эжен Делакруа. “Свобода, ведущая народ” (на мой взгляд, его главное полотно) туда ли она этот народ завела и были ли оправданы при этом, понесенные тем же народом жертвы. Поспорили, покричали и довольные друг другом разошлись. Спор не ради отыскания истины, ее вообще в чистом виде не существует, а спор ради спора, беседы и столкновения мнений. Мне такое нравиться. Когда именно так успокоишь нервы, на короткое время перестаешь чувствовать себя мхом и лишайником, да и амебой тоже.

А выведать планы Бага так и не удалось. Я было заикнулся, что да как... А он сразу к дружку своему апеллирует: “Ты поедешь?”. Тот оторвался от английской книжки и пробурчал что-то насчет того “а на хрена нам это нужно?”. На том разговор и прервался.

Задача усложняется тем, что они, эти таранные, стенобитные машины, в настоящий момент, прислонив друг к другу головы, как сиамские близнецы, прут по жизни вместе. Такая меж ними дружба получилась, а может и любовь, что не дай бог. Всюду вместе. На потеху другим легионерам, друг друга всевозможным языкам обучает. Хотя и странный клекот в общении между собой очень успешно используют. Я им, птицам-певчим, даже по хорошему позавидовал.

Надо, как-то постараться их обоих вытянуть на эту виллу. Пусть Чичи расстарается и навербует проституток, может они на эту приманку клюнут? Это хороший вариант. Но он будет работать только в том случае, если хлопцы остаются приверженцами женских ласк. А если это парочка, законченные гомосексуалисты? Такое бывает. Правда я не слышал, чтобы с таким проблемами сталкивались в легионе...

Сейчас это модно, крепкая, однополая любовь. Куда не сунься, какой кнопкой не щелкни, “голубые голубки” уже там. Заранее пришли и ждут меня... Они, суки, идут в фарватере политкорректности, а у меня мероприятие раскалывается вдребезги. Я срываюсь на крик, это не есть правильно... Это скверно.

* * *

Следующий вечер я провел будучи “дежурным на воротах”. Звонил Чичи оттуда. Она меня обнадежила. Вилла на месяц вперед снята и оплачена. Расположена в шестнадцати километрах от города. Тихо, запущенно, уныло. Недалеко море. Имеется причал. Можно добираться и по водной, сырой и неприятной глади. Когда с ней разговаривал, меня все время отвлекали звуки праздника и деловой суеты. Когда я спросил, что там за шум, она равнодушно ответила, телевизор.

Следующим вечером, я отослал ей в номер цветы. Пусть она почувствует мою заботу и привязанность. На всякий случай перезвонил, надо же быть уверенным в том, что она цветы получила. (Конечно, лукавлю - просто хотел показать ей, что это я ей цветочки послал. Для того, чтобы она поняла о моих чувствах.) Женский голос мне ответил: “Абонент, которому вы звоните, временно не доступен”. Я от неожиданности поблагодарил эту тетку, внезапно возникшую механическую собеседницу...

Минуточку... Как это “временно не доступен”? Вы, что там все оху... Офанорели, вы там все?

Раз десять набирал, с тем же результатом и ответом. Добился лишь того, что мне эту фразу повторили на испанском языке. Мне начинало не нравиться все это безобразие. Уже представлялись разные неприятности... А может быть она, одела наушники и легла в ванной расслабиться? Я такое кино, где все именно так и было, когда-то в общаге смотрел... Перезвонил портье.

Портье-то и открыл мне глаза на всю правду, без исключений и намеков на ее отсутствие.

- Мадемуазель, выехала. Просила тому, кто первый обратиться передать конверт и вещи, - и короткие гудки...

За двадцать франков, мой бывший соотечественник из более-менее одетых поприличней бродяг, сходил и забрал для меня ее вещи.

* * *

Оправдались мои самые худшие опасения... В конверте был и сотовый телефон, и задаток, и даже деньги в возмещение моих расходов за гостиницу. Я в сердцах, ахнул этим пакетом в ближайшую стену одиноко стоящего здания. Ага. Думал мне сойдет это с рук. Не тут-то было. Строгий полицейский свистнул в свистюльку и я все, как миленький, собрал. Даже сгреб рассыпанные по тротуару денежные знаки страны пребывания.

Потом, я конечно нашел маленький конвертик. Такие лежат в номере любой приличной гостиницы. На листочке был указан номер электронной почты, e-mail его за ногу. Нашел тут же компьютер. Забрался в сеть. И прочитал сообщение. Потрясенный еле выполз. В последнее время не успеваю уворачиваться от ударов судьбы.

Это было посильнее, чем полученный заказ на ликвидацию Коли Рысака.

Чтобы я еще хоть раз... Чтобы я... С этими дурами связался... Да чтоб им провалиться... Чтоб им, мандавошкам гребаным, свинцом закатали их гениталии, и трубы в них...

Сам-то, тоже хорош, раскис, хуже бабы. Тьфу, на тебя! Мокрица, а не мужик.

Нет, вы сами посудите. В Москве ее можно было выпускать в любое общество и быть уверенным, что если она на кого-нибудь и клюнет, то это будет исключительно для дела, и во имя его исполнения . Здесь же... Тем более хорошие деньги... Наверное вопрос уперся в сумму гонорара?

Открыл электронный конверт, не переставая материться и хлестать себя по щекам и прочитал сообщение. По мере прочтения, мой пыл угасал.

“Простите меня мой милый, добрый товарищ и щедрый друг!

Вашим ожиданиям в отношении меня не суждено сбыться. Я знаю, что очень подвела, но обстоятельства оказались сильнее. Знать не судьба нам с вами, даже свидеться в спокойной обстановке. Хотя вещи к отелю, вы поднесли великолепно. У вас великолепные задатки. По всем моим прикидкам, это могли быть только вы. Тем более этот жуткий акцент и неумелая игра с зонтиком.

Хотя вы и предупреждали меня насчет казино, каюсь. Не удержалась, сходила. Там встретила своего принца, из далеких детских снов. Ночью он сделал мне предложение, утром я его приняла. Сейчас, мы на его яхте двигаемся в сторону фамильных испанских владений. Пальма-де-Майорка, остров оживших девичьих грез и фантазий. Там же, через пару дней состоится свадьба.

Если вы оказались таким нерешительным, то другие мужчины повели себя более пылко. Это не упрек, лишь констатация. Я не смогла устоять. Оказывается не все мужчины во Франции робкие и застенчивые. Если узнаю ваш номер телефона, обязательно приглашу на свадьбу.

P. S. О своем имени, которым вы меня нарекли, я все знаю...

P. S. S. Посмотрите на фотографию, вы должны одобрить мой выбор

Ваша преданная Ч.”

Ну, что ж. Посмотрел я вдумчиво на фотографию...

У монголов хорошая память на окружающую местность, а у меня на лица. Стоит один раз увидеть и все, база данных сама схватывает и держит изображение до конца. Разумеется моего.

На фотографии были изображены смеющиеся, довольные, молодые лица. Смотрел и плакал. Не оттого, что видел счастливую Чичи, а больше от лица молодого человека, который, как видно и был избранником судьбы. Съемка велась цифровым фотоаппаратом и на большом, плоском мониторе картинка смотрелась великолепно.

Чичи была во сто крат красивее себя повседневной, а молодой человек таящий от счастья прямо в объектив, был сыном графа Пелье, безвинно погибшего от рук хладнокровного и безжалостного убийцы. (В этом месте, грамуля излишней экзальтации не повредит.) Слезы были вызваны той же причиной. Я его видел по телевизору во время траурных мероприятий по погибшему.

Пришла пора идти в церковь или срочно отправляться паломником в Иерусалим, колотиться лбом у христианских святынь, замаливать грехи.

Демоны одолевают, а сопротивляться им сил нет. Со всех сторон обложили, гады.

Такие совпадения бывают лишь в элегантных по форме и очаровательных по наполнению, так называемых женских романах. А здесь, во Франции, у черта на рогах, вдали от цивилизации и культурных центров Самары, Тамбова и Рязани. Мое же прошлое, меня же и настигло. Заставило вздрагивать не от дел, а от мыслей, глубоко таящихся образов и воспоминаний.

* * *

На следующее утро, я просыпался тяжело и скверно. Как попал в свою комнату не помню. Но с кем-то разговаривал, должно быть делился горем. После завтрака общее построение. Где и сообщили, новость. Нашей роте, через два дня, надлежит всей своей массой нависнуть и раскинуться над районом, населенном мирными арабскими террористами-смертниками.

Там в песках пустыни и жаркого, сухого климата. Нам всем, включая и меня, легионера-первогодка надлежало выполнить свой долг, предусмотренный суммой прописью и записью в контракте.

Может там судьба будет более милостивой ко мне и хотя бы улыбнется мне одними губами. А уже с меня станется “одним махом, двоих побивахом”. И хотя это, “побивахом”, касается только одного, но придется и Бага валить за компанию.

Пойду готовить списки для получения необходимых медикаментов и инструментов для оказания первичной и самой необходимой помощи.

Да, совсем забыл сказать. Служу я санитаром, с обязанностями военврача. А зовут меня здесь, строго и официально, по документам и выпискам из них - Николай Иванович Пирогов. Довольно скромное имя, но со вкусом. А то есть у нас здесь Кузьма Шостакович и Юзик Эйнштейн. Сюр и китч в одном лице. Чтоб им всем, включая и меня провалиться сквозь землю.


Глава 15
КОЛЯ РЫСАК, он же СТАС-ТЕРМИНАТОР
КУРС ВЫЖИВАНИЯ

Французская Гвиана расположена там, где по представлению умных людей, типа Коли Рысака, или сейчас уже Стаса Терминатора, находиться край земли и, соответственно, край света...

На самом деле, это не так.

Конечно - край земли. Конечно - от Франции далековато. Зато к Бразилии, рукой подать. Да и от Суринама, еще одной загадочной страны с городом Парамарибо, совсем недалечко. Только-то, через речку Марони перебрался, и, ты уже гордый и независимый от Нидерландов суринамец.

В это созданное неизвестно кем “райское” место, раньше ссылали главную нечисть и мерзость французского уголовного мира. Когда, даже на тулонской каторге, считавшейся предпоследним гиблым местом, перевоспитание трудом не приносило ожидаемого результата и мало того, от специальных мер воздействия, уголовный сброд оставался жив. Ведь чем они занимались выйдя на свободу?

Они не порывали со своим антисоциальным прошлым, как пережитком монархического режима, а совсем некстати, продолжали убивать и грабить, ни в чем неповинных рантье и буржуа.

Их опять, уже в последний раз ловили, специально натасканные на это полицейские (из бывших уголовников) и отправляли сюда, во Французскую Гвиану.

В 1810 создал и возглавил эту гоп-компанию по искоренению социальных язв французского общества, с названием “Сюртэ” (“Безопасность”), известный беглый французский каторжник Эжен Франсуа Видок.

Свой коллектив непримиримых борцов с преступностью он подбирал по нестандартному принципу, заключающемуся в емкой и короткой фразе: “Только преступник победит преступника”. Из приведенной цитаты ясно видно, кто именно успешно боролся с уголовным миром во Франции, начала 19 века. Именно эта организация, собранная из “романтиков и идеалистов”, в последствии переросшая во французскую криминальную полицию и занималась отправкой на золотые прииски сырых джунглей, попавшейся в руки полиции французской “братвы”.

Смена климатических и часовых поясов, огромное количество летающей, ползающей и бегающей фауны, хорошо организованный, ненормированный, тяжелый и изматывающий труд. Сумма всех этих факторов создавала особый фон пребывания в тех местах и не давала долго наслаждаться видом промозглых туманов на фоне золотодобывающих шахт.

Полгода, от силы год и не раскаявшийся уголовник умирал. Но на место умершего, вставали десятки живых, правда, с тем же безразмерно-трагическим финалом.

Говорят побеги отсюда были, даже не побеги, так как через джунгли далеко не убежишь, а так, пустяки... Для сегодняшнего мира вполне обычное дело, а тогда полное романтики и опасности, авантюрное и рискованное предприятие. Подкуп стражи и отплытие по синему океану, подальше от этих мест...

* * *

В Легионе это место службы считалось престижным. Конечно, разнеженные матерью-Европой граждане, туда отправлялись только по большой нужде или за большими деньгами. А вот легионеру отправка в Гвиану, была просто за счастье.

Двойной оклад, новые впечатления, чтобы им ноги из задницы повырывало, за такие впечатления. Что еще... За честь здесь служить, идет непримиримая борьба добра со злом, черного и белого, сладкого и горького... Надо и тесты лучше других выполнять, и физически быть серьезно подготовленным. Старались и попадали сюда лучшие.

Похоже, что кроме оклада и дальнейшей возможности выбирать себе более престижные места службы, других калачей и сладких пряников, здесь не было. Зато в больших количествах были неприятности.

Как и двести, и пятьсот, и еще черт его знает сколько лет назад, климат здесь оставался тем же самым. Перенасыщенным ядовитыми испарениями и влагой...

“Русских”, а так называли всех легионеров, выходцев из бывшего СССР, спасало то, что они приноровились “тырить” спирт, которым протирают и смазывают технику, летательные аппараты и другие приспособления. Этим, самым верным и неоднократно проверенным способом, “туркменские сибиряки” и спасались от всевозможной малярии, жары и поносов. Как говориться в братском сообществе: и лекарство, и настроение поднимает.

* * *

Когда Коле Рысаку, в ряду со многими сообщили, что через несколько дней возможна отправка в арабские земли, он никак на это сообщение не отреагировал.

В тот момент он продолжал находиться в состоянии прострации или, чтобы было понятнее, в длительном и достаточно глубоком нокауте. Он был вял, источал из себя запах повышенного потоотделения и абсолютно ко всему равнодушен. Даже перед сном, закрывшись в туалете, он перестал разглядывать глянцевые порнографические журналы и слушать радио “Виагра”. Уму непостижимо... Должно было случиться, что-то из ряда вон выходящее, чтобы закаленного бойца привести в такое расстройство.

Оказывается, в это состояние его ввел, вождь и учитель, сосед по комнате санитар Пирогов.

Рысак его таким, как в ту ночь, никогда не видел...

Он ввалился пьяный и мало того, что разбудил, но вообразив, что находиться на строевом плацу, начал формировать походные колонны для длительной осады и взятия Карфагена. Из-за отсутствия в резервах главного маршала людских резервов, строил его, сонного Колю, продолжая маршировать по комнате, зычно выкрикивая странные речевки: “Кто шагает дружно в ряд - это ленинцев отряд...” или “Кто там шагает правой? Левой, левой, левой...”

После торжественного марша, ввиду ознаменования прощания с любовью, он вполне достоверно с надрывом и истеричными завываниями рыдал и плакал.

После, дело житейское, потребовал к себе уважительного уважения. Когда Коля выполнит слезливое требование гуру и окончательно проснулся, Пирогов рассказал ему непростую и трагическую историю о своей любви к обезьяне.

В принципе, зоофелия в тягостных условиях военного состояния, вполне нормальная вещь, любишь и люби. К этому собеседник отнесся с пониманием и сочувствием. Он его еще успокоил, тем, что мол “любовь зла, полюбишь и козла” - если уж совсем припрет... Только рассказом о тяге к скотоложству, ночь не закончилось. Впереди ждали сюрпризы похлеще.

Прерываясь на всевозможные красочные, лирические отступления, явно украденные из книжки стихов поэта С. Есенина. Пирогов в заключительной части своей слезливой эпопеи поведал историю о том, что ему поручено, за хорошие деньги и Колю, и соседа Бага Арта уничтожить, извести их с лица земли.

Иначе выразиться: в эту самую землю и закопать.

Назвал, скотовоз, даже суммы, обещанные ему за их головы. Коля, конечно, сперва воспринял это, как монтажные расхождения извилин и первые признаки белой горячки. После, вспомнил народную тюремную мудрость “что у трезвого на уме, то у пьяного на языке”. Еще вспомнил неживые глаза санитара Пирогова уставившиеся в одну точку и, судя по всему, готовые изменить соотношение между созерцанием и реализацией...

И в последних, финальных аккордах саги он понял, что как не старался избежать преждевременной кончины, как не пытался обмануть судьбу-злодейку. Ничего не получилось. Вот она, сидит рядом, уставившись в собственный плевок и плюет при этом на его молодую, и ею же загубленную жизнь.

В этом состоянии безразличия и подготовке к неминуемой смерти, Коля Рысак и продолжал находиться.

* * *

Можно было напрямую спросить у соседа Пирогова, так, мол, и так, какие у тебя, сучий потрох, ко мне претензии и почему ты выполняешь смертный приговор?

Здравый смысл все же взял верх, над первым порывом.

Как говорили древние мудрецы, а после них Дюк Белл из соседней комнаты: “предупрежден, значит спасен”. Но все равно неприятно. Тем более тогда же, Пирогов рыдая сообщил, что для правильной ликвидации его близкого друга, следует тщательно подготовиться выждать подходящий момент и только после этого выполнить задуманное и отрепетированное действие.

“Не подумай, - со вздохом, сквозь сопли говорил он. - Ничего к этим парням личного я не имею. Я с этого живу и этим зарабатываю себе на хлеб, а обезьянке Чичи на бананы. Ты же на меня не обижаешься?”.

Еще чуть-чуть и Коляну стоило его пожалеть. Абсурд и нелепость. Жертва жалеет своего палача из-за того, что солнце напекло ему на “лобное место”.

* * *

Когда планы командования изменились и они пересекая материки и континенты приземлились на аэродроме недалеко от Кайенны, столицы “заморского департамента” Франции. Он так и не пришел в себя. Срочно с кем-нибудь следовало поделиться. Другой так бы и поступил. Но Рысака воспитывала тюрьма, а там делиться переживаниями не принято. Каждый выплывает сам.

На ознакомление с окружающим пейзажем и климатическую адаптацию, командование отводило одни сутки.

- Вы прибыли, не на курорт.

Говорил перед строем прибывших легионеров, капрал Калдыр Мюллер. Говорил он громко и со значением.

- Деньги вам платят не за то, что бы вы их могли с удовольствием тратить, а совсем для другого. Чтобы вы, легионеры, могли спокойно и с честью умереть...

С того места, где стоял Коля Рысак, раздался сдавленный, полный невыплаканного горя, материнский стон. Капрал правильно понял его назначение и скороговоркой поправился:

- Ну, это... Не умереть... Я здесь, гм... Неправильно выразился... Здесь вам деньги, я имел вас вех ввиду, особо не понадобятся. Разве что в бар зайти, кружку пива через организм пропустить... Или, к примеру, венок на могилу друга заказать...

Вновь с того же самого места, раздался тот же самый стон. Однако звучал он, заключительным аккордом последнего издыхания, траурно и торжественно. Капралу ничего другого не оставалось, как скомандовать “Вольно”. После чего приступил к проведению для сонно-зевающего воинства, обзорной экскурсию по окрестностям их временного пристанища.

* * *

Была у них на базе одна интересная особенность. Знаменитая полоса препятствий.

Когда к ним приезжали журналисты сделать сенсационный материал о жизни “Солдат удачи”, т.с. спецрепортаж из главного, скрытого от наших граждан логова “Диких гусей”. Репортаж, как правило направленный на обличение пороков наемничества и наемников, их погоню за легкими деньгами.

До того, как начать вести переговоры по разрешению съемки на военном объекте легионеры поступали довольно оригинально.

Без различий и скидок на половые характеристики ушлых журналистов, “трубадурам тупого пера” предлагалось пройти эту полосу. Без учета контрольного времени, просто пройти от начала до конца. Тем, кому удавалось это сделать, вне зависимости от полученных травм и ушибов, разрешалось многое... Что характерно, тон репортажей, его комментарии становились гораздо мягче и объективнее.

* * *

Полоса представляла собой, одним из основных элементов, специально вырытые глинистые траншеи, наполненные протухшей водой.

Далее... Отрезки гниющих болот, судя по запаху, с нечистотами.

В самый неподходящий момент, стреляющий между ног автомат и разрывы над головой учебных гранат.

Трехэтажные стенки и двухуровневые подвалы...

Плюс продольные и поперечные деревянные препятствия, скользкие от сырости и трухлявые от старости. Прыжки с шестиметровой высоты, между расположенными в метре друг от друга бревнами, в яму наполненную водой.

Основной вопрос во время прыжка, пока еще не успел испугаться близко расположенных и летящих тебе в зубы бревен, “хватит ли в яме глубины?”.

Многих журналистов, ради интервью рискнувшие пройти это испытание, терпеливые и ироничные инструкторы легиона, ждали по часу и более, пока они полностью не пройдут полосу, и не поймут вкус и главное цвет солдатского хлеба.

К сожалению (вот это самое “к сожалению”, произноситься в самом деле - с сожалением), для многих из них, такие попытки заканчивались серьезными увечьями.

На этой же полосе отрабатывали свое умение пробираться по вражьим тропам, почти все спецподразделения и антитеррористические группы мира. Даже подготовленные бойцы из сверхэлитных частей получали здесь тяжелые переломы и перегибы.

Норматив прохождения 10 минут. С первого раза только пять-шесть процентов легионеров укладывались в этот норматив. Но, как говорил генералиссимус Суворов “Тяжело в учении, легко в бою”. А кто спорит? Опять Илья Сафронов? Ладно, пусть спорит.

Стас-Терминатор вспомнил, что не так давно, он был Колей Рысаком - личностью в уголовной среде примечательной и легендарной.

Поэтому одним из первых вызвался на полосу препятствий. Одна беда. Логарифмической линейки с таблицей умножения на два, под рукой не было. Что-то, видно, не верно рассчитал?

Когда проходил дистанцию и прыгал в воду меж двух бревен. Не разминулся с ними и в уже в первой фазе полета, еще до касания воды и приземления, хлестко сломал себе два ребра. Сразу одним махом оба и хрустнули.

На время их срастания, Колюня был отстранен от новых мучений. После выздоровления, ему как-то постоянно удавалось избегать малопочетной чести, изображать из себя кузнечика. Как известно, “зелененький он был”. Представьте себе, представьте себе - от зеленки.

* * *

Опять всех удивили и поразили два брата-близнеца Баг Арт и Дюк Белл. С первого же раза они вошли в норматив и тут же не сговариваясь, только подначивая и подзадоривая друг друга, прошли это полосу еще раз. Вторая попытка удалась полностью, оба практически вдвое перекрыли норматив.

Грязные, мокрые и по-спортивному злые, эта парочка скакала и прыгали по осклизлым бревнам, глиняным траншеям, словно какие-то обкурившиеся, ненормальные кенгуру.

Капрал-инструктор, что-то восхищенное произнес на своем татарском языке и дивясь увиденному, только цокал языком. А эти двое оказывается соревновались между собой, кто быстрее, тот и молодец. А раз так, то согласно условиям пари, проигравший пьет двойную дозу. Проигравшим оказался Дюк, с чем его от всей души и поздравил его приятель.

* * *

Стас-Терминатор этого не видел и восхищения не проявлял. Он лежал в лазарете и очень натурально стонал.

- Лепила, ёптыть, давай быстрее обезболивающее, - глядя на его неторопливые действия, он его не просил, а уже подгонял. - Из последних сил, ёптыть, держусь. Потеряю сознание и ща подохну смертью непокоренного героя... Смотри, рыбий глаз, тебе за это отвешают пиз...лей.

Доктор не торопился. Забинтовал всю грудь щадящей повязкой. Посоветовал больше так не делать. Написал красивыми заграничными буквами на две недели освобождение от физических нагрузок и прописал больничный режим, где-нибудь рядом с кухней.

Наверное? Да, скорее всего, он написал что-то другое. Но Колян понял его именно так и на словах эту рекомендацию передал главному батяне, т.е. своему капралу.

Две недели пробежали как один миг. Молодость и здоровый образ жизни сделали свое. Заросло как на собаке. После счастливого выздоровления, Колюне только дважды удалось выйти в так называемый “патруль легионеров”, он, как и пионерская игра “Зарница”, также имел право на существование.

Молодецкая забава заключалась в отыскании в джунглях диких артелей по намывке золота и борьбе с ньюботаниками, приноровившимися в условиях бездорожья и похуи...ма, выращивать кустарник. Кустики были специальные, содержащие кокаин или по другому кокаиновый куст. При отыскании посадок, их следовало уничтожить, а листья и сучья сжечь. Подготовленное сырье, а если повезет и дикую лабораторию уничтожить. Пустить с дымом, в незагрязненное промышленными отходами голубое небо.

Но к счастью для Колюню, в проводимых рейдах ничего страшного не было. А более страшным, чем все наркодельцы и добытчики золота, могло быть только близкое присутствие санитара Пирогова. Коля старался быть от него как можно дальше.

Конечно, находись он сейчас в условиях тюрьмы - родного дома. Он бы нашел тысячу способов отучить санитара крысятничать. Красть у близкого человека, его самое дорогое имущество, жизнь. Смог бы очень легко от него избавиться. При помощи тех же подручных “торпед”, которые мастера на такие поступки. Инсценировали бы самоповешивание и дело с концом. Здесь же все, все время на виду.

Поэтому когда проводился отбор новичков для прохождения “курса выживания” он, в числе первых добровольцев и вызвался. Оказывается, что героический шаг вперед ему можно было и не делать. Он и так входил в первую пятерку, на прохождение этого достаточно не простого испытания.

* * *

“Курс выживания” был одним из этапов подготовки профессионального бойца-легионера. Ты, сколь угодно быстро и ловко мог проходить полосу препятствий, но в условиях джунглей, когда тебя, условно говоря, в изобилии окружает плавающая и бегающая еда, мог попросту умереть от голода или от жажды. Не говоря уже о бесславной смерти от укуса паучка или ядовитого гада.

Да что говорить, зря растекаться мыслей по древу? Желтую лягушку с черными пятнышками, в руки взял и все. Сначала, это по первому, весь в белом доктор, а потом большой, седой диктор объявляют бестолковому юннату, конечную остановку. А там, хочешь не хочешь, а надо выходить. Вместо бравого марша легионера, будешь слушать потрескивающий звук варки смолы в чанах и вдыхать вредные запахи серы.

Чтобы избежать всяких неприятностей с лягушками, паучками, цветками, рыбами в конце концов, их провели в местный зоопарк-музей и показали особо опасных недотрог. После каждому выдали по килограммовой упаковке соли, дали винтовку с обоймой на шесть патронов, мачете, карту района высадки и все...

К высадке на неприспособленную почву, кукурузный початок считался готовым.

* * *

Через несколько дней, первую пятерку в которую входил и Рысак, десантировали с вертолета в джунглях. Причем высадили каждого по отдельности, указав на карте точку, куда можно прийти к месту сбора, а можно и не приходить. Тебя через пару дней заберут тем же вертолетом.

Задача ставилась очень простая. За эти два дня, построить себе жилище, не быть съеденным дикими муравьями “бельканто” и одержимо питаться самому.

Для отыскания хлеба насущного, надлежало охотиться, ловить рыбу, собирать дикорастущие плоды, выкапывать коренья. При всем, при этом, постараться не забыть основные составляющие церемонии чаепития. Для этих целей Рысак заначил пачку чаю. В каком месте он ее запрятывал, лучше не говорить, чтобы не отбить у других охоту к чаю.

В общем, задача простая, развлекаться всеми доступными средствами.

Изюминка заключалась в том, что во-первых за ними скрытно велось наблюдение и каждое их действий фиксировалось, а во-вторых, вертолет через два дня прилететь не должен был. Новый поворот в психологической подготовке бойцов. Как они себя поведут в условиях разброда и утери связи со штабом.

* * *

Затосковал Рысак. Ох, загорюнился, посреди всей этой непонятной красоты. Первое, что он догадался не сделать, после того, когда ступил на землю, а вертолет исчез в листве и его мощный стрекот затих. Он смог не наступить на старую знакомую, уютно гревшуюся в густой траве. Ядовитая змея “Огненный плевок”, недовольно вертя хвостом (а может это у нее голова такая), уползла в свое змеище, решив не проводить атаку на это большое, теплое и бестолковое существо.

Николай, хоть и назывался Терминатором, но заворожено глядя в сторону уползающего, мудрого гада, выступившую испарину со лба оттер.

Он представил себе (у него вдруг, стало резко развиваться воображение), как ночью, эта вертихвостка вернется сюда, прихватив за компанию своих дружков и подружек. После чего, свернется у него на груди, выспится, забирая последние остатки тепла. И только потом, укусит его сонного, прямо в сонную артерию. Паралич дыхательных путей, судороги конечностей, а вместе с ними и смерть, наступает через семь минут. О помощи даже не мечтай, не докричишься. Он повторно оттер, еще более обильную испарину.

Свои страхи по поводу санитара Пирогова, он уже давно забыл. Так как тот, только-то и мог, что сделать, так это пырнуть заточкой и все дела... Тем не менее, согласно народным поверьям, на миру и смерть красна. Здесь же какой мир? Горе одно безоглядное. Вместо того, чтобы начать выкапывать из земли корни и приступать к их разгрызанию, он сел в центре поляны, обхватил голову руками и только, что не выл от бессилия, так сильно переживал.

Потом наблюдатели легиона сделают вывод, что он очертя голову не бросился в бесполезную деятельность. А сел и все тщательно взвесив, принял правильное решение. Пока он сидел, как истукан, от страха, поджав под себя ноги, над ним, в обратную сторону пролетел вертолет.

Вы себе представить не можете как ему хотелось за ним побежать. И бежать, бежать, бежать... Но страх до такой степени сковал его конечности, что не то, чтобы бежать, по малой нужде подняться не было сил.

Сидя на поляне он подышал полной грудью и как-то сумел собраться и успокоиться. Сейчас ему обязательно следовало, среди этой красоты найти источник отдохновения для усталого путника...

Зайдя в джунгли в поисках источника живительной и прохладной воды или, в крайнем случае, растения в стволе которого есть вода. Он растерялся от того гама, которым его приветствовал лес. При чем он знал, что такое чудо-дерево есть, им всем его показывали, он только не помнил как оно выглядит. Ему даже давали этот ствол подержать руками.

На практических занятиях когда следовало все это запомнить, он то ли заснул, то ли по привычке отвлекся на пролетающую жирную зеленую муху, вспомнив труп Мордана. Так вот муху с последующими воспоминаниями он запомнил, а дерево, хоть убей, не помнил.

Зайдя в джунгли, имеющимся мачете он стал рубить все подряд. Этим тяжелым делом он занимался достаточно долго, минуту полторы, а может быть даже и все две. После притомился и прислонившись к толстой коряге решил отдохнуть.

Здесь его поджидал очередной шок. Не успел он закурить, специально припасенную табачную заначку. Т.с. получить первое удовольствие от великолепного табачного дымка, взбадривающего истосковавшиеся без концрагенов легкие, как коряга вдруг стала двигаться в сторону... После чего откуда-то сверху к нему спустилось открытое, огромное ведро с глазами и не мигая стало смотреть прямо ему в мозг, как бы вдавливая во внутрь уже его глаза.

Нет, тот ужас, который стал пробираться в трусы и майку незадачливого курца и любителя отдыхать где попало, шоком назвать было нельзя. Это был кратковременный обморок от страха и неожиданности... Еще бы? Любопытное ведро с водяными глазами.

Потом коряга кольцами стала наматываться на закрывшего от ужаса глаза Колюню, у которого ниже глаз, в дырке для рта, торчала горящая сигарета. Он продолжал судорожно затягиваться ее дымом, забывая выдыхать то, что вдохнул.

Когда окурок, шипя и жутко воняя, стал прижигать губы ее обладателя, он все таки пришел в себя и стал благим матом орать всякую чушь. Ведро от неожиданности качнулось и чуть ослабило мускульные усилия своих колец.

Стоит ли говорить, что этим единственным шансом, подороже продать свою перспективную жизнь, бравый легионер Коля Коломиец, воспользовался как нельзя кстати. Мачете он из рук не выпускал... Поэтому, как только рука, чуть освободилась от толстого гладкого шланга, он очнулся и с испуга рубанул точно в центр раздвоенного язычка, которым анаконда брала химические пробы воздуха своей будущей еды. В предсмертной агонии или по какой-то иной, не известной Рысаку причине, бревно так сильно сдавило его тщедушное тельце, что от нехватки воздуха, он потерял сознание...

* * *

- Стас, Стас-Терминатор! - где-то недалеко послышались возбужденные голоса. - Он должен быть здесь. Посмотри, недавно кто-то рубил лес и скалы...

Рысак очнулся окончательно. Почему-то огнем горели и очень болели щеки. Судорожно сбросил с себя разрубленную змею. И крикнул, что есть мочи.

- Да, здесь я!

От его истошного крика, сидящая неподалеку стая бездушных обезьян, не по расписанию быстро, опорожнила свои кишечники и вместе с дежурными стервятниками, в ужасе покинули район обитания. Он не обращая внимания на обитателей леса, срывая голосовые связки орал.

- Спаситя, спаситя...

- Слышишь, что скрипнуло, - с удивлением произнес знакомый голос, прямо над головой у надрывающегося легионера. - Определенно кто-то здесь есть...

- Тебе почудилось. Его здесь нет. Пошли отсюда. Поищем в другом месте, - уверенно ответил другой, не менее знакомый голос.

Колюня, только на минуту представил, что обладатели знакомых голосов уйдут и оставят его здесь одного, рядом с мертвой змеей... Он на четвереньках, что-то воя и всхлипывая, пополз туда, откуда раздавались голоса. Далеко ему ползти не удалось. Буквально через пару шагов, его голова уперлась в чьи-то ноги.

Сильные руки рывком подняли и поставили его на ноги. Ноги слушались плохо и постоянно подламывались. На него смотрели, чуть занесенные поволокой смеха и веселья, лица Бага и Дюка. Тут-то и началось...

Он рухнул перед ними на колени. Назвал обоих “Спасителем” и как-то уж слишком размашисто, по-язычески начал креститься. Издали это больше напоминало, одновременные действия дирижера по руководству оркестром и сантехника при устранении последствий аварии.

Стас-Терминатор, несмотря на свои заслуги перед уголовным миром и плакал, и смеялся, и всхлипывая повторял слова благодарности, и даже, не преминул сообщить, что эта скотина санитар Пирогов, собирается его спасителей Бага и Дюка убить, вместе с ним. И ни какой он не Терминатор, просто Коля, но можно Рысак... Много чего, он в этот момент говорил и не мудрено, такое потрясение. “Ведро” чуть не проглотило его со всеми заслуженными воровскими наколками, о которых он сейчас и не вспомнил.

* * *

Эти два юмориста уже давно нашли Колюню. Они собирали всех десантников, небрежно брошенных на произвол судьбы, чтобы, как можно более веселее отдохнуть и провести время в узкой компании, на лоне природы. Об этом они договорились заранее . А вычислить расстояние нахождения друг от друга, зная примерную скорость вертолета труда не составляло.

После того, как они его нашли, в первую очередь пришлось органолептическим путем, ощупывая, обнюхивая и осматривая бездыханное тело, убедиться в том, что он жив и никаких видимых повреждений ни на теле, ни в области головы не имеется. Просто валяется, симулянт без сознания. Во-вторых, пожалели трехметровую, не в меру любопытную змею, чей бубновый интерес, стоил ей жизни. В-третьих, привели Колю в чувство, старым и безотказным способом, при помощи ладоней, ударяя ими и ритмично похлопывая его по бледным щекам. И только в-четвертых, разыграли эту небольшую и на их взгляд, очень смешную сценку.

Они ни как не ожидали такой бурной реакции на свою милую шутку. И сейчас, оба чувствовали себя несколько неловко.

- Да. Змея-то, метров десять будет, - Баг неуверенно попытался скрыть смущение. - Да и не змея это, а Змей...

- Нет. Все двенадцать... Я уже померил, - поняв намерения дружка, подыграл ему Дюк. - Ей-богу, померил...

Оба выжидательно и даже с завистью посмотрели на победителя Змея, как бы приглашая и его поучаствовать в обсуждении собственного неординарного мужества.

Настало время и Рысаку подтвердить свое геройство. Он невидяще посмотрел в сторону, куда указывали его спасители. В башке раздался щелчок переключаемых тумблеров, и хотя по указанному направлению он ничего не увидел, тем не менее горячо их поддержал. Почему бы и не поддержать, когда они это все видели.

- Когда это бревно обмоталось... Бля, буду... У нее же не пасть, а настоящее жерло унитаза... Все думал, пиз.., каюк... Каким богам, куда молиться... Пришла Рысак твоя минута... А она стала на меня шипеть... И ухватила за губу. С губы, бля, буду, решила меня есть. Смотрите как губа распухла и болит спасу нет.

Он выкатил наружу обожженную, с остатками табака и папиросной бумаги, вспухшую губу.

- Ты ее разрубил, чтобы сырой съесть? - уважительно похлопал его по плечу Баг, недоверчиво осматривая место ожога. - Наверное губа для нее было самым вкусным местом...

Сообщение о том, что он разрубил змею, было для Коли большой неожиданностью. Он этого не помнил. Однако душевный срыв, сопровождаемый нервным тиком и постоянным подмигиванием левым глазом, повели его уже в другую сторону. Сомнительного бахвальства, нервного похохатывания и долгого, безостановочного рассказа о своей молодецкой удали. При чем, он повторял все время одно и тоже. На каждом новом витке его воспоминаний и подробностей борьбы с вселенскими силами зла, становилось все больше. Они отливались в бронзе и были все более высоки, живописны и недоступны...

Алексей Гусаров с именем Дюк Белл, посмотрел на часы, после окинул хозяйским взглядом окружающую действительность и прервал рассказ Коли, на самом интересном месте. Там, где он, в образа витязя в собственной шкуре, отрубал у дракона шестьдесят седьмую голову.

- Скоро станет темно двинулись назад. Нам еще двоих, таких же следует найти, - и глядя на бравого Колю, безвинно спросил: - Ты сам трофей понесешь или мясо здесь порубим. И чтобы меньше было нести часть съедим на месте, а часть понесем, каждый для себя, как единоличники-хуторяне?

- Какое мясо..?

Сразу и не понял Коля, продолжая горячий рассказ. Давая выговориться, притушить, подавить нервный шок, его перебили на самом интересном месте...

- Мясо? Дракона тобой убиенного...

Удивленно объяснил ему Алексей. И вполне серьезно, с укором наблюдая за беззвучно плачущим от смеха Серегой, добавил: “Нам же с тобой, что-то есть надо будет, а это посолил и ешь... Можно без соли, просто сырым...”

Рысак, ничего не поняв из того ему говорил Алексей, перевел сморщившееся лицо в сторону мгновенно ставшего серьезным Сергея, тот не успокоил, а пояснил:

- Здесь такой обычай, - он сделал неопределенной движение рукой. - Ничего не должно пропадать зря. Раз добыл еду, должен ее съесть... Если сразу не сможешь осилить, то по метру кровожадного дракона в день, и, все в порядке. Проблема с головы долой... Если сам не одолеешь, мы тебе по дружески поможем...

Увидев, как рассказчик стал опять припадочно закатывать глаза, Гусаров протестующее поднял руку и почти закричал:

- Эй, эй... Пошутил он... Вот же, малохольный, чуть что, его сразу к земле тянет...

Он уже подставлял руки для того, чтобы подхватить его под мышки. Но тот передумал терять сознание. И вполне достойно вышел из этой ситуации. Поспешно закричав, чуть не запрыгнув на руки Алексею.

- Так кого мы ждем, Баг, пошли быстрее, - и чуть не бегом, схватив за руку Сергея, потянул его за собой.

- Стас, барахлишко-то собери, - с укором обратился к нему Алексей. Намекая на ружьишко, мачете, соль... - Как мы без амуниции, с нашими-то амбициями?

Он уже почти пошел, за тянувшим его за руку нагруженным Рысаком. Но не сделав и пары шагов, резко остановился. Хлопнул себя по лбу, и предостерегающе рявкнул на желающего, как можно быстрее покинуть это место легионера:

- Стой!

Колюня от неожиданности и испуга споткнулся и ахнул.

- Ты, перед тем как идти в путь-дорогу, в сменную обувь переобулся?

- Нет. У меня нету, в камере тапочки были, а здесь нету... - виновато начал оправдываться Рысак.

- Ты, боец, не юли. Как же ты своими сапожищами будешь топтать и попирать беззащитную, первозданную природу?

- Я могу босиком, - он с готовностью сбросил обувь и уже собирался снимать носки. Но голос Алексея прервал эту попытку.

- Босиком, в дикой природе? Ты иногда думай, что говоришь, - его голос звучал осуждающе-иронично. - Ладно иди в чем есть, а то еще поранишься о разбитую бутылку или чего доброго, поцарапаешься о строительную арматуру, неси тебя потом...

Алексей, наблюдая за тем, как обувается Стас, обращаясь к Сергею грустно произнес:

“Природа это храм, а мы в него премся со своими правилами, без всякого, понимаешь, уважения. Обрати внимание, Стас даже о сменной обуви не позаботился. Нехорошо это... Не по-божески”.

Сергей с серьезным видом, согласно кивал головой, сурово глядя на нарушителя. Тот готов был выслушать и сделать все, что угодно, только бы его не оставляли в этом храме одного...

* * *

Через пару минут маленький отряд смельчаков двинулся в дорогу.

Семенящая походка Рысака, идущего посередине между двух спасателей, полностью утратила блатной шик и выдавала все его сомнения с головой... Он не доверял джунглям и испытывал перед ними безумный страх. Глядя под ноги, он шел и бормотал:

“Соль сказали взять, я и взял... А тапочки по природе ходить, никто не говорил... Если бы сказали, я бы взял... А они не сказали...”

И так без остановки, вздыхал, бормотал, кому-то жаловался.

Алексей с Сергеем слушая его ноющий тенорок, понимающее и даже где-то виновато, посматривали друг на дружку. Мол, вот же дураки... Ты шути с равным себе. Здесь пошутили с неподготовленным к такой шутке. Как говориться разыграли паренька, а он возьми и подвинься рассудком. Как его сейчас задвинуть на место?

Если бы кто-то, еще недавно сказал Рысаку, особенно после его скитаний по заснеженной тайге, что у него будет непреодолимое желание, попросить у этих двоих весельчаков, развлекающихся по любому поводу, взять его за руку и держать долго и крепко, чтобы он не потерялся. Николай, гордый наш Коломиец, воспринял бы такие рассуждения не иначе, как оскорбление. А сейчас, он бедняга, пытаясь, в перерывах между причитаниями и скулежом, насвистывать что-то бодрое, через каждые пять минут задавал один и тот же вопрос:

- Далеко еще?

При этом делая безуспешные попытки, на ходу заглянуть в глаза впереди идущего.

- Да почти пришли...

Получал неизменный ответ. И предостерегающие, порой суровые и резкие слова: “Смотри под ноги... Не наступи на букашку... Не дави траву... Мы уйдем, а ей еще расти и расти”.

Коля дошел до такого состояния нервного истощения, что все команды неутомимых защитников природы, выполнял покорно и беспрекословно.

Они же видя, что их шутки утратили смысл и стали приобретать форму издевательства, над потерявшим чувство реальности товарищем. Перестали над ним подтрунивать. Оставшуюся часть пути, прошли стараясь его больше по пустякам не дергать.

* * *

Четвертого члена из их группы они нашли за разделыванием и засолкой тушки игуана. Такой небольшой речной крокодильчик, занесенный в Красную книгу. Но когда жрать охота, на такую ерунду никто не обращает внимание. Тем более, что о таких тонкостях, не биологу, знать не дано. Он согласился с тем, что впятером скоротать два дня будет гораздо веселее. Тем более, что условиями данного испытания, это все не оговаривалось.

Пятый и последний из их коллектива, был найден на дереве, рядом с его местом десантирования.

Определили его местонахождение по раздаваемым из густой кроны, громким крикам и воззваниям о помощи. Всем четверым его оттуда из густых ветвей, насилу удалось стащить. Он еще упирался, не хотел спускаться. В отличие от Коли, этот солдатик был напуган, чем-то другим. Но ножки-ручки своим спасителям, как и Рысак, был готов целовать вполне искренне. Скромность присутствующих, вынудила их, удержать его от этого шага.

Когда уже стемнело, вся их бравая пятерка вышла к месту определенному Алексеем, как место разбивки лагеря.

Собранный по дороге хворост и засоленная игуана прихваченная хозяйственным Кшиштофом Канальский, худым легионером с явно польскими корнями, пришлись очень кстати.

Двух бойцов, переживших стрессовые потрясения, оставили заикаться и следить за огнем, а сами пошли собирать хворост и рубить ветки для создания уютного и мягкого лежбища. После того как все собрались, при свете костра перекусили, подавив оставшиеся человеческие предрассудки.

Непропеченная игуана, да еще без хлеба, это грустное зрелище и для глаза, и для желудка. Если конечно не судить по лицам тех, кто ее ел. Впрочем, рептилия с необычно богатой мимикой, роскошно улыбнулось проголодавшейся троице - Алексею, Сергею и Ксыштопу, как его назвал Рысак. Сам он и его товарищ по несчастью, отказались от деликатеса из Красной книги. Остальные гадоеды, настойчивость проявлять не стали. Во-первых, самим больше достанется, а во-вторых, чтобы не вызывать у отказников рвотных рефлексов. Иначе вечер мог потерять свои пасторально-буколические прелести.

Вытирая губы и ковыряясь в зубах, сытые и довольные, назначили дежурных по поддержанию огня в очаге и охране лагеря от непрошеных гостей. Первым на дежурство, смотреть на огонь и вздрагивать, заступил Сергей.

Остальные стали укладываться спать. В середину штабеля из легионерских тел, уложили подрагивающих от каждого шума нервных солдатиков.

Сами легли на влажные листья рядом и стали наслаждаться звуком ночных джунглей. Шутить по поводу услышанного, с лежащими по середине было опасно. Просто лежали и слушали.

Такого концерта по заявкам любителей Стивена Кинга и полифонической музыки ужасов, предвещающей скорое пришествие сатаны и наступление конца света, трудно себе было даже вообразить.

Алексей нарочито зевая произнес, как бы пытаясь успокоить и приободрить остальных: “Успокойтесь, это только звуки. Страшнее человека, зверя нет. Если окружающее нас зверье сыто, нам ничего не грозит”.

Сразу после его слов, может леопард, а может, какая другая большая кошка, издала триумфальный рык иступленной ярости и настигла что-то свинячье. Существо, попавшееся в острые когти хищника стало, невдалеке от них, последний раз в своей жизни, громко визжать и хрюкать. Даже райские птицы прекратили каркать и вместе со всеми, стали слушать эту музыку предсмертной симфонии тьмы.

- Любопытные... Сходить, посмотреть в чем дело, есть? - раздался от костра голос Сергея. - Пошли, я проведу... С близкого расстояния смотреть интересней.

Когда нервная дрожь лежащих в середине, стала бить обоих еще более крупной дробью, он удовлетворенно подвел черту под своим вопросом.

- Если нет? Все. Спокойной ночи и приятных снов.

Алексей, после слов приятеля, как-то уж и слишком громко и демонстративно захрапел.

Его храп хоть и не перекрыл отчаянный визг, вживую пожираемой жертвы, но уверенности для более спокойного сна, все же придал. Да и чего бояться вооруженным людям, имеющим при себе плюс ко всему, пять килограммов соли?

* * *

Под утро Кшиштоф разбудил Алексея и передал ему почетную обязанность охраны лагеря и поддержания в рабочем состоянии, священного очага с огнем.

Джунгли в этот момент как бы замолкли. Живность ведущая ночной образ жизни, угомонилась и сейчас лежала, переваривая добытую пищу, а дневная еще не просыпалась.

Было торжественно тихо. Только дурные кролики, нажравшись на чужом огороде конопли, болтались по окрестностям, занимались неограниченно много сексом и при этом, от души веселились. Но на них можно было пока не обращать внимание. До завтрака еще далековато.

На сырой земле, покрытой отсыревшими листьями спать было холодно и зябко. Однако под утро, даже оба нервных бойца, до этого на каждый вскрик джунглей, с испугом, так же громко вопрошавшие: “Что это?”. И те угомонились, и крепко уснули.

Алексей еще днем сориентировался на местности и уверенно двинувшись в сторону, вышел к расположенному неподалеку роднику. Он шел, тихо любуясь окружающей природой и слушая пробуждающуюся тишину. У источника, не подходя к нему вплотную, он понаблюдал за тем, как испуганные карликовые лесные антилопы пили воду.

Постоянно двигая ушами и вздрагивая от каждого шороха, эти прелестные создания выглядели очень трогательно. Когда они напуганные его запахом, бросились в чащу, только тогда он вышел из своего укрытия и спустился к роднику. Умылся холодной водой и от ее бодрящих, игольчатых искорок, проснулся окончательно.

Мысленно похвалив себя за предусмотрительность, он достал из кармана черный пластиковый пакет. В таких емкостях в Европе, хозяйки складывают, а потом выбрасывают бытовой мусор. Они продаются компактными и удобными упаковками по пятьдесят и двадцать пять штук. Очень удобно. В плотный мешок, он набрал родниковой воды. Довольный разогнулся и огляделся вокруг.

Увидел “на неведомых дорожках, следы невиданных зверей”. Убедился в наличие кошачьих хищников. Судя по оставленным следам, они у этого источника имели свой охотничий интерес. Внимательно осмотрел ветки свисающие на водой, того и гляди, чтобы ненасытившийся за ночь леопард, сдуру не прыгнул на спину. Опасности подстерегала всюду, просто когда ты к ней готов, ее присутствие пугает гораздо меньше. И вернулся в расположение лагеря. Там все было без изменений.

Через полчаса джунгли привычно наполнились шумом и гамом. Что-то недовольное бурча проснулся Сергей. Поеживаясь, с похожим птичьим клекотом, который раздавался сверху, поднялся. Своими чмоканьями, давал понять, что он не выспался. Он дежурил первым. Увидев пакет с принесенной водой, под одобрительные взгляды дружка напился вволю, после сделав пару разминочных движений, пошел умываться к тому же источнику.

Он прошел тем же путем, что и Алексей. Во время закаливающих процедур, умывания и растирания рельефной мускулатуры, его внимание привлекли странные звуки. Они были похожи на скрежет натужно работающего, плохо смазанного, ржавого механизма. Звуки шли откуда-то сверху. Возможно, у сидящего наверху крокодила было несварение желудка, тогда причина этого механического скрипа, становилось ясна и более менее понятна.

Вдруг его пронзила внезапная догадка.

Крокодил?

Высоко в шумящей листве?

Не может быть.

Он огляделся. Повернулся спиной к солнцу. И в чудом пробившихся сквозь густую листву лучах света, его на мгновение ослепили солнечные зайчики.

Согласно произведениям Роберта Стивенсона, Эдгара По и чёрт знает кого ещё, это могли быть только крупные алмазы или самородки червонного золота, которые местное племя приносило в жертву своим богам, размещая несметные сокровища на деревьях. Впрочем, к до сих пор не найденным сокровищам известного пирата Дж. П. Моргана, это также вполне могло относиться. От волнения, густая подмышечная растительность, обильно покрылась выступившим потом.

Перед мысленным взором Сергея, пролистываясь сами собой, зашуршали прочитанные в детстве страницы. Его руки, как и руки графа Монте-Кристо, в девичестве Эдмона Дантеса, уже по локоть погружались в сундук с драгоценностями. На всякий случай, чтобы разочарование не было совсем уж горьким, пришлось обеими руками, отогнать возникшие причудливые видения.

Он приблизился ближе. Обошел вокруг мощного ствола. Метрах в трех над землей висела сухая, толстая ветка.

Коряга. Самая обычная, коряга. Таких тысячи. Однако внутри ее что-то было. С обратной стороны ствола, были заметны вьющиеся лианы. С боку крупный нарост, который внезапно загудел и издал этот странный, скрипучий и противный, ноющий звук. Сергей, снизу с интересом смотрел за поведением деревяшки. Но, к сожалению для собравшихся в этом месте, это была всего лишь замаскированная под сук, камера видеонаблюдения.

И - что?

И - ничего.

А где же несметные сокровища?

Под кроватью. Рядом с горшком. В далеком и счастливом детстве.

Жалко, что все оказалось таким прямым и обыденным.

Место для расположения камеры наблюдения было выбрано довольно удачно. Вероятность того, что все соберутся у источника была большой. Удивляться было нечему. Следовало поискать и другие камеры, а также тех, кто где-то сидел неподалеку и наблюдал за ними.

Хотя можно было все это не искать. Место отличное. Питьевая вода есть. Река рядом. Живности в лесу полно. Отдыхай, отвлекайся от всего, что связанно с цивилизацией. Наполняй себя до краев впечатлениями первобытного человека. Если тебе под видом очередного испытания выпал такой шанс, постарайся превратить его в незабываемый отдых. Грех - такой возможностью не воспользоваться на полную катушку.

* * *

Ждать, пока проснуться душевнотравмированные, Сергей не стал. Он, что покудахтал Алексею. Тот удивленно поднял голову и посмотрел на стоящий к нему спиной источник звука. Сергей, ничего не говоря, пошел в джунгли, оставив спящих на попечение немногословного Канальского.

Зайдя чуть глубже в тропический заросли. Он начал рубить своим мачете сучья и тонкие ветви. Алексей ничего не спрашивая стал делать тоже самое. Когда они нарубили достаточно для того чтобы можно было это на себя тянуть, чтобы не пропадать добру, потащили весь этот сыр-бор, в импровизированный лагерь.

По дороге Сергей и шепнул Алексею:

- Здесь всюду камеры, они наблюдают за каждым нашим шагом, - посмотрел на реакцию Алексея.

- Молодцы! - заговорщицки ответил Алексей и “сделал козу” ближайшему пню. И добавил, убеждая самого себя. - Вполне понятно. Им тоже интересно. Но к сожалению для них, мы ничего плохого не делаем. Раскачивая кроны - постигаем корни...

Так, подозрительно осматриваясь и не разговаривая, они пришли к месту ночевки. Костер разгорелся. Кшиштоф рубил принесенный хворост и ждал прихода этой страной парочки “близнецов”. Двое напуганных природой по прежнему спали.

* * *

- Зае...ись! - первое, что услышали окружающие от проснувшегося Коли Рысака. Вторым было: - Че есть пожрать?

По всему получалось, что воспоминание о битве с силами зла, не ко времени покинули его стриженную голову. Однако у Алексея осталось горячее желание порасспросить Рысака о том, о сем. Уточнить кое-какие детали его вчерашних всхлипываний. Все это стоило сделать незамедлительно, пока свидетель находился в твердом убеждении о здравом рассудке.

Взяв Миколку за руку и посмотрев на него взглядом смерти без косы, Алексей жарко застрадал ему в ухо:

- Ты что наделал?

Рысак тревожно заерзал, а Алексей дожимал:

“По твоей милости за нами постоянно ведется наблюдение. Всюду понатыканы видеокамеры. Давай говори, пока у нас еще есть время... Может успеешь. Это ты все придумал или Пирогов?”.

- Ты, что такое говоришь? Какое время? Чего успеешь-то? - тревожно забегали глаза у Рысака.

- Ты, дурачком не прикидывайся. Об этом не ты один знаешь.

Алексей озабоченно посмотрел на часы и вдруг, не сдержавшись закричал: “Да говори быстрее. Что вы там с Пироговым затеяли...”

Стас-Терминатор оказался пожиже Коли Рысака и вывалил все, что ему поведал пьяный санитар. Про обезьяну тоже не забыл. А для того, чтобы от него, от голодного быстрее отстали, живописал все известные ему моменты зоофелии, разбавляя и добавляя их своими красочными подробностями.

Алексей слушал его внимательно, но уловив несоответствие текста, мысли рассказчика, тревожно поинтересовался: “Врешь, поди?” Рысак расписываясь в полной достоверности и правдивости сказанного, слева направо по диагонали, размашисто перекрестился и пообещал: “Бля, буду”.

- Не торопись, - предостерег его Гусаров.

Чувствовалось, потерпевший что-то не договаривает. Говорит много и правильно, но всю правду скрывает. Пришлось откашляться, сделать строгое лицо и буквально под конвоем, отвести его к камере видеонаблюдения.

- Ты понимаешь, что нас ждет? - еще строже зашипел на него Алексей. - Давай рассказывай причину твоего здесь появления. Судя по наколкам, за тобой большая жизнь и светлый путь. Только не крути, ты не на допросе. Ядовитым паукам, которые...

Он вдруг, резко, перед носом Рысак выбросил вперед руку и прошептал: - Тише ты... Один из них, наверное их лазутчик, нас слушает... Нет... Показалось... Так вот, этим тварям все равно кого пожирать на обед. Они сперва впрыскивают яд и отползают. Наблюдают, дряни, со стороны, как их жертва, мучаясь от нестерпимой боли умирает. Когда душа отлетит. Они всей стаей набрасываются и высасывают живые соки организма. Оставляя только телесную оболочку. Одним словом, мутанты-насекомые...

Рысак слушал, как завороженный. Алексей уловил этот момент его заинтересованности и прямо в лоб задал наводящий на ответ вопрос:

- Что мы им можем противопоставить с учетом человеческого разума? - не дождавшись ответа от Колюню испуганно озирающегося по сторонам, взял инициативу на себя. - Мы, в неподдающейся описанию борьбе с этими тварями, можем продемонстрировать им свою товарищескую взаимовыручку и желание всегда прийти на помощь попавшему в беду приятелю. Поэтому, чтобы это желание у меня и Стива было горячим и бескорыстным, давай, вышеозначенный, говори всю правду, как на духу.

