ИДЕАЛЬНАЯ ФОРМА

Рассказ из одноименного сборника. Для покупки электронной книги перейдите сюда: http://mayklov.narod.ru/
или сюда: http://vk.com/public50732283


- Что будете пить?
Как обычно, Эдди, - хотелось мне сказать, - как обычно, Эдди…
За стойкой молодой парнишка, из новеньких. Что будете пить? Эдди по глазам или каким-то шестым чувством определял, чего хочет душа клиента. И когда посетитель подходил к стойке, его уже ждала порция-другая. Сколько я его знаю, Эдди ни разу не ошибся, даже с новичками, которые изредка, да появлялись в наших краях. Как тот парень, Дядя Сэм (прозвище, полученное за характерную бородку). Не успел он ещё войти, а Эдди уже приготовил ему коктейль.
Тогда он сразу привлёк к себе внимание, едва успев сойти на берег. И дело было не столько в том, что чужаки у нас были редкостью, и уже само по себе появление нового человека не могло остаться незамеченным, и не в его потешной бородке а-ля Дядя Сэм, не в его манере держаться, в его странном взгляде, об этом мы вспомнили уже гораздо позже, сколько в чём-то едва уловимом, не поддающемся описанию и определению, в некоем отличии его от всех нас. Он подошёл к стойке, поставил свой небольшой чемоданчик (а он был только с одним небольшим чемоданчиком) на пол возле стула.
- Мне…, - начал, было, он, но Эдди не дал ему договорить.
- Уже налито.
- Но я пью…
- Я знаю. Берите. Не понравится – издержки за счёт заведения.
Чужак сначала недоверчиво понюхал стакан, затем немного пригубил, самую малость, затем сделал большой глоток и уважительно посмотрел на Эдди.
- А как вы узнали? – с восхищением ребёнка спросил он.
- Надо к своему делу подходить с душой.
- Да, но…
- Творчество, магия, волшебство. Называйте это, как хотите, но стоит мне увидеть человека, и я уже точно знаю, что он будет пить.
- Поразительно! Это как чтение мыслей на расстоянии.
- Душа и выпивка неразрывно связаны между собой, - начал философствовать обычно немногословный Эдди.
- А вы способны проникать своим взором в человеческие души?
- Не знаю, но когда человек пьёт, мне кажется, что душа плещется на дне его стакана.
- Поразительное наблюдение! А как вы это делаете?
- Что?
- Как вы угадываете?
- Сложный вопрос. Клиент заходит, и я уже знаю, чего он хочет. Вот и всё.
- Поразительно. И вы с таким талантом здесь, в глуши.
- А мне здесь очень даже здорово. Я люблю здесь жить.
- Скажите, а что обычно делают те, кто тут живёт?
- Живут.
- И всё?
- У нас не принято лезть в чужие дела.
- Прямо рай на земле!
Чужак заказал выпивку на всех (бар был практически пустой) и спросил, доверительным шепотом:
- Скажите, милейший, где я могу снять угол. Меня интересует тихий, спокойный район, без шума и суеты.
- У нас тут шумных районов нет.
- Тем лучше. Я человек спокойный, непритязательный, лишних хлопот со мной не будет.
Эдди немного для приличия подумал, затем подробно объяснил новенькому, как ему найти полоумную Джонни, сдающую в наём меблированные квартиры.
- Скажете, от меня, - для пущей важности добавил Эдди.
Новичок горячо поблагодарил бармена, оставил хорошие чаевые и отправился на поиски Джонни, а Эдди, словно очнувшись, заметил:
- Помяните мое слово. Будут с ним хлопоты. Таких просто так сюда не заносит.
- В наши края никого просто так не заносит, - пробурчал в ответ доктор.
Наш городок находился на склоне торчащей из моря горы. Он начинался практически у самой воды и поднимался вверх по горе почти до самой вершины, оплетая ее (гору) своими улицами подобно плющу или виноградной лозе. Вершина, как и положено вершинам гор, была покрыта джунглями. Настоящими дикими джунглями. Те пара тысяч человек, которые и являлись населением, были либо потомками беглецов от закона, либо сами не хотели попасться кому-то на глаза. В этом вопросе мы все были равны друг перед другом, и даже Полковник, наш начальник полиции, ни разу ни у кого не спросил о причинах приезда на остров. В наши края редко кто заглядывал, да и мы особо никуда не выезжали, хотя до материка было не больше часа на лодке.
Скрывается от кого-то, решили мы, а иначе зачем ему к нам приезжать?
- Так что будете? – переспросил меня бармен, видя, что пауза затянулась
- Две рюмки водки. Мне и себе. Помянем Эдди.
Бармен без слов разлил водку по рюмкам, и мы выпили молча, не чокаясь. Царствие тебе небесное, Эдди, пусть будет пухом тебе земля.
- Свари-ка мне чашечку кофе, - сказал я, отправляясь за свой столик.


