"Анфиса и Прометей". Книга 2-я. "Школа Громовой Луны". Глава 7-я. "Революционер - человек обречённый".

Владимир Веретенников (Савва)

Анфиса и Прометей

Роман в семи книгах

(художественное исследование)

Памяти поколения 70-х



«...Как будет это, когда Я мужа не знаю?» (Лука 1:34)



Книга 2-я. «Школа Громовой Луны»


«Трагично то, что никто из строителей социализма не рискует сказать, что без борьбы со смертью нельзя и думать о социализме и что коммунизм не может быть построен без победы над смертью».

(Сетницкий Н.А. Письмо к А.М. Горькому. 3 мая 1936)





Глава 7:

«РЕВОЛЮЦИОНЕР — ЧЕЛОВЕК ОБРЕЧЁННЫЙ» (1967)


«Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией».

(«Катехизис революционера»)


Эта глава заключает в себе следующие главки:

Продолжаем Мировую Революцию
Кто ты, настоящий революционер?
Рудин и Бакунин
Социалисты-утописты, декабристы, народники
Сергей Нечаев
Подпольная Россия
Вот здесь стояла Софья Перовская!
Народники, эсеры и Песня Солнца



Продолжаем Мировую Революцию

Анфиса думала (и записывала это потом в своей «Хронике тонущего корабля»):

«Слово «МЕЧТА» — это точно должно быть от слова «МЕЧ»! И она должна быть такой же сильной, острой и разящей! Как меч самурая!..

И разве только один Троцкий говорил, что мы должны стать «орденом коммунистических самураев»? И один Сталин говорил, что мы должны стать «орденом меченосцев»?..

Арина читала, что и кто-то из латиноамериканских революционеров говорил то же самое! А в Латинской Америке скоро обязательно будет огромная революция! Не только на Кубе!

Арина говорила, что на Кубе есть такой замечательный революционер — Че Гевара. Он аргентинец. И он собирается развернуть партизанскую войну (в том числе, и индейскую!) от Калифорнии — и до самой Огненной Земли!

Есть же люди!.. Не то что наши пентюхи!..

Если его поддержат индейцы — то победа революции точно обеспечена! Индейцы — прирождённые коммунисты! Это и наши знакомые этнографы говорили! И с капиталистическим гнётом не смирятся никогда! Если не сопьются — как наши чукчи. Но и наши чукчи — ещё себя покажут!

Мы с Никой думали: что если написать письмо Фиделю Кастро и Че Геваре, чтобы они как-нибудь поддержали борьбу племени шеванезов в Канаде? И других там племён, не только индейских?

Отец говорит, что наших советников на Кубе сейчас хватает. В том числе и совершенно нелегальных. И они подсказывают со знанием дела и всей обстановки.

Хоть бы кто-нибудь поддержал шеванезов!

Никто не поддержит — мы с Никой сами поддержим! Чего бы это ни стоило! А то какой смысл в этом квази-социалистическом прозябании?

Если бы только найти своих людей! С кем бы действительно можно было организовать Икарию!

Знакомая девочка из «коммунарского движения» говорила, что у них в соседней школе один мальчишка сбежал из дома — чтобы индейцев освобождать!

Как бы я хотела найти этого мальчишку!..»

…

Чем хуже у обеих подруг, Анфисы и Ники, обстояли дела в школе, и в общении со сверстниками, плюс прибавлялись всё время какие-нибудь домашние проблемы, то — тем сильнее они продолжали мечтать...

Они мечтали о полётах в Космос, где уже обязательно должны были существовать развитые коммунистические цивилизации (если не на Марсе — то на каких-нибудь других планетах), где уже побеждено всякое социальное зло — потому что побеждена смерть...

Они мечтали не только о помощи индейцам — но и о тщательном научном исследовании и спасении всех уцелевших первобытных племён, с их подлинным природным коммунизмом, и со всей их древнейшей на Земле шаманской культурой, полной разных мистических загадок и магических чудес...

Мечтали они и грядущих мировых революционных событиях — тоже всегда с сильнейшим элементом и героической романтики, и космической фантастики...

И эти мечты уносили их очень далеко! То — в далёкое «первобытно-индейское» прошлое, то — в столь же далёкое космическое будущее...

А в настоящем — только всё множились и множились различные трудно разрешимые проблемы, и чаще всего, совершенно не романтического свойства......

