Прочитать Опубликовать Настроить Войти
Владимир Радимиров
Добавить в избранное
Поставить на паузу
Написать автору
За последние 10 дней эту публикацию прочитали
24.04.2024 1 чел.
23.04.2024 1 чел.
22.04.2024 2 чел.
21.04.2024 0 чел.
20.04.2024 1 чел.
19.04.2024 1 чел.
18.04.2024 1 чел.
17.04.2024 2 чел.
16.04.2024 0 чел.
15.04.2024 1 чел.
Привлечь внимание читателей
Добавить в список   "Рекомендуем прочитать".

Эссе о сказках

Прежде всего отметим главное отличие сказок от прочих литературных жанров: сказки – это древнейший вид словесного творчества. Наряду с песнями конечно же... А вообще это есть нечто искусственное, но прочно укоренённое в самую настоящую всамделишнюю реалность. В реальность человеческой биологической природы, человеческой души и духа, в неоспоримую настоящесть нашего давнишнего бытия на лоне Земли-матушки. Сказка по форме есть выдумка, фантазия, досужая болтовня, ложь и даже враньё, но по своему философскому содержанию она есть чистая правда. Как говорится, «сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». И злым молодцам наверное тоже, хотя злые молодцы предпочитают не чтение сказок, а совершение «чисто конкретных» дел на пользу себя, любимых. Короче, сказка есть правда народного духа, воплощённая в причудливом словесном вымысле. Да-да, правда – в вымысле... И именно в причудливом, а не в витиеватом, заковыристом или невероятном, хотя и так можно сказать, поскольку чудо есть совершенно необходимое и привычное условие любого сказочного повествования. Наш великий учёный Ломоносов о всяческих сказочных и прочих литературных вымыслах выразился таким образом: «... это есть идея, противная натуре и обыкновениям человеческим, содержащая в себе идею натуральную и обыкновенную, но оную собою великолепнее, сильнее и приятнее представленную». Отлично сказал Михайла Васильевич, по-научному ёмко, чётко и ясно... Ну а можно и по-художественному образно выразить эту идею, «противную натуре»: сказка – это мёд жизненной правды, растворённый в водице вымысла. И наше читательское дело есть, так сказать, употребить и то и другое, получив от сего увлекательного процесса пользу и удовольствие. Пользу – от постижения глубинного смысла, этакого «масла мыслей» сказочных историй, удовольствие – от наслаждения особой сказочной прозой и поэзией, в которые этот смысл оформлен.

И сразу же отметим для себя то, что и прочие литературные жанры, которые оттеснили сказку на обочину общественного внимания и почитания, по большому счёту являются такими же «сказками» или фантазиями, в которые верят лишь из-за достоверности описываемых в них окружающих обстоятельств и подчёркнутой якобы реальности повествовательного действа. Хотя, если более отстранённо посмотреть на эти литературные сюжеты и на их знаменитых героев, то мы с удивлением обнаружим, что эти сюжеты в подавляющем большинстве полностью выдуманы, а в несущественном меньшинстве, как в случаях с мемуарной или исторической литературой, выражают субъективный взгляд на вещи и события конкретного автора, порою сильно отличающийся от таких же взглядов на эти вещи и события других людей, имевших к ним непосредственное отношение. Интересно также и то, что такие известные литературные герои, как-то: Гильгамеш, Одиссей, Гектор, Дон-Кихот и Санчо Панса, Гамлет и Офелия, Отелло и Дездемона, Ромео и Джульетта, Робинзон Крузо и Пятница, Том Сойер и Гек Финн, Джим Хокинс и Джон Сильвер, д,Артаньян и три мушкетёра, Мастер и Маргарита, Айвенго, Волк Ларсен, Чацкий, Чичиков, Базаров, Хома Брут, Андрей Болконский, Наташа Ростова, Онегин, Печорин, Григорий Мелехов, Остап Бендер, Анна Каренина, Хлестаков и прочие в великом множестве, ничуть не более реальны, чем Афина Паллада, Цирцея, циклоп Полифем, Сунь-Укун, Мефистофель, Воланд, Баба-Яга, Кощей Бессмерный или Змей Горыныч. Но такова уж магия привычного восприятия – мы, как и Пушкин, готовы облиться слезами над явным вымыслом, преподносимым нам как нечто бывшее на самом деле, и подчас пренебрегаем сказками, в которых точно такие же проявления человеческих чувств облачены в чудесную неправдоподобную оболочку. Что ни говорите, а писатели – эти ушлые мастера художественного вранья, пардон за грубое словцо – являются в некотором смысле истинными магами внушения и колдунами словесного воздействия, и их изощрённым виртуальным чарам противостоять нелегко. Да и надо ли?