Тогда я так же сидел за столиком, пил кофе и в ожидании остальных занимал себя тем, что безуспешно пытался описать предпостельную сцену, которая никак не хотела идти вот уже вторую неделю. «Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, Генрих зашёл в бар, и сразу же увидел ее за стойкой… Зайдя в бар, он сразу же увидел ее… Из задумчивости его вывел бархатный женский голос…» И всё в таком духе. Сцена никак не хотела идти. Ни одной подходящей мысли вот уже третью неделю. Генрих же просто обязан был зайти в этот бар, и не просто так, а повинуясь внутреннему импульсу, неведомой силе или ещё чёрт знает чему, но это не должна быть случайность. Случайности здесь быть не могло. Генрих должен был войти в этот чёртов бар, увидеть там ее, влюбиться, и, чего я совсем уже себе не представлял, поразить ее, удивить, заинтересовать буквально с первых слов, иначе она просто не обратила бы на него внимания. И надо было найти всего пару-тройку нужных слов, чтобы он, войдя, наконец, в бар, мог подойти к ней и сказать нечто оригинальное, чтобы из всех, она выбрала его, а потом, несколькими часами позже… Но там всё было понятно, дальше всё было понятно и давно уже написано в общих чертах, и лишь распроклятая сцена в баре… решила, наверно, бросить мне вызов.
Писательство было моим главным оружием в борьбе со скукой. Деньги, или, как здесь принято говорить, средства к существованию у меня были. Миллионов и собственных яхт у меня не было, но на хлеб с маслом, этот символ благополучия нашего времени, да и на девочек, если конечно не дарить им бриллианты и не купать в шампанском вполне хватало, играть же я не играю, к светским развлечениям не стремлюсь, и вообще люблю тишину, покой и крепкий здоровый сон. Понятно, что работой я себя не отягощал, и даже не пытался. Вечерами, сразу после открытия, я приходил к Эдди и, заказав для начала кофе, сидел сам с собой в ожидании других членов клуба (так мы называли нашу небольшую компанию). Заканчивались наши заседания уже под утро, так что днём я обычно спал, а вот вечером, перед открытием заведения или, ожидая остальных членов клуба, посвящал всего себя творчеству. Конечно, писателем в понимании этого слова окололитературными знатоками я не был, но кое-что размещал в интернете, а пара моих рассказов были напечатаны в малоизвестных журналах.
Вторым на заседание обычно, приходил Доктор Ллойд. Как специалисту доктору не было цены. Не так давно он работал в хорошей клинике на хорошей должности и работал бы там до сих пор, если бы не женщины. Женщин он обожал, причём всех сразу, или оптом, как любил говаривать доктор. На женщин он растратил целое состояние, а когда кончились свои, начал тратить чужие. Скандал удалось замять, но доктору пришлось срочно потеряться, и он поселился на острове к всеобщему удовольствию пациентов да и администрации нашей городской больницы.
- Привет. О чём творишь? – спросил он меня тогда, глядя на мои каракули.
- Роман века. Только вот не могу затащить красотку к нему в постель.
- У тебя трудности? – с сомнением в голосе спросил доктор.
- Они в баре. Ему надо с ней заговорить, познакомиться, но я понятия не имею, как.
- Ты случайно не заболел?
Главной темой заседаний клуба были женщины. Мы не были любителями чесать языком на пикантные темы, скорее мы были практиками, и за всё время существования клуба у нас не было ни одного вечера, прожитого без общества милых дам. Обычно мы какое-то время наслаждались роскошью мужского общения, пока к нашему столику не подсаживались девчонки, после чего мы брали с собой несколько бутылок и поднимались наверх, в комнату для гостей, специально оборудованную всем необходимым для любви и ласки. Эдди, а он был членом клуба, присоединялся к нам сразу после закрытия. Периодически мы устраивали выездные сессии клуба на секретный объект № 3 – виллу Полковника, тоже специально оборудованную для оргий. Понятно, что проблем при знакомстве в баре для меня быть не могло.
- Беда в том, док, что он совсем на меня не похож, и… Не чувствую я этой сцены, не хочет она писаться. Я не то, что бабу снять, я впустить его внутрь не могу. Одна пошлятина на ум приходит.
- А если ее вообще убрать?
- Нельзя. Если он ее не трахнет…
- Ты не понял. Об этом не обязательно писать. Пусть он… ну, не знаю… пусть, например, они уже лежат в постели, или, если тебе это так важно, пусть разговаривают в баре. Если не знаешь, что писать – не пиши.
- Так вместо романа получится очерк.
- И чёрт с ним, пусть будет очерк. Хороший очерк лучше плохого романа. О чём, кстати, роман?
- О человеке, который, просыпаясь, переходит из одного сна в другой. В одном из снов он встречает ее, влюбляется, и всю книгу пытается вновь ее найти.
- Тяжёлый случай. Я предлагаю выпить за твоего бедолагу. Девочки от подобной ерунды будут, наверно, плакать навзрыд.
Доктор терпеть не мог чтиво, особенно сентиментальное чтиво.
- Не всё так хреново, док. Я надеюсь написать роман с пометкой: для мыслящих читателей.
- По мне, так читатель должен быть читающим. Если же он читает и измышляет, куда бы послать тебя вместе с романом…
- Злой ты сегодня.
- Грипп.
- Так не сезон.
