Сергей ШВЕДОВ

ДЕВОЧКА ПО ГОРОДУ ИДЕТ БОСИКОМ
фантастическая быль

ГЛАВА 1
Я себя не помню. О себе узнаю от других. Мне сказали, что я -- успешный менеджер, и я поверил. Хотя сам я не знаю, что это такое.
Каждый день я поднимаюсь по будильнику в 6:00, завтракаю овсянкой без масла и соли и ухожу на работу. Что я там делаю -- не знаю, скажу вам честно. Наверное, я что-то все-таки умею делать, если мне платят деньги. Зазря денег никому не платят. Мне, наверное, хорошо платят. Помнится, в названии моей фирмы есть слово «консалтинг», но что это такое, хоть убей -- не скажу, если спросите.
Наверное, я еще много чего умею, потому что у меня всегда есть деньги на счету в банке. У меня всегда хватает денег, я еще ни разу ни у кого не занимал. Даже не брал кредитов. Я снимаю деньги по карточке в банкомате, а они все не кончаются. Кто-то мне хорошо платит за дело, о котором я не имею никакого представления. Но всякие мелочи, ну, типа пин-кода своей «хлебной» карточки помню наизусть.
Слышал краем уха, что президент нашей компании поставил меня в пример моим (неизвестным мне) сотрудникам, что у меня неукоснительный дресскод, но я понятия не имею, что это такое.
Помню, я закончил ин’яз, а потом родители заставили отучиться еще пару лет в нархозе для второй «вышки». Значит, у меня были родители. Но я их не помню.
У меня дома есть фотографии и видеоролики с людьми, которых я не помню. Наверное, это лица родных и знакомых. Но я их как бы и не знал.
Только помню мою первую учительницу в первом классе. Ее звали Оксана Юрьевна. Одноклассников в школе и одногруппников в обоих университетах -- не помню ни в лицо, ни по фамилии.
15-го числа каждого месяца я покупаю проездной би-лет на три вида транспорта -- автобус, троллейбус и метро. Кто-то (не могу вспомнить кто) посмеялся надо мной: «Зачем тебе проездной, если ты на работу и с работы ездишь на своей машине?» А я и не знал, что у меня есть машина. По крайней мере, я ее никогда не видел.

* * *

Мне никогда не говорили, что у меня не все дома или крыша поехала. Наверное, я не похож на психа. Хотя у меня с головой действительно что-то не так. Ни начальство, ни соседи на меня никогда не жаловались. Никто не заметил ни малейшей странности в моем поведении. А у врача я не проверялся потому, что боюсь угодить в психушку из-за своих провалов в памяти. Точнее, начисто затертой кем-то или чем-то памяти. Знаю, что провалы памяти случаются у тех, кто подсел на барбитураты. Но я и простого корвалола да сих пор не пробовал, хотя и помню его запах, потому что кто-то из родственников этот сердечный препарат накапывал себе в стаканчик в моей семьей, которой я не помню.
Моя бытовая память включается в 6:00 и выключается в 7:00 утра. Ухожу с концами в какой-то неведомый мне мир и ничего о нем не помню. Я прихожу к осознанию себя, когда возвращаюсь с работы домой. Бытовая память снова включается в 19:00 и выключается в 20:00 сразу после ужина.
Я узнаю свою кухню и спальню. Вот это мои цветы. Мои попугайчики. Мои рыбки. Все в прекрасном состоянии. Чисто и опрятно.
Вне этих временных промежутков не помню, что я делаю днем в офисе или чем занимаюсь дома после ужина. От кого-то слышал, что я хорошо играю на компьютере в какие-то игры. И даже езжу на какие-то международные соревнования по этим самым компьютерным играм. Занимал неоднократно призовые места, но я не представляю себе, что это такое.

* * *

Возможно, у меня есть домработница и кухарка. Од-нажды видел, как одна женщина закладывала грязное бе-лье в стиральную машину. Другая женщина когда-то что-то жарила при мне на плите. Я их лиц не запомнил. Возможно, это одна и та же женщина.
Не помню, чтобы я когда-нибудь знакомился с девушками. Правда, иногда находил у себя дома незнакомые предметы -- заколки для волос, пудреницу, губную помаду, но не обращал на это внимание, потому что не представлял себе назначение всех этих предметов.
Но почему-то помню в лицо продавщиц в магазине, кассиров в банке. Могу нарисовать по памяти физиономию нашего участкового и даже бирку у него на груди с его званием, именем-отчеством и фамилией. Помню свой адрес, какой ключ от какого замка, паспортные данные, а также старые паспортные данные моих родителей, которые якобы сейчас живут в Америке. Но самих родителей не помню.
Смутно припоминаю, как какая-то пожилая пара уез-жала из «сраной Рашки». Так у нас принято говорить между собой, хотя все родились и всю жизнь прожили в Беларуси. Эти пожилые люди что-то говорили мне, совали под нос какую-то гринкарту, которую они выиграли в лотерею. Звали с собой. Их лица я идентифицирую на экране, когда говорю с ними по телефону. Старички называют меня «сыночком». Но детства своего в доме у родителей не помню.

* * *

Странно, но помню квартиру моего прадедушки, которого я никогда не видел. А вот прабабушку помню до сих пор, как живую. Особенно запомнился рассказ, как ее отец (мой прапрадед) после двадцати лет армейской службы (еще в царской армии) навестил родную деревню где-то на границе Могилевской и Гомельской области. Очевидно, за годы службы он уже изрядно подзабыл свою малую родину. Его поразили соломенные крыши на рубленых хатах, домотканые портки и рубахи мужиков, а также пляски под самодельную балалайку с припевками: «Лапоть, лапоть, дай огня!» Прапрадед на свою деревенскую родню смотрел уже как горожанин, даже как бы немножко иностранец. Удивлялся, как это его родичи в такой нищете остаются веселыми и жизнерадостными. Сам он начисто забыл свое деревенское детство. Наверное, пробелы в памяти -- это у меня наслед-ственное.
Люди, которые называют себя моими родителями, звонят мне каждую неделю из Филадельфии. Я идентифицирую их голос и лицо на экране, потому что они звонят уже много лет. Я просто к ним привык. Узнаю, но не представляю этих лиц в моем прошлом. Может быть, это вовсе не мои родители. Всякий раз они просят приехать к ним. Я не обещаю, потому что не помню, ездил ли я когда-нибудь за границу. Говорят, что я каждый год езжу в зарубежные командировки, но у меня не осталось никаких красочных воспоминаний о заграничной экзотике.

* * *

Подчеркиваю, именно красочных воспоминаний у меня нет. Наверное, еще и потому, что я дальтоник -- абсолютно не различаю цвета. Я представляю себе, что такое цветное кино. Представляю себе, что такое мультики в цвете. Скорей всего оттого, что я когда-то различал цвета. Представляю в красках, как выглядит цветущий луг. Наверное, когда-то у меня действительно было нормальное цветное зрение. Но теперь все букеты в цветочных магазинах для меня серые. Но это все меня никак не напрягает. Разноцветие мешает сосредото-читься на работе.