Пришлось рассказывать все, как есть и про воровской сход, и про коронацию, и даже про гада из конторы, Ивана Петровича завербовавшего и затащившего его в Легион

- Вот теперь ты по настоящему стал своим парнем. Надежды которого на спасение, многократно возросли. - Выслушав похвалил его Алексей. - Чтобы тебя Пирогов, как нежелательного свидетеля не убивал, не надо о нашем разговоре кому не попадя болтать. Лады?

- Все как на духу изложил, ведь не дурак понимаю, что по чем.

Начал было раздуваться от заслуженного доверия, Колюня. Однако Алексей снизил градус повествования, между делом снимая с плеча Рысака большую, мохнатую гусеницу. Которую, секундой раньше, он сам на его плечо незаметно и посадил. Подсунув ее, извивающуюся и неприятно пахнущую, ему прямо под нос, пояснил:

- Очень ядовитая, называется “стригущая сублемея”, - с этими словами пересадил ее на то самое место, с которого недавно снял. Чтобы как-то отвлечь Колю от потери пульса и сознания, деловито добавил: - Все пошли строить хижину, будем в ней спасаться бегством, от этих и других наших с тобой заклятых врагов.

* * *

- Что будем делать? - поинтересовался Алексей у Сергея, когда рассказал ему вкратце услышанную историю. - Может голову ему оторвем?

- Кому? - не поняв спросил Сергей. - Стасу? Э... Как его... Рысаку?

- Нет! Псевдо-Пирогову.

- Зачем? Ты что? Веришь словам Стаса, перенесшего стресс? Я, нет. Но отмахиваться от этого было бы глупо.

Говорил он, каким-то неуверенным тоном, раздумывая над тем, что ему поведал приятель.

- Ну, смотри.

- Смотрю. Но, чуть что, рвать головы?! Это не наши методы воздействия на нарушителей. Мы с тобой солдаты, гуманисты, если не сказать больше - пацифисты, - опять в глазах Сергея заплясали чертики. - Мы должны любить человека, а не головы ему рвать. Без головы он и не человек вовсе, а туловище...

- Тогда, если в тебе столько любви и сострадания к ближнему, пожалей и ты меня, и объясни, откуда у российских спецслужб такой интерес к нам?

Все-таки не удержался, спросил. Хотя молчаливый уговор был такой: “Не лезть человеку в душу. Захочет, сам расскажет”.

- Версии, пусть даже самые фантастические у меня отсутствуют, - вполне искренне удивился Сергей. - Сам удивляюсь... Я был вполне средним художником... Звезды особого таланта с неба на меня не сыпались... До этого закончил два университета... Может с каким-нибудь моим приятелем перепутали? Или просто приняли за кого-то другого?

* * *

Оба задумались и продолжали в относительной тишине, молча мастерить подобие шалаша.

Только иногда, тысячелетняя размеренная жизнь джунглей, прерывалась отчаянными матерными криками Коли Рысака. Ему, в протекающей рядом речушке, было поручено наловить пираний для ухи.

Сергей или по-легионерски Баг Арт, объяснил рыбаку-добытчику, по какие места мужского организма можно было заходить в воду, чтобы эти юркие, зубастые рыбешки, ненароком не отгрызли главное достоинство и сокровище испуганного легионера.

Жизнь, с ее парадоксами первобытнообщинного строя, активно продолжалась.




Глава 16
АЛЕКСЕЙ и СЕРГЕЙ
ОРГАНИЗОВАННЫЙ ВЫХОД ИЗ ДЖУНГЛЕЙ


Интереснее всего то, что вместо двух суток отдыха, группе из пяти человек, пришлось наслаждаться природой джунглей, семь полновесных и не поддающихся инфляции дней.

Биологи, присутствуй они там, в то время, подняли бы на ноги и ООН, и ЮНЕСКО и даже главную богиню животного мира, а в молодости сексдиву - Бриджид Бордо. Все потому, что властная поступь царя зверей - человека, отдавалась таким грохотом, шумом и гамом, что даже много повидавшие на своем веку стервятники и те покинули родные, обжитые места. Но уж царь зверей оторвался по полной программе, причем оторвался в прямом, а не в переносном смысле этого слова. Отрыв произошел от цивилизации и от всех ее надуманных норм связанных с бережным отношением к природе.

После постройки удобной и безопасной хижины, на второй день провели спортивное мероприятие по бегу на перегонки с ядовитыми змеями. Как и предполагалось, безоговорочную победу одержал Коля Рысак, причем, победил с хорошим отрывом. Если бы его не удерживали разноголосые братья-близнецы и примкнувший к ним Кшиштоф, он бы бежал и дальше.

На следующий день, в честь вчерашней победы ему было предложено высказаться, и Коля, простыми берущими за душу словами предложил сварить брагу. Лучше бы он этого не предлагал. Так как для этого таинства и последующего веселого пития, необходим мешок сахара, дрожжи и большая выварка. В военно-полевых условиях все это недопустимо, а посему отсутствует. Однако солдатская смекалка, в очередной раз взяла верх над здравым смыслом. Совместными усилиями нашли выход, а вместе с выходом, соответственно и вход.

Для качественного приготовления пенной браги, следовало найти дерево, “мачеткой” его срубить, внутри ствола, частью вырубить, а частью огнем выжечь “ведьмину ступу”, после туда натолкать экзотических фруктов, размять их оставшейся частью ствола и залить водой. Периодически раствор необходимо перемешивать и накрыв крышкой, радовать его исполнением заклятий, заговоров, мантр, осанн и других введических причитаний.

Когда общими усилиями на третий день что-то подобное у отряда получилось, все радовались. Но не долго.

На четвертый день все мухи в округе собрались в гости к ним. За ними стали подтягиваться другие насекомые и представители обитающего мира. После того, как в раствор добавили не проверенных в лабораторных условиях, плодов и соцветий растений, из которых местный шаман добывал яд для глушения рыба. Вернулись уже и стервятники. Рассевшись вокруг полянки с дымящимся от газов напитком, с нескрываемым любопытством стали дожидаться позднего завтрака для себя и своих сородичей.

Канальский посчитал это дурным знаком и вылил вонючее содержание ступы под ближайшее дерево, которое тут же сбросило листву, а вместе с ними сдохло пару десятков падальщиков, сидящих на этом дереве.

- Приказываю, отменить распоряжение бойца Стаса Терминатора, как вредное... Наносящее непоправимый вред окружающей нас природе... За неподчинение расстрел.

Взяв на себя командование дикой дивизией, приказал Гусаров. Строго посмотрев на Серегу, укоризненно добавил: “Что-то, легионер, ты сегодня выглядишь чересчур подозрительно?”.

Тот, вместо того, чтобы промолчать. Так как начальство с тобой не разговаривает, а делает тебе замечание. Не удержался и простуженно захрипел: “При чем здесь я? Такой сегодня день”.

- Предлагаю замену. Вместо опасных опытов над собой, будем практиковаться на ком-нибудь другом. Пусть те, кто сейчас наблюдает за нами, удобно сидя у пультов мониторов, поймут, что в этой жизни еще остались люди, способные на, пусть и неординарные, но большие поступки, - он оглядел с ног до головы Рысака. - Если ты против, то прямо сейчас об этом и скажи... Не скрывай и из-за спины, удар в спину культурной революции, не смей наносить.

Коля заерзал, задергал расставленными веером пальцами.

- Ты, чё, братан? Да я, всегда... Да...

- Единогласно, - согласился Алексей, не давая Рысаку возможность закончить клятву “...перед лицом своих товарищей”.

* * *

На пятый день все камеры, а их отыскали девять, хотя, конечно их было больше, но отыскали только девять. Так вот, все они перестали вести съемку и наблюдение. Скрипели, скрипели. Пугали с утра до вечера Колю Рысака и перестали.

Вполне возможно телевизионной аппаратуре надоело, вернее перестало нравиться то, что ей постоянно показывали и без стеснения демонстрировали. При чем, отправление естественной надобности и после этого ковыряние палочкой и разглядывание, что там у него выползло, это и за зрелище не считалось. Так, легкий каприз любопытного дебила.

Впрочем, вечером, при подведении итогов прошедшего дня высказывалось предположение, что вполне вероятно, у оператора или, как там его, нервы не выдержал и сдали, после чего он надолго потерял сознание.

Если правильно разобраться, так кто такое выдержит. Постоянно наблюдать за массовым помешательством и копрофелией в придачу. Каждый постфекальный этап, начинался с того, что объективу, как какому-нибудь шведу под Полтавой, грозили кулаком и знаками давали понять, что вскоре нагадят ему прямо на линзу.

Находчивые, а главное, веселые хлопцы подобрались. Шутили без применения тонкого английского юмора. Для веселья применяли приемы и методы позаимствованные у дикарей первобытнообщинного строя.

Эти веселые ребята, ничуть не смущаясь, ставили всевозможные сценки и разыгрывали занимательные и простенькие скетчи. При чем, если что-то не получалось, не ленились повторить. Скажем, сцену жестокого убийства непокорного, но закостеневшего старослужащего, молодым, шагающим в ногу со временем прогрессивным солдатом.

Большим успехом у малохудожественного, но очень народного творчества пользовалась сценка: “Ритуальное поедание дерьма и разложившейся падали”. Даже у снятого с дерева “Ивана не помнящего родства” и своего имени, и то, глядя на все это, случались приступы рвоты и просветления. Правда, так же быстро и заканчивающиеся. Развитие этих этюдов, поиски новых, выразительных и достоверных приемов сценического искусства и перевоплощения, пришлось быстро свернуть и прекратить, так как “снятый с дерева” уже перед третьим просмотром норовил пристроиться рядом и позавтракать отходами жизнедеятельности, но только по настоящему, без шутовской потехи.

Когда же у беззащитного, но мускулистого, человека с ружьем Гусарова. Голодный и хилый, очень кровожадный и безоружный, Коля Рысак достал щепочкой глаз (вместо него второстепенную роль в постановке играл, кусок раскрашенного углем банана) и съел его урча и постанывая от удовольствия. В этот момент, между пальцами гусаровской руки, сводной от ружья и “мачетки”, из того места, где недавно был глаз, потекло кровавое, черно-белое месиво. А сам потерпевший за счастье народа, очень красиво, мучительно преодолевая возникшие в судьбе легионера трудности, упал во весь свой богатырский рост. Падая, успел крикнуть: “Долой расовые предрассудки! Свободу колмыцкому народу” (Съемка велась не в цветном изображении, поэтому желтый цвет мякоти не виден, но призывы должны были быть слышны хорошо.)

От всего этого, по-видимому, даже у дурной железяки с проводами внутри, не выдержало сердце и она безвременно скончалась. Покинула нас. По крайней мере красная лампочка перестала подсвечивать местонахождение камер наблюдения. Мало того, подсоединенные провода перестали ударять током, во время их проверки старым аргентинским способом, это когда два оголенных провода прикладывается к кончику языка. Ох, и громко же орал, после каждой такой удачной проверки, новообращенный электрик-ксенофоб.

* * *

За это время случилось еще одно вполне рядовое и заурядное событие. Пару раз Алексей видел мелькающие тени и вспышки фотоаппаратов, но решил за фотографом не бегать. Попросили солдатика, которого в самом начале курортного сезона сняли с дерева и который, до сих пор не говорил своего имени. Он вообще ничего не говорил, только иногда, перед заходом солнца, начинал рыть яму и при этом жутковато смеяться и грозить грязным кулачком, своим скрытым врагам. Так чего талантливому землекопу зазря пропадать, резонно рассудил Гусаров, пусть свои способности откапывает-закапывает в нужное время и главное, в нужном месте. Отрытую и каждый день углубляемую яму, накрыли тонкими ветками и оставили в режиме ожидания сюрпризов.

Не зря старались. В отрытый окоп и попался фотограф.

- Ага... Попался, ужин!

Услышал сверху, торжествующий возглас, испуганный фотограф.

Он второй час сидел в яме и не прекращал робкие, бесполезные попытки, как можно быстрее выбраться из нее. Однако глинистые стенки и озноб от сырости сковывали любые благие инициативы.

- Помогите мне, пожалуйста, отсюда выйти, - со стоном попросил тот, кого назвали “ужином”.

- Идите все сюда, - заверещал кто-то сверху. - У нас сюрприз... Сегодня судьба одарила нас свежим рулетом.

Раздался любопытный топот ног. Сверху наперебой загомонили, заелозили голоса. Незнакомый баритон, имея ввиду его акцент с уважением произнес:

- Матерый зверюга, - после секундной паузы добавил. - Такого и колоть не хочется, только шкуру попортим...

Находящийся внизу фотограф, с одной стороны был счастлив, что его наконец-то нашли, а с другой с волнением прислушивался к тому, что о нем говорили, на довольно странном языке, издали напоминающем французский.

- Не матерый, а опытный, я на таких в Африке охотился, - чья-то стриженная голова свесилась сверху, внимательно рассматривая добычу. - Вон, у него сумка на плече? Он в нее свои запасы, как верблюд, на потом складывает.

- Это не сумка, - неуверенно попытался возразить еще один голос.

- А что? - удивились сверху.

- Это трофеи, - убедительно подвел черту обладатель командного голоса. - Видно кто-то беззащитный попался на его могучий коготь и острый клык... Ну, ничего, больше он другим зла не принесет... Перед камином шкуру брошу, буду перед соседями хвастаться. Да... Редкостная удача...

- Я не зверюга... Я даже не “Горбун-Квазимодо” из “Нотр Дам де Пари”, - захныкал снизу фотограф. - Достаньте меня, мне надо зарабатывать деньги и содержать две семьи, на мое имя записанные... За машину, еще вот, кредит не выплачен...

- Опасный зверь, - возникла пауза, после которой тот же голос сказал. - Предлагаю. Для того, чтобы он нас не поранил или клыками не порвал, сперва забить его... Ну, или в крайнем случае, сверху забросать камнями и уже после этого доставать...

- Зачем эти сложности, - возразили сверху. - Рогатиной в мохнатое брюхо ткнем и все дела.

- Нет, после этого печень будет горчить. Есть не возможно. Давайте не забывать, что и мы когда-то были людьми...

- Ладно, давай просто достанем, после разберемся, мохнатое у него брюхо или нет, - и уже непосредственное обращение к будущей жертве. - Слышь, мужик. Цепляйся там, чем-нибудь...

В яму сползла веревка. Фотограф вцепился в нее в том числе и зубами, в этом состоянии, со сведенными судорогой челюстями его и вытащили.

* * *

Фотограф, испачканный глиной и еще чем-то неприятно пахнущим, как только его вытянули, сразу стал крепко переживать. И не мудрено. Любому нерв будет воспаляться. Когда при нем, предварительно выяснив, на каком языке лучше понимаешь устную речь цивилизованных дикарей. Живописно одетые в листья и перья граждане, долго решали, съесть его сразу сейчас или сперва доесть, пока еще не остывшего и не испортившегося, вчерашнего любопытного. А его, как альтернативу кулинарному стандарту, подкоптить и в качестве живой консервы, оставить на потом. Ругались, спорили, кричали. Но к определенному выводу так и не пришли.

Видел отловленный, что ребята шутки шутят, пытался даже сам натужно улыбаться, но, в один из моментов нервишки подвели, не выдержали. Когда объекты его фотографического интереса, начали со знанием дела выяснять, какое место у фотографов-папарацци вкуснее, и, отличаются ли они по вкусу от других фотографов? Он предпринял неудачную попытку побега от судьбы. Но, было видно, в школе физкультура и поднятие тяжестей на время, были не его любимыми предметами. Завалил задуманное и сам свалился в уже обжитую им яму.

Во второй раз его достали из ямы и привели в чувство испытанным способов, две увесистые оплеухи. Дождались, когда он перестанет икать. Попросили не волноваться по разным пустякам. И стали объяснять трудности быта родоплеменной общины.

Основной упор в разъяснительной работе был сделан на то, чтобы он, как парящий буревестник, раздвигая упругим плечом пласты времени и пространства. Быстренько побежал и доложил начальству о том, что некоторым бойцам, не будем называть их засекреченных имен, уже изрядно надоело вести подобный образ жизни, да и соль заканчивается. Если же их отсюда забирать не намерены, а будут и дальше испытывать, да оценивать, так пусть, хоть солевого запаса подбросят...

Когда представители легионерского племени увидели, что процесс объяснения достиг мозгов фотографа. Можно было и познакомиться. Он назвался Педрилом Карлеоне и почему-то застеснялся этого. Другие, кроме рассеянного Рысака, сделали вид, что не обратили на его гордое имя никакого внимание.

- Требуй возвращения добрачного имени, а не то попадешь с таким именем к нам в колымские края и все... Покоя тебе там не будет.

Со знанием дела, начал было объяснять ему неточность имени Коля Рысак, но увидев, что он ничего не понимает, прекратил бесплодные попытки.

Как мог, абориген-полукровка попасть в эти самые колымские края, Рысак не уточнил. Но со стороны было видно, что пожалел он его вполне искренне.

- Ты им там объясни, что нас пора забирать, - втолковывал Педриле Алексей. - Нам то, что? Нам здесь, даже нравиться. Но один из бойцов, сошел с ума. Даже не совсем сошел, но отъехал мозгами дальше, чем можно. Ему уже пора оказать посильную психиатрическую помощь. А из нас никто к этому не способен. Ты понял?

- О, это душевное воспоминание о встрече с вами и сеньором Сере-геем, будет оставаться еще долго в моей памяти.

Как-то не к месту и не очень искренне, заметил “человек с футляром”. Не уточняя, откуда ему известны имена главных шутников.

- Я, если ничего сегодня больше не помешает, пронесу эти теплые чувства от нашей сегодняшней встречи, через всю оставшуюся жизнь...

- Понравился ты мне, - сказал работяга-Сергей, закатывая рукава и продолжая точить об импровизированный брусок мачете. - В знак полного примирения и в качестве извинения за наши дурацкие шутки, в стиле последнего богдыхана, обещаю отсыпать тебе праха из собственной урны. Ты рад? А?

- Ошень, ошень рада, - на японский манер ответил Педрило.

Отловленный экстремал с фотоаппаратом, продолжал улыбаться, кланяться и в душе проклинать тот день, когда согласился побыть в своем профессиональном качестве “пару дней в джунглях”. Однако воспоминания о полученном гонораре, быстро вернули его на грешную землю. Хотя земля здесь не при чем, это люди, беспорядочно и плотно населяющие ее, они грешные... А земля? С ней все в порядке.

У заросших и веселых солдатиков, он просил чтобы его отпустили, ему через три часа надо передавать отснятый материал. Смотрел выжидательно. Хотя первые, сдавливающие мозг, душные приступы страха уже прошли, но он продолжал вести себя очень настороженно.

Что с ним делать? Попросили пару килограмм соли. У него не было. Сигарет для Коли и Ксыштопа, также не было. А добывать пищу еще для одного лба, накладно. В его планы, кстати, также не входило оставаться с ними.

- Иди, мил человек и не поминай нас лихом, - ласково прорычал Алексей. - Командованию легиона передавай от нас привет.

На прощание, в качестве компенсации за нанесенные душевные травмы и волнения, Сергей предложил фотографу, чтобы он уже не прятался от них, а поснимал своей аппаратурой в открытую. Тот радостно согласился.

Нащелкав про запас пару пленок, он отправился в сторону, противоположную той, откуда прибыли легионеры. Перед этим, Педрило удивился, отчего это перестали работать камеры. Тем более, что он о их существовании, вообще ничего не знал. Даже краем уха не слыхивал.

* * *

Неведение фотографа по поводу камер видеонаблюдения, объяснялось просто. Они с ними были из разных ведомств.

Борис Платонов регулярно получал самые полные отчеты о пребывании своего сына в рядах наемников. Пока эти отчеты не давали поводов для излишних волнений. Наоборот. Было видно, что сынок стал стройнее и суше. Научился встраиваться в предлагаемые обстоятельства. У него появился серьезный друг.

По всему было видно, что о том, кем на самом деле является Сергей, Алексей Гусаров даже и не догадывался. Значит, дружба была самым обычным проявлением человеческих симпатий, без примеси какой бы то ни было, жлобской заинтересованности. Такие открытия всегда радуют, особенно они приятны для отца. Когда твоего сына выделяют не за отцовские деньги, а за то, что он простой, нормальный человек, значит ты, правильно его воспитал.

* * *

Не хотелось оставлять обжитое место. Ну, а что прикажете делать? Складывалось полное впечатление, что о них забыли. А место? Место прекрасное. Толку только от этого, ни какого.

Скоро насекомые в башке заведутся или лобковые вши начнут нестерпимым зудом, отвлекать солдата от несения службы и строгого следования требованиям устава. В войсках это считается непорядком и антисанитарным разложением отдельной боевой единицы..

Решили больше не ждать. Посмотрели по карте. Особых Гималаев, Сахар и Нью-Йорков на пути не предвиделось. Присели перед дальней дорогой. Опять спели песню “про мороз” и про то, что “у меня жена, ой, красавица...” Вместе со всеми, запрокидывая голову и правильно выводя ноты, гнусаво ныл “даже снятый с дерева”.

После вокального прощания, посчитав себя свободными от каких бы то ни было обязательств перед легионом. Группа непокорных организованно двинулась “эх, в путь-дорожку”.

Надо сказать, что неделю назад, на безответственной и быстрой винтокрылой птице, до места высадки добрались, очень даже легко. Двадцать минут и ты на месте. Сверху, под крылом вертолета, наблюдалась сплошное и зеленое море тайги.

Зато назад пёхом переть, это уже было серьезное познание самого себя. Не раскисая и не раскалывая коллектив единомышленников на составляющие части недовольных, каждому пришлось уговаривать больше себя, чем других о том, что пешая прогулка, это хорошо. Но, уж и мачете пришлось помахать от души, до кровавых мозолей. Они, эти тяжелые железяки от слишком частого употребления даже перегревались, наподобие пулеметов “Максим”.

Эти размахивания и паузы необходимые для остывания металла, очень сдерживали скорость движения. Желание отряда ее увеличить объяснялось еще и настоятельной необходимостью оторваться от преследующего облака кровососущей мошкары. Впрочем, не так даже и преследующей, просто зайдя в это облако, они из него почти целый день и не выходили.

На вторые сутки, “идущие вместе” сами себя узнавали с трудом и то, больше по характерным признакам. Молчаливый солдатик невысокого роста с узкими щелочками вместо глаз, это Кшиштоф.

Хрипящий амбал, с носком на лице вместо москитной сетки, больше смахивал на Алексея.

Громко ругающий и матерящий во весь голос все подряд, включая: дорогу, себя, джунгли, ЮНЕСКО, легион, москитов, отцов-командиров, гигиенические прокладки “Red bull” и много еще всяческой всячины - в этом распухшем легионере можно было с трудом, но узнать Сергея... или Алексея... Но если постараться... узнать можно было обязательно.

Паренек, которого кровососущая дрянь облетала стороной и которого вели на веревке, чтобы попусту не бегал по джунглям, так как гоняться за ним не было никаких сил. Это был тот самый избалованный легионер, тяжело пострадавший от встречи с живой природой.

А Колюню Рысака, без причины узнавать не следовало. Как только он видел, что на него смотрят, тут же начинал томно стонать и вспоминать свою пропащую жизнь, привлекая этими разгоряченными звуками, самых разнообразных самцов живой природы.

* * *

Грязные, злые, уставшие, по правде сказать и голодные сверх всякой меры. Через двое суток они наконец-то выбрались, на заставу или передовой форпост их спецпогранвойск, в небольшом поселке Сентачо. Однако чувство невосполнимой скорби и праведного негодования ждало их там.

Вместо горячей воды, хлеба и зрелищ, вместо большого количества разнообразного и надоедливого отдыха, их взору предстали еще дымящиеся руины казарм и хмурая неприветливость местного населения.

Дело подходило к прямому столкновению с аборигенами. А быть убитым просто так. Только потому, что ты вместе с остальными измучен и не можешь дать достойный отпор распоясавшимся бандитам. Это в планы отряда не входило. Патронов за время движения осталось пять штук. А играть в рукопашный бой с человеком вооруженным “Калашом”, попросту глупо.

Для того, чтобы спасти свою драгоценную шкуру и под ней не менее дорогое мясо, пришлось сдаться в плен. Не скрипя зубами и не делая над собой особых усилий, Алексей на правах старшего, дал команду сложить оружие. И опять о наболевшем: никто из легионеров, себя и окруживших его врагов, последней гранатой не подорвал.

Ах, да... Гранат-то не было. А если бы были, то тогда точно подорвал бы...

Врагу отдали свои ружья, мачете и потрепанные ботинки. Взамен попросили напиться. Напились вволю. Пока местное население на литературно выверенном французском языке, решали отправить их в переработку или сесть живыми. (Не правда ли, что-то очень похожее на шутку с фотографом Педрило, только гораздо более серьезная.) Их отвели в какую-то тесную хижину, бросили на земляной пол сухих листьев и они почти счастливые завалились в этой хижине спать и дожидаться решения своей дальнейшей судьбы.

Даже в джунглях, вдалеке от цивилизации их спасла местная, не любимая во всем мире, бюрократическая волокита.

Вождя на месте не было, он убыл в соседнее племя, на ярмарку народного творчества. Повез образцы сувениров и подделок из человечьей кожи. Его заместитель по АХР (административно-хозяйственной работе) брать на себя ответственность по заготовке консервов из схваченных в плен легионеров, отказался. Стали связываться с руководством для согласований и утряски принятия решения.

Как назло, в который уже раз, барахлила связь. Кричали по одиночке и хором, становились цепью и скопом, не докричались. Тамтамами стучали, не достучались. Шамана всем коллективом били - все равно, не помогло. Связь не налаживалась. Пришлось посылать пакет с нарочным. Пробег письма. Колючки на дороге. Посещение гонцом, свояка из соседней деревни, а там уж, само собой, дегустация свежеприготовленного хмельного напитка из кокаинового куста, все это сдерживало оперативность принятия решения...

Не то, что до вождя. Посыльный не добрался еще до свояка, а на стратегически важную точку Иностранного Легиона, уже через сутки подоспела подмога. Прямо с неба свалилась бравые десантники, на голову обюрокраченной местной администрации и ничего не подозревающему сельскому населению.

* * *

Задудели трубы, загудели двигатели. Здрасте...

Прилетели вертолеты. Салют Кибальчишу?

Наступила пора расправы с врагом, пришло это счастливое время. Однако желающих бегать по джунглям и вылавливать там виновных не находилось. Племя разбежалось, унося награбленной.

Спустившимся с небес, оставалось только констатировать разгром боевой точки. Подсчитывать и фальшиво оплакивать убитых. Будить, обливая водой спящих. Из-за суеты и желания отомстить гадам, этих самых спящих, чуть не поубивали в горячке.

Но то, как они пили, самый обыкновенный кофе, из разряда “бочковое-ординарное” налитый из ведерного термоса. Как жмурились от счастья, когда ели забытые продукты в виде серого хлеба и бобовых консервов в томате. На все это стоило посмотреть. И даже у видавших виды боевых вояк, слеза подступала к горлу, а слюна к языку, от вида изголодавшихся братьев-однополчан, поедающих их сухой паек.

На базу сообщили, что тех кого списали на потери, нашли. Дело за малым. Срочно ставить на продовольственное довольствие и провести их эвакуацию отсюда.

Со следующим бортом прибыли специальные представители администрации “Зарубежных французских территорий”. К тому времени. Как и полагается в условиях бесконечного лета, а именно на третьи сутки, вернулся вождь и учитель (по совместительству). К багажнику джипа был привязан пьяный посыльный. Его подобрали на дороге.

Приятное во всех отношениях мероприятие, погонять граблями вождя вокруг деревни, пришлось отложить на более позднее время. Значит, с учетом местного колорита и обычаев надо договариваться. Как ни как, местное население. Аборигены, ядри их в корень!

* * *

Высоким договаривающимся сторонам пришлось садиться за низкий стол переговоров. Пить сок, вино и местную отраву приготовленную из листьев кокаинового куста. Опять вести длительные переговоры с советом племени. Многие из них, как оказалось были вполне цивилизованными людьми. Одни учились в парижском университете, другим повезло больше, они заканчивали Университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы в г. Москве. И несмотря на все эти положительные моменты, пришлось, до хрипоты, до сипа, убеждать вождей прекратить захватнические военные действия.

После того, как с этим вопросом порешали, тут же коротенько записали обоюдное согласие на отказ от кровной мести. После этого наступило время решительных действий по установлению преференций и уступок за убитых легионеров.

За каждого своего убитого, французы требовали пять шкур леопардов, что в современных условиях было немыслимо, где их взять столько, или десять тысяч долларов США. Во время торга из-за убитых, представители “администрации”, не забывали присовокупить красивые слова и поэтические фразы о патриотизме, долге и родине.

С пьяными представителями местной компрадорской буржуазии сговорились быстро, и, не глядя на большое количество порубленных, пострелянных людей - полюбовно. А чего ругаться, коли всегда можно сторговать каждую загубленную солдатскую душу за хорошие деньги или... Я уж и не знаю... За мешок маисовой муки, что ли?

- Мы же джентльмены, культурные люди, - говорили они вождям, обвешанным соломой и московскими дипломами инженеров-гидростроителей.

- И что? - те делали вид, что они не понимают.

- Давайте торговаться, - намекали легионерцы-чиновники.

- Зачем? - удивлялись местные.

- Чтобы находить компромиссы, устранять неразрешимые противоречия... - заунывно тянули песню чиновники от французов.

- Наливайте теперь вашего, - охотно соглашались вожди. Выпивали и разговор продолжался в том же духе...

В результате переговоров было принято много разных и правильных решений. Форпост будет восстановлен за счет племени. Вместо леопардовых шкур и, уж тем более денег, за каждого убитого легионера, племя, в качестве компенсации выставляет Легиону по пять воинов. Легион просил по двадцать, но остановились на пяти. За это, Легион отказывается от возмездия в виде ковровых бомбардировок, применения напалма и кассетных бомб спутникового наведения.

* * *

С приходом пищи и прилетом известий, жизнь в лагере Сентачо налаживалась. Плохое и неприятное забывалось. Неустрашимая пятерка, все это время занималась самой серьезной реабилитационной и восстановительной деятельностью.

Они ели и спали. Даже “снятый с дерева” пришел в себя и ел за троих, на зависть и колючую изжогу наблюдавших. Но имени, так и не сказал. Да, никто уже и не спрашивал.

- Задолбал ты нас и без имени, а если у тебя и имя есть, то ты нас заколупаешь еще больше, - подвел итог Рысак последней попытке, когда “снятый с дерева” начал адекватно воспринимать окружающий мир и реагировать на откупоренные бутылки.

За всеми этими хлопотами, как-то сам собой, забылся далекий и совсем не страшный санитар Пирогов. Однако не хотелось обижать человека тем, что он мог подумать, будто о нем забыли. Весточку ему направили. Своим невниманием, хотя и анонимно, не оскорбили. Текст был прост и спокоен.

“Успокойся и не оглядывайся. Меняем систему шифров и кодов. Срочно внесите изменения в “Евангелие от Луки”. Оплата со стороны исполнителя.
Матфей & Co.”

Попросили письмецо, незаметно просунуть ему под дверь. Посыльным был, все тот же “снятый с дерева”. Было решено, что все-таки его следует показать специалистам. А все потому, что так много жрать и не наедаться, не испытывать чувства насыщения, мог только “гадкий и подлый мерзавец” с явными патологическими изменениями в организме.

Когда шумы вертолетных двигателей стихли. Пришлось не по деревьям лазить, а по земле, аки по суху ходить и заниматься довольно неприятным делом. В течение нескольких последующих дней, прибывшее пополнение занималось сбором останков погибших легионеров. Судя по разбросанным частям и фрагментам тел, многие из них были разрублены живыми. То, что нашли, сложили в большие пластиковые пакеты и вертолетами отправили на основную базу, вместе с пареньком, который несколько раз сходил с ума, потом возвращался и снова сходил, но своего имени, тем не менее, упорно не называл, по причинам указанным выше. Как говориться на английском, улетел и х.., т.е. “devil” (черт) c ним.

* * *

Спору нет. И Алексею, и Сергею, и остальным двоим - Кшиштофу и Коле Рысаку, тоже очень хотелось отправиться вслед за отбывшим бортом на главную базу. Кое-что вспомнить... Потрогать цивилизацию руками. Выпить разом две бутылки пива, а лучше три... Хотя, спору нет, четыре... нет, пять, да, пять бутылок холодного пива для разгона, будет в самый раз. После выйти на веранду, покачаться там в гамаке, при этом, не бояться и не остерегаться любого подозрительного шороха.

Очень всего этого хотелось. Но остались. Переглянулись между собой, Алексей да Сергей, что-то на своем языке поклекотали, старыми матрасными пружинами поскрипели. И остались.

Судя по тому, что остались “братья-близнецы” остался и Кшиштоф Канальский и Коля Рысак. За компанию остались, хотя их никто и не просил. Со стороны казалось, что Коля Рысак вообще, как будто прирос к ним. Правда, когда ребятишки расходились в противоположные стороны, он всегда бежал в сторону Алексея. Они остались и в качестве выздоровевшего пополнения, принялись за дело восстановления разрушенного и сожженного военно-промышленного комплекса.

В первую очередь, водрузили на вертикальный шест флажок, издали очень напоминающий “Веселого Роджера” только внизу, вместо скрещенных берцовых костей, удобно расположили автоматы “Калашникова” символизирующие мир и счастье народам, непременно прибывающие вместе с отрядами Иностранного легиона. Во-вторую очередь, просто на всякий случай. Чтобы местное население не задушило их в жарких объятиях. И своей большой, искренней благодарностью, не сбило их с ритма несения патрульно-караульной службы. По периметру забора установили противопехотные мины.

Главным минером, был хмурый хлопец со Львовщины капрал Крысюк. Однако даже это, не уберегло легионеров от скрытой напасти, т.к. схему минирования, капрал по пьянке потерял. По крайней мере, он настаивал именно на этой версии. Сейчас солдатики и сами уже боялись выходить за колючую проволоку, чтобы не подорваться на своей же мине.

* * *

На вертолетах достаточно военной амуниции не доставишь, приходилось обходиться минимумом. Особенно если это касалось мирного местного населения. Для его защиты от тлетворного влияния запаха военно-полевой кухни, вокруг территории предполагаемого лагеря, по крайней мере вокруг пепелища, на живую нитку-однорядку натянули ограждение из колючей проволоки. Посчитав свои действия малоостроумными и не оригинальными, там же расположили посты.

Но пост, с бухты-барахты, не ткнешь в место, которое просто понравилось тем, что там растет трава. Это не пост, а прогулочная площадка. Нет, бери солдат лопату и копай себе окоп.

- Выкопал?

- Да!

- Теперь копай ходы сообщения между ними. Условия тревожные, боевые. Тем более, на границе тучи ходят хмуро, а по донесениям разведки, край суровый тишиной объят.

За день каждый напахал по несколько десятков самосвалов грунта. Четверка отважных от усталости, даже материться не могла. Однако продолжала уговаривать себя и других, надеждой на спокойный сон, но лучше бы с такими мыслями оставаться в джунглях. Людей там нет, бояться некого. А все дикие звери знают, что если не хотите, чтобы они, т.е. люди, просто так, из скуки, для развлеченья и веселья тебя подстрелили или обидели, гораздо надежнее и здоровее, обойти их стороной.

После команды “отбой” каждый ее сам себе исполнил. Легионеры в палатках не спали. Там жарко, а если залетит подлый москит, то своим зудящим полетом весь сон, псу под хвост пустит. А под темным небом, кровосос напьется крови, да и полетит себе дальше. Поэтому, кое как расположились на деревянных щитах, в отрытых днем ходах сообщения и окопах. Кстати, правильно сделали.

Именно сегодняшней ночью, очередная группа смутьянов-троцкистов, в надежде вволю пограбить и все поделить по справедливости... Так вот, когда эта самая групп пробиралась к палаткам, чтобы спящих, безболезненно сонными зарезать. Чу... То там, то сям... То дальше, то ближе... В ночи, прерывая пение птиц и стрекот цикад, стали рваться гуманные итальянские противопехотные мины. Они не так убивали, как калечили живую, но глупую силу врага, сея в его ряда смятение и панику. Вот тогда-то те, кто не спал на посту, а спокойно отсыпался в окопе. Они и оценили преимущество сна в укрытиях. А что палатки, да и вообще при чем здесь палатки? В бессильной ярости и злобе, сожгли их злые и непочтительные восставшие, а сами в сполохах огня, в страхе отступили.

* * *

Так, до утра, никто из легионеров и не смог уснуть. Ждали повторной атаки лютого ворога.

Ожидание и нервное напряжение этой ночи, нарушалось и прерывалось дружным храпом из блиндажа где дрыхла, не обращая внимания на смертельную опасность, бравая четверка с Колей Рысаком по середине.

Бравируют?

Манкируют опасностью?

Нет, просто спят. Уж больно намаялись, болезные за день.



Часть третья

РУКА КАПИТАНА ДАНЖУ

Глава 17
СЕРГЕЙ и АЛЕКСЕЙ
РОЗОВАЯ ЛЕГЕНДА (научный доклад)

Утро принесло новые заботы.

Пришлось вставать, умываться и чистить зубы.

После приятных минут связанных с водными процедурами, вся четверка в недоумении, ходила вокруг сгоревших ночью палаток и громко возмущалась. Запевалой выступил Алексей.

- Вот, суки, а? Кто это сделал? Оторвать им всем.., чтобы не болталось... Такую красоту порушили...

Начал он высказывать наболевшее и выплескивать на других горечь утраты, как бы приглашая и остальных посочувствовать утраченной красоте и строгой геометрии походных палаток.

- Это что же такое делается? - поддержал его Рысак. - Провиант с кофе, хоть не тронули?

- А чего нас не разбудили? Что ж это получается, опять самое интересное пропустили? - загоревал Сергей.

Троица внезапно остановилась. Повисло молчание. Они смотрели на Канальского. Тот, пытался сойти за умного, то есть промолчать. Но сослуживцы плотнее его обступили и он рванул.

- Вот ведь, курва... Проше пана, - выкрутился Кшиштоф, идущими от души словами.

Ну, и на этом, спасибо.

После сытного, но молчаливого завтрака полуфабрикатами. Началась обычная рутина армейской жизни. Пришлось встречать и разгружать конвой прибывших вездеходов с боевым запасом, сигаретами и продовольствием.

Оставшуюся часть дня, практически до ночи, укрепляли укрепление укреплений.

Камни на носилках и песок в мешках никто, никого не заставлял носить. Зачем заставлять? Все прекрасно, хорошо и живо запомнили недавние события прошедшей ночи, особенно ту ее часть, когда над головой и другими выступающими частями тела, весело чирикали пули и горячие осколки ручных гранат. Поэтому, зачем кого-то заставлять, когда песок, гравий и камни берут на себя часть предназначенных лично тебе осколков и пуль. Не надо заставлять. Остановился, водички попил и опять за работу. Не для дяди, для себя стараешься...

После взятого сумасшедшего темпа работы. Ближе к ночи. Наступило время отдыха. Личный состав, не смотря на великолепный пейзаж окружающий со всех сторон, готов был рухнуть в сон, там где стоял. Один неугомонный Гусаров с пропеллером в заднице, ни как не мог отключиться. Он тут же начал сочинять очередное письмо в адрес Пирогова. Зачем?

Он знал ответ на этот вопрос прозвучавший от любопытного Рысака.

Чтобы тяготы и лишения связанные с несением воинской службы, не казались пресными и нудными. И еще, в целях внесения разнообразия в жизнь центральной нервной системы, включая мозг.

- Так, работаем без страховочных тросов, - сразу предупредил он Сергея. - Давай ему забабахаем что-нибудь по-нашему, по-шекспировски, без претензий. Чтобы ему, как простому человеку было интересно и понятно.

- Давай, - с большим сомнением согласился Сергей. - Но раз по-нашему, тогда ничего писать не будем.

- А что случилось? - обиделся Алексей.

- Пока еще ничего. Но обязательно случится. Я в лесу камеру оторвал, по которой нас транслировали...

Он повернулся и достал из рюкзачка небольшую допотопную камеру.

- Прикрепим к ней видеокассету и попросим Кшиштофа, пусть в комнате у Пирогова, прямо в вытяжке над унитазом установит... Но, уж, чтобы обязательно в глаза бросалось.

Гусаров, прикрыв глаза покрутил головой, как бы взвешивая внутри это предложение.

Да, Шекспир отдыхает - на этот раз, Алексей, обиделся по-настоящему, с завистью.

- Он давно уже отдыхает, - не понял своеобразной идиомы Сергей.

Алексей задумался. Придя в себя, со значением заулыбался, как будто его щекотали в щекотливом месте. Потом, стараясь казаться равнодушным, поинтересовался у автора идеи, ревнуя его к задуманному:

- Это ты сам такую красоту придумал или “спиз...ил” у кого?

- Что, такое.., это, есть.., - “спиз...ил”?

Безобразно коверкая слова, спросил Сергей, окончательно расставаясь с мечтой стать учителем русского языка и литературы.

- Тебе объяснить по-солдатскому или по-научному?

Молниеносно и живо отреагировал Алексей, загораясь от возможности, все правильно закадычному дружку разъяснить, а главное, это показать ему, что и он способен не только мешки тягать, но и рождать идеи.

- Давай оба варианта, - поудобнее усаживаясь и собираясь внимательно слушать, попросил его Сергей.

- Оба, так оба, - легко согласился знаток фольклора, на всякий случай закатывая рукава. - Да, к слову сказать, солдатский напрямую увязан с научным, по этому слушай внимательно.

- Я готов! Так точно! Есть! - кивнул головой Сергей. - Но откуда эта смелая атака на догмы?

- На всякий случай, - осторожно пояснил свою решимость Алексей и осмелев добавил: - Нельзя все время стоять на месте, пора уже и для науки, что-то сделать. Для красоты слога я назвал свое сообщение “Розовой легендой”. Итак, слушай.

Научно-исследовательский доклад А. Гусарова.
Розовая легенда

Дело происходило во времена владычества Римской империи, то есть, так давно, что славяне в то время, еще жили в пещерах и в них, при свете костра “лаптем щи хлебали”. Это выражение означает - жили просто и водки не пили.

В эти далекие времена, к таким же бесправным легионерам, как и мы с тобой, шел караван навьюченных мулов с грузом соли. Как тебе известно, в древности ее было несравненно меньше, чем сейчас. Стоила она дорого и в свободной продаже бывала с постоянными перебоями.

Чтобы легионы не бунтовали, Цезарь Клеопатрский регулярно посылал в свои войска такие грузы, не обращая внимания на стоимость соли и транспортные расходы. Спокойствие в войсках, стоит дороже.

Сам понимаешь скорость нагруженного мула, гораздо меньше той, нежели когда он идет порожняком. Правда погонщики знали один секрет увеличения скорости обессилевших животных. Если, скажем, требовалось резко уйти от погони или ко дню рождения правителя выполнить пятилетний план досрочно, тогда они под хвост бедной, бессловесной скотине, закладывали стручок жгучего перца. После этой незамысловатой операции, сами порой не успевали за животными, так они рвались вперед, к воде, к тому, чтобы остудить жар и нетерпение тела.

Но, к теме исследования, о котором я веду речь, данное уточнение не имеет ни какого значения и считается простой, энциклопедической ремаркой. Некоторым слушателям повезло, им попался грамотный лектор.

Так вот, значит идет себе этот караван идет, параллельно ему крадутся бандиты, пытающиеся эту соль спиз.., нет. Пытающиеся эту поклажу, забрать себе. Но так как груз стратегический и мало того, военный, его, соответственно, охраняли вооруженные люди, их тогда еще называли легионерами.

А на то время, бандюги хоть и были смелыми, но не до такой же степени, чтобы добровольно ложиться и умирать под дротиком, пущенным умелой военной рукой, руководимой центурионом. Поэтому нападений не было, хотя конвой ухо держал востро и на посту спать себе не позволял.

Долго они шли по территории с засушливым климатом и отсутствием атмосферных осадков. Сегодня, как назло на этом месте раскинулись необъятные итальянские просторы средней полосы.

Идти было тяжело. О чем разговор? Даже мулам иногда под хвост закладывали стимулирующее средство, в виде допинга из жгучего перца. Они бедные и несчастные, лишь мотали своими скотскими мордами и все равно, дальше двигаться от усталости не могли.

Бандиты, несмотря на возможность хорошенько пограбить и принести в свой дом гостинцев для детей и хлеба для больной матери, и те отстали. Не выдержали напряжения. С них, с бандитов-то, какой спрос? Мокрота одна, а не люди. Они же крепкой силы воли и настоящей солдатской закалки не имеют. Однако, разговор не о них.

Согласно историческим свидетельствам Плиния Старшего, через восемнадцать дней караван вышел на берег разлившейся реки Тибр.

То-то по первоначалу было радости, то-то все ликовали. Потом искупались, помыли щелоком разные необходимое в семейной жизни места и несколько поостыли. Все потому, что от большого количества выпавших осадков, в виде дождя, эта речка разлилась по-настоящему и смыла построенный вороватыми подрядчиками мост. Он попросту сложился карточным домиком вовнутрь своих колонн и развалился, погребая в водах стихии, под своими развалинами, даже рабовладельческие жизни. Впрочем, это к моему исследованию, основанному (Sic!) на трудах, в том числе, обоих Плиниев, имеет хотя и косвенное, но достаточно важное значение.

Вместе с представителем торговцев соли, по имени Фраерман, походили они по берегу, покричали паромщику, только того, видно вместе с паромом, разбушевавшаяся стихия тоже смыла куда подальше.

Покумекали и сварганили погонщики мулов, вместе с секьюрити, подобие переправы - привязали Фраермана, вместо поплавка к мулу и пустили их порожняком в пробное плавание. Ничего не получилось. Толстый, орущий всякие картавые непристойности, тонущий поплавок чуть не утопил мула. Пришлось обоих вытаскивать на берег и откачивать каждого по отдельности, но через индивидуально-обособленные отверстия.

- Я прошу прощения у уважаемой аудитории, - Гусаров прервал повествование. - За перенасыщенный наукоемкими терминами стиль повествования, но общаемся мы, все больше о вечном и глобальном. Посему, извольте, любезный, правильно истолковывать мою речь.

Сергей, а это лично к нему обратился лектор-самозванец, в знак поощрения, чуть заметно прикрыл веки и царственно кивнул головой. Давая понять, что он пытается соответствовать высокому духу проводимого мероприятия.

Алексей, ободренный этим кивком, продолжил свою выездную лекцию в войсках.

- Сели они все в кружок. Забили косяка из благовоний. Покурили, поспорили. Закатив глаза в сторону поднебесья подумали. Наморщив лбы, общими усилиями придумали другой способ переправы.

Выяснили в каком месте сегодня у реки находится брод, поднялись вверх по течению километров на семь и без лишней нервотрепки, переправились на другой берег. Пошли дальше.

Вьючные животные побежали веселее. Причина этой веселости заключалось совсем не в том, что им под хвост засунули стручки жгучего перца, к коим, я уже в третий раз возвращаюсь в своем повествовании. Вовсе нет...

Но и мы не ослы. Поэтому не будем забегать вперед и о причине их резвости, я вам расскажу в самом конце своей “розовой легенды”.

Когда еще через двенадцать дней, они прибыли в город Пизу. То, как издавна повелось при доставке и получении продуктов питания. На оптовом складе продовольственной воинской службы, под извечную попевку “сдал-принял”, взвесили поставленную соль и очень удивились.

Оказалось, что десятая часть соли, по злой и беспощадной воле Тибра, ушла вместе с водой, попросту растворилась. Погоревали, поплакали, ведь кому-то придется за это посидеть. При чем, посидеть на выбор или - на раскаленной жаровне или - на колу.

Но делать нечего, составили акт и списали убытки на естественные форс-мажорные обстоятельства, в полном соответствии с требованиями Римского права. Скрепили акт дружескими объятиями и веселой попойкой. После чего, по римскому обычаю и по велению измученного организма, все организованно пошли спать.

А утречком, встали пораньше. Причина этого “пораньше”, была заранее ясна. Чтобы пот выделяемый организмом выделялся не столь обильно, а соленая влага не разъедала нежную рабскую кожу и дорогостоящую ткань драп-дерюги, из которой тогда шили грузчикам роскошные туники. По этим причинам, тогда завсегда работали по утрам.

Так вот, поднялись продавцы и покупатели, опохмелились соком из навозных мух. И дружною гурьбою, направились грузить прибывших за солью представителей продовольственных служб боевых единиц и подразделений.

Открыли склад...

А на том складе, кроме сытых мышей ничего нет...

Понятное дело. Ударили в барабаны, надули в литавры... Что ж это делается на охраняемой территории.

Скандал... Измена... Предательство?

Впрочем, согласно дошедшей до наших времен переписки по этому поводу, очень оперативно нашли причину усушки и полной утруски. Оказывается, так было записано в официальных бумагах. Боги, не получив свою “десятину” разгневались и наказали алчных людей.

Вся соль провалилось сквозь землю. Канцелярию Цезаря и специально созданную для этого дела комиссию Сената, такое объяснение интендантов не вполне, но устроило. Не могло не устроить потому, что это правда, а против правды не попрешь.

Имелись конечно скептики и непорядочные типы. Такие и им подобные, во всем произошедшем подозревали воровство и преступный умысел. Однако им, уже непосредственно в Риме, в момент утверждения акта о списании, было предложено заткнуться. Попросту не раздувать нездоровый ажиотаж и не расчехлять ненужные страсти. Особенно вокруг того, что у некоторых членов комиссии появились новые дворцы и красивые рабы обоего пола. Дела было закрыто.

Говорят, когда Цезарь увидел под актом подпись Брута, своего младшего товарища и председателя этой комиссии, именно тогда и прозвучала ставшая хрестоматийной фраза “И ты, Брут?”. Потому, что если хорошенечко вдуматься, в тот момент когда Брут, в хорошо охраняемом помещении римского Сената, ткнул Цезаря заточкой под ребрину. Там уже Цезарь, ничего сказать не успел. Он слишком скоропостижно скончался.

Вот с тех самых времен и повелось. Если что-то по мелочам пропадет, это называется “стибрили”, а уж если по крупному гикнется, то договорились это называть “спиз...ли”. По географическому месту произошедших событий, т.с. пропало в Тибре и исчезло в Пизе.

Однако, на этом история свой поступательный бег не остановила...

Место это в городе с тех времен считалось не хорошим, то погреб завалиться и квашенную капусту придавит, а то огнем заискрит и полгорода в угольях для приготовления хорошего шашлыка. А еще бывало, плебеи напьются здесь “горькой” и ну, давай, куражиться, а между гульбищем, разнесут в лоскуты, и дребезги все постройки. Н-да...

До 12 века, на том гиблом месте ничего не строили, крепились. Может и зря. Место славное и примечательное. Как ни как, центр города. Термы, пиццерии, гетеры неподалеку, - все ж рядом. Но потом подзабыли заветы стариков и вроде, как из некондиционных материалов построили башню, “кампанила” называется. Нормальные стройматериалы, это также по традиции, ушли упитанным церковникам на строительство загородных вилл.

Они, кстати, все правильно рассчитали. Думали, со временем башенка сама завалится по естественным причинам и все довольны. Можно было бы сослаться на злые силы сатаны и природы.

Но добрые люди говорят, что-то там с раствором напутали. Вместо того, чтобы на чистый речной песок блоки укладывать, в него по недомыслию добавляли слово божье и яичные желтки. Схватилось так, что отбойным молотком не отшибешь, если его, конечно - не включать.

В общем башня не развалилась. Зато на выбритую макушку головы местного прелата, слетелись дьявольские козни и неприятности.

А дело было в том, что кто-то из обиженных, видно тот, кому ворованного не хватило, куда положено по инстанции и доложил. Мол, так и так, прикрываясь священным писанием и прошлыми религиозными заслугами в боях за Гроб Господний, господа духовенство, воруют.

Реакция Папы, не заставила себя ждать. Понаехало проверяющих. Первоначально, три комиссии признали, что все нормально. Ни хищений, ни фактов приписок не выявлено.

Только с четвертой попытки, хапуги в рясах были выведены на чистую воду. Суд инквизиции потребовал, чтобы они покаялись. Делать нечего. Они и покаялись. Им за это все грехи и скостили. На этом скандал был исчерпан. Однако ж, тенденция осталась...

В результате стоит в центре города Пиза башня, как памятник и напоминание о том, что все всегда можно списать на гнев богов. Правда, башня стоит криво, зато слово “спиз...л” с каждым годом все прямее и увереннее заявляет о своем триумфальном шествии по всему миру.

Sapienti sat (лат. - букв. “мудрому достаточно; умный поймет.”)” - многозначительно закончил Гусаров, ожидая обрушения восторженного шквала аплодисментов.

Но даже хлипких, вынужденных хлопков не дождался.

* * *

Вся речь была произнесена монотонным слогом, торжествующего пафоса “лектора на общественных началах” которому нравился сам процесс речи. Этот процесс для таких особ, становиться еще более приятным, когда его, хотя бы вначале слушают. Кроме всего прочего, они пытаются придать своим словам еще и ритмический рисунок, поэтому дирижируют сами себе обеими руками и одновременно отбивают такт ногой.

Алексей устало и мудро посмотрел на дружка Платонова и примкнувших к ним слушателей, Колю Рысака с Кшиштофом. После брови у него поползли вверх.

- А где твое стило, берестяная грамота или в крайнем случае папирус? - огорченно, почти оскорблено спросил он у Сергея, собираясь вот-вот заплакать. - Ты что, ничего не записывал? Получается, я все это зря говорил? В пустую сотрясал воздух?

- Зачем записывать? - не понимая, смеяться ему или начинать оправдываться, спросил Сергей.

- Verba volant, scripta manent (лат. - слова улетают, написанное остается), - как неразумному ребенку строго объяснил ему Алексей.

После махнул рукой, как будто внезапно вспомнил, что он все для себя уже давно и окончательно решил. Примирительно подвел черту под сказанным:

- Не ищи, солдат, в моих словах мораль и нравоучения. К сожалению, кроме многовековой, глубокой и так необходимой людям истины, там больше ничего нет.

Сергей внимательно посмотрел на Алексея, потом на песок тихо осыпавшийся с бруствера окопа, подумал и с вызовом повторил:

- А про камеру визуального наблюдения, все-таки я сам придумал, а не то, что ты называешь подозрительным словом слим.., скрим... Забыл уже каким...

- Нет вы видели такого человека? - возмущенно закричал Алексей. - Рысак, выскажись. Ты здесь самый умный... Хотя и Терминатор.

Коля не ждал такого поворота событий и от неожиданности инстинктивно вздрогнул. Приняв оборонительную стойку, которой его обучил Сергей, из-под поднятого локтя спросил:

- А в чем собственно дело?

На всякий случай не опуская локтя, стал ждать разъяснений.

- Ты с умным видом стоял? - строго посмотрел на него Алексей.

- Ну!

- Лекцию про слово “спиз...л”, слушал? - еще строже спросил он у Рысака.

- Ну! - с видов образованного человека продолжал настаивать на своем Коля.

- Так выскажись по этому поводу! - требовательно и возмущенно закричал Алексей.

- А в чем собственно дело? - ловко перехватил инициативу в свои руки Рысак.

Смеялся даже флегматичный Кшиштоф.

- Дайте мне самую тяжелую работу и потребуйте, чтобы я ее выполнил, и умоляю, уведите меня отсюда в смирительной рубашке, - простонал Алексей. - Мне, буйному и помешанному, с тихими идиотами не по пути...

- А в чем собственно дело?

В третий раз переспросил Коля понимая, что никто его бить не будет и за шифером для крыши вигвама, как недавно в джунглях не пошлет.

- Иди, отрок... Иди и успокой жителей земного шара тем, что пока ты здесь... Под моим присмотром, люди доброй воли, могут спать спокойно, - устало махнул рукой Алексей. - Да! Горе от ума, нам с тобой явно не угрожает.

Однако Рысака такой поворот событий не устраивал. Он как в школе поднял вверх руку и задал мучающий его вопрос:

- Я, типа, не понял... А чё, название такое понтовое - Розовая легенда?

На всякий случай, кулак поднятой руки рефлекторно сжал еще крепче и от лица не убирал.

- Хвалю за пытливость ума, - похлопал его по плечу Гусаров. - Я хотел назвать свой научный труд “Разовая легенда”, т.е. на один раз, но видно зря старался, что не назвал. Была призрачная надежда на то, что мой единоокопник не поленится, запишет мои слова и все это станет достоянием всемирной культуры и само собой истории. Да видно, не судьба. Хоть и последней, но надежда на нечаянную радость и Нобелевскую премию, умерла. Так как повторить все заново, под запись, я уже не смогу, запал не тот. А без харизмы в науке сиди и не рыпайся...

Со стороны было видно, как сильно переживает человек, потративший впустую чужое время. Другие народы тоже умею переживать, те же сенегальцы, очень в этом преуспели. А вот показать это, с широким размахом и одухотворенным задором, нет, не умеют. Пока еще должных, славянских высот в этом, не достигли.

Все долго, исподлобья поглядывая друг на друга, испытующе молчали. Первым не выдержал Алексей. С тоскливым криком, покидающей родное гнездо и улетающей в теплые края птицы, прокурлыкал:

- Так по вашему, я никакая не муза..? А муз?

После этого многим показалось, что кто-то случайно обронил слезу. Устойчивые инстинкты и безусловные рефлексы, и здесь сняли свой урожай.