Гриппом у нас болели дружно два раза в год. В Китае так, наверно, строили социализм. Дружненько, стройными рядами в колоннах по девятнадцать… Тогда, конечно, доктору приходилось не легко, зато всё остальное время он читал у себя в кабинете, за что получал неплохие, надо сказать, деньги. Вообще-то у нас никто не любил работать.
- ОВРИ. Острая внеплановая респираторная инфекция. Скорее всего, новенький привёз с собой.
- Что привёз? – переспросил появившийся Полковник.
- Контрабандный грипп.
- Кстати, Полковник, налогоплательщики желают знать, что предпринимает полиция для борьбы с ввозом контрабандный инфекций? – спросил я.
- Специфика работы полиции состоит в том, чтобы держать под контролем ситуацию в общем виде. Если же я начну заниматься делами налогоплательщиков более подробно, то боюсь, что большинство из них придётся отправить в места лишения свободы, а это, согласитесь, ничуть не отвечает интересам как налогоплательщиков, так и полиции. А что вам не нравится в работе полиции?
- Меня лично все устраивает, а доктору не нравится грипп.
- Ты заболел гриппом? – сочувственно спросил его Полковник.
- Я не болею гриппом.
- Ну так в чём дело, или медицина стала бесплатной?
- Медицина никогда не была и не будет бесплатной.
- Тогда чем ты недоволен?
- Самим гриппом. Какой-то он не такой.
- Если я правильно понимаю, то грипп – это целая толпа вирусов. Более того, мы каждый раз болеем новым гриппом.
- А я не знал, - раздражённо прервал меня доктор.
- Так чем медицине не нравится именно этот грипп? – повторил свой вопрос Полковник.
- Тем, что это не грипп.
- Вот-вот, только и могут, что на полицию нападать, а сами не в состоянии разобраться грипп это или не грипп.
- С гриппом я как-нибудь сам разберусь, но это не грипп.
- А что?
- Чёрт знает что. Мне с таким сталкиваться ещё не приходилось.
- Это уже интересно.
- Странный он какой-то. Заболели исключительно клиенты Безумной Джо, где и поселился Дядя Сэм, причём все в один день.
- Думаешь, это серьёзно? – спросил уже без шуток Полковник.
- Не знаю. Болезнь протекает достаточно легко, чтобы бить тревогу. Умереть ещё никто не умер, и пока что не собирается.
- В чём тогда проблема?
- Он меня игнорирует. Никакой реакции на лечение.
- А разве грипп поддается лечению?
- Симптоматическому безусловно. Снижение температуры, купирование головной боли, улучшение общего состояния. Тут же никакой реакции.
- В департамент звонил?
- Нет конечно. Что я скажу? Спасите, дядя, я гриппа боюсь?
- А если это серьёзно?
- Тогда будем действовать. Ты будешь зарабатывать повышение, а наш литературный бог напишет свой вариант «Чумы», за что, я уверен, получит, как минимум, Нобелевскую премию.
- Посмертно, - пошутил Полковник.
- Не обязательно. Камю же не умер. Или умер? Или это не Камю? – спросил меня доктор.
- К своему стыду должен сказать, что я плохо знаком с биографиями писателей, - ответил я.
- У тебя на редкость целомудренный интеллект. Ладно, бог с ним, с гриппом. Не триппер же.
- Кстати о триппере, нас ждут на объекте № 3, - закрыл тему Полковник.


Мы сидели и гадали, что с доктором. Эдди готовился закрываться, Полковник увлечённо разглядывал фотографии красоток в эротическом журнале, я волновался вслух. Доктор опаздывал самым бессовестным образом, чего раньше с ним никогда не случалось. Чтобы доктор пропустил свидание с Джуди! Для этого нужна была более чем серьёзная причина. Если же учесть его опасения по поводу…
- Ну наконец-то, - сказал Полковник, когда доктор показался в дверях бара.
Наблюдать за Полковником было одно удовольствие. Казалось бы, человек поглощён созерцанием красоток, ни одного взгляда по сторонам, но стоило появиться доктору на горизонте, и Полковник замечает его первым. Полковник, наверно, самый загадочный человек на острове. Я где-то читал о ниндзях-шпионах. Живёт такой человек рядом с тобой, пьёт пиво, путается с девчонками, заводит семью, деток, соблюдает скоростные режимы на дорогах, но когда приходит время, он превращается в машину смерти. Полковником мы прозвали его… Идеальная стрижка, выправка, лоск, шарм, изящество и абсолютное отсутствие пошлости, даже в мелочах. Всегда выбритый, элегантный, опрятный, пахнущий дорогим одеколоном. Настоящий аристократ-полковник поколении так в десятом. А как он обращается с женщинами! Это надо видеть! Любая готова растаять через несколько минут. Чем он занимался раньше, не знал никто, как никто не знал, за какие грехи он оказался на острове, где прозябал, нет, не прозябал, к Полковнику подобные слова не применимы, скучал в должности начальника полиции. Жить он никому не мешал, никого не трогал, никуда не лез, но порядок на острове был, хотя ни его, ни его людей на улицах видно не было. Осталось добавить, что Полковник был негласным председателем клуба.
