Разговор с крысой

Разговор с крысой
Комната, которую я снял неделю назад, больше напоминает кладовку. Что-то вроде домика кума Тыквы, только еще соседи в нагрузку! Хорошо, что я не обременен вещами. Весь мой скарб умещается в двух дорожных сумках и не надо таскать мебель, тратится на перевозку, лишнего места здесь все равно нет!
Большую часть комнаты занимает хозяйский диван. Годы службы у него были не из легких, он основательно продавлен и неудобен. Его пружины терзают мои ребра, и он так же, как и я мучается кошмарами, и скрипит по ночам. Рядом с диваном расшатанный журнальный столик с черным треугольным ожогом, от забытого невесть в каком году утюга. Имеется пара стульев, и шкаф с отслоенной, покрытой частыми трещинами полировкой. У шкафа не запирается дверь, но если сложить вчетверо газету, проблема решается.
Не богато, а что делать? Судьба в очередной раз поиграла со мной – сняла с дистанции и дисквалифицировала. Ни работы, ни семьи. Тоскливое осеннее одиночество. И на удивление тихо. Неделю я в этом термитнике, и ни одна ночь еще не прошла без обмирающего пробуждения от чьих-нибудь воплей. Мужчины ревут, женщины визжат. Все это напоминает многоголосье стаи гиббонов на рассвете. Но сейчас тихо. Никто не орет, не топает по коридору, не выясняет отношения. Только крыса точит что-то твердое под шкафом. Ко всему прочему здесь есть еще и крысы, причем такое чувство, что не пуганные, несмотря на буйных местных обитателей.
Запрокинув руку, я нащупал шнур торшера и включил свет. Под шкафом сразу стихло.
- Голубушка, битый час я слушаю, как ты упражняешься! Не надоело возиться в пыли? Ночь долга, а сна нет, и, кажется, не предвидится. Может, покажешься, и мы поболтаем? Уверяю, я не стану обижать тебя.
Вот так сходят с ума. Как можно говорить с крысой, да еще в третьем часу ночи? Но, гляди-ка, показалась! Сначала нос с подвижными усами, потом голова; смотрит недоверчиво и принюхивается, точно баба, учуявшая в квартире запах дыма.
- Простите, это вы сейчас ко мне обращались?
- А разве там, под шкафом, ты не одна? Впрочем, судя по устроенному шуму, это можно предположить.
- Извините, - она заметно сконфузилась. – Наверное, я чрезмерно ув-леклась найденным сухарем, и причинила вам беспокойство...
- Пустяки, голубушка. Настоящее беспокойство живет за стенкой и повторяется с удручающей регулярностью. Сначала они изводят меня отечественной эстрадой, усугубляя ужас собственными подпевками, а далее, по распорядку следуют выяснения отношений, битье стекла, мебели...
- И Серафимы Николаевны, - в тон мне подхватила крыса. Оживившись и осмелев, она показалась теперь полностью и уселась на задние лапы. – Знаю, о ком вы говорите. Действительно, ущербная парочка, но лично для меня вполне симпатичная. Серафима Николаевна торгует семечками, за счет чего они с Петром Петровичем и штормят так лихо. Вы здесь новичок, и, наверное, еще не знаете, что в 10 комнате, в конце коридора, Марфа Ильинична фасует по бутылкам разбавленный спирт. И дешево, и сердито, и идти недалеко. При необходимости можно и по стенке. Но самое главное, Марфа Ильинична, чистая душа, постоянным клиентам дает в долг, без всяких там процентов, заметьте!
- А тебе то какая радость? И чем же, если не секрет, эта парочка может быть симпатична?