Сергей не поддался на псевдонаучную лирику мужественного героя нашего повествования, а совсем наоборот. Психанул и еще раз мстительно и раздельно, с осознанным превосходством повторил свое утверждение:

- Про установку камеры в логове Пирогова, это все же я придумал...

Хотел Алексей в очередной раз полезть в карман за словом, да передумал. Тем более, он уже оттуда все выгреб. Делиться с демократической общественностью было нечем. Разве что, призвать их всех скопом к свободе, равенству и правопорядку. Но посмотрел он на лица тех, кто весь день тягал камни и копал окопы... И промолчал.

Вновь возникшую паузу, которая иногда возникает в трезвых беседах военных людей, разрядили прилетевшие вертолеты. Салют Кибальчишу!

* * *

Для установки макета камеры видеонаблюдения в жилище санитара, отправили Кшиштофа. Серьезно объяснять ему ничего не потребовалось. Раз надо, значит надо. Оказалось, что совместные испытание джунглями стоили многого. Кроме того, что он был шустрым пареньком, он, плюс ко всему, оказался и легионер неплохим, исполнительным и скрытным.

Перед засылкой пана Канальского с секретной миссией в логово Пирогова, его тщательно проинструктировали.

Дали понять, что вещи либо деньги там брать не надо. Так как, это всего лишь - розыгрыш. Милая, товарищеская шутка.

Конечно, чтобы все получилось и шутка не была смазана чьим-то неуклюжим поведением, установить камеру следовало так, чтобы Пирогов ее, не сразу, но обязательно обнаружил. А если санитар застукает его за установкой аппаратуры, в этом случае, чтобы шутка казалась еще более милой, совсем не грех будет треснуть его по башке чем-нибудь легким, молотком например, или ломом.

- Так может, проше пана, сразу дать ему по голове и, проше пана, без установки всяких глупостей обойдемся.

В целом правильно сориентировался и внес посильное предложение польский патриот.

- Да, я то же самое говорил, - тут же начал горячиться и ябедничать Алексей. - А вот Сергей или по местному Баг Арт, решил в игры поиграть, и как пацифист отказывается от насилия. Ждет наверное, что он сам себя тяжело ранит... А потом, не выдержит мучений от тяжелой раны и руки на себя наложит... Так, что ли получается? А?

Серега в ответ, только демонстративно пожал плечами, показывая, что в эти беспредметные дискуссии он ввязываться не намерен.

- А в чем, проше пана, хуинка-проблема? - не поняв горячности Сергея, поинтересовался Кшиштоф. - По какому поводу, столько нежных нервов, наматывается на грубые вилы? В чём, проше пана, смысл-то?

Ему в двух словах, не называя Колю Рысака, как главного источника полученных сведений, объяснили. В запальчивости Сергей даже назвал Пирогова “грязным убийцей”. Себя же они таковыми не считали, хотя и числились по ведомству наемников, которых, брали на службу, именно для убийств и разрушений.

Вот она политика двойных стандартов, именно отсюда и растут ее кривые ноги.

Услышав про “грязного убийцу”, Кшиштоф хмыкнул и к удивлению Алексея, полностью стал на позицию пацифиста Бага.

- Просто его грохнуть, проше пана, это чересчур банально и скучно, а вот побегать с ним в “жмурки”, в “догонялки”, это, проше пана, гораздо более интересно...

Под таким напором аргументов и скрытой критики от друзей, Алексею пришлось капитулировать и твердо стать на их позицию.

Вроде все предусмотрели, все Кшиштофу сказали... Ну, с богом... И с ближайшим бортом отправили его, по-товарищески шутить с “грязным убийцей”...

* * *

Сами на базу прилетели, аккурат на следующий день. Хорошенько, в настоящей горячей воде, помылись. Вычесали из волос, у кого на груди, у кого на голове, а у кого и в другом месте, затесавшихся насекомых и паразитов. С наслаждением побрились. И в столовку.

Для разогрева и лечения душевных ран, перед едой выпили аперитив. Поели много разной, позабытой пищи. Подай им в тот момент, вместо ароматной мясной тушенки с бобами, свежую ящерицу или аппетитного шакала. Отвергнут с негодованием.

Сейчас спроси: “Что ели, хлопцы?”. Так они и не вспомнят. Но зато в памяти осталось искреннее удивление от вкуса горчицы и кетчупа.

Вечером, за счастливое возвращение, выпили специально для них украденного спирта, а за ужином красного вина. Вот это жизнь. Сладкая и сытная.

* * *

На следующий день, на общем построении, симпатяги узнали, что они настоящие герои. О чем им при всем честном легионерском народе, сообщил командир боевой части.

В своей выспренной, пламенной и пафосной речи, он особенно напирал на то, что они не только снимали людей с деревьев. При чем, не пулей снимали, а добрым словом. Но и заботились о кратковременно сошедших с ума. Не глядя на происки и коварство природы, приняли самостоятельное решение и вывели из джунглей всех легионеров живыми и физически здоровыми. За все за это, представлены к ордену и присвоению внеочередного звания “капрал”.

После возвращении во Францию, в этом месте командир не сумел удержать слезу, возможно одному из героев, будет представлено почетное право пронести на параде, главную святыню легиона, деревянную руку капитана Данжу.

Короче говоря, на обоих везунчиков обрушился дождь почета и ураган почитания, поклонения и уважения. Оба ускоренными темпами проходили проверку “медными трубами”. Так как здравицам, почитаниям и славословиям в их адрес, казалось не будет числа.

О погибших в Сентачо, что вполне в русле современного излишне прагматичного времени, не то, чтобы забыли, а просто пытались не вспоминать, дабы не портить разными пустяками праздник. Легиону вполне хватало одного погибшего, которого выбрали для оплакиваний и траурных церемоний уже давно. Этим погибшим был - капитан Данжу. И достаточно.

Кстати, по представлению Алексея, умеющего писать такие бумаги. Не остались без внимания и не ушли в забытье остальные участники пятерки. Алексей скромно просил у верховного командования, представить четверых его товарищей к званию Бесстрашного героя Франции или на худой конец к Ордену Почетного Легиона, а также, установить на родине героев “бронзовый бюст в полный рост” (пожизненно).

Пока же придет решение, определяющее их дальнейшую военную судьбу. Отдыхать и еще раз отдыхать. Приходить в себя от пережитого. Набираться жизненных сил для новых подвигов и свершений во славу... Нет, не любви... Во славу французского оружия и наемнического ордена.

Коле Рысаку, не глядя на его уголовный статус “законника” который он на время, как бы утратил. Было позволено крепко запить и разгонять по вечерам тучи, дабы ночи была ясными и безоблачными.

* * *

С приходом тьмы, с ее наступлением, начинались глубоко семейные разговоры о самом важном в жизни. Появлялись нужные и бесконечно необходимые слова, характеризующие состояние любви. Любви ко всему окружающему миру и, что не характерно, к людям.

Но бить Пирогову морду, за просто так, не доказано, Колю удерживали и вилки, после половины девятого, когда линия налива перехлестывала уровень мозгов, от него прятали. Как не пустили его в первую ночь, после счастливого возвращения, ночевать по месту его прописки и жительства.

Как не крути, а Пирогова берегли и лелеяли. Убьет его Рысак в гневе, и, что? Конец интересной забаве. Кого дурить и кого воспитывать? То-то же. Какое ни какое, а развлечение для тела и отдых для мыслей.

* * *

Смотреть на Пирогова пошли через три дня.

Сам он хоть и был соседом по комнатам, но на праздник “восставших из ада” по случаю успешного возвращения из джунглей, его не звали, берегли. От этого или от чего другого, но было видно, как сильно человек переживал, по одному ему, известному поводу.

“Медбрат” осунулся, потерял соответствующий его должности, медицинский лоск. Стал выглядеть, как обычный, малопочитаемый и оттого малооплачиваемый врач, которого буквально только что, выдернули из необъятных просторов бывшего СССР. Так скверно смотрелся, что Сергей не смог этого вынести и ушел.

Так прямо и сказал: “Не могу на такое смотреть, пойду лучше партию в гольф сгоняю.”

Сергей ушел, а Гусаров остался смотреть на Пирогова, про себя думая, где это Баг найдет поле для гольфа и какими клюшками он собирается ударять по мячу? Или...

Алексея прямо-таки холодный пот прошиб. Ё-мое... Друган подал ему тайный сигнал, а он его не понял...

В конце концов он напрягся, смог совладать с нервами и взять себя в руки. Решил, что потом все выяснит, а пока следовало все окончательно разведать. Нащупать у вероятного противника, слабые места в обороне.

- Что так плохо выглядишь, товарищ, санитар Пирогов, - для начала, участливо спросил Гусаров. - Может тебя во время нашего отсутствия ненароком обстреляли? Или почта принесла с родины дурные вести, что тебя сняли с доски почета?

- Да нет, все нормально, - понуро втянув голову в плечи прикрытые линялой майкой, как-то вяло произнес тот. - Поздравляю с благополучным возвращением...

- Ну, не хочешь не говори.

Охотно ввязываясь в разговор, согласился Алексей. И как само собой разумеющееся заметил: “Какой-то ты все-таки сегодня маниакально-депрессивный? Спал-то хорошо?”.

- Хорошо, - недовольно пробурчал Пирогов. - Да, отцепись ты от меня. Ну, чего пристал, как налоговая инспекция...

- Солнце тебя... я смотрю не радует. Говорю, солнце не греет...

Грустно сказал Алексей и не обращая внимания на оскорбительное сравнение с налоговой инспекцией, тут же, оживившись, посоветовал от души:

- Ты водки выпей и солнце ярче засияет. Жизнь по-новому сформируется, и своими красками снова начнет тебя радовать... Забыл, как говорят в тех местах откуда мы с тобой родом: “Не питие от праздника, а праздник от пития.” Выпей и будет тебе праздник...

Пирогов на это только тяжело вздохнул.

Помолчали... Посвистели... Покачались на каблуках. Расходиться не хотелось.

По всему было видно, что Пирогов соскучился по общению. Может у него возникла та самая необходимость обычного человеческого разговора. Когда хочется высказаться близкому человеку. Поделиться с ним своими тревогами и опасениями, услышать совет... Но слов, тех самых, необходимых, пока не находилось. Однако именно он, первым и сломал возникшее молчание.

- А правда, люди говорят, что завтра снова в бой и что покой нам только сниться?

- А как же. Само собой.

В подтверждение сказанному, Алексей задрал на себе форменную легионерскую рубашку: “Видишь, по известной русской традиции, я даже чистое белье одел.”

- И что, всех возьмут? - испугался санитар. - Неужели заметут?

- Всех..

Уверенно, без тени сомнения подтвердил Гусаров. После посмотрел на него как психотерапевт и выдал пригов... т.е. диагноз:

- Тебя терзает и мучает неудовлетворенная ненависть к врагу? Можешь не сомневаться. На фронтах справедливой, освободительной войны, ты свою скрытую фантазию, вбить по рукоятку нож в спину неприятеля, очень скоро удовлетворишь... Патроны можно не экономить...

- Но там же стреляют, там же можно...

Он перебил Алексея, но не захотел, не смог выговорить. Спазм сдавил горло. Как бы в поисках защиты и поддержки протянул в сторону Алексея свои руки: “Видишь, вчера резал за ужином отбивную и поранился... Мозоль на всю руку.”

- Покажи, покажи, - искренне заинтересовался Гусаров.

Пирогов плаксиво скривив губы, резко протянул свою преступную руку, практически под самый нос Алексею.

Тот, как будто ждал этого броска ладони в область переносицы, легко увел голову в сторону. Чуть отстранившись, внимательно осмотрел то, что назвали раной и покачал головой.

- Беда... - со вздохом сочувствия произнес Алексей.

Но руку на выпускал. Еще немного, для приличия и придания себе солидности помолчав, со значением произнес:

- Но беда одна не ходит... Приготовься. Соберись. Выслушай меня внимательно... И не перебивай... Да, дорогой товарищ, санитар Пирогов! Многих друзей придется похоронить... За казенный счет... Но в битвах за идеалы демократии, напрасных жертв не бывает. Давай с тобой, на всякий случай, прямо сейчас попрощаемся.

Только после этого, Алексей выпустил руку санитара, который от боли уже побелел.

Он раскинул свои руки для объятий, а губы свернул в трубочку для троекратного целования в лоб и брезгливого, незаметного сплевывания в сторону. Однако, не смог довести задуманное до логического конца. Пирогов испуганно отстранился и прохрипел:

- Не говори так, солдат, ты меня пугаешь, - и стал пятиться от Алексея.

- И все таки... Обнимемся?

Гусаров не отступался от намерения исполнить целовальный ритуала до победного финиша. Он на полном серьезе собирался довести его до конца. Своего или пироговского, он пока не решил, но то, что не всеобщего, это он знал наверняка.

- Незачем...

Не желая показывать свой испуг, сухо обронил Пирогов. Повернулся и торопливо бежал из своего рабочего помещения. По ходу движения, странно тряс головой и что-то в недоумении бормотал себе под нос.

Алексей с непроницаемым лицом идиота, которому всегда и все неясно, еще какое-то время постоял с распростертыми и приготовленными для объятий руками. Но никто в них не упал. По всему было видно, что заранее попрощаться с Пироговым сегодня не придется.

Чтобы не тратить зря потраченные усилия, он пошел искать для объятий какого-нибудь завалящего именинника или в крайнем случае Колю Рысака. Тот сам броситься в раскрытые для объятий руки, с искренней благодарностью за сохранение своей драгоценной жизни.

* * *

Под дверью собственного жилища, Пирогова ждало очередная записка, при чем с тем именем, которое в конце концов вспомнил Рысак и которым очень гордился санитар. Он с испугом, как ядовитую змею осторожно поднял ее... И, почти мгновенно, с криком отбросил от себя прочь... Любопытство все же взяло свое. Собравшись с духом, поднял клочок бумаги. Развернул...

То, что он там прочитал очень ему не понравилось. Особенно то, что к нему конкретно обращались по имени, которое он сам себе придумал и о том, что именно он является носителем этого имени, никому не говорил. Как они вышли? И кто, эти загадочные - они? В записке корявыми буквами было написано буквально следующее:

“Ассенизатор!
Революционное Отечество в опасности. Организация предлагает незамедлительно сменить черно-белые галлюцинации на цветные видения и миражи.
Матфей & Co”

Он повертел листок в руках. Пытался даже успокоить себя напевая “Марсельезу”, но дрожащие руки выдавали его. Ни какой это, “к такой-то матери” не товарищеский розыгрыш. Даже предположение о том, что записка адресована его будущей жертве Коле Рысаку, не успокаивала, так как Коля мог быть только “Терминатором”, а “Ассенизатором” - никогда.

Он еще раз повертел листок бумаги в руках. Странно, но на обороте был еще один текст, написанный современными готическими буквами. От отчаяния он прочел и его.

“Мой добрый друг!
Когда почувствуешь себя счастливым, позвони мне. Я обязательно попытаюсь, а вернее, обязательно буду неподалеку. Мы вместе отпразднуем твое счастье. Споем и сыграем. Обязательно выпьем. И я, чего бы мне это не стоило, обниму тебя мой дорогой Моцарт.
С любовью, Сальери.”

Прочитал и как будто свежим воздухом обдало... Как будто пахнуло чем-то свежим и бодрящим, как из могилы...

Санитар поежился и решил лечь спать. Сделал он это спроста, чтобы всю ночь ворочаться, воображая, как в глубокой старости, по ночам будут болеть, полученные в молодые годы боевые раны.

Во время этих переживаний, когда его фантазии начинали приобретать зримые очертания, к нему пришло понимание абсолютной бессмысленности всего происходящего.

Чтобы в старости раны по ночам не болели и по настоящему не ныли, следует сделать так, чтобы этих ран не было вообще. Тем более весь мир, уже знает, что именно он и есть, тот самый Ассенизатор. Все, хватит. Пора отсюда сваливать. Только остается вопрос - куда? Ладно... Утром, все определиться утром.

Согласимся ли мы с ним?

Кто знает ответ, пусть поделиться с нами или, в крайнем случае, сам себе его тихонечко шепнет...


Глава 18
АССЕНИЗАТОР
СОН ПИРОГОВА И ПАТРУЛИРОВАНИЕ

Ярко красные, пунцовые, распираемые от пухлости губы... Жарко... Душно...

Господи, хоть бы глоток этой пузырящейся углекислотой, запотевшей воды... Все это надо срочно запить.

Мясо. Филе. Страсть. Умопомрачительное отборное филе...

Беспокойство и томление во всех членах, включая главный, от одного только упоминания...

Прекрасная янтарная кожа. Загорелая и бархатистая.

Сперва, я бережно и осторожно касаюсь ее. Она смешно покрывается пупырышками. Потом нежно глажу своей заскорузлой рукой, боясь поцарапать...

При прикосновении к этому сокровищу, ласковое тепло нежного средиземноморского солнца, впитывается в меня.

Какие пышные, роскошные волосы. Я закутал лицо в это роскошное марево...

От них идет умопомрачительный запах жасмина, гиацинта, лесной земляники и розы. Запах моря и солнца. Удивительный свежий аромат молодости.

Это все обрамление.

Образы не из прошлого. Тени из настоящего.

Губы напирают, накатывают... И вытесняют меня из того пространства, которое я занимаю.

Пришедшие видения вытеснили меня отовсюду. Для того чтобы вытеснение из старых джинсов прошло более успешно, пришлось их расстегнуть и перевести дух.

Предупреждали, учили меня дурака, умные люди - не спи в одежде. Не услышал. Не посчитал возможным прислушаться. Сейчас кручусь ужом на раскаленной сковородке сновидений...

Вдруг губы чуть кривятся... и зевают. Им скучно. Обиженно улыбаются и кончиками пальцев берут прядь своих волос.

Поразительный успех, который они имеют у моих глаз, удивляют и радуют, до невозможности сосредоточиться на чем-то другом.

Я также осторожно беру прядь волос в свои пальцы и проблему возникшие от прикосновений к ним, перевожу в область губ. Они не просто прекрасны, эти кусочки мяса, они совершенны.

Уже все пространство вокруг меня заполнено ими. Они как перчатка наползают на меня... Ничего не видно... Мне душно... Не чем дышать...

Я просыпаюсь.

Ни черта себе эротика!

Что бы это значило?

Кто с кем заключил сделку?

Кто кем управляет?

Приходиться выбирать. Пальцы. Колени. Кожу. Руки и губы.

Вроде проснулся, а от губ пригрезившихся мне, я до сих пор слышу дуновение весеннего, очищающего ветра. Я чувствую их персиковый вкус. Все-таки это жизнь, а не праздник. Все проходит... Хотя... Без них я скучаю. Я не готов ни к труду, ни к обороне...

Попытаюсь уснуть. Сделаю над собой усилие.

Послушаю тишину, успокоюсь. Вот ведь привязались окаянные, сил ни каких нет.

Тишина разной бывает. Иногда, как сейчас, кажется, что от ее наступления в голове лопаются сосуды, мозг переполняется кровью и люди сходят с ума. А иногда, тишина напоминает спящего ребенка, ангельское создание, улыбающееся во сне... Сегодня тишина приготовила для меня сюрприз - она взорвалась...

* * *

Когда, казалось, я уже забылся в полубреду, полусне...

Окружающее меня пространство взорвалось.

Зазвенел, раздираемый барабанные перепонки звонок. Я и не знал, что такие ужасы установлены в каждой комнате. Сработавшей ружейной пружиной, меня так подбросило с кроватки, что я чуть не выскочил в окно... Это конечно преувеличение, но ощущение было прескверное.

Раздались зычные команды дежурного. Подъем. Десять минут на сборы и построение. Это во Франции было хорошо, там двухкомнатные апартаменты, неудобно только, что с жильцом. Но с душем и туалетом. А здесь практически все тоже, только санузел совмещен.

В него мне и заходить было неприятно, а что сделаешь, воспоминания воспоминаниями, но коль припрет, так будешь мочиться в лифте, украшенном ковровой дорожкой. Н-да... и кстати, не только мочиться...

Несколько дней назад, совершенно случайно, в этом совмещенном помещении, где я сейчас, мстительно пускал дымящуюся струю мимо унитаза, снял в прямом смысле этого слова, хотя правильнее будет - размонтировал видеозаписывающую аппаратуру.

Заметил ее в тот самый момент, когда от жгучего оргазма закатывал в изнеможении глаза.

Когда напряжение достигло той точки, где я уже не ощущаю запаха, боли, не различаю цветов... Но пришлось различить и заметить.

Миниатюрный объектив, из-за вентиляционной решетки, взглядом своего ствола, уперся прямо в мой ствол, мощно разбрызгивающий во все стороны сперму.

Потрясение было серьезным. Это что же такое, дорогие граждане-легионеры, получается? Все мои упражнения онаниста-резервиста и забавы “тихо сам с собою, правою рукою, я веду беседы” были вами засняты? Как не хорошо. Как стыдно и мерзко...

С другой стороны, если это не они, а другие “черные силы”?

Решение принятое вчера, рвать отсюда когти и как можно быстрее, сегодня показалось мне очень своевременным. Чувствую обложили они меня. Но кто эти загадочные “они”? Чего они хотят от меня, и, в какой комнате повешено ружье, готовое в третьем акте бабахнуть отрицательному, но все же герою, прямо в его могучее сердце. (Про ружье мне напомнил Стасик Терминатор - проклятый уголовник. Он-то откуда про третий акт знает?)

Как не хотелось, а пришлось повторно заскочить в туалет. Перед тем, как облегчиться, перед этой правильной и нужной процедурой, не поленился, встал на стульчак и еще раз посмотрел за вентиляционной решеткой. Сегодня там ничего не было.

С большой натугой, кряхтя и причитая заставил себя “облегчить организм”. Сидел неспокойно. Крутился, вертелся. Долг до конца не исполнил. Чувствовал, что из-за каждого угла “они” за мной наблюдают.

* * *

Побросав вещи в мешок. Выбежал на построение. Там еще минут десять томились. После команда: “По машинам”.

Загрузились. Не долго тряслись в них. Все же рядом.

Прибыли на аэродром. Большие транспортные самолеты уже разогревали свои двигатели. Загрузились и полетели.

Только в самолете, под мерное гудение двигателей смог нормально уснуть.

Проснувшись, спросил в чью-то спину:

- Куда нас?

- Поближе к Франции.

Охотно разъяснил незнакомый голос с капральскими нашивками. Я опять уснул.

* * *

Этим “поближе” оказалась одна из стран арабского мира. Самое неспокойное место этого региона. Точка на карте мира, постоянно полыхающая огнем, непрекращающейся гражданской войны.

Говоря шершавым газетным языком, если бы не огромные запасы нефти, таящиеся в ее недрах, этот источник нестабильности и напряженности давно бы загасили.

Однако, именно из-за нефти и сопутствующих газов, никто не хочет там мира и спокойствия. Плановое капиталистическое хозяйство не желает быть втянутым в глобальный конфликт из-за нефтяного передела. Но главное не это. Суперважным моментом поддержания существующей обстановки, являлось серьезное нежелание всех кто связан с мировой добычей нефти, появления на рынке энергопродуктов, большого количества дешевого сырья и соответственно снижения цен на нефтепродукты.

Гражданская война, как бы консервирует нефтяные запасы в одном, удобном для всех месте.

Сегодня все уже забыли из-за чего первоначально разгорелся сыр-бор. Но был наверное какой-нибудь провокатор, свой Гаврило Принцип, ставший национальным героем. (Убийство Принципом 28 июня 1914 года, австрийского престолонаследника Франца Фердинанда, послужило поводом к началу цепи событий, приведших к Первой мировой войне.)

Но, как во время Гражданской войны в России, местные революционеры действуют по безотказному принципу анархистов “бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют”. Опять грабят зажиточных и зазевавшихся, и убивают всех кто слабее и против сложившегося порядка внутри страны... То есть, как уже издано повелось, в первую очередь уничтожают интеллигенцию. Лишают нацию мозгов. В дальнейшем, так спокойней управляться с народом и вести его в любую сторону. От крайнего национализма и шовинизма к безоглядному религиозному фанатизму.

Иногда, одной из противоборствующих сторон, под прикрытием всевозможных благотворительных миссий и миротворческих сил ООН, удается восстановить пару вышек и качнуть углеводородного сырья. После чего появляются деньги, а с ними и возможность, нанять парашютистов Иностранного легиона или им подобных воинов, для благородной национально-освободительной цели - повоевать на их стороне и пограбить под прикрытием наемников.

Таков примерный расклад той политической ситуации, в стране, куда мы спустились по десантным трапам транспортной авиации.

* * *

Задача поставленная перед нами проста и незатейлива. Патрулирование в заданном районе. Своим бравым видом, мы должны, как можно более серьезно испугать противоположную воюющую сторону, тем самым внося в их хаотичные построения, разброд и шатания. По возможности, т.е. безоговорочно, уничтожать попадающиеся на пути ядовитые гнезда сопротивления и оппозиции. Пленных желательно не брать, но можно парочку-другую и прихватить, для обмена на наших и активного торга по поводу проведения подобных операций.

Цели патрулирования и примерное месторасположение “змеиных ям” оппозиционеров, нам должны будут указать “настоящие патриоты” из местных.

Что такое “настоящие патриоты” в условиях арабского мира, я примерно себе представляю. Это когда у тебя, с применением современного стрелкового оружия, забирают всю семью, на всякий случай предупреждая о том, что если твоей патриотической деятельностью “беззаветно преданные патриоты” не будут довольны, то тебе придется похоронить сначала одного ребенка, потом другого и т.д. А если детей тебе Аллах не дал, значит есть другие родственники и ценности.

В крайнем случае, патриотов готовят при безотказной помощи, которой пользуются во всем мире. При помощи - денег. Это древний, действенный, хотя и небесспорный метод. Его порочность видна на примере тех же смертников шахидов. Из-за лояльного демократического отношения к религии, появилось большое количество сект, где особо не скрываясь, под боком у демократов, а иногда на их же деньги, готовят одноразовых самоубийц-смертников.

Умирают они с улыбкой на губах, если после взрыва губы остаются, и, твердой верой в то, что вечная жизнь в райских кущах, им после смерти обеспечена. Лично для них, деньги не самое главное. Главное - эта красиво упакованная и в доступной для них форме вдолбленная в незатуманенные другими знаниями мозги, идея отдать свою жизнь в борьбе с “силами зла”. При чем, не просто умереть, а унести с собой еще жизни нескольких “неверных”. “Там, на небесах, - объясняют им те, для кого именно деньги являются главным стимулом в их жизни, - от тебя ждут именно этого.”

Примерно в таких тяжелейших условиях, постоянно рискую попасть под пули кого угодно, нам предстояло действовать. Так сказать, демонстрировать боевую выучку, чувство солдатской взаимовыручки и смекалки. Но эта идеологическая подкладка для нас была безразлична. Что главное для наемника? Правильно - деньги. Именно ради них наше подавляющее большинство здесь и оказалось. Поэтому боевой дух неизмеримо поднялся, когда командиры сообщили, что нынешние условия приравнивались к боевым и поэтому денежное начисление увеличивается в четыре раза. Неплохо. Очень даже неплохо. Особенную радостно при доведения этого сообщения до личного состава, удалось испытать мне, с миллионными счетами в разных банках мира.

Пришла пора имеющиеся деньги тратить, а я по прежнему здесь. Совсем плохо. Но будем надеяться на лучшее.

* * *

Моим надеждам на лучшее, не суждено было сбыться.

Гадкие записки в мой адрес продолжали поступать с завидной регулярностью. Я их находил в самых неожиданных местах. В сортире, например. Задумчиво отматывал от рулона сколько мне надо, а на бумаге надпись:

“Ассенизатор, одумайся!
Каждый оторванный тобой лоскуток бумаги, это гектары безжалостно истребляемого тропического леса. Подтирайся пальцами. Береги лес от пожаров и истребления.
VIP”

Хулиганство и больше ничего. Я серьезный человек, с высшим медицинским образованием, а “они” издеваются.

Или недавно, во время обеда. Я пищу, в виде гарнира макаронного съел, а под подливкой надпись:

“Фильм снят на пленке Шосткинского химзавода военных реактивов. Ассенизатор, не жри всякую дрянь, нам за тебя обидно. VIP.”

Раньше хоть подписывались “Матфей & Co”, а теперь эта шантрапа издевается от имени VIPа, а с английского перевести, так это “начальство”, которое мне решило нервы помотать.

Что это такое? Я повернулся посмотреть кто это себе такое позволяет. Нет у всех головы в тарелках, как у страусов в песке. Видны только стриженные и бритые затылки. Но я чувствую, что за мой постоянно наблюдают. Отслеживают каждый мой шаг. Хулиганье какое-то, а не серьезный противник.

Всех знакомых перебрал. Кто бы это мог быть? Никого не мог представить в качестве соглядатая и мучителя.

Близнецы-хохотунчики, Дюк Белл и Баг Арт - им это и даром не надо, да и откуда они могут обо мне знать.

Рысак постоянно у меня под контролем.

Кшиштоф Анальский, он был вместе с Рысаком в джунглях, но темные и безжалостные силы природы никак не напоминает. Тем более он с Дюком и Багом в последнее время исчезли из нашего расположения готовятся к партизанскому рейду по тылам врага, громить предприятие по производству химического оружия...

О том, что следует решить проблему двоих заказанных кем-то сослуживцев, я уже и не вспоминаю. Рысака, как-то уколоть зонтиком еще можно было, а куда в этих условиях заманить Бага и что там с ним делать, это проблема из разряда неразрешимых. Тем более, катастрофически не хватает времени. Через сутки участвую в рейдах, а после них отсыпаюсь и привожу нервы в порядок. Релаксация, аутотренинг, много другой ерунды, правда помогает все это слабо. Остается только, просто благодарить всяческие небесные силы за то, что остаюсь живым. Слишком обстановка напряжена во этих долбанных песках.

Несколько человек мы уже потеряли. Совершенно дурацкие смерти. Парочка любителей футболить ногами незнакомые, лежащие на пути предметы. Они от прикосновения очень громко взрывались, унося с собой души парашютистов, преждевременно посчитавших себя футболистами. Мне, как медицинскому санбрату и делать с ними уже было нечего, только устанавливать, да подтверждать хорошее сохранение верхней части туловища.

* * *

Сегодня у нас очередное патрулирование “курятника”. Этим странным словом мы называем небольшую деревню километрах в двенадцати от нашего расположения. Когда мы ее проезжаем, складывается полное впечатление того, что там кроме огромного количества кур, больше ничего нет. Живые люди, кроме, всегда сидящих на одном месте, парочки стариков отсутствуют. И вот пожалуйста, неприятный подарок арабской земли.

Два часа назад, отсюда обстреляли нашу колонну. И ведь непросто обстреляли, а ранили четверых героев, сидящих на броне. Одного очень даже тяжело. Не знаю выживет ли. Внутри бронетранспортера, видишь ли ты, им было жарко, зато сейчас с вывороченными кишками в тазике, они там промываются в спецрастворе, в самый раз. Дебилы, а не люди. Просто слов никаких не хватает...

Конечно, после этих событий, что и следовало ожидать, поступил приказ провести жесткую зачистку. Так называемая: “Операция возмездия”. Пускай стрелял даже не один, несколько человек, а отвечать будет весь аул.

Ох, не хочется мне сегодня заниматься этим. Но, попробуй только не подчинись. Наступают жестокие реалии военного времени. За неподчинение могут и расстрелять...

Во время жесткой зачистки, некоторыми, не особо сознательными бойцами, практикуется такой проверенный метод проверки. Сперва, в гостеприимно распахнутую ногой дверь, бросить гранату, а потом, когда осядет пыль от взрыва, не торопясь заходить самому. С уважением поприветствовать хозяев и посмотреть, чем и как они живут. Порасспросить имеются ли у них просьбы или пожелания. Заодно и посочувствовать уничтожению домашней утвари и разбитой посуде.

Слов нет, многие, с непривычки, что ли, но поначалу наотрез отказывались, следовать этому проверенному методу социалистического реализма. Но когда строптивцев выносили из таких избушек на курьих ножках, уже безусловно ранеными или того хуже окончательно убитыми, для других это был сигнал к полному забвению того, что по мнению писателя-гуманиста Горького А. М. называлось “Человек - это звучит гордо”. В задоре полемики сошлемся на бесспорное авторитетное мнение.

Его приемный сынишка, бригадный генерал нашего легиона Зиновий Пешков, человек отчаянной храбрости, скромности и благородства. Всеми этими качествами он был наделен, наверное от того, что являлся родным братом Якова Свердлова, того самого - пламенного революционера.

Так вот, тот напротив, всей своей военной жизнью, по поводу “человека” доказывал обратное. Поверим Ешуа Золомону Мовшеву Гаухману (Свердлову), именно так наш бригадный генерал, был записан при рождении в г. Нижний Новгород. Тем более, что в исторических справках, он отмечен хоть и потерявшим руку на фронтах Первой Мировой войны, однако по праву числился личным другом генерала Шарля де Голля и хорошим приятелем правителя Тайваня, маршала Чан Кайши. Их должности обязывают верить ему. Это и есть один из неразрешимых военных парадоксов, верить не человеку, а опосредованно его должности и заслугам.

Вот такие, отчасти невеселые мысли посещали меня при прохождении по единственной улице “курятника”. Справа и слева звучали выстрелы и взрывы, а в целом было тихо. Ох и обманчива эта зловещая тишина.

Напряжение возрастало. Голова и без бронекаски вдавливалась в плечи, а еще эта тяжеленная “кастрюля” на голове. Ее следовало бы одевать, предварительно насыпав во внутрь пару упаковок льда, и, только потом на голову. Но не смотря на одуряющую сухость и жару, предложи мне сейчас, хоть кто-нибудь, снять этот головной убор, я его не послушаюсь. В этом “шеломе от кутюр”, чувствуешь себя гораздо увереннее и за голову, главное спокойнее.

Идти надо вперед, а ноги ватные, хозяина не слушаются. Ими даже лежащую десятисантиметровым слоем пыль, тяжело загребать. Это сколько же, интересно градусов по Цельсию, за пределами одетого на меня кургузого и неэстетичного бронежилета. Может все сорок, а может быть и семьдесят. Горячий липкий пот легионера, струйкой льется между лопатками пропитывая в том числе и трусы обыкновенные, хлопчатобумажные. Но если бы мне сейчас, по примеру с бронекаской, предложили бронированные трусачи. Не задумываясь ни минуты, ей-ей поменял бы.

Кроме автоматика, у меня еще и сумка с медикаментами. Приходиться и с эти нянчиться. Но роптать и жаловаться на судьбу не имею права, т.к. у других ребят из патруля, на плечах висят гранатометы с минами и ручные пулеметы.

И все же, пот заливает глаза. Туловище движется отдельно от головы. Казалось руки просто вросли в спусковой крючок автомата. Кроме всего прочего, просто хочется пить. Обычной пресной воды... Но продолжаем движение.

Улица напоминает мне то, что я видел в туркменском ауле, недалеко от полюса жары - г. Мары. Тени нет. Прохлады, даже забравшись в одежде в арык, служащий одновременно и канализацией, тоже нет. Над головой раскаленное марево в виде горячих потоков воздуха поднимающихся в небо. Кругом миражи: до верху наполненные, запотевшие трехлитровые стаканы с шипучей газировкой и льдом. Чинно сидящие под чинарами туркмены, от того, что пьют горячий, зеленый чай, вызывают до поры, до времени чувство дурноты и жалость... Сейчас бы этого горячего чайку... Мой путь, а вместе с ним и воспоминания, неожиданно прерываются...

* * *

Из-за дувала, высокой стены, прямо передо мной выскочил мальчуган 12 -13 лет. Обычный, незатейливый ребенок. Пыльный, как и все вокруг. Маленький и пришибленный. Одним словом, безнадзорное дитя арабских закоулков.

Я уже было собрался его поприветствовать широкой мосфильмовской улыбкой, из художественного фильма “Свинарка и пастух”. Но не получилось. Жизнь, как всегда, внесла свои суровые коррективы.

Одна малюсенькая деталь омрачала радость нашей встречи. У “сына песков” у этого инфантильного создания, в руках был автомат. Широкая приветственная улыбка, пожухла и скукожилась, превращаясь в жалкую, ничтожную гримасу.

С криком “Аллах акбар”, он и засадил по мне половину, не меньше, рожка смертоносного боезаряда.

В тот момент, когда это чистое и светлое дитя, запулило в меня очередью из толстых пуль, я уже видел движение ствола в мою сторону. Именно поэтому в падении, мне не пришлось лишь бы куда расходовать боезапас и исполнять соловьиные трели, в виде беспорядочной пальбы в разные стороны. Нет.

В падении успел пульнуть из своего ствола и попасть ребенку точно между бровей, в переносицу.

Об одном жалею, что не было видеокамеры. Не кому было заснять мой прыжок и в падении выстрел. Получилось бы прекрасное пособие для будущих бойцов спецназа. Правда, облако пуховой пыли, поднятой мной во время приземления, могло чуть смазать картинку, но детали можно было пририсовать карандашом и фломастером.

Поднялся, отряхнулся и пошел смотреть на то, что получилось. Пока осторожно подходил, пришла одна грустная идея. Многие думают, что военным быть красиво. Да, красиво. Девочки желают выйти замуж за красавца с выправкой. Будущие медсестры рыдают и истекают слюной от желания овладеть таким сокровищем. Это добавляет самоуважения и гордости. Но после, в непаркетных условиях, случаются такие моменты, когда приходиться убивать, хотя бы для того, чтобы защитить свою жизнь... После чего, с непривычки, наступает переоценка ценностей и горькое сожаление о выборе профессии. Все потому, что это единственная специальность, где не учат созидать или создавать, хотя выправкой снабжают. При овладении этим ремеслом, учат убивать и разрушать.

А еще я поднял голову в небеса и поблагодарил тех ребят, что сидят там. За что? Да, за то, что рефлексы меня не подвели и я успел среагировать на автоматную очередь. Я оглянулся за спину. На том месте где я стоял, как раз за моей спиной, на уровне груди и головы, вся глинобитная стена была испещрена отметинами от пуль. Мальчуган, уже будучи мертвым, успел-таки правильно поставить руки и расстрелять то место, где я находился.

Бедное дитя. Одно только и может быть утешение для его родни, что погиб он в борьбе с “неверными”. Это значит многое. Это значит, что его душа уже находится на полдороги к “вечному блаженству” на небе. Жалко его, вполне мог бы стать уважаемым пастухом или строителем. Но кто-то дал ему в руки автомат...

Когда я подошел совсем близко, я заглянул ему в лицо. Теперь, по свидетельству специалистов и испытавших такое потрясение, он должен будет все время мне сниться. Не давать мне спокойно уснуть, будить среди ночи. Заманивать меня в потаённые жуткие углы и уже там, давить меня книжным шкафом...

Глаза у него были открыты и смотрели на меня в полном недоумении, как бы спрашивая “что ж ты, гадкий дядя, пришел на мою землю и меня убил? За что?”.

На всякий случай, ему ответил: “Чтобы ты меня, сынок, первым не убил. Здесь уж не до сантиментов. Кто первый тот и жив. А кто опоздал, того по мусульманскому обычаю, похоронят в день смерти, до захода солнца”.

Я еще раз всмотрелся, чтобы не забыть. Красивые детские темно-карие глаза. Когда тело начало остывать, я обратил внимание на то, что глаза стали удивительным образом светлеть и приобретать молочно-кофейный цвет.

Еще я обратил внимание на его штанишки. Сшитые из грубой мешковины они едва до щиколоток закрывали его маленькие покрытые цыпками ступни...

А еще...

Я готов был долго стоять, на этой странной для меня улице, с двух сторон окруженной высокими глиняными стенами и смотреть на мертвого ребенка, на лежащий рядом с ним китайским автоматом... На его разбросанные в разные стороны руки и ноги... На небольшую струйку крови, вытекшую из пулевого отверстия и тут же застывшую...

Кто-то взял меня за локоть. Я оглянулся. Коля Рысак, мой крестник. Стасик Терминатор... Стасушка... Он стоял у меня за спиной и с беспокойством осматривал спину, потом грудь, потом...

- Как ты? Ранен? - тормошил он меня, пытаясь отыскать в бронекаске пулевое отверстие.

- Великолепно.

- Сам идти сможешь?

- А как же.

- Пойдем, нам нельзя долго оставаться на одном месте.

- Пойдем, - сказал я усаживаясь рядом с трупом.

Буквально через мгновение я услышал тонкий, гортанный крик плачущей женщины. К нему присоединились еще десятка два голосов, а может и две сотни. От шума у меня начала болеть голова. Нестерпимо ломило виски. Казалось затылок, кто-то стал стягивать металлическими обручами. Выскочили женщины, заранее одетые в черное. Окружили меня и убитого ребенка. Оттеснили в сторону Рысака, а может это был и не он...

Громко воя, плача и причитая, сперва они толкали меня, потом стали царапать на мне казенное имущество, после щипать и уже в конце, когда я получил палкой по спине... Я передернул затвор и в упор расстрелял всех, кто стоял ко мне ближе всех.

Подоспели наши. Женщины частью лежали рядом с убитым ребенком, а частью разбежались. Наверное пошли готовиться к похоронам. Среди женщин оказались и двое переодетых в их платье пареньков лет восемнадцати.

Меня волоком вытащили оттуда, усадили в подъехавший бронетранспортер и мы на хорошей скорости помчались к месту нашей дислокации. Дружбы с местным населением, во время зачистки не получилось. Значит зря приезжали. Фестиваль будет перенесен в другое место и на другое время.

* * *

В определенный только тобой момент, вдруг начинаешь понимать, что жизнь с ее открытиями, неожиданностями и другими непредсказуемыми явлениями заканчивается. После этого неожиданно самопризнания, чешешь у себя в башке и говоришь:

“Е-мое, как же это так? Все было так хорошо, открыл шкап, а там чистая рубашка. Открыл холодильник, а там колбаса профессиональная, докторская. Где все это... И другое..?”.

Волнуешься, начинаешь бегать по узкому кругу с маленьким диаметром. Многих такое состояние устраивает, они нашли этому объяснение. В таких случаях они убеждают других: “Не волнуйтесь. Моя беготня, сопровождаемая резкими некоординированными движениями и жутким хохотом - это бег трусцой”.

Однако со временем, начинаешь замечать, что диаметр окружности уменьшается, а скорость движения, напротив - убыстряется. Возникает новая проблема - не сорваться с круга.

Умные или глупые, смотря под каким углом рассматривать индивидуума и его поступки, начинают понимать, что пришло время соскочить, т.к. беготня по короткому, бессмысленному диаметру заканчивается трагически. И если справа или слева звучит вопрос: “А почему это? Кто разрешил, собственно говоря?”. Отвечу на него с удовольствием. При таком образе движения по жизни, тебя либо выбрасывает за ее пределы. Либо, по причине создающихся завихрений воздушных потоков, засасывает в воронку.

Очутившись сперва в воронке, а потом в центрифуге. Ловишь себя на мысли... Да нет уже никаких мыслей. Равнодушие ко всему. Успокоительная ленивая цитата следует за тобой “Я полностью познал жизнь. Мне здесь не интересно”.

Существование на земле утрачивает свой блеск и разноцветные очертания.

Жить... Да, что жить? Прозябать в духовной нищете и серости, становиться неинтересно.

Последнее, что остается попробовать, это познать жизнь под землей. Стать шахтером. Не умереть на время и не быть захороненным в сырой земле, тоже на время, а просто заделаться шахтером.

Но не торопись становиться человеком в каске с лампочкой на ней. Все без тебя продумано до последней черточки. Беспощадные сила природы, разная физика с химией, слаженно и споро берутся за дело и воронка выталкивает индивидуума. Уже в деревянной упаковке, готового ко встрече с вечностью.

И лежишь ты красивый, ну, спасу нет. С накрашенными губами. Нарумяненный. В новых ботинках на картонной подошве и в таком же костюме, с пуговицами на спине. Последний подарок жены, дорогому и незабвенному.

Ранее купленные тобой друзья, даже не пришли отправить тебя в самый дальний путь. От этого, их общий вздох облегчения связанный с твоей смерти, явно не бросается в глаза посторонним. Родственники следят за скорбящим, чтобы под безутешное горе и страдание они чего не сперли. Жена с детьми занята другими мыслями, оставил ли этот скряга хоть что-то после себя. А любимая теща, погибает под расчетами, хватит ли закуски и горячих блюд, так как заказали четырнадцать комплектов и порций, а придет двенадцать человек, куда остальное.

* * *

Вот и вся философия. В финале она всегда сводится к самому простому. Всю жизнь усложняли ее себе и другим, а теперь основная неразрешимая проблема, куда девать оставшуюся еду?

Да, заберите ее с собой и дело с концом. Если конечно заплачено.

Расчет с жизнью закончен. Вольно.



Глава 19
АССЕНИЗАТОР
ЗАСАДА

Возвращаемся к месту расположения, после неудачной на мой взгляд зачистки. Забегая вперед скажу, что операция нашим командованием была признана сверхуспешной. Так как, кроме ненависти к безжалостным легионерам, она принесла эффект устрашения.

Больше в населенных пунктах в наши боевые порядки не только не стреляли, смотреть косо и то боялись. Понимали смутьяны, что в случае повторения таких некрасивых действий, незамедлительно будет уничтожено все поселение, вместе с населением. Но это все будет позже, а пока мы двигались в сторону нашей базы.

Из-за спешки и излишних нервов, движение шло по тому же маршруту, которым мы выдвигались в район операции. Именно поэтому, проезжая через разрушенное селение, попали в хорошо спланированную и подготовленную засаду. Полностью по своей вине. Нарушили основной закон передвижения механизированных колонн по территории занятой противником - на одной дороге, два раза подряд не появляться.

Подозревать водителя или командира головной машины, что кто- то из них оказался предателем и продажной шкурой, у меня оснований не было. Они были убиты первыми, причем все кто там находился. Тем не менее движение колонны была направлена в узкую улочку, между двух глинобитных стен.

Там-то нас и взяли основательно в клещи. Гранатометчики стреляли сверху. Подбили практически одновременно, первую и последнюю машину и, казалось из под каждой песчинки, на нас обрушился шквал огня.

Чтобы не быть заживо сожженными в броневых машинах, а они лишенные маневра, были лишь удобной целью для отработки меткости стрельбы гранатометчиков. Пришлось живенько выскакивать из душных железяк и как будто в заранее приготовленном проломе в стене, на небольшом пространстве разрушенного гражданской войной дома, занимать круговую оборону.

Не знаю, как у кого, а у меня создалось полное впечатление, что нападавшие нас в этот дворик специально загнали. Чутье у меня на опасность или что-нибудь другое, не знаю. Тем не менее мы все скопились в одном месте. Неуправляемая толпа вооруженных людей, напоминающая большое и неуправляемое стада баранов.

Залегли в активной позиции “партнер сверху”. Ждем решительных команд наших командиров. Странно, но их не слышно. Видно голос в горячке боя потеряли.

Интенсивность огневого смерча по нашим тощим, отвисшим задницам, многократно снизилась. У меня даже закралось смутная надежда на то, что вывернусь и на этот раз...

Не успели мы расположиться, занять оборону по периметру, как со стороны врага стрельба вообще прекратился. Даже очень одиночных выстрелов не было слышно. Опять наступила неприятная тишина. Она меня сегодня преследует. Похоже, было, что и на этот раз, удастся все же вывернуться. Надежда, как учили нас классики умирает предпоследней. Последней умирает душа. Поэтому, пока с душой все было в порядке, можно было хлебнуть теплой водички, чуть передохнуть и успокоиться.

Желающие, кто в этот дворик успел заскочить, могли даже сменить нижнее белье и уже после обрядовых переодеваний, по всем правилам, принять бой с плохо организованными повстанцами.

Не успела теплое пойло из фляжек добраться до желудков, тут как тут, без красочного описания природы, началось ни кем не заказанное представление: “Вот и на нашей, арабской улице праздник”.

Со стороны арабов зазвучала знакомая речь. Мол, сдавайтесь, мы вас убивать не будем. Мы вас будем обменивать на наших детей, стариков и женщин, томящихся в застенках правящей антинародной клики.

Много еще другой полезной информации сообщалось, я даже устал слушать.

Но слушать передаваемый текст, тем не менее, было необходимо.

Исходя из законов жанра: мощной и слезливой индийской мелодрамы, я пытался узнать голос араба предлагающего эти выгодные условия. Нет, не узнал. Это меня удивило.

Обычно в подобных описаниях событий, похожих на эти, голос всегда принадлежал либо отцу, либо любимому старшему брату, с которыми главный герой не виделся одиннадцать лет. В моем же случае, голос был совершенно незнакомый. Очень странно и даже как-то нетипично получается.

Далековато меня сегодня от правды жизни занесло.

От разумного предложения мы отказались. Вернее даже не мы, а сопровождающий нас французик-лейтенант, молоденький парнишка с трогательным пушком на верхней губе.

Кроме всего прочего, какой-то дурень из бывших молдавских хулиганов и двоечников, даже посоветовал им, в очень грубой форме, пососать молоко у суки. Страшное оскорбление. Даже я оторопел. Собака для мусульманина, еще грязнее чем свинья и гораздо хуже чем “неверный”.

Реакция со стороны врагов была предсказуема. Нападавшие обиделись на нас всех. Сказали, что после таких слов они пленных брать не будут, а всех поубивают. И стали громко и прицельно стрелять по нашим телам и позициям. Того и гляди, скоро опять “зааллахакбарят”, и побегут со своей религиозной ненавистью и необъяснимым фанатизмом в штыковую атаку.

Ага. Смотрю и мотаю на воображаемый ус. Психической атаки под звуки турецких барабанов, в полный рост и без единого выстрела, не будет. Атакующие избрали более щадящий режим военной работы.

Они двигаются короткими перебежками и смешно задирая вверх пятки, падают за естественные укрытия. Смешно? Конечно смешно, но смеяться не хотелось и не моглось. Подкрепления нам ждать было не откуда. Судя по всему, во время нападения на колонну и случившейся в связи с этим паникой, наш молоденький командир растерялся и забыл передать сигнал терпящих бедствие в океане песка и черного камня.

А нападающих раз в пять больше чем нас. По правилам ведения наступательных действий на противника засевшего в укрытиях глубоко эшелонированной обороны, пока все правильно. Трех- пятикратное превосходство обеспечено. Смотрю, бегут толково, стараются. Прячутся за, что только можно.

Они нас бояться - это хорошо. Только дурак не боится... Однако рассуждения отставим на потом, пора готовиться к бою.

* * *

Основательно готовлюсь к схватке. Сумку с медикаментами, отложил чуть поодаль, но не особо далеко, только чтобы не сковывала движения. Автоматическую винтовку системы “Брагагона” поближе... Оружие ненадежное, песка не любит и боится. Поэтому поосторожнее с ним. Так, что еще... Запалы вкрутить в гранаты... Разложим их так, чтобы можно было грабки во время схватки не тянуть, а подхватить и сразу бросить на дальность и на меткость... Что-то забыл... Ах, да. Запасные обоймы, поближе... Рядом воткнул нож...

К отражению атаки и ведению активных оборонительных действий с возможностью проведения контратаки готов?

А то как же.

Сейчас не надо дергаться.

“А что надо?” - спросит дурак у умного. И умный ему ответит: “Береги патроны, сынок...” А дурак спросит...

Что там у них в разговоре было дальше, я не успел придумать. Арабы основательно начинают “аллахакбарить” наши позиции. Собрали довольно приличную босоногую, народную ватагу.

Воды у них нет. Жрут мало. Откуда их взялось столько на мою голову?

С одной стороны они прут, с другой, солнце жарит так, что с облегчением сбрасываю броневой жилет, так как погибать сегодня от теплового удара, в мои планы не входит. Без кевларовой защиты, вроде полегчало. Да и защищает она только от местных музейных бердашей, а “калашкин”, с двадцати метров пробивает его навылет.

Интересно. А удобно ли грудью ловить выпущенные мною пули? - задаю я сам себе вопрос, как интересному и умному собеседнику. И тут же отвечаю на него с толком, чувством и расстановкой. - А вот это мы сейчас проверим на практике, ибо “теория суха, а древо жизни вечно зеленеет. Как для кого? Как для кого?

Так, так... Смотрим. Выцеливаем... Этот болезненно суетлив. Этот простой арабский крестьянин... Ищу что-нибудь посолиднее... Зря на всякий мусор, расходовать боевой запас легионера, не будем?

Ага... Вот и он, тот кто поможет мне проверить сухую гармонию рассудка, легким вальсированием чувств.

Настроение многократно улучшилось. Я даже стал, что-то себе под нос мурлыкать из Штрауса-сыны, что-то из “Сказок Венского леса”, написанных естественно у нас, под Санкт-Петербургом, в Павловском. Любил в свое время этот господинчик Россию. Оценил неповторимую красоту наших женщин. Да и оклад за сезон платили, “не дурите Митю” - 22 тысячи золотом, целое состояние на то время. Перекупить его у России, не мог никто. Поэтому приходилось терпеть. С такими деньгами, красота любых женщин превосходит, все мыслимые очертания и величины. Почитай десять лет подряд, с концертами наведывался, все счастье свое искал. Ой - люли - люли, счастье о-о-он искал...

Продолжаю и я искать свое счастье, только не в Павловском, а в прицеле автоматического винтаря...

Смотрим внимательно... Давай, сеточка прицела, помогай, родимая...

Ну наконец-то... Вот и он, красавец, вот и он родимый...

Так выцеливаем и изучаем... Изучаем и выцеливаем...

Бежит... Бежит... Упал...

Я от возмущения, громко на всю округу выматерился... Неужели убили?

Нет?

Ну, слава богу.

А, понял. Это он, согласно тактике арабского пехотинца, старается... Следы прицелу путает...

Опять бежит...

И куды мы торопимся? На каку-таку, кудыкину гору?

Жизнь и так коротка, а мы все куда-то торопимся, спешим? Одет воин Аллаха... прилично.

Ты смотри! Он даже обут в армейские ботинки. Наверное командир или юрист по профессии?

Возможно, еще не так давно, ходил по Барселонам и Каирам, и знать не знал, что пуля для него уже отлита и стараниями работяги-иноверца, прицел для винтовки - изготовлен. Значит такого убить почетно, а тяжело ранить - не жалко...

А лицо какое зверское... Фанатик - с ударением на последнем слоге...

Опять бежит... Бежит... Плавно нажимаем на курок...

Выстрел. Отдача в плечо.

Что мы имеем в сухом остатке? Смотрим.

Не бежит, а лежит. Лицо сразу лучше. Гораздо добрее. Одной пулей и лишний фанатизм пропал... Как мокрой губкой смыли мел со школьной доски, так и здесь...

И еще одну пулю вдогонку. Пусть попытается... Словить животом...

Ты смотри?

Словил.

* * *

Наблюдаю за своими действиями, как бы со стороны. Совесть врача, бездумно отдавшего в чужие руки клятву Гиппократа бурлит и возмущается. А после последнего выстрела, моя бедная душа, кровью облилась и возрыдала от негодования.

Это ж сколько убитого народа совершенно зряшно лежит? По вздорному поводу раскинулось, разбросалось по земле. Погибли и умерли совершенно бездумно и безнадежно. Для науки, вместо ее поступательного развития и прогресса, мы имеем большую дулю и кукиш, с куском дерьма на конце.

Простецкие, грубоватые утверждения, но они необходимы только для того, чтобы подчеркнуть безграничную меру моего отчаяния и горя.

Нет. Так нельзя. Будущее мне этого не простит. Следует решиться... Пора уже что-то делать.

Да, что будущее? Мои коллеги, специалисты госпитально-полевой хирурги, мне этого никогда не простят.

Ружьишко я свое схоронил в теньке. Забросил сумку свою полевую с красным крестом на спину и пополз к подстреленному мною арабу. Хотелось поприсутствовать при торжественном отправлении его души прямо к Аллаху? Нет.

Своим, чтобы они меня не подстрелили посчитав предателем и дезертиром, я крикнул, что пополз брать врага в плен. Живого или мертвого.

Добрался я до него. И... Слов нет моим восторгам. Ох и живучие создания, эти сыновья пустыни.

Оттащил его в воронку. Достал перевязочные материалы и медикаментозные средства и стал его раны обрабатывать, да перевязывать, под прицельным перекрестным огнем. Пробил ему видать крупный венозный сосуд. Черная кровь вытекает черными пузырями... Вот и каламбурчик родился. Как мог затампировал рану, провел т.с. тампонаду, ввел туда пару гигиенических салфеток...

И вдруг меня, только я руки убрал, подбросило над землей на несколько метров... В полете я оглянулся на то место, где держали оборону мои товарищи по оружию... Столб дыма, земли и... Не зря они нас, как тараканов гнали, именно в этот глиняный мешок... на эти позиции.

Сейчас стало яснее ясного, там заранее все было заминировано.

Когда враги-арабы увидели, что нас отчаянных парней, им в плен не взять, они и рванули...

Мои поздравления коварному арабскому народу, в очередной раз обдуривших доверчивых и добродушных, деревенских увальней из Иностранного легиона.

Камни, комья, палки сверху летят. Несут грязь и инфекцию тяжелораненому. А я старался, перевязывал. Пришлось мне, чтобы не было мучительно больно за бесполезно-выполненную работу, накрыть араба своей хилой, врачебно-санитарной спиной. Падающим, неизвестно откуда взявшимся булыганом, мне и врезало точно по кумполу, что бы не был таким человеколюбивым и милосердным. Пришлось кратковременно отключиться.