- Что-то случилось, док, мы уж думали, что ты не придёшь? – набросился я на доктора.
- Тебе надо закрывать бар и идти в пророки, - сказал он Эдди, когда тот принес выпивку. И уже после хорошего глотка он снизошел до ответа на мой вопрос: - Засранцы, - сказал он, - хренова куча засранцев.
- Ты прав. На Земле около 6 миллиардов засранцев, если не больше, - согласился я.
- А это в моей клинике, и, как назло, под конец рабочего дня. Думал, не выкарабкаюсь.
- Из-под чего?
Доктор оставил моё замечание без внимания.
- Засранцы в мировом масштабе – удел политиков. Они мне глубоко до иммунитета. У меня же полная больница засранцев, которые мало того, что обосрались все в одно время, так ещё и за пять минут до конца рабочего дня, а кроме меня... Я из-за них лишние полторы смены отпахал.
- Дядя Сэм? – равнодушно спросил Полковник.
- Не знаю, скорее всего. У Джонни была большая вечеринка в честь окончания гриппа. Народу навалило, как на футбол. А сегодня все оказались в больнице. Понос, температура… И что самое интересное, ни одного из тех, кто переболел гриппом. И опять никакой реакции на лечение. Как сговорились.
- Ассоциация независимых вирусов. Что-то вроде НАТО или Европейского союза, - сострил я.
- Ничего, док, изучишь, напишешь диссертацию, получишь Нобелевку, станешь известным, а в медицинской энциклопедии появится что-то вроде поноса Ллойда, - вставил Эдди. Он принёс нам выпивку.
- Вам всё шуточки, - вздохнул доктор, - а у меня этот грипп из головы не выходит.
- А кому сейчас легко? Посмотри, как над девочками измываются, - полковник сунул под нос доктору фотографию очередной красотки в ужасно неестественной позе. - Это не эротика, а пособие для продвинутых йогов. Вот вы здесь народ интеллигентный, может, объясните старому солдафону, для чего так девчонок скручивать?
- Такова суть фотоискусства, Полковник. У них это называется профессионализмом, - ответил я.
- Я понимаю профессионализм, когда фотограф увидел, поймал, что называется, в объектив и донёс до зрителей, а здесь макраме из красоток. Только дустом не посыпали.

Слово «заговор» вползало в нашу жизнь подобно собаке, которую мало того, что согнали с любимого дивана так ещё и выгнали из комнаты ни за что ни про что. «Место», - говорит хозяин, как бы очерчивая магическую черту, вход за которую теперь запрещён. И вот бедная псина лежит за дверью, смотрит грустными, преданными глазами, вздыхает, и всё это с такой безысходностью, словно от места на диване зависит сама жизнь пса. А хозяева смотрят телевизор, читают журналы или книги, развлекают гостей. Жизнь идёт полным ходом, и только собака, самый верный друг, а зачастую единственный друг остаётся за бортом. Собаку никто не замечает. А чары тем временем тают, и вот как бы невзначай собака кладёт лапу, нос или хвост по ту сторону запретной черты и смотрит на хозяев, как могут смотреть только раскаивающиеся в очередной раз алкоголики или профессиональные попрошайки, и стоит хозяину только прикрикнуть... Но этот манёвр редко когда привлекает внимание, а псина тем временем практически пересекает чёрту. И не успеет хозяин моргнуть глазом, как пёс вновь уже на диване, причём он настолько гармонично вписан в обстановку, что у хозяина даже не возникнет желание его нагнать.
Первые разговоры о злом умысле, о чьей-то злой воле начались после того, как в один день заболели все прихожане церкви, разумеется, кроме тех, кто раньше переболел загадочной инфекцией. У некоторых уже в церкви появились первые симптомы болезни, на этот раз жар, зуд и мелкая красная сыпь, а вечером того же дня в больницу позвонили во главе со священником практически все прихожане, кто заглянул в этот день в божий храм. К утру, правда, все уже были практически здоровы, поэтому никто не заговорил ни о диверсии, ни о теракте, ни каком-либо другом столь же серьёзном явлении. Скорее говорили о хулиганстве или чьей-то злой штуке.
Но когда на улице появились старик Хендрикс со своей супругой, разгуливающие под ручку... И дело было даже не в том, что у Хендрикса была последняя стадия рака, и вот уже несколько дней он не вставал с постели… История знает случаи чудесного исцеления. Но чтобы вот так под ручку со своей женой! Таких чудес не бывает. Супруги Хендриксы ненавидели друг друга самой глубокой и искренней ненавистью, которая только возможна между людьми вот уже более десяти лет. Поговаривали даже, что это она наколдовала ему рак, за что была проклята им самыми страшными проклятиями. И после всего этого они прогуливаются под ручку! Такое могло быть только делом нечистого, но с другой стороны Нечистый не мог отравить прихожан, ибо храм Господень есть недоступная для него территория. И было ли это отравлением? Или это чудо? Благодать Божья? Кто же откажется пару дней почесаться, чтобы в результате избавиться от всех болезней и обрести мир и благодать?! Так рассуждали люди. Все разговоры теперь только и были, что о загадочной болезни.