…

А в это время — блистательно продолжалась и развивалась победоносная социалистическая революция на Кубе! Показывая пример — и всей Латинской Америке, и всему миру! Шла освободительная народная и партизанская война против американских империалистов во Вьетнаме. Освобождались от капиталистического гнёта — где относительно мирно, а где и не очень мирно — колонии и полу-колонии в Африке, Азии, и в той же Латинской Америке...

Надо было продолжать делать Мировую Революцию!..

И Анфиса с Никой (соблюдая определённые правила конспирации) упорно и настойчиво готовили из себя будущих разведчиц и революционерок...

…

Сказать, что обе подруги усиленно занимались спортом — значит не сказать почти ничего...

И отец Анфисы, и Герта, и дядя Паша, и тётя Стеша у Ники, а ещё гораздо больше Арина с Аликом, и другие из «солнечных коммунаров», из «звёздной гвардии коммунистов-космистов», учили их закаляться холодной водой, делать зарядку, плавать, бегать, прыгать, преодолевать разные препятствия, стрелять из пневматического ружья и из спортивного пистолета. Зимой — ходить и бегать на лыжах...

Уже говорилось отчасти, что обе подруги учились и стрелять из лука, и метать копьё и дротик, и постигать основы различного рукопашного боя, и всячески готовили себя и к суровой жизни в лесу, и к ещё более суровой партизанской борьбе...

И если тебя схватят — то надо суметь выдержать самые суровые пытки, но не выдать своих!..

…

И отец Анфисы, и Герта, и все «солнечные коммунары», верили — что, вслед за Кубой, социалистическая революция может начаться во всей Латинской Америке. Есть предпосылки для революции в Чили. В некоторых странах Азии и Африки — это точно. А, быть может, и кое-где в Европе. Например — в той же Греции...

Споров и разговоров об этом у них дома, и на даче, было очень много...

Отец Анфисы был информирован по этим вопросам гораздо лучше других. У него были свои друзья и знакомые в разных «органах» ещё со времён войны, когда он служил в разведке. Даже ещё и раньше — со времён испанской войны. Если не ещё раньше (Анфиса вспоминала про работу в секретном отделе ЧК ещё своего деда Харитона)... И он далеко не всегда высказывался в оптимистическом духе относительно перспектив Мировой Революции...

Но, в то же время, как казалось Анфисе — и не только ей одной — никто так не верил в Мировую Революцию, как её отец! И он умел во всех «коммунарах» поддерживать эту веру!..

…

И Анфиса с Никой слушали латиноамериканские революционные песни и музыку Микиса Теодоракиса, песни в исполнении Марии Фарантури...

Узнали и про Че Гевару — и, уже позже, прочли его потрясающий боливийский дневник...

И, конечно же, они не переставали задаваться вопросом: а когда же у нас появятся такие люди?..


Кто ты, настоящий революционер?

Анфиса писала в своей «Хронике тонущего корабля»:

«Говорили про кубинских и других латиноамериканских революционеров, про Фиделя Кастро, Че Гевару и про других. Гриша показывал их фотографии, которые у нас почти нигде не публикуют. Это — настоящие герои! Особенно Че Гевара...

…

Мне опять снился какой-то парень, какой-то мальчишка. Не то моего возраста, не то постарше. Иногда он был даже как бы почти взрослый. И будто бы он — латиноамериканский революционер! Или — сын какого-то латиноамериканского революционера. И он специально сбежал в СССР из какой-то страны в Латинской Америке от преследований. Кажется, даже из тюрьмы.

Но он ходит как неприкаянный, по какому-то огромному зданию, потому что здесь его никто не понимает и никто не принимает — и он здесь никому не нужен. И он снова собирается ехать в Латинскую Америку. Хотя его там могут и посадить в тюрьму, и убить...

И вот, я хочу подойти к нему и сказать, что здесь — тоже есть люди, которые разделяют настоящие революционные взгляды и готовы бороться! Но я не решаюсь заговорить с ним, хотя знаю, что по-русски он понимает. И я немного знаю испанский.

Я оказываюсь в другой комнате от него. И я знаю, что он уже принял решение об отъезде. И я думаю, что мне надо решиться — и подойти к нему, пока не поздно...

Я возвращаюсь в ту комнату — но его уже там нет!..

И меня охватила такая тоска — будто я осталась навсегда одна на всём белом свете! И моя жизнь потеряла всякий смысл!

Он был чем-то похож на Че Гевару. Хотя — и на Овода, и на Гурда, и на Уайти Джонса, и ещё на кого-то... Его внешность всё время менялась...

…

Я потом проснулась — и подумала: что вот, встретился бы мне какой-нибудь такой мальчишка, который предложил бы мне бежать с ним куда-нибудь в Латинскую Америку, или ещё куда, чтобы делать революцию. И что бы я ему ответила?