* * *

Напрягают только участившиеся перемены. Однажды утром я встал по будильнику с постели и столкнулся у себя дома в коридоре по пути в туалет с букетом цветов или цветущим кустом, что ли, не знаю, как назвать. Когда продрал спросонку глаза, то увидел, что передо мной стоит девушка в цветастом халате. Я впервые увидел живую девушку в цвете, а не в черно-белом изображении.
-- Ой, вы кто?
-- Я - Настя, -- вздрогнула она.
-- А...а...а? -- тупо протянул я.
-- Не беспокойся, я сейчас же уйду. Ты же сдал мне свободную комнату всего на три дня.
-- Сдал?
-- Мы даже письменный договор составили. Срок моего пребывания истекает в 12 утра, но я уйду раньше.
-- Помню, как же, -- неуверенно соврал я. -- Но почему я сдал тебе комнату в аренду на три дня? Ты ведь моя сестра.
Она откинула рыжую челку со лба и испытующе по-смотрела на меня.
-- Да я, похоже, все-таки твоя сестра, братик.
-- Двоюродная?
-- Не двоюродная и не троюродная, а духородная.
-- А что это значит?
-- Ох, миленький, сама бы хотела знать.
Это была просто милая дурнушка безо всякой косме-тики, когда переоделась к выходу. Рыжие волосы тщательно спрятаны под деревенской косыночкой. Простая белая кофточка, серая юбка чуть ниже колен, а на ногах черные тапочки с тесемками. Ни сережек, ни колечка.
-- А куда ты уходишь?
-- Ты, наверное, все забыл или невнимательно слу-шал. Я учусь в университете на теологическом факультете. Приехала позавчера в свое общежитие на заселение, а заселять в этом году, оказывается, будут только сегодня.
-- А как ты меня нашла?
-- Это ты меня нашел. Я плакала на лавочке. Ты про-езжал на своей машине мимо. Остановился. Мы разговорились. Ты пригласил меня к себе на три дня.
-- Да, мне говорили, что у меня есть машина... Зачем же ты мне заплатила за проживание? Это такой пустяк.
-- Потому что составили договор по всей форме.
-- К чему составлять договор по мелочам?
Настя с какой-то детской плутливостью повела глазами по сторонам, словно старалась что-то отыскать.
-- Не хочу быть тебе обязанной.
-- В чем?
-- Чтобы не было никаких сексуальных домога-тельств.
По этим зеленым глазам, которые неуловимо убегали от моего взгляда, я понял, что она врет. Но врет как-то просто и по-доброму, как мать обманывает простуженного ребенка, выдавая ему взбитые сливки за «теплое» мороженое.
Я отдал Насте запасную связку ключей от моей квар-тиры:
-- Приходи сюда, когда захочешь, безо всякого при-глашения.
-- Ты спятил? Незнакомой дурочке с переулочка отдаешь ключи.
-- У меня никого в этой жизни нет. Должен же кто-то, если что, попасть в мою квартиру. На всякий пожарный случай.
Ее зеленые глаза с синими искорками, похожими на васильки, очень-очень серьезно всмотрелись в мое лицо.
-- «На всякий пожарный случай» можно отдать ключи в домоуправление или опорный пункт охраны правопорядка.
-- Я чужим не доверяю.
-- А я -- не чужая?
-- Мне показалось, ты моя сестра.
-- Ладно, -- как-то по-старушечьи мудро вздохнула она. -- Еще и тебя на себя повесила, как будто на мне своих вериг мало. До свиданья, миленький.
Она привстала на цыпочки, щепотью суетливо пере-крестила меня и чмокнула в щеку, как младшая сестренка. Она ушла, и мир для меня снова стал черно-белый.

ГЛАВА 2

Я давно потерял счет времени. Не помню через сколько дней после встречи с Настей, но второй раз мир открылся мне в цветах и красках на крохотном бульварчике позади театрального училища. Сначала я услышал чистый грудной голос -- профессионально поставленное колоратурное сопрано:

L’amour est un oiseau rebelle
Que nul ne peut apprivoiser,
Et c’est bien in vain qu’on l’appelle
S’il lui convient de refuser.

L’amour! L’amour! L’amour! L’amour!

-- А я думала -- радио! -- удивилась старушка, про-слушав в живую это странноватое для улицы профессио-нальное исполнение хабанеры Кармен «У любви, как у пташки крылья».
-- На радио так не споют, -- тем же очаровательным голоском пропела ей в ответ девушка.
-- Веселенькая ты!
Веселенькая девушка действительно была сильно «навеселе» с раннего утра. Красоты она была необычай-ной, особенно для меня, дальтоника, вдруг прозревшего на всю радугу цветов со всеми их оттенками и полутонами. И красота была неестественная -- «потому что нельзя быть красивой такой». Не девушка, а гламурная картинка с рекламы в интернете или обложки глянцевого журнала. Да и звезды гламура рядом с ней выглядели бы скромными синичками рядом с райской пти-цей.
Не поймешь, как она тут оказалась. Такие пташки пешком не ходят, а выпархивают из автомобиля, чтобы по красной дорожке процокать каблучками пару шагов до услужливо распахнутой двери шикарного ночного клуба.
На ней было чрезвычайно дорогое одеяние со стилизацией под Восток -- какие-то немыслимо сложные шаровары-галифе чуть ли не из тончайшего кашемира, как мне показалось, замысловатая жилетка-распашонка под кушаком золотого шитья. Волосы -- просто экзотическая композиция из золотистых роз от причудливого флориста. Массивный золотой браслет на ноге, браслеты с камнями на руках, кольца на пальцах. Бусы с заявкой на натуральный жемчуг. Тяжелые серьги оттягивали крохотные мочки маленьких ушек. Черная лаковая сумочка в руках и изящные туфельки на стальных гвоздиках тоже не в местных бутиках куплены.
Она не шла, а как бы легко неслась, как говорят, «ед-ва лапками земли касалась». И при этом заметно пошаты-валась.
На часах было всего 7:30. Я, очевидно, куда-то захо-дил по делам, а когда вышел из налоговой полиции, девушка снова проскочила по тротуару мимо меня, но уже в другую сторону, вертя головой, словно не понимала, куда ей идти. Была она уже без туфель и сумочки. Но и в одних колготках оно ступала по тротуарной плитке легко и воздушно, хотя еще сильней шаталась из стороны в сторону и пару раз резко преломилась в осиной талии, словно унимала приступы боли в животе после того, как ей ударили в солнечное сплетение.
Как ни странно, я видел в цвете не только девушку, но и деревья, и траву газона рядом с ней, словно она расцвечивала мой мир.
Я с тревогой проследил за незнакомкой. Дальше с левой стороны по ходу движения у неверно покачивающейся девушки будет огромнейшее пятиэтажное здание заброшенной больницы с запущенным сквериком за ржавой оградой. Там зимой и летом обитают бомжи, потому что двери и стекла бывшей больницы остались целы и невредимы, а старинные толстые стены хорошо держат тепло. Если топить как следует буржуйку, можно и перезимовать, так вот получается. Сквозь немытые окна тут можно увидеть даже развешанные на просушку пеленки. Следующий по ходу комплекс зданий -- городская дезстанция, где мыли и переодевали в «секонхенд» городских бомжей. Там же была благотворительная столовая для бездомных и пункт выдачи бесплатных одноразовых шприцев. Так что на этом отрезке тротуара от квартала до квартала в любое время можно было наткнуться на личность без определенных занятий и определенного места жительства, да и саму эту короткую улочку с односторонним движением справедливо было бы назвать Бомжовой. Хорошо одетым подгулявшим хипстершам тут лучше не разгуливать. Тем более что патрульных машин тут никогда не увидишь.

* * *

Лицо у девушки не носило следов похмельной одут-ловатости. Скорей всего причиной ее неадекватного состояния были наркотики. У меня мелькнула глупая мысль, что заблудившаяся красавица бредет именно за бесплатным шприцем. Но даже такой тугодум, как я, догадался, что девушка с брюликами в ушах и в кольцах купит себе одноразовый шприц в самой дорогой аптеке да еще и за очередной дозой пойдет не к цыганке за углом, а закажет ее с доставкой на дом у самого наркодилера.
До комплекса зданий городской дезстанции девушка не дошла. Из ржавых ворот заброшенной больницы выскочила свора бомжей. Даже не свора, а просто троица бродяг. Причем всего один мужичок и две бабенки, все как на подбор один одного ниже, молодые и достаточно проворные.
-- Э, вонь подвальная! Не прикасайтесь к ней! -- издалека крикнул я.
-- Да ты чо, мужик!
-- Да мы тебя уроем, чмо!
-- Проблем захотел, бля?
Я до сих пор поражаюсь, откуда берется у бомжей такая патологическая худоба. Даже если и питаться с помойки, все равно трудно так сильно похудеть. В наше сытое время бутерброд с колбасой, оброненная сосиска или булочка могут целый день проваляться на газоне, и ни одна дворняжка, бродячая кошка, ворона или крыса их не унесут. А эти трое были просто ходячими костями. Наркологи говорят, что это из-за употребления алкогольных суррогатов, например, стеклоочистителя или антифриза, не могу сказать точно, а врать не хочу.
Раскидать мне их ничего не стоило бы, но к ним про-тивно было прикасаться. Я просто сильно дернул недоте-пистую девушку за руку к себе. Да так, что она чуть не упала. Наверное, эти тоже успели ее обчистить, но я не стал разбираться, а они быстренько смотались с краденым.
-- Вам куда? -- спросил я девушку.
Она обвела блуждающими глазами с голубой поволокой мир вокруг себя и неопределенно махнула вялой рукой:
-- Туда.
-- Там промзона. Три завода стоят впритык и оптовая база коопторга в придачу.
-- Ну и что, -- икнула, оступившись, девушка.
-- Там не живут, там работают. А в таком наряде туда на работу не ходят. Соберитесь, оцените трезво местоположение и покажите, куда вам надо добраться.
-- Туда! -- махнула она в сторону заброшенной боль-ницы, нынешнего бомжатника.
-- У вас есть визитная карточка?
-- В сумочке, -- недоуменно развела она руками, а сумочку ее увели еще раньше.
-- Послушайте, -- я взял ее за локоть, чтобы она не шаталась. -- Я отвезу вас к вашей маме. Вот как раз при-паркована моя машина.
Тут я впервые узнал, что моя машина светло-серебристого цвета, а на капоте у нее эмблема с трехлучевой звездой, обведенной кружком.
-- Только не к маме! -- закрыла лицо руками девушка, но сквозь пальцы внимательно посматривала на меня.
-- Тогда к подруге, бойфренду.
-- Кому я в таком виде нужна?
-- Да, только патрульной машине, согласен. Давайте я отвезу вас к себе домой. Вы у меня помоетесь, отоспитесь, протрезвеете, а вечерком после работы я отвезу вас к маме. Она к тому времени уже сменит гнев на милость.
Девушка икнула и кивнула.
-- Лиля.
-- Кто такая Лиля?
-- Меня зовут Лилия.
-- Вот и познакомились.