- Как чем?! – всплеснула крыса лапками. – Да ведь когда они от Марфиного зелья отключаются, я наведываюсь к ним за этими самыми семечками и ем от пуза, совсем не таясь! Раньше, правда, кот у них жил. Так и звали просто - Кот. Даже на имя себе не заработал. Впрочем, был непредсказуем и опасен, как и всякое ничтожество. Любил из засады бить. Слава богу, сгинул где-то этим мартом. А вы... - тут крыса заволновалась. – Вы, надеюсь, не собираетесь заводить кота? До вас тут одна божья старушка обитала (добрый сынок-рецидивист на время определил, пока квартиру ее продавал), так все соседкам на меня жаловалась, спрашивала, нет ли у них на примете кота-крысолова.
- Можешь не беспокоиться. Я не люблю кошек.
- Похвально! Значит вы – собачник? Люди либо кошатники, либо со-бачники. Однако и среди собак есть идиотские породы. Терьеры там всякие, эти убийцы слюнявые...
- Нет, я и к собакам равнодушен. Хлопотно с ними.
- Это уже любопытно. Кого же вы любите?
- Понимаешь, голубушка, мне, как тому ямщику из песни, похоже, некого больше любить.
Закрыв глаза, я снова мысленно прокрутил сцену нашего расставания. Красный халат, губы сжаты, лицо злое. Мои тряпки, включая несвежие носки, неуклюжими птицами слетаются в прихожую и оседают пестрым холмиком. Могильный холмик любви. Вот уж не думал, что его будут украшать грязные носки! Я спросил, не перевозбудилась ли она от своего любимого шоу? Ответила, чтобы я умничал перед своими шлюхами, а ее, чтобы оставил в покое. И так далее, и тому подобное, и понеслась по наезженной колее! Эта злость, это дрожащее бешенство, это укушенное самолюбие были так не привлекательны, что я, до последнего момента не исключающий очередное примирение, понял, что все, пора действительно уходить.
- Не депрессия ли у вас часом? – пропищала с пола крыса. Я с удивлением открыл глаза. Совсем забыл о своей собеседнице! Крыса подползла ближе, и уселась в полоске света.
- Приступы меланхолии лучше всего лечатся приятной беседой. О чем поговорим? Футбол? Политика? Деньги? Женщины?
- Футбол прошел – наши сдулись, политика осточертела, денег нет, и не предвидится, а женщины… что ты можешь о них знать, кроме того, что при встрече с вашим племенем они либо визжат, либо изображают обморок?
- Ну, допустим, не все. Серафима Николаевна, например, бросается гирькой от старых ходиков.
- Мне не хочется говорить о Серафиме Николаевне. Хватит того, что я весь вечер ее вопли слушал.
- Известное дело завопишь, когда об тебя этажерку ломают. Но вы правы, идут они к лешему. Может вас искусство интересует? Жил у нас тут на третьем этаже художник один. Умер нынешней весной от «белочки»… Так я однажды сдуру наелась у него краски. Молодая была, глупая. Это было что-то! Из меня потом несколько дней какое-то драже цветное сыпалось!
После этих слов крыса вскарабкалась по занавескам на стол, где с удовольствием начала угощаться оставшимися с ужина колбасными очистками.
- Главное быть оптимистом, - сказала она, утирая усы. – Вот мы, крысы, - стопроцентные оптимисты. А что делать? Иначе в атмосфере сплошной опасности не выжить. Год назад старый дом, где обитало мое многочисленное семейство снесли и мы вынуждены были холодными осенними ночами пробираться кто куда в поисках лучшей доли. Самые глупые подались в колбасный цех, и попали там под массовую травлю, прочие разбрелись по частным домам, а я вот облюбовала эту железобетонную коробку с очень удобными вентиляционными ходами. Познакомилась с местным обществом, отвоевала территорию, сделала с десяток продуктовых заначек. Жить можно!
- Да, - кивнул я. – Крысиное счастье не хитро.
- Что вы хотите этим сказать? – обиделась крыса. – Вы, люди, странные существа. Любите навешивать ярлыки! И агрессивны мы, по-вашему, и прожорливы и заразу распространяем! Еще и плодовитостью попрекаете! Да, я была замужем шесть раз. Трижды вдова, между прочим. У меня более пятидесяти детей. Сколько внуков вообще не подсчитать. Но этим надо гордиться, а не комплексовать! А вы? Ваше-то счастье в чем?