Ну, что мне ещё немножко рано, а когда я буду чуть-чуть повзрослее, тогда мы и решим окончательно этот вопрос. Так?

А нет ли в этом трусости? И предательства?

…

Я знаю, что Он — Он обязательно будет похож, хоть чем-то, хотя совсем не обязательно именно внешне, на Че Гевару! Это я знаю точно.

Хотя Его я до сих пор представляю себе очень смутно. Иногда мне кажется, что Он должен быть похож на отца. И что в Нём должно быть одновременно что-то и космическое, и индейское, и революционное от народников.

И что-то мне подобное про него не раз снилось...

Но когда я действительно серьёзно пытаюсь представить себе Его образ — то это непременно должно быть что-то совершенно героическое и титаническое!

Как у Прометея — который принёс человечеству Огонь.

Ведь именно такие люди — сейчас нужны человечеству! Но такие люди пачками не рождаются...

…

Нике тоже часто снится какой-то Герой. Хотя она и не очень охотно об этом говорит. Иногда — это какой-то кавказский джигит или абрек. Иногда — какой-то астронавт, как в «Сокровище Громовой Луны». А иногда — это какой-то тяжело раненный революционер-подпольщик, которого она пытается спасти.

Да, мне самой всё время что-то такое не то снится, не то мечтается. И иногда такая тоска берёт!..

Ведь должны же быть на свете такие люди! А иначе — о какой Икарии мы с Никой мечтаем?..»


Рудин и Бакунин

Когда Анфиса прочитала роман Тургенева «Рудин», её возмутило до глубины души, что Рудин отверг любовь так горячо влюблённой в него юной девушки Натальи, готовой идти за ним на край света, чтобы вместе делать революцию.

Неужели он — так умно, страстно, горячо, убеждённо и красиво говоривший об идеалах — просто трус?..

Но когда Анфиса прочла (позже добавленный Тургеневым) эпилог, где Рудин героически погибает на парижской баррикаде во время революции 1848 года, то она — простила ему всё!

Да, только так и надо умереть, в конце концов: на революционных баррикадах, с красным знаменем и с оружием в руках!..

…

И вот тут, когда Анфиса прочла этот совсем небольшой эпилог романа (о, великая сила искусства!..), она вдруг — так ярко представила себе Его — окровавленного, и умирающего на баррикаде из разного городского хлама! Умирающего так же, как умер Рудин...

Но — вот так, сразу, и умереть?..

Нет, она Ему не даст, ни за что не даст Ему умереть! Она будет на баррикадах — рядом с Ним! Она успеет подхватить Его, раненого, и оттащить Его в безопасное место, и там обезвредить и перевязать Его рану!..

Няня в войну работала в госпитале — и многому её научила, как надо спасть раненых!..

И в сознании Анфисы, почти тут же, предстала сцена из довоенного фильма 1937 года «Остров сокровищ», по роману Стивенсона, но — с более революционным сюжетом, который она вспоминала не раз, где главная героиня перевязывает своему герою его раны и поёт:

«Если ранили друга,
То сумеет подруга
Врагам отомстить за него!..»

Уж она сумеет!..

И она опять представляла себе, как они стоят рядом на какой-то баррикаде (Париж?.. Сант-Яго?.. Афины?..) под развевающимся красным знаменем, в чёрных кожаных куртках, подпоясанных красными шарфами! Он — с маузером! Она — с наганом! И их бесстрашные взоры — устремлены на ощетинившегося штыками классового врага...

Снять бы фильм про современных революционеров!..

А ещё лучше — им самим с Никой принять участие в этих революционных бурях!..

«Скоро, скоро грянет буря!..» И — пусть сильнее грянет эта буря!..

…

Герта потом говорила, что в образе Рудина Тургенев, в значительной степени, изобразил хорошо знакомого ему с молодости знаменитого революционера-анархиста Михаила Бакунина, про которого советские историки старались лишний раз не упоминать, потому что уж очень во многом он расходился и конфликтовал с Карлом Марксом.

Но анархические идеи Бакунина и Кропоткина — были чрезвычайно популярны и в Западной Европе, и в России! И в огромной степени повлияли на мировоззрение народников...

А сколько ещё было русских революционных теоретиков того времени — чрезвычайно популярных среди думающей молодёжи: Лавров, Ткачёв, Плеханов...