- Да я своими глазами видела, вот тебе истинный крест! – говорила тетушка Ася своей соседке.
- Не может быть!
- Богом клянусь! Я сама ни за что не поверила бы, если бы не видела всё вот этими глазами. Идут, под ручку, Шера с Машерой. Он бодрый, порозовевший, помнишь же, каким был, она ласковая, заботливая, тьфу! Травить же его пыталась. Весь остров об этом знает. Да у него рыло тоже в пушку, поэтому полицию и не вызвал.
- Свят, свят, свят!
- Кто что говорит. Одни говорят от лукавого, другие возражают, что не мог лукавый через церковь.
- Тогда это дело рук правительства. Помяни мое слово. Эти ни бога, ни чёрта не боятся, Христа на них нет.
Наш столик в заведении Эдди превратился в штаб кухонного сопротивления. Мы понятия не имели, с чем имеем дело. Факты, как мы их ни раскладывали, продолжали оставаться рядом событий, попросту не укладывающихся в голове. Мы не были в состоянии оценить происходящее даже с банальной позиции хорошо или плохо. Почему же мы воспринимали всё происходящее, как некий зловещий знак? Что это было? Предчувствие, жажда независимости, дух оппозиции или простой страх перед всем новым и непонятным?
- И так, - рассуждал Полковник, ставший автоматически лидером движения сопротивления, - некто приезжает на остров и заражает всех неизвестной инфекцией. Но зачем? С какой целью он это делает? Сначала грипп, затем понос, затем какая-то детская болезнь, а в результате вообще какие-то библейские чтения. Мир, дружба, жвачка и прочая хренотень. Лично я ничего не понимаю.
- А вы с ним не беседовали? - спросил Эдди.
- Он исчез. Испарился, что, уверяю вас, не составило для него большого труда. Я тут навел кое-какие справки. Дядя Сэм – фигура ещё та. Джеймс Бонд. Работал над жутко засекреченным космическим проектом. Что-то там у них не заладилось, и проект свернули вместе со всеми участниками. Дядя Сэм, пожалуй, единственный, кому удалось выжить.
Ай да Полковник! Когда? Когда он всё успевает? В участке почти не появляется, спит до обеда. Вечера проводит с нами. Однако на острове тишина и порядок, хотя никто, конечно, не пытался поставить это в заслугу Полковнику. А зря. Его видимое бездействие было особой формой владения ситуацией. Вот и сейчас, практически не выходя из бара, он сумел заполучить сведения…
- А мне престарелая Марта рассказала вчера, что это правительственные штучки. Нечто вроде зомбирования. Любящий себя и своё правительство народ. Всеобщее бесплатное счастье, - сообщил доктор.
- Мне кажется, произошла утечка. Они изучали что-то найденное в глубинах космоса. Максимальная секретность, максимальная охрана. И в один прекрасный момент уничтожается всё: Люди, техника, оборудование. Всё стирается с лица земли, - продолжил Полковник.
- Вторжение? – вырвалось у меня.
- Ох уж эти писатели. Понапридумывают и сами верят, - съязвил доктор.
- Ну, о вторжении говорить рано, - продолжил Полковник, - но что-то такое они подхватили. Я думаю, они заразились там чем-то настолько страшным, что от них постарались избавиться самым радикальным способом. Это, кстати, объясняет растерянность нашего доктора.
- Не совсем. Отсутствие реакции на лечебное воздействие да, но всё остальное… Грипп, понос, сыпь… Не серьёзно как-то. Стоило из-за этого уничтожать проект? – спросил я.
- А вам не кажется, что это маскировка? Своеобразный способ сбить нас с панталыку? Ведь, начнись здесь эпидемия, и нас закроют, а вероятней всего, уронят пару ядерных ракет для гарантии, и всё. А тут ерунда, никто и не хватится, а если хватятся, то будет уже слишком поздно, - выдал Эдди.
- Но в этом случае…
- Разумный вирус. Идеальная форма вторжения, - перебил я доктора.
- Фантастический боевик. Стивен Спилберг и сотоварищи, - съязвил он в отместку.
- Очень может быть. Изменение нас, превращение в себе подобных или в себе угодных. Отсюда чудесные исцеления и всеобщий мир, - подытожил полковник.
- Чушь какая-то, - отмахнулся от этого вывода доктор.
- Да, но это единственная гипотеза, способная хоть что-то объяснить. Давайте ещё раз посмотрим на факты: Некто приезжает на остров, затем всё его окружение заболевает гриппом, назовем это так. Затем заболевают друзья и знакомые его окружения, и так далее, по принципу расходящихся кругов, центром которых является Дядя Сэм. Зачем ему так светиться? У меня есть только одно объяснение. Он приехал будучи носителем вируса. Причём весьма особенного вируса. До этого он работал над секретным космическим проектом, который очень быстро свернули, уничтожив всё, что можно. Причина заражения, я думаю, вполне понятна. Далее, по характеру болезни можно сказать, что вирус действует согласно определённой стратегии, что позволяет нам думать…
- Господин капитан, господин капитан! – в бар ворвался перепуганный насмерть полицейский.
- Что случилось, Родис?
