Волны Иссык - куля

АЛЕКСЕЙ СУХИХ

ВОЛНЫ ИССЫК - КУЛЯ
Рассказ.

Было что-то удивительно – неповторимое и прекрасное в этом море – озере, в его беспредельных сливающихся с небом далях, в кристально чистой голубой воде, такой прозрачной, что казалось можно сосчитать все песчинки на его дне. Озеро притягивало к себе людей и даже мимолётно, взглянув на него только раз, никто не мог ни забыть, ни равнодушно отвернуться от этого чуда природы.
Генка не был исключением. Он часами просиживал на берегу и без устали смотрел в голубые дали, туда, где небо сливалось с водой и уже за этой линией виднелись как бы висящие в пространстве, белые шапки гор Тянь - Шаня. Генка никогда ещё не был на море, хотя за свои семнадцать лет исколесил немало дорог.
После смерти матери он не расставался с отцом, которого бросала в разные края бродячая судьба топографа. Но в этот раз ему круто повезло. Он кончил школу, отец принял его на работу в топографический отряд и дал перед работой месяц отпуска в награду за хорошее окончание учёбы (шутил, конечно ) Но всё сходилось в точку. Отряд стоял на берегу озера в Ананьево. И не дать сыну отдых после школьных выпускных было бы для отца просто неприличным поступком. И Генка балдел. Море, волны, пусть редкий, но белый теплоход на горизонте, теплая прозрачная вода, полутропическая жара и белые шапки вечных снегов на вершинах гор. На берегах сотни и тысячи беспечных радостных отдыхающих и ему уже семнадцать лет и он не школьник, а рабочий, способный зарабатывать деньги Он уходил из лагеря с первыми лучами солнца, освещавшими из - за гор верхушки облаков и приходил, когда все мирно спали. Никто в отряде не видел, когда он ел и спал. И только отец, дождавшись его однажды вечером, пожурил слегка и спросил, улыбнувшись:
- Ты что, влюбился, может?
И Генка, блеснув своими зеленовато - серыми глазами, мечтательно прищурился и сказал совсем серьёзно:
- Да!
- Смотри, старик, нам влюбляться нельзя. Мы народ кочевой, - сказал отец и ласково потрепал его вихрастую голову. Помолчал немного и ушёл, больше ничего не сказав.

Было раннее утро. Солнце только начинало подниматься и с лёгкой шалостью ребёнка затеяло игру в прятки с маленькими тучками, сгустившимися на краю неба. Чистый прохладный воздух ещё синел в провалах гор. Его синева спускалась вниз и сливалась с бесконечной голубизной озера. Всё вокруг было голубым.
Генка сидел в маленькой лодке, которую брал у одинокого старика, жившего в домике на самом берегу озера. Дед любил говорить, Генка умел слушать. Так они и подружились. Генка стал заходить к нему и дед, влюблённый в озеро, рассказывал ему удивительные истории, происходившие на его берегах. У деда была лодка. Сам он редко брался за вёсла, разве что, когда рыбки хотел половить, и лодка стала постоянным спутником скитаний Генки по озеру
Лодка слегка покачивалась на набегавших волнах; Генка сидел, смотрел вдаль, слушал несмолкаемый рассказ волн, и ему казалось, что он понимает этот бессловесный разговор и неоформленные мысли уносились вслед за волнами, за их странствиями к далёким берегам. Он так задумался, что не заметил, как подошла Таня.
- Генка…- негромко позвала она.
Он, погружённый в себя, не шевельнулся. Тогда Таня на цыпочках подобралась к лодке, вставила в рот два пальчика и пронзительный залихватский свист разрезал утреннюю тишину. Генка вскочил, как будто его выбросила пружина. Лодка закачалась, и он едва удержался на ногах.
- Спишь, противный. – Таня бросила в лодку сумочку, из которой высовывались различные свёртки с провизией, забралась сама и скомандовала:
- Отдать концы!