И Анфиса с Никой, по советам и наводкам — и отца Анфисы, и Герты, и других «коммунаров», да и просто хороших библиотекарш — с жадностью читали про все европейские революции 19-го века, а также про революционное движение в России этого времени: про декабристов, Чернышевского, народников...

Без знания истории революционных движений — никаким настоящим революционером 20-го века не станешь! Это обе подруги хорошо понимали...


Социалисты-утописты, декабристы, народники

Герта, в отличие от отца Анфисы, несколько более строгого марксиста, очень сочувствовала — и левым эсерам, и анархистам, и прочим, не совсем правильным по официальным советским меркам, социалистам. Возможно, здесь были виноваты и родственные связи...

Герта рассказывала Анфисе, а, при случае, и обеим подругам, когда они были вместе, рассказывала очень интересно и увлечённо — и про «Утопию» Томаса Мора, и про «Город Солнца» Кампанеллы, и про «Путешествие в Икарию» Этьена Кабэ, и про других ранних коммунистов и социалистов-утопистов...

Рассказывала и про опыт разных коммун — и в России, и на Западе, и, потом, уже в советское время — чаще всего неудачный, за исключением коммун и общин религиозных...

Рассказала — ещё раньше всех школьных программ — и про декабристов, про то, как они хотели уничтожить крепостное право и освободить крестьян, про их восстание на Сенатской площади в 1825 году, про то, как царь Николай Первый расстрелял их из пушек картечью, а пятерых самых главных приказал повесить (и двое из них сорвались с виселицы из-за гнилых верёвок), а остальных сослали в кандалах в Сибирь...

Рассказала потом и про то — как жёны сосланных декабристов добровольно отправились в Сибирь вслед за мужьями, а царь им даже не разрешил взять с собой детей. И они, ради томящихся в сибирских рудниках мужей — навсегда, со слезами, распрощались со своими родными детьми...

Рассказала о тесной связи Пушкина с декабристами и масонами. Хотя по этому вопросу они с отцом и с другими «коммунарами» много спорили...

…

Судьба декабристов, всё-таки, как-то не очень глубоко задела сердце Анфисы. Быть может, потому, что уж «очень далеки они были от народа». И как-то друг с другом они не могли хорошенько договориться, «кто в лес, кто по дрова». И их восстание на Сенатской площади было каким-то не совсем настоящим восстанием, уж слишком пассивным и не продуманным (то ли дело — у большевиков в октябре 1917 года!).

Правда, Анфису очень интересовало происхождение декабристов от масонов, о чём и советские историки, и советские школьные учебники, и сами учителя, почти совершенно ничего не говорили...

…

Но вот, более поздняя, история народников — с их «хождением в народ», с их неудачной пропагандой социализма среди крестьян, и с их вынужденным переходом, в дальнейшем, к тактике террора, с их жертвенностью, с их беспримерным героизмом — потрясла Анфису до глубины души!..

Как бы она хотела оказаться в том времени!..

Да и Ника — в своём авангард-романе про Аэлиту — по сути, мечтала о том же...


Сергей Нечаев

Желябов, Кибальчич, Морозов, Перовская, Вера Фигнер — какие это всё были замечательные люди!.. Анфиса была просто влюблена в них!..

Но особенное впечатление на её исключительно впечатлительную душу — произвела сумрачная и загадочная фигура Сергея Нечаева, про которого Герта рассказывала уже не раз, и про которого у них в доме было много споров...

В своём «Катехизисе революционера» (который Анфиса прочла с жадностью и с трепетом, и не раз перечитывала — и особенно, эти знаменитые, ниже приведённые слова...) он написал:

«Революционер — человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью — революцией».

Да, Анфиса действительно чувствовала, что это так! Что именно таким — и должен быть настоящий революционер! И в этом нет никакой его заслуги — просто это Судьба!..

И она чувствовала, что и она — человек обречённый...

…

Герта говорила, что сам Ленин относился к Нечаеву с огромным уважением, и что даже есть версия (по чьим-то воспоминаниям), что после казни старшего брата Александра он не просто сказал:

«Мы пойдём другим путём!»

А он сказал:

«Мы пойдём — путём Нечаева!»

И Анфиса верила — что Ленин действительно мог это сказать! И невольно (или так уж невольно?..) была здесь с ним здесь солидарна...

…

Анфиса уже знала, что Достоевский был в молодости утопическим социалистом, «петрашевцем» — за что и пострадал, и пережил инсценировку смертной казни через расстрел, и попал на каторгу... И он говорил, что в те молодые годы — мог бы стать и нечаевцем...