- Туман, сэр!
- Что?
- Туман!
Зрелище было великолепным. С горы с самой вершины на нас опускался плотный серо-жёлтый туман, пожирающий всё на своём пути. В этой картине действительно было нечто апокалипсическое, нечто сводящее с ума и сеющее панику.
- Нашли, - прошептал доктор.
- Что? – не понял я.
- Способ распространения. После этого тумана на острове не останется никого, кроме них.
- И что, никаких средств?
- Защитные костюмы, но здесь…
- Есть! Бежим!
Мы кинулись вслед за Эдди в подвал. Там он извлёк на свет несколько прекрасных водолазных костюмов, готовых к применению.
- На какое-то время нам хватит, а там…
- А там посмотрим, - закончил фразу полковник.


Что Может быть стервозней времени! Время, оно подобно престарелому богачу-садисту, изводящему своих домочадцев постоянными придирками под угрозой лишения их наследства. Оно как врач, полицейский или пожарный. Всегда не вовремя, всегда не так и всегда против тебя. Когда оно необходимо, как воздух, его никогда нет, когда же не знаешь, что с ним делать, оно еле ползёт, заставляя тебя метаться из угла в угол. Если в мире и есть абсолютное зло, то имя ему время.
Мы сидели в конспиративной пещере Эдди и ждали. С момента появления тумана прошло всего несколько часов, но за это время мир, по крайней мере, наш мир перевернулся с ног на голову. Человечество исчезло в тумане, уступив своё место неведомым чужакам, как две капли воды похожим на нас. Нас же спасли водолазные костюмы, которые мы не хотели снимать до последнего, и только под угрозой смерти от удушья мы смогли заставить себя глотнуть свежего воздуха. По-видимому, всё обошлось. Туман кончился. На улицах было пусто, и нам не составило труда улизнуть из подвала, прихватив с собой несколько автоматов. Эдди держал их у себя на всякий случай. Мы свободно покинули город и оказались в небольшой пещере, о существовании которой, по словам Эдди, не знал никто. Там были патроны, аптечка, запас продовольствия и море пресной воды. Там были даже матрасы. Они показались нам в тот момент верхом роскоши.
Мы молча смотрели на часы, медитировали на застывшие стрелки. Никто не хотел говорить. Все боялись произнести хоть слово, боялись начать разговор, боялись слов…
Эдди сказал, что недалеко у него спрятана лодка и вышел в темноту. Казалось, его не было целую вечность, и, несмотря на то, что он никогда не расставался с мобильным, как и Полковник, которому по долгу службы телефон был просто необходим, мы не решались звонить. Мы были одни, одни во всём мире. Конечно, мы могли позвонить на материк старым друзьям Дяди Сэма, но в этом случае нас ждала неминуемая смерть.
- Чёрт, они нашли способ, - нарушил молчание доктор.
- Ты о чём? – не понял я.
- Способ распространения. Раньше приходилось что-то делать, чтобы заражать людей вирусом, но после изобретения тумана…
- Похоже, мы единственная их проблема.
- Да какая мы проблема! Трое до чёртиков напуганных бабников. Мы даже не вопрос. Это только в кино одиночка может спасти Мир.
- Да, но мы можем позвонить, куда следует.
- И на нас с чистой совестью уронят парочку ракет, чтобы было наверняка.
- Да, но вирус вот-вот выберется на свободу, если ещё не выбрался.
- Вирус да, а мы нет, поэтому разбомбят нас, как самых умных.
- И что мы будем делать?
- У тебя есть предложение?
- Нет, но…
- Тогда помолчи, пожалуйста.
Не знаю, возможно, мы говорили совсем о других вещах, другими словами, в других выражениях, тогда я был в состоянии, близком к обмороку. Я не то, что запоминать, я с трудом мог понимать, что происходит, и чего нам ждать потом. Самым же страшным для меня был вопрос: когда будет это потом? Я всегда был противником новостей, ожидая от перемен только новую головную боль, а тогда я был готов вечно сидеть в этой пещере, только бы не...
Я хотел жить, быть самим собой, выпивать, знакомиться с девочками, иногда не надолго влюбляться, есть спать, ходить в туалет. Все эти незатейливые вещи внезапно приобрели глубинный смысл, перспективу, стали важными сами по себе, каждая мелочь, каждая секунда жизни. Я хотел жить.
Мне вдруг стало смешно. Я вспомнил все эти фильмы об инопланетном вторжении, и как люди, оказавшиеся в нашей ситуации готовы были пожертвовать всем, ради спасения человечества, даже собственной жизнью. Тогда я воспринимал это как нечто естественное, нечто само собой разумеющееся. Сейчас…
Сейчас я готов был на всё, ради спасения человечества с тем только условием, что возглавлять список спасенных должно было мое имя, а если и не возглавлять, то присутствовать в этом списке оно было просто обязано. Насколько я понимаю, остальные придерживались такого же мнения.
- Ты чего? – Полковник готов был дать мне хорошего тумака, как проверенное средство против истерики.
- Я тут подумал о человечестве.
Полковник с доктором посмотрели на меня с таким видом, будто спрашивали, не нуждаюсь ли я в более серьёзной психиатрической помощи.