Пришел в себя, оглянулся, а враги со всех сторон окружают. Там где недавно пряталась группа наемников-легионеров, только огромная воронка и дым. Всех наших поубивало взрывчатыми материалами. Меня, братья по разуму окружили, из автоматов целятся, слова незнакомые кричат. А гранаты и другую амуницию я достал из карманов когда готовился к бою. Ни себя, ни обутого араба подорвать нечем. Придется сдаваться в плен.

* * *

- Раненному, тяжелораненому помогите, хлопцы не толпитесь, дайте ему воздуха.

Громко стал кричать я, указывая на лежащего без сознания паренька и расталкивая галдящих арабов.

Рисковал? Конечно. Но выхода другого не было, пришлось идти ва-банк.

Обыскали конечно. Оружия не нашли и ладно.

Пока еще не убили. Бережно, с моей помощью и непосредственным участием, стали укладывать раненного на носилки. Уложив, с криком, шумом и воем, побежали куда-то за разрушенные постройки. Там стояло несколько автомобилей. Меня, босоногое воинство, прихватило в качестве трофея с собой, а чтобы бежал шибче, подгоняли прикладами и палками.

Я им кричу, что я доктор.

Не понимают.

Опять кричу, я - врач.

Не понимают.

Ну и рожи у них. Звери, а не воины Аллаха.

Подбежали к автомобилям, а там под колесами, со связанными за спиной руками, уже пару наших контуженных и отброшенных взрывом, сидит. Головами трясут, пытаются от контузии избавиться.

Спорить стали воины. Что делать со мной, да с раненными? Я грешным делом подумал, что отведут сейчас рабов божьих подальше в пески и шлепнут там без приговора шариатского суда. Хотя, почему шлепнут? Кто им мешал это сделать там, на месте боя или прямо здесь?

Суета, спешка. Арабы еще не отошли от горячки боя, щелкают затворами, в мою сторону поворачивают автоматы. Начинают грузить раненого и своих убитых. Я на ломаном английском, показывая на раненного говорю, что он может не выдержать дороги и умереть. Намекаю, что без меня, знающего, что почем, ему наступит полный “кердык”.

Их главный. Пожилой, с испещренными морщинами лицом, поднял голову от того паренька на носилках, и говорит с долгими паузами:

- Save him if you can (Спаси его если можешь).

Я, услышав знакомые английские слова, слегка удивился, хотя вида не показал. Переспросил на всякий случай: “Сын?”. Он утвердительно кивнул головой. А я еще тогда подумал грешным делом: “Интересно, от какой по счету жены сыночек?”. Вслух, учитывая окружающую обстановку, уточнять не решился.

А вот как это сообразуется с каноническими нормами их религии? Принимать помощь от неверного, которого убить - доблесть, а униженно просить его об одолжении? Со слезами на глазах, умоляюще смотреть на него, как бы пытаясь понять, что эта “собака” сможет сделать? Это уже не доблесть, а полный крах идеи.

Видно старый мусульманин прочел в моих глазах и интерес и сомнение. Для того, чтобы у меня не было никаких сомнений он сперва показал на висящий у него на поясе пистолет, а потом показал деньги.

Может и неправильно, но я попытался расшифровать эту головоломку следующим образом:

“Если, что не так, то из этого оружия тебя, грязную собаку, собственной рукой шлепну. А если все будет нормально, то еще и денег дам”.

Я достал шприцы сделал несколько уколов. Попутно объяснив грозному старикану, что “сыночка вашего, тяжело раненного подлой легионерской пулей следует срочно прооперировать”.

Он достал телефон. Набрал хорошо известный ему номер и туда что-то волнительное сказал. Говорил быстро, я и не разобрал о чем, просто не понял ни одного слова.

* * *

Загрузили убитых и раненых. И поехали куда-то в сторону по каменистой, пустынной дороге. Я смотрел на раненного и думал, довезем не довезем. Попал я в него правильно. Пробито судя по всему легкое и желудок.

Парнишка этот, перед боем, видно, вообще ничего не ел, молился. С этим ранением может и обойдется, хотя перитонит (воспаление брюшины) не смотрит, ел ни ел. Но за брюшную полость было более спокойно, нежели чем за ранение в грудь. Легкие от крови, следовало очистить, как можно быстрее. И кровотечение пора остановить. Я кричу, жилы рву на шее: “Быстрее, быстрее...”

Удивились бы они все, если бы узнали, что тот, кто сейчас руки свои потные, от волнения за их парнишку заламывает, кто так сильно переживает и волнуется, а позже будет вынимать пульки из тела их паренька, сам их туда и положил, своей меткой рукой и острым глазом.

Взяли, однако они меня без оружия. Может удастся выкрутиться. Из эпицентра взрыва, хочешь не хочешь, а успел уползти. Ужом, ящерицей, кем хочешь, но вывернулся. Судьба!

Пока я, горестно заламывал, ручки свои слабенькие и в голос над раненым причитал, автомобили прибыли в какой-то глинобитный, не имеющий лица и возраста городок. Все такие поселения, для глаза европейца очень похожи друг на друга.

Заехали во дворик, я кричу дурным голосом, нагнетаю обстановку: “Быстрее, быстрее.” Повстанцы хватают паренька, тянут его в дом. Весь измазанный его кровью, я бегу следом. Они его мешком сваливают на постель в комнатенке довольно спартанского вида. Опять балаболю о своем.

Хватаю за руку близстоящего, испуганного дедка завернутого в простыню. Силой выволакиваю его в большую комнату, похожую на их столовую и делаю пальцами движения наподобие ножниц и кричу, что раненого необходимо сюда положить. Здесь его буду чикать.

Приносят раненого, кладут на стол, я требую как можно больше света. Ох и не нравиться мне то, что его зрачки не реагируют на свет. Делаю хитрый укол, выхожу мыть руки.

Во дворе, пока намыливаю и споласкиваю руки, зыркаю по сторонам и выворачиваю себе глаза из орбит в поисках выхода.

В глубина двора, примечаю незаметную дверь, ведущую куда-то в глубь микрорайона. В то же время наблюдаю, как с машины сгружают, а попросту, сбрасывают трупы и раненных.

Что-то очень знакомое мелькнуло в этом нагромождении тел. Вытирая руки полотенцем подошел ближе к этому скопищу. Араб тянет меня в дом, на часы показывает, намекает, что дорога каждая минута.

Вытирая руки о услужливо поданное полотенце, присмотрелся я к тому, что меня так заинтересовало...

Вот это да! Это же безграмотные наколки моего крестника. Я даже повеселел. Опять Рысак под моей опекой. Только, что мне с ним делать? Взял его за руку, в районе запястья. Откуда-то издали еле-еле слышно пробивается пульс. Зачем они его сюда тащили не понятно. Может кожу с наколками хотели снять, жилище новобрачных украсить? Не знаю.

Показываю на этого разрисованного синими красками и объясняю, что его тоже надо почикать, пусть берут и тянут туда же. Нет, не соглашаются.

Раз не соглашаетесь... Тогда я отказываюсь копаться в их человеке.

Они на меня кричат. Обзывают плохими арабскими словами. Плюются. Перед лицом затворами щелкают. Создают невыносимую нервную обстановку.

Вежливо прошу позвать их старшего, а получается и главного.

Он пришел. Глянул я на него подозрительно... А руки-то у него трясутся. Чувствую, что за сыночка шибко волнуется. Вперемешку с гневным взором в своих глазах, объясняю ситуацию.

Он смотрит на своих людей и сперва тоже отказывается. Я тогда как могу объясняю, что отказываюсь от денег и прошу жизнь за жизнь.

Он шевелит побелевшими от гнева губами... Ругается по видимому. После машет рукой. Ну, тогда другое дело. Раз денег не надо платить. Старшой, видно бывший купец, прикинул свою выгоду и быстро соглашается... Я довольный потираю руки... Однако зря радуюсь, не ударив по рукам при заключении сделки, она у этого этноса считается не заключенной. Об этой особенности я очень быстро узнал.

Старшой, что-то отчаянно кричит по-арабски и через мгновение опять отказывается от своей выгоды.

Что за черт?

Тогда я выкладываю последний козырь. Денег при себе нет, приходиться расплачиваться с “козырями”. Говорю, что знаю о том, что готовиться операция по уничтожению их химзавода в пустыне. Называю место Аль-Мандра.

Он по настоящему удивлен. Кратковременный шок быстро походит. Придя в себя, уточняет время операции. Я спокойно называю. Он кивает головой, видно мои сведения совпали с его информацией и только после этого соглашается полностью.

По его приказу, тянут Рысака в ту же комнату и укладывают у окна, в сторонке.

Но свое согласие, он пусть упакует в бумагу, положит в унитаз и спустит воду. Вижу, что даже если я, во славу медицинской науки вытащу их паренька с того света. Все равно и меня, и Стаса, несмотря на то, что он Терминатор - убьют. Предчувствие, пока еще меня не обманывало. Ладно, посмотрим.

* * *

Когда мы вернулись к столу, паренек был уже совсем плохой. Чтобы не быть убитым прямо у импровизированного операционного стола, следовало предпринять какие-нибудь эффективные меры, при чем - незамедлительно. Надуванием щек и фразами на латыни, здесь вряд ли можно будет отделаться.

Посмотрел я бляху на груди умирающего араба. У меня была точно такая же. Удивился. Кровь у нас с ним одинаковая по всем позициям. Мне необходимо закрепить свое здесь присутствие. Да и предчувствие правильное, нехорошее.

Зову его батяню, как бы для помощи. Показываю бляху с груди его сына и свою. Мол все одинаково...

На его глазах, ложусь рядом с раненым и делаю прямое переливание крови. Показываю лицом, как мне от этого больно. Как капля по капле из меня уходит жизнь. Старик надо мной, бьет себя по щекам, чуть не рыдает. В его сыночка, “собака-неверный” вливает свою поганую кровь. Получается, если его дитятко выживет, значит оно будет до конца своих дней, носить в себе кровь “неверного”, который автоматически становится его сыном?

Но конечно, он так не думал. Основная мысль у него была, выживет ли сын? Хотя, о чем это я? Почем я знаю, о чем в тот момент мог думать его старик? Может он ругал себя за то, что продешевил с ценой за жизнь своего сына. Мне сие неведомо.

Граммов, может двести, я отдал своей кровищи, вот так, за здорово живешь и без надежды на талоны для калорийного питания. После этой высокогуманной акции, морщась и стоная слез со стола, перевязал себе руку. С перевязанной рукой и страдальческим выражением на лице, стал пытаться достать пули и вычерпывать кровь из легких...

Но до конца в одиночку работать мне не пришлось. Приехала большая бригада врачей-арабов. Оказывается, пока мы тряслись с группой бунтовщиков по проселочной дороге, старик успел вызвать своих врачей. Однако сразу приехать они не успели, что-то в дороге их задержало.

Прибывшая группа, вплотную занялась своим раненным, а я уже более-менее внимательно смог осмотреть Рысака. Осматривал, пальпировал его путем ощупывания пальцами вероятные места переломов и других поражений. Голова вроде цела, кости тазобедренных суставов, переломов не прощупывается. Так голень и лучевая кость, явные переломы...

Пока пальцы бегают по телу Рысака, все время краем уха, прислушиваюсь к интонациям и звукам доносящимся с того места где арабы колдуют над своим пареньком. Мне было интересно их мнение, как-никак, коллеги. Насколько совместимы полученные ранения с жизнью? Поэтому, краем глаза я посматривал в их сторону и прислушивался к негромкому говорку. Пока меня из той комнаты не выгнали, можно было и поприсутствовать.

Осмотр Рысака меня озадачил. Ничего на первый, поверхностны взгляд у него нет. Сломаны рука и нога. Судя по всему сотрясение мозга. И очень грязный. Кровь на лице, вперемешку с грязью, стала подсыхать и очень своеобразно стягивать кожу. Углы губ поползли, один вверх, а другой вниз. С одной стороны полуоткрытого рта обнажились зубы. С другой приоткрылся глаз. Получилась жуткая, устрашающая маска. Если бы мы были в Африке, то такой маской не грех бы было украсить хижину вождя. Пусть смотрит. Пугается - любуясь. Чего не сделаешь из любви к прекрасному и для постижения великого?

По восклицаниям своих коллег я понял, что если Аллах смилостивится, то паренек жить будет.

Представил только на мгновение и тут же засомневался, что если в той стране, откуда я на время убыл, вернется престиж и уважение к медикам, тогда вернется и радость от обладания научными степенями. Вот у меня уже начало материала на диссертацию имеется. Название я еще не придумал, но уж какую-нибудь околонаучную заумь, всегда можно будет состряпать...

Однако пора плотнее заниматься Рысаком. Знаками показал, чтобы Рысака из комнаты, где шла сложная операция вынесли.

* * *

В затемненном углу двора я видел старое приспособления для поилки скота. Мне туда Рысака вынесли и прямо в воду положили. В этом длинном, выдолбленном из целого куска камня корыте, мыть его пришлось довольно долго. Сперва он отмокал, после пришел в себя, ругался. Ему казалось кричал, а на самом деле, еле шевелил губами. Когда я его из воды достал. Тут же пришлось прополоскать его грязное барахлишко. Здесь же на камнях двора, разложил на просушку.

Всеми этими манипуляциями и банно-прачечными работами пришлось заниматься под насмешливыми взглядами вооруженных арабов. Они что-то обидное выкрикивали в нашу сторону, но на их счастье, я не знаю арабского, а-то бы, я им показал насколько они неправы... Своей дутой смелостью, я хоть как-то пытался себя успокоить.

С другой стороны, я прекрасно понимал, что если бы старик только бровями повел в мою сторону, его воины нас с Рысаком, в клочья бы порвали. По их зверским рожам было видно, что недавно окончившийся бой, не удовлетворил их жажду крови. Они еще ею не насытились и от того, чувствовали себя голодными и злыми. Тем более, что перед носом безоружного, всегда проще подергать затвором автомата, нежели чем у вооруженного.

- Он... Эта собака, уже сдохла? - на ломаном английском языке спросил меня один из подошедших босоногих арабов.

- Да, - говорю. - Осталось его только перевязать. Отмыть от крови твоего брата, которая натекла на него, пока он лежал внизу и можно будет хоронить.

- Зачем перевязывать? - он был очень удивлен услышав про кровь его брата.

- У нас обычай такой. Перед смертью привести человека в порядок, чтобы он перед нашим богом предстал чистым и с завязанными ранами.

- Ладно, занимайся, - показываю свою значимость, якобы разрешил он мне и в недоумении отошел рассказать своим бандитам о том, что услышал от меня.

Осмотрев пришедшего в сознание, отмытого и очищенного от грязи Рысака, стал колдовать над ранее обнаруженными у него переломы правых руки и ноги. Еще раз более детально прощупав и пропальпировав его, к радости убедился, что других травм и скрытых ранений нет. Судя по всему чувствовал он себя не очень хорошо. Его сильно рвало, тошнило. Но на рвоту, якобы умершего врага босоногое, задорное мусульманское воинство, внимание не обратило. Рысак, когда я стал колдовать над его переломами, опять потерял сознание.

Пришлось из подручных материалов делать что-то на подобие каркаса или шины, складывать сломанные кости и фиксировать их неподвижно, при помощи разных тряпок, проволочек, кусков какой-то пластмассы. После обмазывать это странное, громоздкое сооружение жирной, липкой глиной. Конечно, если бы был гипс, можно было обойтись и без нее, но к сожалению там его не было.

- Э, зачем глиной мажешь, - опять спросил неугомонный араб.

- Чтобы глина засохла, а у него руки и ноги, с той стороны которой он будет стоять к богу, не гнулись, - охотно пояснил я ему. - Наш бог любит, чтобы к нему приходили прямыми.

Я старался, как можно быстрее закончить работу, но не успел. Видно весть о том, что эта семья хорошо пограбила беззащитных иностранных наемников, дошла до противоборствующей группировки. Я бы и внимания не обратил на клацанье затворов и беготню по двору. Но любопытный араб, который буквально только что, стоял у меня над душой, довольно грубо толкнул меня в спину и махнув рукой, закричал чтобы я уходил. Подбежав вместе с другими к воротам, за которыми стояли непрошеные гости они, стали ругаться со стоящими за ними людьми, лиц которых я не видел, но их присутствие ощущалось достаточно отчетливо.

Они что-то друг другу кричали, а мне пришлось домазывать голого Рысака уже под пулями. Мазал и думал, думал и мазал.

Вот ведь дикари ненормальные. Уже расшифровали структуру двойной спирали ДНК, а переломы приходится фиксировать щепочками и обмазывать глиной... Это ж сколько она будет сохнуть?

* * *

Самое время было уходить в побег, но боялся нарваться на чужую пулю, хотя, нарваться на свою, было ничуть не лучше чужой. Да и Рысак меня сдерживал... А может плюнуть?

Смыл руки от приставшей глины. Пока смывал, принял решение бежать отсюда подальше и побыстрее. Не ровен час, загнется тот малый с моей кровью, скажут - кровь неверного убила. А так у меня благая, красивая цель - отправляюсь за помощью, умирающему товарищу и другу. На всякий случай, оттащил бессознательного Рысака в сараюшку. Они там, то ли припасы свои хранили, то ли фрукты сушили. Пару горстей орехов и кураги в карманы себе сунул. На всякий случай, мало ли... Рысака вязанками хвороста завалил и пошел осматриваться, выискивать лазейки и ходы.

Под прикрытием пальбы с двух сторон нырнул я в маленькую дверь, примеченную еще до этого...

Маленькая, незаметная, окованная железом дверка. Проскользнув в нее и оказался... Вот это сюрприз. В большом внутреннем саду. С фонтаном посредине. Невысокие деревца персиков, абрикосов, еще чего полезного, названия которому, я не знал. Растущий сверху виноград, больше выполнял декоративные функции, т.к. своей тенью накрывал почти всю площадь садика и создавал прохладу. По его корням, растущим вдоль стены, я и вскарабкался наверх.

Очутившись сверху на стене я уже было собрался спуститься с обратной стороны, но чуть замешкался и тут же получил тумака в левое плечо. Но это был не удар огромной силы, сбросивший меня вниз. Это была обычная пуля, гонявшаяся за мной давным-давно. Она прошла навылет не задев жизненно важные органы и, что очень важно для меня - чувства. Цепляясь правой рукой за переплетенные стволы виноградника, по которым только что поднимался, я камнем рухнул вниз. Падая, как следует не сгруппировался и еще носом ударился. Из двух ноздрей сразу хлынула, густая и тягучая жидкость красного цвета.

Пришлось уползать в схрон, где я присыпал хворостом бессознательного Рысака, свою сумку с медикаментами и моим идентификационным номером.

Примостившись кое-как, ввел в мышцу предплечье противостолбнячную сыворотку и перевязал себя “сикось-накось”. Одной рукой лучше и не получится, только так. Когда перевязывал успевал сам себя отвлекать и мешать одновременно разными грубыми упреками и насмешками. В очередной раз раздвоил свою личность и одной ее частью, вволю поиздевался над другой.

Что-то типа: “У тебя, у козла, денег столько, что мог бы спокойно сделать пластическую операцию и не заниматься этим копеечным геройством, во славу и для заработков неизвестных тебе французов, и других политических авантюристов”, - гогочет одна раздвоенная сторона.

Вторая часть моего “я”, на такие грубые выражения уныло отвечала: “Покопавшись в архиве и отыскав свое свадебное фото, как я смогу понять, что это я?”

Первая опять безумно издевается: “Будешь узнавать себя по надгробной бирке, без всяких фотографий”, - и нагло так щерится в лицо...

“Без знания языка во Франции батон колбасы не купишь, а ты говоришь чтобы пластику на лицо нанести и измениться в лучшую сторону... Тем более, я сам это видел в художественном фильме тамошнего производства... Идентичная и подобная ситуация, бандит, его роль исполнял, ныне, к сожалению ушедший от нас... в Голливуд, актер Ален-Поль Габен. Этот положительный герой, хотя и бандит, заметая следы своих неблаговидных поступков, через своих преступных дружков, на чистом французском... Плечо простреленное стало нестерпимо болеть, но раздвоение пока не закончилось... Да, на чистом французском (это у них такая национальная особенность, во Франции все так говорят), решил обратиться к доктору и изменить себе внешность. Достали для операции и бинты, и вату, и даже врача, который это все должен был сделать.

В финале, когда, казалось, уже все было договорено и даже выплачен задаток... Забыл сказать... Перед этим (слышится неловкое покашливание и нескромные смешки), в подробностях показали бурную ночь главного героя с женой комиссара полиции. Тем самым, честным и неподкупным, который за ним гонялся, а на супружеские обязательства, под предлогом отсутствия времени, наплевал...

Что там еще было? Да! Главный герой еще сходил в баню, после оделся прилично, во все французское... И двинулся по известному ему маршруту. По ходу движения, он твердо дал себе слово, когда снимут послеоперационные швы, распрощаться со своими преступными наклонностями, устроиться автомехаником и зажить честно... С женой комиссара полиции.

Пришел он к доктору, а его там и сцапали. В перестрелке с полицией он и погиб...”

Второе “я”, еще хотел кратко рассказать содержание предыдущих тридцати двух серий, но первый его вовремя перебил и сразил наповал одним неприятным, тезисом не тезисом, а так, общим замечанием.

С твоими деньгами, можно было несколько десятков раз пол сменить и в конце-концов испытать, что все-таки чувствует женщина или девушка, в момент дефлорации, после снова стать мужиком и рассказать об этом миру. Получился бы классный бестселлер. А ты здесь валяешься, грязный, простреленный, в крови весь.

После этого возникло долгое, как в настоящих книгах называется, неловкое молчание.

Паузой, в беседе двух достойных людей, я воспользовался в полной мере. Кривясь от боли, не так уж и сильной, как кому-то могло показаться, подполз к отверстию, рассматривая внесарайные окрестности.

Сквозь щели в стене, я увидел как противоборствующая нападающая сторона, стала одерживать вверх над гостеприимными хозяевами дома, где нас с Рысаком приютили. Основная их часть проникла во внутренний двор через калитку, которую я, по рассеянности и не по чему иному, попрошу это официально отметить, забыл за собой, затворить на засов.

Нападавшие, именно те кто проник во внутрь дома через сад, отворили ворота. Через них ворвалась остальная часть шайки. Все согласно пословице: Пришла беда - отворяй ворота. Как она звучит по-арабски не знаю. Но присмотревшись к тем кто вбежал очень удивился. Нападавшие ни чем не отличались от защитников неприступной тверди...

Вот выволокли грозного атамана. Он картинно раскинул руки... Опаньки... Вот это мне уже не нравиться, старика в упор, почти одновременно из нескольких стволов, изрешетили во дворе его же родного дома.

Пахнет смертью и несчастьем. Слышны крики и неприятные возгласы. Судя по этим жутким воплям, у кого-то отрезают самое дорогое, что смогла дать ему природа. Смотрим дальше.

Вон радостно волокут странный предмет издали напоминающий отрубленную голову. Так и есть, это на самом деле отрубленная голова. А принадлежит она туловищу... того любопытного араба, который совсем недавно, с удивленными глазами интересовался у меня гончарным искусством. Сейчас глаз не видно, так как голову используют в качестве... Поближе... Подтянусь на руках... В качестве футбольного мяча.

Слышатся женские плачущие крики. Должно быть бесчестят басурманы своих землячек. После, по законам войны и их будут убивать. Вслед за женскими криками, раздаются автоматные очереди. Возможно там спонтанно возник очаг сопротивления? Возможно не успел, его там подавили в зародыше.

Дальше я уже не разбирался кто кого убивает. Это их внутреннее семейное дело. Тем более у меня перед глазами картинка поплыла. Резкость изображения пропала. Краски потускнели. Отполз от щелей подальше. Попытался сменить намокшую повязку, но видно потерял много крови. Сил засыпать себя ящично-упаковочной тарой хватило, а перевязать нет. От потери крови, геройски потерял сознание. Где и пребывал достаточно долго, заранее прощаясь с жизнью и накопленными средствами.

В горячечном бреду случилась довольно комичная или больше юморная история.

Перед тем как сознание окончательно покинуло меня, в момент очередного решительного раздвоения многогранной личности, случилось вот что:

Во мне, один принципиальный “типус”, пообещал другому “чистенькому” субъекту следующее: тому кто спасет мою драгоценную жизнь, отсыпать половину накопленных мною капиталов.

Такие поспешные обеты только в бреду и можно давать...

Это ж представить только... Тяжело заработанные деньги, хотя, что говорить, любимым трудом. Вот так, запросто, взять и отдать... Впрочем... Решение принятое во мне далось не без трудов и отчаянных споров. Но кто-то, кого-то смог переубедить и переспорить.

* * *

Своим спасителем я видел именно Дюка Белла. И совсем не удивился, когда открыв глаза от сильной тряски, увидел над собой именно его, чуть встревоженное, но по прежнему ироничное лицо. Он тряс меня за целое плечо, перевязывал, что-то успокаивающее говорил, но я его не слышал.

- Ты, выиграл! Приз в студию, - прохрипел я и снова вырубился.

Вот только чуток оклемаюсь и всерьез придется подумать о смене любимой профессии. Сменить на что-то более спокойное и умиротворенное. Уйти в такую филателию и нумизматику, где тебя не дырявят как решето и кровь после этого, как с кабана, ведрами не хлещет.

Осталось только решить не большую, но очень важную для меня проблему. Где еще, кроме своего тела, можно кипятить бурлящий адреналин и куда его после кипячения сбрасывать?

Занавеска перед глазами качается... Качается... Кача...


Глава 19
РАЗНОЦВЕТНАЯ СМЕСЬ
РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

Некий мифический Иван Петрович, оставался “terra incognita” до того момента, пока предатель для русских, а для английской MI-6, соответственно, светлая личность, борец с режимом и настоящий, русский патриот, полковник Олег Гордиевский, в многомесячном марафоне допросов, пару раз успел таки упомянуть о такой личности, как Петрович.

Англичане, французы и их старшие братья из ЦРУ, долгое время думали, что это фамилия такая, но после выяснили. В самом деле, есть такой генерал, из сверхзасекреченного подразделения, ранее подчинявшегося непосредственно международному отделу ЦК КПСС, а позже перешедшего под начало... Здесь его следы терялись. Никто не знал, кто на это раз командовал этим диверсантом-аналитиком, а главное - где его искать?

По полученным, как уже отмечалось, от настоящих рыночных патриотов сведениям, Иван Петрович был выходцем из числа тех, особо засекреченных и специально подготовленных членов диверсионных групп, которые в свое время создавал и готовил, некто Павел Судоплатов. Все это создавалось по прямому указанию Берии.

Благая цель создания таких отрядов, т.с. сущность их деятельности, сводилась к тому, чтобы в случае возможного антикоммунистического переворота на территории СССР, группы партийных патриотов явились бы первичными боевыми ячейками, оказывающими вооруженное сопротивление новой власти. Сплачивающие вокруг себя регулярных плательщиков партвзносов и тех, кто постоянно получал продовольственные партпайки, своей деятельностью они должны были зримо показать прогрессивному мировому сообществу, неприятие народом путчистов.

Беспощадные борцы с антинародным режимом, путем проведения диверсионных актов на электростанциях, канализациях, водопроводах и т.д., со всей силой пролетарского гнева, должны сеять у простого народа недовольство новой властью.

Кроме проведения диверсий, сталинские соколы и бериевские стервятники, должны были с первых же дней переворота, войти во вновь создаваемые структуры гражданского или военного общества и являться его активными участниками, а по возможности и функционерами принимающими решения.

Методы их действия прописывались проверенные - провокационные. Желательно в исполнительных органах насаждать коррупцию, воровство и бюрократическую волокиту. Готовить, т.с. бунт изнутри.

С помощью “люмпена” и обещания дать ему возможность некоторое время, безнаказанно убивать и грабить, поднимать русский народ “проклятьем заклейменный” на “последний и решительный бой”. С последующим возвращением коммунистов к власти и настоящим, публичным “закручиванием гаек”.

Но что-то в схеме не сработало и руками “ближнего круга”, Сталина не уберегли. Отсюда и поперло...

После того, как Берия подозрительно быстро был расстрелян своими соратниками и подельниками по коммунистическим преступлениям. Судоплатов получив двадцать пять лет лагерей, радостный, что оставили в живых, отправился отбывать свой срок... Можно было подумать, что таким, как Иван Петрович пришел конец и от них будут быстро избавляться, но...

Вновь прибывшие к власти хрущевы да брежневы правильно посчитали, что такими кадрами не разбрасываются и Иван Петрович был востребован всеми приходящими партийными властями. И с успехом начал претворять в жизнь все то, к чему его готовили. Только демократам, в первое время он пришелся не по нутру, хотя возраст был самый боевой. Уже далеко за шестьдесят, когда многое списывается на старческий маразм. А с таких, как говорят в России, “взятки-гладки”.

Полгода он пожил вольным стрелком на генеральской пенсии. Но не дали старику насладиться спокойной и размеренной старостью. Как гениального мастера разработки всяческих хитроумных комбинаций, он был востребован и демократами. Вернее даже не ими, а теми, кто пришел к ним, ничего не умеющим, преподавателям научного коммунизма и журналистам, на помощь для конкретной работы.

Они и вспомнили о Иване Петровиче с теплотой и любовью. Тем более, что скажем, такими поступками, как изумительная по тупости, сдача прослушивающей системы американского посольства, по примеру мерзавца Бакатина, он не отличился. Опять же оговорка - “мерзавца”, это с позиции русского департамента внешней разведки, а вот с позиции тех же американцев, его, как и настоящего героя-диссидента генерала КГБ Калугина, готовы были за заслуги перед США, принять на полное государственное обеспечение, даже с оплатой стоматологического лечения и, что немаловажно, протезирования. Так сказать, сполна расплатиться за оказанные услуги по качественному обслуживанию друзей-работодателей.

* * *

В один из дней наступившей промозглой осени, в кремлевском кабинете президента состоялся, как он сам обычно любил подчеркнуть или, вернее уточнить, разговор с лучшими и преданными людьми, с зятем и дочуркой дорогой, и ненаглядной.

Поговорили, понимаешь ты, просто. Пятое-десятое... Когда в стране поднимем футбол, как здоровье внучек? Обсудили виды на урожай и цены на шерсть. Что-то еще... Короче говоря, семейная, дружеская рутина...

Что в разговоре было приятно и оставило хорошее впечатление, это смешков всяких, хихиканий, понимаешь ты, не было. Он и сам чувства юмора не имел и другим это в вину ставил. Спроста не забалуешь.

Но что-то там все-таки не заладилось. Где-то беседа дала протечку в сетях.

После окончания аудиенции и ухода вторых лиц страны, из кабинета главы государства раздавался, понимаешь ты, недовольный гул и грозовое предупреждение. О причине, кроме присутствующих, никто, ничего не знал. И даже не догадывался. Но, чуть погодя, их величество, повелело собрать свою челядь. Мол, быстро всем предстать пред ясны очи... Слово молвить буду...

Через час прибыли начальники. Президент к таким посещениям особенно и не готовился. Принял их в костюме и при галхстухе.

- Филимонов? - вопросительно поинтересовался президент, без интереса рассматривая незнакомые лица. - Филимонов есть?

- Я, - вскочил со стула начальник всей государственной безопасности.

- Сидите... Хотя нет. Вставай, поднимайся гебистский народ... В качестве наказания, понимаешь ты, придется у меня здесь, стоя слушать, - президент недовольно запыхтел. - Скажите. Вот вы считаете, что мне, или вот председателю министров, других дел нет, как только собираться и выслушивать ваши неискренние оправдания?

- Виноват, - покорно рявкнул начальник, а сам подумал: “Хорошо, что хоть, как в Совете безопасности, сразу в угол не поставил”.

- Объясните, прямо сейчас, но так, чтобы я понял, - продолжал президент. - Почему, ко мне должны приходить делегации людей и жаловаться на вас. Тем более, не так давно, вы, вместе со мной пользовались их гостеприимством... Они нам тогда еще, понимаешь ты, по бутылке вермута подарили. Давайте и мы уже, в качестве ответной разрядки... внутреннего напряжения, принимайте меры. Разбирайтесь со своими, как там его...

Президент тяжело поднялся, подошел к письменному столу и посмотрел свои записи.

- Иван Петрович, какой-то, - недоуменно проговорил он. - Ты смотри, без фамилии совсем... Мне премьер сказал, что это еще из бериевских кадров? Как такие у вас еще работают?

- Разберемся, - четко доложил начальник.

- Мне пора в теннис играть, - президент сурово посмотрел на собравшихся, как бы давая им понять, что государственных дел по горло, а они сидят.

Когда все поднялись со своих мест, он на прощание обратился к председателю министров.

- А вас, я попрошу построже работать со своими кадрами. Жестче с них спрашивайте и контролируйте деньги, которые мы выделяем в разные секретные фонды. А то, понимаешь, понабирают людей без фамилий. Вон, даже журналисты их фамилий не знают. Безобразие.

Что оставалось делать председателю министров? Он покорно кивнул. Хоть, убей его, не понимал, почему журналисты должны знать фамилии секретных сотрудников.

- Все свободны, - закончил совещание президент. - Тем более не за горами Новый год. Давайте хоть к нему подойдем без сюрпризов. А то, понимаешь ты, вермут взял, а у самого люди без фамилий...

* * *

Направляясь к автомобилю, премьер, обращаясь к начальнику ФСБ, давнему своему знакомому и сослуживцу, обобщил итоги совещания и всего сказанного на нем.

- Он сам назвал срок. Вот к Новому году, без нервотрепки, нездорового ажиотажа и будем готовиться... - и как-то мрачно пропел строку из разучиваемой с дочерьми песенки. - Весело, весело встретим Новый год...

Стоя у автомобиля помолчали. На вопросительный, молчаливый взгляд начальника ФСБ, с сожалением произнес:

- Понимаю. Конечно жалко. Но с Иваном Петровичем придется расстаться... Как не секретились, как не скрывались, однако опять произошла утечка сверхсекретной информации.

- Жалко, - коротко сказал начальник ФСБ.

- Сам знаю, но уж если “засветил пленку, выбрасывай и фотореактивы”... - и тоном, в котором приказа не было ни грамма, но и не выполнить такую просьбу было нельзя, добавил: - Тем не менее, направление по разработки внедрению наших людей в структуры организованной преступности, прошу не только не сворачивать, а активизировать начатую работу. Скоро все это сортирное... - он задумался подыскивая нужное слово, - ...дерьмо, придется самым жестоким образом разгребать.

Его собеседник, еще пару минут назад, в кабинете президента безвольный, тупой вояка, с потухшими глазами и покорной спиной. Сейчас - собранный, подтянутый и бравый офицер, немногословный и всё понимающий, согласно кивнул головой.

* * *

То о чем говорил премьер, была особо разработанная, стратегическая операция, по внедрению в уголовное сообщество своих агентов с тем, чтобы возглавить организованную и коррумпированную верхушку этой преступной пирамиды и руководить этим “раковым наростом”, в нужном для общества направлении. Не давая ему особо разрастаться и не позволяя уничтожить государство.

Нынешний премьер, еще будучи начальником ФСБ и разрабатывал эту операцию. Под все это были выделены и деньги, и люди. Смыл ее был следующий. Если мы не можем уничтожить уголовное сообщество в принципе. Это невозможно сделать, хотя бы из-за национальных черт и самосознания большинства населения, не очень давно освобожденного от крепостного права и всего, что ему сопутствовало. Значит, воровство и казнокрадство следует направить в нужное государству русло и минимизировать потери неизбежно связанные с ними.

Кандидатуру Николая Коломийца утверждали небольшим кругом людей с участием и нынешних собеседников. Поручили все это человеку, формально давно ушедшему на пенсию. Его действия всегда можно было списать на собственную и оттого неудачную инициативу.

Однако, ни одному, ни второму собеседнику красноречиво молчащих и лишь во время этого молчания странно кивающих головами, как бы соглашаясь с мнением собеседника, ничего не было известно о том, что их почетного сотрудника Ивана Петровича, по недосмотру или чьему-то недомыслию, могли использовать и другие находящиеся при власти силы. При чем, на направлениях, о которых они даже не догадывались.

По всему получалось, что слишком передоверившись своему сотруднику, проверенному перепроверенному, перестав контролировать и направлять его действия, в результате, возможно даже не желая этого, он их подвел. Подставил на какой-то ерунде, занимаясь странной, не санкционированной самодеятельностью. Все это придется сегодня же выяснить.

* * *

Через три дня после серьезного разговора с председателем ФСБ, когда из незаметного дома поселка Пацаново, Ясеневского района можно было услышать: “...Но вы коммунист и вы должны!”. Или: “Исполните свой долг до конца, докажите своим гордым уходом, что сотрудник КГБ, не торгует идеалами”. После чего другой голос настойчиво повторял: “Дайте мне пистолет с одним патроном и вы увидите, как уходят настоящие чекисты”.

В конце концов... Да, что говорить. В результате этого громкого разговора, содержания которого никто, так и так, не узнает...

Так вот, в газетах было опубликовано печальное известие, о безвременном уходе из жизни Героя Советского Союза, генерал-майора войск стратегического базирования, Ивана Петровича Натоптыша. Гражданская панихида состоится у пьедестала памятника пламенного сына польского народа Ф. Э. Дзержинского. Отпевание пройдет в гарнизонном доме офицеров. Само погребение - на Ваганьковском кладбище?

По правде сказать, с последним были проблемы. Место погребения, почище чем в каком-нибудь Токио или Осаке, стоило даже не семнадцать с половиной тысяч “тяжелых” денег - гораздо дороже. Платить, дураков в рыночной экономике не оказалось. Но решили не менять, оставили как есть. Уж больно красиво смотрелось в тексте: на Ваганьковском... Рядом со многими популярными и любимыми людьми нашей эпохи.

* * *

Во время проведения траурного митинга посвященного безвременной кончине славного чекистского генерала, выступало много народу, но особенно всем запомнилась речь председателя траурной комиссии:

- ... В твои семьдесят три, ты только начинал жить... До этого беззаветно служил на ниве образования и счастья трудящихся...

По выражению скорби на лице руководителя похоронами, читавшего по бумажке дурацкий текст, было видно, что оратору самому было неприятно и противно озвучивать ту безграмотную ахинею, которую ему подготовил референт, кадровый гебешник, которого приставили к нему в качестве соглядатая и доносчика. Но подавив раздражение, он продолжил траурное вещание:

- ... Дорогой товарищ! Ты навсегда останешься в наших сердцах молодым, добрым и веселым...

В глубине собравшихся друзей по оружию, в темных очках и с траурными лентами нашитыми на рукавах, стоял пожилой чекист с почетными знаками и правительственными наградами. Он захлебываясь от постигшего горя, в голос рыдал заглушая голос оратора. Это и был Иван Петрович Натоптыш, собственной персоной.

Участие в собственных похоронах так его проняло, что... В смысле... В общем... Короче - размяк старик и дал волю своим эмоциям.

Сейчас он был в образе верного друга и однополчанина покойного. Хотя до этого в минуты былых затиший и спокойного отдыха между допросами, вербовками и рутинными пытками, он частенько задавал себе вопрос, как ему, верному бойцу коммунистической партии, будут организованы проводы в последний путь. И когда, несколько дней назад его спросили, чего бы он хотел перед уже окончательным уходом из органов. Он скромно попросил устроить ему его собственные похороны и поприсутствовать на этом представлении в качестве верного друга и товарища покойного. Добро на это было получено. Исходя из его героических заслуг и верного служения, ему были оказаны последние почести по высшему, второй степени, разряду. С артиллерийским лафетом, почетным караулом, ружейным салютом и другими причитающимися снастями.

Своим пламенным выступлением председатель траурной комиссии задал правильный, оптимистический тон мероприятию с верой в идеалы. “...Зажженная тобой звезда героических свершений, ни когда не потухнет на небосклоне нашей памяти” - эта фраза просто прошла на “ура” и вызвала молчаливый гром оваций.

После председателя выступили еще какие-то люди. Потом грохнул холостой салют.

Заунывно завыли, рвущие душу медные инструменты, исполняющие вариацию на похоронную тему, где в некоторых местах прорывались отголоски партийной песни “Интернационал”.

Под музыку, гроб с муляжом заколотили. Опустили в могилку
и солдатики быстро забросали яму землей.

Слушая стук камней и удары комьев земли о крышку гроба, казалось, большинство собравшихся задумалось о бренности короткого существования на этой земле...

По отмашке, полученной откуда-то сзади, рыдающая, безутешная, молодая вдова, под одобрительный гул боевых соратников, потеряла сознание.

Ей дали понюхать флакон с настоящим нашатырным спиртом. Она, явно не ожидая такой подлости, всхрапнув и дернувшись всем телом, “пришла в себя”.

- Молодец лейтенант! Молодец. Пока все без ошибок, - зашептал ей на ухо “седой брат покойного” он же ее непосредственный начальник.

Посвященные во все детали траурных мероприятий, ждали заключительного аккорда в виде накрытого стола и поминок. Но торжество чуть не испортил “покойный”, совсем не ко времени заявивший: “Вы идите, а я еще посижу на его могилке.” Однако его под руки, уже только всхлипывающего от горя, увели в поминальный зал.

На поминках, как важная и неотъемлемая часть траурных мероприятий, продолжали раздаваться подобающие такому моменту поминальные речи и тосты. Но, как-то само собой, после трех положенных поминальных стопок “за помин души”, официальная, траурная обстановка - ушла.

Ей на смену, на вьющийся дымок кадила, заглянула свободная и непринужденная атмосфера. С ее появлением, галстуки расслабили и вспомнили былое. Спели хором песню “про Катюшу”. Посмеялись над рассказанным анекдотом “брата покойного” и устыдившись разгула веселья разъехались в разные стороны, предварительно захватив со столов недопитое и недоеденное для продолжения индивидуальных траурных мероприятий.

Безутешную молодую вдову, в звании лейтенанта, было решено отдать “на танцы и провожание до дома” председателю траурной комиссии. Что и говорить? Заслужил.

Иван Петрович доверительно склонившись над ухом своего бывшего начальника, отвлек его от аппетитного крылышка утки, обильно пропитанного соусом ткемали: “Вот так меня и похороните” - горячо задышал он ему в ухо.

На что тот, отрываясь от увлекательного занятия, вполне резонно ему ответил:

- Нет, дорогой вы наш покойник. Мы вас уже похоронили. Поэтому следующего раза не будет. Фондов на одно и тоже мероприятие у нас нету. Бухгалтерия не пропустит. Если только урну с прахом, после кремирования тела, в этот бугорок закопаем. И все...

И в самом деле - все.

К чему двигаемся? Куда идем?



Глава 20
АЛЕКСЕЙ и СЕРГЕЙ
ДАЛЕКО ИДУЩИЕ ТРУДНОСТИ

Смешнее всего было наблюдать выполнение команды: “По-пластунски, ползком марш”.

Когда группа современных головорезов-коммандос высоко приподнимая свои тощие, мускулистые зады, начинала ползти по каменистой почве. Над ними в этот момент, попивая минеральную водичку и сидя под зонтиком, восседал капитан и покрикивая учил их жизни. Когда вредному капитану предложили показать, как следует правильно выполнять данную команду, он прямо заявил, что представителям Мозамбика вредно находиться под такими жгучими лучами солнца.

Вполне понятно, что смотреть на взрослых дядек занимающихся в пустыне этим бессмысленным делом было где-то даже смешно. Ползать, не очень - а в остальном обхохочешься...

Во время выполнения команды, в кровь сбивались локти и колени. Трепалось и изнашивалось казенное обмундирование. Милитаристский, военный груз на спине, придавливал к земле так, что создавалось дополнительное смешное впечатление, как будто боец из под этого мешка пытается выбраться, а не тянет его на своем горбу, преодолевая земное притяжение и массу неудобств связанных с ним.

Только все это было бестолку. В районе предполагаемых боевых действий было абсолютно голое плато. Если местность пристрелянная, то ползи не ползи, все равно пулей попадут. Но пораженческие разговоры из под горбов с амуницией капитаном жестко пресекались:

- Отставить разговоры. Продолжать выполнять поставленную задачу.

И ползешь, проклиная все на свете. Пыхтишь, кряхтишь, пыль жрешь пригоршнями, а все равно ползешь, ползешь...

Однако ползать по пыли и камням, было не самое худшее из тягот и лишений, которые на выбор предлагала армейская служба. Особые неудобства во время обучения создавали костюмы химической защиты. Одно дело, прогуляться в подобном одеянии ночью, по прохладному берегу реки. И то, Алексей от такой прогулки взмок основательно, сухой нитки на теле не было.

В арабских же условия, когда за бортом прорезиненного счастья, за сорок. И то, это в тени, а на солнце так, вообще беда. Так вот, просто находиться в таком одеянии - трагедия, большая и невыносимая.

Противогаз в стороне также не стоял, в полной мере помогал ощутить неземное удовольствие от постижения азов химической защиты. Когда пользователи его снимали, воду приходилось выливать в самом натуральном смысле. В начале попробовав в таком костюме поползать по-пластунски, а после просто постоять без движений, все желающие быстро теряли сознание от теплового удара. Перегревались неимоверно.

Дело стало попахивать неуставными взаимоотношениями, расправой и даже судом Линча над командиром придумавшим такое измывательство над живыми людьми. Пришлось перенести обучение этим премудростям на ночное время суток, конечно за счет сна бунтовщиков.

После обеда перешли к огневой подготовке. Это вместо того, чтобы спать в теньке.

На стрельбище, цветами и прохладой морского бриза тоже особо не пахло. От жары не все получалось. С десяти метров еще пуляли впереди себя по стоящей мишени, но так не особо. И хотя стволы до пузырей обжигали руки, иногда в развернутую газету попадали, иногда не очень. А дальше отойти, все плыло и дрожало в горячем воздухе.

Еще этот чертов бронежилет, давил грудь и стальными обручами сжимал спину. А снимать не смей, обучение ведется в условиях полностью приближенных к боевым. Двум бедолагам, сполна хлебнувшим лиха, Сергею и Алексею, только и оставалось, вспоминать джунгли с огромным количеством воды и зелени. После чего оба тяжко вздыхали.

* * *

Все эти хлопоты были связаны с донесениями местных лазутчиков и обеспокоенностью мирового сообщества, случайно прознавшего, что где-то в этих краях создается оружие “исламского возмездия” очень химическое и с очень большим поражающим эффектом.

А дело было так. В ходе полицейских рейдов в портовых городах Франции и Голландии были обнаружены следы рицина. Вообще-то у арабских торговцев и мореплавателей, в плане профилактических мероприятий искали наркотики, а натолкнулись на такое безобразие. Как уж водится, те кто изымал, сами попробовали изъятого. Знакомых угостили, а отчего бы и не ширнуться если на халяву. Короче, понюхали и ау.

Когда спохватились, проверили, что там у покойников осталось. Профессионалы проверяли, а им можно верить. Оказалось, это то самое вещество, которым в Лондоне в 1978 году был убит болгарский диссидент Георгий Марков. Что вы! Громкое, нашумевшее убийство. Вот тогда все и ахнули. Забегали. Засуетились. Одну лаборантку даже за халатность с работы сняли.

Вспомнили, что при применение рицина смерть от его вдыхания наступает через 7-8 дней. Сопоставили с теми данными которые имелись по имеющимся трупам. Точно. Семь-восемь дней. Правда, Марков умер через четыре дня, но он не вдыхал, его укололи зонтиком, в который был вмонтирован шприц. Придумают же такое?

На первой стадии, этот яд (его получаемый из семян растительной клещевины, а ее в свою очередь выращивают для получения касторового масла) не требует серьезной химической очистки и сравнительно просто вырабатывается в небольших количествах. Достаточно двух небольших комнат для создания кустарного производства и все, разворачивай свой бизнес. Потом хочешь сам нюхай, а нет, так угощай иноверцев и недоброжелателей. Это-то и пугало.

Все следы по производству этого яда в кустарных, читай домашних условиях, вели в район нынешней дислокации вооруженных сил Легиона. Где-то здесь находились мобильные биологические лаборатории. Разведка и донесения местного населения указывали на примерный район нахождения этой беды. Сейчас следовало скоренько высадиться, быстренько пострелять по сторонам, подорвать собственно сами производственные помещения и уничтожить оборудование. Плевое, что говориться дело. С малюсенькой оговоркой. Постараться в собственных интересах, рицин не вдыхать и уж тем более, зонтиком не колоться.

* * *

Подготовку к операции по уничтожению сверхсекретного предприятия по производству рицина прервала команда “в ружье” и выезд на место боя подразделения, в котором кроме Пирогова был убит или ранен, а может и пленен, еще и Колюня Рысак. Это надо было выяснить на месте.

Очень эта команда понравилась и даже чем-то обрадовала легионеров. Несмотря на то, что все устали как собаки, но можно было не одевать противный противогаз и на время избавиться от мучений.

Уже через десять минут, цинки с патронами в машину побросали, гранатами запаслись и рванули.

Смешанное, двойственное чувство охватило Стива. Раньше убивать не приходилось, а сейчас по-видимому придется. Обстановка предполагала огневое столкновение с превосходящими силами противника. Ну, ужо мы им покажем...

С другой сторону, могут и тебя подстрелить. А что, грохнет рядом - и нет семейного любимца. Опять же нарушение религиозного постулата - Не убий. Как же не хотелось думать об этом, а уж как не хотелось убивать, просто слов не было. Он украдкой посмотрел на сидящего рядом Алексея. Тот, каким-то особым чутьем всегда догадывался о чем он думает. Алексей спал.

В дороге им объяснили, что на мирно двигавшийся конвой легионеров, возвращавшийся после зачистки территории от бандитов, было совершенно нападение, бессмысленное и жестокое, как и все, что делают бандиты. Об этом в штаб легиона успел сообщить один из офицеров. Связь с ними резко прервалась. Больше подробностей не было. Ждать расшифровки донесений со спутников, терять время. Выяснять более детальные подробности придется на месте нападения на миролюбивых солдат несущих жителям этих мест мир, процветание и надежду.

Прибыв на место, обнаружили только сожженные машины, несколько обгоревших трупов и огромную воронку с разбросанными в радиусе двухсот метров человеческими останками. Очень этот вид не понравился командованию.

В округе стоял кислый запах взрывчатки и горелого мяса. Поковырявшись в воронке и осмотревшись по сторонам, к правильным выводам не пришли. Остались ли живые? Где оставшаяся техника? Куда все это отогнали и попрятали? Чем больше смотрели, тем больше возникало вопросов. Решили поплотнее поработать с местным населением, в первую очередь для того, чтобы растопить холодок отчуждения возникший во взаимоотношениях с ним, и только во-вторую, чтобы найти у него необходимые ответы на вопросы.

Местная агентура, подобно местному населению была, как и всюду жадная и ленивая. Руку дружбы первыми не тянули. За идею не работали. Добровольно на односторонний контакт не шли. Прежде чем слово из него выдавишь, приходилось основательно попотеть и прикладом, и сапогом.

Позже, устав от бесплодных попыток выяснить обстановку методом “выдавить”, стали платить небольшие деньги и начало получаться. И так с каждым осведомителем, на роль которого брали любого подвернувшегося под легионерскую руку. Стрижка кота получалось - визгу много, а шерсти клок, да и та некондиционная. Худо-бедно, но через полчаса уже знали, кто напал и куда увезли пленных.

Когда подъезжали к нужному месту и уже взяли оружие на изготовку, удивились стрельбе и хаотичным взрывам доносящимся с конечного места их кратковременной командировки. Оказывается там уже шел кровавый и беспощадный бой, за право грабить награбленной, как объяснили бы политработники, если бы их ввели в кадровый состав части. К сожалению, их не было, приходилось до всего добираться при помощи собственного ума.

Командиры легиона пришли к правильному решению: наши передовые части и без этого понесли большие потери. Не снижая боеготовности посидим пока в машинах и издали послушаем музыку сражения, т.е. чтобы не оказаться между двух огней, маленько подождем пока одна сторона, поубивает другую и одержит блистательную победу над врагом.

Когда белые фигуры, беспрерывно атакуя, обрели преимущество на всех направлениях. Черному королю матом сообщили о том, что его позиция провальна и партии конец. После этого и вмешались в межплеменной конфликт интересов.

* * *

Огневого столкновения с победителями фактически не было, так, легко стрельнули для острастки и предупреждения, да по-арабски в матюгальник рявкнули пару идеологически-правильных и ласковых слов. После этого скоренько выяснилось, что нападавшие были союзниками, а конкретнее из той самой этнически обособленной банды, которая и наняла легионеров для участия в войне на их стороне. Поэтому все прошло мирно и спокойно.

Что-то все таки оберегало Стива от того, чтобы познать страшное несчастье - убийство человека. Вся его человеческая природа была против этого и пока, высшие силы хранили его от такого познания. Все складывалось удачно. И вроде, как в боевых действиях участвовал, и убивать пока не пришлось. В трусости его никто не сможет обвинить. В молодые годы этому вопросу уделяется большое значение.

Хотя, по большому счету, именно мнение большинства его меньше всего интересовало. Почитав исторические книжки он убедился, что это мнение всегда было неверным, в основном из-за первых порывов души, которые позже перерастали в бунт и правительственные беспорядки... Хотя при чем здесь все это? Сейчас необходимо прояснить судьбу оставшихся в живых легионеров.

Попросили союзников выяснить, были ли здесь пленные и где они? Как же они радостно согласились. С каким неподдельным желанием бросились выполнять эту простую просьбу. Еще бы, им их белые союзники, не просто разрешили, а попросили, с применением местных особенностей задавать вопросы, расспросить своих врагов о разных пустяках. А они в начале испугались, что тех несколько человек, оставшихся в живых у них заберут в белый плен. Будут их там кормить, поить. А когда они вернуться домой, будут на всех местных базарах смеяться над белыми и над ними...

К их большой радости этого не случилось.

Когда победители стали интересоваться у плененных соседей тем, что интересовало легионеров, последним пришлось отводить глаза в сторону и с позорной поспешностью покидать помещение. Такие зверства, хотя и среди них были люди с явными проявлениями садистских наклонностей, солдаты легиона видеть не могли.

* * *

Когда информация о пленных была получена в полном объеме. По указанным следам и зарубкам, сперва нашли Рысака, заваленного мусором и крестьянским инвентарем, а позже Пирогова. Оба были без сознания. Чуть позже, когда Алексей склонился над Пироговым и приложив ухо к его груди, попытался выяснить жив он или нет, тот открыл глаза, ничуть не удивился виду Алексея и что-то яростно зашептал ему, схватил рукой за отворот фирменной курточки. После опять потерял сознание.

- Он тебе угрожал? - спросил Сергей. - Он тебе мамой клялся, что отомстит?

- Да нет, по моему благодарил. Приз какой-то себе требовал, - неуверенно ответил Алексей и задумчиво продолжил. - Странное чувство у меня, от нас, от славян. Он тебя хотел изничтожить, Рысака также собирался на корм ракам отправить... А вот видишь, как все получилось... Из того, что местные нукеры нам пересказали, он-то Николку, не только спас от смерти, но и перевязал, и даже зачем-то глиной обмазал.

Сергей был меньше настроен на лирику и связанную с нею особенностью национальных черт характера. Поэтому открывая дискуссию довольно безапелляционно заявил:

“Почувствовал, убийца, свою выгоду. Оттого и глиной мазал...”

- Ты зол на санитара, поэтому не хочешь обращать внимание на его благородные поступки, - принимая вызов дискуссанта, отпарировал Алексей. - А злость, капрал... Она закрывает когтистой лапой твои глаза и не всегда помогает верно разобраться в жизненной ситуации...

Пока они обсуждали особенности национального характера, прибыли вертолеты. Обоих раненных подняв на носилки, отнесли на борт. Коля Рысак, обмазанный толстым слоем глины, с торчащими из нее разнообразными предметами, был очень тяжел. Но не бросишь раненного коллегу, тем более до вертолета не так и далеко нести оказалось. Разместили его по старой дружбе, у окна. Для находящегося в “полной несознанке” бойца, возможно это было и неважно, но не о нем речь. Важно для тех, кто это делал. Хоть что-то для него полезное сделали и то приятно.

Мертвых легионеров, которых арабы захватили с места взрыва, для обмена на своих живых, загрузили в другой вертолет. Там уже особо не церемонились, складывали как придется... Многие были с оторванными конечностями, неузнаваемо изуродованными взрывом лицами. Грязные, закопченные, с вывернутыми наружу внутренностями. Чтобы всех этих ужасов не было видно. Легион всегда имел в запасе большое количество специальных мешков закрывающихся на молнию. Именно в них и складывались останки молодых ребят, которые в виде закрытых мешков загружались в вертолет.

Траурно и протяжно загремели перегревшиеся на солнце вертолетные двигатели. Яростно вздымая клубы черной пыли, завертелись лопасти пропеллеров. “Двухсотый груз” - мертвые и “сотый груз” - раненные, отправились прямо в небо. Через минуту все стихло. Ветер быстро разогнал поднявшийся столб пыли.

Было только слышно, как за стенами дома, в котором и разворачивались события сегодняшнего дня, протяжно и долго, от невыносимой боли осипло кричали соседи и бывшие друзья. Свои же соплеменники, арабы, люди из соседних поселков, иногда даже связанные родственными узами, с наслаждением продолжали мучить своих земляков, не давая им спокойно умереть. При чем свои действия они объясняли просто и без затей. Если бы они попались в плен к тем, у кого вырезав язык, сейчас выкалывали глаза и отрезали мужские принадлежности, с ними проделали бы то же самое...

