Две красавицы и госбезопасность часть 2

Татьяне оказалось тридцать девять лет. Она была из Киева. Максиму в то время исполнилось только двадцать четыре. Впрочем, разницы в возрасте они не замечали. В таком приятном времяпровождении пробежали две недели. И вдруг однажды ночью в дверь постучали. Максим, не спрашивая кто стучит, открыл дверь. В комнату вошёл комиссар госбезопасности 3 ранга в сопровождении двух амбалов в штатском. Комиссар отбросил простынь, под которой лежала Татьяна.
– Танечка, какая встреча! - проговорил он - как отдыхается, милая? Можешь не отвечать, вижу хорошо.
Татьяна молча начала одеваться. Комиссар повернулся к Максиму, осмотрел его с ног до головы и заметил
– Прекрасный экземпляр производителя. Ни дать, ни взять коняга орловской породы. Берите его ребята в машину, а я пока с Танечкой потолкую. Максим был вынужден одеться. Его вывели на улицу, посадили на заднее сиденье в автомобиль. С обоих боков сели амбалы. Минут через пятнадцать появился комиссар. Он сел рядом с водителем, потом повернулся к Максиму и спросил
– Ну как тебе бабёнка? Понравилась?
– Нормальная женщина - ответил Максим.
– Да, тело у неё отличное, беда, но с башкой непорядок. Неужели не заметил.
– Нет, не заметил – ответил Макс
– Давай трогай - скомандовал военный водителю. Машина отправилась на сочинский вокзал. Из машины Максима провели в вагон поезда, состоявшего из двух вагонов, прицепленных к паровозу. В купе на руку одели наручник, который крепился короткой цепью к стенке.
–Захочешь оправиться, просись. Отведем. Рядом с ним поставили бутылку с водой. Как оказалось позже, поезд принадлежал Украинскому НКВД. Комиссар третьего ранга был наркомом внутренних дел Александром Ивановичем Успенским. По прибытии в Киев черным вороном Максима переправили в тюрьму НКВД. В крохотной камере было двадцать заключенных. Спать можно было на дощатом настиле, сооруженном под маленьким окном, по очереди. К вечеру в день прибытия вызвали на допрос. Впрочем, это действие допросом назвать было невозможно. Вопрос был поставлен один. Он был настолько нелепым, что Максиму показалось, что следователь спятил. Его спросили, когда он был завербован Татьяной Романовной Поповской? Разумеется, он ничего ответить не мог и его неторопливо начали избивать. В камеру его привели, поддерживая под руки. Сам он идти не мог. Его положили на помост. Два дня он отлёживался, на третий смог говорить и поведал свою историю сокамерникам. Один из них и разъяснил, что он перебежал дорожку наркому Успенскому. Татьяна Романовна его любовница и начальник медсанчасти. Про неё говорили, что она пульс прощупывает у расстрелянных ногой, не снимая обуви. Потом про него словно бы забыли. В середине февраля 1939 года неожиданно доставили в Москву на Лубянку. Там, правда, не били и в один из дней привели на очную ставку с Успенским. Узнать недавно такого наглого и холёного человека было невозможно. Так он изменился. После очной ставки стало понятно, что Максим был арестован из ревности, по произволу Успенского. Открылось всё благодаря тому, что арестованная Поповская была личностью, близкой председателю Верховного совета Бурмистенко М.А., и по его ходатайству затребована для допроса в Москву. Чувствуя, что под ногами земля горит, Успенский сбежал из Киева, предварительно сымитировав своё самоубийство. Бежал далеко на Урал, в маленький городок Миасс. Но там его, совершенно случайно, узнал один из работников НКВД . Через несколько дней Максима привели к начальнику отдела, капитану госбезопасности Кочеткову. Тот сказал без всяких обиняков.
– Парень, бросай волейбол и давай к нам на серьёзную работу. Поповская показывает на тебя, как на сотрудника польской разведки. Лично я этой шалаве не верю. Но я это я. Завтра тебя парень передадут другому следователю, который вникать во всякие тонкости не станет. Так что поступай к нам. Жить будешь в Москве. Зарплата какая не снилась и работа интересная.
–Что надо будет делать?
– А что кот в марте делает, то и ты будешь делать.
– Не понял?
– А что понимать? Будешь знакомиться с бабами, собирать и анализировать разведданные, необходимые НКВД . Внешность у тебя подходящая. Идёт война с белофиннами. Не сегодня, так завтра начнётся с англосаксами. Вся Европа против нас. Ты из простой семьи, можно сказать из пролетарской, давай определяйся на чьей ты стороне. И Максим, намучившийся за месяцы ареста, согласился. Его подкормили и направили на учебу. Жили на территории подмосковной дачи. Там же проходили занятия. С курсантами занимались профессионалы. Читали им лекции по психологии, проводили практические занятия по гипнотическому воздействию. Учили, как правильно носить штатское платье и военную форму. Учили фотоделу и танцам. Было интересно, но внезапно учеба прервалась. Максима вызвал начальник отдела Кочетков. В петлицах его уже алел ромбик майора.