- Да нет, я тут вспомнил, как герои кино жертвовали собой ради спасения человечества.
- Да, в кино это выглядело красиво, - пробурчал Доктор.
- Ну и кто здесь хочет пожертвовать собой? – спросил вдруг Полковник, глядя то на меня, то на доктора.
Мы же сидели, как два нашкодивших школьника в кабинете директора.
- Лично я выбираю жизнь. Человечество, человечеством, а мне моя шкура милее, по крайней мере, до тех пор, пока я - это я. Оставим патриотизм для кино и книг. Пусть другие вдохновляют художников, я же выбираю вино и девочек.
- А тошно не станет? – спросил меня Полковник.
- Проблююсь. Тошнота – это признак жизни.
- Существования, мой друг, существования, - включился в разговор доктор, - Жизнь – это нечто иное, подразумевающее возможность смотреть себе в глаза, хотя мы немного помучаемся и придём к выводу, что это был единственный выход, единственный, чёрт бы его побрал, выход. Подлость всегда найдет, как себя оправдать.
- А ты хочешь грудью на пулемёты? Вперёд, только своей. А мне пусть будет стыдно. Я не собираюсь идти на дно с тонущим кораблем или стреляться из-за куска тряпки. Мне плевать на символизм, да как и на судьбу Мира, который меня интересует исключительно, как место для моего сносного существования.
- Наверняка у них есть запасной вариант, - Полковник говорил тихо, спокойно, как будто рассуждал о чём-то вполне естественном, о чём-то каждодневном, бытовом. - Тем более что Дядя Сэм прибыл к нам уже больным, так что, хотите вы того, или нет, но погибать вместе с островом, по меньшей мере, глупо.
- И что ты предлагаешь?
- Ничего. Ждать. Взять себя в руки и ждать, а не распускаться, как…
Телефонный звонок был, как сигнал иерихонской трубы.
- Эдди? – рявкнул Полковник в трубку.
- А чей ты ещё ждешь звонок? Как вы там?
- Твою мать! И он ещё спрашивает! Лодка на месте?
- Знаешь, Полковник, кое-то изменилось.
- Проклятие!
- Не горячись. Это не то, что мы думали…
- Вот, ублюдки!
- Выслушай меня. Это не так уж и плохо. Это…
- Послушай ты меня! Если мы почувствуем опасность, мы вызовем огонь на себя. Мне достаточно нажать одну кнопку, чтобы дружки Дяди Сэма из Ай-кю-эм 431 разнесли этот остров ко всем чертям!
- Полковник, не делай глупости!
- Тогда дай нам покинуть остров.
- Это невозможно. Тогда мы все погибнем, а вы будете жрать гамбургеры с чувством выполненного долга.
- Хорошо. Что предлагаешь ты?
- Вас никто не будет принуждать. Поживите, осмотритесь, это не то, что вы думали… Мы никого не принуждаем и никого не захватываем… Это приглашение… Подумайте, Полковник. Номер телефона ты знаешь.
И вот мы сидим и тупо смотрим на стрелки часов. Что дальше? Средств защиты у нас нет. Звонить на материк мы не будем, это уж точно. И что? Даже если он говорит правду, что тогда? Нас оставят как представителей когда-то живущего вида, позволят и дальше пить, гулять, будут подсаживать самочек для разведения, станут возить по другим зоопаркам планеты, обмениваться коллекциями? Будут пугать нами детей, а школьные учителя на уроках биологии будут говорить, что эти млекопитающие считали себя разумными? Интересно, удобные у них клетки? С другой стороны, героическая смерть во спасение человечества, вечная память и прочая ерунда. Возведут нам памятник, на который будут гадить голуби, писать собачки, а представители подростической молодежи будут писать краской матерные слова. А вдруг вместо клеток со всеми удобствами нам уготована участь павловских собак? Ещё тот садист был. Тоже ведь из соображений высшей гуманности…


«Привет, компания.
Надеюсь, Полковник, ты прочтешь записку остальным членам клуба. И так, привет, компания. Теперь я знаю, что такое хэппи-энд. Это вовремя пущенные титры. Иначе… Иначе разборки, склоки, быт. Герои перестают быть героями и, в лучшем случае, отращивают животы и ходят в грязных майках по комнате, громко портят воздух, а временами ведут себя совсем уже по-скотски. В худшем же случае они превращаются в злодеев, попадают в тюрьму или в психиатрическую лечебницу, а женщины, ради которых они рисковали всем, становятся стервами и изменяют им с лучшими друзьями. Хэппи-энд – это начало Большого Дерьма, если не пустить эти чёртовы титры.
Они ушли. Посмотрели на нас и ушли. И дело здесь совсем не в вас. Никогда ещё три придурка, в самом хорошем смысле этого слова, трясущиеся от страха в пещере… Ну, вы меня поняли. К тому же, Полковник, извини, но ты не умеешь блефовать.
Вам повезло и не повезло одновременно. Вы в самых смелых фантазиях не сможете себе представить, что это было такое. Абсолютное единение со всей галактикой. И этот механизм заложен в нас. Вирус только включал нужную систему. Это было приглашение, а не вторжение. Приглашение в царство Божье, благодать, прорыв в абсолютную хрень!