И видя, что Генка не торопится, кинула в него горстью воды.
- Эй, команда, три наряда вне очереди!
Генка выпрыгнул на песок, оттолкнул лодку от берега, на ходу заскочил сам и уселся на корме. Таня взялась за вёсла.
Таня была самостоятельная девочка. Всего на год старше, она командовала Генкой как хотела. Она и познакомилась с ним сама. Генка, как он сам признавался себе, никогда бы не решился подойти к такой красивой девушке, а она, по его мнению, была самой красивой девушкой на всём побережье. Чуть вздёрнутый нос, широко расставленные серые глаза, один из которых она очень часто прищуривала, и тогда лицо её принимало удивительно задорное и лукавое выражение. Коротко обрезанные тёмные волосы и нежные полные губы дополняли эту «до ужаса симпатичную мордашку», как заявил ей однажды Генка в неожиданном для себя порыве храбрости.
Они познакомились на дальнем мысу, который одиноко и гордо вдавался острой песчаной полосой в море. Перед самым краем мыс прерывался сотней метров воды глубиной до пояса и заканчивался небольшим островком. С тех пор, как Генка завладел лодкой, он часто уезжал туда с утра, пропадая до самого вечера. Там никого никогда не было, и он чувствовал себя своеобразным Робинзоном. В этот день он сидел у самой воды и продумывал свои, одному ему известные планы. День клонился к вечеру. Он уже собирался покинуть свою обетованную площадку, как услышал:
- Эй, мальчик, это твоя лодка?
Удивлённый появлением неожиданной феи, Генка глядел во все глаза на виновницу разрушения его уединения и ничего не говорил.
- Ты, почему не отвечаешь! Может, у тебя языка нет?
Она была в лёгком платье, босиком. Маленькая соломенная шляпка закрывала её лицо от солнца и вся она светилась в его лучах, и вся она была, какая – то невесомая и, как показалось Генке, совсем неземная жительница. Генка заулыбался. Она тоже улыбнулась.
- Так что же ты молчишь?
- Откуда ты появилась? – вопросом отвечал он. – Здесь никого никогда не бывает.
- Так уж и никогда. Я же появилась, - и понизив голос, таинственно прошептала: - Слушай, ты никому не скажешь? Я убежала!
Оправившись от неожиданности, Генка спросил:
- За тобой гонятся?
Она рассмеялась.
- А ты парень с юмором. Мне это нравится.
При слове «парень» у Генки расширились плечи, и он стал чуть выше.
- Только я устала и хочу есть, - сказала Таня - Если ты отвезёшь меня к нашему пляжу, я буду очень благодарна.
- Ты хочешь есть? - он бросился к лодке, и через минуту они оба уплетали колбасу с хлебом, запивая холодной ключевой водой, которую Генка, наученный походной жизнью, неустанно таскал с собой и прятал от солнца. Когда они поели, Таня прищурилась и сказала:
- Слушай, друг, - ты мне начинаешь нравиться. Держи «лапу», знакомиться будем. – И протянула ему маленькую с длинными тонкими пальчиками руку. Генка протянул свою и осторожно сжал девичьи пальцы.
- Ты что, раздавить боишься? – засмеялась она и с силой сжала ему пальцы.. – Благодарю за тёплый приём в столь уединённом месте. – Глаза её смотрели лукаво. Генка сжал её руку в ответ.
- Ну и отлично! А теперь поехали. - Таня уселась в лодку.
Генка уже научился прилично грести. Лодка шла ровно, чуть покачиваясь на небольших волнах. Таня сидела на корме, опустив одну руку в воду. Лицо её было задумчиво, даже хмуро.
- Интересно, ты убежала и почему- то торопишься вернуться назад? Разве так убегают? – нарушил Генка тяготившее его молчание. – И почему ты решила убежать? В лагере не так уж и скучно. Я иногда захожу туда, веселые мальчики, девочки, музыка.