– Хорош учиться. Ученого учить, только портить. Есть срочная работа – сообщил он – необходимо войти в доверие к жене известного карельского писателя Коннеева. Объект собирается в Крым, в литфондовский санаторий. У тебя подобный опыт уже был. Зовут её Зоя, но она себя называет Изольдой. Это её неплохо характеризует. Из грязи в князи, как говорится. Поможет тебе наш сотрудник из числа персонала. Ему всё, что надо известно. Это дело тебе для разминки. Простое. Делать ничего особенного не надо. Бабёшка сама ни одного мужика не пропускает. Поедешь под собственным именем, как известный спортсмен.
Через несколько дней Максим был в местечке «Отрадное». Ещё через день появился объект. Красивая, ещё молодая женщина. В первый же день она пришла на пляж в боевой раскраске, с журналом «Огонёк» в руках. Расположилась недалеко от Максима. Через десять минут они были уже знакомы. Никакого усилия со стороны Максима для этого не потребовалось. На местном пляже мужчины были в основном уже пожившие. Те, кто помоложе, предпочитали проводить время в кафе на берегу, попивая чудесное вино.
– Меня зовут Иза – представилась женщина – вам не трудно будет вон ту штуку сюда перенести. Она показала на топчан, лежащий в нескольких метрах от них. Максим тоже представился прежде, чем выполнил просьбу женщины. Та сбросила халатик, застелила топчан полотенцем и улеглась на спину, прикрыв журналом лицо от солнца. Максим мог без помехи разглядеть её тело. Сложена она была хорошо, разве что ноги были чуть полноваты. Иза, не убирая журнала с лица, неожиданно спросила
– Ну и как вы меня находите?
– Выглядите очень не плохо. Женщина села, оглядела себя, провела руками по бедрам и сообщила
– Я в курсе, что немного запущена. Хотите слив? - Она порылась в сумке и достала бумажный пакет со сливами и спросила – вы чем занимаетесь?
– С вами разговариваю.
– Нет, я имею в виду вообще чем?
– Играю.
– Вы картёжник?
– Волейболист.
– Значит спортсмен. Не возьметесь мне помочь обрести соответственную форму? Есть на сегодняшний вечер планы? Максим улыбнулся
– С удовольствием помогу.
– Вот и замечательно - минут через сорок женщина предложила – пойдёмте купаться. Я загорать больше не буду. Боюсь обгореть в первый день.
Они поплавали несколько минут, наслаждаясь нежным, осенним морем и договорились встретиться вечером. Максим пошёл в кафе выпить перед обедом стакан вина, а Иза к себе в палату.
Буфетчица, пожилая грузная женщина, налив ему вина, крикнула одной из официанток, чтобы та её подменила . Затем подмигнув сказала
– За мной, Максим, иди. И, как утка покачиваясь, пошла в направлении подсобки. Максим послушно двинулся за ней. Они оказались, судя по всему, в кабинете директора, там старуха в полголоса сообщила
– Видела я тебя с этой кралей. Молодец! - Потом подошла к окну, поманила его рукой и, показывая на глинобитный небольшой дом метрах в десяти от окна, прошептала
- В этот дом её поведёшь. Делай там своё дело и ни о чем не думай, только простынею не накрывайся и свет не туши. Это хорошенько запомни. Дверь не запирается, но ты не волнуйся, никто не помешает. Завтра утром зайдешь в кафе. Я тебе скажу, что дальше делать. Да! Если барышня спросит, что это за дом, скажи, на ночь его снял.
Вечером Изольда, одетая в легкое очень красивое платье, ждала его там, где они предварительно условились. Она была немного расстроена
- Хотела тебя, Максим, к себе в комнату в гости пригласить, но ко мне подселили старую противную жабу. Я даже с ней на эту тему говорить остереглась. Завтра же пойду к руководству. Пусть переводят куда угодно. С этой партийной бабушкой даже словом не перемолвишься.
– Не переживайте, Иза, я обо всём позаботился. Снял домик тут в двух шагах.
– Ах! Какой ты молодец. Давай только будем обращаться друг к другу на ты. Хорошо?
– Согласен.
– Ну, что же, веди меня в свой домик.
– Я думал мы в кафе зайдем, вина выпить.
– Нет, в кафе не надо. Потом расскажу почему. Если хочешь вина, купи бутылочку. Я тебя здесь, на улице, подожду.
В доме оказалось две комнаты. Одна из них была доступна, на двери другой висел замок. Через застекленную, верхнюю часть двери, можно было увидеть ,что находится в запертой комнате. Окна избы, выходящие на улицу, были занавешены белыми шторками. Изабелла уткнулась в грудь Максима лицом и глухо простонала
– Ты ветром и морем пахнешь. Боже, как мне мой старый козёл противен. При этом Максим почувствовал, что женщина содрогнулась
– Почему же ты с ним живешь?
– Потому, что потому, всё кончается на у. Неважно теперь уже. А ты знаешь кто он?
– Откуда я могу знать – помогая ей раздеваться, ответил Максим.
Через какое-то время, когда они лежали, отдыхая после любовных занятий, Иза тихо напела какую-то песню и спросила
–Ты знаешь эту песню?
– Вроде слышал когда-то.
– Слова мой муж сочинил.
– Кто твой муж?