Итак сказка есть вещь очень и очень древняя. Мы не рискнём особо ошибиться и сесть в своём предположении в лужу, если выскажем мысль о том, что сказкам даже не тысячи, а десятки тысяч лет. А может быть даже и сотни... Кто его знает, возможно уже неандертальцы в седой древности ушедших времён чего-то бухтели косноязычно своим волосатым деткам о ведьмах и чудищах мрака, посиживая вечерами у костерка и поёживаясь от колючего холоднющего ветра, тянущего с ближайшего ледника... Мы можем даже чуток пофантазировать на эту тему... Итак, сутулый и бородатый папик-неандерталец, посадив сынка себе на колени, бухтел тому в уши следующее: «Сыцас я лассказу тебе сказацку, пацанцык... Зыл-был адин глупый малцыска, он не слусал своего папку, пасол без сплосу в лес и встлетил там цудовиссе. И оно его скусало, ага... А если ты будис слусать своего папаску, то виластес балсым и сылным. Тагда мы вместе пайдём в лес, паймаим эта цудовиссе и его скусаим. Ыхы-гы-гы-гы-гы!..» Конечно, изучая современные сказки, записанные энтузиастами этого дела в 18-20-х веках у представителей самых разных земных народов, мы сделаем верный вывод об относительной недревности бытовых сказок, которым от силы несколько сот лет, о куда большей древности волшебных сказок, имеющих возраст в тысячу, а то и в две-три тысячи лет, и о различном возрасте сказок о животных, большинство из которых относительно недавние, а есть и такие, которые наверняка уходят в своём рождении в первобытную эпоху, в эпоху тесного соприкосновения людей и других обитателей земной природы.

Мы тут рассмотрим в основном волшебные сказки, оставив бытовые и прочие на обочине нашего внимания. И это вовсе не потому, что те для нас неинтересны и неважны. Животные сказки занимателны прежде всего тем, что вместо животных там действуют как раз люди, это проявление именно человеческих характеров, а не лисьих, волчьих или медвежих... Хотя всегда надо помнить, что братья наши меньшие по типам своего темперамента и особенностям характера полностью совпадают с нами, сапиенсами, и нет ни единой чёрточки их характера, которая была бы чисто звериная и совсем не человечья. Бытовые же сказки могут быть чрезвычайно ёмкими по смыслу, остроумными и даже злободневными, но им явно не хватает эпичности и размаха, которые несомненно присутствуют в сказках волшебных.

Считается, что волшебные сказки, эти приключнеческие рассказы и повести далёкого прошлого, во многом произошли от мифов, это осколки древней мифологии. Что ж, это наверное так и есть. Даже почти наверняка это так... Но мифы мифами, а сказки сказками. В мифы люди прошлого верили и причём убеждённо верили – это вещи часто
мировоззренческие, которые трудно поколебимы в сознании масс – зато в сказки никто и никогда не верил, кроме маленьких легковерных детей и недалёких простодушных отроков. Не верил именно из-за подчёркнуто нереальной обстановки, в которой действуют сказочные герои; это всегда был «вымышленный вздор», забава, развлекуха, варево и пища для человеческого ума на отдыхе от дел насущных. Однако трудно себе представить быт далёких-далёких веков, скажем, во времена охоты на мамонтов, когда люди не были так разобщены, как в наши дни, а проводили время, в том числе и свободное, в тесном соприкосновении с членами своей семьи или рода, когда долгими тёмными вечерами, собираясь где-то в большом помещении, они, плетя корзины, шья шкуры или обтачивая камни, не пели бы песни и не рассказывали друг другу интересных историй, среди которых вполне могли быть и сказочные байки... Ведь ещё совсем недавно, в 19-ом или в начале 20-го века, крестьяне на досуге или во время общих посиделок, пели тягучие длинные песнопения и рассказывали сказки. Это традиция, а то что традиционно, может длиться очень и очень долго. Поэтому мы можем сделать такое предположение: сказки – это основа словесного разговорного творчества, а мифы, и тем более литература как уже слово написанное, появились позже, причём литература гораздо позже. Так и будем относиться к сказкам – как к древнему-предревнему дедушке толстых романов, детективов, фантастики, драм, юморесок и прочего. Поэтому сказочный жанр достоин вовсе не забвения и не пренебрежения, а самого большого почтения и интереса – он вполне такое отношение к себе заслуживает. «Что за прелесть эти сказки! – говаривал великий Пушкин. – Каждая есть поэма!» И трудно не согласиться в этом восторженном утверждении с нашим светлым литературным гением.