* * *
После работы Лиля встретила меня дома в моей футболке на голое тело и моих же тапках. Она была совершенно трезвая и злая.
-- Я не умею готовить.
-- Я тоже.
-- Я голодная, а у тебя дома жрать нечего. Сбегай в магазин. Целый день не ела.
-- У себя дома поешь. Я тебя сейчас отвезу. Одевай-ся.
Она сердито поджала губы и отвела глаза.
-- Я никуда отсюда не пойду!
-- Почему?
Лиля замялась, полоснув меня злым взглядом, и обиженно отвернулась.
-- Что, никак не придумаешь зацепку, как остаться у меня?
-- Уже придумала!.. -- сделала она решительный шаг ко мне. -- Ты когда-нибудь видел таких красивых девушек, как я? -- обтянула она на себе мою футболку.
-- Таких красавиц даже в кино не бывает, -- согласился я.
-- Вот тебе и зацепка! -- горделиво выпятила Лиля высокую грудь.
-- У меня нет таких денег, чтобы иметь столь дорогую содержанку.
-- А я не проститутка, а просто блядь. Проститутка -- за деньги, а я борец за идею. Идею свободной любви.
-- Ну, ладно, оставайся пока, если тебе захотелось со мной поиграть в любовь.
-- Не в любовь, а в страсть. Пламенную, обжигающую и сжигающую до угольков. Согласен?
-- Ну ладно, согласен.
-- Нет, ты еще раз скажи.
-- Положим, согласен.
-- Нет, ты еще повтори!
-- Согласен.
-- Заметил? Ты три раза повторил! Теперь ты -- мой!
Она привстала на цыпочки и потянулась к моим губам.
Я резко отшатнулся и уперся спиной в дверь. Этот запах... Этот тошнотворный запах... Не знаю, как у вас, а у нас в школе был прекрасный класс для уроков химии. На каждом столе стояла прозрачная спиртовка с фиолетовой жидкостью, которая называлась «денатурат». Так вот у этой жидкости был такой же тошнотворный запах, чтобы ее не пили, потому что сама по себе она была -- чистый спирт.
-- Что с тобой, дурачок? -- широко распахнула мохнатые ресницы Лиля.
-- Да так, дурно стало...
Она все-таки поймала мои губы и впилась в них хищ-ным поцелуем. Тошнотворный запах пропал. Теперь от нее исходил волнующий аромат тонких духов и еще чего-то нестерпимо сладкого до приторности.
-- Так-то лучше?
-- Уже прошло, ага.
-- Ну и ладно, а то прям-таки напугал меня. Сбегай пока в магазин и отоварься вкусненьким, пока я накрою стол для романтического ужина, а то мне после скачек на постели всегда жрать хочется. И не забудь позвонить на работу, что берешь отпуск за свой счет.
-- Я могу съездить туда и написать заявление. Начальство еще на месте.
-- Никуда я тебя уже не отпущу.

* * *
Точно не упомню по времени, но, кажется, не менее двух недель мы мотались с Лилькой по блиц-турам за гра-ницей. Помню в Луксоре Долину царей, помню древнеримские развалины в Анталии, бывшей Анатолии, помню умиротворяющий вид на Эльбрус в лучах заката с горы Малое Седло в Кисловодске. Помню урочище Медео под Алма-Атой и горы с лесами из дикого урюка, и такие же дикие леса из яблонь в Киргизии. Дикие яблоки там были размером с два кулака и вкусные-превкусные.
Память моя, словно нехотя, но все же возвращалась ко мне. Правда, она напоминала большой экран, испещ-ренный сотней маленьких экранчиков, на котором крутили вразнобой всякие видеоклипы.

ГЛАВА 3

-- Забыла что-нибудь? -- крикнул я Лильке с постели, услышав, как в замке проворачивается ключ. Моя милая собралась прошвырнуться с утречка по бутикам. Мы только что вернулись из нашего головокружительного зарубежного «свадебного» турне, хотя ни о какой свадьбе пока не было и речи. Лильке нетерпелось высмотреть для себя что-нибудь из новенького после нашего приезда из-за границы. Но в прихожей стояла не она.
-- Настя? Как ты вошла?
Она покраснела, отвернулась и стоя спиной ко мне сказала с едкой злобой в голосе:
-- Ты же мне дал ключи от квартиры «на всякий по-жарный случай».
Я быстро поднял с пола трусы и влез в них, а потом накинул халат.
-- Что-то забыла?
-- Я оставила у тебя хрестоматию по святоотеческой литературе и брошюру «Приношение современному монашеству» святителя Игнатия Брянчанинова.
-- Помню, вот чудное дело для моей дырявой памя-ти! -- стукнул я себя ладонью по лбу. -- Возьми там на под-оконнике.
Настя прошла в комнату и со злостью уставилась на кружевные трусики и лифчик Лили на спинке стула.
-- А где твоя гостья?
-- Она уже не гостья, а моя владычная хозяйка. По-ехала на моей машине в шоппинг-тур по бутикам.
-- С ее запросами она тебя по миру пустит.
-- Стоящая любовница должна сделать любовника-миллиардера простым миллионером.
Настя поправила свою деревенскую белую косыночку и застегнула верхнюю пуговку на примитивной серой кофточке. На этот раз на ней была черная юбка почти по икры. И безобразные черные кроссовки.
-- Поди твоя Лилька дура-дурой, а хитрая.
-- Что ты, она такая замечательная и умница к тому же! И такая умелая в постели.
-- Ага, вижу по твоей довольной физиономии. Хоть симпатичная?
-- Не то слово! Смотри и удивляйся, завидуй и рев-нуй!
Я протянул ей телефон со слишком откровенными фотографиями Лили.
Настя с брезгливостью деревенской простушки рас-сматривала фотки, как порнографические картинки. Потом не только лицо, но и тело передернула судорога, а на висках и конопатом носике проступили бисеринки пота.
-- Так вот ты какая, Лилит!
-- Ее зовут Лиля.
Настя словно меня не слышала, а говорила сама се-бе:
-- Давненько я мечтала тебя увидеть, адское отродье.
-- Я вас познакомлю.
-- Давненько мы с этой курвой знакомы, только вот заочно. Миленький, тебя заарканила сука-суккуба, а ты даже не сопротивлялся.
-- К лицу ли студентке теофака так выражаться?
-- Иначе не скажешь, это наш научный термин. Суккуба от латинского слова -- «шлюха», а лучше сказать «подстилка». Потому что оно происходит от глагола «суккубаре» — «лежать под чем-либо». Мы это на третьем курсе проходили.
-- Точнее растолковать нельзя? -- зло оборвал я ее.
-- Ну, демоница, она посещает ночью молодых мужчин и вызывает у них сладострастные сны с последующей поллюцией.
-- Между прочим, она посещает меня и днем. Что в ней опасного?
-- Она сам дьявол в женском обличье. Предстаёт су-ществом настолько вожделенным, что в нее влюбляются без памяти мальчишки и давно женатые мужики. Она вла-стительница всей нестерпимо влекущей красоты на Земле, ослепляющей и губящей слабых на искушение мужчин.
-- Она действительно непозволительно красива, со-гласен, но это не ее вина. Какие особенные приметы у твоей мифической суккубы?
-- Трехпалые ступни с когтями, как у динозаврихи, и перепончатые крылья.
-- Смеешься? У нее очаровательные ножки и лопатки, которые хочется бесконечно покрывать по-целуями.
-- Я тоже не верю в эти средневековые вымыслы ка-толической инквизиции. Хотя и в русском фольклоре при-сутствует болотная обольстительница на гусиных лапах. Как бы там ни было, твоя Лилит на самом деле совсем не такая, какой ты ее видишь. Она способна очаровывать, то есть внушать другим свой блистательный облик, скрывая настоящую внешность.
-- Гипноз?
-- У нас на факультете теологии это называют нава-ждением. Красивая внешность Лилит -- производная от ее способности менять свой облик. На самом деле она выглядит скорее всего, как змея.
-- Ха, жалит и убивает ядом?
-- Демоница медленно выпивает жизненные силы своих любовников-жертв, -- сказала Настя.
Я потянулся от удовольствия:
-- Это уже больше похоже на правду. Я уже еле на ногах стою после наших дней и ночей. Но мне хотелось бы снова и снова отдавать ей мои жизненные силы.
-- Не поддавайся ей, оставайся настоящим мужиком.
-- А как с ней справиться?
-- Суккубы совершенно пасуют перед праведником, который ни разу не предавался порокам.
-- Ну, таких в наше время не водится. Пошли на кухню, чайку попьем.