Герта потом рассказывала Анфисе и Нике, что Достоевского уже почти перед самой смертью спросили: что, вот если бы он точно знал, что в соседней квартире революционеры готовят покушение на царя — то донёс бы он на них в полицию? И он ответил — что ни за что бы!..

Анфиса про себя подумала — что как глубоко она уважает Фёдора Михайловича за один только этот его ответ! Да что там говорить — даже слёзы на глаза навернулись!.. Ей показалось, что и у Ники тоже...

Хотя все у них говорили, что Достоевский так до конца и не понял Нечаева...

А кто его вообще понял — и тогда и сейчас — думала Анфиса... Понял эту его обречённость...

И Он — Он тоже должен быть человеком, всецело обречённым на революционную деятельность, и обречённым на какую-то совершенно необыкновенную и драматическую судьбу!..

Да, как и она сама...


Подпольная Россия

Потом Анфиса с Никой прочли книгу Сергея Степняка-Кравчинского «Подпольная Россия», которая навсегда произвела на них неизгладимое впечатление, одними лишь портретами деятелей народнического движения...

Потом они прочли — и воспоминания народовольцев Николая Морозова и Веры Фигнер, и биографии Андрея Желябова и Софьи Перовской в книгах из серии ЖЗЛ, и многие другие книги про народников и народовольцев...

Читали они неоднократно — во всех деталях — и про убийство народовольцами Александра Второго на Екатерининском канале (что стал потом называться «канал Грибоедова»), на месте, где теперь стоял заброшенный и заколоченный храм Спас-на-Крови...

Читали, как народовольцы готовили это покушение, как готовили уникальные бомбы, разработанные Кибальчичем (ими позже восхищались даже царские специалисты и предлагали взять их на вооружение армии!)...

Читали, как народовольцы рыли подкоп под Малой Садовой... Как его рыл Желябов, рыл — пока не терял сознание... Как его вытаскивали за ноги из этого подкопа — он приходил в себя — и снова лез рыть...

Этим покушением на царя после ареста Желябова — руководила Софья Перовская...

Это место — где теперь стоял мрачный, заброшенный и загадочный Спас-на-Крови — было у Анфисы, сколько она себя помнила, перед глазами почти всё время. Это было так близко от их дома! И она его видела — хотя бы краешком — едва ли не каждый день...

Особенно — когда у неё, через пару лет, появилась школьная подруга — которая жила в доме напротив, в знаменитом Доме Адамини... Но об этом — ещё будет речь впереди...


Вот здесь стояла Софья Перовская!

Герта и Анфиса как-то раз возвращались домой — по каналу Грибоедова — из Дома Книги на Невском...

Беседа между ними шла — как очень часто — как раз об истории революционного движения в царской России в целом и, особенно, в Санкт-Петербурге. И, в частности, говорили о народовольцах. Ведь в этих местах — всё напоминало о них!..

Так беседуя — они миновали Спаса-на-Крови и мост Гриневицкого — миновали Конюшенную площадь, с трамвайным кольцом и парком такси — прошли через Театральный мост, и — решили пройтись немного вдоль Марсова поля...

И — приостановились на небольшом Старо-Конющенном мосту через Мойку (эти два моста, вместе с «ложным мостом», образуют оригинальный Тройной мост).

И Герта сказала — показывая на середину моста у его восточного парапета — и откуда был виден Михайловский сад с павильоном Росси и Инженерный (Михайловский) замок:

«Вот на этом месте — по некоторым воспоминаниям из народовольческой среды — 1-го марта 1881-го года стояла Софья Перовская, когда прозвучал первый взрыв, взрыв Рысакова, повредивший карету царя...

Перовская — увидев, как это произошло — и что царь уцелел — быстро пошла к месту покушения, пряча в своей муфте револьвер, готовая, если потребуется, сама докончить дело...

Но тут — раздался второй взрыв! Решающий взрыв Гриневицкого... Который, пользуясь всей сумятицей, бросил свою бомбу под ноги царю — подойдя к нему совершенно вплотную... Оба умерли почти одновременно...

И её вмешательство — уже не потребовалось...

Вскоре её арестовали... И впереди её, и её товарищей по делу 1-го марта, как ты знаешь, ждала виселица на Семёновском плацу, где теперь ТЮЗ... У Михайлова два раза рвалась верёвка — но его, всё равно, повесили...»

…

Герта, как всё время казалось Анфисе, была очень похожа на этих знаменитых народниц: Веру Засулич, Софью Перовскую, Веру Фигнер, Марию Спиридонову...