Оценивая что-либо из словесно-образного творчества, ими услышанного или прочитанного, наши предки могли сказать: это-де и ладно и складно. Или наоборот: тут, дескать, ни складу нету, ни ладу никакого... Склад – это конечно же форма изложения произведения, а лад – содержание или смысл закодированного в слова действа. Сказки, как разговорный в первую очередь вид творчества, всегда требовали к себе особого отношения со стороны авторов или сказителей по части формы-склада. Как известно, любая человеческая речь ритмична в той или иной степени. Такова уж природа звуковой формы передачи информации или, если копнуть глубже, формы существования материи как закрученной в вихрь энергии, имеющей колебательную или спирально-круговую суть. Наша речь ритмична, и эта ритмичность может сильно различаться. Наименее в этом плане интересны всяческие инструкции, чиновничий, торгашеский или научный язык. А наиболее ритмонасыщены как раз сказки. Причём они намеренно ритмонасыщенны, так сказать специально.

Если оформить любую прозу в виде этакой суперстрофы на манер поэтического произведения, то мы обнаружим, что последние слова каждой прозаической «строчки» часто связаны с предыдущей или последующей «строкой» одинаковой ударной гласной. Такая связка отличается нерегулярностью, ударные гласные могут идти одна за другой в каждой «строчке» и повторяться по нескольку раз, а могут быть перекрёстными и повторяться лишь один раз, или даже вовсе выпадать из стройного ритмического ряда. Каждая такая часть или шаг называется кОлоном (от греч. сolon – часть тела). Колоны связывают в артикуляционном плане с понятием т. н. дыхательной группы, то есть группы слов, выговариваемой чтецом за один выдох. В смысловом же плане колон связывается с синтагмой, которая есть ритмико-семантико-синтаксическая часть речи, включающая в себя несколько слов. Ниже приведён отрывок из «Сказки о лягушке и богатыре» 18 века, автор которой неизвестен, и которая достаточно ритмизована, чтобы наглядно показать эту ритмичность на примере имеющихся там колонов:

В некотором царстве, в некотором государстве жил король, и у того короля не было женЫ,
Но он имел у себя трёх любимец, от которых получил по сЫну.
Король сему весьма обрадовался и сделал великий пир для всех минИстров.
Потом отдал их воспитывать с великим рачЕнием.
А как уже взошли все трое его дети в совершенный вОзраст,
То король любил их всех равно, как одного, так и другОго,
И не знал, которому из них поручить заместо себя правление госудАрства.
Но матери их жили между собою несоглАсно,
Ибо каждой хотелось, чтобы сын её был наслЕдником.

В этом отрывке мы видим, что первые 3 колона имеют в последних словах ударную гласную Ы-И, 5-й и 6-й колоны – гласную О, 7-й и 8-й колон – гласную А, а 4-й и 9-й – соответсвенно Е. В этом случае ударная гласная Е может считаться как выпадающей из ритмического ряда, так и связывающей ряд ритмически, но связывающей слабо и редко. В древности сочетания ударных гласных, увеличивающих напевность речи, назвали краевым согласием или краесогласием. В сказках очень важно переплетать повествовательную речь подобными голосовыми усилениями. Это самое настоящее плетисловие, или витьё слов, подобное в чём-то плетению кружев кружевницей или плетению корзин корзинщиком. Короче, это словесно-речевое ремесло в стадии своего высшего проявления. Это также искусство в высоком смысле слова, или, как сейчас бы сказали, истинный профессионализм.

Итак, сказочная проза есть проза ритмическая, певучая, складная. Рифмованнные оконцовки каждого шага-колона могут иметь самую разнообразную рифму, как точную, так и неточную. Точная рифма – это, к примеру «дурак – бурак», а рифма неточная – «дурак – Ваня». Это не имеет никакого значения, какую рифму вы предпочтёте для написания сказки. Прозаическая сказка всё-таки не песня и не стихотворение, чтобы подчёркнуто тщательно и скрупулёзно оттачивать рифмовку её повествовательной части. Конечно в сказках могут быть и чисто стихотворные вставки, это лишь украсит её и придаст блеск мастерству рассказчика при её озвучке. Обычно такие вставки бывают в начале и в конце, в виде присказок, но можно включить стихотворный фрагмент и в толщу повествования, это точно его не ухудшит. Как говорится, кашу маслом не испортишь; добавим: а сказку стихом – и подавно.