– Известный карельский писатель и поэт. Ты думаешь почему я не хотела заходить в кафе. Меня тут очень многие знают, как жену выдающегося Пешоя Коннеева. Трусы не успеешь снять, как старому козлу доложат. Примчит с унылой физиономией и с запахом плесени. Будет скулить полночи. Ну его к черту! Обними меня покрепче.
Утром, проводив Изу, Максим вернулся в кафе. Старуха буфетчица опять прошла с ним в уже знакомый кабинет, протянула ему билет на поезд.
– Можешь в Москву возвращаться. Хорошо здесь поработал. За сутки управился. Заметил, что вас фотографировали?
– Нет, совсем не заметил.
– Вот и хорошо. Поезжай домой, парень.

Следующее задание было сложнее. Необходимо было понравиться жене консула одной из европейских стран. Для этого Максиму пришлось освоить конный спорт. Причем освоить в короткий срок так, чтобы сойти за инструктора по верховой езде. Жену консула звали Эльза. Как с ней себя вести разрабатывали профессиональные психологи. Конный клуб располагался в Новоясенево. Максим поселился в квартире учителя местной школы. Занятия в школе ещё не начались, учителя не было и квартира пустовала. Максим начал сопровождать Эльзу в прогулках по окрестностям, после того, как она выяснила, что он говорит на английском. Женщина скучала. Они вместе любовались Путевым дворцом, Благовещинским храмом и виллой «Черный лебедь» Часто останавливались возле рюмочной «Яр» названной, как знаменитый дореволюционный ресторан, который находился в ста метрах. Эльза заказывала рюмку ликёра Бенедиктина и водки. Выливала их в стакан, добавляла немного воды и не торопясь выпивала этот коктейль. Максим пил пиво.
Через две недели после начала их общения рюмочная оказалась закрытой и Максим предложил зайти к нему домой. Удивительным образом дома отыскался и бенедиктин и водка. Кроме этого там была ещё и кровать, на которой они оказались. С этого момента ещё две недели вместо рюмочной они пользовались этой кроватью. За эту работу Максим, кроме устной благодарности, получил денежную премию.
–У тебя талант, парень, - похвалил его Кочетков.
За неполный год он получал задания на известную актрису, женщину скульптора, жену героя лётчика. Все эти женщины были хороши собой и в сексуальном отношении привлекательны, но он оставался к ним равнодушным. Дальнейшая их судьба Максима не интересовала. Впервые после похода с Антониной в ресторан «Савой» он по дороге домой сказал сам себе
– Максим, в этот раз ты влип и влип капитально. От этого ему стало внезапно тошно. Ночью он ворочался с боку на бок и уснул только под утро, когда ему показалось, что он нашёл выход.
На следующий день он явился к начальнику отдела Кочеткову и честно сообщил ему, что влюбился.
– Антонина, товарищ майор, порядочная девушка. Комсомолка. Я вам, как отцу родному, говорю. Чистая она перед страной. Мне её стыдно охмурять. Я жениться на ней хочу. Виктор Васильевич Кочетков снисходительно улыбнулся, потом спросил.
– А ты кто такой, чтобы решать порядочная она, или нет. Ты не влюбился. Тебя просто завербовали. Завербовали по классической схеме. Как женщина, пусть она потенциальный разведчик, вербует? Влюбляет в себя вашего брата. Ты в курсе, из какой семьи эта девица. Отец гвардеец, участник ледового похода, мать дворянка, жена царского полковника, отчим польский шпион. Давай, парень, эту дурь из головы выкинь. Могу сделать для тебя единственное. Вместо тебя другого сотрудника пошлём. Ты думаешь на тебе свет клином сошёлся. Нет, мы и без тебя обойдёмся. Нельзя, Максим, на твоей работе влюбляться. Её не сегодня, так завтра возьмут. Как классового врага. Таким, как она, можно одним помочь. Сделать нашими попутчиками, а возможно единомышленниками. Понял? Иди, продолжай работать и выкинь из головы это слово «люблю». Не сможешь, подай рапорт. Заменим.
Максим вышел от начальства, понимая, что попал в капкан. Вечером он, сидя с Антониной на Чистопрудном бульваре, не мог найти в себе, силы признаться, что работает на НКВД. Вместо этого он пригласил её в специальную квартиру для агентуры. Антонине объяснил, что это квартира приятеля, который уехал в отпуск. И она, понимая, зачем они туда идут сразу согласилась. Там, ощущая себя конченым подонком и мерзавцем, он овладел ею. Телесное наслаждение было неповторимым, но, из-за угрызений совести, ему было тошно на сердце. Провожая Антонину, вместо прощального поцелуя он внезапно махнул рукой и обреченно проговорил.