Но они подавились, поперхнулись нашей с вами человеческой сутью, получили несварение и ушли, а мы… Мы лишились крыльев и рухнули носом в дерьмо, именуемое человеком, как он есть сегодня. И если раньше я чувствовал себя достаточно уютно в человеческой шкуре, хотя дело не в шкуре, к шкуре у меня претензий нет, то теперь я больше не могу, не могу переносить собственную вонь. Я ухожу в хэппи-энд, а вы выпейте за меня.
Навсегда теперь ваш Эдди.»


На похоронах были только мы и священник, который, несмотря на позицию церкви по отношению к самоубийцам, не только согласился сделать всё, как положено, но и принял активное участие в организации похорон. Несмотря на теплую погоду, мне казалось, что идёт снег, мертвый холодный снег. Остров был мёртв, если не физически, то, по крайней мере… Мы превратились в трупы, в ходящие, говорящие трупы, как в фильмах ужаса, и если одни пережили бесконечный дар с последующей бесконечной потерей, то другие, такие, как мы, находились под гнётом всеобщего настроения.
- Он разнёс себе мозги, - повторял в который раз Полковник. - Побрился, надел парадный костюм и пустил себе пулю в рот…
Мы сидели в заведении Эдди. Единственные посетители закрытого заведения.
- Мы все умерли ещё до рождения, - вступил в разговор священник, - мы слепы, глухи, бессердечны. Мы все мертвы, но только мы не знали этого, как не узнали бы никогда, если бы не… Искра жизни была как свет фар в кромешной тьме. Яркая вспышка и ещё большая тьма. А Эдди… Он не смог себе врать.
- Выпьем за упокой его души, - предложил Полковник.
Мы выпили, не закусывая, как воду, и священник заговорил вновь.
- История повторяется, история повторяется каждый раз, и мы каждый раз падаем на одном и том же месте. История ничему не учит, история шутит, подшучивает, смеётся над нашей глупостью. Всё, как и две тысячи лет назад. Он посылает нам спасение, а мы… мы воспринимаем его, как проклятие, мы сопротивляемся, стараемся его уничтожить, распять, зашить ему рот, чтобы потом со спокойным сердцем творить свои гаденькие безобразия, прикрываясь его волей. Две тысячи лет мы умаляли его вернуться, а когда он пришёл, мы оказались слепы и глухи. Мы просрали своё спасение, как просираем жизни, изо дня в день, изо дня в день. С чего мы взяли, что он должен быть человеком? Христос – это спасение, но мы ждём волосатого парня, который ходил бы по морю и исцелял больных.
- Больные, кстати, исцелились, - заметил доктор.
Святой отец говорил жадно, именно жадно, словно пытался высказаться на много лет вперед. Кто бы мог тогда подумать, что буквально через несколько дней… Они заперлись в церкви, практически все прихожане, запустили бомбу с часовым механизмом и приняли яд. Это был самый величественный погребальный костёр из всех, что я видел. Страшный в своём величии. Теперь я знаю смысл этих слов.
Такое нельзя было уже замять, но мы все списали на сектантство. Мы словно сговорились никогда не произносить слово вторжение. Комиссия тоже не хотела копать глубоко, и после быстрого формального расследования, они убрались на материк, прихватив с собой Полковника. Странно, но дурная слава привлекла к нам внимание общественности, и народ валом повалил на остров. Мощный паром, отели, парк вместо джунглей… Таким было ближайшее будущее острова, сейчас же здесь вовсю трудились бригады строителей. Цены на землю взлетели в десятки раз. А на днях открыли заведение Эдди. Там я и встретил доктора в первый раз с тех самых похорон, когда…
Он постарел, осунулся. На нём была несвежая рубашка, а лицо давно мечтало о бритве.
- Плевать, - так ответил он на все вопросы о его делах.
Мы взяли бутылку бренди, и выпили ее практически в полном молчании, и только когда доктор окончательно захмелел, его прорвало:
- Знаешь, почему погибли Иисус, Мансур, Кришна? Мы подсознательно ненавидим себя, ненавидим себя такими, какие мы есть, и стоит кому-то стать лучше… Пока Иисус был живым, он был человеком, простым обычным человеком, каким мог быть каждый из нас. Это был укор, удар в самое больное место, в наши святая святых. Его убили, чтобы превратить в бога. Конечно, только бог может быть таким, но никак не человек, никак не один из нас. Ведь если каждый может быть на его месте, каждый может быть богом, то почему мы то, чем являемся сейчас? Почему какой-то вирус может запустить заложенный в нас механизм, а история говорит о том, что были люди, и не так уж и мало, которые смогли запустить его сами, навсегда, на веки вечные, то почему мы такое дерьмо? Если каждый из нас бог, то почему мы такое дерьмо?
Он прокричал всё это мне в лицо, а потом заплакал, как ребёнок…
- Ваш кофе, и… - парнишка мялся, не зная, как мне сказать.
- Что-то случилось?
- Доктор… его только что нашли… передозировка. 11.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.