* * *
У чистюли Насти чуть волосы под косынкой не встали дыбом, когда она увидела в моей кухне настоящий разгром.
-- Когда только эта твоя Лилька успела все так зага-дить? Тут же за неделю грязь не отодраишь.
-- Понимаешь, она девушка гламурная. У нее мани-кюр, и пальчики нежные. Ничего, сейчас я вымою две чашки и заварю кофе. Заварник для чая слишком долго отмывать, прости уж.
Я завязал в узел из настольной клеенки всю посуду с кухонного стола и поставил этот баул возле мойки.
-- Вот и стол свободный. Сейчас только чистой тря-почкой по нему пройдусь. А тряпочки-то чистой и нету... Ладно, я посудным полотенцем.
-- Оно у твоей Лильки не чище грязной тряпки.
-- Ты ж студентка, Настя, а студентки всякие виды видывали. Садись, вот тебе печенье. Поговорим по душам, а то как-то, знаешь, соскучился по простому человеческому общению за это время.
-- Еще бы с дьявольским отродьем связался -- дочкой самой Лилит.
-- Да что это за мымра?
-- Лилит — первая жена Адама.
-- В Библии я такого имени не встречал, хотя и читал я ее наискосок, честно говоря. Больше для препода по литературе.
-- Это есть в апокрифах. Господь прогнал Лилит от Адама и дал ему в жены Еву.
-- За что прогнал-то?
-- Она потребовала у Господа равных прав с Адамом.
-- Значит, Лилит -- родоначальница феминизма?
-- Скорее всего. Это и на самом деле демоническая идеология.
-- Кто это определил?
-- Наша наука.
-- Теология не наука, а мракобесие.
-- Это с точки зрения атеиста... Так вот, Бог лишил Лилит и ее потомство способности зачать от смертного мужчины, то есть ей «затворил чресла». Суккубы размножаются партеногенезом -- их яйцеклетка способна только к самооплодотворению. Они повторяют в своих дочерях самих себя.
-- Поэтому моя Лилька не предохраняется? -- хмыкнул я.
-- Мало того, она страстно жаждет от тебя забереме-неть. Нам на кафедре демонологии говорили, эти суки-суккубы вступают в связь с мужчинами, вожделея, что их потомство сможет обрести бессмертную душу, а потом избавят от проклятия их праматерь -- Лилит.
-- Ну а с их прародительницей что стало?
-- Расставшись с Адамом, Лилит сделалась злым де-моном. Приняв свой первоначальный облик змеи, она смогла отомстить Еве-разлучнице -- предложила отведать запретный плод с древа познания добра и зла, чтобы та смогла зачать Каина, братоубийцу Авеля. От него и пошло нескончаемое племя уголовников и маньяков. Потом она убивала детей и издевалась над спящими мужчинами. Просто тупо мстила. Мужчинам -- за то, что Адам отверг ее. А детям -- за то, что Бог затворил ей чресла для мужского семени. Она может родить только собственное повторение. Ни один мужчина не может оплодотворить ее.
-- Что ж она так и осталась старой девой?
-- Почему? Лилит вышла замуж за дьявола. От сата-ны она породила малых и великих демонов нечистого племени, которые рано или поздно пойдут на штурм небесного града. Ее дочки суккубы тоже способны зачать только от демонов, рожают всяких нечистиков. Миленький, теперь ты понял, насколько она опасна?
-- Дико слышать от современной девушки бабушкины сказки. Это, наверное, древнееврейская мифология?
-- Почему же? У разных народов Лилит называли по-разному. Для индусов она была Кали, Ума и Парвати, у греков -- Геката, у норманнов -- Хель, у шумеров -- Эрешкигаль. Ну, вообще, это мать непроглядной тьмы, чёрная женственность, губительница зародышей света, властительница всех колдовских чар и дьявольских искусств.
-- Достала ты меня, Настя, своей лженаукой. Не верю я в это все. Пей, и уходи, а то скоро Лилька придет, а она у меня крутая, подеретесь еще.
-- Не придет, пока я здесь.
-- Откуда ты знаешь?
-- А вот знаю, и все! -- обиженно выпятила блеклые губки Настя и отвернулась.
Долго комкала платочек в неухоженных руках с коротко остриженными ногтями без маникюра, потом тихо сказала:
-- Мне хоть бы одним глазком взглянуть на мою раз-лучницу-мучительницу.
-- В чем дело? Я же тебе показывал ее фотки.
-- Сфотографируй ее, когда вы с ней... Ну, понима-ешь?
Настя не смела поднять на меня глаз.
-- Ты, что, извращенка?
-- Ты не поймешь, братик. Во время... ну, этого... сам понимешь... она принимает свой природный облик. Я хочу увидеть ее именно такой.
-- Да никакого облика она не принимает. Потеет только сильно после оргазма, но даже пот у нее благоуханный.
-- А выделения из промежности -- вообще мед! -- прошипела от злости Настя.
-- Да не злись ты! Ты просто ревнуешь. Сфоткаю я тебе Лильку во время траха, если тебе так уж надо. Ты, наверное, курсовую работу пишешь на тему греховности добрачных отношений?
Вместо ответа Настя на прощание провела ла-дошкой по моей впалой щеке.
-- Ой, как ты похудел, миленький!
-- Постройнел, ты хотела сказать. Я даже радуюсь этому. А то, понимаешь, набрал весу под сто кило.
-- Для твоего роста и твоей комплекции вполне нор-мально. Иссушит она тебя.
-- Нет, вернет мне спортивную форму.

ГЛАВА 4

Потом Настя засыпала меня своими звонками.
-- Сфоткал?
-- Знаешь, Лилька расхохоталась и разбила фотоап-парат.
-- Сними на видео. Только не забудь!
-- Ладно, не забуду.
Через день новый звонок.
-- Снял?
-- Знаешь, чудеса какие-то. Поставил камеру на автоматическую съемку, а она как-то сама собой отключилась.
-- А ты установи камеру для скрытой съемки, чтобы твоя Лилька не видела.
-- Ладно, только отстань. Я спрячу камеру в вентиля-ционной отдушине, Лилька не заметит.
-- Ну, зачем ты мне это сказал, дурачок!
Честно говоря, этими своими звонками в самое неподходящее время Настя меня уже достала.
-- Ну, миленький, не тяни! Сфоткал?
-- Опять камера сама собой выключилась.
-- Ничего само собой не случается. Это твоя сука за-ставила тебя выключить, а ты и не помнишь.
-- Слышь, Настя, на кой тебе видео, где парень трахает девку? Весь интернет завален порномусором. Или ты хочешь подзаработать на моей съемке?
-- Нет!
-- Может, ты тащишься от порнухи?
-- Да пошел ты, придурок! Я больше не буду к тебе звонить и приходить.
-- Ну и сделай одолжение!