– Ты бы знала, ты бы только знала….. – и умчался, громко хлопнув дверью подъезда. Ничего не понимая, девушка вошла в квартиру и долго сидела за столом, размышляя, чем вызвана эта вспышка любимого. Но в голову ничего не приходило. На следующий день он признался, что послан органами НКВД для её вербовки. Это стало для девушки настолько сильным потрясением, что она слегла в постель на две недели. Таисия не могла понять, что с дочкой и обратилась к Майрановскому, тот позвонил своему приятелю профессору Маслову и тот после осмотра сообщил матери
– Мы все любим употреблять слово шок. Всё, что вызывает волнение, обзываем шоком. А когда нас настигает настоящий шок, не понимаем, что с нами стряслось. У вашей дочки шок. Затрудняюсь делиться с вами прогнозами. Дело в том, что в одном случае это проходит без каких либо видимых последствий, иногда заканчивается тяжелыми осложнениями, например летаргическим сном, или погружением в длительную тяжелую меланхолию. Многое зависит от ухода. Максимум времени находитесь при ней. Я ей капли выпишу, в остальном будем уповать на Господа. Несколько раз заходил Максим, но Таисия запустила его только через неделю, когда Тоня впервые с начала болезни поела. Парень тоже явно переживал, осунулся, под глазами появились темные тени. Он присел на край её кровати, но девушка закрыла глаза и всё время, пока он не ушел, так их и не открывала. После его ухода слабым голосом попросила мать, чтобы та его больше к ней не пускала. Сколько Таисия не пыталась разговорить дочь, ей это так и не удалось.
Только ещё через неделю Антонина пришла в себя и вновь начала посещать занятия в институте. Максим с её горизонта исчез. Она этому была рада и постепенно всю эту историю запрятала подальше в своей памяти. Но неожиданно он появился как-то вечером. Прежде всего поражал его внешний вид. За несколько дней он превратился в собственную тень и напоминал туберкулёзного больного. Антонине стало его жалко, тем не менее она спросила холодно
– Зачем пожаловал? Он тихо предупредил
– Они тебя теперь не оставят. Они хотят тебя агентом - проституткой сделать. Добьют, как меня добили. Они это умеют. Прости меня - и после этого развернулся и решительно направился к выходу.
С того дня, когда Тоня слегла, Максим не находил себе места. То, что произошло между ними на агентурной квартире, в отчете он скрыл. Два дня безрезультатно поджидал её около дома. Пытался прорваться к ней, но Таисия его не пускала, а когда он этого добился, девушка не захотела даже посмотреть на него. Через несколько дней его вызвал Виктор Васильевич Кочетков. Он, вначале молча, смотрел на своего подчиненного, потом достал его рапорт и спросил
– Это как прикажешь понимать? Как дезертирство, или как форменную измену. Ты нас за кого принимаешь, парень? Ты только подумаешь о чем–то, мы уже в курсе. С чего это ты взял, что только ты будешь с ней спать? Теперь этим многие будут заниматься. Это её работой будет на ближайшие годы. А ты что думал? Я тебя благословлю, в ЗАГС отправлю, и потом орать буду «горько» на свадьбе? Нет, этого не будет. Из неё замечательный сотрудник выйдет. Ты понимаешь, что на Северо-Западе война с белофиннами. Ваши с ней сверстники гибнут за Родину каждый день. Чем скажи ты их лучше, или она? Он указал Максиму на рапорт
– Эту «филькину грамоту» переписать, как положено. И если такое повторится, пойдешь под трибунал.
Несколько дней Максим валялся в общежитии, потом явился к Антонине, чтобы предупредить о том, что для неё готовит НКВД. По дороге от неё зашел в магазин, купил водку, не раздеваясь в общежитии налил себе стакан, выпил его, затем выстрелил в себя из пистолета.
Антонина
Предупреждение Максима напугало Антонину. Причем страх с каждым днем нарастал всё больше. Она практически перестала спать, а когда ненадолго забывалась, ей снились кошмары связанные, так, или иначе, с насилием. Наконец она поделилась с матерью. Та тоже пришла в ужас. Обе всплакнули. Таисия подошла к иконке. Встала на колени и, устремив взгляд на лик вседержителя, начала молиться. Через несколько минут она решительно встала, достала из шкатулки с документами металлическую коробочку
– Это яд я с работы для себя принесла. На всякий случай. Не дай Бог его найдут. Я к Майроновскому пойду, чем это кончится один Господь знает. Профессор раз помог, может быть ещё поможет. Больше просто не к кому обратиться. Если что не так пойдёт, выбрось вместе с коробочкой. Только не забудь, доча.
Было воскресенье и Таисия пошла домой к своему шефу. На этот раз профессор пожаловался Богдану Кобулову и тот категорически запретил Кочеткову дальнейшие действия против дочери сотрудника НКВД.
– Слушай, она у нас работает. Тебя лет на десять старше, что других баб мало? Всем хватает, а тебе всё мало. Ты бабник что ли? Или постой, постой может тебе дочка приглянулась? – С кавказским акцентом насмешливо спрашивал Кобулов. Но он не шутил и все об этом прекрасно знали. Майрановскому Кобулов с улыбкой сообщил
- Похоже Кочетков на девчонку глаз положил. Если что, мне скажи. Я ему охотку живо поубавлю.
Майроновский, разумеется, передал эту новость Таисии. Той сразу очень многое в поведении Виктора стало понятно. Всё это она объяснила дочери. Антонина кроме омерзения к Виктору ничего не чувствовала. Она сама догадывалась о чем-то подобном. Не просто же так Кочетков всегда целовал ей руки и при всякой возможности обнимал.
После этого Антонину оставили в покое. Время летело незаметно, особенно после начала войны. Многие студентки медички ушли на фронт добровольно, отложив обучение до победы. Медицинских сестёр не хватало даже больше, чем врачей. Ушли на фронт и многие профессора, но занятия продолжались. Антонина тоже хотела уйти на фронт, но ей не разрешили, как отличнице, бросить учебу. Институт эвакуировался в Уфу. Лабораторию Майроновского в Куйбышев. Впервые Антонина рассталась с матерью.