- А ну их всех весёлых, - равнодушно и немного раздражительно сказала Таня. – Они мне надоели. Все на один манер, болтают одинаковые глупости и лезут целоваться. Скучища…
- Разве целоваться скучно?
- Ха! – презрительно фыркнула Таня. – Ты что, тоже хочешь целоваться со мной. А я уж подумала…
- Я? – Генка смутился. – Я не знаю, скучно ли это…,- он посмотрел на сидящую перед ним девушку и покраснел. Так уж получилось в его мальчишеской биографии, что он не целовался с девочками «по- настоящему». Дружил, провожал, влюблялся, но никому не сказал, что любовь переполняет его, а поцелуй ему представлялся верхом любви и он не мог просто так взять и полапать.
- Что не знаешь? Ты что, не целовался с девочками? И чему тебя учили в школе!? Может, ты и маму не целуешь?
- У меня нет мамы, - глухо сказал Генка и отвернулся.
Тихо шелестели волны о корпус лодки, негромко бурлили вёсла, мягко грело вечернее солнцё. Генка грёб все также равномерно и молчал.
- А знаешь, Гена, мне сегодня захотелось побыть одной, совсем одной, чтобы вокруг не было ни души, и даже немного хотела заблудиться. Я долго шла по берегу и думала, что никого не встречу. И набрела на тебя. – Как – то доверчиво сказала Таня после молчания.
- Кажется, ты не очень огорчилась.
- Ещё бы! По воде здесь не так далеко. А мне надо было все же вернуться во время. Мама будет беспокоиться. А ты что тут делал?
- Да так. Люблю, когда никто не мешает, - улыбнулся Генка. Облачко грусти покинуло его, и он снова посмотрел на Таню весело и приветливо.
- Так я тебе помешала?
- Нет, я очень рад! – и оба рассмеялись.
Генка отвёз Таню в лагерь. Пока плыли, он узнал, что они с матерью приехали на Иссык – Куль из Алма –Аты, что она год уже работает на какой-то неинтересной работе, успела запутаться в каких – то жизненных вопросах и сейчас пытается обрести спокойствие. Он рассказал ей о себе, и с того раза Таня каждое утро находила его на берегу. Он был немного удивлён, что она с такой лёгкостью забросила привычный круг друзей и проводит всё время с ним. Но ему не лезли в голову всевозможные причины, о которых он и понятия не имел, что они бывают, и был свободен от дурного настроения. И был счастлив, что нашёлся друг, понимающий его во всём. Их отношения напоминали скорее дружбу двух мальчишек, деливших меж собой и радость и обиды, чем дружбу юноши и девушки. Они весело и беззаботно облазили все окрестности, добирались до вечных снегов, катались на лодке, объезжали «дикого» осла и воплощали в жизнь всё, что создавало их безудержное воображение. Они были так молоды, что всюду для них находилось и новое, и интересное. Лишь иногда на Генку накатывалось незнакомое томительное чувство, когда он смотрел на Таню, но обычно предлагалась новая отчаянная выходка, и он забывал обо всём. Всё вокруг было ослепительно и прозрачно.
В этот день они собирались поехать на «свой» мыс и встретились пораньше. Таня научилась прилично управлять вёслами, и лодка шла ровно.
- Генка, тебе нравится жизнь? – неожиданно спросила она.
- Конечно!- не задумываясь, ответил он. По правде говоря, он никогда и не задумывался над этим. Он жил и всё. Ему всегда нравилось всё, что его окружало. Ему нравился город, где он родился и рос, его школа, и места, где он бывал с отцом, и работа отца, и люди, которые его окружали. И он сказал удивлённо?
- А почему ты об этом спрашиваешь? Разве ты чем–нибудь огорчена? – спросил Генка и с неожиданной остротой вдруг вспомнил её беспричинную задумчивость среди звонкого смеха, её тускнеющие глаза в этот момент и то, что она с усилием отгоняла смутившую её мысль.