* * *
После размолвки с Настей я снова стал дальтоником. Но и в черно-белом изображении Лилька выглядела не хуже, чем любая звезда черно-белого кино. Даже красивее стала, мне так казалось.
Моя клиповая память по-прежнему представляла со-бой огромный экран, испещренный маленькими экранчиками. Некоторые видеоклипы на них мне совсем не нравились. И те, что не нравились пуще всего, были какие-то мрачные, утопающие в полутенях, как в подвале, где под потолком болтается одна-единственная слабосильная лампочка под ржавым жестяным абажуром.
Вот, к примеру, отвратительный видеоклип. Грязный наркопритон в «хрущобе», предназначенной под снос. Свалка неподвижных, давно не мытых тел на полу. По ним ползают тараканы, но почему-то не рыжие юркие прусаки, а тяжелые черные, которых когда-то называли «запечными». Таких можно увидеть только в зоомагазине. Две грязных крысы, одна с оборванным хвостом, а другая с располосованным ухом пристроились у куска позеленевшей вареной колбасы. И хриплый голос из темноты:
-- Лилька, еще дозу?
Или вот еще один сюжет. Я открываю дверь и вижу еле держащуюся за дверной косяк пьяную Лильку в рас-стегнутой блузке, задом наперед одетой юбке и драных колготках.
-- Ну, чо вылупился? Такая уж я блядь уродилась. Я тебя честно предупреждала при первой встрече. Никто тебя к моей юбке не привязывал. Пропусти, дай дорогу! Я спать хочу. Вымоталась за ночь.

* * *

И опять же этот запах. Нет, не только тошнотворный запах денатурата. Моя мозаичная память высветила передо мной еще один сюжет из прошлого. Будто бы я, еще студент, участвую в массовке на съемках фильма про революцию и гражданскую войну. Нас, статистов, одетых в серые шинели и папахи из хлопчатобумажного букле, запихали в дореволюционную теплушку. Мы якобы отправлялись на Германский фронт. Вагон, наверное, сто лет простоял на запасных путях. И все это время верно послужил временным сортиром для рабочих-путейцев. Пол теплушки на несколько сантиметров был покрыт слоем чуть ли не окаменевшего дерьма.
-- Я специально приказал не убирать историческое дерьмо, чтобы вы прочувствовали себя настоящим быдлом, которого везут на убой, -- пояснил режиссер. -- Чтобы знали, что война пахнет говнецом.
И морды у студентов-статистов в форме солдат цар-ской армии от этого запаха действительно были мрачными-премрачными, многие едва удерживались от рвоты, что по фильму выказывало отношение простых солдат к мировой войне.
И все воспоминания о наших приключениях с Лилькой после красочной заграницы отдавали тем же самым запашком, что стоял в киношной теплушке.

* * *

Самым убийственным в моей мозаичной памяти был черно-белый видеоклип в моей квартире, который я про-звал «съемочной площадкой».
Я сидел посреди комнаты привязанный к стулу. И тут голос Лильки:
-- Мы этому кинолюбителю сейчас устроим съемочный процесс, чтобы отбить у него всякую охоту меня снимать в постели. Потом он у меня этот видеосюжет десять раз просмотрит, как миленький. До рвоты. Ты, с камерой который, приготовься! Снимать будешь по моей команде. Ты, который за стулом, вставь ему в рот мои трусы, чтобы не орал как резаный. И держи ему глаза открытыми, чтобы не зажмуривал... Артисты по местам! Камера -- пошла!
Один парень пристроился к Лильке сзади, второй спереди. Двое стали по бокам -- Лилька им надраивала члены. Пятый «артист» вознамерился засунуть ей член в рот.
-- А чем дышать буду?
-- Носом!

* * *

Последнее из моих черно-белых воспоминаний -- черно-белая Лилька сидела у зеркала и прихорашивалась к выходу.
-- Куда собираешься?
-- Твое какое дело!
-- Ты каждую ночь где-то шатаешься, а я целый день в этом сраче сижу, который ты устроила в моей квартире.
-- Вот повяжи фартук и косынку и займись уборкой -- самое дело для такого доходяги.
-- Слушай, Лилия, так нельзя. Надо поговорить серь-езно. Хватит гулять. Нужно жить нормальной жизнью. Полноценным домом.
-- Что, замуж за тебя? Ха! Посмотри на себя.
Она сорвала с меня халат и подвела к большому зеркалу. На меня из него смотрел костлявый задохлик с цыплячьей шейкой. Там, где когда-то был член приличных размеров, теперь торчал высохший арбузный хвостик.
-- Тебя выгнали с работы за прогулы. Ты просрал все свои сбережения и остался без копейки. Теперь живешь на последние грошИ, оставшиеся после продажи машины. Да тебя из квартиры скоро сгонят в барак за кольцевую дорогу за неуплату коммунальных платежей.
-- Но это все ж для тебя!
-- И я для тебя пока еще на все готова. Скажи спаси-бо, что соглашаюсь тебя каждую ночь приголубить... Не забудь собрать бутылки, что оставили вчерашние парни, и сдай их, а то опять без хлеба останешься. Без меня ты бы вообще с голоду сдох, если бы не те бутылки, что мне по ночам разные пацаны приносят.
-- Ах ты сука-суккуба! -- занес я над ней свой костля-вый кулачок, напоминающий амулет людоедов, который они делают из высушенной руки своей жертвы.
-- Что, твоя святоша Настя тебе уже в уши про меня надула? За суку-суккубу ответишь, а с ней я потом разбе-русь. Она у меня на земле долго не заживется. Так ей и передай при случае.
Дородная, раскормленная Лилька медленно встала из-за туалетного столика, схватила меня всего лишь левой рукой за глотку и так трахнула о стену, что у меня в глазах все потемнело.

ГЛАВА 5

Я слышал слова, доносящиеся как бы с того света.
-- Отчего это, Костя?
-- Обморок возникает вследствие острого падения тонуса сосудов при сильном волнении, истерии, различных болях и так далее.
-- А точная причина?
-- Причины могут быть самые разные. Как правило, в основе обморока лежит недостаточное снабжение кислородом головного мозга. Так же, причиной может быть спазм сосудов головного мозга, падение артериального давления, падение уровня сахара в крови -- гипогликемия, это так называемый голодный обморок. Ты его хорошо кормишь, Настя?
-- Это не мой парень. Но точно знаю -- кормят его тут плохо. Что мне ему сделать?
-- Расстегни ему все сдавливающие элементы одеж-ды, а лучше вообще все сними, даже трусы. Резинка может быть тугая. Для нормальной деятельности мозга необходим постоянный приток к нему крови. Уложи его так, чтобы ноги были выше головы, обеспечив тем самым усиленный прилив крови к головному мозгу. Взбрызни ему лицо холодной водой. Поднеси к его носу ватку, смоченную нашатырным спиртом.
-- Я все сделала, а он глаз не открывает! Что делать?
-- Можно еще ввести ему 1мл 10%-го кофеина под-кожно, либо 2 мл кордиамина внутримышечно. У меня с собой есть. Сделать инъекцию?
-- Вводи, еще спрашиваешь! Как это могло случиться?
-- Я не знаю, что тебе сказать, Настя. Вообще-то, су-ществует много состояний, когда возникает угроза для жизни больного. Это обморок, коллапс, острая сердечно-сосудистая недостаточность, анафилактический шок, приступ бронхиальной астмы, эпилептический приступ, гипертонический криз и прочее. Но тут я ничего особенного не вижу.
-- Но он же трупом лежит!
-- Единственное, что могу констатировать, это, оче-видно, кратковременная потеря сознания. Об этом свиде-тельствуют бледная окраска кожных покровов, появление холодного липкого пота, холодные конечности, нитевидный пульс, очевидное снижение артериального давления, но у меня нет с собой тонометра. Так, приоткроем ему глаза... Зрачки расширены, на свет реагируют слабо. Дыхание слабое, поверхностное. Еще у пострадавшего достаточно ярко выраженная бради-кардия.
-- А что это такое?
-- Ну, брадисистолия.
-- Вот уж объяснил!
-- Ну, замедленная частота сердечных сокращений. Можно ввести 0,5 мл 0,1%-ного раствора атропина. Но, думаю, это лишнее. Он уже почти очухался. Больному рекомендуется только покой, сладкий, крепкий и горячий чай.
-- Ох, если бы я могла надолго с ним остаться. Я бы его выходила.
-- Но пока ты еще побудешь некоторое время рядом с ним, а я ухожу. Не разрешай ему сразу вставать. Только спустя 10-30 минут можно сделать первую попытку. Сначала нужно сесть на край кровати, потом медленно опустить ноги на пол. Если продолжает кружиться голова, лучше снова прилечь. Он у тебя занимается в олимпийском резерве?
-- Он и спортом-то никогда не увлекался.
-- Знаешь, Настя, это очень похоже на синдром перетренировки. Может, он фанат бодибилдинга, хотя на качка не похож.
-- Прежде был похож на Геракла.
-- Ну, тогда понятно -- качается в клубе до посинения.
-- Костя, кто про что, а вшивый про баню. Ты врач спортивной медицины, вот и переводишь все на тренировки. Говорю тебя, это переистощение от секса.
-- Настя, пойми же и ты меня! Загнать себя до исто-щения на чучеле может только боров на племстанции, если за ним не досмотреть. У мужчины быстро приходит на помощь спасительная импотенция, когда уже никакой виагрой его дружка не поднимешь. Состояние твоего грейпфрута -- результат одновременно мышечного и нервного истощения, характерного рекордсменам.
-- Еще раз повторяю, он мне просто друг, а не бойфренд-грейпфрут.
-- Вон, он уже глаза открывает. Отпаивай его чаем, куриным бульоном с белыми сухариками и больше не пускай к культуристам на тренажеры.