Скверная штука гражданская война. Пройдет немного времени и будет забыта причина раздора, из-за чего собственно конфликт разгорелся, а враждовать будут еще десятки и сотни лет. Много крови было пролито, еще больше прольется в будущем.

Нет, слушать эти страшные крики становилось не возможно. Конечно необходимо было вмешаться и прекратить эти дикие безобразия. Но здесь была одна интересная особенность. С позиции цивилизованных и образованных людей, к происходящему следовало относиться, как к событиям в дикой природе, смотреть смотри, как львицы грызут буйвола, но вмешиваться ни-ни.., не смей и не моги... Вмешаешься, все испортишь. Нарушишь природный баланс и естественный отбор. Только хуже будет.

Пусть все идет как и шло за сотни лет до того, как сюда вторгся белый человек, сверх меры загруженный идеалами добра и любви.

* * *

Больше делать было нечего. Раненных и убитых нашли и отправили в т. н. тыл. Под усталыми, но довольными взглядами местных победителей, забрали свой автотранспорт, сами загрузились и отправились восвояси.

Если бы племя победителей, еще пару минут назад толпившиеся там, где пленных резали на куски и растягивали на импровизированной дыбе, не удовлетворили свои кровожадные инстинкты, то возможно просто так, они свои трофеи взятые в бою и не отдали бы. Однако, до краев напитавшись видом мучений своих врагов, они отпустили легионеров восвояси. А те, после всего увиденного, чему они были непосредственными свидетелями, хорошо, что не участниками, покидали это место с тяжелым чувством. Видели они, что оставались еще плененные женщины и дети, в чьем присутствии все эти зверства творились. Что с ними будут делать после их отъезда, даже думать не хотелось.

Двигались молча. Все увиденное не вязалось с теми рекламными глянцево-выставочными плакатами призывающими служить в легионе, хотя бы для того, чтобы бесплатно увидеть весь мир. За всех говорить сложно, но то, что увидели Алексей со Стивом, им обоим очень не понравилось.

От стыда за участие в этой кровавой резне, они старались не смотреть друг на друга. У обоих было абсолютно одинаковое чувство, как будто они вымазались в таком дерьме от которого им уже ни когда не удастся отмыться. Чтобы хоть как-то сгладить чувство вины и стыда, им хотелось поскорей принять участие в операции по уничтожению химического производства. К чему, собственно говоря их и готовили все последнее время .

Прибыв к месту расположения. Не заходя на ужин. Алексей со Сергеем пошли навестить раненных. Которых поместили в некое подобие госпиталя. Оба по-прежнему находились без сознания. Постояли, издали посмотрели. Одновременно вздохнув, пошли накачиваться углеводами, жирами и прочей пищей. При чем, сразу в столовую, даже не заходя на помывку. Война войной, а кушать хочется даже после жаркого и утомительного дня. Правда, кто-то слышал, что на гражданке, есть такие люди у которых отсутствует аппетит. Врут наверное? Так как даже представить себе такое, можно только в нездоровом состоянии.

Но на этот раз, по указанным выше дерьмовым причинам, к удивлению обоих, кусок в горло упорно не лез. Помог Кшиштоф Анальский. Он где-то дернул пол-литра технического спирта и только распив эту поллитровку, немного полегчало. Уныло поковыряв вилками в еде, оба поняли, что сегодня удовольствия от поедания продуктов питания достигнуто не будет и отправились спать.

Дальнейшая служба и участие в подобного рода операциях, из нормальных психически устойчивых личностей, готовила спившихся алкоголиков. Да потому, что только спиртным и можно было глушить и заливать свое непротивление творившемуся злу. Хотя, нет. Есть еще наркотики, но с этим успокоительным средством одна беда. Доза растет, а здоровья ее переваривать постоянно не хватает. Приходиться уже без желания глушануть совесть, загибаться от передозировки. С такими мыслями приходилось засыпать, ворочаясь с боку на бок в поисках нормальной позы.

* * *

Утро принесло новые события. Прибыл борт и двоих тяжелораненых отправили в стационарный госпиталь. Перед их отправкой, с ними удалось повидаться и попрощаться. Нашли время, упросили капитана отпустить их с занятий.

Носилки с ранеными они провожали до самого трапа вертолета. Поговорили с медициной. Как дела у наших друзей? Как они себя чувствуют. Ожидает ли их временное успокоение от бесконечной суеты мира? Может им чего надо? За сгущенкой сбегать или там печенья, какого-нибудь в пакет с яблоками положить?

Доктор замявшись сказал, что у его подчиненного, санитара Пирогова поднялась температура и с раненной рукой не все в порядке. Но все это произошло не от недосмотра или плохого ухода, а явилось последствием тяжелого ранения и попадания в рану арабской инфекции. Другого раненного по имени Стас Терминатор, им известного больше под именем Коля Рысак, по прежнему больше всего интересовал полный покой. Но хоть руку на прощание каждому пожали и то хорошо.

Если Колян смотрел только когда ему приоткрывали руками глаза и то морщился от света, то Пирогов более реально вглядывался в происходящее и провожавших узнал. А почему он не должен был это делать? Говорили с ним ласково, смотрели с сочувствием.

- Ты, товарищ санитар, держись. Мы за тебя волнуемся, - как-то даже виновато произнес Алексей на прощание. - Если чего надо будет, пиши не стесняйся. Мы вот с Багом собрали тебе, да Стасу деньжат. Мало конечно, но что смогли...

Он положил ему под подушку конверт и поправил простынку, которой тот был накрыт.

- Спасибо тебе, - еле разлепил губы Пирогов. - Не забывай, что я тебе обещал.

- Ладно тебе, - смущенно пробормотал Гусаров. - Еще увидимся и обсудим, наше житье-бытье...

- Держись, санитар, - пробурчал в свою очередь Сергей. - Когда Терминатор придет в себя, передавай ему наш с Дюком пламенный привет. Обязательно напиши, что и как...

Глядя на то, как улетают вертолеты, Сергей подавив тяжелый вздох опять с облегчением подумал, что и на этот раз при раздаче карт, судьба обнесла его необходимостью убивать себе подобных. Боевая разминка закончилась вполне удачно. Хотя, как для кого? Двадцать четыре цинковых ящиков отправляется во Францию. И с этой стороны провидение пока его хранит от неприятностей...

К нему все острее приходило понимание, что в один из моментов, когда будешь стоять перед выбором или ты первым убьешь или тебя убьют, придется принимать решение и стрелять первым... Или ножом... Или саперной лопаткой? Но убить. Уж кто-кто, а он знал, как легко лишить человека жизни. Ткнул ему заученным до автоматизма движением в область головы и нет человека. Вот только в теории все просто, а как потом с этим жить?

Ох, как же не хотелось даже самому себе признаваться в собственной глупости. Метания и поиски своего места в искусстве артистической, художественной натуры закончились в солдаткой казарме, с четко поставленной дилеммой: убивать самому или быть убитым? Но, что поделаешь? Сам загнал себя в угол, сам из него хотя бы пытайся выбраться. А мамы рядом нет. Уткнуться в плечо и рассказать, все-все, некому. Рядом только всёпонимающий ироничный Алексей. Но он помочь в данной момент ни чем не может. Да и как это будет выглядеть? Ведь он точно в такой же ситуации...

- Пора спросить у себя, не за что мне это испытание, а для чего? Для чего высший разум ниспослал мне это? - напускал на себя мистическо-религиозного тумана Сергуня. Он пытался разобраться в процессах наступившего духовного созревания, так как то, что раньше с ним было, совсем не являлось им, а было просто биологическим взрослением.

* * *

Если бы у военных было достаточно свободного времени для просторных мыслей, много бы от этого случилось непоправимого несчастья. И так нет-нет, а получив письмо от лучшего друга о свадьбе с его невестой, истосковавшийся без любви, пулю себе в лоб засадит. А если бы еще и времени было для мыслей больше, вообще бы через одного себя постреляли. У каждого ж свой огнестрельный аппарат и патронов немеренно. Но в том-то и состоит прелесть военной службы, что или траншею копаешь, или на плацу разучиваешь оружейные приемы и оттачиваешь парадный, с оттяжкой и блеском шаг. Времени только перед отбоем и остается, что на групповой онанизм с мазохизмом.

Ни у Сергея, ни у Алексея времени на разные глупые мысли не то, что не хватало, его вообще не было. Усилиями профессиональных психологов и обычных строевых командиров, эта абстрактная субстанция была столь плотно спрессована, что казалось его количество сосредоточено в одной невидимой точке. Наступало утро, за ним тут же приходил вечер и снова утро.

Единственное, что они успевали делать для себя, это оттачивать один у другого разнообразные языковые особенности. Правда здесь были свои легионерские особенности. Это обучение шло в направлении изучения и познания ненормативной лексики. Материал лингвистических упражнений, великолепно усваивался на марше, при команде “одеть костюмы химзащиты” или столовой. А вот перед сном, даже материться сил не было. Засыпали мгновенно. Снов с криками и недержанием мочи не было... Спать надо, а не постель заливать.

* * *

Через четыре дня, в очень приподнятой атмосфере предстоящего праздника, бойцам было сказано, что пора в путь-дорогу.. Перед этим, теряя сознание и проклиная все на свете, ползая в пустыне, да на солнышке, да в глухом костюмчике химической защиты, учились работать в зараженной отравляющими веществами и бактериологическим оружием местности, и помещении.

Командиры, посмотрев на то, что еще пору дней базовых тренировок и все без химии преждевременно лягут, посчитали сводный спецотряд, готовым к выполнению задания по уничтожению ядовитого, рицинового гнезда и стали снабжать легионеров последними наставлениями.

У сгруппировавшихся в тени большой палатки бойцов, от усталости сил не осталось даже головой кивать. Как прибывший профессор-химик не призывал беречься от контактов с разными шлангами и непонятными емкостями, его все равно никто не слушал. Все наслаждались покоем и тенью. О том, что ночью начнется заваруха никто и не думал.

Солдатский контингент, путем целенаправленных и методичных усилий командования по выпариванию и выжиганию на солнце мозгов, был превращен в готовую боеспособную единицу, способную выполнять любые приказы командиров.

* * *

Начало операции было назначено на сегодняшнюю ночь. Спешка объяснялась тем, что по сведениям разведки завтра всю эту ядовитую лабуду повезут в неизвестном направлении. И в какой вентиляции, какого метро или небоскреба это вынырнет и тихо зашипит, тяжело себе даже было представить.

Сказать, что настроение было бодрое, это ничего не сказать. Личному составу было громогласно обещано после операции, если все будет удачно, возвращение в милую и добрую, дорогую и любимую Францию. Туда где есть настоящие выходные. Где можно не бояться в любую минуту быть застреленным снайпером или подорванным на мине. Да просто, где есть женщины, а не замотанные в черное манекены.

Как после таких берущих за душу слов, быстренько не сбегать в атаку и не решить возникшие плевые проблемы.

Алексей воин бывалый, прошедший и горную, и дикую таежную подготовку. Для участия в рейде готовился основательно с оглядкой на разные непредвиденные обстоятельства. Сергей глядя на него, только удивлялся и посмеивался, зачем человеку отправляющемуся на пару часов в пустыню, все эти бесполезные вещи? Алексей не комментируя свои действия был сосредоточен как никогда.

- Сейчас только остается запомнить, что куда положил и все, можно отдыхать перед полетом, - он похлопал себя по карманам и карманчикам.

После сказанного, стал снова все выкладывать и складывать. Оказывается война дело сложное. В одном Алексей был твердо уверен. Если ребята подбирались нормальные, психопатов и паникеров среди них не было, то и воевать приходилось без потерь и малой кровью.

* * *

Сегодня в смертях во время боевых действий в основном виноваты водка и стоящая после нее глупость с дурью. А две главные русские беды, дураки и дороги, это уже для внутреннего, мирного употребления. Хотя последствия от них бывают гораздо серьезнее, чем от небольших локальных войн. Однако дело это внутреннее и для постороннего вмешательства не предназначенное. Сами разберемся.



Глава 21
АЛЕКСЕЙ и СЕРГЕЙ
СПАСЕНИЕ ПУСТЫНЕЙ

После полуночи три борта вертолетов, загруженных по самую горловину начали прогрев двигателей. Через несколько минут, покачав бортами и мягко тряхнув днищем, они были в воздухе. Удобно разместившись на узких металлических скамейках, невыспавшаяся спецгруппа, отправилась в рициновое логово врага. Летели достаточно долго, около часа.

При подлете к заданной цели удивление Сергея Платонова была выражено в горловом клекоте, которым они продолжали общаться с Алексеем. Этот клекот только для него и предназначался. Кому другому так пощелкай, так он пожалуй обидится и отодвинется подальше, покрутив пальцами у виска.

- В чем дело? - переспросил его озабоченный Гусаров. - Живот схватило? Придется потерпеть.

Сергей кивнул в иллюминатор. Алексей только крякнул от того, что представилось его взору.

Перед ними в полной красе, как на торжественном построении для генеральского смотра, стояли освещенные со всех сторон нефтяные вышки. И было их огромное количество, тем более в ночное время. Красиво стояли. Величаво. Особенно этим строем должен был гордиться тот, кто владел всем этим богатством...

Другие спецсолдаты также заинтересовались открывающимся промышленным пейзажем... Бывший грузинский ботаник, а ныне снайпер-надомник Гурам Фурия, невежливо толкнул капитана в бок, требуя пояснений тому, что видели все.

Поднявшийся со своего места, командир их спецгруппы толково объяснил, что нефтяные вышки это только прикрытие того, что здесь на самом деле твориться. Говорил неуверенно и неубедительно. Чувствовалось, что для него самого полной неожиданностью явился колосящееся нефтяное поле во всей его красе.

Однако в присутствии подчиненных, согласно уставных положений, чувство уверенности его не покидало. И уж тем более, он не мог сомневаться в правильности полученного от вышестоящего командования приказа или подвергать сомнению мнение мирового сообщества. Раз сказано, что здесь должен быть рицин, значит, так тому и быть. А вышки, нефть, развернутая производственная и ремонтная база, это... Несущественные детали досадного недоразумения.

Но на этом новости и открытия для Сергея не закончились. Все от туда же, с воздуха он увидел на огромном подсвеченном прожекторами красочном панно свою фамилию. Это было так невероятно, что ему пришлось убеждать себя в том, что Платоновы это достаточно распространенная в мире фамилия. Как, скажем, Винздоры или Романовы. Поэтому ничего удивительного в этом быть не может. Мы же не удивляемся, когда видим на каждом углу, какого угодно города, да, что города, любого захолустья, фамилию Макдональда, одного из основателей и лидеров английской Лейбористской партии. Поэтому и здесь совершенно нечему удивляться.

Вертолет, чтобы не испортить себе винты и не очутиться в аварийной ситуации, сел чуть поодаль от нефтяных монстров. При чем первый вертолет, где гремели амуницией Сергей, Алексей и другие солдатики, сел сразу, а два других стали кружиться над нефтяным полем, прикрывая спустившихся.

Когда десантники вылезли из своей вертушки, на пахнувший жар пустыни они даже внимания не обратили.

Спросите почему?

От неожиданности...

В честь прибытия, специально созданный комитет по их торжественной встрече, устроил салют...

Оба вертолета, прикрывавших их посадку с воздуха, были сбиты у них на глазах ракетами из переносных зенитно-ракетных комплексов. Те ребята, которые находились в середине винтокрылых птиц, сгорели заживо прямо в воздухе

Шок был ужасный. Надо было что-то командовать. Их командир растерянно, но все тем же бравым голосом тоненько закричал: “В атаку! За мной!” Судя по услышанному резкому дисканту всем рядом стоящим с ним легионерам показалось, что в бою он превратился в кастрата. Таким высоким стал его голос.

Кричал он по-французски, а основную публику, вооруженную автоматическим оружием этот язык, бегать куда не попадя, вообще-то не убеждал. Поэтому никто и не последовал его примеру. Тем более, было не ясно, куда бежать и зачем?

Прятаться или в самом деле в атаку?

Мощные прожектора подсветили место их посадки великолепно. Было светло, как днем. Коварный враг считая, что уничтожение наемников это “fair play” (благородная игра), на время затаился.

* * *

На земле догорали вертолеты с останками легионеров. О том, что кто-то из находящихся там выжил, не могло быть и речи. Еще в воздухе, при попадании реактивных снарядов в бак с горючим все начало гореть и взрываться. Земли коснулись только горящие факела. И даже после падения, на земле продолжали взрываться дополнительные топливные баки, ручные гранаты и снаряды к подствольным гранатометам. Всем этим вертушки были загружены основательно.

Шуму и неразберихи хватало вполне.

Первые минуты было непонятно, это в их сторону прицельно жарит пулемет или в горящих вертолетах во всю разгулялись цинки с патронами?

Запаниковал их командир, забегал. Оказывается, ему-то, молодому мозамбикскому парню, умирать не хотелось больше всех. Он заполошливо закричал поднимая в верх руки: “Отступаем!” И тут же подтвердил свое намерение отступать тем, что дал команду всем загружаться обратно в вертолет и улетать.

* * *

По всему было видно, что их здесь уже ждали давно и готовились к этому событию основательно.

Вертолеты горели жерстко, похрустывая взрывающимися боеприпасами. Рядом с горящими машинами, мощные агрегаты продолжали качать нефть.

Людей видно не было. Никто из невидимых противников затаившихся в темноте, особой суеты не проявлял и желания перестрелять их, прекрасно освещенных не выказывал.

От этого было еще страшнее, еще неприятнее. Отсюда и возникшая паника и суета.

Сергей поддался общему порыву и дернулся вместе со всей ломящейся в вертолет толпой. Но, что-то в толпе его отвлекло, приостановило.

Он оглянулся на знакомый клекот.

Алексей находясь в самой гуще толпы, штурмующей борт вертушки, пытался остановить рвущихся туда людей. Ему под руку попался заползающий в брюхо винтокрылой машины командир спецгруппы.

- Капитан, не делай этого, все погибнем, - схватив за грудки он тряс его увесистое тело так, что у того только голова тряслась из стороны в строну. - Одумайся, идиот, предатель... У них “Стингеры”, они собьют нас в два счета. Сука блядская... Пожалей ребят...

Но тот, не обращая внимания ни на крик Алексея, ни на полученные от него оплеухи, отрывал от себя его цепкие пальцы и истошно кричал: “Все на борт. Все на борт... Улетаем...”

Командир вертушки, уже запустил двигатели. Их шум заглушал голос Алексея. Он отбросив от себя капитана, стал ловить десантников и стаскивать их с борта, при этом, чтобы они его в горячке не подстрелили, изо всех сил кричал:

“У них “Стингеры”. У них “Стингеры...”

Сергей понял, что от него хочет Алексей и уже оказывал ему самое непосредственное участие в том, чтобы не подпустить людей к вертолету, также отбрасывал рвущихся упрямцев от борта и стаскивая их с него.

Плохо когда в плохо организованном бою есть паникеры. Еще хуже, когда инициатором паники выступал непосредственно сам командир, это была полная катастрофа. Капитан на карачках вскарабкался на борт и тыча летчику в ухо стволом пистолета орал: “Взлетай, это приказ... Застрелю...”

Двигатели заработали бойче, машина качнулась и резкими рывками стала набирать высоту. Оставшиеся, “благодаря” усилиям Алексея и Сергея с горечью провожали глазами улетающий аппарат, уносящий призрачную надежду остаться у в живых.

В воздухе незримо, но очень отчетливо появилось ощущение недовольства действиями двух капралов. Явно слышалось громкие, неприятные звуки, снятия автоматов с предохранителей. После этого должно было начаться выцеливание груди Алексея, в качестве мишени для смертоубийства и дальнейшего глумления над трупом... Когда откуда-то справа, раздался мощный взрыв. Небо осветила яркая, резкая вспышка и вертолет, в совершенно черном небе, огромным полыхающим шаром с догорающим, как у кометы хвостом, стал падать на землю.

* * *

Алексей стараясь не обращать внимание на направленные в его сторону стволы. Только и успел скомандовать “за мной”. И рванул в противоположную от взорванного вертолета сторону.

Оставшиеся в живых бесформенной толпой побежали вслед за ним в спасительную темноту. Все еще не отойдя от постигшей череды несчастий, пригибаясь и падая, они пытались поскорее выйти из освещенной зоны обстрела и уйти из зоны визуального охвата приборов ночного видения.

Враг явно не ожидал такой прыти от группы оставшихся на земле, для него было неприятной неожиданностью видеть, как убегаю трофеи и пленные. А это, как не крути, живые деньги. И они убегают?

В сторону бегущих был открыт ураганный огонь. Подствольные минометы лупили своими гадкими, чмокающими штучками так, что на какое-то время пришлось залечь. Быстро осмотрелись.

Несколько человек было убито, несколько ранено. Все они, включая и живых, лежали на совершенно ровной, голой поверхности.

- Если мы здесь останемся до рассвета они нас перебьют, как тараканов на кухне. Живого места от нас не останется , это я вам обещаю.

Тяжело дыша проговорил Алексей, пытаясь восстановить дыхание и определиться с тем, сколько осталось лежащих вокруг него живых.

- Поэтому, по моей команде, вскакиваем и бежим, как можно быстрее и дальше. Путаем следы и в глубине вражеской территории занимаем круговую оборону.

- Пока не жарко, тем более без химзащиты, можно и побегать - поддержал его лежащий рядом, обычно немногословный Кшиштоф.

- Внимание, - Гусаров явно взял на себя функции командира. - Все видели, что они делают с пленными, когда мы спасали Рысака с санитаром?

- Видели, - зло проговорил, кто-то лежащий сзади и дальше на одном из славянских языков мудрено выругался.

- Тем кто не видел, - Алексей чувствовал, что его внимательно слушают. - Рекомендую держать наготове гранату...

- Зачем? - тяжело дыша переспросил кто-то из лежащих.

- Для души, - зло бросил в сторону Гусаров. - Когда она под рукой, не так страшно попадаться к ним живым в плен.

- Может еще все обойдется? - спросил все тот же голос.

Алексей на это не ответил, как будто не услышав вопроса, стараясь восстановить дыхание продолжил свою мысль.

- ...Итак, по моей команде бросаем в сторону прожекторов каждый по гранате, создаем пылевую завесу и... Молитесь богам и своим ногам. Сейчас в них ваше спасение, жизнь и много, много пива, - говоря все это он сам достал гранату и дальше командовал в полголоса. - Сорвали чеку, по команде “три” бросаем и бежим. Раз... Два... Три...

Все стали в беспорядке швырять боезапас. Хоть ни одна из брошенных гранат не упала бомбистам под ноги и на том спасибо. Прозвучало шесть взрывов..

Когда взрывы отгремели, а осколки полетели куда им и положено. Алексей скомандовал: “Пошли...”

Лежащие поднялись и неорганизованным гуртом побежали... Затопали ногами... Запыхтели.

За их спинам раздались слабые недовольные крики. После чего были включены дополнительные мощные прожекторы. Загавкали длинными очередями, залились в неимоверной злобе вражеские пулеметы. Но поднятая гранатами пыль держалась в воздухе. Это пока спасало бегущих.

Бежать в кромешной тьме, да еще имея у себя на теле пару десятков килограммом дополнительного груза было обременительно. Алексей на ходу уже больше для порядка издавал придуманные и разученные со Стивом звуки. Поэтому Сергей уверенно держался рядом с ним. Старался не отставать. Во время бега они страховали и прикрывали друг друга. Получалось довольно слаженно.

Кто-то падал но тут же вставал. Кто-то из бегущих цеплялся за собственные ноги. У кого-то по ходу движения возникала проблема “плохого танцора”...

Один вскрикнул... Другой споткнулся... Отстал и упал.

Останавливаться вслед за упавшими и участливо у них интересоваться случившимся, времени не было, так как автоматно-пулеметная пальба в их сторону, хоть и была достаточно хаотична, но уж больно много трассирующих и разрывных пуль, плотно крутились над головами и между ног бегущих.

Бегуны напоминали спринтеров на спортивных состязаниях. Где подвыпивший судья-стартер, зарядил свой стартовый пистолет боевыми патронами и развлекает собравшихся болельщиков тем, что пуляет по ногам отстающих спортсменов.

Когда они почувствовали, что ноги стали увязать в песке, а они бегут в гору, на верх, вздохнули посвободнее. Было похоже, что из зоны обстрела удалось выскочить.

Песчаный бархан оказался достаточно пологим и невысоким. Они сбежали с него и утопая в песке, упрямо разгребая и разбрасывая ногами это препятствие, уходили из под обстрела и возможного преследования. Воздух еще был пропитан ночью, но серая дымка наступающего утра, легкой и нежной патиной, уже начала разбавлять непроглядную темень.

* * *

Сил бежать уже не было давным-давно. Однако вынужденные спортсмены где-то их находили и продолжали движение. Второе дыхание открылось, что ли? В такт топающим ногам и свистящему дыханию, в бегунах все время боролись и находили общий язык противоположности классического, полярного толка. Во-первых, очень хотелось жить и во-вторых, в дополнение к этому, совершенно не хотелось умирать.

Два идентичных желания, да еще и страх, (конечно, не хотелось об этом думать, бахвальство присутствовало даже сейчас, но самый обычный человеческий страх был очень хорошим помощником для быстрого бега), гнал вперед и находил в организмах здоровых мужчин, те необходимые силы и возможности, которые заставляли организм двигаться вперед.

Оглянувшись через некоторое время, Алексей к своему удивлению увидел, что сквозь туман подступающего утра, они бегут только вдвоем с Сергеем. Куда подевались остальные бегуны, думать не хотелось. Можно было развернуться и сбегать поискать их, но на голом, каменистом пространстве. Но это было равносильно смерти. Такие решения даются тяжело. Слишком вероятна возможность того, что до конца своих дней будешь винить себя в том, что не сходил на поиски пропавших и не погиб вместе с ними.

Больше всего ему было жалко курца и выпивоху, оказавшегося классным парнем - Кшиштофа Анальского. Самое обидное все время казалось, что он рядом, а на самом деле возможно он забрался в вертолет и отправился вместе с другими в свой последний полет. Хотя нет когда залегли, Алексей отчетливо слышал его голос.

- Не отставай, пехота...

Крикнул он на ходу, продолжая свой быстрый, координированный бег.

Сергей бежал все тяжелее, пока не стал заваливаться на бок и окончательно не свалился.

На этот раз Гусарову пришлось остановиться.

- Что у тебя? - с каким-то остервенением и злостью на упавшего спросил он.

- Похоже зацепило, - Сергей говорил прерывисто старясь не кривиться от боли. - Между створками жилета.

- Двигаться можешь? - что бы не потерять ритм, Алексей продолжал имитировать бег на месте.

- Больно, - честно признался Сергей, мужественно закусывая губу.

- Так, привал.

Резко останавливаясь, сам себе приказал Алексей. Склонившись над Сергеем, потребовал. - Показывай.

Сергей сбросил жилет. Алексей подсветил фонариком в виде авторучки. Всмотревшись нахмурился и стал комментировать осмотр.

- Здоровые, вы все-таки художники, парни. Бегать по пустыне в тяжелом бронежилете, это ж сколько следует иметь сил в организме...

Он оторвал прилипший и окровавленный край майки от тела и повыше приподнял некое подобие маскировочной рубахи.

- Так, что тут у вас, досточтимый сэр. Пуля прошила бронежилет насквозь. Вместе с ним и брюшину слева. Ранение сквозное. Наверное у смертоносной пули был стальной наконечник. Она хотела вас, сударь, убить, но на тридцать сантиметров дала отклонение. Повезло.

Алексей начинал заговаривать раненому зубы, а Сергей, слушая анатома-экскурсовода, пытался, скривив от боли губы, тоже заглянуть туда, где было много интересного. Раньше на теле имелись только синяки и ссадины, а теперь вот и сквозное ранение бронежилета. Все бы было нормально и за порчу военного снаряжения, можно было не волноваться... Но незадача... Бронек был одет на тело.

- Делаем укол.

Продолжал осмотр и комментарий Алексей:

- Смотри, кудрявый, трачу на тебя цельный тюбик-шприц... С тебя, пиво...

С этими словами, он пробил брючину спецштанов, вколол Серёге толстенную иглу в бедро и ввел своего рода “коктейль легионера”. О, это довольно интересная штучка-дрючка...

В состав “коктейля” входит много всяких лекарств, в том числе и болеутоляющее и общеукрепляющее.

Интернационал наркоманов попробовав, зауважал такие “шприцы-ампулы” за простоту обращения и легкость освоения. Не надо было буравить вену, лупи прямо в мышцу и все. Кайф получишь стойкий, заодно с лекарством и прививками от кори и коклюша. Хотя, брали все же из-за кайфа и главной особенности, у плесени плотно и безнадежно висящих на игле, препарат, якобы снимал ломку.

Алексей же делал укол, не для снятия ломки, а чтобы “раненный в бронежилет” во время движения не испытывал боли и мог сам передвигаться.

После инъекции, из своего жилета, с нашитыми на нем поверху в огромном количестве карманами и приспособлениями, этот, ей-богу, шарлатан, а не доктор, достал какую-то присыпку.

Тут же вылил из пластиковой стограммовой бутылочки то ли спирт, то ли водку на рану. Запекло. В качестве местной анестезии (обезболивания) он стал дуть на рана.

Ну, что еще после этого говорить? Шарлатан.

Прекратив дуть. Наверное у него воздух кончился, он присыпал рану с одной и другой стороны этим порошком. Понесло запахом инфекционной больницы, поперло ароматом засыпанного хлоркой летнего туалета в дачном поселке “Гамлет”.

- Ты зачем мне сейчас...

Попытался было разобраться в бесцеремонных действиях этого типа, Сергей.

Но тот, прикрываясь своим здоровым положением, его тут же перебил и не дал сказать правильных слов.

- Молчите, больной.. Молчите. От вас только одни неприятности, - грубо и бестактно оборвал он его.

Достав перевязочный пакет, стал ловко бинтовать место ранения. Пока бинтовал бубнил себе под нос.

- Надо было пациенту вместо наркотика-антибиотика, дать выпить оставшиеся алкогольные витамины. Пусть пациент лучше песни поет, а не губы бантиком кривит и задает дурацкие вопросы.

Забинтовав. Быстро рассортировал имеющиеся на двоих вещички. Автомат Сергея вместе с запасными обоймами, гранатами и чем-то еще закопал в песок. На нем оставил только медицинские принадлежности. Сухой паек и флягу с водой переложил в свой мешок. Критически осмотрел его в утренних сумерках и добавил:

- Снять бы с тебя башмаки эти тяжелые, да робу, пропитанную кровью, но через пару часов начнется самое интересное. Солнышко взойдет и станет нам с тобой, малец, тепло и хорошо, - посмотрел на часы. - Скоро ты, бедолага, в полной мере познаешь наше национальное утверждение, что “жар... или пар, костей не ломит”. Ладно, двинулись легкой рысью. Вперед, иноходец-инородец!

Не зря их отцы командиры приучали к жаре. Впрочем, никто к такой, “чисто конкретной” ситуации не готовился. Но помогло. Пригодилось. Вот и ругай после этого, платную военную службу. Оказывается, не все так плохо...

* * *

Они двинулись. Сергея под кайфом, да “с дырочкой в левом боку”, бежать было тяжело. Поэтому Алексею пришлось до восхода солнца тащить и свои, и его восемьдесят четыре килограмма, при росте за метр девяносто. Да барахлишко свое, и его... Не бросишь, оно же денег стоит. Вот шутник и надрывался. Опять же военное снаряжение получал под роспись. Автомат. Патроны. Гранаты. Это все, под ту же роспись в ведомости, надо будет сдать на склад. Не сдашь вычтут из зарплаты, а это непорядок.

Последний час он не шел, а еле тащился, лениво передвигая ноги и оставляя за собой на песке длинные борозды. Причина этого была видна невооруженным взглядом.

У него на плечах висел Сергей. Он, по ходу движения, как-то незаметно потерял сознание. Шел, шел и потерял. Пришлось опять совершать привал. Поправлять сползшую на пояс опоясывающую раненого повязку. Еще раз тщательно обрабатывать ему рану. Ремнем, впереди связывать руки Серёге. Взваливать себе на загривок и тащить.

Иногда Сергей приходил в сознание и как герой из ложной, патриотической киноромантики славных советских времен говорил: “Брось меня... Сам спасайся...”

Алексей неизменно отвечал лихому седоку, коротко и определенно. Сквозь свист дыхания и шорох загребаемого ногами песка, можно было узнать до боли знакомые слова: “Пошел на х...” Ну, типа, отстань...

- Все равно тебя не брошу, потому, что ты хороший, - этот кусок патриотического стишка, Гусаров то ли где-то слышал, то ли сочинил только что сам, но шел и бубнил себе под нос. Вроде помогало.

Ну, а когда взошло солнышко... Тогда он уже сам, добровольно, вместе с чужой ношей, свалился с какого-то бархана вниз. Но особо не кувыркался и перед зрителями, следящими за его нудным передвижениями не выделывался. Просто съехал на животе вниз и вся недолга.

Там, разлегшись внизу, он долго кривлялся.

Показывал как ему тяжело. Долго обессилено лежал на животе, потом перевернувшись, лежал на спине. Ловил широко открытым ртом, раскаленный от солнца воздух. Пытался облизать растрескавшиеся губы, они совсем некстати начали кровоточить.

Что можно было сказать, глядя на эту безмолвную сцену, с высоты песчаного бархана и попивая прохладную минеральную водичку?

Не подготовленные солдаты, эти современные молодые люди. Совсем не подготовленные.

* * *

Придя в себя от длительного пути. Гусаров снял с себя, военного образца рубаху, накрыл ею голову раненого. Он, растяпа, потерял свой головной убор, и при этом, сейчас лежал на правом боку и особой активности или желания очнуться не проявлял.

Чуть отдышавшись и переведя дух, Алексей приложился к фляжке с теплой водой... Ох и хотелось выдуть ее всю до конца... Одним глотком... И еще море впридачу... и лопнуть...

В этот момент подавил в себе эти некрасивые желания напиться одному. Проявил солдатик силу воли, только прополоскал водичкой рот и не выплюнул, а проглотил ее. Пить от этого гигиенического полоскания захотелось еще больше. Он плеснул в свою емкость, называемую ртом, полглотка влаги и не глотая ее стал ждать когда она закипит. Сигналом к этому должен был послужить пар из ноздрей как у Сивки-Бурки или дракона трехглавого.

- На такой жаре сколько не пей, все равно через пару минут, все это с потом будет выведено наружу.

Последние слова он не говорил. Ему почудилось, что кто-то снизу постучал ему под кумпол и сказал эти в общем-то правильные слова, но пить от них не стало хотеться меньше, а совсем наоборот. Значит надо отвлечь свое внимание от булькающей емкости.

Огляделся. Песочница в которой он сидел была громадной. Ненароком даже подумалось, что чем та, черная, выжженная, каменистая почва, где они до обмороков учились бегать в противогазах, так может быть здесь, коников из гов.., т.е. куличики из песка лепить будет веселее. Несколько позже он понял верность пословицы легионеров “член редьки не слаще”. Видать, еще белогвардейцы служившие у них в легионе после Гражданской войны, принесли эту мудрость в солдатские массы, только-то и заменив первое слово, но оставив главное - смысловую нагрузку.

Чтобы отвлечь себя от воды еще больше, он достал нож и склонился над Сергеем...

События начинали приобретать форму, неожиданно возникшего крутого виража на мокрой, горной дороге.

При чем здесь нож?

Зачем он склонился над лицом бойца.

Ну, не прыщик же, в конце концов, он собирался с его помощью выдавливать?

Он поднес его ко рту бессознательного легионера, и... разжал им зубы. Но ведь мог сделать это и пальцами. Сергей в этот момент, был далеко от того места где лежало его тело, поэтому и не думал зажимать межчелюстные мышцы. Лежал устало и расслабленно. Был мягок и податлив.

Алексей взял его голову в свои сильные, клещевидные руки, приподнял ее... и отвинтил... Нет. Не голову... Пробку с фляжки. После этого поддерживая голову, стал очень бережно вливать ему в рот воду.

Кажись, обошлось...

Чего только не почудится на такой жаре?

После сеанса лечебного водопоя, Алексей как мог, стал руками откапывать, отбрасывая горячий песок, пытаясь докопаться до прохладных глубин. Получалось плохо. Но если ничего не делать, вообще ничего не будет получаться. В выкопанную ложбину заложил тело. Но закапывать не стал. Умаялся.

Отдышавшись. Оттер пот. Осмотрелся. Красивое место. Песок всюду одного цвета. Хотя местные жители утверждают, что это совершенно не так. И уж, чего-чего, а песка одного цвета просто не бывает. Недаром о его красоте сложенно столько песен, сказаний и народных легенд. Красота песка сразу переходила в красоту неба и там терялась...

А ощущение было таким, как будто его засунули в раскаленную духовку и отключили подачу воздуха. И все это было... Он посмотрел на часы... В восемь часов семнадцать минут.

Утро со всей ответственностью говорило. Ребята, пощады не ждите.

* * *

Ближе к полудню выяснилось правильность утверждения аборигенов этих мест, что не только песок бывает разного цвета, но и солнце светит совершенно по разному, причудливо сверху преломляя лучи и донося до зрителей разноцветные, переливающиеся блики, переходящие в черное безумие...

Чуть погодя выяснилось, что и тишина может гудеть почище любой электрички и сирены. Может быть она и не звенела, но в ушах кроме ударов сердца, отчетливо отдавался звенящий гул, то до боли раздирающий барабанные перепонки, то утихающего до абсолютной тишины.

Позже, стало казаться, что из ушей пошла кровь, густая и липкая. Она стекала у полусидящего Гусарова по шее и терялась в недрах майки.

Еще ему казалось, что все происходящее, это просто долгое, нескончаемо-нудное кино. Случившиеся события были не с ним...

В обычное, вполне мирное время... Столько смертей у него на глазах... Потеря сослуживцев... После, эта скачка по пустыне... Что-то еще было..?

Миражи с водой?

Обычной, журчащей водой?

Нет... Не посещали... Было не до них...

Сергей, вон, по-прежнему находился на тонкой линии пограничного сознания. Следовало что-то предпринимать, чтобы он далеко от этой линии не удалялся. Иногда он открывал глаза и не видел солнца. Зато видел, стоящего над собой, дружка закадычного - Алексея, держащего над его головой свою рубаху.

Кроме добровольного принятия функции “живого щита”, защищающего от раненного от солнца. Была еще одна сверхзадача. Следовало отвлечь себя от жары, и, уж куда проще, от мыслей о воде.

Надо было забить свою голову размышлениями о какой-нибудь несущественной ерунде. Забить этим мозги. Потеснить и основательно вытеснить воду и все жидкое... Решать уравнения, математические задачки, перемножать в уме трех...

Отставить. Сначала двузначные числа...

Отставить... Как раз, сначала-то однозначные...

После разобраться с тем барахлом, которое он тащил на себе, как последний идиот.

Бережно прикрыв лицо Сергейа все той же рубахой. Он занялся систематизацией и инвентаризацией разложенного по карманам имущества... Нитки, иголки, щипчики-ножнички...

После занимался сборкой-разборкой автомата. Выщелкивал из рожков обоймы патроны, каждый из них тщательно протирал и опять вставлял в обойму.

Посмотрел на часы. Не было и двенадцати. Время тянулось бесконечно медленно.

* * *

Он опять стал перебирать свои вещи. Взял в руки легкий цилиндр, пытаясь вспомнить для чего он брал его с собой. Соображалось с трудом. Через некоторое время он коротко, но емко выругался... Значит вспомнил.

Цилиндром были туго, в фабричных условиях скрученные, обычные полиэтиленовые пакеты для бытового мусора. Развернув один из них, он задумчиво, тонкой струйкой, стал сыпать на него песок из сжатого кулака...

- Не надо, - услышал он со стороны раненног. - Только не это!

Сергей почти кричал и откуда только силы взялись, он даже смог приподняться на локте и сделать попытку подползти.

- Что не надо, - участливо склонился над ним Гусаров. - Головка от солнца, бо-бо... Или призрак капитана Данжу, ходит по округе и делает тебе некрасивые знаки, что не отдаст свою руку для парада?

- Ты собираешься..? - лицо скривилось гримасой боли.

Раненый с ужасом смотрел на него. По поводу ужаса, возможно Алексею это только казалось? Сергей, глядя на него одним глазом, второй был закрыт, намотанной на голову рубахой Алексея.

- Ты собираешься... Прямо здесь... Начать...

Сергей не договорив, уронил голову в песок, но смог найти в себе силы, чтобы закончить упреждающее, необдуманные поступки предложение.

- Ты собираешься убирать здесь песок? - он почти стонал. - Не делай этого... Нет! Нет!

- Но, почему нет? Почему? - Алексей был удивлен не меньше его. - Посмотри сколько его здесь? С этим надо что-то делать.

- Я забыл метелку и совок... - Сергей выглядел виноватым. - Понимаю, что виноват... Поэтому и прошу...

Алексей пожал плечами:

- Ладно. Не буду, раз ты просишь. Но это только из уважения к твоему сквозному ранению, - он сел рядом поправляя покрытие головы и осматривая забинтованное место.

- Но учти, если тебе захочется кружкой или ведром вычерпать озеро или речку. Я - человек чуткий, и, в отличие от тебя, мешать не буду.

- Вот зря ты сказал про воду сразу пить захотелось.

Он вопросительно посмотрел на “Властелина воды” и пытаясь казаться развязным попросил: “Давай не жмись. Я выпью много прохладной жидкости, от этого мне станет значительно лучше и легче. Потом... Мы вместе, собравшись с силами, быстро побежим и оторвем голову супостату...”

Гусаров посмотрел на часы. Стрелка по прежнему находилась в районе двенадцати. Сидеть еще, ох, как долго. До какого рубежа, было не совсем ясно.

- Достопочтенный, сэр. Вам со льдом или подогретое? - елейным голосом поинтересовался он.

Пользуясь привилегиями имеющимся у раненого, “их сиятельство” вальяжно раскинувшись капризничал.

- Мне все равно, - своенравным голосом заявил Сергей. - Просто стаканы, Эдуард, тщательнее протрите и можно подавать,

Для того, чтобы “Эдуард” поторопился, он даже щелкнул пальцами. Но тот особого рвения не проявлял и Сергей, возвращаясь в суровую реальность захныкал.

- Дяденька, дай водицы напиться, - жалостливо просил он.

- Ужо гляди мне пострел... Ишь ты, разошелся, - заворчал Алексей радуясь, что за разговором, еще пару минут удалось выиграть у бесконечного и мучительного времени.

- Вот ведь народ, вот прямо щас, вынь да положь перед ним воду, - опять забубнил Алексей. - А вечером, бриллиантовый ты мой, я тебе, что подам? Воспоминания и размышления Калигулы? Посмотри на часы. Нет, ты глянь, на свою китайскую подделку. Видишь? Четверть первого... Всего только...

- Знать ничего не хочу, - затянул Сергей незатейливую, песню пустыни. - Хочу только воды... А еще пива хочу... А еще... Неправильно охлажденного шампанского, чтобы зубы ломило от холода...

Делая вид, что просьба напиться с таким неприятным припевом, адресуется кому-то другому, а не ему, Алексей развернув один из мешков для компактной укладки мусора, бережно разглаживал его у себя на коленях, как-то уж слишком медоточивым голосом, сообщил Сергею интересную новость.

- Если нас не найдут и не вытянут отсюда в самое ближайшее время, это наше с тобой спасение, - для верности он даже потряс им у носа собеседника.

- Я же тебя предупредил, - отстранился от него Сергей. - Совок и метелку, я забыл еще в джунглях.

- Вот люди, - он укоризненно посмотрел на Сергея. - Что угодно готовы придумать, только бы не работать.

- Я не в этом смысле...

- Ладно, не оправдывайся. Соберись и прослушай отрывок из курса лекций по выживанию. Исполняет... В общем, читает грамотный автор, - он кашлянул. - Самой универсальной и полезной вещью в боевом походе являются большие мусорные пакеты. Желательно прозрачные, а если нет, сойдут черные. Из них получаются непромокаемые пончо, подстилки под палатку и емкости для засолки рыбы. А если налить в мешок подогретой воды, подвесить его на дерево и натыкать в нем дырок - получится роскошный походный душ...

- Хочу в душ, - тут же заявил Сергей.

- Пока еще рано, ты не такой грязный, - он критично окинул взглядом лежащего Сергейа. - В крови только весь... Неряшливый... Неопрятный грязнуля...

- Тогда просто воды, - не унимался Сергей.

- Но ты еще не рассказал нам стишок и не спел песенку, - Гусаров потрепал его по голове. - Вот ведь, баловник...

- Ладно, не даешь воды, тогда хоть скажи, долго ты меня сюда тащил? - становясь серьезным, спросил Сергей.

Переход на строгость мысли и серьезный тон, никак не входил в планы Алексея. Перспективы выживания в тех условиях, в которых они находились были слишком мрачные и призрачные.

Поисковые операции по их спасению, Легион вряд ли будет проводить. Разбросанные фрагменты боевой авиатехники в месте уничтожения вертолетов, даже самым романтичным оптимистам, не давали возможности надеяться на то, что кто-то останется живым.

Нет, переходить на серьезный тон, было никак нельзя. После него потребуется дать критический анализ всему происходящему. Потом признать факт безвыходности и уже в результате этого, от безысходности обоим застрелиться.

Поэтому настроение и веру в чудесное спасение (как это случиться - он еще не решил), будем поддерживать уверенным, насмешливым, ироничным и юмористичным отношением к себе и к окружающим.

Все эти размышления пронеслись мгновенно и он ответил:

- Ни хрена себе? Ты что такое говоришь? Ты сам бежал и меня еще соленным словом подгонял.

Создавалось ощущение, что он даже покраснел от возмущения и искренности своих слов. Как будто его уличили, в чем-то постыдном и бесчестном.

- Значит долго!

Радостно подтвердил Сергей. Он начал понимать, что его серьезный тон в этих условиях, совершенно не к месту. Поэтому он элегантно подвел черту.

- Повезло тебе. Столько сокровищ, тебе видно никогда еще на своих плечах не удавалось носить? Что скажешь?

Алексей не отвечая, встряхнул над ухом флягу, прислушался. После другую и, как бы раздумывая вслух обронил.

- Сейчас ее пить, только портить, - с надеждой посмотрел на Сергея. - Может потерпим?

И не давая ему возможности ответить, как будто вспомнив что-то важное, хлопнул себя по лбу и горячо стал убеждать его в обратном.

- Выпей все.

Он встряхнул фляжкой, опять прислушался к бульканью. Судорожно глотнул собственный язык.

- Здесь граммов шестьсот. Выпьешь, постарайся уснуть и особо не двигаться. Пока ты будешь спать я похожу по округе. Пивка холодненького с исландской рыбкой, то да се... Осмотрюсь на каком свете мы живем. И к твоему пробуждению, а значит и выздоровлению, вернусь бодрый, живой и здоровый. С подробным докладом об окружающей нас обстановке. Договорились?

Алексей с каким-то даже внутренним удовольствием протянул Сергею живительный сосуд. Сергей протянутую флягу не взял. Отстранил ее.

- Сперва ты, - твердо сказал он. - Пьем наполовину.

Алексею пришлось долго его убеждать, что ему пить не хочется. А если он и сделает пару глотков, то они через пару минут будут уже испарены безжалостным солнцем. И вот тогда то, ему захочется пить по-настоящему. А это мучительно. И ему, в нарушении конвенции ООН “О запрете лакать из грязной лужи” придется становиться на карачки и хлебать всякую дрянь, вперемешку с тиной, головастиками и другими микробами.

- Тогда и я не буду, - твердо сказал Сергей.

- Это приказ!

Попытался надавить на раненного, неизвестно откуда взявшийся командир... или начальник.

- Пошел ты на х... вместе с твоим приказом, - вспомнил, раненый нужные слова, когда следует, как можно мягче отказать в требовании, но сделать это так, чтобы не обидеть собеседника.

Долго они спорили безжалостно уничтожая аргументацию друг друга. И только после того, когда Гусаров прибег к запрещенному приему, обвинив приятеля, что тот, непонятно по какой причине, заставляет его тратить последние силы истощенного организма на бесплодную дискуссию...

Сергей не Атлант и не Титан, он не выдержал мощного груза аргументов и согласился. Но все же зло, подвел итог их спору.

- Если ты умрешь от обезвоживания организма, мне, как честному человеку, придется жениться на твоей старой ведьме-вдове и содержать твой дом, вместе с твоими непослушными... И... И разбалованными... И плохо воспитанными детьми. После всего этого, от невыносимого проклятия бытия, застрелиться на глазах твоих ухмыляющихся взрослых детей.

- Почему ухмыляющихся? - опешил Алексей.

- Потому, что они все в отца. Говорят правильно, давят на совесть и ведут себя вредно. Мне от бессилия придется их бить розгами и ставить в угол. И мое самоубийство будет ими расценено, как праздник с салютом.

- Значит, солдатик, судьба у тебя такая, - на прощание сказал Алексей.

Однако сразу в поход не пошел. Терпеливо дождался, пока Сергей, судорожно давясь от нетерпения, выпьет содержимое фляги. Только когда тот уснул, проверив еще раз накрытие его головы, повязку закрывающую рану и после всего этого, с каким-то внутренним облегчением, отправился в свою исследовательскую экспедицию. Уходил не оглядываясь.

Часы показывали, двенадцать сорок пять местного времени.


Глава 22
ПУСТЫНЯ - ИСПАНИЯ - ПУСТЫНЯ
ПЫТКА НА ПЛЯЖЕ

Взобравшись на гребень бархана Алексей осмотрелся. Окрест ничего примечательного не наблюдалось. Только разноцветный песок (подтвердилось мнение местного населения), да танцующее над ним жаркое марево. На миражах внимание можно было не заострять. Все равно руками его не потрогаешь и в сумку не положишь. Так, баловство природы. Оптический обман.

Он нашел в себе силы, аки витязь на распутье, приложить ладонь козырьком к богатырскому лбу. Не торопясь, по часовой стрелке осмотрел все триста шестьдесят градусов видимой поверхности земли. Один архиважный вопрос не давал ему покоя и возможности, нормально развалиться на песочке и основательно принять солнечную ванну:

- Видать ли полчища вооруженных врагов, ищейками рыщущих и спешно идущих по их следу?

Нет, не видать.

За ночь пустыня проглотила их следы полностью. Даже если бы они сейчас, нашли в себе силы, по своим следам отправиться в обратную дорогу, пески уже лишили их такой возможности.

Что еще?

Большой оазис, с манящей прохладной тенью от густых пальм. С кокосами на верхушках огромных деревьев и родником, бьющим из под толщи пустыни. Где, рядом с водной гладью, так удобно в палящий зной, растянуться на изумрудной, шелковистой траве и заснуть под шелест больших пальмовых листьев.

Все это - на расстоянии протянутой руки... Отсутствовало полностью, да и не протянутой также, в окрестностях не наблюдалось.

Зато наблюдалось то, что он и высматривал. Заросли саксаула. Конечно, заросли - это сильно сказано. А может и не саксаула, а может и не наблюдалось. Но скелеты чего-то древесного виднелись. Можно было порадоваться этому. Однако он решил поберечь силы.

Добравшись до кустов с почти не видимыми бурыми, скрюченными, кожистыми листьями. Он бережно, нежно и трогательно, чтобы не порвать мешки, стал ими укутывать и одевать эти причудливые древесные создания. Снизу, эти фантастические, обвисшие шары начал заклеивать, неизвестно из какого карманы боевого жилета, взявшимся тонким скотчем. Правильность того, что у этих карликов огромные, толстые и крючковатые корни, он проверять не стал. Решил поверить тому, что пишут популярные издания. Силы остались только для этого.

Прицепленным к поясу десантным ножом отпилил какие-то сучья и понял, что заготовкой дров для отопления, чтобы не порубить себе пальцы, лучше заниматься попозже, когда солнце уйдет и пустыня отдаст накопленный жар в атмосферу. Хотя насчет атмосферы... Существует ли она на самом деле? Пробыв в таких условиях, всего-то меньше суток, он очень сомневался.

Скомандовал себе: “Не раскисать! Ё... Ё...” Но приказу не подчинился. Прихватив отрубленные сучья поплелся туда, где между барханами загорал Сергей.

Когда Алексей вернулся, гордо неся в руках сучковатую добычу, было полное впечатление, что Сергей по прежнему спит.

Но он не спал. Болели раны, полученные в неравном бою. Да и солнце вело себя не очень гостеприимно.

Когда несколькими минутами ранее, очнувшись от сна он не увидел подле себя некурящего дружка своего, ох, и затосковал... Просто внутренняя истерика случилась с неподготовленным к таким поворотам судьбы художником, посмевшим к кисти, прировнять боевой штык-нож и саперную лопатку. По всему получалось, что бросил его дружок на верную гибель, несмотря на пуд соли, который давились - а все ж таки съели.

Увидел спускающуюся сверху фигуру, его счастью и радости не было предела. В очередной раз впадая то ли в сон, то ли в обморок, он безжалостно обругал себя всякими плохими словами. И поделом.

* * *

По прежнему, чтобы не рехнуться на солнышке, капрал Гусаров продолжал развлекал себя разнообразными занятиями.

Из принесенных в виде добычи сучьев - стал сооружать над головой спящего товарища, что-то похожее на каркас. Это сооружения, после того, как он стал накрывать его пластиком из разрезанного мусорного пакета, не простояв и минуты, тут же развалилось. Песок конструкцию не закреплял и не удерживал. Пришлось начинать осваивать премудрости плетения кривых палок с самого начала. Начинать все заново он пытался раз десять. Раз одиннадцать делал это в самый последний раз. Но делал.

Он занимался этим строительством из семи веточек медленно, не торопливо, бурча себе под нос:

- Даже в Бразилии с Парагваем, сиеста - это сиеста. Святое время. Спи себе в глухом прохладном подвале, плюя и храпя на все, что за его пределами. Присыная сон с красотками из сериал “Возьми отца за яйца”. А здесь, где сиеста, где прохлада, где заслуженный отдых каторжанина? Нетути... Да здравствует свободный творческий труд, на благо демократам удобно развалившимся в своих креслах с кондиционерами! Сволочи и мерзкие твари! Называется, вырастили зеленого друга... Эти кривые веточки, только в задницу Чинганчгуку можно воткнуть, чтобы злее был...

От его разнообразного бормотания... От его переходящих в проклятия и пожелания всему окружающему миру, с его миролюбивой внешней политикой, дальнейших успехов и свершений, и что-то еще в этом же роде... От всего этого, в конце концов открыл свои честные глаза и Сергей. Опершись о локоть, он хоть и с трудом, но приподнялся и сел.

- Дежурный, едрит твою... Почему песок такой горячий, - недовольно произнес, он дуя на якобы обожженную руку. - По твоей милости, яйца можно на таком песке сварить. Срочно принимай меры или нам придется расстаться.

- Жив, - устало ворочая жестким, шершавым языком спросил Алексей.

- Господи, какой же бестолковый контингент подобрался в вооруженных силах, - начал возмущаться Сергей. - Сам видит и сам еще спрашивает...

- Собирайся, понесешь меня в другое место. Теперь твоя очередь, - сказал бывший бравый капитан с подготовкой бойца-диверсанта, спецподразделения “Черные береты”. - Чтобы жиром не зарасти, вам мужчина, необходимо больше двигаться.

После чего, Алексей начал разминать затекшие от сидения на песке ноги, явно намереваясь взобраться на язвительного типа, у которого сегодня за душой ничего святого не осталось. Только пробитое тело и желание все время пить жидкость.

- Я не могу. Я очень раненный, - отказался от такой чести потомок гордых наскальных живописцев. - Да и платят мне, не за то, чтобы я носил по пустыням своего другана с шеей в три обхвата. А совсем наоборот. Чтобы я правильно стрелял в мишень... Чтобы Легион любил... Чтобы командиров слушался... Чтобы, вообще...

- Ну, тогда держись за меня, притворщик, - не давая ему закончить длинный перечень причин, остановил его Гусаров. - Пользуйся, ксплутатар, отсутствием в пустыне профсоюзов, уж они бы то меня защитили от твоих наскоков...

Но, прежде чем идти в гору, он собрал все вещички с автоматическим оружием. Не забыл семь хрустящих саксауловых палочек. После чего помог подняться отдыхающему и приняв его на бедро, да еще подставив плечо впридачу, повел его к чахлым посадкам.

- Молодец! Быть тебе садовником, - выдирая ноги из песка, прокомментировал увиденные мешки на кустах Сергей. - Оживил этот унылый пейзаж, украсил его, достойно кисти...

Он оборвал свою речь на полуслове и вновь потерял сознание. У него снова открылось кровотечение. Пришлось бросать все вещи. Опять взваливать себе на плечи обмякшее тело друга и тянуть его сперва - в гору, гору, гору, а потом, все с горы, горы, горы...

Падать и катиться вниз было никак нельзя. Упрощать задачу спуска не позволяла открытая рана Сергея. Жиденькая повязка опоясывающая ее, не давала уверенности в полной стерильности и дезинфекции. Нельзя было допускать, чтобы песок и вредная стафилококковая инфекция попала вовнутрь. В этом Алексей был категоричен и строг, особенно по отношению к самому себе.