Кроме ритмичности, к складу-форме мы отнесём и соблюдение полноценной структуры сказки. А это значит, что кроме самого повествовательного текста в неё могут быть включены: а) присказка б) зачин и в) оконцовка. Первая и последняя, то есть присказка и оконцовка, могут быть очень краткими, а могут быть и среднего размера, но никогда не длинными. Как я уже упомянул, допустима и полноценная рифмованность их для придания сказке особой эстетической красоты и привлекательности. Также допустимы и некоторые погрешности рифмовки, так сказать рифмовки по-народному, попроще, лишь бы это не сказывалось на напевности и задоре. Назначение присказки как таковой – это привлечь внимание слушателей (читателей) юмором и энергией звучного яркого слова. Назначение оконцовки (послесказки) – поставить блестящую и искромётную точку в повествовании, отвлечь читателя-слушателя от только что явленного сказочного действа, развеселить его ещё разок, расслабить... Зачин обычно нестихотворен, это словесная околесица-белиберда, выраженно неправдоподобная, предназначенная показать публике чудесность, волшебность нижеследующего текста... Можно конечно обойтись и без этих фольклорных украшений, но их присутствие переводит сказку в разряд истинно-традиционных, полноценных, а не куце-урезанных, как это часто делается ныне. Увы, современные сказочники нередко пренебрегают требованиями стилистического сказочного соответствия и, по моему глубокому убеждению, делают это зря. Сказка – это праздник вольного и весёлого слова, слова разукрашенного, а не обыденно-привычного. Это надо ясно осознавать и всегда помнить. Сказка – красивая роза словесности, и её надо почитать и бережно с нею обращаться.

Важное место в сказках занимают и стилистические привычные словосочетания и обороты, они же устойчивые выражения (loci communes). Без них пропадает особая атмосфера, присущая этому великолепному жанру, особая прелесть и аромат речевого пира. Это, во-первых, сказочные эпитеты или сочетания из двух слов, постоянно употребляемые в самых различных сказках, как-то: красная девица, добрый молодец, буйный ветер, сахарные уста, синее небо, широкая степь, серый волк, дремучий лес, ясный сокол, ненаглядная краса, чёрный ворон, булатный меч, садовая голова, злая ведьма и проч. и проч. Затем в сказках нередко встречаются сросшиеся синонимы, например: жили-были, грусть-тоска, путь-дорога, спать-почивать, красавица-девица, храбрец-удалец, окиян-море, лебедь-птица, одолень-трава... Нередки также сказочные тавтологии: клич кликать, горе гоевать, один-одинёшенек, чудо-чудное, диво-дивное, давным-давно, сила-сильная-пересильная... И наконец очень часто в сказках используются привычные словесные обороты или формулы (гиперболы), состоящие из нескольких слов, как например: в некотором царстве, некотором государстве; за тридевять земель, в тридесятом царстве; скоро сказка сказывается, нескоро дело делается; а ну, избушка, стань по-старому, как мать поставила; конь бежит, земля дрожит; стали жить-поживать, добра наживать; вот и сказке конец, а кто слушал – молодец, и многие другие. Очень типичны и привычны для сказок всевозможные пословицы и поговорки: утро вечера мудренее; как аукнулось, так и откликнулось; чему быть, того не миновать; два сапога – пара; не всё то золото, что блестит; давши слово – держись, а не давши – крепись; слово – серебро, молчание – золото; при солнце тепло, при матушке – добро и тому подобные.

Совершенно привычны для сказок просторечные слова и выражения, они не является ошибками или проявлением дурного тона – это является для сказочного повествования стилистической нормой. Просторечий может быть очень много, это и существительные, и глаголы и другие части речи, например: поделом, невежа, дурачина, авось, евоный, смачный, давеча, ихний, отродясь, надысь, намедни, забулдыга, тама, тута, здеся, придурок, смазливый, перечить, молодица, сказывать и другие во множестве... Просторечия в сказочном тексте служат для придания сказке ореола старинности, если это касается современных авторских сказок, и служат гарантией правдоподобности – если это касается сказок народных. Ведь ранее крестьяне, в среде которых львиная доля сказок сочинялась и записывалась, именно так и говорили, это был их органический строй речи, их повседневный говор, отличающий их от речи господ и духовенства.