* * *
Я действительно открыл глаза. Бледная как смерть Настя сидела надо мной в черной косынке, черной кофте и черной юбке.
-- Ты... тоже... похудела...
-- От строгого поста и... греха.
-- Ты -- грешница?
-- Сам прикинь, мне только двадцать один год, а дочке уже пять лет.
Она поправила мне подушку.
-- Лиля опять ушла? -- еле пролепетал я.
-- Ушла, сука, а скоро она вообще больше не придет никогда.
-- Почему?
-- Я неделю простояла на коленях перед кельей моего духовника. Он сказал, что я уже утвердилась в вере. Осталось только мать-настоятельницу уговорить.
-- Наставницу? Какую?
--Мать-настоятельницу женского Старо-Елизаветинского монастыря.
-- Ты уходишь в монастырь, Настя?
-- Еще только робко постучалась во врата его. Я пять лет ждала, чтобы меня туда допустили.
-- Туда, что ли, берут по конкурсу, как в университет?
-- Еще какой конкурс! На коленях со слезами умоля-ла и наконец упросила сестру-благочинную записать меня в очередницы. Последние три года жду своей очереди на благословение. Тот, кто чувствует в себе склонность к монашеству и решает поступить в монастырь, тот, можно сказать, поступает в наивысшее учебное заведение.
-- Ты загубишь свою молодость.
-- По учению святых отцов, молодость способнее к монашеству, чем старость, ибо молодая душа гибка и легче переменяется к лучшему.
-- А как же твоя дочка?
-- Мама зарегистрировала ее в загсе на себя. Теперь она бабушкина дочка. Все, миленький, пей чаек, кушай сухарики.
Она сидела у изголовья и согревала мои руки в своих ладонях.
-- А если Лиля придет?
-- Она не скоро придет, это я тебе твердо обещаю, пока я здесь. Лежи-отлеживайся. Тебя пока никто не побеспокоит, я посижу с тобой ради этого. А потом тебя навестит твой старый друг Николай.
-- Колька? Вот здорово! Я его сто лет не видел!
-- Вот и поболтаете. После моего ухода, когда пой-дешь в туалет, держись за стенку, чтобы не упасть. Ну, все! Пока. Бог с тобой!
И она перекрестила меня на прощание.


ГЛАВА 6

А вот это рассказал мне друг мой Колька.
Настя открыла дверь и только потом тихо постуча-лась.
-- Можно?
-- Входи, овца божья.
-- Коля, если ты любишь своего друга...
-- Это ты его любишь и ревнуешь к этой Лильке.
-- Коля, я серьезно. Прошу тебя выполнить мою просьбу, даже если она и покажется дикой.
-- Все, кроме криминала! Обещаю, Настя, мы же с то-бой по нашей деревне еще голопузыми бегали.
-- Коля, тебя с какого курса Института национальной безопасности выгнали? Это была когда-то высшая школа КГБ.
-- С последнего, а что?
-- Коля, ты мне когда-то хвастался, что на отлично сдал все практические работы по незаметному проникновению в квартиру без ведома хозяев.
-- Сдал когда-то, а что?
-- Проникни в чужую квартиру без ведома хозяина. Тебе даже не придется отслеживать график перемещения соседей и подбирать ключи.
-- Что за квартира?
-- Твоего лучшего друга.
-- Да я в любой момент к нему без подбора ключей зайду.
-- Зайдешь. Ключи я тебе дам, а соседи давно при-выкли, что сука Лилька превратила его квартиру в притон и проходной двор, и к нему шляются всякие.
-- Ну и дальше что?
-- Он дома пластом лежит больной. Придешь к нему под предлогом проведать заболевшего друга. Установи скрытую видеокамеру так, чтобы не заметил никто. Ни я, ни он, ни эта Лилька.
-- Настя, это уже криминалом попахивает. Я же под-писку давал о неразглашении и неприменении спецметодов сыска.
-- Коля я знаю, что ты занимаешься этим и неплохо зарабатываешь на жизнь.
-- Ну, там серьезные дела и солидные заказчики.
-- А это у меня такая малость, Коля.
-- У нас и за малость убивают без суда, следствия и долгих разборок.
-- Тут тебя никто не убьет, а вот ты можешь своим невмешательством убить лучшего друга.
-- А что я должен снять на скрытую камеру?
-- Любовные игры Лильки.
-- Ну, знаешь, Настя, бабская ревность не знает гра-ниц. Ты потом этой Лильке еще плеснешь кислоты в лицо, знаю я ревнивых баб.
-- Коля, ты меня знаешь сто лет. Я похожа на оскорб-ленную потаскуху?
-- Нет, но...
-- Коля, я тебя вытащила из колодца в деревне, когда тебе было пять лет? Вот и ты вытащи меня из ямы.
-- Ладно, тут выходит баш на баш, что поделаешь?
-- Только просьба, чтобы накопитель информации для видео не остался в квартире, а был только вне ее.
-- Хорошо, я размещу приемник в машине под его ок-нами.
-- Отпадает. Ты разместишь приемник так, чтобы я об этом не узнала. Обещаешь?
-- Можно, но непонятно мне что-то.
-- Тебе и не надо понимать. Ни я, ни он, ни Лилька о скрытой камере не должны знать. Тебе легче жить без этого будет.
-- Ну и как же я туда войду незаметно, если дома Лилька окажется?
-- А вот этим мы сейчас и займемся. Помнишь, у твоей бабки в деревне была прочная стальная кровать?
-- Родаки ее в город перевезли. Она и сейчас стоит в спальне. А на кой она тебе, овца божья? Кровати ведь не по вашей праведницкой части.
-- Коля, прошу тебя ничему не удивляться. И не стес-няться. Потому как вопрос, повторяю, стоит о жизни и смерти. Обещай мне выполнить все мои инструкции.
-- Обещаю, за мной же должок с детства.
-- Первое, ты снимешь все перины и матрасы с бабкиной кровати. Второе, я совершенно голяком улягусь на голой панцирной сетке. Ты привяжешь мои руки и ноги многожильным медным проводом к стальной кровати.
-- Ты что, тащишься от садо-мазо? Я в такие игры не играю. Ищи себе другого партнера.
-- Дослушай до конца, Коля. У тебя есть какая-нибудь металлическая сетка?
-- Ну, есть, противоволновая индукционная ячеистая изоляция. Обрезки, правда. Нам без нее нельзя. Это ж ос-нова системы информационной безопасности. С того и кормимся.
-- Этой сеткой накроешь меня, голую, и сразу уходи к нему. Да, не забудь запихать мне в рот чистый носовой платок.
-- Зачем?
-- Чтоб я, дура, не орала как резаная. Потом сразу пойдешь к нему и установишь скрытую камеру. Мне не рассказывай ни слова об этом! Иначе все зря. Ну, давай вставляй платок, что ли!