Срок обучения в военное время был сокращен. Осенью 1942 года в комитет комсомола пришло письмо из восьмой воздушной армии. Комсомольцы одной из эскадрилий хотели познакомить своего товарища-асса по имени Михаил Воронов с самой красивой девушкой студенткой. Фото асса увеличили в фотоателье и поместили на видном месте в комитете комсомола. Провели опрос студентов и преподавателей и выяснили, что самой красивой студенткой подавляющее большинство институтских считают Антонину Ветрову. Её фото отослали на фронт. С этого момента она стала получать солдатские треугольники десятками. Ничего особенного в них не было, предлагалось начать переписку. Чаще просто просили выслать фото.
На весну 1943 года были назначены досрочные государственные экзамены. Фронт требовал врачей, их катастрофически не хватало. Время, сжатое как пружина, заставляло жить в невероятном темпе студентов. Сбавить его удалось только после государственных экзаменов. Каждое утро начиналось с осмотра почты. Все ожидали повестки и гадали кто куда попадёт служить. Именно в это время на неделю в отпуск приехал тот самый Михаил Воронов, лётчик с которым она переписывалась. Он поджидал её около общежития. Было по-весеннему тепло, но на нем была меховая американская куртка. Тоня издали заметила офицера у входа, но ей и в голову не могло прийти, что это Воронов. Он же её сразу узнал и ласково и вместе с тем радостно приветствовал.
– Господи! Да ты, Тонечка, даже лучше, чем на фотографии. А я к тебе. Я Воронов. Узнала? Узнать его было не просто. На фотографии он выглядел совсем мальчишкой, а в реальности его моложавое лицо явно контрастировало с высоким ростом и могучей фигурой. Разумеется, Антонина пригласила Михаила в свою комнату, хоть некоторое смущение отчетливо почувствовала. О Михаиле же этого сказать было нельзя. С первой минуты стало понятно, что он везде чувствует себя дома. Он разделся, раскрыл чемодан и вытащил подарки . Чего там только не было - шоколад, американская тушенка, сырокопченая колбаса, спирт, галеты, парашютный шёлк. Потом Михаил достал парадный китель, к которому были прикреплены награды и сообщил
– Это я одену, когда пойдем с тобой расписываться.
– А мы когда решили расписаться? Я кажется забыла. Сделай одолжение напомни.
– Я же написал тебе, что ты мне очень нравишься. Ты что не хочешь идти за меня? Парень смотрел на неё, явно недоумевая. Антонина рассмеялась
– Миша, а что скажи на милость за спешка?
– Могу объяснить. Я пришёл в эскадрилью два года назад. У нас в трёх звеньях двенадцать летчиков. Из тех, кто начинал со мной, остался только один, мой заместитель. Мне двадцать четыре года. Я самый старый из летчиков. Но главное не в этом. Просто я не вижу причин не идти тебе за меня замуж. Ну, убей не вижу.
– Ну что ж, если быть честной и я не вижу, разве только то, что я со дня на день тоже жду направление для прохождения службы. Тебя это не смущает?
– Не смущает. Всё завтра идём в ЗАГС. Он встал на одно колено.
– Делаю официальное предложение - и протянул бутон розы, сделанный из бронзовой фольги. А сейчас давай махнём куда–нибудь. В ресторан самый лучший. Чтобы ребятам было о чем рассказать. Я никогда в ресторане не бывал.
– Я тоже была однажды, очень давно, в Москве.
– Ну, так чего же мы ждём?
Антонина шла под руку с Михаилом в поисках ресторана. Это было совсем не похоже на то, как они несколько лет назад шли с Максимом в шикарный Савой. Тогда было много прохожих. На них многие оглядывались. А теперь никому до них нет дела. У всех и без них хватает забот. Практически в каждом доме читают и перечитывают похоронки, отыскивая в скупых строчках хоть какой-то намек на надежду. Правда, как и тогда, рядом шёл замечательный, простодушный парень. Он ей очень нравился, хотелось обязательно сделать его счастливым. И самой быть с ним счастливой. Она старалась реже смотреть в его лицо, потому что при этом чувствовала смущение. Он очень ей нравился.
Их остановил военный патруль. Михаил предъявил свои документы и спросил у офицера, где ближайший ресторан. Тот объяснил, что рестораны не работают, но можно выпить в буфете гостиницы «Столичной». Но для этого нужно быть постояльцем этого заведения. Гостиница располагалась в старинном деревянном доме. Михаил попросил отдельный номер
– Могу дать два места в четырехместном номере сообщила администраторша.
– Имейте совесть, мамаша. Мы вдвоем с женой. Через пару дней снова на фронт - достав две плитки шоколада, сообщил Михаил.