- Просто у тебя всё время смеющаяся морда, - ответила Таня. – Тебе всё нравится. Отчего?
- Наверное, потому, что ты здесь, со мной.
- Правда? – Таня прищурилась.- Я тебе нравлюсь?
Вопрос был прямой, и Генка заёрзал от неожиданности. Он никогда даже себе не признался бы в том, что Таня ему нравится не как друг…Он всегда отгонял от себя эту мысль, если она и приходила ему в голову, и сейчас растерялся.
- Чудак, лодку перевернёшь. Если я тебе нравлюсь – не стоит из - за этого меня топить.
Генке стало вдруг жарко. Он вскочил, крикнул: «Танька, ты самая, самая лучшая…» и прыгнул в воду. Брызги разлетелись во все стороны; когда он вынырнул. Лодка раскачивалась далеко в стороне, и солнце блестело ему прямо в глаза. Он зажмурился, и ему казалось, что оно подмигивает ему, подбадривает.
- Будь смелым, Генка, - передавало своими лучами солнце.
- Будь сильным, - шелестели волны.
- Славная девочка Таня, - подмигивало солнце.
- Плыви скорее к ней, - шептали волны.
Генка перевернулся на спину. Синее, синее небо было над ним. Его глубина сливалась с глубиной моря и отражалась двойным сиянием. Волны перекатывались через Генку, ласкали, убаюкивали.
- Генка…а…а…а, - слышался вдалеке голос Тани.
- Слышишь, это она зовёт. Плыви скорее к ней, - ласкалось море, - не заставляй ждать, плыви.
- Генка, ну что же ты? – раздался над ним голос Тани. Он перевернулся в воде. Она сидела в лодке прямо над ним, серые глаза смотрели на него красивые и близкие.
- Таня!?
- Ай, ай, Генка! То меня хотел утопить, то сам решил утопиться. А ну, марш в лодку и без фокусов. Бери вёсла и раз…
Генка грёб. Злые брызги вылетали у него из под вёсел и лодка неслась едва касаясь воды. Казалось, волны сами несут её. Он ждал, что Таня скажет что - то другое, что он и сам не представлял, но только не станет смеяться над ним, а она…А она молчала. И Генка грёб, уставившись себе в ноги, и лодка неслась, и ему казалось, что волны шептали: «А как же так выходит, Таня?»
Таня смотрела в это время на Генку, и лукавые обычно глаза её были только красивые и добрые.
- Стоп машина! Приехали.
Лодка с ходу врезалась в песок. Таня выскочила, повернула корму на берег.
- Генка, а Генка, - позвала она. – Приехали.
Он сидел в лодке, смотрел вниз и сжимал вёсла.
- Генка, глухой! – смеялась Таня.
- Чему она радуется, - думал он, - Ей весело, что я…, что она поняла, что я…И сколько раз себе говорил, что и думать не надо. Дружим, и отлично! А тут сболтнул и вообразил, что она должна как - то откликнуться. И естественно, она права и ей весело видеть мою дурацкую рожу и она смеётся надо мной. А я так глуп, что переживаю. Хотя, что я ей скажу... Один, побыть одному…
Генка выскочил из лодки и, не взглянув на Таню, быстро, почти бегом зашагал вдоль берега.
- Генка, ты куда? – удивлённо крикнула ему вслед Таня, но он не оборачиваясь уходил дальше и дальше.
- Пусть смеётся, - думал он, - пусть. Пусть я не такой, как те ловкие мальчики из лагеря и не умею сказать слова, какие они говорят не задумываясь… Каждое из таких слов мне кажется таким значительным, что сказав его, я должен быть навсегда с той, которой его сказал… И что же мне теперь делать… - Он упал на песок и раскалённые высокогорным солнцем песчинки обожгли его опалённое зноем и вырывающимися слезами лицо. – Пусть смеётся…, - шептал он. – Пусть. – И выкатившиеся слезинки перехватило и высушило горячее дыхание берега.