Анфиса знала, что Герта была не только потомственной народницей (и даже левой эсеркой!), но — и что многие из её родственников таинственно пострадали в 30-е годы за их народнические и лево-эсеровские корни и связи...

И сама Герта осталась в войну, в осаждённом Ленинграде, круглой сиротой, в 16 лет. И спасли её от верной гибели — друзья родителей, библиотекари, многие из которых были связаны и с эсерами, и с анархистами. И с Пролеткультом — которым идейно руководил «еретик» и «богостроитель» — а, по сути, коммунист-космист — создатель тектологии и автор «Красной Звезды», организатор Института переливания крови (в результате одного из опытов над собой он и погиб), Александр Богданов...

Но слишком расспрашивать об этом было нельзя...


Народники, эсеры и Песня Солнца

Где-то в конце 1967-го года Анфиса писала в своей «Хронике тонущего корабля»:

«Посмотрели с Никой в «Авроре» ужасно смешной и весёлый фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», из трёх частей. Все его обсуждают и все очень хвалят.

Герта говорит, что Шурик — это герой нашего времени. Но что судьба его может быть трагической. И совсем не такой весёлой как в фильме.

…

Перечитали с Никой ещё раз «Подпольную Россию» Сергея Степняка-Кравчинского. Какая замечательная вещь! Какие это были замечательные люди — все народники! Как сейчас не хватает таких людей!

Герта говорит, что прототипом Овода в романе у Войнич стал как раз Степняк-Кравчинский.

Он убил шефа жандармов Мезенцева кинжалом, мстя за своих товарищей. Это произошло на Итальянской улице (сейчас улица Ракова). Герта показывала это место. Говорила, что он решился на это убийство только с третего раза, когда до него дошло известие о гибели друзей...

И он первым перевёл на русский язык роман «Спартак» Джованьоли.

Фридрих Энгельс знал и очень уважал его, считал своим другом. Карл Маркс тогда уже умер, когда Кравчинский, скрываясь от преследования царских властей, приехал в Лондон.

А погиб под поездом в лондонском тумане. Какая судьба!..

…

Прочла (не выдержала, всю ночь читала) роман «Штундист Павел Руденко» Степняка-Кравчинского. Как он хорошо показал христианские корни идей социализма! Герта всё время говорит об этом. Он очень хорошо показал, насколько близки были взгляды разных русских сектантов-богоискателей из народа (в том числе штундистов, духоборов, молокан, христоверов, «всемирных братьев» и многих старообрядцев), которые хотели подражать первым христианам, и — взгляды социалистов, тех же народников.

У нас сейчас про это не пишут, и в школах не говорят...

Школу ненавижу. И писать про неё не хочу. В ней почти всё враньё! И давит на тебя всё так — что не знаешь, куда бежать!

Дома об этом не говорю, чтобы никого не расстраивать. Только Нике говорю. Её отзывы о школе — примерно такие же, как у меня.

…


Читаем с Никой про «хождение в народ» первых народников в 1874 году. Герта говорит, что это было не только революционное, но и религиозное движение, и совершенно мирное. Но царская власть своими жестокими преследованиями толкнула их на путь террора.

Герта говорит, что Иван Крамской в 1872 году написал картину «Христос в пустыне», которая стала духовным знаменем всего движения народников. Христос в этой картине — не застывший иконный и официально церковный, а — живой и глубоко народный. Этого Христа народники и считали первым социалистом и коммунистом — и шли Его проповедовать в народ...

Ещё Чернышевский создал первую организацию «Земля и Воля». Но её разгромили. Потом после подавления и разгрома всего «хождения в народ» народники создали вторую организацию, которую тоже назвали «Земля и Воля». А потом «Земля и Воля» раскололась на две организации: «Народная Воля» и «Чёрный передел». А раскололись они из-за вопроса о терроре. В «Народной Воле» были за террор, говорили, что другого пути для изменения социального и политического строя в России нет. Там были Желябов, Кибальчич, Софья Перовская и Вера Фигнер.

А в «Чёрном переделе» были против террора, но их было меньшинство. Там были Плеханов и Вера Засулич. Они потом эмигрировали в Швейцарию и стали там марксистами, и создали группу «Освобождение труда».

…

Я когда вижу Спас-на-Крови — то почти всё время вспоминаю про 1 марта 1881 года, когда народовольцы убили на этом месте Александра Второго. Говорят, что и огромное пятно крови там выложено из красного камня.

Герта нам с Никой рассказывала про это во всех подробностях, и гораздо больше, чем у нас написано во всей официальной исторической литературе.