В волшебных сказках чудо – это обыденность, необходимое свойство жизни героев. В начале 20 века российско-финский учёный Анте Аарне вывел шесть чудес, которые в этих сказках присутствуют. Это: чудесная сила героя, чудесная задача, перед ним поставленная, его чудесный враг-противник, чудесная невеста или супруга, которую герою необходимо добиться или вызволить из плена, чудесные помощники, пособляющие ему выполнить поставленную задачу, и чудесные вещи-предметы, помогающие одолеть врагов и получить руку и сердце будущей супруги. Не в каждой сказке все эти шесть компонентов присутствуют разом, иногда одного-двух чудес не хватает, но это не так уж важно. Сказочные чудеса неизменно появляются во всех волшебных сказках и являются совершенно неотъемлемой сутью повествования. Без них волшебная сказка не может существовать в принципе, поэтому чудеса обнаруживают себя и в современных авторских сказках. Куда же без них...

Ну и теперь поговорим о ладе, коли суть склада мы с вами разобрали. Лад – это содержание сказки, её смысл, её суть. Это та мораль, которая в ней непременно должна находиться, тот загадочный намёк, который служит читателям и слушателям жизненным уроком. Всё тот же наш Ломоносов, отмечая полезность древних басен и притч по случаю их высокоморальности, писал так: «... француззских сказок, которые они романами называют, к числу оных сказок положить не должно, поскольку оне никакого нравоучения в себе не заключают, и от русских сказок, которая о Бове составлена, иногда только украшением штиля разнятся, а в самой вещи такая же пустошь, вымышленная от людей, время своё напрасно препровождающих, и ведут лишь к развращению нравов человеческих и к вящему закоснению в роскоши и в страстях»... Сказка о Бове – это широко известная в 18 веке переделка французского рыцарского романа, этакий экшен той эпохи, действительно бестолковый и бесполезный по части коррекции нравов. Там «всю дорогу стреляют» и дерутся друг с дружкой не жалея своего живота, как это происходит в современных забойных боевичках. Интересно тут также и то, что наш великий учёный романы сказками назвал. Это, как я выше отмечал, чистая правда – они действительно сказки, только обрамлённые в правдоподобный антураж.

Ещё пионер мирового авторского сказочного жанра Шарль Перро в предисловии к сборнику «Сказки матушки Гусыни» указал на нечто очень важное и даже главное, что должны нести в себе сказки. Он указал на нравственные правила, долженствующие в обязательном порядке присутствовать в занимательном беллетристическом волшебном сюжете. И категорически не соглашался с тем мнением, очевидно бывшим нередким в его время в высшем французском обществе, что-де сказка есть чепуха и безделка. Э, не-ет, вставал в позицию несогласного признанный мэтр поэзии и литературы: «...эти безделки вовсе не безделки, а заключают в себе полезную мораль, и что игривый склад повествования был выбран только затем, чтобы они действовали на ум читателя с большей приятностью, вместе и поучая и развлекая...»

А какую мораль несут в себе сказки? Что ценного мы в них находим? Тут любой скажет, даже иногда и ребёнок, что сказки обличают зло и показывают силу добра. А что такое зло? О-о-о... На этом вопросе можно легко, как говорится, засыпаться, если не знать смысл русских слов. Есть такое устаревшее словечко – зело, обозначающее нечто чрезмерное. Зело – это очень, слишком, чересчур, чрезвычайно... Другими словами зло, очевидно родственное этому самому зело, есть нечто слишком неправильное, слишком негармоничное и ошибочное, что доставляет всем очевидные неприятности и даже приносит большие беды. Наоборот, добро есть нечто гармоничное, уравновешенное и правильное. Это касается и физических тел, когда что-то перекосившееся, наклонившееся и потерявшее центр тяжести может упасть и разбиться вдребезги. Это же относится и к делам тонкоматериальным, душевно-психическим и духовным, когда перебор каких-то качеств нашего внутреннего Я приводит к весьма и весьма нехорошим результатам. Отсюда такие зло-качества как жадность, злобность, гордость, наглость, лень, высокомерие, неверность, предательство, глупость или коварство изобличаются в сказках (не во всех, правда, но во многих) как что-то нехорошее, недостойное и постыдное. Настоящий человек, по мнению коллективного народного сказочника, таким быть не должен, поскольку следование этим порокам духа и души слишком часто приводит и отдельных людей, и всю человеческую систему в состояние неоптимальности, к горю и бедам, и спорить с такой твёрдой и исконной сказочной позицией крайне трудно, ну разве что из чувства вздорности и сугубого нахальства.