- Не знаю, - ответил я, вздыхая. – Оно так зыбко это счастье и непостоянно, что когда ты, наконец, начинаешь осознавать его, оказывается, все уже давно прошло. А то еще хуже выходит. Одна девушка называла меня своим счастьем, а получилось все наоборот. То есть я хочу сказать, получилось, что не она мое счастье, а я горе ее. Вообщем, все запутано. Тем более во всем этом были замешаны сторонние лица, или просто их задниц. Уж не знаю, как сказать! Теперь при упоминании обо мне эта девушка в лучшем случае раздувает ноздри и отворачивается.
- Вот так? – крыса фыркнула и отвернулась.
- Очень, похоже, - кивнул я.
- И вы по этому пустяку страдаете?
- Страдание от счастья выгодно отличается тем, что им можно упиваться много дольше. Может потому оно так и популярно? Всего прочего-то у нас вечно в обрез!
- Ага. Страдание и неудовлетворенность. Всегда и всем. Это так похоже на вас!
- Я, вообще-то, тебя первый раз вижу!
- Я не конкретно вас имею в виду, хотя, несомненно, вы тоже должны попадать под эти определения. Я долго размышляла о справедливости, и решила, что ее нет! Люди безапелляционно выдвинули лозунг, что Человечество – вершина эволюции, ее соль! Кто же возразит? Некому слово против сказать! Есть в этом нечто от дома умалишенных, где больные любят объявлять себя кем-то великим, и не встречать возражений. Эволюция! Да она никудышная кухарка, эта ваша эволюция, раз так пересолила!
Крыса бесцеремонно опрокинула на бок стакан с остатками чая, и начала быстро лакать сладкий ручеек.
- Горло пересохло, - счищая с усов чаинки, пояснила она, озираясь по сторонам, и нацеливаясь на тарелку с крекером. – Так на чем я остановилась? Ага, на эволюции. Тогда вопрос - в чем ее смысл? Стоило ли проделывать такой путь, чтобы в результате получить существо основной проблемой которого является он сам и ему подобные?
- Вообще-то смешно слушать подобные рассуждения от создания, чьи мозги поместятся в наперстке, - заметил я, несколько обидевшись за свой вид.
- А вы вечно озабочены размерами! – тут же парировала крыса.- В 215 комнате живет какой-то имбецил, охваченный маниакальной идеей поймать меня живой! Вероятно, чтобы убить поизощренней. Он пытается сделать это уже третий месяц. Исправно ставит ловушку, исправно кладет в нее приманку, и исправно ругается одними и теми же матерными словами, когда убеждается, что она опять не сработала. Мозгов у него – кило пятьсот, но их хватает ему лишь на то, чтобы менять одну приманку на другую, более вкусную. Начинал он с черствой корки, а сейчас отрывает от собственного желудка то ломтик сыра, то кусочек колбаски. Этим он надеется соблазнить меня. Он уверен, что рано или поздно я не выдержу. Такие-то деликатесы, да при таких-то ценах! Он страшно злится, оттого что я не покупаюсь на приманку. Наблюдать за ним одно удовольствие! Если положительные эмоции действительно продляют жизнь, то благодаря нему, я продержусь на этом свете пару лишних месяцев! При этом заметьте, его здесь считают солидным умным че-ловеком, ибо при небольших, но деньгах!
- Думаю, рано, или поздно он тебя поймает. Купит ловушку новой конструкции и гуд бай!
- У меня на ловушки нюх. Не забывайте, сколько мне лет. Почти три! В этом возрасте нас не проведешь! Это вы всю жизнь по граблям прыгаете.
- Неправда! Мы умеем учиться на ошибках!