Нам с Никой тоже очень близки народовольцы и, вообще, народники. Хотя насчёт террора — это, конечно, вопрос очень сложный. Наверное, тогда это было необходимо и неизбежно в той исторической обстановке.

А вот сейчас?..

…

Опять не могу не написать про Сергея Нечаева.

Сергей Нечаев — самый удивительный революционный деятель того времени! От него отвернулись все, и из-за его террора, и из-за его мистификаций. Но Герта говорит, что такого одержимого идеей революции человека не было больше во всём русском революционном движении.

Он был из простого народа и сам получил образование самоучкой. И его сестра потом вспоминала, что в него были смертельно влюблены поголовно все её подруги — но он не обращал на них совершенно никакого внимания и думал только о революции.

Он написал потом в Европе «Катехизис революционера» (быть может, в соавторстве с Бакуниным). Герта давала нам с Никой его прочесть, ещё раньше.

Я как прочла тогда у него, что революционер — человек обречённый, то сразу почувствовала, что этот человек будет мне близким по духу навсегда, что бы он ни делал, и что бы про него ни говорили. И Ника со мной здесь полностью согласна.

И Ленин Сергея Нечаева очень уважал и ценил. Но об этом у нас сейчас не принято писать...

…

Герта говорит, что свой скандально знаменитый роман «Бесы» Достоевский написал как раз после убийства Нечаевым этого странного студента Ивана Ивановича Иванова (который обещал всех выдать, если ему не дадут места в руководстве организацией).

Все народники говорили, что этот роман — полная карикатура на всё революционное движение в России...

…

Прочла роман «Бесы» Достоевского. Не выдержала. Опять читала всю ночь. Из-за Нечаева — которого Достоевский действительно изобразил в совершенно карикатурном виде. Но впечатление от книги у меня просто чрезвычайно сильное. Кончила читать днём и несколько часов ходила как ошарашенная. Что-то Достоевский, всё-таки, такое почувствовал. И в революционерах, и в самом человеке.

Удивительное и странное чувство, что Достоевский одновременно и очень прав — и очень не прав. И Нечаев тоже: и очень прав — и очень не прав. А люди они оба — совершенно разные, даже просто совершенно противоположные. И это удивительно.

Я думаю, что все талантливые люди — очень противоречивы.

Ника — очень противоречива.

Значит, и я тоже? Да, наверное. Я тоже не знаю, куда мне бежать: не то к индейцам — не то в Космос.

И мы обе так мучаемся...

…

Герта говорит, что вся русская революция вышла из русской литературы. Об этом, кажется, Василий Розанов писал. Он говорил, что в русской революции — всё литературно.

А Герта говорит, что вся наша революция началась с выстрела на Чёрной речке — когда смертельно раненый Пушкин, уже лёжа на снегу, попытался ответить на выстрел Дантеса. Считается, что пуля Пушкина попала Дантесу в металлическую пуговицу, и это его спасло. Есть даже версия, что Дантес имел на себе какую-то кольчугу или панцирь. Но Герта в это не верит, и считает, что Дантес был не способен на такую подлость.

А Наталью, жену Пушкина, Дантес очень любил. И она, видимо, тоже была в него влюблена. Вот так и начинаются все войны и революции!

…

У нас в официальной исторической и партийной литературе совершенно не говорят о том, что самыми прямыми преемниками и наследниками всех народников и народовольцев — были эсеры, а не марксисты! У нас даже очень не любят пояснять, что «эсер» — это ведь значит «социалист-революционер» (а социал-демократов называли «эсдеки»).

Я знаю, что Герте очень симпатичны левые эсеры и эсеры-максималисты. И Мария Спиридонова особенно. И нам с Никой тоже. Но и большевики — тоже! Ленин, Богданов, Дзержинский! Да и Троцкий тоже. Про Сталина мы с Никой до сих пор не решили.

Просто сейчас у нас всё это совершенно извращено и опошлено. И очень о многом замалчивают: и про большевиков, и про эсеров, и про таких «еретиков» как Богданов. И про всю революцию.

…

Обсуждали очень горячо у нас на кухне пьесу Михаила Шатрова «Шестое июля» про мятеж левых эсеров 6 июля 1918 года. Герта, как всегда, очень защищала левых эсеров, а отец — большевиков, хотя при этом во многом соглашался с Гертой.

Если бы тогда, во время Гражданской войны, не поссорились большевики, левые эсэры и анархисты! Если бы они потом вместе строили социализм! Какая бы это была силища!

И Марию Спиридонову очень жалко. Да и Нестора Махно тоже — сделали из него какое-то пугало...