– Ну для фронтовика сделаем исключение, товарищ капитан, – женщина протянула ключ. Номер на удивление показался уютным. Красный матерчатый абажур и красные шторы делали его домашним. Антонина и Михаил оставили верхнюю одежду в номере, пошли в буфет. Они отыскали его по звуку музыки. Буфет представлял собой комнату с окошком в стене, за которым хозяйничала буфетчица. В углу стоял патефон. Вдоль стены располагались, составленные в один ряд, четыре столика. В центре комнаты танцевали офицер с женщиной. Ещё два сидели за столом. Новые сверкающие погоны на плечах офицеров делали обстановку праздничной. Михаил и Антонина заказали водку и единственное блюдо, значащееся в меню- пельмени с уксусом. Как только сели, один из офицеров пригласил на танец Антонину. Та отказалась, мягко пояснив, указывая на Михаила
– Он только с фронта, извините. Подвыпивший офицер изобразил на лице недовольную мину, но отошёл ни слова не говоря. Михаил рассказал, что родом он из маленького, старинного городка Елец. Мать его работает учительницей. Отец погиб, когда Михаилу было три года. Попал под машину.
– Она во всём нашем городишке в то время, возможно, была одна, эта машина, а он, бедняга, сумел под неё попасть. Невезучий. А я вот наоборот, бывало, возвращался из боя в самолёте на решето похожем и ни одного ранения. Хотя, как не крути, это дело случая, так что мне за эти шесть суток к маме ещё надо в Елец смотаться. Обязательно. Когда я её ещё увижу, один Бог знает. Давай потанцуем – пригласил он.
В буфете имелась одна единственная пластинка, на одной стороне танго «Месяц спит», на другой «Танго соловья» Крутили пластинку беспрерывно. Две эти простые мелодии казались верхом совершенства. Хотелось, чтобы музыка не кончалась. Внезапно тот же пьяный старлей остановил патефон и, глядя на Антонину, нетвёрдым языком объявил
– А сейчас белый танец. Дамы приглашают кавалеров. Непонятно было, на что он рассчитывал. Друзья усадили подвыпившего на место, кто-то включил снова патефон. Михаил с Антониной продолжили танцевать. Но когда они во время танца оказались в непосредственной близости от офицеров, этот старший лейтенант неожиданно хлопнул Антонину ниже спины. Михаил, поняв, что произошло, ударом кулака сбил наглеца под стол. При этом он, кажется, свернул тому нос. Всё вокруг залило кровью. Окружающие понимали, что пьяный получил по заслугам. Михаилу претензий никто не предъявлял. У буфетчицы нашелся бинт. Антонина наложила повязку по всем правилам медицины. В это время в буфет вошёл патруль, вызванный кем-то . Патрульный потребовал у всех документы и сел составлять протокол. Все три офицера оказались из военной контрразведки «Смерш», они попытались уговорить командира патруля не составлять протокол, но он на это не согласился.
– Задерживать никого не буду. Больше ничего сделать для вас не могу – сказал патрульный. Разошлись без излишнего шума. Старший лейтенант, немного протрезвевший, извинился. Михаил с Антониной отправились в номер. Они мгновенно забыли о неприятном инциденте. И не удивительно. Им было чем заняться. Ночь для них оказалась неповторимо прекрасной. Уснули только под утро, но в одиннадцать часов уже были в ЗАГСе. Их моментально расписали. Счастливые они зашли в общежитие, забрали чемодан Михаила, зашли в студенческую столовую, поели под многозначительными взглядами студентов и отправились в гостиницу досыпать. Весь день и следующую ночь они провели в номере. Вышли только раз, чтобы поесть в буфете. А утром их арестовали и в машине отвезли на аэродром. Там посадили в самолёт и через два с половиной часа они оказались в Куйбышеве. Вместе с ними в том же самолёте летел старлей «Смерша» с повреждённым носом. Из разговора, сопровождавших офицеров с кем-то по рации, Антонина услышала фамилию Кочетков и почувствовала себя отвратительно.
- Господи, ну когда этот кошмар кончится - думала она. На ночь их определили в камеры, расположенные в подвальном помещении управления госбезопасности.
Кочетков.
Просматривая ленту происшествий, как это он обычно делал по утрам, заместитель начальника УНКГБ по куйбышевской области Виктор Васильевич Кочетков обнаружил сообщение о драке из-за оскорбления Ветровой А. Г. офицером «Смерша» Троицким Ф.Д. За это оскорбление жених Ветровой капитан ВВС Воронов М.И. ударил Троицкого в лицо. Событие само по себе пустяшное, но в нем была замешана Антонина Ветрова и Виктор Васильевич понял, что это рука судьбы. Он не терял из вида Антонину и был в курсе всех её дел. Скандал в гостинице с её участием оказался очень кстати. Он немедленно распорядился арестовать участников происшествия и доставить их в Куйбышев. Первым он допросил смершевца. Тот брал всю вину на себя.
– Погоны с ребятами обмывали, перепил тогда - заявил офицер – вину свою признаю. Прошу отправить на фронт, искупить в бою кровью. Кочетков усмехнулся.
– Понятно носа тебе мало. Летун, который к тебе приложился, подозревается в неприглядных делах, но человек он осторожный, придраться не к чему. Драка ваша вышла очень кстати. Садись, пиши докладную на имя своего начальника. Так, мол, и так, находясь в буфете гостиницы Столичной в городе Уфа, услышал разговор между капитаном ВВС и сидящей с ним девушкой. Речь носила поносный характер и шла о самолетах, на которых летает капитан.