Притащил он свою драгоценную ношу к зарослям пустыни. Аккуратно и бережно снял ее со своих плечей и положил рядом с одним из кустов. Сам свалился там же, в полном беспорядке. Тягать на солнышке свое тело тяжело, а чужое - тем более. Отдохнув, сходил собрал брошенное кое-как имущество. И опять попытался грустить и расстраиваться.

Он очень переживал от своей беспомощности, оттого, что не было ни какой возможности более действенно помочь другу по жизни и товарищу по оружию. Впрочем был один плюс. Именно он сейчас был рядом с ним и с полной уверенностью мог самому себе сказать, что для раненного это был не самый худший вариант.

Чем только не успокаиваешь себя самого, в такие минуты.

Но он был бы в еще большем отчаянии, если бы не эта страшная, до звона в ушах, одуряющая жара. Она, да еще солнце со всех сторон, нивелировали абсолютно все чувства и мысли, а в некоторые из моментов, вообще лишали всего этого.

Язык перестал слушаться и казалось, алмазным резцом кромсал изнутри рот. Дыхательные трубы, о существовании которых в обычной, повседневной жизни и не подозреваешь, отказывались всасывать этот раскаленный воздух. Растрескавшиеся от жары губы кровоточили. Кровь сворачивалось. Под этим застывшим комком, губы продолжали истекать сукровицей. В результате весь рот был покрыт каким-то подобием струпьев и язв. Рубаха по прежнему защищала голову раненого. Поэтому кожа на руках, включая предплечья покрылась волдырями от солнечных ожогов и высохла до трещин. Они тоже начали кровоточить. Попадающий в эти микротрещины соленный пот вызывал зуд и жжение. Остальные участки кожи закрытые от доступа солнца, были покрыты некоей слизью из грязи, пота и жира...

Решив, что он вполне достаточно поработал, т.е. отведенное в расписание под это время потратил с пользой. Приступил к более материальному занятию требующему усидчивости, терпения и настойчивости.

Опять при помощи веточек, сучьев и уже самих кустов, начал сооружать некое подобие навеса. Не сразу, но на этот раз, между двух кустов растущих неподалеку один от другого, удалось закрепить пластик. Втащил под эту благодать, поглубже бессознательного Сергея. Сам в изнеможении, как мог пробрался под сляпанный на скорую руку навес и укрыл в его спасительной тени голову и плечи.

После принятия горизонтального положения провалился в сон, больше похожий на обморок. А может даже и не на обморок, а на начало тихого, но стойкого помешательства. Мерещились и виделись ему странные картинки. Но внутренним чутьем он понимал, что если прогонит скучное кино, отмахнется от проблемы, которую предложил внутренний режиссер-постановщик, придется просыпаться и вместо кино, смотреть на пугающий и уже надоевший до отвращения песок. Поэтому и смотрел разноцветные видения со стереофоническим звуком.

* * *

Телефон звонил долго и настойчиво. Сидящий за столом человек, что-то быстро писал и, казалось не обращал на разрывающийся от нетерпения аппарат ни какого внимания. Телефон оказался с характером. Он продолжал трезвонить все время увеличивая громкость. Создавалось впечатление, что звонивший знал о том, что тот к кому он прорывается, сидит от телефона на расстоянии вытянутой руки.

Сидящий за столом, недовольно глянув на тускло высвечивающую панель определителя номера, быстро переключился на монитор компьютера. Нажал три клавиши клавиатуры, посмотрел откуда раздался звонок и только после этого снял трубку.

- Слушаю вас, - сухо и отрывисто произнес он не отрываясь от своего занятия.

- Господин Платонов? - робко поинтересовались на другом конце провода.

- Да, это я, - продолжая что-то быстро записывать, ответил тот.

- Вас побеспокоил сеньор Абоко. Я работаю у вас в отделе радиоконтроля... - представился звонивший.

- Я узнал вас. Что случилось? - по тому, как он резко отложил ручку, было видно, что звонок не был каком-то обычным или повседневным явлением. Он посчитал возможным предостеречь собеседника. - Напоминаю, что нас с вами слушают...

- Можете не волноваться, - голос собеседника начал приобретать уверенность. - Перед тем как звонить, я проверил линию. Сейчас она чистая. Говорить можно смело.

- Так все-таки, до этого аппаратура там стояла? - иронично хмыкнул Платонов. - А я и не подозревал.

- Да, - лаконично произнес Абоко, не понимая, он шутит или говорит серьезно.

- Понятно. Как я догадываюсь, раз вы так много об этом говорите, сейчас ее там нет? - и со вздохом, как бы жалея о чем-то непоправимом добавил. - Вы своими действиями, переполошили половину полицейского ведомства Испании.

- Нет, - спокойно пояснил Абоко. - Просто на время звонка к вам, мы ее временно нейтрализовали или дезактивировали...

- С формальностями покончили, - он решительно перешел к сущности вопроса. - Так что случилось?

- Пропал ваш сын Сергей, вернее, пропал сигнал с микрочипа установленного на нем, - японец смущенно откашлялся.

Возникла странная пауза. Было ощущение, что что-то нехорошее в виде облака повисло над головой и никак не хочет покидать облюбованное им пространство. Паузу вместе с облаком разорвал отец пропавшего.

- Вы, уважаемый сеньор Абоко, должны быть в курсе того, что в древние времена, даже в такой цивилизованной и развитой стране, как Древняя Греция, тому кто приносил дурные вести, арифметически укорачивали жизнь до нуля? Раз и навсегда?

- Да, но это же было раньше, - попытался было возразить Абоко, опять не понимая шутит его собеседник или говорит серьезно.

Тот не стал вдаваться в схоластический спор по поводу “раньше и сейчас”. Но ответил как-то уж слишком официально и сухо:

- Хорошо. Дело не терпит отлагательства. Прямо сейчас приезжайте ко мне и мы определимся. - Судя по ответу, Платонов не любил людей без чувства юмора.

Он положил телефонную трубку и продолжил работу с документами. После сложил их в сгораемый сейф (сгораемый в прямом смысле слова, вместе с тем, кто его неправильно откроет) и осмотрев стол, не забыл ли на нем чего важного, стал ждать прибытия Абоко, обдумывая сложившуюся ситуацию

* * *

Его размышления прервал прибывший Абоко. Одет японец был как всегда безукоризненно. Белоснежная рубашка, строгий черный галстук, начищенные туфли. Выбрит до синевы. А вот судя по покрасневшим векам и одутловатому, посеревшему лицу, всем произошедшим он был очень расстроен.

Они достаточно сдержано поприветствовали друг друга и без всех этих: “Как здоровье у тещи? Что будете пить? Ощенила ли вас - ваша сука?”. Сразу перешли к делу.

- Что конкретно случилось? Со всем подробностями и лирическими отступлениями. Меня интересуют факты и ваши личные умозаключения.

Сразу задал необходимый тон хозяин дома, отменяя тем самым, все присущие таким случаям вздохи и сетования на потусторонние обстоятельства и силы, которые и привели к отрицательным последствиям, и ко всей этой чертовщине.

Абоко, постоянно вздыхая рассказал о том, что вооруженными подразделениями Концерна, проводилась операция по защите от “бандитов” нефтяных месторождений.

Рутинная по существу акция, происходящие в мире большого бизнеса довольно часто. Когда для устранения на мировых рынках нежелательных конкурентов, с их стороны инициируется проведение революций, народно-освободительных восстаний, религиозных возмущений и еще черти знает чего...

Так вот, на время проведения операции, в момент подготовки к главной активной ее части, почти все спутниковые системы связи были заблокированы. После их разблокировки, был запущен мощный радиоэлектронный импульс для уничтожения и вывода из строя всех имеющихся у “бандитов” и купленных ими наемников, систем связи. После этого односторонняя связь со Сергеем на короткое время прервалась, но потом, очень слабая и нестойкая, опять возобновилась...

- Дайте сигнал находящимся там нашим людям, пусть они хватают его и везут сюда. Здесь мы его встретим, обогреем, обласкаем, а заодно исправим поломку и заменим микрочип.

- Мы уже думали об этом, но... - было ощущение, что Абоко задержал дыхание и боится выдохнуть. - ...Все вертолеты противника были нами уничтожены в воздухе... После этого импульс пропал окончательно... У меня возникло мнение... В общем... Велика вероятность, что в одном из сбитых вертолетов мог находиться ваш сын... Хотя конструкция микрочипа... Далека от совершенства и просто могла выйти из строя... Но сбитые вертолеты...

Услышанное повергло Платонова-старшего, в шок. Он откинулся на спинку кресла и закрыл лицо руками. Молчание нарушил вкрадчивый голос пришедшего.

- Нашими вооруженными людьми был взят в плен некто Кшиштоф Анальский по его показанием, данным во время допроса, - начал создавать очертания надежды Абоко. - Он со всеми подробностями рассказал нашим людям, что вместе с Багом и Дюком, он бежал из под огня наших пулеметов вглубь пустыни. В темноте они растеряли друг друга...

- Парадокс на парадоксе, - удивительно, но его голос совершенно не походил на голос человека, которому сообщили о пропаже сына - Мы сами, собственными руками, уничтожили его...

Со стороны складывалось ощущение, что его горю не будет конца, но он быстро собрался и продолжил: “Простите, мистер Абоко, я потерял нить беседы, она выскользнула. При чем здесь какие-то баки и дюки?”

- Под именем Баг Арт в легионе служит ваш сын, - с удивлением сказал Абоко. Он был уверен, что эта информация была прекрасно ему известна.

- Я что-то не могу понять, по вашим словам выходит, что он смог спрыгнуть с вертолета и спастись в пустыне, где даже скорпионы дохнут от жары и отсутствия воды, - он очень внимательно посмотрел на него.

- Я не знаю можно ли верить этому поляку? Не исключена возможность, что он говорит нам неправду, - засомневался Абоко. - Но он утверждает то, что ваш сын со своим другом спасая других наемни... - рассказчик осекся понимая, что сказал бестактность. - Извините. Спасая других солдат, пытались увести их за собой в пустыню.

- Не думаю. Смысла ему врать нет, - он стал размышлять вслух. - Даже если он туда и убежал? Тяжело ему там будет. Я хорошо знаю те места. Когда мы там покупали наши нефтяные поля, мне пришлось еще раз убедиться, что в тамошних условиях без тени, без воды, без помощи в конце концов, человеку просто не выжить...

- Простите, сеньор. Вы меня не поняли. Рядом с ним, постоянно находится один из его сослуживцев, с которым они дружат буквально с первого дня нахождения в легионе. При чем его друг... - Абоко начал выговаривать по буквам, тяжело произносимое для него имя. - Алексей Гусаров... Судя по всему, он до сих пор не знает, кем на самом деле является ваш сын.

- Ни кем он не является, - недовольно нахмурившись вспыхнул Платонов. - Самый обычный молодой человек. Плейбой и лоботряс... Тридцатилетний избалованный молокосос! Плюс ко всему, еще и дурак... Глупый и романтичный художник. Мальчишка, посчитавший, что ему все позволено и у него перед другими нет никаких моральных обязанностей... Извините я опять прервал вас, так что по поводу русского?

- Этот Дюк Белл или Алексей Гусаров, взялся опекать и обучать сеньора Сергея, премудростям военной жизни. Судя по всему это кадровый военный, представитель каких-то спецподразделений. Этот вывод мы сделали после наблюдения за его поведением в джунглях и в момент выхода из них.

- Что агентурные данные по его персоне? - опять сухим и официальным тоном поинтересовался он.

- Проверяли всюду, нигде никаких следов не обнаружено. Ни в России, ни в сопредельных с нею странах. Правда Интерполом разыскивается его однофамилец, но только в качестве свидетеля, - Абоко пояснил. - Громкое преступление, которое потрясло всю Европу. Вы должны помнить, наши газеты тоже об этом писали. Группа нелегальных рабочих эмигрантов, зверски расправилась с напавшими на них бандитами из какой-то славянской группировки. Произошло все это, полтора года назад в Германии.

- Ладно об этом позже, пока своими воспоминаниями мы ничем попавшим в беду не помогаем. Будем ценить время.

* * *

Весь оставшийся день они пролежали под сооруженным человеческим гением навесом. Сил и желания, шевелиться и разговаривать не было. Не было вообще ничего - ни Нью-Йорка, ни Поля Маккартни, ни деревни Ебуличи... Не было ни птиц, ни ветра, ни макрокосмоса... Ничего!

Все внутренности и начинка головы превратились в некое подобие мартеновской печи с ржавым напильником в самой середине. От любого самого легкого прикосновения или движения внутри, будь-то вдох или выдох, мысль или ее отсутствие, желание увидеть или услышать, происходило металлическое трение и нематериальное высечение искры. После чего во всех органах, особенно во рту чувствовался привкус металлических опилок.

Все мысли Сергея, когда к нему возвращалось сознание были направлены на только на одно: чего-нибудь глотнуть. И если вначале этих мучений он развлекал себя тем, что представлял на расстоянии вытянутой руки, хорошо охлажденное пиво в высокой запотевшей кружки, то чуть позже все чаще воспоминания возвращали его в Париж. Не в сам город, с его пропахшими мочой красотами, нет.

Сила воображения, вместе со слуховыми галлюцинациями, заносила его в знакомое место. Он оказывался в старой, раздолбанной предыдущими жильцами парижской квартирке. Где в наличие имелось одно из чудес современной цивилизации - совершенно роскошный, пожелтевший и почерневший от длительного использования, расколотый по краям, ни разу со дня его установки не мытый и не чищенный фаянсовый унитаз. Великолепное сооружение со сломанным сливным бочком из которого с веселым журчанием струилась, текла, лилась, смеялась и переливалась через край, настоящая холодная вода.

Казалось, не обращая внимания на вековой, въевшийся запах мочи и снующих по стенам и полу мокриц, ну, не поленись, протяни руку, почувствуй манящую прохладу воды. Подставь стакан, банку, в конце концов пакет из под молока, набирай воду сколько угодно, да пей себе на здоровье...

Но, что-то мешало... Какой-то извечный груз накопленного... Руки были забинтованы и загипсованы, стянуты наручниками за спиной, проволокой примотаны к телу... Он тянулся всем телом, головой, ртом, губами. Он был готов лакать по-собачьи, но сзади что-то крепко держало и не пускало его... В проеме двери стоит улыбающийся Ассенизатор. Он смотрит на него с сочувствие и не переставая указывать на него пальцем кому-то стоящему у него за спиной объясняет: “Не обращайте на него внимания... Он же идиот... Он просто идиот. Идиот...”

Журчание воды в унитазе, вместе со словами стали громче. После еще громче. Через мгновение звук льющейся воды стал увеличиваться и постепенно превращаться в огромный, ревущий водопад.

- Не стесняйся, глупенький оловянный солдатик, возьми его себе, обними покрепче, почувствуй прохладу и пей сколько захочешь”, - говорит ему смеющийся Пирогов. - Протяни руку под холодные струи и подумай, что еще, ты всем нам хотел доказать. А пока ты будешь думать, я попрошу слуг твоего отца, наполнить минеральной водой в твою честь.., ваш бассейн.

Когда звук водопада, вместе со смехом Ассенизатора перешли в шум реактивного самолета, который выл на одной скулодробящей ноте, от которой у слушателя лицо сводится в гармошку. Стало вообще невыносимо находиться рядом с фаянсовой посудиной. Еще слышались громкие, со всей силой ударяющие по барабанным перепонкам щелчки, отсчитывающие оставшееся для жизни время. Неизвестно откуда взявшимся усилием воли, Сергей заставил себя очнуться и, надо признаться, очень своевременно это сделал.

В полуметре от головы Алексея, находящегося в таком же развинченном, разбалансированном и бесполезном для мира состоянии, как полуминутой ранее Сергей, готовилась к каким-то своим, внутренним событиям змея. Вполне обычная, ни чем не примечательная рогатая гадюка, с вредным и смертоносным укусом.

Это наверное знамение такое, там где живут змеи, обязательно должна появиться необузданная толпа легионеров для того, чтобы пугать “подотряд пресмыкающихся” и нарушать баланс в живой природе.

На первый, скользящий взгляд, хорошо упитанная короткая змея просто хотела укрыться от беспощадной жары, под невесть откуда взявшим в ее королевстве импровизированным навесом.

Может она пыталась заползти в широко открытый, беззащитный рот легионера. Заодно обследовать внутренности, как там у него, правда ли имеется “солитер”, которым он так любит во время еды козырнуть и похвастаться.

Вполне возможно, что она мечтала, как и каждая молодуха, зарыться в густую шерсть на груди уснувшего бедолаги и там понежиться, порезвиться?

Кто их, гадов, знает, что на самом деле они замышляют? Может быть плохой поступок, а может быть... и... и еще хуже? У пишущей на такие темы публики, всегда на это не хватает ни желания, ни времени, ни знаний. А по правде сказать, то в основном, ритуальщики острого словца, ленятся полюбопытствовать по этому поводу у специалистов.

Сергей, видя такую раскачивающуюся заинтересованность, этот завораживающий и немигающий змеиный взгляд, не на шутку разволновался. Введет такая дряннюга своего ядовитого раствора в гусаровскую жилу и тю-тю... Поминай как звали.

Для того чтобы отвлечь ее внимание от аппетитного Алексея, он быстро стащил у себя с ноги казенный ботинок и бросил его в сторону бесцельно лежащего и отдыхающего Гусарова, пытаясь нанести змее болезненный удар по корпусу. К своему удивления в своем желании он преуспел. Без оптического прицела и специальной подготовки точно попал в цель.

Отдадим должное змее. Удар она приняла с честью, не кричала и не возмущалась, а резко скрутилась клубком, обвив вокруг неопознанного летающего объекта, свои мощные кольца и со всей силы куснула его.

Сергей воспользовался тем, что она портит военное имущество и резко выдернул из под лежащего Алексей автомат, но тот, уже открыв глаза, успел оценить обстановку.

- Не стреляй, - прохрипел он. - Могут услышать.

Змея же не на шутку разозлившись, напоследок еще раз куснула ботинок и что-то недовольно прошипев поползла в свое змеище, восстанавливать дорогостоящие запасы яда, а заодно и перекусить более покладистыми зверушками. Не такими, которые вероломно, без объявления своих действий, бросаются обувью в грудь.

Обидно и несправедливо.

Явились вроде бы, как в гости, а ведут себя по отношении к хозяевам, нагло и по-хамски.

- Ужин уползает, - опять прохрипел Алексей. - Держи скотину за хвост, не давай ей уйти в чужой загон...

- Не волнуйся, далеко не уползет, скоро вернется, - стал успокаивать его Сергей. - Нас еще ждут посещения скорпионов, не тех, которые с гитарами, а настоящих. Каракуртов, тарантулов... “Черная вдова”, в любой момент может пожаловать на огонек без приглашения. Она такая бесцеремонная...

В свои опасения, Сергей вложил достаточно твердой и основательной безысходности. Да и сказал об этом очень уверенным тоном. Да так уверенно, что оба стали достаточно нервно крутиться на охлажденном под их телами влажном песочке, беспокойно оглядываться по сторонам, ожидая накарканного нашествия ядовитых тварей.

- Известный итальянский танец приспособили именно для лечения от укусов тарантулов, назвав его тарантеллой, так что если и цапнет какая-нибудь вошь, хоть потанцуем перед смертью, - мрачно поделился своими знаниями Алексей.

Однако знание о тарантелле, спокойствия не принесло и последние силы тратились на глубокие волнения и переживания.

- Умный ты, - попытался изобразить восхищением Сергей. - Где вас только таких начитанных прятали? Почему вы не спасли цивилизацию от нашествия современных варваров? Если не захотели, то тогда почему, не вооружили нас передовой национальной идей, таким коктейлем, на все случаи жизни... из христианства и ислама? И всем бы было хорошо и радостно...
* * *

- Чего ты, говнюк, так лыбишься? - спросил мудрый греческий философ, у молодого человека цветущего вида.

- Я стал Олимпийским чемпионом! - гордо, не без позерства ответил ему гов.., прекрасный юноша.

- Не радуйся, - осадил его вредный старикан. - Ты победил тех, кто слабее тебя.


Глава 23
ВЕРТОЛЕТЫ НАД ПУСТЫНЕЙ

Сергей неожиданно для себя самого, задал мучающий его вопрос:

- Как ты думаешь, почему те, кто нас там, у вышек разбабахал, не пустились за нами в погоню, - пробормотал это, не поворачивая головы.

- Думать у меня сил нет, - засипел в ответ Алексей. - Пробыв на этом ласковом солнышке пару часов, а мне его теперь хватит на всю оставшуюся жизнь. Я решил, что такую роскошь, как думать я позволю себе только после того, как мы отсюда выберемся... А то, что там произошло... Догадываюсь... Только не подумай, что я такой умный...

- Поделись, - опять пробормотал Сергей. - Неужели мы думаем об одном и том же. Вот оно счастье - поперло. Ты не споришь, не ругаешься, не отстаиваешь...

- Враги правильно рассчитали... - задумчиво произнес Гусаров.

Он накрыл лицо форменной фуражкой и изменил направление рассуждений: “Ты к ним чувствуешь хоть какую-то ненависть?”

- Нет, - просто сказал Алексей.

- Ну хоть классовую, как к нефтепийцам присосавшимся к недрам и использующим беззащитное состояние земли? - попытался воздействовать на него грубыми комиссарским методами Алексей.

- Нет, - с сожалением простонал Сергей. - Никаких чувств.

- Вот и я нет. А без этого какие мы с тобой коммандос? Одно недоразумение, а не воины-парашютисты... - вспомнив о чем у них шла дискуссия продолжил. - Да, я хотел сказать, что они, как защитники своих песков, правильно все продумали: захватчики и подлые наемники, в таких условиях очень быстро сами подохнут... Поэтому, гоняться за ними по такой жаре, нет ни какого смысла. Пустыня все сделает сама... Отомстит боливийцам, в нашем с тобой лице, за смерть аргентинского товарища Че Гевара.

- Грубые слова - подохнем, - скривился Сергей, но скосив глаза на струйки песка, осыпающегося с гребня бархана добавил. - Хотя ход мысли правильный... Так занесет и заровняет, что хоронить будет некого. Хорошо, хоть не будет мести за мексиканскую смерть вашего вождя товарища Троцкого - известного трибуна революции - Лейбы Бронштейна.

- Так, стоп, - взмолился Алексей. - Мы оба грамотные и политически начитанные. Прекращаем революционные воспоминания очевидцев и свидетелей событий. Не то, сам понимаешь, из-за их неверной трактовки подеремся. Мне же по такой жаре ходить с синяками, моя мужественная красота не позволяет.

- Согласен, - с ходу принял позицию друга Сергей. - Да здравствует мир и согласии между народами. Подыхать еще и от идеологических споров, в условиях бесконечного пляжа, это уже верх глупости.

- А вот здесь они не угадали, - торжествующе хлюпнул Алексей.

Если бы не песок во рту, можно было услышать нотки торжества на музыку “Ламбады”.

- Мусульмане не учли “наличие, присутствия” у меня средства для уборки мусора... Эти волшебные мешочки помогут нам с тобой продержаться, хотя бы в первое время. Благодаря им, наши белые косточки с красивыми черепами, бродяга ветер не будет заносить до основанья, а затем...

- Байрон, право-слово, Байрон, не меньше... Очередной триумф торжества личности, вызванный перегревом конечностей и атрофией мышц мозга, - с жалостью подвел медицинский итог Серега. - Ладно, мусорщик, давай, работай. Впрочем, я бы тебе советовал, все-таки дождаться захода солнца.

Алексей, не говоря ни слова, расслабленно подошел к одному из привязанных и подозрительно надувшихся у корня мешков. Отмотав хитро приклеенный скотч, он с заранее подготовленным, очередным пакетом произвел некоторые манипуляции. После, опять накрепко прихватил у корня горловину. И перешел к следующему.

Все это он проделал со всеми привязанными к кустам приспособлениями. Поднес к уху раненного и встряхнул, заставил его крепко вздрогнуть и удивиться.

- Бесполезные и никчемные люди, - с жалостью обратился Алексей к несуществующей аудитории. - Я принес вам настоящий целебный бальзам. Для его правильного применения, т.е. окончательного лечебно-терапевтического воздействия на ослабленный организм пациента, не хватает только цикуты, но и Сократов поблизости особо не наблюдается. Поэтому, пейте как есть и не проливайте на песок.

Неблагодарный слушатель с недоверием смотрел на него.

- Дяденька, не надо шутить над калекой, - заелозил он подражая профессиональным нищим. - Нам, убогим, это обидно. Без мамки, без папки... Отстали от поезда...

- Молодец, - похвалил его Гусаров. - Когда мы отсюда выберемся и нас за потерю автомата, беспощадно попрут из Легиона. Кусок хлеба тебе обеспечен. А я уже при тебе в качестве пресс-секретаря пристроюсь, по совместительству продюсер, менеджер и кассир.

Алексей еще раз встряхнув мешком, создал тот чарующий звук булькающей жидкости, который Сергей слышал буквально только что, в своих видениях. От неожиданного бултыхания на расстоянии двух локтей, он сглотнул отсутствующую во рту слюну, до такой степени судорожно, что казалось язык не вернется в исходное положение уже никогда.

Алексей извинился, за то, что вместе с мешками для мусора, не захватил с собой и походный несессер с необходимым фарфором и хрусталем.

Сергей был поражен, ему казалось, что такого просто не может быть. Он проявил удивительную для раненого настойчивость и требовательность. И точно, покопавшись в своих многочисленных карманах, Алексей нашел-таки какой-то складной стаканчик, граммов на сто.

Налил из мешка. Раствор получился на славу. Тот кому в свое время посчастливилось рисовать акварельными красками, может более зримо представить себе такой стаканчик и налитую в нем жидкость. Очень похоже на то, что весь достаточно продолжительный сеанс живописи, в этой посудинке тщательно мыли кисточки.

Испаряемая влага, с листиков больше похожих на иголки, стекая и накапливаясь в мешке, успевала еще и настояться на приствольной древесной коре. В результате короткого эксперимента получился ядреный, вязкий, горький и вяжущий напиток. Но пить его было можно. Его можно было даже не вынимая из пакета, прямо в емкости поболтать над ухом и представить себя сидящим в баре на Женевском озере, или... в крайнем случае, у унитаза.., Так, что ли?

Нетерпеливым дегустатором выступал Сергей. На этот раз он без колебаний принял предложенное пойло. Закрыв глаза, смакуя каждый небольшой, неторопливый глоток, он пил и от наслаждения даже постанывал. В результате все выпил. Элегантно промокнув рукавом губы, подвел итог смелого эксперимента.

- Очень похоже, - он пожевал губами. - На чай из трав, сосновых иголок и можжевельника... Определенный изыск... э-э... придает вкус дуба и опавшей, прелой листвы...

Когда Алексей, налив себе природной настойки попытался выпить, Сергей мягко попросил еще хоть пару минут подождать. Но Алексей со словами: “Вместе... значит вместе.” Выпил.

Закашлялся от неожиданности, но быстро взял себя в руки. Прислушался к своим ощущениям с тревогой глядя на Сергея. Было похоже, что напиток хоть и был достаточно тягуч для внутреннего потребления, но отрицательного воздействия на здоровье не оказывал.

Выпили еще. Через некоторое время повторили. Долго держали пахучую, горькую влагу во рту, перекатывая ее от берега к берегу, сладко жмурились от удовольствия. Наслаждались и переполнялись счастьем. После получения такого количества удовольствия, можно было попытаться до вечера уснуть и уже во сне, вызвать заранее оцененную по достоинству силой мужского воображения эротическую сценку, или интерактивную, но тоже эротическую - зарисовку.

* * *

Солнце с неохотой стало клониться к закату. Жара не спадала. Раскаленный песок по-прежнему давал необходимую для ощущения преисподней температуру. Но ожидание вечера и обладание жидкостью бодрило неимоверно.

- Пока солнце не зашло, давай рану огнестрельную, насквозь организм продырявившую, посмотрим, - Алексей находясь в добродушном и благодатном состоянии, стал готовить тело к осмотру, освобождая рану от бинтов и поясняя. - Зальем бальзама полезного... Промоем... Бактерии болезнетворные выведем и будешь еще краше прежнего.

Им обоим было хорошо. Оказывается, можно и в пустыне выжить. Главное это обладать простейшими знаниями четырнадцатилетнего скаута, который и влагу отыщет, и рану перевяжет. Но пока скаутов не наблюдалось. Любовались и осматривали рану вдвоем.

Рана, как рана. Промыли ее вокруг входного и выходного пулевого отверстия. Опять перевязали. Узелок получился с игривым бантиком. Как видим наступило время, несколько украсить походные условия боевого ранения.

Что-то в окружающей обстановке изменилось. Понятно, солнце сдвинулось с верхней точки и тень от импровизированного навеса переместилась в сторону. Но было и что-то еще. Точно. Подул легкий ветер. Эффект от него был похож на тот, когда в бане, любитель свежего пара, в очередной раз плеснул ковшик горячей воды на раскаленные камни и от них, на разомлевшую публику хлынул поток нового жара легкой тяжести. В тех условиях, в которых сейчас находились два бойца, перед ними была поставлена серьезная задача: научиться получать от этой жары удовольствие подобное тому, которое испытывают в бане.

- Природа несет нам разнообразие, чтобы мы могли спросить друг у друга: “Любите ли вы пустыню так, как люблю ее я?” - приспосабливая пакеты для защиты от песка и солнца, пробурчал Сергей опять укладываясь на свое место.

* * *

Ночью они собирались двинуться в обратный путь. Туда откуда прилетели, а не туда где весь их отряд расколошматили вдребезги. Однако рана Сергея, именно к этому времени разболелась так, что об этом не могло быть и речи.

По всему получалось, что единственное освоенное место в этом районе пустыни, был именно тот нефтяной оазис, от которого они старались быть, как можно дальше.

- А может вернуться в это рициновое гнездо затаившихся террористов и раздраконить его голыми руками, - начинал иногда бредить Сергей. - Внезапно налетим на них, хотя бы для того, чтобы доказать, что легионеры не трусы... И погибнем во славу главной нашей святыни - деревянной руки капитана Данжу...

- Мелкая самонадеянность, избалованного моим вниманием бойца, - горько подвел итог услышанному Алексей.

Тщательно все обдумав и взвесив свои шансы (на этот раз обошлось без ругани и мордобоя), решили ждать пока Сергей наберется сил. Решили также не обращать внимание на его порой воинственные, а порой малодушные призывы сбегать в атаку и погибнуть в ней во имя деревянной руки.

Решение приняли единогласно, т.е. одним голосом “за”. Второй голос в этот момент опять начал бредить, поэтому было решено не учитывать его при голосовании. Ничего не попишешь - военная демократия.

Алексею хотелось ночью исследовать окружающие пески. Подумав пришлось от этого намерения отказаться. Не в лесу. Заблудиться можно легко и просто.

Ему осталось, заботясь о своем друге, воспользоваться спадающей жарой и поискать еще дряблых кустиков. Повернул он голову вправо, повернул влево, поискал, но ничего даже похожего не было. Пришлось обламывать веточки у того куста, на котором не было мешка и он казался самым сухим. Для небольшого ночного костра хворост был найден.

- Этого не хватит даже для приготовления того варана-интригана, - скептически осмотрев хворост, вымолвил Сергей. - Совсем вы, капрал, обленились. Отлыниваете от службы. Много лени, мало старания и трудолюбия...

Алексею от всей души хотелось послать его подальше, но как такое сказать раненному? Он в ответ обидится. Сопротивляемость организма вирусам и микробам снизится. Не ровен час умрет, от тоски и печали. Поэтому пришлось давить свое раздражение при помощи высшей нервной деятельности и заталкивать его, вместе с усталостью и стрессами поглубже и подальше.

- Какого варана? - стараясь в лаконизме найти спокойствие, переспросил Алексей.

А желваки в этот момент под скулами, так и играли, и раздражение перло сплошной массой.

Сергей в этот момент был слишком занят собой, своей болью, поэтому и не обращал внимания на излишнюю нервность своего приятеля.

- Да того самого, которого недоели в джунглях, - попытался съязвить лежащий Сергей.

- Ни слова о еде, - предостерег Алексей. - Иначе, скоро я открою сезон охоты, и, попробуй только не съешь то, что я добуду.

Чтобы прекратить раздражающий его разговор, взяв десантный нож, Алексей пошел в надвигающихся сумерках добывать все с того же, уже нещадно ощипанного кустика, еще дров. Сделав в походе все те же несколько необходимых шагов, он наконец-то достиг цели.

Обошел несколько раз вокруг предполагаемой жертвы, как бы примериваясь и оценивая масштабы будущей экологической катастрофы. В конце своих тягостных раздумий, отдавая предпочтение сохранению двух человеческих жизней против одного куста (откуда эти крайности, ведь не мороз же, а жара вокруг), решил обкопать кустик по диаметру и выкопать его вместе с корнем.

На этот раз его, как слабого знатока и недостаточно образованного специалиста пустыни ждал, приятный сюрприз. Корень у чахлого кустика был толщиной в руку или даже ногу, смотря чьи образцы принимать для сравнения. Подождав еще немного времени, (может ждал, пока тот еще чуток вырастит) он стал отбрасывать песок и откапывать корень. Углубившись метра на полтора в толщу земли, частью отпилил, а частью отрубил корневого топлива и закончил когда было уже совсем темно.

Устал как собака и поплелся в обратный путь. Все те же несколько шагов. Хорошо, что хоть во время работы, Сергей замолк и не комментировал его действия.

Когда он с солидной связкой дров вернулся во временный лагерь легионеров, он понял причину молчания раненного и от того язвительного соратника и друга.

Место, куда им посчастливилось попасть, было хорошо обжито местными представителями живого мира. И когда солнце наконец-то ушло на отдых. Вся эта шипящая, пищащая, шуршащая и довольно прожорливая толпа выбралась, вылезла из песчаных толщ и глубин, и очень оживила нагретое за день пространство. Сергей, как завороженный сидел и слушал все эти стоны, плач и всхлипывания раздающиеся буквально со всех сторон.

Бравым легионерам пришлось быть весьма осторожными, чтобы, скажем не опереться о выступающий ядовитый шип или не пораниться о ядовитые зубы, так не к месту оказавшиеся на их пути. Не хотелось оставаться на этом пляже, из-за укусов недружелюбных жителей пустыни, дольше того времени, которое они планировали на выздоровление Сергея.

* * *

Само собой разумеется, что зажечь костер было делом пустяковым, чиркни спичкой и танцуй... Греми бусами на шее и браслетами на носу. Главным оставалось отыскать источник огня. В качестве которого хорошо могли подсобить уже упоминавшиеся нами спички, неплохо было бы иметь и зажигалку. В конце концов, двух кусков кремния будет вполне достаточно чтобы воспламенить трут.

Но ни огнива, ни трута, ни двух кусков кремния под рукой не оказалось. Да и откуда было всему этому хозяйству взяться в пустыне? Поэтому пришлось, предварительно достав из карманов запалы от гранат, похлопать себе по ним и прислушаться, а не загремят ли спички? И спички не загремели. Тоска.

Дрова - вот они лежат аппетитной горкой. Добывая их в нечеловеческих условиях, Алексей основательно затупил и чуть не сломал десантный нож из сверхпрочной стали. Сейчас он сиротливо лежал в ножнах, задавая правильный и своевременный вопрос, доколе?

Доколе, такая бесполезная растрата времени и сил будет продолжаться? Вы, что там все опупели от жары? Прежде чем становиться дровосек и огнепоклонником следовало хотя бы поинтересоваться насчет газовой пстрикалки.

В конце концов, понимая, что огонь нужен хотя бы для того, чтобы ночью было веселее коротать время. Пришлось прибегнуть к извечной солдатской смекалки, многократно выручавшей легионеров попавших в казалось безвыходные ситуации и странные обстоятельства. Ради этого и одному, и второму бойцу пришлось пойти на хитрость и практически одновременно доставать зажигалки. Возникает резонный вопрос. Как у одновременно некурящих, они оказались?

Сегодня за ответом не надо ехать в Вологду или идти на мичиганщину, в библиотеку тамошнего университета. Ответ вот он, на поверхности сознания и коллективного выживание в джунглях, где время лишений и испытаний, приучило обоих к таким странным поступкам.

И в самом деле, положи этот невесомый квадратик в карман. Если он не пригодиться, то и не вспомнишь о его существовании, а если припрет, и ты неожиданно для самого себя, со словами: “Елы-палы, я признаться и забыл о таком подарке судьбы”, случайно достаешь это сокровище из кармашка и при условии, если оно еще и работает. Будешь счастливее вылечившегося от СПИДа.

Оба даже не готовились ко сну. В пустыне ночью, когда появляется относительная прохлада, спать просто нерационально, так как на следующий день возникает проблема борьбы с бодрствованием. Поэтому Сергей с Алексеем решили ночью насладиться прохладой, по возможности подготовиться к завтрашнему дню и завтра ночью, если самочувствие позволит, отравиться в долгий и решительный поход.

В какой поход? Куда? Зачем? Пока секрет.

* * *

Ночь длинная, время обсудить еще будет. Хотя уже сейчас наклевывались два выхода.

Один из них, собраться с силами и как в знаменитом, кулинарном голливудском боевике “Мозги без хрена”, наброситься вдвоем на превосходящие силы противника и в молниеносной атаке одержать убедительную победу. После чего вызвать вертолеты и в свете наступающего багряного восхода, дождаться их уверенного, рокочущего появления.

Когда они прилетят, а пыль осядет. Не торопясь подойти и радостно обнять своего сурового, но справедливого командира.

Все спасены. Семьи воссоединены. Седой отец украдкой смахивает набежавшую скупую слезу.

- Но не время праздновать, - вдруг скажет командир. - Нас, на доклад и вручение оловянной медали “За службы в пустыне” ждет президент США. - Звучит гимн. От счастливого финала с “хэппи эндом” все плачут, все довольны...

Такое, только с “мозгами без хрена”, как у местного зрителя, так, кстати и у тамошнего режиссера, и можно было себе представить. Авторство этого варианта, можно было даже не гадать с трех раз, принадлежало Сереге.

Значит план “Б”. Он предлагался уже Алексеем. Основной его особенностью было не мудрствуя лукаво, топать ногами, сверяясь с картой по пустыне. Ночи хотя и короткие, но вполне достаточные для марш-броска по пересеченной местности. Дойти бы. Полторы сотни верст протопал и можно пользоваться стойкой бара.

Дождавшись благоприятного предлога, Сергей без суеты, спокойно зажег костерок. Гораздо уютнее получилось. И одному, и второму, срочно были необходимы положительные эмоции. Впечатление было такое, что глядя на огонь, не торопясь подбрасывая в костер сучки, оба этим лечились от хандры и безысходности... Дождавшись пока язычки пламени охватят небольшую горку хвороста, они зачаровано уставились на пляшущие огоньки.

* * *

Оба проснулись к восходу солнца. Костерок их убаюкал почище всякой Арины Родионовны. В одной из фляжек оставалась обычная вода. Чтобы не травить однополчанина раствором из коры, Алексей заставил его ее выпить. Тот конечно, ради приличия отнекивался, опять просил бросить его здесь на временную погибель, а самому быстренько сбегать за скорой помощью. В общем благородно ломался и корчил из себя, по выражению Алексея “художника-разночинца”. Но в результате уговоров, под бодрое исполнение на губах военного марша, воду все-таки выпил.

Сергей объяснил ему, что в таких условиях пить можно два раза в день: рано утром и поздно вечером. Тогда организм еще задерживает влагу, а не выгоняет ее с потом. Да и пить хочется гораздо меньше.

Пока он красиво и сытно, после выпитой воды мурлыкал о пользе ее потребления, Алексей осмотрел рану. Ее края, как спереди так и сзади были очень воспалены. Она продолжала истекать сукровицей. Достав флягу с густым вчерашним бальзамом, лжепророк выдающий себя за доктора, тщательно промыл края и попытался имеющимся скотчем, хоть чуть-чуть стянуть ее края для затягивания и срастания.

Когда он своими нежными пальчиками, больше подходящими для разгибания подков и ломки пятаков, попытался чуть сильнее стянуть рану. Сергей вдруг дернулся и громко, фальшиво начал исполнять арию Кармен из одноименной оперы. Женская партия в неумелом исполнении, слушалась отвратительно, а смотрелась еще хуже. Певец, несмотря на достаточно прохладное для пустыни утро, весь был покрыт пятнами, по которым обильно струился пот, а широко расширенные зрачки говорили, что ему не просто больно, а чертовски больно. Чтобы не орать, он пел.

- Я, что, зря тебя учил правильным солдатским словам, - забинтовывая рану, виновато забурчал Алексей. - В спецназе это называется “орать благим матом”. Орать, слышишь? А ты поешь... Создаешь беспорядок в операционной... Потерпи, скоро полегчает...

После этого, видя как Сергей продолжает картинно закатывать глаза, достал еще один шприц-тюбик и уже не портя военные брюки, а приспустив их, загнал толстенную иглу в ягодицу раненого.

И только после всех этих общеукрепляющих утренних процедур, смог сам отведать пойла из собранной с кустов терпкой влаги. Оставшуюся часть он предусмотрительно перелил из мусоросборочного пакета в пустую флягу.

Серое утро все еще восседало за линией горизонта. Хотя робкая полоска уже пробивалась над линией горизонта. Чтобы занять себя до появления солнца каким-то полезным занятием он сходил, ровно семь метров и проверил, что накопилось за ночь в обвязанных вокруг крон кустарника мешках.

Ничего.

По ночам интенсивность испарения снижается. Это подтвердили уныло повисшие влагосборники.

Появившееся, пока еще ласковое солнышко застало его за тем, как он отстранив в сторону сослуживца, откапывал песок. Увеличивал полезную площадь логова.

Внутри она была прохладной. Копал у корней. Сергей, как мог помогал. Лежал в стороне и от полученной лекарственной дозы блаженно молчал. Как было хорошо, когда ничего не болело, не хотелось пить и... И просто было распрекрасно и великолепно чувствовать себя живым.

Беспрерывная легкость бытия... Как не хочется думать, что она кратковременна и быстро заканчивается.

Предстояло пережить еще один тяжелый день. Но сегодня бегать уже не придется и таскать по пустыне соратника по оружию надобности нет. Вот он лежит в восходящих лучах солнца. Зачем его таскать туда-сюда? Не надо. Лежит и пусть лежит, отдыхает.

Алексей бережно затащив раненного в выкопанный окоп, укрепил не только над головой, а уже над всей площадью тела козырек из пластика.

После обработал все тем же лечебным бальзамом сбитые в кровь руки. Он их использовал в качестве лопаты и ковша экскаватора. Посмотрел за тенью, быстро меняющей угол своего преломления. Зачем-то глянул на часы и улегся рядом со Серегой. Денек предстоял сродни вчерашнему.

* * *

Дальнейшие поиски Сергея уже продолжались с привлечением большой группы самых разнообразных специалистов, от зоологов до исследователей земной поверхности из космоса. Был создан некий оперативный штаб куда стекалась вся полученная информация.

Основываясь на показаниях Анальского, определили направление движения группы в которой находился Сергей. Примерную скорость их передвижения с учетом песков и жары.

Когда старший Платонов узнал, что в предполагаемом районе поисков температура воздуха в тени достигла отметки сорока восьми градусов, а на солнце она зашкаливала далеко за шестьдесят. Для консультации он пригласил медиков, они ему рассказали, какие последствия могут иметь место для белокожего человека находящегося в таких условиях. Как ни крути, а по всем прогнозам получалась смерть. При чем смерть связанная с мучениям и страданиями. После таких предположений в срочном порядке было подключено и “одно интересное ведомство” с их спутниками слежения и развернутыми съемками.

К вечеру, на фотографиях интересующего их района, полученные из космоса, были обнаружены непонятные точки. Также была видна в лучах заходящего солнца длинная тень, очень похожая на человеческую. Но теней должно было быть, по крайней мере - две. Была одна. Больше в обследуемом районе, ничего интересного не было.

Обстоятельства требовали личного присутствия Бориса Платонова в районе поисков. Пришлось отложить все дела и с группой специальных сотрудников службы безопасности Концерна, собранную из бывших специалистов антитеррористических подразделений (это не считая большой группы врачей, связистов, метеорологов и еще черти кого), готовиться к вылету в район поисков.

Как быстро не собирались в дорогу, как Платонов не торопил и не подгонял все свои службы, но вылетели только на следующее утро. Много времени заняло согласование пролетов спецборта над территориями, где их запросто могли сбить.

Только к вечеру следующего дня прибыли в район поисков. К этому времени их ждала подробная карта местности и самое главное, это сообщение о том, что в предполагаемом районе поисков находились два живых человека, один из которых двигался, а вот второй постоянно лежал.

Ближе к ночи вылетели в тот район. Это на своих двоих пришлось бежать полночи из сил выбиваться, а на вертолете получилось очень даже быстро. Покружили над предполагаемым местом поисков. Абоко, вполне серьезно, как и все что он делал, предложил над тем местом, где должны были находиться беглецы не летать, чтобы их не нервировать и чтобы ребята ненароком не стали по ним стрелять. А то придется открывать ответный огонь на поражение и их уничтожать. Чего тогда было переться за тысячи километров? За трупами сеньора Сергея, и, этого, как его - Алексея Гусарова?

После столь серьезных и что особенно умиляло, проникновенных признаний, Платонов-старший, как-то уж совсем странно посмотрел на Абоко и приказал близко к месту залегания не подлетать, а вертолетам прикрытия находиться чуть выше и чуть дальше от места поисков.

Высадились и прошлись цепью. Пока шли, почувствовали в полной мере, как жарко и надсадно дышит пустыня. Еще перед планируемым вылетом, Платонов приказал захватить с собой ящик со льдом и большое количество всевозможных напитков. Тащили этот многостенный холодильник четыре человека. Хорошо, что не особо далеко пришлось гулять. Во время движения также были запрещены любые разговоры. Все для того же. Чтобы избежать любых неожиданных сюрпризов. Высланная чуть раньше разведка подтвердила наличие двух человек. Живых. Спящих у костра.

Место обитания беглецов нашли быстро. Пришлось поблагодарить судьбу, что они не двинулись в поход, а сидели на месте. Было довольно уже темно, и приборы ночного видения прекрасно указывали на то место где были замечены блики костра.

* * *

У обоих “отдыхающих” почти одновременно поднялись торчком уши и повернулись головы в сторону раздающихся знакомых звуков. После этого лежащие у костра посмотрели друг на друга и по привычке безнадежно махнули рукой. Смысл его можно было расшифровать следующим образом: “мы оба сходим с ума, не обращай на такую ерунду внимания”.

До того, как они стали отчетливо слышать вертолетные звуки. Они слышали много чего другого. Например, звуки легко струящихся, а потом бурлящих и ревущих потоков воды, после двух часов дня услышал и Алексей. Оба пролежали большую часть дня в анабиозе. Не двигаясь, не реагируя, не открывая глаза, ничего...

Солнце всецело принадлежащее перекати-полю и колючкам, сторицей отмерило и им своих витаминов “Д” прекрасно предохраняющих от рахита. Поэтому по поводу возникновения последнего, можно было не волноваться. Они им насытились до конца жизни.

Что-то торжественное и завораживающее своей силой все-таки было в этом песочном царстве безмолвия. Какая-то тайна проглядывалась в роковой, раскаленной бездне. Да, хоть эта, подчеркнутая...

Особо следует подчеркнуть, что за весь день удалось помочиться всего один раз. Остались незабываемые ощущения, как будто струя состояла не из жидкой субстанции, а из колючей проволоки, протягиваемой через мочеиспускательный канал. Боль и резь после стряхивания еще долго преследовали обоих. За день организм накопил столько соли, что казалось выскакивали целые кристаллы. И хотя о следующем сеансе мочеиспускания думалось с большой неохотой и тревогой, хотеть пить от этого не становилось меньше. А тут еще очередной неприятный сюрприз судьбы.

Пока они находились в анабиозе, какое-то пустынное животное порвало пакеты наполненные за день влагой от испарения. Сама- то тварь напилась, а вот люди, которые очень надеялись на этот концентрат не смогли утолить жажду. Так или иначе удалось спасти оставшиеся граммов двести, выдавить из пакетов превращенных в тряпочки. К концу дня, когда выяснились результаты устроенного погрома, оба жалели, что так бездумно вылили и избавились от своего высококонцентрированного рассола. И не беда, что с мочевиной. Даже не очень страшно, что один яд остался. Но вместе с утолением жажды, привили бы себе отвращение к питью и заодно бы провели сеанс уринотерапии.

* * *

В кромешной мгле наступившей ночи, были слышны мощные звуки летающих где-то наверху вертолетов, а может и баллистических крылатых ракет. Когда спрыгиваешь с нормального сознания в глубины непознанного, такие мелочи как тактико-технические характеристики летающих призраков интересуют все меньше. Ну и пусть себе жужжит железяка... Они даже этого не помнили...

Собранного вчера хвороста и дровишек вполне хватило для разжигания небольшого костерка. Вчера они уснули, поэтому дров осталось предостаточно. Опять веселые и от того бездумные огоньки заскакали по сучьям, глядя на них, оба облегченно дремали, все в тех же затейливых позах.

Обсуждать житье-бытье с видами на урожай и погодой на Соловецких островах, пока не хотелось. Пока они наслаждались тишиной и прохладой. Лишь изредка они слышали звуки летающих где-то неподалеку вертолетов. Через несколько минут они перестали обращать на них внимание. Как на головную боль... Поболит, поболит, да и сама пройдет.

И в самом деле, звуки раздающиеся сверху, очень скоро утихли, заменяя собой шуршание песка и возню в кустах. Там продолжалась привычная жизнь. Кто-то кого-то ел, кто-то пытался спрятаться, предварительно съев другого. Сама пустыня казалось дышала мерно и ритмично. То мощно накатывая, то мягко отступая от сидящих у костра.

Потерянные в песках, очень скоро стали клевать носом и опять задремали полусидя, полулежа. Намаялись за день бедолаги вот и не смогли продержаться. Хотя спать думая о том, что в любой момент тебе за пазуху может забраться змея или паучок было не приятно. От таких мыслей чувствуешь себя несколько тревожно, но это было раньше, сейчас такая ерунда уже перестала и волновать и интересовать.

* * *

Когда приблизились к последней кромке барханов отделяющих от тех кого они искали. Очень было велико чувство страха. А вдруг это не они, а вдруг это просто местные жители остановились здесь на ночлег, пораженные красотой окружающего их мира.

Казик Душанбинский, в миру больше известный, как Борис Платонв, еще раз попросил сменить в своем приборе ночного видения элементы питания, на самые мощные и подправив резкость навел их не лежащих у костра людей, всмотревшись в такие одинокие и беззащитные фигуры, он с облегчением выдохнул так громко, что казалось начиналась буря. Не узнать в одном из них фигуру сына было нельзя. Может быть он и не узнал, просто отцовские чувства ему подсказали, что это Сергей.

Он приказал никому близко не подходить, мало ли как солнце за день нагрело головы лежащим у костра. Попросил только подтянуть ящик-холодильник со льдом и разнообразной водой к тому месту где то ли спали, то ли просто сидели эти две одинокие фигуры...

Чтобы не испугать Сергуньку и его напарника, он стараясь особо не шуметь, приблизился к костру и уселся у огня...

* * *

Оба пробудились от короткого сна почти одновременно, но Сергей это сделал минутой, а может быть несколькими секундами раньше Алексея.

- Галлюцинации продолжаются, - подумал он, рассматривая сидящего у костра отца и лежащего рядом с ним Алексея.

Как тогда, в детстве, когда мамы рядом не было, он на удачу попросил у призрака: “Папочка, дай мне пожалуйста попить.”

К его большому удивлению, призрак оказался довольно материален. Он нагнулся куда-то за спину... В этот момент на него бросился другой призрак, очень похожий на Алексея, который до этого притворялся спящим.

Сергей на всякий случай крикнул: “Это мой отец!” После чего раненных получилось уже два человека. Платонов, который отец, крупногабаритный мужчина, врезал ослабившему захват его шеи Алексею, достаточно сильно и того отбросило в сторону.

Оба тяжело дыша, ненавидяще смотрели друг на друга. Из разбитого рта Алексея текла тонкая струйка крови и глаза после легкого нокаута, были довольно-таки мутные. Однако тот на обращал на это никакого внимания, собираясь как бык на арене, повторить атаку неизвестно откуда взявшегося мужика с пудовыми кулаками.

- Какой красивый сон, - подумал Сергей переворачиваясь на другой бок, но там была довольно болезненная рана. Он очень громко вскрикнул и повернулся обратно.

К его удивлению оба призрака продолжали тяжело дышать и готовы были вцепиться друг другу в глотки. Только сейчас до Платонова-сына стало доходить очевидное прозрение. Все это не сон и не повторные и жестоко преследующие его дневные миражи с водой из унитаза.

- Вот ненормальный, мог запросто меня придушить, - потирая шею проговорил отец, опять обернувшись за спину и подтягивая к себе тяжелый белый ящик.

Когда он его открыл и Сергей увидел большое количества льда с торчащими из него горлышками запотевших бутылок, он понял, что рано обрадовался собственному пробуждению.

Все-таки все происходящее было сном. Но когда главный персонаж миража, открыв большую бутылку с соком стал им булькать... И протянул ему огромный пластиковый стакан со льдом... И еще с соком, а он, взяв этот ведерный стакан в руку, почувствовал настоящий холод... Это окончательно убедило его в том, что все это правда.

Осторожно, смочив губы, после язык, о стал трясущимся ртом хватать жидкость и захлебываясь пить... Пить... Пить...

В конце концов выпив содержимое, он только тогда подполз к отцу и захлебываясь в собственных слезах стал его обнимать и благодарить, и гладить, и все это вперемешку с просьбами простить его.

Обильные слезы можно было понять, появился источник их возникновения и подпитки.

Отец сам был растроган сверх меры и рывком, легко подняв его с песка крепко стиснул в своих объятиях. Сергей громко вскрикнул.

- Он ранен, - проговорил зачарованный Алексей, не сводящий глаз с пустого двухлитрового стакана лежащего у костра и открытого мини-холодильника. - Ему срочно нужен врач. Ранение сквозное...

После сказанного, не отдавая себе отчет в том, что чужое брать не хорошо. Он пошатываясь и также не веря своим глазам, наклонился над ящиком и взяв кубик льда положил его себе в рот. Только после этого он поверил в то, что все происходящее это правда.

* * *

Откуда ящик?

Кто этот человек, который находится рядом с ними в центре мертвой пустыни?

Он не спрашивал.

Это знакомый Сергея... Они знают друг друга и похоже счастливы от встречи... Что еще надо? Главное, чтобы этот добрый человек не забрал ящик. А все остальное - мелочи.

Алексей лихорадочно высчитывал на сколько дней им двоим.., Нет.., уже троим - хватит этого богатства?

Платонов уже отдавал какие-то команды. Вокруг появилось много разного народу. Сергея положили на носилки. Алексей схватив ящик попытался с ним бежать за ними, но слишком тяжела была ноша. Он нащупал оставшиеся мусорные пакеты, лежащие у него в кармашке для запасных обойм, легко вздохнул и побежал вслед за носилками. Когда носилки поставили в ближайший вертолет, он забрался следом и лег на полу рядом с ними, бережно приобняв, похоже вновь потерявшего сознание Сергея.

Казик Душанбинский, этот “каменный и беспощадный Платонов” человек без эмоций и нервов, как считали давно знавшие его люди, наблюдая эту картину, плакал совершенно никого не стесняясь.

Алексея смогли уговорить подняться и сеть рядом в кресло только тогда, когда поставили к его ногам тяжелый холодильник с напитками, который он бросил, когда бежал за носилками. С тревогой оглядываясь на молчащих и наблюдавших за ним людей. Он начал пить разнообразные жидкости, пытаясь еще и напоить лежащего без сознания друга.

С трудом, но его смогли оттеснить от носилок и уже бригада врачей колдовала над раненным. На Сергея нацепили какую-то маску. Подключили огромное количество находящейся здесь же аппаратуры. Измеряли давление, кололи уколы... Производили еще какие-то манипуляции. Может этого всего и не делали, но Алексею казалось именно это. Предназначения всех этих светящихся, грозно подмигивающих ему приборов он не знал.

Гусарова от всего выпитого и пережитого сморил сон. Его разбудили только для того, чтобы перевести из вертолета в огромный двухэтажный “Боинг”. Прямо в воздухе врачи стали выполнять свой долг. За такие деньги и в кратере вулкана будешь оперировать, а не то что в оборудованном всем необходимом салоне спецсамолета. Конечно, все медики помнили и о своем врачебном долге, но, что не говори, а с деньгами он чувствовался гораздо острее и беспокойнее.

Спецборт поднялся в воздух и взял курс на Испанию.

Перед очередным провалом в сон он еще подумал: “Ни хрена себе сервис в этом Легионе. Надо будет им в Книге жалоб и предложений, благодарность написать. Пусть персонал порадуется, что их старания не остались незамеченными...”

* * *

Они вовремя покинули тот район. Подул самум. На землю обрушилась буря. Все заволокло непроглядной занавеской из песка.

Очень неприятное явление в тех местах.

Нефть добывать можно, а жить привычной жизнью европейца нельзя. Песок и пыльная пудра во всем. Самое неприятное, что в еде. Как она туда попадает, тяжело себе представить, а все потому, что видимость снижается до нескольких метров. С такой видимостью, даже иголку в стоге сена можно не искать. Найти хотя бы то место, где сам стог стоит.




Глава 23
АССЕНИЗАТОР И РЫСАК
ГОСПИТАЛЬ
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОКАМ

Когда надо мной склонился Дюк Белл, я в тот момент окончательно понял, что спасен... А испытал?