Был полдень, когда он вернулся к лодке. Таня лежала в тени приподнятой на один бок лодки, закрыв лицо своей соломенной шляпкой.
- Генка, это ты? – окликнула она, когда скрипевший песок под его ногами достиг её слуха.– Ты зачем убежал, разве я тебя обидела? Молчишь! Ты злой и сделал мне очень больно.
- Я! Тебе? Да я…,- задохнулся Генка.
- Что ты?
- Да так, ничего, - Генка вспомнил свои «песочные бдения» и решил быть выдержанным.
- Слушай, ты сказал, что « я самая лучшая в мире!». Это правда?
Генка кивнул
- Я ничего не слышу. Почему ты не отвечаешь?
- Таня, ты самая хорошая девочка в мире, - сказал Генка. Помолчал и добавил. – И если тебе нравиться, то можешь смеяться. Я больше не буду убегать.
- Мне нравится, - сказала Таня. – Подойди ко мне.
И когда он подошёл и присел рядом, она откинула шляпу, обхватила обеими руками коротко остриженную Генкину голову, притянула к себе и крепко поцеловала его в обветренные губы. Потом оторвала от себя его ничего не соображающего, замутившегося и легонько оттолкнула. От толчка он перевернулся через себя, потом ему пришла мысль, что на руках ходить удобнее. Сердце его отчаянно колотилось, ему казалось, что удары эти слышны на другом берегу и чтобы как - то унять охватившее волнение, он кинулся в спасительные волны. Таня засмеялась и прыгнула за ним.
Время, место, пространство, Таня стали для Генки неразделимы. Волны Иссык –Куля и небо, день и ночь, утро и вечер соединились в одно целое и в центре всего была Таня.
- Генка, очень любишь меня?
-Не знаю.
- Как не знаешь? – тревожно сказала она, улыбка медленно сошла с губ, лицо стало жёстким и усталым.
- Нет, нет. Не то и не так. Я ещё не знаю, как представить слово «люблю». Его так часто повторяют. Если это то, что хочу всегда видеть тебя, смотреть в твои глаза, исполнять любое твоё желание, если по одному взмаху твоих ресниц я готов пойти куда угодно и на что угодно, если я не представляю завтрашний день без тебя, без этой улыбки и этих глаз, лукавых и ясных, как иссык – кульский день. Я хочу взять тебя на руки и нести через эти горы и равнины, через время. И если всё это вмещается в короткое слово «люблю», я готов повторять его каждое мгновение. Я люблю тебя, Таня, очень люблю.
- Поцелуй меня, Гена.
Однажды Генка не приходил на берег весь день. Таня бродила по берегам одна, сердилась, скучала, беспокоилась, снова сердилась. Он пришёл вечером, усталый, поцарапанный и счастливый.
- Противный мальчишка, где ты пропадал? Отвечай сейчас же и только правду.
- Вот, - сказал Генка и протянул Тане тройку эдельвейсов бережно укутанных в стебельки суховатых заоблачных трав.
- Генка…, - только и сказала она, и пропащий день её снова заискрился блёстками. И столько нежности было в глазах, что Генка мгновенно утонул в их глубине. Он сразу позабыл, как дрожали его коленки, когда он никак не мог нащупать надёжную опору на вертикальной скале, забыл, как пробирался под ледяной струёй водопада, забыл, как обломился ненадёжный сучок и он улетел в колючие кусты. В это мгновение он готов был бегом пробежать все скалы Тянь – Шаня, собрать все эдельвейсы и усыпать ими эту девушку, лучше которой быть не может.
В отряд как обычно, он пришёл поздно. Его поджидал отец. Он сидел не чурбаке, опустив руки на колени и задумчиво смотрел на огонь догорающего костра.