– Я этого, товарищ старший майор госбезопасности, писать не буду. Ничего этого на самом деле не было.
– Ты старлей, что спятил, под трибунал потянуло, в штрафбат захотел? Но парень смотрел на начальство испуганными глазами в оправе из синяков, но давать ложные сведения не собирался. Кочетков вызвал секретаря и распорядился освободить офицера и доставить в кабинет Ветрову.
Когда Антонину ввели в кабинет, Кочетков повёл себя, как мальчишка. Он выскочил из-за стола ей на встречу и неожиданно для себя под руку проводил до кресла. Устроив её таким образом, он сам сел за стол.
– За что нас с мужем арестовали? – спросила Антонина.
– Сейчас, Тоня, объясню. Прежде всего, ты совершенно свободна. Тебя немедленно освободят, пойдёшь к маме. Сколько вы не виделись? Арестован только капитан Воронов за драку со старшим лейтенантом «Смерша» И дело это не шуточное. Его должны были арестовать ещё вчера. Я перехватил вас у «Смерша» буквально в последнюю минуту. Самое меньшее, что его ожидает - это лишение чина, наград и штрафбат. В штрафбате никто практически не выживает – он встал из-за стола, подошел к окну и, глядя через него на улицу, сказал
– Ты знаешь, Тоня, как я к тебе отношусь. Помнишь, я тебя ещё четырнадцатилетнюю в щёчку целовал, или в лобик даже, вроде по-отечески. Так вот признаюсь, отеческого в тех поцелуях не было ничего. Прошли долгие годы, но чувство моё к тебе не изменилось. Это наваждение какое-то. Ты меня околдовала. И освободиться от этого можно лишь одним путем. Словом мужа твоего я спасу, хоть это очень не просто, кроме меня это не под силу никому. Но мы с тобой должны встретиться. Ты уже не девочка и понимаешь, как всё сложно. Тем не менее, я готов на это пойти.
– Я согласна, Виктор Васильевич, только завтра Михаилу нужно уже вылететь к месту службы. Я должна его проводить. Потом я приду, куда вы скажете.
Кочетков подскочил к ней начал целовать руки
– Я знал, что ты умница - с радостью шептал он. Она вырвала у него руки
– Что вы делаете? Не надо меня целовать. Я в грязной камере провела ночь. Скажите лучше, когда вы выпустите мужа?
– Никаких проблем. Вот мой телефон, – он протянул бумажный квадратик. – Освободишься, сразу позвонишь, я тебе всё, что надо скажу. А сейчас иди и жди его на улице прямо у входа.
Антонина минут десять ждала Михаила. Он вышел на улицу с чемоданом в руках, жмурясь от яркого солнца.
– Разобрались наконец – заметил хмуро. – Ты, детка, как?
– У меня всё нормально. Ты знаешь, что мы в Куйбышеве. Пойдем искать улицу Куйбышева. Здесь мама моя живёт. Я тебя с ней познакомлю.
Они не торопясь шли по весенней улице. После ночевки в тюрьме, дышать свежим воздухом было особенно приятно. Таисия жила в номере гостиницы Бристоль-Жигули. Её не было в номере и Антонина нашла её по телефону, номер имелся у дежурного офицера. Через несколько минут они встретились. Радости не было конца, но ей нужно было быть на работе и Таисия, оставив дочь с мужем в номере, ушла в лабораторию. Номер был роскошный с ванной. Михаил с Антониной немедленно полезли купаться. Потом, обсохнув, отправились искать аэродром. Нужно было договориться, чтобы Михаила подбросили к месту дислокации эскадрильи. Около пропускного пункта Антонина осталась скучать на скамеечке, а Михаил пошёл к начальству. Вернулся он через несколько минут огорченный и сообщил, что вылетать придется через два часа. Утром попутного самолета не будет и нужно, как это ни печально, прощаться. Они сели рядом, плотно прижавшись друг к другу, готовые просидеть так вечность, но из КПП к ним подошел немолодой уже техник, протянул ключ от комнаты для отдыха лётного состава и рассказал, как её найти. Благодаря этому человеку попрощались они по-настоящему. Правда, время промчалось мгновенно. В гостиницу Антонина возвращалась одна. Было одиноко и грустно. Как ни странно предстоящее свидание с Кочетковым не вызывало у неё сильного волнения. В номере она легла и мгновенно уснула.
Проснулась она вечером, когда Таисия уже готовила ужин
– Отправила своего парня? – спросила она.
– Отправила, мам.
– Переживаешь теперь?
– Не знаю. Может быть ещё не дошло, или я бесчувственная совсем. Ну как он тебе?
– Лучше я промолчу. Мне один уже понравился. Видно глазливая я. Лучше промолчу. Иди, доча, кушать.
Они молча поужинали, потом легли на кровать и Антонина призналась
– Я, мам, не правильно сказала, что не переживаю. Я рада, что он улетел. Мы оказались в Куйбышеве потому, что Кочетков это организовал. Михаил за меня заступился там, в Уфе, дал по морде пьяному особисту. Кочетков это каким-то образом узнал и нас через день после этого арестовали. Самолётом сюда доставили. Он, чёртов Витя, меня шантажировал. Поставил перед выбором. Или Миша за драку в штрафбат пойдёт, или я должна стать его любовницей. Я согласилась, только бы Миша за меня не пострадал. Завтра должна позвонить гаду этому.