Я опять слепила хлебного человечка. Как тогда Мария Спиридонова, когда ждала смертного приговора. И опять съела его. И это во мне — Революционер. Как Сергей Нечаев, которого сгноили в Петропавловской крепости. И за него ещё надо отомстить!

…

Обсуждали на кухне поэму «Двенадцать» Александра Блока. И отец, и Герта в один голос говорили, что это гениальная вещь, и что без неё совершенно невозможно понять нашу революцию. И Христос в ней — Революционер и Коммунист. Но в школе про это не услышишь. И лучше про это и не заикаться.

Герта особо выделяла, что эта поэма была опубликована в газете левых эсеров «Знамя Труда», редактором которой была Мария Спиридонова.

Зачем её расстреляли? В 1941 году! Она же предлагала самому Сталину — дать ей возможность лично организовать и устроить убийство Гитлера! И она смога бы! И она могла бы возглавить партизанское движение...

Недоверие к человеку?..

В нашем человеке действительно оказалось — слишком много буржуазного и мещанского!

В нашей школе — я и сама не могу никому верить...

…

Наши знакомые педагоги-энтузиасты говорят, что произошёл полный конфликт и полный разрыв всего педагогического Коммунарского Движения с бюрократами из ЦК ВЛКСМ.

И наши знакомые с Никой девочки-коммунарки говорят то же самое. Говорили, что и раньше их страшно зажимали, а теперь и вовсе запретят. Хоть уходи в подполье и переходи на нелегальное положение.

Их ревком на чердаке тоже накрылся. Но у них в запасе есть и ещё чердаки и подвалы, о которых никто не знает.

…

Знакомые Герты по библиотечному делу хорошо знают Ольгу Берггольц, ещё со времён блокады. Говорят, что она человек редчайшего мужества и честности!

Нам с Никой очень нравятся стихи Ольги Берггольц. И Герта про неё очень много рассказывала, про её героизм во время блокады, про её арест и тюрьму. Она всегда была настоящей коммунисткой и всегда мечтала о настоящей Коммуне.

В 1918 году петроградские рабочие-коммунары с Нарвской заставы создали на Алтае земледельческую коммуну Первороссийск, которая была уничтожена колчаковцами. Об этом Ольга Берггольц поведала в своей поэме «Первороссийск».

Герта говорит, что это всё — мечта о Городе Солнца...

И он — будет построен!..

Кампанелла тоже был космистом.

…

Отец говорит, что социализм — это социальный космизм, и это понимали ещё и социалисты-утописты, и народники.

А коммунизм — это полный космизм, когда человек станет полностью космическим существом, а Космос — станет полностью человеческим домом и даже как бы человеческим организмом.

И вот тогда — человек станет бессмертным и всемогущим, как Бог! И только тогда — мы победим и все болезни, и смерть, и всякую несправедливость, и всякое зло!

И даже сможем воскрешать мёртвых.

Здесь Николай Фёдоров был глубоко прав, хотя его почти никто не принимал всерьёз. А он был учителем Циолковского, которого тоже считали сумасшедшим. А Ленин в него поверил.

Николай Фёдоров писал, что пока человек не может победить смерть — он ещё не человек. И до тех пор будут и бедность, и эксплуатация, и насилие, и любое социальное зло.

Почему об этом не говорят в школе? Почему забивают голову всякой ерундой? Почему не учат тому — как человеку победить зло и как победить смерть? Какой смысл в их «учёбе»?

…

Я даже не знаю, чего больше жду: Нового Года — или просто каникул, пусть даже очень коротких! И даже лета жду уже не потому, что люблю нашу дачу, и лес, и Природу — а потому, что целых три месяца смогу не ходить в школу! И это уже будет великое и превеликое счастье!

А учиться — смогу сама! Так, как учат самые лучшие и самые мудрые книги! И как учит сама Природа!

А Природа — это сама Вселенная! Она и есть — Главный Учитель!

Отец говорит, что единственный...

А Данила говорит, что вся Вселенная — это единая Песня Жизни. Только надо её услышать. А услышать её можно только сердцем...

А Алик говорит — что надо услышать Песню Солнца! И построить — настоящий, Солнечный Социализм!

Данила сомневается, говорит:

«Не слишком ли много вранья кругом — для такого высокого и светлого революционного строительства?»

А Алик утверждает страстно и решительно:

«Построим — когда взойдёт Солнце Правды!..»

А Данила ему:

«Взойти оно может — только в тебе самом! И только оно и может — сделать из тебя революционера!..» 09.01.2019

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.