ГЛАВА 7

Николай справился даже быстрей, чем о том его просила Настя.
-- Отошел твой болящий, разрозовелся, -- крикнул он с порога. -- Прости, Настя, я в него чуточку коньячку влил. Ну, передачку, типа, принес, как положено. Лильки не было все время, я зря боялся.
Николай осекся, войдя в спальню. Настя лежала на панцирной сетке с почерневшим лицом.
-- Настя, ты не померла там? -- кинулся он к голому телу на кровати.
Вид у его распластанной подружки детства был как у узницы фашистского концлагеря. Выпирали ребра скелетообразной грудной клетки. На опавшем животе можно было прощупать позвоночник. А между бедер-спичек можно было пропихнуть футбольный мяч.
Две легкие пощечины привели Настю в чувство.
-- Установил слежку, Коля?
-- Как просила.
-- Только мне ничего не рассказывай. Я приду завтра за результатом в это время.
-- Да ты перекусила бы чуток. Глянь-ты до чего себя изнурила постом.
-- Не до еды! Сейчас все решается!

* * *

На следующий день Настиной ужасающей худобы не было заметно, потому что на ней был мешковатый черный подрясник и платок настоящей монашки, переходящий в пелеринку на плечах.
Дверь квартиры была полуоткрыта. Всклокоченный Николай сидел перед почти пустой бутылкой коньяка, впе-рив невидящие глаза перед собой.
-- Коля, я здесь!
Николай повернулся на голос:
-- А, это ты, овца божия. Коньячку потянешь?.. А, ва-шей сестре-святоше нельзя.
-- Коля, у тебя на висках седые волоски!
-- Хорошо еще, что весь не поседел.
-- Запись получилась?
Николай отвернулся к пустой стене и так сидел, словно рассматривал экран с видеороликом.
-- Коля, запись? Включай картинку!
Он долго молчал, потом пробасил, глядя в пол:
-- Она тебя убьет. Не смотри.
-- Да, она меня убьет, если я не просмотрю запись.
Николай встал и повел ее в затемненную спальню.
-- Ладно, смотри... Но только я не при чем, если что... Я первой помощи оказывать не умею.
Он остановился перед проектором.
-- Последний раз спрашиваю. А вдруг инфаркт, ин-сульт?
-- Включай!
Еле слышно щелкнула кнопка. На белой стене заклу-бились багровые облака. Они медленно рассеивались, становясь красными, алыми затем и вовсе розовыми. Посреди экрана лежал человек, спеленатый погребальными свивальниками. Не на кровати, не на диване, а как бы висел в пространстве.
Впрочем, когда изображение человека приблизилось, то никаких свивальников на нем не было. Просто оптическая иллюзия.
(Колька потом рассказывал, что в этом живом трупе сразу узнал меня.)
Багровая темнота попряталась по углам, создав про-екцию жилой комнаты в перспективе. У ног человека вился пурпурный жилистый клубок, поминутно выбрасывая щупальца-протуберанцы. Потом кровавые жгуты и жгутики стали сплетаться в один пурпурный канат, который медленно стал вздыматься над обездвиженным телом. У вершины каната распустился капюшон, как у кобры. Но это была не обычная змея. У ней не было глаз, рта и вообще головы. Раздвоенный язычок не обнюхивал воздух. Николай нажал на кнопку дистанционного управления.
-- Я отключил звук, -- сказал Николай. -- Иначе от ин-фрамузыки будешь кататься по полу и раздирать себе ногтями грудь.
Николай поднял майку и показал глубокие полосы на груди с черной запекшейся кровью.
-- От этой музыки вообще бОшку рвет.
-- Крути дальше, -- прошептала Настя.
Красный капюшон разрастался и парашютом опускался на неподвижного человека. Но он не накрыл тело, как мальчишка банкой накрывает зазевавшуюся муху. А, свернувшись наподобие цветка тюльпана, стал рывками всасывать его внутрь. Когда голова человека скрылась под пурпурным покровом, канат (хвост фантастической змеи, хотя это была вовсе и не змея) несколько раз плотно обернулся вокруг свертка. Кольца начали сдавливать его в сладострастных пульсациях.
-- В этом месте такая психоделическая музыка, что мужик на любую бабку-ежку кинется, на себе испытал и больше не тянет.
-- Прости, Коля, что я и тебя в это вляпала. Выключай, дальше все ясно.
-- Что это за чудо-юдо, Настя?
-- Лилит -- так выглядит исходная форма духовного паразита, который вселяется в некоторых женщин. Сгусток энергии, уплотнившейся до протоматерии. Прости меня, грешную, Коля! Я буду до скончания века молить Бога за тебя.
-- Слышь, Настюха, мы с тобой можем втюхать эту видеозапись голливудчикам за несколько миллионов баксов. Ни у одного режиссера фильмов ужасов ни хватит фантазии для такого ужастика. Зрительный зал просто ляжет от страха. А нам после продажи до конца жизни хватит, еще и внукам останется.
-- Коля, тебе мало поседевших висков? Останутся нам от этих денег одни уголечки на том свете. Сотри, Коля, запись и постарайся забыть о ней, прошу тебя. И прощай! Да хранит тебя Господь!

ГЛАВА 8
-- Лежи, не вставай, миленький. Я пришла попрощаться.
-- Почему со мной сегодня не будет Лили?
-- Ее вообще никогда не будет рядом с тобой.
-- Почему?
-- Потому что я сегодня же ухожу в монастырь.
-- А как это взаимоувязано?
-- Твоя Лиля, отродье Лилит, -- это я. Точнее сказать, это моя одержимость. Лилит вошла в меня с детства и терзает меня до сих пор.
-- Я не могу без нее, я люблю ее.
-- Ты любишь не ее, а мой грех.
Настя припала губами к моей руке, бросилась передо мной на колени:
-- Прости, миленький, я тебя чуть не загубила! Я так долго мучала тебя и чуть не затерзала до смерти.
-- Мы же с тобой совсем недавно познакомились.
-- Миленький, я шесть лет прожила у тебя в домра-ботницах. Меня наняли сюда твои родители перед отъез-дом в Америку. Чтобы я убирала квартиру, обстирывала и кормила тебя.
-- Ничего не помню.
-- Когда Лилит пересилила меня, она стерла всю твою память.
Тут до меня начало что-то доходить из смутных вос-поминаний.
-- У тебя дочка -- от меня?
-- Миленький, ты сейчас слишком слаб, чтобы знать всю правду. Я лучше промолчу. Не думай об этом. Тебе не нужна лишняя гиря на шею.
-- Ты уходишь в монастырь. А как же твой теологиче-ский факультет?
-- Миленький, меня давно отчислили, когда эта Лилька в моем теле с тобой по притонам шлялась. Если Господь благословит, университет закончу заочно, когда очищусь. Для молодых инокинь в монастыре такое часто благословляют.
-- Но твои родные, семья?
-- Я не связана семейными узами, то есть не замужем, и не имею маленьких детей.
-- А дочка?
-- Она записана дочкой моей матери, забыл?
-- Нет, помню. Но ведь придется отказаться от всех радостей цивилизации.
-- Поверь, миленький, эта сука-суккуба Лилит развила во мне рвотный рефлекс на все радости цивилизации.
-- Когда тебя постригут?
-- Хо, еще не скоро! Это надо заслужить и выстрадать. Каждая пришедшая кандидатка сначала некоторое время проживает в монастыре в качестве паломницы. После этого она еще около года проводит жизнь в обители — уже не как паломница, а как сестра, полностью включаясь в жизнь сестринства — и лишь потом становится послушницей. Стать монахиней может только женщина, которая прожила в монастыре не менее трех лет. Только после ходатайства настоятельницы совершается постриг в монашеский чин. Это смирит меня и укротит гордыню.
-- Это у вас как бы духовный санаторий для заблуд-ших душ?
-- Ты богохульствуешь. В монастырь не уходят от несчастной любви или жизненных неудач. Инокиня – это человек, который оставил все ради жизни по Евангелию, ради спасения души в вечности и любви к Богу. Но в моем исключительном случае это не так. Я действительно нуж-даюсь в духовном излечении, иначе бы я просто погубила бы тебя и себя. Я опасна для людей в миру.
-- Это вроде как добровольное пожизненное заключение?
-- Ты говоришь так, будто монастырь – это что-то вроде темницы, где гремят кандалами и сидят на цепи. Нет, из монастыря можно уйти в мир, если оздоровишь душу и укрепишь веру. Я буду молиться за тебя. В монастырь идут с тем, чтобы стать молитвенниками за весь род людской.
-- А в миру тебе молиться за меня в лом?
-- Я не хозяйка себе, пока во мне живет Лилит. В мо-настыре молитва верней до Господа дойдет.
-- Еще бы! Над монастырем такие усилители и пере-дающие антенны -- золотые купола и кресты.
-- Ты опять богохульствуешь.
-- А твой дочерний долг перед матерью? Дети обяза-ны заботиться о своих родителях материально, когда те состарятся.
-- На самом деле моя благодарность самая полноценная -- я молюсь за родственников, помогаю им войти Царствие Небесное. Что может быть ценнее? Я им в детстве своей сексуальной одержимостью столько горя и позора принесла, что они рады были меня сбыть с рук в шестнадцать лет в город, лишь подальше от глаз родных и знакомых.
-- Ты хочешь спрятаться от людей за стенами мона-стыря?
-- Монастырь принимает не тех, кто не может жить с людьми, а тех, кто не может жить без Бога.
-- Ты в монастыре надеешься на экзорсистов? Неужели они изгонят Лилит?
-- У православных это называется отчиткой. На нее вся надежда. Отчитывать от бесов могут много лет, пока не изгонят всю нечисть из грешника.
-- Это больно?
-- Некоторые кликуши и одержимки умирают под от-читкой.
-- Ты только не умирай, я не смогу без тебя.
Она бросилась мне на грудь, орошая ее слезами. Я никогда не видел, как слезы в полном смысле слова льются ручьем.
-- Что ты! Я уже весь мокрый.
-- В древних книгах пишут, что слезы Лилит, которая во мне, исцеляют больных, это поцелуи ее губят мужчин.
-- Так ты еще вернешься ко мне? -- прошептал я од-ними губами от слабости.
-- Но ведь ты же оставил мне ключи от своей кварти-ры! Хотя другой комплект ключей я ношу с собой уже шесть лет.