- Вы? - крыса зафыркала самым неприличным образом. - Когда я сюда только вселилась, тут случилась одна прямо-таки душераздирающая история. В 320-й жил-пил дядя Кока, ветеран ЖЭКа. Жил он один, а пил, как и подобает настоящему мужику, с друзьями. В одну веселую пятницу дядя Кока получил пенсию, и стал счастливым обладателем пол-литровой банки спирта. Сапожник-азербайджанец целовал себе кончики пальцев, гарантируя качество продукта. Разумеется, к дяде Коке скоро подтянулись его корефульки Вася и Петя. Сидят - лучше не придумать. И вдруг Васе становится очень плохо, настолько, что приходится вызвать «скорую». Врач допытывается, что пили, но дядя Кока и Петя спирт не выдают, не потому что боятся, а потому что им то пока хорошо! И они валят все на жареные грибы. «Скорая» увозит Васю в инфекционное под капельницу. А через полчаса начинает синеть Петя. Его увозит другая бригада. Дядя Кока принципиально в больницу не едет, и не признается, что именно они пили. Он считает себя мужиком. Но после отъезда второй «скорой» все-таки начинает беспокоиться. И чем дальше, тем больше. Ему плохо. Его выворачивает. У него так трясутся руки, что он не может застегнуть пуговицы, и набрать 03. Он чрезвычайно озабочен таким своим состоянием. Он уже почти уверен, что виной всему спирт, и он достает эту злосчастную банку, а там влаги еще на два пальца плещется! Отрава, но пахнет то спиртом! Спиртом!! Да двум смертям не бывать! Вообщем, двух и не было. Одна только. Дяде Коки же не кому было вызвать врачей.
Крыса переползла от блюдца с печеньем к пепельнице, принюхалась к горке окурков и брезгливо фыркнула.
- Вообщем, ваши сравнения насчет наперстка не проходят. Вид суще-ствует, пока ищет способы выживания и находит их. Вы же, люди, заняты только поисками кайфа. Вся ваша хваленая эволюция - один сплошной поиск кайфа. И все бы ничего, но ваш кайф никогда не стоит на месте, а вы никогда не можете его догнать. Он как хитрый воробей заманивает вас, котов, все выше и выше на ветки, не упархивая сразу, дожидаясь, когда вы сами шлепнитесь вниз.
Тон крысы нравился мне все меньше. Некстати вспомнилась Алеся, чьи формы оказались убедительней предостережений друзей о возможном триппере. Я понадеялся на авось, и спустя три дня бежал за талоном к венерологу. Но нужно было как-то реабилитироваться.
- Довелось мне недавно читать об одном эксперименте. Лабораторную крысу законтачили на какой-то провод. При нажатии на кнопку, он раздражал в мозгу подопытной центр удовольствий. Уж не знаю, насколько силен у вас кайф, но крыса, спустя несколько дней, сдохла от жажды и голода. Все это время она без перерыва давила на эту кнопку. Мы хоть закусываем, если на то пошло!
Ах, как она подкинулась! Зацепил я ее все-таки тоже!
- Нет, - запищала она яростно. - Можно, конечно, специально заразить бедное животное мерзкой болезнью, располосовать вдоль и поперек, вырастить у него на спине человеческое ухо, сотворить еще кучу извращений, а потом мять где-нибудь в подсобке младшую сотрудницу, и мнить себя гением и научным светилом! Можно! Но это, если разобраться, обыкновенный садизм и геноцид! Бедняге залезли в мозг, лишили право выбора, проявили жесточайшее насилие, а потом ржали в курилке. Как же, тупое животное! - крыса гневно распушила усы, подобралась, точно готовясь к прыжку. - И не говорите о необходимости исследований и жертвенности! Еще никто из вас не пожертвовал собой ради крыс! Все ваши поступки мотивируются только одним принципом - вам все можно! А остальные, либо еда, либо удобство, либо нежелательные соседи от которых надо избавляться, не интересуясь их мнением. Что вы, спрашивается, сделали с тараканами? Где эти насекомые, воспетые еще вашим же детским классиком? Они ушли, они не живут даже в этой помойке. Но мы не тараканы, с нами вам будет сложней!