На удивление все это можно охарактеризовать только самыми примитивными определениями. Правда от этого они не перестают быть для меня самыми лучшими и желанными.

Эти чувства шли плотным вихревым потоком. И радость, и облегчение, и счастье... Если бы в этот момент под рукой была самая плохонькая стена, я бы, от переполнявшего меня адреналина взобрался на нее и орал от туда на весь белый свет какие-нибудь благоглупости.

Поживем еще, поживем...

Сейчас уже не помню, но много я тогда ему чего сказал. Говорил сбивчиво... В основном благодарил. Хорошо запомнил, что пообещал ему половину своих денег.

Опять деньги. Они... Все из-за этой бумажной, липкой мерзости. Дерьмом они конечно не пахнут, но специфический запашок все же имеют. Как не пытайся их сделать более красивыми и притягательными, но заработаны на убийствах, даже и делиться ими неприятно.

Может нормальному человеку они-то и послужат на пользу? Не знаю. Тем не менее, раз обещал - держи слова. Сколько раз самому приходилось таких умных наказывать. Не будем повторять чужие ошибки. Да и просто хочется почувствовать себя порядочным человеком.

* * *

Дюк вместе с Багом, помогали санитарам нести носилки, на которые меня уложили... Он так бережно держал у себя над головой, чтобы было повыше капельницу, будто там сосуд с его сердцем...

После навещал в больнице. Спокойно, основательно. Без суеты и спешки. А я, как последняя скотина, заказ брал на похищение его приятеля. Теперь и стыдно, и неловко. Хорошо еще, что хоть он не знает об этом.

Почему мне раньше не встречались такие люди. Попадись такой на пути, до того, как я стал скандально-известной личностью. И все могло измениться... А сейчас, чего уж зря рефлексии разводить на пустом месте, да переживать? Спи давай.

Когда очнулся от наркоза. Страшно болела раненая, простреленная рука. Помню, они у меня что-то спрашивали перед тем, как накачать анестезией. Я со всем соглашался. Говорил их любимое “да”, а они и рады стараться. Оказывается знание языков, сохраняет твои конечности. Если не знаешь, о чем у тебя спрашивают, то лучше не выкаблучиваться, а прямо так и сказать: “Не знаю и не понимаю.”

Попытался я почесать, помассировать и успокоить боль левой руки...

А её то на месте и не оказалось. В поисках конечности, одеяльце простыночное сбросил, а вместо руки пустое место...

Что тут началось... Подробности я не помню, так как провалился в беспамятство. Но свидетели говорят, начал я бушевать срывать с себя бинты, сорить ими по всюду и даже пытался выпрыгнуть из окно. Но, как говорят пилоты карьерных самосвалов и Формулы 1, не вписался в проем окно и со всего маху врезался в стену. После наркоза и в дверь сразу не попадешь, а здесь окно. Потерял сознание. Когда очнулся был прикручен эластичными бинтами и веревками к кровати и напичкан до основания успокоительными лекарствами.

Через пять дней после неудачной попытки, пытался повторить прыжок. Это тогда, когда привезли полного дебила Кшиштофа Анальского. И когда он, странно подмигивая, начал прекращать корчить из себя идиота, т.е. возвращаться к нормальному состоянию. Вот тогда и наступило время его правдивых воспоминаний, а по мне так лучше бы их вовсе не было. Рассказал после отбоя, присев на край моей кровати, что он был последним, кто видел живыми Дюка и Бага.

- И что ты этим хочешь сказать?

- Ничего.

- Подожди, ты пришел ко мне с рассказом, рассказать , что солнце встало? Или что-то о моем друге?

Он на прощание вздохнул, подмигнул и все же поделился предположениями.

- Выжить они там вряд ли смогут, слишком жарко, - сказал лях, подмигнул и лишил надежды окончательно. - Без воды, сутки на таком солнышке и все. Получается вяленое и мумифицированное мясо в мундире легионера.

Когда я узнал о предполагаемой смерти, как я понял своего единственного по настоящему дорогого мне друга, вновь попытался бушевать. На этот раз я был без дурного воздействия наркоза, но потерял много времени пока срывал с себя разные датчики и выдергивал иглы капельниц. Они вовремя спохватились. Скрутили в дугу, не глядя на ампутацию. Пытался я кусаться, лягаться, но люди в белых халатах взяли количеством. Плотно меня обложили и обездвижили... Суки... И такую конскую дозу в меня наркоты ввели, что охнуть не успел. Обмяк. Поплыл.

Ощущение запутанности в самом себе, не предполагает долгого пути. Дорога через нагроможденный своими руками бурелом из нереальных обстоятельств, ущербных сомнений и завышенной самооценки, приводит в никуда...

Плохо когда память длиннее жизни.

Совсем нехорошо, если на похоронах, собравшиеся краснеют при упоминании имени покойного.

Пытался я, ссылаясь на Бейрутскую конвенцию, отказаться от питания и заморить себя голодом. Но эти палачи в белых халатах, т. н. врачи, отказали мне в этом. Они насильно поставили меня в известность о том, что я, есть раненая боевая единица, которая имеет в своей психике серьезный сдвиг. Исходя из всего перечисленного мои крики о правах раненых и умалишенных, ими во внимание не принимаются. Один гад, наглый такой, мордатый, даже сказал “мы их об асфальт топтать будем, права твои долбанные”. И стали меня кормить через зонд. До этого пугали, что будут это делать через анальное отверстие, но это невозможно, уж мне ли это, как врачу не знать.

Кормление через трубку. Введение разных растворов по шлангу. Это, то еще удовольствие. Особенно когда разодрали пищевод, каждое новое введение зонда, доставляло мне непередаваемые страдания. Я им так и сказал: “Фашисты! От ваших действий я - страдаю!”

* * *

Так и лежал прикованный к лежанке с дурной головой, вывернутыми внутренностями, перспективой получения белого билета и возможно пенсии.

Пока не наступил один из тех славных моментов, о которых мы потом помним всю жизнь.

Пришлось мне выздороветь в течение одной минуты, от огромной порции положительных эмоций. Дело было так.

Мне к койке принесли телефон. Голос в трубке был очень знакомым. Это был Дюк. Он сразу сообщил, что жив, здоров и находиться вместе с раненым Багом в каком-то странном госпитале для командного состава. Бага прооперировали, а он сам вроде в нормальном состоянии. Слезы радости душили основательно, не давая ничего толком сказать. Но я вышел из этого раздрая и просто слушал наслаждался голосом своего собеседника.

В конце нашей беседы, я долго упрашивал его и в конце концов, он продиктовал мне номер своей кредитной карты. Можно было вздохнуть свободно. Расчет будет проведен мной при первой же удобной возможности.

После разговора, я понял, что мой единственный даже не друг, а человек, который для меня больше любого друга. Я, как, кстати и Рысак, обязан ему жизнью.

Так вот, он хотел бы оставаться в состоянии похороненного и пропавшего безвести. Не понятно только, как это можно было сделать находясь в госпитале Легиона? Если он, что-то и недоговаривает, то имеет полное на это право...

* * *

После сообщения о том, что Дюк жив и здоров, мне самому зажилось легче и спокойнее. Пора уже было подумать о вечном и прекрасном. О маме, о жене с детками и моей драгоценной теще.

За всеми переживаниями последнего времени я как-то совсем выпустил из виду, что я ни какая ни сирота с церковной паперти, а вполне обеспеченный человек. Немного дурноватый и заигравшийся в поиски самого себя, но очень состоятельный. Мое богатство скрывалось в моих родных и близких. Как выяснилось, сколько бы я не пытался выглядеть неким суперменом, эдаким человеком без души и нервов, а на самом деле я самый обычный, легкоранимый и очень сентиментальный дурень.

Еще до окончательной выписки из госпиталя и улаживании всех формальностей с командованием Легиона. Я созвонился с женой и рассказав, как и куда добираться, чуть ли не в ультимативной форме потребовал от нее прибытия всех членов моей семьи сюда.

Вместе с моей мамой и тещей, этот голосящий, капризный и неуправляемый табор прибыл в небольшой французский городок но Лазурном побережье Средиземного моря.

Когда на вокзале, они увидели меня без руки, с почти полностью седой головой, они голосили так, что пришлось вмешаться полиции. Ажану я объяснил ситуацию, показал документы военного инвалида, он при них, очень красиво отдал мне честь и помог отнести вещи в такси.

Отвез их в небольшой, затерявшийся среди буйной зелени двухэтажный домик, купленный мной совершенно случайно, по внезапному случаю. В подробности лучше не вдаваться, а то потом можно будет об этом долго жалеть. Основное могу сказать следующее, продавец цену сбросил и при чем, сбросил очень даже основательно. Так как покупать дома в таком райском месте могли себе позволить только представители Арабских эмиратов или те, кто продолжает разворовывать Россию. Пришлось “торговаться по-русски”.

Когда расположились. С дороги выпили-закусили, за одно отметили новоселье. Настал мой черед правды.

Подвыпившие женщины взяли меня в кольцо. Вопросы новизной и разнообразием не отличались от допроса. Основной и единственный был: где рука? Я-то сперва отнекивался, напускал туману и разных других непонятных обстоятельств. Но когда моя мама, которой я, как и Дюку обязан жизнью, задала вполне “чисто конкретный” вопрос: “Я тебя родила с руками и ногами. Отчитайся согласно списка, где остальное имущество”. Против такого устоять было невозможно.

Пришлось этим любопытным гражданкам, с дрожью в голосе, подавляя идущие от сердца тяжелые вздохи, рассказать с самого начала и до конца всю правду о своей недавней жизни.

О том, как я прочитал, что некоему, безнадежно больному, но очень богатому инвалиду потребовалась рука для пересадки.

О том еще рассказал, как я их всех люблю и ради них пошел на кухню и принес успокоительное для мамы и любимой тещи... При них сам тоже выпил. В доме запахло лекарствами...

О чем это я честно говорил?

А, о том что ради них пошел на то, чтобы отдать свою руку, больному, а взамен получить домик с солидным куском земли, 139 тысяч евро и пожизненную пенсию.

Да! Остался инвалидом. Но чего не сделаешь ради людей, которых так сильно любишь.

После финального аккорда моей патетической оратории, все эта публика вскочила с парковых скамеек (нормальную мебель в дом, я просто еще не успел привезти) и заливаясь слезами доложила мне, что я просто ангел, божество и что-то еще очень для моего слуха и глаза приятное.

Плакали может час, а может больше. Пока все не стали икать от слез, не успокоились. Я стоял рядом, возвышаясь над ними. Грустный, безрукий и монументальный, проникнутый общим порывом любви и горя. Вдыхая запах всевозможных сердечных препаратов, потребляемых прямо из горлышка, я думал, как же быстро все поверили в пересадку руки, в эту явную чушь?

Да выгодно в это было верить, вот и поверили. Впрочем, я наверное был слишком строг к своей родной части жизни. Не знаю, но плакали искренне. По крайней мере мне очень хочется в это верить.

Я думаю, если бы сказал о том, что ради всего этого мне пришлось человека убить, они бы то же поверили и не осудили. Так как уж больно причина красивая, любовь к матери и детям. Но! Чур меня, чур.

По поводу же пересадки, только моя бедная мама сказала, что она сейчас будет чувствовать себя причастной к совершенному преступлению, и, что ей от этого белый свет будет не мил. Я проникся материнскими словами, подошел к ней обнял и поцеловал ее руки. Она очень трогательно погладила меня по голове.

После этого, оставив завариваться ароматнейший кофе и подходить в духовке нежнейшие бисквиты, мы все, с шутками и прибаутками пошли осматривать дом и те комнаты, которые я отвел для каждого члена своей семьи.

* * *

Выражение “жить как у Христа за пазухой” знаете? Вот я сейчас так живу.

И что удивительно, две еще не очень пожилые женщины, до этого на дух не переносившие друг друга, в этих условиях стали лучшими подругами... Теща, пожалуй, даже более лучшей, нежели мама. Так как у мамы есть преимущество, это именно я, ее сын, отдал руку на отсечение для общего блага и достойной, а главное сытной и уверенной старости. В какой еще России, которую мы потеряли, такое могло быть возможным?

Выяснилось, какие у меня прекрасные, умные, старательные и любящие дети. А жена? Сейчас это ангельское создание можно было прикладывать к любой ране и она тут же заживала. Вопросы “бензопилы и язвы” отпали сами собой. Я просто купался в роли хозяина дома и главного добытчика для семьи.

Для всех для них, наступила череда приятных и удивительных открытий. Оказалось, что можно не пахать, с утра до вечера за унизительные копейки, а просто жить в праздности и лени. Копаясь с утра до вечера в огороде, но не ради пропитания, а только с целью получения удовольствия от самого процесса. Развлекая себя изучением французского и английского языков, походами в магазин, экскурсиями по пляжам и мини-рынкам. Через месяц походы превратились в поездки, при чем права на вождение автомобиля, по моему настоятельному требованию, были у всех взрослых членов моей семьи.

А я ждал приезда в гости Дюка. Для него заранее была выделена отдельная комната. О чем я и сообщил ему на его электронный адрес. Он отозвался и обещал приехать. Сейчас весь распорядок моей жизни, все подчинено ожиданию его появления. Очень мне хотелось кроме переведенных ему денег, еще и показать свою семью. И было бы мне полное счастье, если бы он согласился жить вместе с нами.

* * *

Рысаку надоело все. Его окружение. Франция. Еда. Питье. Легион. Врачи. Запахи дезинфекции. На-до-ело и все.

Он так и сказал звонившему ему Алексея, что после того, как почувствует себя хоть немного, хоть чуть-чуть лучше, сразу идет в самоход и возвращаться назад не собирается. Очень он рад, что они оба живы. Конечно, о том, что он об этом знает не скажет никому.

В один из таких моментов, перед самой выпиской из госпиталя он вышел из палаты и больше не возвращался. Перед тем как сорваться, зашел к Пирогову посидел рядом с ним. Посмотрел, как тот мучается. Это только укрепило его в задуманном деле. Деньги у него, прикупить кое-какую одежонку были. Элементарное знание французского языка, могло довести даже до Киева, но ему туда было без надобности. Он двинулся в Париж. На скоростном экспрессе это было быстро и удобно. Гораздо быстрее чем на языке. В госпитале еще к обеду не приступали, а он уже дефилировал по европейской столице.

Адресок воровской малины, в одном из пригородов Парижа, он запомнил хорошо. Как и предполагал там уже были совсем другие люди. Одного из них он отлично знал еще по своим прошлым временам, карманник с погонялом Финкарь. Они с ним чалились еще на малолетке. Понаблюдав из парадного соседнего дома, он поднялся в квартиру и буквально упал на руки подхватившего его Финкаря. Тот был и растроган, и расстроен. Так все давно похоронили Колю Рысака, погибшего в общегражданской войне блатных, за переделы сфер влияния и легальный доход.

Перед тем как Рысак добрался до места, он двое суток ничего не ел. Просто не хотел. Волновался... То-сё. И когда, расслаблено сидя на каком-то стуле, попросил (больше для соблюдения этикета, чем для утоления голода) чего-нибудь съестного, те, кто там находился, сославшись на то, что его не ждали, предложили только старую, сухую булку. Больше в воровских закромах ничего не было.

Тут-то его и прорвало, и понесло... Он вцепился в сухой обрубок двумя руками и стал от голода просто рвать ее зубами. Урча от удовольствия и нетерпения, на глазах ошалевших присутствующих начал заглатывать куски не прожевывая, почти целиком. Финкарь, глядя на этот финал репинской картины “Не ждали”, почувствовал себя полной скотиной.

Пока Рысак давился сухими крошками, в кафе расположенное в этом же доме была выслана “торпеда” и проворный парнишка через десять минут принес много всякой горячей снеди. Разложили, расставили угощение, достали припасенную кем-то бутылку “Столичной” и отпраздновали встречу. Но чтобы гостю не загнуться от заворота кишек, Финкарь большую половину еды у него забрал.

- После доешь... Трошки охолонь... Нельзя тебе сразу столько...

Он хорошо помнил это чувство отсутствия насыщения, особенно после “шизо”, когда жрешь, жрешь все подряд, кидаешь в жадную, ненасытную топку, лопату за лопатой, а есть все равно хочется... Помнил он, как потом скручиваются кишки в один раздираемый от боли ком... Поэтому хоть и жалко ему было кореша с его худыми, впалыми щеками и мутным, разуверившимся взглядом. Но жалея его, “хавку” все-таки забрал.

Уже во время еды, Рысака позвали к телефону. Звонил Байкал... Ему уже сообщили радостную новость и он звонил поздравить Рысака с возвращением... Да проявить обычную бдительность.

Для Колюни, в настоящий момент это было не важно. Важным являлось то, что он его помнит и о нем беспокоиться.

Сейчас, об этом шепнул, делая большие глаза все тот же Финкарь, Байкал - этот авторитетный вор, был избран “сходняком” смотрящим за всеми территориями за границами России. По-старому, считай, генерал-губернатор заморских земель.

Ну, что говорить? “Генерал-губернатор” отнесся к Колюне благосклонно. Губу не оттопыривал, пальцы не веерил, поговорил душевно. Пообещал новые, чистые “ксивы” и решение всех навалившихся проблем. После того, как выслушал сбивчивые небылицы Колюни о всех бедах, что с ним случились после его прибытия сюда. Байкал сказал пару слов Финкарю. Тот только кивал головой, как будто тот, мог видеть его молчаливое согласие. “Сделаем... Все сделаем... Будь спок... Член на отрез...” - повторял он, убеждая и успокаивая Байкала.

После состоявшегося разговора со смотрящим к Колюне стали относиться великолепно. Однако фальши было много и в улыбках и в “чего изволите?”. Получил подъемные - двадцать тысяч “баксов”. Приоделся. Справил добротную обувку. И... Отъедался, отсыпался...

* * *

Конечно, проверять его стали сходу. И правильно сделали. А то не было, не было человека и вдруг, здрасте-пожалуйста. Такой-сякой, прибыл для прохождения дальнейшей воровской службы. Что ты делал, где кантовался? С кем пайку половинил? Давай... Делись со своими корешами.

- Поделился?

- Да!

- А мы не обязаны твоей туфте верить. Лепи темнуху, кому другому.

- Бздишь, сявка?

- Нет...

- Мне западло с тобой эти базары тереть...

- Это не со мной.

- А с кем?

- Со все братвой.

Примерно такой диалог происходил между Рысаком и Финкарем.

Разумеется, блатные не поленились. Нашли специалиста, заскочили с ним в Интернет-библиотеку. Пролистали швейцарские электронные версии тамошних газет. Там нашли фотку разломанного автомобиля и в нем израненного и поломанного Колю Рысака. Показали ему эту картинку, тот не стал отказываться от того, что уже видел в руках Ивана Петровича.

После стал вспоминать подробности.

Так как ни черта не соображал, его засунули в местную психушку. Одели ошейник и на электрическую цепь. Где, с кем, когда? Все фиксируется. А “подлые лепилы” ждали когда он оклемается, чтобы выпустить на волю. Никто правда не спросил, а за каким ты х.., бродяга, поперся в эту самую Швейцарию? На это был заготовлен специальный ответ, скрывался от киллеров, которые именно здесь, на этой квартире его поджидали. Так и сидел в той Швейцарии, косил под недоумка.

Пока то да се, веры не терял, был убежден, на том и смог продержаться, что братва вызволит его оттуда. Но братва не чесалась. В тот момент шла очередная освободительная криминальная война. Жирные, лакомые куски, в очередной раз, служили камнем раздора.

Пока блатные лупили друг друга в хвост и гриву, о Рысаке все забыли. А зря. Как раз в этот момент, над ним начали беспредельничать, проводить какие-то опыты. После них у него провалы в памяти и страшные, просто невыносимые головные боли.

Пару раз, когда приходил в себя, пытался бежать, но там вместо конвоя всюду электроника. Далеко отойти не успевал, после чего получал из электрического ошейника разряд огромной мощности и после него очередной провал в памяти. Местные беспредельщики его после этого хватали и с целью истребления тяги с к свободе, равенству и братству - жестоко били. Измывались над ним, какие-то черные и желтые личности. Он терял сознание. Его отливали водой и пока он придет в сознание, они отдыхали, а затем снова били. Как результат. Сотрясение мозга, половина ребер сломана.

* * *

По указанию Байкала его вывезли в Россию. Там быстренько в больницу. Проверили. Ни хрена себе... Точно, ребра сломаны, в мозгах беспорядок. Значит говорил близко к истине, а если и врал? То где тогда, авторитетный вор - Рысак мог находиться. Где?

Местным ментам, дела до “русской братвы” нет никакого, так как никаких серьезных акций на их территории не проводится. Да и не тот Коля человек, чтобы идти в услужение к заграничной ментуре. Про “чеку”, никто и не вспомнил...

По всем понятиям получалось, что правду говорит Рысак. Добавляет гонору к своему имени.

Значит - лады?

Выходит, что так...

* * *

Избрание Байкала на такой почетный пост и фактическое удаление его из России, означало только одно. В прошедшем витке уголовных разборок, его группировка не смогла одержать победу. Для того, чтобы он не мутил чистый и светлый (согласно фильмам и популярным романам, состоящий из рыцарей печального образа или из демобилизованных десантников) образ уголовного сообщества, его и отправили в почетную ссылку.

Сейчас с появлением “легенды воровского мира” Рысака, можно было попытаться вернуться в родные пенаты и разобраться по понятиям с теми, кто переметнулся к “апельсинам” и предал воровскую идею. Пересмотреть кое-какие решения последнего “сходняка”. Потребовать отчета от держателя “общака”. Поэтому вслед за Рысаком в родные места отправился и Байкал.

Торжественная встреча для Рысака была организована в загородном ресторане им. Опры Винфри. Кто такой этот загадочный Оправинфри, братва не знала и все время спорила, ссылаясь на авторитет некоего, независимого эксперта Першина Дениски. Одни говорили, что это скаковая лошадь вороной масти. Другие, опять же со ссылкой, все на того же Першина убеждали, что это потопленная в Черном море легендарная боевая торпеда, которую сколько не пуляли в сторону врага, она упрямо возвращалась к родному торпедоносцу. Сколько не спорили, но к общему решению так и не пришли.

Выбор устроителями этого места основывался не на его названии, а на том, что любили этот ресторан за хорошую кухню и доброту обслуживающего персонала. За веселуху собирающихся проституток. За то, что в подвале было организовано некое подобие “катрана” с хорошей карточной игрой и уверенностью в том, что игроки ведут себя честно. Обычно карточные шулера проводили там свои семинары по обмену опытом и “честной” игре.

Т.е. все одно к одному, и вкусный ужин, и торжественный прием с приглашением парочки эстрадных “звезд”. Кстати, они особо не ломаются эти “звездушки”. За дополнительную плату, с превеликим удовольствием могут исполнить полюбившиеся хиты-песни и в банно-сексуальных условиях. Это уже как водиться, тем более у них прейскурант цен на оказываемые услуги (кто смотрит их в телевизоре, тот видел) выведен на лице чёрной тушью прямо.

Выпивка богатая. Девчушки молодые, но опытные. Для “дури” тоже было отведено специальное место. Хочешь сыграй на “баяне”, т.е. через шприц, а хочешь в обе ноздри сыпь марафета или, если толк в этом знаешь, втирай его в десны.

Чего душа требует, то и твори.

* * *

Приглашенные и хозяева съезжались без обычной помпы и машин сопровождения. Эти прибыли раньше и пялились друг на друга в людской, то есть на кухне и в овощных подсобках.

Прибыли, как издавна на воровских сходка повелось и милицейские генералы, и судьи, и прокуроры.

Прикатили с мигалками и шумом народные депутаты. Прибыли служить народу, которых их и избирал, и денег давал, чтобы избирали.

Заявилось много других мутных и непонятных личностей.

Все неспешно, чинно, благородно. Каждый знал себе цену и снижать потолок продажности не собирался, не на базаре. Если в других условиях, всю эту “хевру” следовало уважительно встречать, да привечать, то - извините, сегодня был другой случай, особый.

Сегодня Коля Рысак был в центре всеобщего внимания, пупом земли и средоточием всех добродетелей. Шестерки заранее прознали его отчество и уважительно величали Николаем Николаевичем. А он, в качестве именинника, ходил важно и предлагал перед посадкой за стол и основной жратвой, “закусить аперитивом”.

Когда же все расселись и наступило некое подобие тишины, Байкал, как устроитель этого всенародного гулянья в кратком вступительном слове обрисовал, международное положение. Со вздохом посетовал на беспредел талибов в Афганистане. Осудил, нездоровый ажиотаж и лихорадку индекса Доу-Джонса на Нью-Йорской бирже. И подводя черту перед финальным сообщением, от всей души поздравил присутствующих с возвращением, и выздоровлением дорогого именинника Рысака.

После выдержав соответствующую торжественности момента паузу сообщил, что все люди (т.е. большой воровской сход), согласились с тем, что наш уважаемый друг и сегодняшний виновник торжества, после того, как подлечится от заграничного беспредела, становиться смотрящим закордонных территорий, т. е. на его, Байкала, место.

Ломая дорогостоящие стулья, большинство присутствующих повскакивали со своих мест и бросились, на всякий случай поздравлять “наследника трона”, вступившего в законные права “малого властителя и самодержца”.

Больше всех этому сообщению радовались и хлопали не жалея ладоней, пошедшие на повышение в центральный аппарат и приглашенные к халявной жратве, генерал Стырин и прокурор Забалов (свою звучную фамилию он так и не сменил). Еще немного и Стырин готов был умиленно рассказывать, сидящим рядом с ним домушникам и карманникам о том, что это он, не жалея себя, вывел в люди, такого прекрасного человека, как Николай Коломиец, в миру - Коля Рысак.

В ответном слове Рысак пообещал:

“Ну это, типа, всегда...” И поблагодарил от всего сердца: “Всех в натуре... Все ништяк...”

Собравшимся его речь понравилось. Коротко и понятно. Он сам также не ожидал от себя такого поэтического красноречия.

После трогательной ответной речи все чинно расселись и выпили.

- Ты чего, Рысак, такой грустный? - приставал к нему присмиревший вор Синоним, кореш покойного Данилы Белокаменного. - Может угощаем тебя плохо, или бляди червивые? Так ты только скажи, мы эти масти быстро сменим...

- Да, нет, все путем... Но хочу хлебнуть я своего любимого чифиря. Так хочется, ты себе не представляешь... При чем, не из чашки с узорами, а из нашей, металлической кружки, оттуда где он варился настаивался, чтобы губы о край обжигало, чтобы нутро мое темное, “лепилами” изуродованное, свет увидело...

- Чудак-человек, сейчас организуем, - сделал добродушный жест Синоним.

Он подозвал к себе одну из своих “шестерок-торпед”, по случаю праздника одетого в пиджак не по размеру, из под которого наружу выпирал ствол. Коротко распорядился исполнить желание виновника торжества. И через час разомлевшему от хороших слов, водки и просто от всей атмосферы Рысаку, на серебряном подносе принесли закопченную кружку с дымящимся густым, чайным лакомством.

Его восторгам не было предела. Он разве, что только не плакал от умиления. А когда эту кружку пустили по кругу и каждый сделал по символичному глотку... А после, она опять попала на поднос стоящий перед Рысаком, его восторги зашкалили за все мыслимые границы.

Чифирь и в самом деле был хорош, а еще поднесли к нему и специальную папироску, набитую и скрученную с разными прибамбасами... Сказка, ей, богу...

Но сердце отвыкло от таких потрясений. Колян шатаясь от всего навалившегося, а больше от чифиря, пробравшего до самого дна и нагнавшего обильного пота, сходил отлить. После вышел на террасу ресторана, глотнуть свежего воздуха и привести свои расшалившиеся эмоции в нормальное состояние.

* * *

Пока Рысак, стоя на фоне ярко освещенных окон оглядывал и любовался темными пейзажами русской слякотной осени. У него за спиной что-то долго шуршало, скрипело и мялось. После долгого замешательства к нему в форменном жилете кухонного служащего робко приблизился старичок.

- Разрешите, господин хороший, отвлечь вопросом? - несмело спросил он.

Коля выдохнул дымок крепкой заграничной сигареты, выбросил окурок в набежавшее облако тумана и только после этого обернулся на дребезжащий звук старческого покашливания и шмыганья носом... Обернулся и, его огромная, нечеловеческая радость, перешла в фазу грубой и безнадежной тоски. Перед ним стоял добродушно улыбаясь Иван Петрович.

- Ты не смотри так на меня. А не то я умру сейчас от страха, - с каждой выговариваемой буквой, голос старичка начинал звучать металлом. - Ты думал, что мы о тебе забыли, босячок? Бросили тебя? Нет. Ну не хочешь обнять меня и прижать к своей груди, просто скажи, что-нибудь эдакое...

- Зра.., сгра.., здарсвуйствуйте начальник, - еле выдавил из себя обомлевший Рысак.

Бурный поток его радости, на глазах гебешника, превратился в два ручейка... текущие из носа простывшего первоклассника.

- За паренька того, что ты сохранил живым, тебе спасибо, - голос бериевского сокола, зазвучал особенно торжественно. - Я ходатайствовал перед президентом, о присвоении тебе звания “Герой России” и присвоении внеочередного звания - лейтенанта космических войск. Ты рад?

- Очень, - нехорошим голосом прошептал Коля. Стесняясь уточнить, о каком, собственно говоря, пареньке идет речь?

- Сам понимаешь указ будет секретным, поэтому уже сейчас можешь считать себя и офицером, и Героем... - он выжидательно смотрел на растерявшегося Рысака. - Ну же, лейтенант? Что ты обязан сказать согласно Устава караульной службы, когда тебе сообщают о таком известии...

- Не знаю, - вспыхнул светофорными огнями новоиспеченный лейтенант.

- Вот же, сраный олигофрен, - с армейской простотой по-отечески пожурил его Иван Петрович. - Служу России! Ты обязан сказать: “Служу России”.

- Служу России, - гаркнул, что есть мочи Коломиец-лейтенант.

- Тише, ты, - присев от неожиданности, расплылся в улыбке Иван Петрович. - Ишь ты, чертяка, как обрадовался... Но больше так не бегай... А то мы с ног сбились, тебя по всей Европе разыскиваючи... Хорошо добрые люди шепнули, где ты.

Коля хотел возразить, что это не он бегал, а от него. И если бы не его друзья-однополчане, то пришлось бы ему кормить червей в чужой арабской земле. Хотел он еще много чего сказать, но благоразумно удержался. Зато на прощание то ли честь отдал, то ли при помощи другой руки, руку в локте обломил.

Петрович всех этих современных жестов не знал, но на всякий случай скомандовал “вольно”. Напоследок, предупредил, чтобы Рысак встреч не искал, они его сами найдут... И на глазах обалдевшего Рысака, растворился в молочной дымке зябкого тумана.

* * *

Конечно, во Франции мне было тяжело и нерадостно наблюдать за всеми потугами этого “деревянного солдатика”, наводившего в свое время ужас на многих блатных, банкиров и государственных чиновников.

Многочисленной и разнокалиберной швали, достаточно было сообщить или тонко намекнуть о том, что его безнадежно-запущенную болезнь, вместе с ним, передали в руки такого знающего, а вернее - толкового специалиста, как “Ассенизатор”. И все.

После этого “мама, не горюй”. Они, эти бывшие пэтеушные недоучки и партийно-комсомольский сброд, сами подыхали от страха. Хоть ты не сиди ночи напролет в засадах и не подстерегай в кустах у переправы через Стикс всех этих ребят, сжимая потной ладонью гранатомет.

Как сейчас помню. Экономия патронов и взрывчатки, была колоссальная.

И, что я увидела после всего этого? Жалкую карикатуру и потуги на сверхчеловека, со всеми вытекающими шутовскими последствиями.

Очень часто, наблюдая за его суетливыми и беспомощными действиями со стороны, хотелось ломая все законы конспирации, подойти к нему, дернуть за рукав и потребовать, не позорить гордое и поэтическое имя “Ассенизатор”. Не марать товарный знак и доверие людей, кстати, наших с ним клиентов и работодателей.

Мои наблюдения принесли очень горькое открытие. Оказалось, что в момент нашей первой и, я надеюсь, последней встречи, он был самым заурядным солдатиком иностранного легиона. Служил-прислуживал чужим деньгам и интересам. Такое резкое и низкое падение.

Как такое могло произойти? У меня тогда голова шла кругом, но только могла предположит. Возможно, во время очередной рабочей акции его контузило или попало чем-нибудь тяжелым по голове? А может он прокололся, как неразумное дитя, а сейчас пытается там, под этой клоунской фуражкой спрятаться, скрыться? Сейчас даже не хочется об этом думать. Тяжело и противно... Просто в вонючий пот бросает от одной только мысли о нем... Бр-р-р...

А думать приходиться.

Как сообщила мне, одна моя девочка. Во Францию она приехала гораздо раньше чем я. Оценивала обстановку, смотрела, анализировала. Несмотря на то, что она моя ровесница, большая умничка. Это она срисовала место его нахождения через компьютерные дела, когда он суетился, вызывал меня во Францию, а после заказывая для меня номер в гостинице.

Так вот этот красавец в мундире, напился до скотского состояния, читая мой проникновенный текст, в письме “с последним прости”. Он следил за мной, она следила за ним. Он обо мне знал ровно столько, сколько я считала возможным ему дать. Зато сама знала о нем все. Остальные детали можно было уточнять отталкиваясь от его несравненной персоны.

Все это только вступление, несколько мазков тушью, для того чтобы быть правильно понятой, почему мне пришла в голову мысль воспользоваться торговой маркой “Ассенизатор”.

Как и он, я также решила работать с подручной. Но пока она была у меня на подхвате. Разумное и быстрое, на лету все схватывающее создание. Когда придется с ней расставаться - к моему искреннему сожалению, она знает меня в лицо - особо жалеть не придется. Пожалеешь других, себя жалеть не хватит времени. Этому я научилась очень даже хорошо у своего учителя. Однако же пока об этом мне не хотелось думать, да и поводов для экстренного устранения свидетелей не было. Тем более она еще меня не подводила...

* * *

Когда же он вернулся во Францию. И в дальнейшем вышел из госпиталя с отрубленной рукой. Я поняла, что судьба дает мне неплохой шанс, занять его место.

Конечно, он такого сказать мне не мог. А если бы узнал об этом намерении, то попытался бы меня отговорить от этого шага. Наверное хоть чуточку, но он меня любил... Хоть чуточку... Поэтому, я уверенна, стал бы отговаривать. Но о данном решении ни то, что он ничего не знал, никто об этом даже не догадывался. Все это было к лучшему.

Его контакты и номера паролей, при помощи женских хитростей я узнала от хакера, милого и застенчивого юноши, который работал на него и для денег, в том числе. Но больше, этот разрушитель оборонного могущества США, трудился не покладая рук для собственного самоутверждения и борьбы со своими комплексами неполноценности. Работа на Ассенизатора приносила ему определенный денежный интерес. Но когда я смогла его вычислить и “случайно” с ним познакомиться, наше сотрудничество перешло в область платонической любви, с намеками на ее перерастание в плоскость “горизонтальной дружбы”.

Поэтому, пока солдат Пирогов не спохватился, я узнала о том, что на его имя поступило два заказа. При чем, один клиент был не для “мокрой” работы. Именно его, мы разрабатывали во Франции, когда я подцепила бесконечно милого и доброго графа Вадима Пелье. Который кроме титула, в первую же ночь наших совсем не платонических братских объятий, смог одарить меня всем букетом известных венерических болезней, включая гонорею и сифилис. И только сдав кровь, я смогла вздохнуть спокойно, когда увидела, что хоть СПИДа во мне нет.

Развода я не потребовала, но адвоката вместе с врачом-венерологом пригласила.

После их протокольного посещения и полной, почти принудительной проверки моего дорогого мужа, источник болезни был вычислен и документально подтвержден. Все было запротоколировано.

Антибиотики продолжаю и колоть, и принимать таблетки пачками. Стала бледная, как смерть.

Вадим виновато улыбаясь, пытаясь меня подбодрить сказал, что теперь я приобрела оттенок истинного аристократизма. Смерила его своим самым презрительным взглядом. Если все бледные аристократы имеют такую же природу этого явления как и я, им не стоит завидовать.

Теперь мне становится понятным и вырождение европейского дворянства, как класса. С такими носителями генов, как у Вадима, далеко свой род не проведешь... От такого мужа, только идиоты и могут появиться на свет.

К сегодняшней работе, все эти рассусоливания, не имеет никакого значения.

Вот так, “обезьянка Чичи - продавала кирпичи” и плакала бедная, так горько плакала, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ни себя, ни других, из этого кобельего племени не жалея. Не в последнюю очередь и из-за этих особенностей семейной жизни, мне захотелось занять место легендарного Ассенизатора... Возможно даже в первую...

* * *

Нашла я на сайте Ассенизатора, заказ на физическое устранение еще одного “красавца”. Покопавшись все в тех же файлах удивилась, оказывается очередной легионер. Сослуживец скромняги Пирогова Николая Ивановича.

Запросила с извинениями адрес заказчика, подтверждает ли он свой заказ? Он ответил двумя буквами - “да”. Я уточнила сумму сделки. Мне и ее подтвердили. Она меня, более чем устраивала. Хотя будучи подручной у Ассенизатора, следует отдать ему должное, он меня тоже, особо не обижал.

Но здесь я уже сама хозяйка положения, хотя и действую от чужого имени. На всякий случай еще раз заглянула на тот же сайт, а там уже новое послание с расписанием пребывания “моего клиента” на родной земле и даже с новыми фотографиями. Только работай, не ленись...

Перед поездкой домой в Россию, а туда я уже отправилась в качестве графини и с паспортом гражданки Франции. Мне все же удалось вылечиться от некоторых сюрпризов моего обожаемого муженька. Успокаивать себя фразами, типа “титул того стоит” у меня не получается, хотя я и пыталась. И не смотря на то, что скандал устроила грандиозный и задница у меня была продырявлена не менее восьмидесяти раз, мужененавистницей я не стала. Однако на последнем рубеже зарабатывания денег, связанных с точностью выстрела (если придется стрельнуть), я уверенна рука не дрогнет и в последний момент меня не подведет.

* * *

Когда он чуть пьяный и счастливый вышел на террасу для того, чтобы полюбоваться в сумерках осенью и ее красотами. С этого момента я стала наблюдать за ним очень внимательно.

Вот, к нему подошел кто-то из ресторанной обслуги. Они любезно перекинулись парочкой слов и подошедший отошел.

Настроение у объекта отчего-то сразу испортилось. Можно было воспользоваться наступившим моментом растерянности, чтобы поднять его дух выше облаков, прыснуть яда из баллончика. Впрочем с его грехами, на небе ему долго не продержаться. Однако вариант с газом я сразу отмела, т.к. в этом случае слишком была бы неясна причина смерти. Сердце сдало, а что, почему? Поэтому, пришлось работать поднимальщицей настроения, из обычной винтовки с оптикой. Выстрел в грудь и голова в ауте, а с ним и плохое настроение...

Дело Ассенизатора живет и процветает. Его знак качества и чистота выполнения работы было по прежнему на самом высоком уровне. А чем меньше будет уголовников вокруг обычных людей толпиться, тем лучше для всех.

К сожалению, из-за туманных причин, в голову-то я не попала, а втюхала ему куда-то в левую половину туловища. Он волчком закрутился под раздающуюся музыку. Но обязательно следовало мне всадить в него и контрольную, верную пулю. Так и на курсах обучали, и по телевизору я постоянно смотрела... От этого обязательного выстрела и задержалась на месте. Все в визире оптического прицела искала клиента. А он исчез в тумане, как ежик из мультфильма, на который меня давным-давно водили смотреть в моем Черепушкине.

Задержка на месте акции, это, как сказал бы Ассенизатор, очень непрофессионально и беспечно. Такие ошибки просто так, без последствий вряд ли смогут остаться. Следовало завалить подранка пока он еще не упал, а не злить его и его волчью стаю.

* * *

В настоящий момент, каждый умный может сказать, не надо ему было возвращаться в Россию. А следовало, где-нибудь в трущобах Багамских островов, под надоевшими пальмами всю оставшуюся жизнь болеть ностальгией. Это гораздо лучше чем, в роскошных условиях родины, не болеть вовсе ни чем и при этом быть очень мертвым.

Сейчас, чего уже об этом говорить. Дело сделано.

Готовьте печальные речи, заунывные оркестры и черные костюмы в приложение к постным, трагическим лицам, скорбящим по безвременно ушедшему от нас Коли Рысаку.




Глава 24
ПЕСТРАЯ СМЕСЬ
ЗАВТРАК ЛЕГИОНЕРОВ

Сквозное ранение Сереги Платонова оказалось хотя и серьезным, но совсем не таким уж страшным, как это виделось Алексею в пустыне. Впрочем, позагорай они еще пару деньков на том пляже и опасения оправдались бы на все сто процентов.

Сейчас Сергей имел перед Алексеем неоспоримое преимущество. Его тело, покрывали боевые шрамы. О том, что из-за них он чуть не отдал богу душу, думать не хотелось. Остается только пожалеть, что пуля досталась не Гусарову. Т.е. бесплатная, нечаянная радость, досталось другому, хотя и другу, но другому... Таковы повороты легионерской судьбы.

- Я с тобой на пляж не пойду.

Веско заявил Алексей, как только смог прорваться к нему после всех операций, исследований и прекращения действия вредной анестезии.

- С такими красивыми, мужественными шрамами, как у тебя, все “girls” твои, а мне, что делать, куда податься? Я тебе, как капрал капралу, заявляю прямо. Можешь на меня обижаться или нет. Менять свою сексуальную ориентацию по твоей милости я не намерен...

Смеяться было больно, но Сергей не удержался. Морщась и придерживая рану рукой, захлюпал носом. Указывая на Алексея девушке в белом халате, сидящей на стуле у его кровати, запросто заявил.

- Познакомься, Мариша, это светоч мудрости и апостол дождя - Алексей, сокращенно можно... - и он как-то странно, горловым движением крякнул, после этого обратился уже к Алексею: - Не смеши меня, апостол казармы...

- Красивое имя, особенно его сокращенный вариант, - сказала медсестра, протягивая руку для знакомства. - Марина.

- Алексей, - представился он в ответ. С интересом и ревностью рассматривая заплаканную и кого-то очень напоминающую ему девушку.

Она была в самом деле очень хорошо, но не той хрестоматийной красотой классической фотомодели, с выступающей нижней челюстью, плоской грудью и отсутствием признаков пола. Она явно выделялась самым обычным, очень трогательным милым личиком, большими глазами и выразительными губами. Алексей присмотрелся и внутренне ахнул.

- Ба, голубчик ты мой, да у нее и грудь великолепно развита. И кольца обручального на пальце нет. Но сидит перед постелью дружка закадычного... Вопрос?

- Ты уже предложил ей выйти за тебя замуж? - ревниво прошептал он у него.

- Ты хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму? - на этот раз он и хохотал и плакал от смеха одновременно.

- Молодец, - не поняв какое отношение имеет тюрьма к замужеству, но на всякий случай похвалил его Алексей.

И уже обращаясь к девушке, у которой на щеках появился и заиграл нежный румянец, после чего она еще больше похорошела, решительно сказал:

- Марина! В присутствии своего самого близкого друга, он мой главный свидетель и советчик, - видя, что девушка смотрит непонимающее пояснил. - Хотя и порядочная зараза, не хотел меня носить по пустыне на спине. Так вот, в его присутствии, заменяющем мне лик иконы, прошу твоей руки и предлагаю взамен свою руку и к ней впридачу горячее, любящее сердце.

Он рухнул перед ней на колени и с мольбой протянул в ее сторону свои грабки.

На еще большие завывания от хохота, вызывающие страшную боль в простреленном организме, прибежали люди в белых халатах посчитав, что у раненного начался нервный припадок.

Марина стояла раскрасневшаяся с блестящими от хохота глазами. У нее так же как и у Сергея текли слезы. Но она в отличие от него, смеяться могла.

Все-таки кого-то она ему напоминала...

Шла четвертая минута его знакомства с ней. Ничего не объясняя Алексею и главное не ответив ему согласием выйти за него замуж, она убежала по коридору.

Он не стал ее догонять. Под раскаты, одновременно хохота и плача Сергея, стоял в недоумении, с открытым от удивления ртом.

Врачи воспользовались секундным замешательством этого здоровенного и загорелого мужичины, под белы руки выпроводили его из палаты. Отведя его подальше от нее, прямо в коридоре сделали ему строгое внушение о том, что так себя вести с тяжелораненым непозволительно.

Слушая искреннее возмущение медицинского персонала, он, почти ничего не понимая из того потока брызг, который на него обрушился. Прикинулся тем, что у него классно получалось.

Так вот, прикинувшись придурком, он выпучив глаза и выставив вперед живот заныл:

- Виноват... Контуженные мы... Туалет искали... По ошибке все... По ней, окаянной...

Когда они от него отстали, вздохнул с облегчением.

Искать медсестру он не пошел, посчитав, что раз она работает в этом госпитале, то найти ее здесь можно будет всегда.

Правда госпиталь был какой-то странный. На два этажа, было пять палат. Только вот палаты в общепринятом понимании на палаты совсем были не похожи. Трехкомнатные апартаменты со всем наполнением включая сауну с бассейном, огромным холодильником с разнообразной едой и напитками. С возможностью заказывать себе в любое время суток разные деликатесные капризы. Пятиразовым питанием и многим другим. Однако, в это многое другое, не входили спиртные напитки. Здорового легионера это угнетало.

Зато, как и положено в нормальной больнице, имелся общий коридор и пахло дезинфекцией. Правда лечилось немного, кроме них был еще один пациент. Алексей подсчитал, что всего на каждого больного и страждущего было по восемь медработников. Почти двадцать пять человек, включая и ту сестричку, с которой он уже почти договорился о женитьбе. Многовато на троих, но все равно, молодцы легионеры.

Он опять пробрался в палату.

- Убежала, молодуха. Ладно... После найду.

Он приблизился к уху начавшего опять давиться от смеха и Сереги и заговорщицки зашептал:

- Значит так. Ты - выздоравливаешь. Я - подхарчусь, отопьюсь. И все. Рвем отсюда, к такой-то матери, когти. Следующая операция в честь чьих-то интересов и нам с тобой присниться полный пиз.., каюк. Отправляемся в Италию, после в Испанию там на уборке овощей, фруктов подзаработаем, отъедимся бесплатным и... Женюсь на этой медсестре, а ты пока себе тоже вариант присматривай. Чтобы жить рядом в каком-нибудь уютном городке... Можно в охрану устроиться или... О... В мужской стриптиз... Е-мое, как я забыл такое. Перед заграничными гражданками яйцами будем трясти, возбуждать капризную, буржуазную плоть... Все лучше, чем подыхать в пустыне или джунглях...

- Ничего этого не надо, - уже давно повторял Сергей, пытаясь как-то успокоить приятеля. - Только еще уборки овощей нам с тобой и не хватает... Или охраны...

- Пока ты здесь симулируешь, медсестрам показываешь тяжелые ранения. Я позвонил, отыскал Пирогова и Рысака. Невесело у них. Руку Ассенизатору, по плечо все-таки оттяпали. Но смог выкрутиться. У него общее заражение крови начиналось.

Алексей еще ниже склонился над ухом Сергея.

- Нам с тобой, такое и на фиг ненужно. Рысак приветы передавал. Рассказал, что идет в самоволку и возвращаться обратно не собирается. Говорит, что еще пожить хочет. Что меня удивило, оказывается, они нас уже давно похоронили. В легионе не в курсе, что нас вывезли. Я попросил, чтобы они о нашем “воскрешении” не болтали. Если бы нас там совсем забыли, это был бы лучший вариант. Главное решить вопрос с документами... Упаковку мусорных пакетов, я уже у них... Розовую легенду, помнишь? Вот, это самое... Стибрил...

Развить эти планы ему не дали. Снова пришли врачи и чуть ли не силой выпроводили его из палаты.

К Сергею пришла новая медсестра. Моложавая женщина с грустными глазами. Зашла, посмотрела глазами полными слез и, под ее взглядом, раненого легионера, как будто резко заморозили, а после, также резко оттаяли.

Сергей все-таки странный малый, видно его неплохо тряхнули все эти события. Уже выходя из палаты Алексей краем глаза увидел, что его боевой капрал расплакался, лепечет что-то несвязное и целует медсестре руки. Какой-то он не последовательный. То плачет от хохота и пугается тюрьмы при одном только упоминании о женитьбе, то увидев медсестру, целует ей руки и выглядит виноватым и беспомощным.

* * *

Когда же пожилая медсестра с огромной свитой зашла в палату выздоравливающего Алексея, он как раз принимал процедуры. Первую, в виде “кружки Эсмарха” с водной очисткой истомившегося на солнце организма, он выдержал с честью. Сейчас, с воткнутой в тело иглой, прохладно раскинувшись под капельницей, принимал витамины с глюкозой, отдыхая от предыдущей инквизиторской пытки.

Вошедшая дама, медсестрой ее было тяжело назвать, подошла к кровати, ничего не говоря, порывисто обняла его и прижала к своей груди. После поцеловала... Он не сопротивлялся думая, что так предусмотрено курсом лечения и необходимо для скорейшего выздоровления. Однако, она сказала ему слова, от которых он, уже начиная прозревать и о многом догадываться, попросту был ошеломлен и возвращен в прежнее состояние растерянности.

- Вы спасли мне сына, от всего любящего материнского сердца, огромное спасибо, - у нее, как и у Сергея заблестели слезы на глазах. - Теперь, можете считать меня своей матерью.

Интересно. Оказывается у Сергея мать работает медсестрой. И на работе ее уважают раз такая свита за ней увязалась. Наверное и в профсоюзной организации ценят...

- Если вам что-нибудь понадобиться обращайтесь к любому из стоящий здесь людей, - продолжала говорить она, держа Алексея за руку свободную от иглы . - Но лучше к вашему лечащему врачу... И... До скорой встречи.

Она еще раз наклонилась и поцеловала его в косматую щеку.

- Хорошо бы бритвенные принадлежности, - скромно потупясь, попросил Алексей.

Ему из ванной вынесли целый ящик этого добра, девяносто процентов предметов и их назначения, он не знал. Знаки показали, что всё давно уже его ждет, можно не только бриться, но и ногти на пальцах ног и рук срезать. Да и с мозолями, не мудрствуя лукаво, наконец-то разобраться.

Появилась оказия на отдыхе, ради славы и любопытства, заняться полезным трудом, приближая радостный миг выписки из больничного рая и постижения после этого азов мудрости и таланта. Такое завернул, что и самому не понятно.

* * *

Он с удивлением, уже несколько минут разглядывал странный предмет, пытаясь разобраться для чего Платонов принес его к нему.

- Что это? - спросил Синоним, держа в руках это нечто.

- Интересная вещица, - Казик Душанбинский, хмыкнул. - Глядя на нее трудно себе предположить ту неоценимую пользу, которую она оказала моей семье.

- Ну, что там, выкладывай.

- Фляга, которая возможно спасло жизнь моему сыну, - сказав он глянул на того ожидая реакции с его сторону на это известие.

- Не лепи туфту, что значит спасла?

- Тот, упрямец, которого привезли вместе со Сергеем и после приземления еще долго уговаривали отпустить носилки, на которых из самолета выносили его приятеля. Он сейчас рядом с тобой, в соседней хате поправляет здоровье, - видя, что его вступление чересчур затянулось, закончил мысль. - Так вот. Этот молодой человек, отдавал моему мальчику, своему другу - чистую воду, а сам, по словам сына, пил то, что ты сейчас держишь в своих руках.

Синоним, до этого спокойно сидевший в кресле чуть приподнялся, отложил сигару, которую курил с отвращением, на край пепельницы и недоверчиво поинтересовался.

- Опять туфта?

- Если ты сможешь пригубить то, чем он спасся сам и спас Сережку - изволь, - и язвительно добавил: - Именно за эту вашу недоверчивость и подозрительность, вас, уголовников ментура и не любит.

С этими словами он взял прозрачную рюмку, отвинтил крышку фляги и налил в нее, не больше чем на глоток, содержимого сосуда легионера.

Синоним предварительно понюхал, приподнял брови, мол ничего в этом страшного нет, и, только потом глотнул. Платонов с интересом смотрел, как неразумный “братан” хлебнул из копытца и что с ним после этого стало.

Случилось непредвиденное. В самом прямом смысле слова, глаза у неподготовленного дегустатора полезли на лоб, это после крепчайшей гаваны, а мышцы лица свело судорогой. Раствор был настолько вяжущим, что он только при помощи рук смог открыть рот.

- Ну как? - невинно поинтересовался Платонов.

- Это напоминает мне недавно замешанный раствор цемента, только вместо воды, туда добавили йода, - он говорил, пытаясь одновременно со словами, платком отодрать от языка приставшую жидкую смолу. - Очень вяжущее и тягучее вещество.

- Может еще глоток? Тебе как гурману не повредит, - явно переходя черту приличия, начал издеваться Казик.

- Сам пей, - меняя платок и наливая себе водки, откровенно зло ответил вор, как будто именно он был виновен в том, что ему пришлось выпить напитка пустыни.

- Ладно, хватит, - сморщившись пробурчал Платонов, меняя тему разговора спросил. - Скажи мне лучше, чем мы... Вернее, как мы можем отблагодарить этого юношу?

Дай им прежде выздороветь, - прополоскав водкой рот спокойно произнес Синоним. - А потом время покажет. А лучше, пускай они сами примут решение...

- Мне Сергей рассказал, - перебил его Платонов. - Как этот парень, его зовут кажется Алексей. Так вот, как он тащил его на себе, выбираясь из-под огня вражеских пулеметов... Долго тащил по этому раскаленному аду...

- Да уж, вражеских пулеметов, - хмыкнул Синоним. - Наши это были пулеметы. Наши с тобой...

- Да, веселья мало, - горько сказал Платонов. - Могли ухлопать парня... Их обоих...

- Давайте так. Пусть та контора, где они были, считает их погибшими. А они живут и радуют нас своей молодостью и силой... А что, пацаны молодые и отважные. Любят риск и выебо.., приключения, а главное, уж больно они друг к другу привязались. Мне когда рассказали о том, как плакал твой стальной и несгибаемый япошка, видя как один заботиться о другом, раненном и потерявшем сознание... Не поверишь, сам чуть не заплакал...

- Невероятно, наш Абоко плакал? - казалось удивлению отца Сергея, не было предела.

- Да, представь себе, плакал и, еще как, - глядя на дымящуюся сигару Платонов продолжил. - Их контора возвратит документы обоих, а мы в качестве ответной меры, т. с. в свою очередь, откажемся от многомиллионных исков, связанных в первую очередь с их нападением на наши объекты, а во вторую с нанесенным нашим работникам тяжелых моральных травм и страданий.

- Не слишком ли ты сегодня щедр и великодушен, - жестко переспросил его Синоним. - ты забыл чьи деньги мы здесь окучиваем? Из-за двух паспортов, и нескольких металлических медалек, жертвовать миллионами и прощать этим французским козлам, нападение на наши объекты? А завтра ждать повторного нападения? Нет уж... Мной сразу же были отданы все необходимые распоряжения нашим юристам о том, чтобы они начинали судебную тяжбу. А в качестве обеспечения материальной стороны иска, наложили арест на имущество и банковские счета Легиона, на те базы, которые находятся рядом с нашими нефтяными полями и другими объектами.

- Ты как всегда прав. Во всем должен быть порядок... - согласился собеседник. - Если с возвратом паспортов не получится, беда не большая. Новые сделаем в любой момент. Как только понадобиться... Одному и второму...

Они задумались над превратностями судьбы. Все проблемы в конце концов свелись к очередной бумаженции. Паспорта, справки, выписки из документов. Даже умерев, ты без свидетельства об этом прискорбном факте, являешься неполноценным покойником. Объектом шуток и товарищеских розыгрышей для оставшихся в живых. Осознавать это отвратительно и горько, в первую очередь для самого умершего.

* * *

Алексей сидел за празднично накрытым столом, боясь поднять глаза и встретиться с насмешливым взглядом Маринки-чужой половинки. Неторопливая беседа, легкое позвякивание посуды. Тосты, здравицы, пожелания.

Угощение было выставлено в честь их выздоровления и выписки из больницы. Приглашены самые близкие родственники и друзья. Ему бы сидеть и радоваться тому, что наконец-то наступила возможность отведать истинно домашней кухни, а он сидел, как петух на насесте и корил себя за свою непроходимую детскую доверчивость, если не сказать более жестко - тупость. Набычился и излучал отрицательные флюиды.

Когда наконец до него дошел весь комизм ситуации, он почему-то решил считать себя несправедливо обиженным и, не смеялся. Сергей видя подавленной состояние своего друга пытался его каким-то клекотом хоть как-то подбодрить. Но тот находился в состоянии критического нокдауна. То есть еще не упал, но еще одно легкое дуновение сквозняка, движение корпусом и он сам рухнет. Даже бить не надо. Рефери смотрит в затуманенные глаза... и останавливает поединок.

- Ты, имея все это, рисковал жизнью, ради баловства играл в войну? - он был просто сражен наповал. - У нас в птурской области бесноватый фашистик, людей пачками жрет на обед. Все от этого урода разбегается. Куда угодно, только бы подальше, не желая быть заложниками параноика. А ты себя испытываешь? Ну, брат... Никогда я этого не пойму...