Ну и напоследок о вдохновении... О, это важнейший вопрос любого вида творчества, не только литературно-словесного, и не только сказочного как разновидности словесности. Откуда авторы сказок черпают информацию? Кто тот загадочный Пегас или мифические музы, которые помогают писателю или поэту сочинить нечто новое и небывалое, но понятное многим и многим?.. Тут можно положиться на даннные науки, хотя конечно же не во всём, поскольку наука вовсе не является провозвестником непоколебимой истины, ибо имеет свои очевидные пределы в познаниии. Однако то, что наш человеческий мозг является колоссальным по своей мощности – это аксиома, не требующая особых доказательств. На сегодняшний момент не создан ни один настолько мощный компьютер, который сравнился бы по ёмкости с самым обычным человеческим мозгом. Даже есть такие даннные, что все (!) компьютеры мира в сумме равны приблизительно одному нашему мозгу. Здорово, правда?!.. Вот из этих-то глубин информационных «складов» мы и черпаем знания для написания книг... Хотя, есть и такие мнения, что этот суперрезервуар знаний куда как шире, глубже, выше и ёмче. Что мы каким-то неустановленным пока ещё наукой способом можем настроиться на то, что называют ноосферой. То есть на общий «суперсклад» всевозможных данных, хранящихся в сознаниях всех людей Земли. Более того, есть совсем уже фантастические идеи, что мы можем подключаться к ноосферной памяти даже и умерших людей, так сказать – к архиву человечества.

Вопрос сей не решён и поныне. Не дерзнём сказать что-то железобетонно-определённое. Но... со своей стороны, как опытный сказочник, могу сказать твёрдо: ясное и образное представление о том, что ты находишься в мысленно-духовной связи с ноосферой или с её частями безусловно помогает вдохновению и служит катализатором творческого процесса. Поэтому авторское произведение – причём любое авторское произведение! – является плодом именно коллективного творчества, а не только лишь индивидуалного. В конце концов, нас научили говорить и писать другие люди, и мысли, которые нас могут обуревать, есть мысли общего для всех людей плана. И на этом поставим многоточие...

А в конце я хочу привести несколько примеров высказываний известных людей о сказках. Они действително интересны и поучительны:


Сказки, как старые друзья, их надо навещать время от времени.
(Джордж Мартин)

Сказка – великая духовная культура народа, которую мы собираем по крохам, и через сказку раскрывается перед нами тысячелетняя история народа.
(Алексей Николаевич Толстой)

В каждой детской сказке живет еще одна, которую в полной мере может понять лишь взрослый.
(Михаил Пришвин)

Если хотите, чтобы ваши дети росли умными, читайте им сказки.
(Альберт Эйнштейн)

Для сказки и того довольно, что слушают её без скуки, добровольно.
(Иван Иванович Дмитриев)

Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь.
(Ганс-Христиан Андерсен)

Сказка – это то золото, что блестит огоньком в детских глазках.
(Он же)

Жизнь сама по себе является самой прекрасной сказкой.
(Он же)

Человек, который верит в сказку, однажды в неё попадает, потому что у него есть сердце.
(Сергей Королёв)

Сказочность — это мир чудесного, который входит в действительный мир, ничем не нарушая его внутреннего строя и не уничтожая его связности.
(Роже Кайуа)

Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь. (Евгений Шварц)
Нам сказки важны всего более как материалы для характеристики народа.
(Николай Александрович Добролюбов)

Я благословляю сказки, надеюсь и вы тоже, за то, что они хоть как-то скрашивают наш будничный мир! (Чарльз Диккенс)
… сказки открывали передо мною просвет в другую жизнь, где существовала и, мечтая о лучшей жизни, действовала какая-то свободная, бесстрашная сила.
(Максим Горький)

Сказки прелестны как сказки, они ароматны, как первоцвет после долгой зимы, и успокаивают, как голоса грачей, замирающие с закатом солнца. Но мы больше не пишем сказок. Мы изготавливаем «человеческие документы» и анатомируем души. (Джером К. Джером)

Недаром дети любят сказку.
Ведь сказка тем и хороша,
Что в ней счастливую развязку
Уже предчувствует душа.
И на любые испытанья
Согласны храбрые сердца
В нетерпеливом ожиданье
Благополучного конца.

*****

Не бойся сказок. Бойся лжи.
А сказка? Сказка не обманет.
Ребёнку сказку расскажи –
На свете больше правды станет.
(Валентин Берестов)
06.04.2020

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.