- Пришёл, старик! – сказал отец, заметив появившегося из темноты Генку. – Долгонько изволил пропадать.
- Ну и что!?
- Да так. Давно тебя не вижу, – и кивнув на обрубок дерева рядом с собой, добавил, - садись.
Генка сел и посмотрел на отца. Тот сидел, медленно потягивая дым из прокуренной, видавшей виды трубки и всё также внимательно смотрел на огонь. Он сидел не шевелясь и думал о чём –то своём. Взгляд у него был безучастный, отрешённый. Генка впервые вдруг осознанно заметил седину в волосах отца густо заполонившую могучую отцовскую голову, глубокие морщины, прорезавшие лоб и усталость тяжёлых надёжных рук, сжимавших сейчас маленькую старую трубку. Генка всегда видел в отце мужественного сильного человека, который был примером ему во всём и никогда не думал о нём как просто о человеке с обычными для людей поступками и страстями.
- А ведь и он кого - нибудь любит? – неожиданно подумал Генка и вспомнил как он, неизвестно почему, не хотел видеть женщину, часто появлявшуюся у них в доме несколько лет назад. Отец тогда мало с ним разговаривал, бывал мрачен. А потом женщина перестала появляться.
- Неужели я был виноват, что отец не женился больше? Эх, отец. Разве можно обращать внимание на капризы таких глупышей, как я! - Генке так стало жаль отца, что он позабыл о себе и о Тане
- Вот так, старик, - раздался голос отца. – Я же тебе говорил, что нам нельзя влюбляться. Придётся проститься тебе со своей русалкой. Завтра уходим за Каракол, на другую сторону озера и тебе надо будет включаться в работу..
- Как уходим! Почему уходим? Я ничего не знаю.
- Да так уж. Не хотел тебя тревожить, а ты ничего не замечал.
И отец снова отвернулся к костру, думая о чем- то своём, далёком. Так думал о нём Генка и был полон бурей противоречий, закрутившихся в нём, в которых перемешалась жалость к отцу, жалость к себе от ожидаемой и неожиданной разлуки с только что обретённой любовью, и боль за оставляемую также неожиданно для неё в полной непонятности Таню.
- Я на берег, - отец, скоро вернусь» - крикнул Генка и скрылся в темноте.
А отец думал не о себе, а о нём.
- Эх, Генка, - думал он. – Вот и ты повторяешь меня. И тебе приходится уходить от любви. А дождётся ли тебя твоя любовь? И если нет, если не было любви, тебе всё равно будет казаться, что виноват ты и долго ещё будешь вспоминать об этой потерянной мечте. А может, всё будет иначе и тогда ты будешь вспоминать день разлуки как первый из дней, который тебе надо прожить перед будущей встречей.
Генка летел к лагерю, где жила Таня, в ужасе. Они ни о чём не задумывались. Он знал, что она из Алма – Аты, она знала что он из отряда. Ни фамилий, ни адресов. Но палаточная база отдыха спала. Сторожа не позволили пройти « Что же, завтра буду в шесть утра», - сказал себе Генка и вернулся в отряд.
Весь остаток ночи в тревожном сне Генка терял Таню. Она то убегала от него, то искала его, но они никак не могли встретиться. Он часто просыпался, чтобы подняться в шесть и слетать к Тане. А когда шесть пробило, он крепко спал. Проснулся он от настойчивого встряхивания за плечо. Над ним стоял отец.
- Вставай, и живо прощаться к русалке. Семь часов уже. Машины пришли, начинаем грузиться.
- Ты лучший в мире отец, - закричал Генка, обнял его и чмокнул в щёку.- Я вихрем
Генка влетел в Танин лагерь, но его полёт остановил знакомый пацан:
- Не спеши. Она уехала на экскурсию в ущелье. Вчера вечером с турбазы пришли инструкторы, устроили шухер – в общем обставили, что это у наших горожан единственная возможность увидеть настоящие горы и все ринулись. Автобус за ними пришёл в пять часов. Так что жди до вечера.