Находившийся рядом Синоним, приглашенный в качестве почетного друга семьи, услышал эти горькие слова. По крайней мере, Алексей именно такой, горький оттенок пытался придать сказанному.

- Врежь ему, братан, врежь... - поддержал он его. - Он только о себе в первую очередь и думал. Соглашайся малыш, слова хотя и обидные, но возразить нечего.

- Ну, прости, старина. Я не думал, что ты так болезненно воспримешь этот безобидный розыгрыш, - Сергей, не обращая внимания на слова человека которого он видел первый раз в жизни, хотел как-то загладить свою вину перед Алексеем. - Ты - заблуждался. Мы с сестрой - решили тебе не мешать...

- Ты не подменяй понятия, - обижено засопел Алексей. - Вы надо мной все это время издевались и веселились от всей души. А я, дурень совхозный, все принимал за чистую монету, так как даже представить себе не мог, что и госпиталь, и дворец, и воинство на самолетах, и... все остальное. Может принадлежать одной семье. Да, что представить? Я в своей жизни такого не видел никогда...

Алексей горестно замолчал. Сергей сидел рядом поникший, испытывающий чувство вины. Синоним видя, что закадычные друзья замолчали, решил не мешать им разбираться в самих себе и удалился.

* * *

После скучного обеда многие, посчитав свою миссию исполненной, откланялись и покинули гостеприимный дом. Хозяева особенно никого и не задерживали. Основная масса удалилась пить кофе, доедать десерт “жаренная репа а ля шартрез” и травить себя изысканными сигарно-трубочными ароматами.

Сергей приметил какое-то шальное состояние у Алексея и просигнализировал ему, что, мол случилось, капрал? Тот ответил уклончиво и непонятно: “Все. Достали. Сегодня напьюсь и пусть им будет стыдно.”

Кого он имел под этим непонятным “им”? Глаза у него, в поисках собутыльника, заскользили по “Рыцарскому залу” живописно украшенному книгами, да половичками-рушниками на стенах, гобеленами называемые...

В момент безрезультатных поисков достойного соперника, как раз под руку подвернулся старый вор и насмешник Синоним... И не то, чтобы он специально навязывал им свое общество. Он просто мимо проходил...

Конечно не просто...

Конечно не проходил, а сидел в другом конце зала, беседуя с японцем Абоко о сложностях электрических сейфовых запоров.

Конечно он сам все подстроил и хотя его пришлось повсюду искать, но следовало отдать ему должное, продумал он это мастерски. По крайней мере именно так, Сергей позже объяснял то, что случилось в дальнейшем.

- А не выпить ли нам с вами, за дружбу между народами.

Издали начал свой тонкий подход к проблеме выпить Алексей. Как уже было разъяснено выше, сам Синоним все это и подстроил.

- Пожалуй, правильное предложение.

Поддался искушению представитель уголовного истеблишмента, делая вид, что для него данный намек носит неожиданный характер.

- Ну, тогда только на брудершафт?

- Согласен.

- По полному?

- А-то, как же.

На полную он согласился погорячившись. Он то думал, что разговор идет о рюмках, а Алексей набухторил водки “Циррозной особой” в толстые, долго сохраняющие вкус стекла стаканы. Граммов по двести пятьдесят, ее родимой получилось, ни как не меньше.

Отступать было некуда. На карте стояла честь всего уголовного сословия, чьи интересы он представлял.

Чем еще Алексей удивил всех до выпивки? Он сам спустился на господскую кухню и в большой, бельевой корзине принес недоеденную свинную ногу, огромный шмат сала, увесистый каравай хлеба, банку маринованных огурцов, пару колец колбасы, что-то еще... Раскладывая все это на крышке рояля, строго предупредил собравшихся поглазеть на новый, непривычный для глаз чопорной публики аттракцион, что закусывать будет много, с удовольствием и аппетитом. А тот, кто не привык к такому зрелищу, может отвернуться и не смотреть.

Собравшаяся публика от всего увиденного была в шоке.

После обеда... Есть холодную баранину со свининой, колбасу с огурцами, смачно и вызывающе ими хрустя и хрумкая? Варварски, руками отламывать от каравая здоровые хлебные краюхи... Заедая всем этим, с “хеканьем” выпитый алкоголь. Нонсенс... Абсурд... Безумие...

Ну ладно... Разве, что один раз... Вы так вкусно это делаете... Дайте и мне, вот этот маленький кусочек... Но все равно, это варварство!

Алексей смотрел на окружавшие его удивленные, вытянутые знаком вопроса лица и объяснял Сергею простые истины и понятия.

- Они, ведь почему, эти друзья заграничные, с трех-пяти рюмок, от души блюют и основательно болеют?

- Откуда ж мне знать? - Сергей думал о чем-то о своем и только ради того, чтобы поддержать беседу ответил: - Это ты у нас специалист-любитель по питью и питанию.

- Оттого, что не приучены закусывать, - он выпил, зажевал огурчиком, тщательно перемолол заброшенный в рот кусок колбасы и продолжил. - Еда отдельно, алкоголь отдельно. Правильный, здоровый организм, эту утонченную пытку отказывается нормально воспринимать, и, избавляется... И, фонтанируя всеми имеющимися в нем отверстиями...

Он очень образно руками показал, как организм отторгает из себя все противное и неправильное. Сергей, глядя на гусаровскую жестикуляцию очень живо вспомнил свою давнюю попытку знакомства с алкогольным отравлением. И сославшись на то, что до сих пор не попросил у отца прощение, с подкатившимся к горлу комом, как можно быстрее ретировался из этой веселой компании.

* * *

Выпили брудершафт, троекратно облобызались, стали закусывать. Беседа, после перехода на “ты”, сразу приобрела неформальный характер. Правильный русский был забыт, как, правда и неправильный... Манеры задвинуты подальше... Фраки и смокинги расстегнуты, манишки приспущены, а короны сдвинуты чуть набок и набекрень.

После, повторили за здоровье Организации Объединенных Наций. Все присутствующие посчитали себя обязанными присоединиться. Опять наливал Алексей. Он всех громко предупредил, что за такое пожелание, все уважающие мирные инициативы российского правительства и наши национальные традиции, обязаны выпить стоя и до дна.

Давились, но пили. Национальные традиции стоили того.

После, каждый из присутствующих посчитал себя обязанным выпить за здоровье ЮНЕСКО. Потом за процветание церкви. И уже в конце концов, каждый был вынужден выпить за мир во всем мире. Но, когда попытались воплотить это желание в жизнь, осуществить т.с. многовековое стремление народов к миру, выяснилось, что пить уже нечего. Обслуге пришлось срочно спускаться в погреба и протирать бутылки...

- Нас здесь не любят, - на чистом русском завопил обделенный любовью Гусаров. - Где Серега, где этот несносный симулянт? Ноги нашей здесь не будет...

Сергей пошел проводить маму в спальню и пожелать ей “спокойной ночи”. Он не видел, как начал расстраиваться его приятель, а то, конечно бы расстроился сам.

Синоним - “старушка дней моих суровых” видя внутренние переживания “нью-юного Вертера” так сильно огорчился, что начал имеющейся у него персональной зажигалкой, в знак протеста против бесчеловечного отношения к его новому другу, поджигать висящие на стенах гобелены. Пришлось призвать распоясавшегося хулигана к порядку, конфисковать зажигалку и лишить участия в ближайшем тосте.

Всего через каких-то полтора часа, Синонима развязали и он попытался научить Алексея и соответственно всех присутствующих, популярной в недавние годы песне “Мурка”. Чтобы не ударить лицом в грязь, Гусаров стал доказывать, что и он не лыком шит, и ноги у него растут из правильного места. Под разудалые звуки шотландской боевой волынки, он станцевал популярный греческий танец “сиртаки”. Помогала ему воплощать задуманное и танцевать взявшись с ним за плечи, конечно Мариша...

Ну и так далее... Много еще чего было... Еще дважды, выпивающие эксплуататоры гоняли почти спящих слуг в подвал за пополнением припасов... Но анекдоты, перебивая и перекрикивая друг друга, в этой компании не рассказывали. Наверное у собравшихся они попросту отсутствуют. Зато и носы со скулами, ближайшим своякам и соседям, не выворачивали. Обошлось без драки, хотя это и нетипично.

После всего прочего, кто-то сказал, что ему необходимо срочно повстречаться с бурей, с ветром, с непогодой. Алексей эту мысль поддержал заявив, что настала пора, помочь запорожцам дописать письмо турецкому султану. Поднялся оделся в то, что висело на вешалке и ушел. За ним гурьбой потянулись и все остальные...

Те же, кто осуждал, еду и питье после обеда и от этого не выдержали напряжения дискуссии, остались на месте. Эти ребята спали удобно пристроивши свои лаковые тела в креслах и на полу, обхватив в жарких объятиях ножки рояля или оторвав от стены дорогостоящие гобелены...

Выйдя ночью на поле битвы с зеленым Змием, Борис Платонов под карканье слетевшегося, прожорливого воронья, глядя на эту трогательную картину, даже прослезился от удовольствия. Увиденное напомнило ему его собственные гулянки, молодость и старые добрые времена наполненные табаком и дешевым “Арбатским”портвейном...

Вздохнув, он отправился на кухню. Там как ни в чем не бывало сидел хитрый Синоним, щерился фиксами и дул чифирь.

- Что будем делать с Рысаком? - зевая спросил Платонов. - Говорят он появился во Франции и сейчас направляется в первопрестольную?

- Все остается в силе, - прихлебывая напиток и затягиваясь сигаретой, жестко сказал старый вор. - Ассенизатор снова интересовался заказом. Я подтвердил и наше решение, и сумму.

- Лады, - хозяин дома поднялся. - Ну, ты отдыхай, а у меня, сам знаешь, режим. Пошел спать.

* * *

Когда на следующее утро они проснулись от вкусного запаха свежезаваренного кофе, аромата яичницы с беконом и тостов. Пришлось определяться, исходя из особенностей ландшафта и складок местности, где находятся их бесхозные тела. Эту неблагодарную миссию Сергей возложил на себя.

Так. Посмотрим. Ага. Алексей спит на незнакомой кушетке. Сергей сдвинул голову, насколько ему позволяли обстоятельства... Незнакомая обстановка. Гардины. Бронзовые светильники в стиле расцвета Римской империи. Сводчатый потолок с нимфами и наядами. Стал припоминать... Одну из нарисованных на плафоне белокурых див, он вчера определил себе в жены...

Ход его дальнейших умозаключений внезапно прервался. Зашла пожилая горничная. Только тогда он вспомнил, что они у разлюбезного сердцу полюбившегося японца Абоко.

- Джентльменам пора завтракать, - проскрипела все такая же, старая и ворчливая служанка его родственника. Проворчала и вышла.

- Вот ведь старая перечница, поспать не дает, - откуда-то из-под потолка раздался неведомый голос.

Видно вчера, они чисто по дружески навестили хозяина апартаментов и, чтобы ему ночью не было холодно и одиноко, всей хмельной ватагой здесь заночевали. Судя по стоящим вокруг предметам, пустым стаканам и бутылкам. Они испытывали серьезную жажду и, коль скоро все спали на месте разбитого бивака, утоляли ее достаточно активно. Неторопливый ход его мыслей опять был прерван.

С хохотом и смехом в комнату ворвалась, вкусно пахнущая свежим воздухом и духами Маринка. Сразу полегчало. А болели ли раны? Он прислушался? Нет не болели. Можно было вставать.

- Молодые люди будут передо мной щеголять без брюк, или все же оденутся, - игриво поинтересовалась молодая дама.

- Без брюк, - гаркнули две хриплых, легионерских глотки, выбрасывая наружу свои мускулистые ноги.

Она смешавшись от такой солдатской просторы, убежала на кухню помогать в приготовлении завтрака. Алексей же воспользовавшись смятением в рядах восставшего ото сна народа, попытался устанавливать свои порядки.

- Гарсон, еще пива мне и моему другу, - начал требовать он у незнакомого мужика в кимоно.

Но разобравшись, что это просто картина, которая для того здесь и находится, чтобы висеть на стене, обратился к окончательно проснувшемуся Сергею:

- Веди меня, таинственный незнакомец, туда где журчат ручьи и трутся спинами райские птицы. Там где есть прекрасное приспособление называемое унитазом. Как не обидно, но мне, познавшему горе автократии и томительную радость избавления от жажды. Мне, всему такому познавшему жизнь и отчаяние от нее, придется в него, чистого и непорочного - гадить.

- Пойдем уж, покажу, - Сергей выполз наружу из под укрывавшей его скатерти. - Не заблудись только между душем и кухней, Сусанин.

Они разбудили Абоко. Он, выученными вчера словами, послал их подальше, вместе с завтраком и утром в придачу. Удивление от такого простецкого к ним отношения прошло быстро.

Потом приняли душ, благо в холостяцкой квартирке таких было четыре штуки. Перед омовением проделали все необходимые манипуляции с унитазом. И молодыми, свежими огурцами предстали на кухне пред ясны очи Серегиной сестры.

Девушка, продолжая штамповать нежнейшие тосты, рассказала последние новости.

* * *

Вся Коста-дель-Браво наполнен слухами о совершенно великолепном, шумном и веселом приеме устроенном вчера у Платоновых. Те же, кто не попал на него, сославшись на всевозможные неотложные дела, сегодня страшно об этом жалеют и ругают зазнавшихся богачей...

Ойкнув, она резко прервала свой рассказ и испуганно уставилась на развернувшуюся перед ней картину, заворожено глядя на то, что эти два, опаленных пустыней добрых молодца, вытворяют с едой. Если бы ее вовремя не окликнули, эти прекрасные глаза просто вывалились, из того места где они находились.

- Маринушка, - ласково обратился к ней Алексей. - Могу я тебя просить об одном одолжении.

- Я слушаю, - она не могла отвести глаз от любимого брата.

- Не смотри ты так на него, - попросил он ее. - Он так ублажает свое второе “я” сидящее в нем, а для двоих порция должна быть увеличена. Ты своим прекрасным взглядом, смущаешь и его, и имеющееся второе “я”.

- Расскажи ей про своего солитера, - попросил набитым ртом Сергей, уплетающий за обе щеки небольшое, рассчитанное на завтрак для дюжины страдающих печенью, а не на молодых и здоровых людей, количество еды.

- Ага, прямо разбежался. Я, значит буду рассказывать, а ты будешь в это время есть. Умный ты... Нет, уж...

- Сейчас, Марина, когда я ем эту булку с маслом и джемом. - расповел историю из перенесенного и пережитого Сергей. - Я вспоминаю, Марина, ту здоровенную, пахнущую грязными носками и дохлыми мухам ящерицу, которую полюбившийся тебе капрал Алексей, в джунглях собственноручно словил и подарил мне на завтрак... Когда же я, зажав от отвращения нос, стал есть это чудовище, оно, когда я обсасывал хвост и заднюю часть, прямо у меня во рту ожило и ускакало в свое болото... Представляешь?

Сестра скривилась и зажимая рот, рукой выскочила из кухни. В спину ей раздался громогласный солдатский рогот. Эти едоки оказались, такие не чуткие, такие грубые и неотесанные, что просто сил никаких нет.

Утро начиналось обнадеживающе. Обоих бесплатно кормили. Не забирали то на, что лег взгляд. Короче говоря, позволили развернуться. После того, как они замолотили в себя, все стоящее на столе и припрятанное на плите, на завтрак, разбуженные их богатырским хохотом явились и остальные. Все они были вспотевшими, недовольными и невыспавшимися... За их спинами пряталась, кривя рот от сдерживаемого смеха и младшая из Платоновых.

- Вам, молодые люди, что и голова не болит? - хмуро спросил их, потревоженный разгулявшейся печенью Абоко.

Алексей удивленно посмотрел на него и ответил известной легионерской шуткой:

- Чему там болеть? Там же одна кость.

Для верности пальцами постучал по черепной коробке.

Абоко, от такого ответа только с шумом весело выдохнул воздух. Утро обещало новые сюрпризы.

- А где завтрак, - подозрительно оглядывая довольные, лоснящиеся лица сытых дружков, спросил он у них.

- Вы бы, еще больше спали, - улыбаясь сказал Сергей и ткнув пальцем в Алексея сказал: - Спросите у нашего ротного диетолога.

- Прислуга за время вашего вчерашнего отсутствия разленилась и ничего не хочет делать, - казалось его возмущению не будет конца. - Мы тут кое-какие крошки со стола собрали... Вот вместе с вами сейчас с удовольствием бы и позавтракали, но сами видите...

Пришлось вмешаться Марине и рассказать всю правду о том, как эти прожорливые существа, почище любой саранчи, набросились на ломящийся от яств стол и замолотили в себя всю еду, а потом еще обсуждали вопрос, куда бы сходить перекусить по-человечески.

Пока она это говорила, т.е. ябедничала, Алексей понимая, что нельзя оставлять вчерашних верных собутыльников без завтрака, уже орудовал у плиты. Он мастерски бросал на сковородку увесистые пласты ветчины и заливая все это яично-фруктовым омлетом. Сергей также не отставал от приятеля и штамповал тосты, успевая заваривать кофе, открывать банки с джемом и раскладывать все это вместе со сливочным маслом по тарелкам. Работали быстро и споро, под восхищенными взглядами присутствующих. Еще успевая подначивать и барышню, и невыспавшихся, опухших собутыльников.

К большому удивлению Абоко, огромный омлет с ветчиной был съеден, с его непосредственным участием почти мгновенно.

После такой суровой пьянки, когда после водки и текилы, пили вино, пиво и снова водку, обычно несколько дней кушать вообще не хочется. Здесь, что значит молодость и совершенно иное отношение к жизни, съели с аппетитом, после выпили несколько кофейников кофе. И съели еще несколько раз приготовленные хрустящие и ароматные тосты.

- Так, похмелье побеждено, можно сейчас и выпить, - вдруг заявил Сергей, видно забыв о своем разрушенном состояние, в результате которого он и записался в Легион.

Публика очень искренне поморщилась и начала горячо возражать высказанному предложению. Один Алексей сытно кивал головой соглашаясь с предложением своего друга. Все искренне стали уговаривали этих близнецов со сросшимися головами, перенести все задуманное на вечер.

- Ты забыл, - вдруг сам вспомнил Абоко. - У вас обоих, на одиннадцать тридцать назначена встреча с моим боссом. Я напомню и твоим отцом.

- То есть, нормально поесть мы еще успеем? - невинно переспросил Сергей.

- Ну, знаешь? - только и смог удивленно произнести дядя Кондрат, не понимая, шутит племянник или говорит всерьез.



Глава 25
ЭПИЛОГ
ДВА КАПРАЛА И ДРУГИЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Поблагодарив гостеприимного хозяина дома и дав ему честное, благородное слово, появиться у него вновь, как только удастся, Сергей с Алексеем откланялись. Сытые, довольные и веселые они вышли на улицу. На удивление, светило солнце. Под крышей дома, пугливые птицы устроили свою торговлю. Состояние сытости, теплое солнце, птичий базар... Жизнь продолжается.

До встречи с отцом Сергея еще оставалось время и они пошли болтаться по городу, распугивая своим смехом многочисленных туристов заблудившихся на набережной.

Поглазев на окружающий, разноцветный городской мир, выпив кофе и единодушно признав, что у японца, тот был гораздо вкуснее, они ровно в десять пятьдесят две, вошли в огромный дом недавно купленный Борисом Платоновым.

К назначенному времени, оба находились в приемной главы корпорации и терпеливо, а больше конечно, полусонно ждали когда их позовут на аудиенцию.

Отец Сергея принял их в своем кабинете. Поинтересовавшись самочувствием и выслушав ответ... Он не стал комментировать молодецкую удаль своего сына и его приятеля.

- Папа, мы вчера себя не очень развязно вели? - невинно спросил Сергей, увидев улыбающегося Алексея и истолковав его усмешку по своему.

На что, вечно сдержанный и погруженный в свои финансовые думы отец, отреагировал весьма необычным способом. Он громко расхохотался и спросил у спутника своего сына:

- Мой дорогой Алексей, что вы с ним сделали. Я даже представить не мог, что мой сын может исполнять арию Ленского?

- Я, вообще-то тоже. А, что, неужели исполнял? - удивился Алексей, подозрительно посмотрев на Сергея. - Нет... Конечно, материться по-солдатски - это мое, а насчет арии... Не знаю... Давайте попросим, пусть он ее повторит.

Платонов, вновь рассмеялся.

- Не надо... Я вас позвал для другого, - он выжидательно посмотрел на сидящих напротив него друзей. - Смотрю я на вас молодых и веселых... Сергей, так вылитая моя копия... Кровь в вас бурлит. Деятельность вам подавай с риском, интересную и увлекательную?

- О, да, это так, - склонив голову согласился Сергей, покорно складывая перед собой руки. - Еще хорошо оплачиваемую, т. к. остановку “увлекательного риска”, мы уже проехали...

- Сидеть за столом и высчитывать маржу, проценты, учетную ставку, предельную шкалу риска вам, конечно же неинтересно... - продолжал говорить хозяин кабинета и положения.

- Напротив нам очень интересно, - как можно учтивее ответил Алексей и добавил: - Только сперва объясните, что это такое?

Глядя на расхохотавшегося приятеля и на совершенно не смутившегося от своего невежественного незнания элементарных понятий Алексея, Платонов решил больше не рисковать, задавая веселящие молодежь вопросы. Сразу перешел к главной части того, ради чего он их пригласил.

- Раз так, тогда долго не буду вас мучить, - глядя на загорелые, веселые лица уверенности в его голосе поубавилось. - Нашей корпорации нужна аналитическая служба, скажем так, больше напоминающую шпионское ведомство... Впрочем, “шпионская” для уха воспринимается плохо. Назовем финансово-экономического анализа и мониторинга... Я предлагаю вам обоим заняться ее созданием и начинать работать... Оценка и перепроверка коньюнктуры рынка... Детальная проверка отдельных элементов будущих инвестиционных проектов... Помощь нашей службе безопасности... Да, мало ли, вопросов? Раньше у нас руки не доходили, а сейчас как раз, самое время.

Необходимой в таких случаях паузы, не последовало.

- Я согласен, - Алексей резко поднялся с кресла. - Но при условии согласия Сергея.

Тот ничего не говорил. Начал раскачиваться на стуле и издавать странные звуки. Алексей посмотрел на него с удивлением. И громко сказал, как бы отвечая:

- Ну и дурак, - и обращаясь к его отцу извиняющимся тоном добавил. - Извините, что я так резок с вашим сыном, но он еще смеет сомневаться...

И снова обратился к Сергею.

- Капрал Баг Арт! В прошлый раз, вы ссылаясь на легкое, а если правильнее сказать пустячное ранение, отказались заниматься уборкой песка в пустыне. После не захотели выступать в стриптизе... Пора прекратить капризы и взяться за ум.

- Я тоже согласен, еще больше чем этот умник посчитавший себе выше меня по званию, - Сергей улыбался хорошей открытой улыбкой и обращаясь к отцу, сказал - Большое спасибо, мой дорогой отец, за все. И прости, что я тебя не послушался, по поводу твоих предыдущих предложений. Этому были объективные и субъективные причины.

Отец, явно вздохнул с облегчением, но не удержался и язвительно спросил у неразумного дитя:

- Извини, Сергей, но я тебя не могу понять. Какие могут быть причины для того чтобы отказаться от нормальной жизни, и, после этого еще сходить в наемники, тем более, во французские?

- Главная из них сидит перед тобой, - он кивнул в сторону Алексея. - Найти, такого, верного друга в этой прагматичной жизни, стоило того, что ты только, что перечислил. И еще, я познакомился с той.., вернее с тем, что оказывается, есть совершенно иной мир, о существовании которого я даже не мог подозревать. Грязный, жестокий...

- Извините господа, что перебиваю вас. Но за похвалами в мой адрес и разговорами о том, какой я грязный и жестокий, мы забыли о главном.

Гусаров казался деловитым и внутренне собранным, как будто собирался торговаться за мешок картошки, - в Легионе нам платили около восьми тысяч франков в месяц, но выдавали обмундирование и еще кормили. А как здесь?

- На первое время сами установите себе почасовую оплату, а потом как уж сработаете, - удивленно пояснил ему Платонов и указывая на сына добавил:

- Я думаю, что в его корпорации, - отец уже обращался к Сергею. - Да, да, не смотри такими удивленными глазами, твоей в том числе. Так вот, получать вы здесь будете гораздо больше, чем бегая с автоматиками и поминутно рискуя жизнью... Я думаю, что даже больше чем в двадцать раз, но сами определитесь... Тем более один из совладельцев компании сидит рядом с вами. Будем надеяться, что не обидит?

- Это мне нравиться, хотя надеяться на Серегу, после того, как... Извините, я о наболевшем... После того, как он отказался убирать песок.., - видя как тот нахмурился, Алексей быстро завершил свои сомнения. - Но подчиняюсь грубой силе сложившихся обстоятельств и поэтому, надежда только и остается.

В последний раз перед прощанием, непонятно почему, но все присутствующие по-хорошему чему-то своему поулыбались. И уже на выходе из кабинета, глава корпорации забывая отеческий тон и переходя на сухой и официальный, выдал последнее пожелание:

- Определитесь со временем начала работы, остальное вам объяснит и покажет моя помощница, сестра Сергея Марина. Она в курсе всех событий. Если предполагаемые под офис помещения чем-то вам не понравятся или не подойдут, у нее на примете есть и другие варианты. Но мне хотелось бы, чтобы вы располагались здесь.

Последнее звучало как приказ. Бывшие легионеры склонив в полупоклоне головы распрощались и вышли.

На выходе, смешливая Марина вручила Алексею новенький российский паспорт, чем конечно весьма озадачил его.

- За новоиспеченного гражданина великой России следует хорошо поесть... - заявил любуясь своей фотографией на документе Алексей.

Обратив внимание на постную физиономию друга, подумав добавил:

“И выпить, конечно... Ну, чего скуксился, совладелец? Гуляем сегодня. Я угощаю.”

* * *

Сидя в ресторане и уплетая то, что заказал Сергей, так как он понимал все эти витиеватые кулинарные формулы, Алексей заявил, что им обоим здорово повезло.

По этому поводу и выпил. Наотмашь резанул салфеткой по губам и потребовал у официанта “расчет на месте, р-р-раз-два”.

Подал ему, каким-то чудом сохраненную в условиях безводной пустыни кредитную карточку и потребовал у служителя общепита написать на бумажке всю правду. Тот еще по-русски, чисто конкретно переспросил:

“Всю, всю?”

Алексей не отказался от своего намерения узнать “всю” и размашистым кивком головы, дугообразной амплитуды, подтвердил это. Большие знания, рождают такие же печали, а иногда и радости. Алексея же интересовал остаток суммы на кредитной карте. Хватит или нет до будущей зарплаты? Как человек, производный советского периода истории, он жизнь от зарплаты до зарплаты впитал с молоком трех поколений своих предков, которых он, хоть и не знал, но знания передались на генетическом уровне.

Пока ждали возвращения официанта, со всей правдой, Сергей, довольно монотонно, хотя слаженно и откровенно рассказал Алексею историю своей семьи. Пока он рассказывал, Алексей еще выпил, да и закусил... А потом еще раз... Коль скоро собирался честно заработанными деньгами заплатить за болезненную страсть к еде, чего зря разоряться и стесняться. Раз заплатил, значит ешь.

Видно именно из-за его этих механически повторяющихся “выпил-закусил, выпил-закусил...” он вначале и не обратил внимание на то, что написал ему на отдельной бумажке официант. Но когда смог поставить нормальный свет и создать правильную фокусировку глаз, ему удалось проникнуть в магию простых чисел. После чего, как бы не веря своим глазам, более внимательно посмотреть на бумажку.

Сперва показалось, что официант оставил ему свой номер телефона, как бы намекая на томное свидание. Но присмотревшись повнимательнее, у него медленно, но верно глаза полезли на лоб. Там он их и удерживал определенное время, не имея возможности вернуть на место.

- Сергей, или я уж совсем ослаб глазами, или мы с тобой богатые люди. Это что твой старик меня так отблагодарил? - он протянул ему незаверенную нотариусом, надпись официанта. - Я думал расплачусь ею и выкину, а здесь целое состояние. Почти два миллиона долларов.

Сергей внимательно посмотрел на написанное. Хмыкнул. Поднялся из-за стола. Не поленился, сходил к аппарату, где на всякий случай перепроверил цифирь. Все совпало.

- С такими деньгами, нам теперь можно даже в баню сходить и там помыться, - он задумался. - А насчет отца? Возможно... Хотя на него это не похоже. Он бы подумал, что ты мог воспринять это как плату за меня и обидеться на него. Нет, это точно не он. А кто у тебя последний раз интересовался твоей карточкой?

- Безрукий легионер Пирогов, известный больше под кличкой “Ассенизатор”. Но откуда у него такие деньги, это первый вопрос. И второй, какие такие веские причины могли побудить его вывалить такие деньги?

- Первое, противоречит второму... Ладно после разберемся... - и резко рубанул. - Капрал! А возвращать деньжищи, небось не хочется?

- Не хочется, - вздохнул тот. - Глазастый, я посмотрю, ты начальник. Не хочется, а придется, но пока возвращать еще не известно кому, будем считать, эти большие суммы беспроцентным кредитом. Кто - “за”? Единогласно.

- Я против, - возмутился Сергей.

- Поздно. Ты не в корейском парламенте. После голосования, кулаками не машут, - и переходя на более спокойный тон добавил: - А если серьезно, то мне просто необходимо одному пожилому человеку, который был мне как отец, передать деньги. Очень уж они ему нужны... Считай он мне, как и ты, капризный баловник, жизнь спас.

- Я - при чем к твоей жизни? - удивился Сергей, продолжая разглядывать цифры на бумажке.

- Подозрение давно внутри меня сидит и не дает успокоиться... Такая картина... Если бы не настойчивость твоих родных, вряд ли мы смогли от туда выбраться.

- Так ты мне по гроб жизни теперь обязан?

- Выходит, что...

- Договорились, - радостно зашептал Сергей. - Я же об этом обстоятельстве ничего не знал.

- А чего ты так развеселился?

- Сейчас я точно знаю. Мне, после твоей смерти от обезвоживания, не придется жениться на твоей старой и злой жене.

- Все шутите, капрал? - начиная грустить по родным местам, невесело спросил Алексей.

Сергей ничего не ответив, но поднялся сияя торжеством. Снял со спинки стула свой просторный твидовый пиджак, одел его и с удивлением достал из внутреннего кармана плотный тугой пакет. Развернув его произнес с удивлением:

“Чудеса продолжаются. Это уж точно работа не Пирогова... Посмотри, наши с тобой паспорта и другие документы из Легиона.”

- А ордена Почетного легиона не положили? - Алексей с любопытством посмотрел в развернутый пакет.

- Мертвым ордена не нужны.

- Во, жлобы! Воюй после этого за них, проливай мешками кровь. Ладно, черт с ними! Поехали в ресторан, спрыснем возвращение наших документально установленных личностей...

Сергей с удивлением осмотрелся. Пока они разглядывали свои старые документы, мир не перевернулся и вместе с рестораном оставался на месте.

- А мы, сейчас, где по-твоему?

Алексей выходя из зала, осмотрелся. Точно ресторан, в котором они только, что ели. После этого прискорбного открытия, выйдя на улицу, уныло протянул:

- А..? Так, мы, что... Уже обедали?

- Да.

- Тогда поехали ужинать. С такими деньжищами и не поужинать, грех один да и только... А после в баню... Как и заказывали.

- Прямо ты меня удивляешь. Все удовольствия жизни сводишь к еде и выпивки, - начал брюзжать Сергей, стоя на улице под проливным осенним дождем и пытаясь выловить такси. - А что-то более продвинутое, опять же наполненное дуновением духовной жизни? К этому у тебя, что, нет стремления или внутреннего желания?

- Виноват! Разрешите предложить культпоход с посещением Квартала красных фонарей и углубленным ознакомлением с жизнью и бытом местных проституток, - по стойке смирно, отрапортовал капрал Гусаров.

- То-то же. Вот ведь можешь, если захочешь. Ты сам подумай. Жить духовной, более полной, насыщенной жизнью, это так прекрасно.

- Так точно, вашбродь, - гаркнул Гусаров. - Прошу считать мое согласие, последним воплем отчаяния легионера, перед его встречей с прекрасным.

После чего, экс-легионеры прихватив собственного бисера, чтобы если припрет, было чего метнуть, потянулись к духовному и насыщенному. Оба рассчитывали познать откровения изнаночной стороны жизни. А в случае чего, стать на защиту униженных, оскорбленных и выздоравливающих.

Сегодня обоих ожидало удивительное подтверждение одного открытия. Того, о чем они догадывались и раньше. Оказывается, несмотря ни на что - жизнь прекрасна и удивительна.

* * *

Муха, хаотично, как пьяная, кружилась и летала по залу.

Она сделала пару попыток присесть на одно из блюд с обильной закуской, но ее отовсюду гоняли эти недобрые люди.

Еды навалом, а они, сволочи, жмутся. Кроме всего прочего, этот противный, табачный дым. Никотин вреден. Что они заворачивают в бумажку перед, тем как засунуть ее себе в рот?

“Мы, ну, те, которые мухи. Обычно, во множестве садимся на такое. Нас запах привлекает. А они, это, в рот тянут. Фу - мерзость.”

Крылатое создание только попыталась присесть одному гостю на плечо, так все сразу стали над ним смеяться, мол Микроба мухи любят. Стали задавать обидные вопросы. Разные намеки строить. Он покраснел весь, стал нервничать и чуть ли не из пистолета в насекомое палить, за ней гоняться.

Она недовольно, из последних сил, погудела на прощание и вылетел в коридор, а уже из него на темную улицу.

За пределами банкетного зала, оказалось очень холодно и неуютно. Пришлось пожалеть о скоропалительном решении. Но двери туда где тепло и опасно, закрылись. Дороги назад не было. Грустная муха растерянно уселась на что-то сырое и неприветливое. Сильно мерз зад и стыли лапки.

Приходилось мириться с российскими реальностями. Там где тепло и сытно, всегда опасно. Прихлопнуть могут в любой момент, в два счета.

Пора было подумать, куда бы залечь в спячку до следующих теплых веселых денечков. Когда и еды навалом и подружки, тысячами составляют компанию для развлеченья и веселья.

Присела маложужащая муха со всем этим ворохом проблем на потемневшие от сырости, грустно склоненные осенние ящики. Повздыхав для порядка, осмотрелась и заметила между ящиками от капусты и винно-водочной тары, склонившись, полусидел, полулежал незнакомый ей мужик.

Муха-то отечественная, на родимой помойке взращенная. По этому ей и стало веселее от мысли, что сегодня таких бедолаг, как она уже двое. Она доверчиво подлетела ближе, своим перламутровым зеленым телом покрутилась у головы сидящего, тот никак на это не отреагировал. Она присмотрелась... И ахнула.

О, господи, да из него же вытекает кровь. Крупные капли, так громко падали на цементный пол, что перекрывали звуком своего падения даже красивую песню про ”Мурку”.

О...Нет... В это невозможно поверить... Она была первой, кто успел к этому пиршеству.

Можно было от всей души погудеть, пожужжать на радостях. Перед тем как залечь в зимнюю спячку есть прекрасный повод подкормиться. Только бы СПИД не подхватить, с кровью всегда проблемы.

И хоть голос на этом, еще не морозе, но уже холоде, осип и ослаб, она все же постаралась победно вскинув крылья, полетать со звуком. После этого села поближе и растягивая удовольствие поползла к этой быстро охлаждающейся на полу вкуснятине. Лакать ей было не с руки, а рубить свернувшуюся кровь было нечем. Вот по такой простой причине пришлось опять поднимать своё изрядно обессилевшее тельце в воздух и искать то место, откуда все это проистекало.

Добравшись до крупного, набухшего места она удобно расселась и только, только... С чувством, с толком, с расстановкой не торопясь решила откушать человеческого дымящегося напитка, как этот подлый тип, который выделял вкусную и полезную кровь, хлопнул по ней ладонью, там же находилась и рана и перед тем как умереть или расслабиться прошептал.

- С Бетховена все началась. Этой же мухой и заканчивается... Как его... Круговорот воды в природе...

Падая вперед головой, он свалил огромный штабель ящиков с пустыми бутылками. Поднялся шум, грохот.

Люди выбежали из ресторана. Они громко спрашивали друг друга, а что собственно, по большому счету случилось? И кто распорядился вместо салюта, ящики опрокидывать? Бить о пол пустую тару? Что бы ручки, ножки у того отсохли, кто такое придумал. Кроме конечно вас, батоно Байкал...

Но когда увидели тоскливо выглядывающие из под ящиков сандалики, тогда догадались.

- Мать честная! Сандалики выглядывают? Ага... Значит, щас они не просто здесь затерялись, типа, после пляжа, а видно одеты на чьи-то босые ножки.

Разбросали, разобрали ящики, а там тело человеческое.

Вот они снова все удивились. Сандалики с ногами ладно, такое вполне может быть, но тело откуда взялось? Подкинули, что ли?

А вот когда разобрались, что тело принадлежит Коле Рысаку, тут-то приглашенный генерал Стырин и закричал

- А сандалеты, как раз на меня.

Оказывается пока все ящики разбирали, он сандалики с трупа примерял.

Труп себя потом не правильно повел. Вытекшие мозги, оказавшиеся повидлом из банки. “Восставший из ада” со лба сладкий пектин рукой оттер, сел прислонившись спиной к ящику, и, молвит человеческим, растерянным голосом:

- Пацаны! Люди! Если я в аду, то оставьте меня здесь, очень уж душевная компания подобралась.

- Кончай притворяться, - попросил его Байкал. - Мы все очень за тебя переволновались.

- И правильно сделали... - это было последнее, что сказал Коля Рысак. После чего, возьми да и умри, всерьез и надолго.

Над трупом склонился прокурор Забалов и со знанием дела, глядя на пулевое отверстие в области сердца, сказал вроде бы серьезно:

- Все ясно. Инфаркт миокарда... - Решив, что сказал мало, добавил: - Столько сейчас молодежи от этого дела умирает, просто ужас какой-то.

* * *

Видно не всему, смог меня научить друг и учитель Ассенизатор. Хотя именно этому он меня и не учил. Сам всегда до миллиметра выглаживал и просчитывал все возможные варианты возникновения нештатных ситуаций. И в письмах ко мне, коротко, но очень дотошно, буквально по секундам рассчитывал все мои действия, шаг за шагом... Для упрощения задания, вылизывая передо мной ковровую дорожку до идеального состояния... Тем самым отводя от меня беду и доказывая на личном примере пагубность дилетантизма. А мне..?

А мне, вот так с налета. Просто не с того, не с сего, захотелось занять место профессионального убийцы.

Алле? Кому мстим?

Мужикам?

Так вроде вылечилась от позора этого?

Сейчас, вроде как, сиди в семейном замке дорогого мужа, разглядывай для мышечного тонуса древние рыцарские доспехи и не рыпайся.

Если уж совсем неймется? Можешь семечками поплевать в заросший и высохший оборонительный ров замка.

А если этого мало и нервы захотелось пощекотать, бомби мужа драгоценного, искам о защите своей девичьей чести и здоровья... Уничтожай его банковский счет.

Нет же. Угораздило меня, дуру набитую, здесь оказаться.

Когда я после своего выстрела, закинув винтовку за плечо и отряхнувши с колен налипшую грязную траву и комья земли, подошла к машине... Попыталась в нее сесть... Нет, не получилось это у меня.

У арендованного мной “драбчака”, меня поджидал неожиданный поворот комичной трагедии моей жизни.

Сзади, точно по макушке, мне достался очень выверенный, профессионально исполненный удар, от которого даже синяка не остается, но сознание теряешь полностью...

* * *

Очнулась я в каком-то фургоне, будке или подвале? Темнота стала проясняться. Стали проступать, сперва выпуклые тени и за ними, уже зыбкие очертания чего-то живого.

Напротив меня сидел пожилой мужичек. Маленький, тщедушный, очень домашний, с бесконечно, добрыми и лукавыми глазами. Он напомнил мне картинку с дедушкой Лениным из старинного букваря, по которому училась читать еще моя мать.

Сидел дедок чинно. Нацепив на нос очки, изучающе читал мои документы. Они у меня в сумочке были. При чем не только, что-то французское, но и из нашей, бывшей страны всеобщих советов.

Косметический и маникюрный набор. Письма. Записная книжка. Деньги. Авиабилеты. Много разного барахла можно отыскать в дамской сумочке для интересующегося и любопытного.

Читал внимательно. Когда я застонала, он даже поморщился от неудовольствия, но все равно был очень мил и приветлив.

Начитавшись моих бумаженций, горестно вздохнул и начал он спрашивать меня. О жизни. О моих внутренних сомнениях. О последней, мной прочитанной книге...

А я и слушать ничего не желала, требовала то консула, то адвоката. И хотя тошнота явно указывала на сотрясение мозга, шумела я громко:

- Я - иностранная подданная и не позволю так с собой обращаться... Консула и адвоката мне сюда, быстро!

- Ты определись с чем-нибудь одним, красавица ты наша, отечественного разлива, - и как-то загадочно улыбнулся.

После чего достал небольшой дамский браунинг, неторопливо, даже с эдакой показной ленцой, навернул на ствол глушитель и совершенно спокойно прострелил мне левое колено.

Когда я зашлась криком от боли, “добрый доктор Айболит” все тот же дедуся, сделал мне обезболивающий укольчик. У него, у садиста, даже шприц, заранее был приготовлен.

Чуть боль утихла, я бросилась на него отомстить за безвинно пролитую кровь. Он уклонился от моих кулачков и ткнул пальцем в солнечное сплетение. Я стала ловить воздух ртом, а он для верности, прострелил мне локоть правой руки. Вот здесь, в этом самом место, тут же нашелся и воздух...

- Ты мне, симметричная моя внученька, сейчас все расскажешь или чуть погодя? - спросил он и его ласковые глаза излучали нежность, и сострадание к моим мучениям.

Казалось, еще мгновение и он не выдержит всего этого... После на коленях будет умолять меня о прощении... Или, уж в крайнем случае, разрыдается и выбежит из будки, по которой постукивал нудный, осенний дождик.

Я... Сдуру стала думать о моросящем дожде, увеличивая паузу и ожидая наступления всего перечисленного. Он же, видать большой дока в женской психологии и тонкой организации центральной нервной системы, тут же отыскал ключик к моей душе. Прострелил мне, старая сволочь, правое колено. И что-то опять спросил малозначительное, как меня зовут или откуда я родом..? Попробовала было покричать от боли, он тут же прострелил мне уже левый локоть.

Наверное от боли, я прямо у него на глазах поседела? Не знаю. Сама я себя со стороны не видела, но он, как-то уж совсем странно глянул на меня и покачал головой.

Голос у меня пропал полностью. Кричать больше было нечем. Я даже не могла опереться на руку. Сквозь нарастающий от вернувшейся боли гул и удары в голове большого барабана, услыхала.

- Сучка, ты, порхатая.

Даже не зло, а как-то уж совсем спокойно, сказал он. После чего, начал причитать о своей тяжелой доле, явно в надежде на чье-то сочувствие.

- Такую операцию сорвала... Столько народных денег развеяла по ветру, следа не оставила... Усилия стольких людей, коту под хвост...

Мимо нас, перебивая его слезливые интонации, с громкими, ревущими сиренами промчались машины скорой помощи. Я с облегчением подумала, ну, наконец-то... Ко мне несутся. Торопятся... Вздохнула радостно... А они мимо прошли... Вихрем пронеслись, унося с собой надежду на освобождение от невыносимых страданий.

Тогда он решил спросить еще что-то, но заранее предупредил.

- Для более душевной и доверительной беседы, я тебя сразу буду наскрозь дырявить и простреливать, а потом спрашивать. А то, как-то неправильно мы с тобой разговариваем... Не уважительно получается. Как-никак, я втрое старше тебя, а ты от моих вопросов нос воротишь, заставляешь меня мучаться глядя на твои страдания...

Он не спрашивал, он к моему ужасу, утверждал свои действия, как бы рассуждая и советуясь сам с собой о чем-то совершенно постороннем.

И опять в левое колено загнал пульку. Оказалось, что второй выстрел, в то место, которое нестерпимо болит, организмом воспринимается в десятки раз больнее, нежели чем первый. Все поплыло... И я поплыла...

Когда меня, все те же заботливые, стариковские руки, в очередной раз сильнейшим уколом привели в чувство. Я поняла, что корчить из себя любимую сестру героина-героя не стоит. Вокруг же все свои, родные и близкие. А какие могут быть тайны между своими?

И рассказала все, что знала. Про себя, про Вадима, про Ассенизатора... Даже рассказала, где он сейчас живет во Франции.

Пока я рассказывала о тех ликвидациях, в которых сама участвовала, как ассистентка режиссера, дедушка мои скупые рассказа дополнял массой интересных и красочных подробностей. Своим старческим плечом, он значительно шире раздвигал неясные горизонты, раскрывая для меня много необычайно интересных секретов.

Оказывается это он, а вернее то ведомство, которое он представлял, практически беспрерывно снабжало нас работой. Даже объяснил из каких источников финансирования, к нам поступали эти умопомрачительные гонорары. Его словоохотливость начинала меня пугать. Впрочем, от боли я это поняла чуть позже, зачем он меня, рядового “ликвидатора”, посвящает во все детали секретных операций разрабатываемых на самом верху.

- А ты, дурочка-с-кривого переулочка, наверное полагала, война мафиозных кланов, месть бандитов, передел украденной общенародной собственности? В газетах много об этом писали и до сих пор марают...

Взгляд у него перестал быть добрым и выражающим вселенскую скорбь о греховности человеческой природы. Я увидела оскаленную морду гиены, у которой пасть испачкана кровью жертвы... А он продолжал, как ни в чем небывало.

- Мы эти кланы сами создавали и потом сами их прореживали, чтобы было, что показать нашим измученным демократией и народовластием людям. Когда они годами свои зарплаты да пенсии не получали, всегда было известно в чью сторону можно было ткнуть пальцем и на кого свалить. Чуть давление сбросили... Критическую массу народного возмущения разбавили “войной мафии” и всем легче жить... Сам до сих пор удивляюсь, каким же надо быть замордованным этой сраной жизнью идиотом, чтобы всей этой туфте верить?

Поговорил он со мной достаточно откровенно потом опять прострелил мне, но уже другое колено, со словами, мол очень ему хочется проверить, правду ли я ему первый раз рассказала.

Я еще раз все пересказала. На этот раз на подробности не скупилась. Поведала и про первый сексуальный опыт с пьяным младшим братиком... И про Вадима с полным букетом от Венеры... И о том, как мать ревновала меня к отчиму, поэтому сживала с белого света. Все говорила, а он даже пистолет в сторону отложил, закатив глаза слушал. Слезы свои стариковские украдкой смахивал... Очень меня жалел.

Адрес Ассенизатора повторила.

Когда закончила, он еще раз вытер глаза полные слез, высморкался, прокашлялся и говорит мне:

- Много я тебе, старый дурак, рассказал лишнего. Только за то, что я все это еще помню, меня должны без суда и следствия расстрелять в двадцать четыре секунды. А тут ты еще, не ко времени подвернулась со своим пока еще не простреленным слуховым аппаратом. Помнишь, как тогда во Вьетнаме, на курсах повышения квалификации. Твой несостоявшийся женишок из Лэнгли, которого мы же тебе сосватали и подставили говорил: “Нет на свете такой боли, для избавления от которой, человек не начал бы со слезами на глазах, умолять специалиста прикончить его поскорее и прекратить мучения...”

Конечно помнила. Почему я должна такое забывать? Как и того великолепного джентльмена... Хотя тоже враг и шпион. Он когда был пьяный вдребезги сам это и рассказал...

А дедушка сидящий напротив не дал ход моим воспоминанием, не очень тактично прервал их и молвит:

- Притомился я, красавица, с тобой. А меня внуки с невесткой-вдовой ждут. Выбирай дочка, сама и добровольно. Либо я продолжаю дырявить твое роскошное тело, спрашивая у тебя три источника и три составные части марксизма-ленинизма, ставшего “мировоззрением рабочего класса”? У меня по этому поводу, имеются большие сомнения относительно твоих знаний... Ты ж в стольный град не учиться прибыла, хотя и закончила университет? Ты ж прибыла за красивой жизнью?

Я согласно закивала головой. Я соглашалась со всем, что он мне говорил...

- ...либо одним махом избавим тебя от призрачной перспективы инвалидной коляски и костылей... Я понятно выражаюсь?

- Да.

Весь фургон, включая и подлого палача, все было измазано кровью. Из меня она продолжала вытекать, только совсем тонкой и незаметной струйкой.

Я попыталась потянуть время. Я ждала принца на горячем коне в бурке, папахе, с шашкой и усами. Сейчас он прискачет придерживая своего горячего вороного друга, распахнет эту дверь, ворвется и спасет меня...

Время шло, секунда за секундой, а его все не было. В конце концов, я уже стала испытывать беспокойство, не случилось ли с ним чего по дороге? Не проехал ли мимо? Только потом пришло понимание очевидного. Сегодня был не мой день.

Любительство погубило многих. Жалеть о них никто не будет. Разве только тех, кто из-за них пострадал... Так же как и в моем случае. Единственно кто меня и вспомнит, так это только Вадим. И то не сам, не добровольно и с охотой, а напомнит ему обо мне все тот же дедушка-палач. Пока он ломал очередную ампулу для укола, в дверь просунулась рука и передала ему бумажку со странным текстом.

Достал он диктофон, маленький. Включил его и поднес к моим губам... Наговорила я с принесенной бумажки текст, со своим согласием ухода из жизни и обвинениями во всех грехах своего распутного и почему-то безбожного мужа. Подписала бы, но видно гадкий дедушка прострелил мне все серьезно. Рук я уже не чувствовала Хотела слезы с глаз утереть, а рук-то считай у меня и нет...

Он приставил мне к сердцу пистолет со словами: “Красивая ты дочка, не хочется тебе лицо перед траурными мероприятиями портить.”

Легким нажатием пальца на курок, закрыл последнюю страницу моей жизни.

* * *

Когда Иван Петрович Натоптыш вышел из фургона с надписью “Вывоз бытового мусора”, только тогда он смог дать волю разгулявшимся нервам.

- Паскуда, такую операцию супервнедрения завалила. Такое прикрытие уничтожила... Эх-хе-хе...

Давно он бросил курить. И так работа нервная, а если еще и никотином себя взбадривать, то никакое сердце такого напряжения не выдержит. Но сейчас был особый случай. Давно он не беседовал с женщинами применяя подобные меры. Он подозвал к себе одного из тех пареньков, которые обычно всегда находиться в тени и попросил у него “папироску”. Закурил полученную сигарету. Глубоко, со вкусом затянулся и сказал агенту:

- Ты уж, мил человек, прибери там. Только, тельце беззащитное, на этот раз не сжигайте в печечке нашей. А где-нибудь в центре города, этот трупик, сексуальным маньяком изуродованный, в подвале, как можно более заметнее сложите, чтобы нашли его еще до того, как оно начнет вонять и разлагаться - он как будто вспомнил что-то, посмотрел на дрожащую руку, вздохнул. - Да, годы берут свое и ничего не дают взамен... Чуть не забыл... Плесните ей в отверстие ее гонорейное, спермы давно заготовленной. Иди, красавец, шепну на ухо, чьей.

Прошептал фамилию, после приложил палец к губам. Мог бы этого и не делать. Люди службу знали... Но всегда спокойнее спиться, когда круг повязанных одним преступ.., т.е. заданием, более обширен. Круговая порука, это очень серьезная гарантия, она обязательно вытянет. Вон, даже суд над КПСС, смогли превратить в посмешище одного безграмотного лаборанта, когда он выбрасывал вверх свой кулачок и кричал “Долой”. А там, уголовщина связанная с миллионными жертвами. Здесь же, взбесившуюся сифилитичку подставили... Тем более сработает.

Отправились после этого прикомандированные молодые люди выполнять порученное. Растворились в воздухе и исчезли. Даже двигателей автомобилей никто не услышал.

Натоптыш огляделся. И неожиданно для тех кто был в тени, а может там и не было никого, но он этого не знал, потому и сказал в туманное пространство.

- Ладно. Кому-то все равно, придется за все отвечать, - чуть усилив голос спросил. - Что вы там попрятались? Где наш главный кандидат в смотрящие России?

Из тени вышел Байкал.

Иван Петрович, бережно взяв его под локоток. Повел его в другой автомобиль. На борту которого было написано “Скотовоз”. Еще не забравшись во внутрь, уже шло самое активное обсуждение навалившихся проблем. На место Коли Коломийца срочно следовало подыскать другого кандидата на роль живой и авторитетной легенды воровского мира.

Жизнь продолжалась.

* * *

На следующий год деревянную руку капитана Данжу, было доверено пронести капралу Бреговичу - седому, статному красавцу и заслуженной гордости Легиона.

Об этом ему сообщили за полгода до события, перед рождественскими праздниками. На радостях и чтобы соответствовать торжественному поручению, он дал зарок до момента знаменитого Парада легионеров на Елисейских полях не пить. Этим прилюдным заявлением, повергая сослуживцев в уныние и явное беспокойство о его психическом состоянии.

Если бы не официально задокументированная смерть Сергея с Алексеем, они бы обязательно, в качестве ветеранов Легиона постояли на почетной трибуне. Но раз бумага о их смерти есть, чего зря переться на гостевую трибуну? Навязывать там свое общество? Пугать бравым видом и рассказами о пребывании в загробном мире, впечатлительных офицеров и их женщин. Лучше съездить к Пирогову на его “сотки” средиземноморские и там, под лучами славы, солнца и обожания его семьи, оторваться и расслабиться от всего окружающего мира.

Тем более для этого был настоящий, торжественный повод. Имена обоих, Бага Арта и Дюка Белла золотым тиснением были помещены на доску почета той части, где оба “погибших” в начале своей службы уродовали парашютистов-подводников.

Пришедшему пополнению легионеров, этому живому и “безмозглому мясу”, по-прежнему ломали ребра и отбивали почки. Не со зла, а во время их проверки на профпригодность службы в подразделении диверсантов. Уже в лазарете, когда они приходили в сознание, им рассказывали устные легенды о том, как эти двое, во время точно такой же проверки, просто разорвали на куски двенадцать старослужащих легионеров (!).

А? Каково?

В следующем году, количество разорванных и, по всей видимости, после этого ими же и съеденных... ожидалось в границах, примерно четырнадцати-пятнадцати человек...

Время, когда мы разглядываем его через увеличительное стекло былого, цифры увеличивает неимоверно.

* * *

Как справиться со своими вторыми, по счету похоронами, Алексей не знал. В принципе, как не знал, что делать и с первыми, но зато он прекрасно знал народную примету: “Если тебя при жизни хоронят, то жить тебе долго и счастливо, до того момента пока самому не надоест, и после этого - еще двадцать один год.”

Поэтому, хочешь не хочешь, а подчинись тому, что все сопутствующее и сопровождающее тебя в момент путешествия по поверхности, от тебя не зависит. А коль скоро так, наслаждайся тем, что видишь солнце, вдыхаешь воздух и имеешь верного друга. Будь-то: мама, жена, приятель, ребенок, животное или насекомое. Не так много еще болтаться по поверхности и пускать пузыри. Смирись человече и наслаждайся...

Жизнь продолжается.

* * *

Мужчина с военной выправкой и без руки, это что загадочное и притягивающее своей тайной окружающих.

Руки должны проверять ощущения того, что видят глаза? Не всегда. И совсем не обязательно.

Когда радуга соединяет воедино небо и землю. Для проверки этого мне не нужны руки, как не нужны они и для того, чтобы восхищаться нежной теплотой улыбок моих спящих детей и их дневным смехом. Это не несет под собой ничего вещественного. Но и радуга, и детские улыбки слишком одухотворены, лаская и питая изнутри мою душу.

Я умен, я красив, я сексуален. Любовь к жизни переполняет меня.

Перерождение заставляет оглянуться и увидеть много нового.

Кто-то хмуриться почуяв запретное и неладное. Где-то гремит гром с ослепительными и сияющими молниями... Наступает апокалипсис? Нет, наступает сон, за ним пробуждение... И утро. Когда оказывается, что все ночные страхи были вызваны хандрой и плохой проходимостью кишечника. Так сказать, причинами простыми и банальными.

Не торопись делать поспешные выводы. Они, как правильно ошибочны. Дождись утра. С высоты восхода, все вчерашние беды и неприятности, покажутся мелкими и нестоящими никакого внимания.

Жизнь в это время суток особенно прекрасна и притягательна. В тысячный раз я смотрю на себя, - просто любуюсь красотой этих линий.

Мое тело приобрело новую форму.

Я становлюсь похож на свистульку, издающую щебет дрозда.

В моей истории рука перестала иметь материальную форму, однако по ночам она продолжает волновать меня горячей болью и яростным выражением эротизма. И только...

Любовный голод. Страсть. Вечная неудовлетворенность.

Шарм воинственности моей Чичи, живого воплощения современной Минервы, покровительницы целителей, богини мудрости и помощницы в войне.

Это не портрет, это попытка выразить мое нынешнее состояние. Формула моей жертвенности и попытки приблизиться к мудрости, стать одновременно и совой, и змеей.

Терпение, красота, любовь и жизнь - это единственный путь собственного взгляда на мир. При помощи этого, я могу вглядываться в темноту и видеть там свет, чтобы еще раз сказать.

Жизнь прекрасна. 17.07.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.