Таисия пришла в ужас
– Господи! Ну, за что ты нас наказываешь? Зачем красоту нам дал. Сделал бы лучше счастливыми уродками. Этот Витя не человек, это подонок последний. Я тебе никогда не рассказывала, что он когда-то сотворил. Ты представь себе только. Павел и ещё несколько человек в НКВД получили повышение. Ну, как водится, отметили это. Домой ехали в одной машине с Витей. Тот, прежде чем выйти около дома из машины, давай Ежова материть по-всякому так, что Павел его даже вытолкал, а на следующий день, с испуга наверное, эти слова про Ежова Павлу приписал. Донёс. И меня тогда арестовали. Спасибо Майроновский тогда отбил. Теперь я уверена, что Витя на тебя глаз положил ещё тогда. Господи! Ну, научи, что нам делать.
– Слушай, мам, а у тебя алюминиевая коробочка сохранилась?
– Что ты, что ты с ума сошла. А если вдруг такое откроется? Нет, выбрось из головы.
– Ладно, мам. Что раньше времени страдать. Будем надеяться, как-то всё обойдётся. Они лежали молча, переполненные чувством обреченности и бессилия. Потом Таисия спросила
– Ты не спишь ещё?
– Нет.
– Во сколько тебе к нему идти?
– Я днём должна позвонить и он скажет, где и когда. А что?
– Ничего, спи, не переживай, всё будет хорошо.
Рано утром Таисия варила молочный кисель. Перед тем, как уйти на работу, она наказала выпить не меньше трёх стаканов. Уходя, спросила
– Ты свой вес знаешь?
– Знаю, пятьдесят два килограмма. А зачем тебе?
– Пока не спрашивай. Во сколько звонить будешь этому?
– Часов в десять.
– Хорошо, я к этому времени буду дома.
В десять часов Антонина позвонила Кочеткову. Он явно обрадовался и сообщил адрес и вкрадчиво добавил
– Буду ждать тебя, Котя, в восемнадцать часов. От этого «Котя» Антонину затошнило.
Вскоре пришла Таисия с целым ворохом лекарств. Она разложила их кучками и написала когда и что пить. Весь день строго по этой схеме Антонина принимала пилюли. Перед самым уходом Таисия сделала дочери укол. Потом она достала пудреницу и пояснила
– На всё про всё у тебя будет тридцать минут. Твоя задача выбрать удобный момент, открыть пудреницу, взять из неё пуховый спонж и дунуть так, чтобы пыль с него попала этой скотине в лицо. Потом, не вдыхая в себя воздух, нужно положить на место спонж, закрыть пудреницу и отойти подальше. Потом откроешь мне дверь. Вот и всё. Поняла?
– Поняла, что когда закончатся эти тридцать минут, вместе с ним можешь отключиться? То есть действовать надо в этом промежутке времени и только наверняка. Необходимо, чтобы он был близко.
– Сможешь всё четко сделать.
– Смогу.
– Ну, тогда иди. Ни пуха тебе, ни пера.
– К черту.
Ровно в шесть Антонина была на месте. Дверь открыл Виктор. Увидев его, Антонина чуть не расхохоталась. Старший майор был одет в шёлковый халат. Из-под халата сверкали начищенные сапоги. Он помог снять пальто и сразу стал знакомить девушку с расположением квартиры. Рядом с прихожей находилась ванна и туалет. В небольшой гостиной стоял диван. Большой круглый стол сверкал полировкой в центре, в окружении венских стульев. В спальне располагалась широкая кровать. В углу трюмо. Виктор попросил сесть Тоню на пуфик, открыл ящик трюмо. В нем лежал золотой медальон в виде сердечка. Он взял его и одел ей на шею. Потом обнял и стал поцелуями покрывать шею, лицо, голову.
– Виктор Васильевич, ну подождите секундочку – попросила Антонина, доставая пудреницу и поворачиваясь к нему лицом. Дрожащими руками она достала спонж и, что есть силы, дунула через него в покрасневшее лицо мужчины. Тот отшатнулся и тут же рухнул на пол. Антонина, стараясь не дышать, сунула спонж в пудриницу и вышла в прихожую. Она открыла дверь. С пролёта лестничной клетки к ней поднялась Таисия. Они прошли в спальню. Осмотрели бездыханное тело гебэшника. Повреждений нигде не было. Таисия вытерла его лицо полотенцем, которое достала из саквояжа.
– Куда это деть? - сняв медальон, спросила Антонина.
–Дай сюда, сунем ему в карман. Когда Таисия залезла в карман халата, то обнаружила в нём баночку вазелина.
– Приготовился козёл - прошептала она.
Потом закапала ему в каждую ноздрю по нескольку капель какого-то раствора. Только после этого они оделись и, аккуратно прикрыв дверь, покинули квартиру. Таисия, забрав пудреницу, направилась на работу. Антонина пошла, дожидаться её в гостиницу. На следующий день она поездом выехала в Уфу. По приезде, её ожидало письмо от Михаила и повестка. Необходимо было немедленно ехать к месту службы. На следующий день поезд уносил её на Запад. Впервые за много лет на сердце было спокойно. 16.10.2016

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.