- Что разоралась-то? - спросил я. - Две трети Европы в свое время от чумы, которую вы притащили, вымерло. Жертвенность тебе подавай! Пафос раздула тут. А сами еду, как босота, воруете. А что унести не можете - на месте портите. Это вредность, или принцип?
- А от мухи Цэ-цэ, до изобретения вакцины целые стада гибли, а от малярийного комара…- начала крыса.
- Слушай, заткни свою эрудицию, - не выдержал я. Голову мою посетили первые болевые симптомы начинающейся мигрени.
- Однако же, - договаривала крыса. - В сказках у вас муха красотка, а комарик герой! А мы монстры!
- Ты, похоже, больше зануда!
- Ага, и это говорит человек, которого выперла собственная женщина! - ядовито заметила крыса. - Чем вы ей так не угодили? Вместо обещанного тура в Египет принесли известие, что потеряли работу? Возомнили себя Казановой и оскоромились с ее лучшей подругой? Или, как сейчас наблюдаю, оставляли несвежие носки на батарее отопления, и философствовали, лежа одетым на диване?
- Ни то, ни другое, ни третье! - почти закричал я, с ужасом осознавая, что и то, и другое и третье имело место быть. Крыса, наблюдая мою реакцию, снисходительно усмехнулась. Она успокоилась и снова взяла поучительный тон.
- Эх, люди. Все-то у вас через эмоции, и все вы норовите полной ложкой и от пуза. До несварения! Дай вам чемодан денег, вы станете счастливыми, но ровно до того момента, когда захотите второй чемодан. Вы добиваетесь своих женщин, а потом не знаете, как быть с ними дальше, и становитесь либо тиранами, либо подкаблучниками. Вы все время сами себе противоречите! Учите детей одному, а поступаете совсем по другому! Говорите, что главное в жизни это здоровье, но вспоминаете о нем, только когда оно уже отказывает вам в поддержке!
- У меня зубы от тебя заболели, - простонал я.
- Я, между прочим, не напрашивалась в собеседницы, сами позвали.
- Так беседовать, а не мозг есть!
- В чем же, собственно, вы со мной не согласны? Или, может, за носки обиделись?
Я не ответил. Я откинулся на подушку и закрыл глаза. Списан. Списан вчистую! Как опять подниматься? И этот гадюшник, мерзкая конура с говорящими крысами. Психоделия. Крысе хорошо. Она в своем мире и при месте. У нее есть запасы, а кончатся, она посетит Серафиму Николаевну и ее пьяного апостола, и наестся от пуза. А что есть завтра мне? Можно, конечно, напиться. Вариант. Денег в обрез, правда, но Марфа Ильинична может согласиться включить по соседски в привилегированные клиенты и откроет кредит? Нет, все-таки она дура. Нина то есть. Я с этой Ирой только раз и то по пьянке. А что было бы, узнай она про фестивали с Машей? Да узнает еще. Сейчас там такой треп начнется! Мне уже только без разницы. Нина выгнала из дома, ее вислоусый папа с работы. Всегда, гад, не любил меня. Крохоборная семей-ка.
На столе звякнула ложка. Я открыл глаза. Серый комок метнулся вниз. Стоять, с-скотина! Стуча хвостом, и смешно подкидывая зад, крыса убежала обратно под шкаф. Если эта тварь зачастит ко мне, то придется искать отраву, или ловушку.
А сна все нет! И сигарет тоже. Хоть сейчас уже иди до Марфы! Упот-ребить стакан и отключиться.
Говорят, перед рассветом упыри активизируются. За стеной произошло движение. Петр Петрович подал голос. Он мычал, с трудом выговаривая ругательства, и требовал водки. Серафима Николаевна отвечала длинно и матерно. 10.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.