Действительно, половина палаточных домиков были пусты. Генка попросил у паренька листок бумаги. «Таня! Я с отрядом ушёл на другую сторону озера. Вернусь. Жди. Отряд № ….., ..управления…, ..кого края…, …ов Геннадий… ». Затем зашёл в домик и положил листок под вазу с цветами.
- Подскажи Тане, что я записку оставил, - сказал он своему знакомому.
С экскурсии Таня с мамой вернулись вечером. Действительно, всё было очень интересно и красиво. Но все очень устали и хотели спать.
- Я купнусь, - сказала Таня матери и убежала на озеро.
- Купнись, - сказала ей мать и подумала, что хоть сегодня будет дома, а не с этим неизвестно откуда появившимся сорванцом. Хорошо, что послезавтра уеэжаем и вся озёрная любовь закончиться. - Она поправила скатерть на столе и увидела записку. - Так… Ну, совсем хорошо. Он ещё и сам отвалил. А записку я вот так. - И она разорвала листок бумаги на мелкие кусочки.
Таня вернулась быстро, с мокрыми волосами, посвежевшая.
- Мама! Мне оставлена записка, ты не видела.
- Какая ещё записка!
- Мне сказали. Гена приходил утром.
- Ничего не знаю.
- А это, - Таня увидела клочки бумаги, которые мать не успела выкинуть со стола. - Зачем ты, мамочка. - Она опустилась на кровать и заплакала.
- Не плач, девочка, - присела к ней мать и обняла за плечи. - Он уехал, мы уедем. Было весело и хорошо. Он же совсем мальчик, а ты осенью выйдешь замуж…
- Никуда я не выйду! – сорвалась на крик Таня. – Не нужны мне твои женихи. Я Генку люблю. Учится пойду на геодезический. Ты уничтожила адрес. Такую тонкую ниточку. Так я сама найду этот отряд. Это не иголка. Весь Иссык- Куль переверну… А тебя сейчас видеть не могу.
И бросившись на кровать, Таня завернулась в одеяло наглухо.
Мы предполагаем, нами располагают. И не обязательно люди. Обстоятельства! Говорят, что нет в мире ничего случайного. Генка сумел выбраться к Тане только через три дня. Перед лагерем он остановился, перевёл дыхание и медленно пошёл по аллее к домику Тани. Редкому семнадцатилетнему ложились такие тяжести на мысли и сердце. Он постучал по дощечке у входа. «Войдите..» Генка откинул брезентовый клин и вошёл. В домике за столом сидели две незнакомые девушки. Они были в лагере второй день и ничего не знали. А предыдущая смена уехала вся полностью. Генка оставил им все данные о себе и попросил дать знак по случаю.
Генка вышел из домика и прошёл к морю. Там он тяжело опустился на песок, обнял руками колени и так застыл. Жизнь у него не кончилась. Она остановилась.
Промелькнули быстрые южные сумерки. Берег и озеро скрылись в темноте и лишь прибой лёгким ворчанием предупреждал, что озеро живёт. Генка разбитый и опустошённый, медленно брёл вдоль берега. От безнадёжности ему хотелось плакать, но для слёз у него уже не хватало сил..
Из оцепенения его вывел звон гитары. Генка поднял голову. Прямо перед ним горел костёр. На перевёрнутой лодке в неестественных позах сидело с полдюжины ребят. Им было не очень удобно, но они мужественно переносили свой, отработанный на зрителя стиль посадки. Плечи, руки, ноги и всё, что могло двигаться – двигалось, вращалось, подпрыгивало. «Мы идём по Уругваю…ваю…ваю…- не совсем в лад с повизгиванием и урчанием вырывалось из их глоток, - ночь хоть выколи глаза а а …Слышны крики попугая, обезьяньи голоса… » Генка вздрогнул. Ему вдруг стало физически противно от этого алкогольного повизгиванья, от этой песни, которую не так давно и он не без удовольствия подтягивал.