ГЛАВА 9

Я снова различаю цвета. Ко мне вернулась память. Уже съездил в американскую Филадельфию к родителям. Они любят меня, я их тоже. Сестра моя живет неподалеку от них, а я уже вспомнил все наши с ней приключения в детстве. Удивительно, в Америке дома строят из фанеры, а раскрашивают их фасады под каменные палаты. Там тепло и сытно, в этой Америке, но запашок такой же, какой мучил когда-то студентов-статистов в дореволюционной теплушке.
На моей работе мне простили мой загул -- быль мо-лодцу не в укор. Даже повысили в должности. Наверное, потому, что я быстро перебрал в весе за 100 кг. Цветное зрение вернулось, но пришла близорукость. Говорят, очки меня делают солиднее. Наверное, поэтому и повысили в должности.
Квартиру свою я продал. Слишком уж памятны сосе-дям наши с Лилькой оргии. Купил дом в пригороде и дешевую машину. Настины родственники переехали в него, стоило мне только их пригласить лишь легким намеком. Вместе с дочкой. Девочку зовут Юля. Она меня уже два раза назвала папой. Тесть и теща (я их так называю, хотя и официально не женат) живут на своей половине. Со мой очень суровы, как будто я виноват во всех их бедах. Девочку от меня заботливо оберегают, но ребенок гуляет во дворе. Как-то Юля проговорилась, что больше всего на свете любит маленьких такс. На следующий день у нас во дворе подметал ушами газон самый симпатичный из щенков таксы Рыжик. Так мы и встречаемся с дочкой на прогулке -- Рыжик, Юля и я.
Я не крещеный, но в последнее время стал все чаще останавливаться у православных храмов. Перед большинством из них стоит поклонный крест. Я могу часа два стоять перед ним с поникшей головой.
Как-то мимо меня проходил молодой и как-то на удивление слишком уж красивый поп. Теперь меня любая избыточная краса настораживает, а уж когда этот попик как-то походя бросил мне:
-- Я сейчас разоблачусь и поеду с тобой,-- мне стало совсем не по себе.
Вернулся он уже без облачения. Молодой, стройный, в безукоризненном черном костюме и тонком свитере под горло. Было в нем что-то от протестантского пастора, если бы его лицо светилось лучезарной улыбкой идиота по жизни. Выражение красивого лица этого попа было скорее трагическим, чем жизнерадостным.
-- Поехали к тебе, -- распорядился он.
Всю дорогу мы молчали. Дома он выставил на стол бутылку кагора и коньяка.
-- Приношение прихожан, грех отказываться.
Я позвонил вечно нахмуренной теще. Она со своей половины дома принесла нам на стол закуску. Причем не преминула подойти под благословение молодого попа, который ей в сыновья годился. Поповское благословение укрепляет здоровье.
Мы молча выпили по первой без закуски.
-- Отец Мирослав, -- протянул он мне по привычке руку для поцелуя, потом просто с жаром пожал мою. -- Можно просто Мирек. Мирек Тхоржевский. По-русски это будет -- Хорьковский.
-- Ты из Польши?
-- Мои родители из Польши.
-- Они не возражали, что ты принял православие?
Отец Мирослав красиво закурил дорогую сигарету с угольным фильтром и укоризненно глянул на меня:
-- Когда старая Польша крестилась в христианскую веру?
-- Ну, в 7-8 веках, по-моему.
-- До какого века у всех стран была единая право-славная вера?
-- До 1054 года.
-- Правильно, это еще и год смерти Ярослава Мудрого, сына той самой нелюбимой княгини Рогнеды, которая родила Владимиру Святому пятерых сыновей, не считая дочек. Удивительная избирательность в неприязни к жене, если помнить, что у язычника Владимира было 300 жен и еще столько же наложниц.
-- К чему ты мне все это говоришь, отец Мирослав?
-- К тому, что человеческие заблуждения крайне живучи. Поляки приняли католичество после нашествия крестоносцев. Когда это было?
-- Ну, 12-13 век и чуть позже.
-- Так вот сколько лет Польша была православной, по простым арифметическим выкладкам.
-- Получается, пол тыщи лет.
-- Могли остаться коренные православные поляки в Польше?
-- Логически и практически -- да.
-- Вот тебе и ответ на вопрос, не возражали ли мои прародители против моего крещения в православие. Они же меня и крестили, потому что были отроду православными. Какой из этого следует логический вывод?
Я недоуменно уставился на него:
-- Не знаю.
-- А я знаю -- не бросай Настю. Она тебе жизнь спас-ла.
-- Ты ее видел?
-- Я три раза ее отчитывал.
-- Это у католиков называется «провести сеанс экзорцизма»?
-- Да, изгнание бесов.
-- Они вышли?
Отец Мирослав налил сам себе коньяку, выпил и от-ветил:
-- Лилит -- да. Про остальных -- не скажу.
-- Может быть, обратиться к научной медицине?
-- Ты не догадываешься, сколько в монашестве и священстве психологов и психиатров с дипломами кандидатов и докторов наук.
-- Не смогли помочь?
Отец Мирослав подцепил пальцами маслинку, опу-стил глаза и промолчал.
-- Ее уже постригли? -- спросил я.
-- Одержимых не постригают. Она сидит в подвале за решеткой в подземелье, где пол и стены выстланы тюками соломы, которые подбирают в поле за пресс-подборщиками.
-- Надежда есть?
-- Только на любовь.
-- Она хоть вменяемая?
-- Ни бум-бум, -- печально протянул отец Мирослав, испытующе заглядывая мне в глаза. -- Ты все-таки должен рискнуть и забрать ее к себе домой.
-- А не опасно? Для нее, я имею в виду.
-- Тут уж пятьдесят на пятьдесят, сын мой, хотя ты и мой ровесник. Бог любит самопожертвование. Ты готов на духовный подвиг?
-- Да, -- ответил я после некоторого колебания. -- Хоть сейчас.
-- Враз ничего не получится. Сначала я должен подготовить тебя к приятию святых даров, подготовить к крещению, крестить, испытать на твердость в вере.
-- И дочку, -- сказал я.
-- Это всенепременно.
-- А получится?
-- У тебя -- возможно, у меня -- нет, -- снова выпил стопку отец Мирослав. -- У меня тоже жена одержимая. Она у меня с Западной Украины. Кликушествует, что Иисус Христос и все апостолы были украинцами.
-- Но головой об стенку еще не бьется?
-- Пока нет.
-- Значит, что и у тебя жива надежда, отец Мирослав. Давай по последней за надежду, что ли!

Конец 07.04.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.