- Заткнитесь вы…, - хотелось крикнуть ему визжащей ораве, но он только махнул рукой и быстро пошёл прочь. А вслед неслось –«…женщин нету и не надо…надо…надо…и без женщин можно жить…»
- Как всё противно! Какое счастье было быть в щемящей тишине с милой Таней. Где я тебя найду, Таня? Где ты?
К полночи появилась луна, озарив бледным светом мерцающие волны озера и силуэты гор.. От берега вместе с волнами побежала лунная дорожка, сначала узкая, а дальше всё шире и шире, пока не заняла полгоризонта. В стороне от дорожки вода была тёмной и неподвижной, а здесь она быстро убегала вдаль, сливаясь с луной и бежала в пространство, к звёздам.
- Где же ты, Таня? - Генка упал в мягкую копну, долго смотрел на яркие крупные горные звёзды и, наконец, незаметно уснул крепким сном смертельно уставшего человека.
Проснулся он от толчка. Кто-то легонько толкал его в плечо. Он открыл глаза и увидел деда.
- Генка, а Генка. Ты что же в копне спишь? До деда не мог дойти. И уехал с отрядом, не зашёл проститься.
Генка обрадовался деду и виновато улыбался.
- Ну ладно. Вставай. Пойдём чай пить.
Они сидели на крыльце и неторопливо пили чай. Генка молчал, тоскливо поглядывая в голубые дали. Старик с шумом втягивал в себя чай с блюдца и загадочно щурился. Влив в себя изрядное количество ароматной воды, дед как бы невзначай, проговорил:
- А знаешь, парень, та девчушка, что с тобой на лодке каталась, приходила, однако, сюда.
Генка встрепенулся. Дед, не обращая внимания, продолжал :
- Скучная такая была…
- Она что – нибудь говорила?
- Нет, однако. Только попросила лодку, в последний раз, говорит, прокачусь и поплыла прямо туда. – И дед махнул в сторону их любимого мыса.
Оставив недопитый чай, Генка вскочил, схватил вёсла и кинулся к лодке.
- Куда, чертёнок? Она ничего не говорила, а записку оставила…
Но Генка не слышал. Он уже грёб, и руки его не знали усталости. Лодка выскакивала из воды и неслась, что называется, не дыша.
- Она была здесь, - шептал он. Она была, она хотела меня видеть. Меня! Ему захотелось петь. Но вместо слов из груди вырывались хриплые звуки. – Она искала меня, - шептали пересохшие губы.
Генка выпрыгнул на песок. Ничего не изменилось за его отсутствие. Тот же берег, те же волны бегущие в сверкающую даль. Разве что какие – то камни на девственной отмели. Он подошел ближе и замер. Беспорядочное нагромождении камней слилось в стройные поющие слова. Генка зажмурилась, тряхнул головой, желая убедиться, что это не сон, снова открыл глаза и прошептал вслед за каменными буквами:
« Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ГЕНКА! ».
- Таня – это ты, - перебирал он гладкие горячие камушки. «Я люблю тебя», - перечитывал он бесконечное количество раз. «Люблю тебя!» - пели бездушные камни. «Люблю тебя» – шелестели волны. « Вы ещё встретитесь» – улыбалось солнце. Генка подошёл к самой воде. Волны мягко касались его ног и неслышно убегали. " Я найду тебя, Таня! Я выверну улицы Алма –аты наизнанку – и найду тебя! – шептал он. – Ты любишь меня, и я люблю тебя»
- Я люблю тебя, Таня! - во весь голос крикнул Генка. «Люблю…Таня… а….а » - откликнулись ему далёкие горы. И Генкина любовь, пробежав по всем закоулком озера, поднялась выше, к облакам, и скрылась за белеющими вершинами гор..
Чолпон - ата - Фрунзе. 24.05.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.