Здравствуй, друг!

«Чёртовы цветы!..»
Если бы не ваза с цветами, пистолет можно было бы схватить в любой момент. Он лежал недалеко, на противоположной стороне стола, и гипнотизировал маленьким чёрным глазком, превращая тело в неповоротливый чугунный котел, а волю – в растекающийся по стенкам комковатый кисель.
Сэм в который раз отмеривал взглядом расстояние и лихорадочно прокручивал в голове варианты.
«Смешно, но жизнь может зависеть от вазы с цветами…» – с горечью подумалось ему.
Движение. Нужно решительное, быстрое, точно выверенное движение – как раз то, что сейчас сделать труднее всего. «Ч черт!.. Угораздило же поставить на стол эту проклятую вазу!..» – Сэм мысленно представил, как бросает тело вперед, сбивает вазу и хватает пистолет за холодную, обманчиво податливую рукоять, большой палец отжимает предохранитель, а указательный – ложится на крючок, и тогда… тогда проблемы отпадут сами собой. Если успеешь…
«Давай же, ну!.. Чего же ты ждешь!..»
Время завязло в застывшем напряжении взглядов.
«Почему когда в метре от тебя лежит пистолет, все предстает несколько в ином свете: чугунное тело кажется хрупким и беззащитным?.. Вот если бы пули отскакивали от тела, как от чугуна… – Сэм невесело усмехнулся: – Если бы, если бы… – если бы у бабушки кое что было, она была бы дедушкой! Но почему в тело?.. Кто сказал, что пуля попадет именно в тело? Выстрел, скорее всего, будет направлен в голову. Выстрел… точнее – отстрел. Отстрел глупого животного по имени человек… Бах х! Трак к! – одновременно с треском черепной коробки в мозг врывается безжалостная маленькая штучка по имени – пуля… Ей плевать кто ты, что ты, о чем думал, мечтал, как жил… Господа, мозг отформатирован!..»
Два листа. Белый чистый лист представительской бумаги и помятый, исписанный каракулями черновик.
«То, что написано в черновике – приговор! Как пить дать приговор! Его надо переписать на чистый лист, банально содрать, – как когда то в школе сдирал у отличников домашнее задание... Но за что?!.. Неужели так дорого обходится недальновидность?.. Почему вовремя не понял, не допёр, не послушал умных людей, недооценил, не докумекал, чёрт возьми! Не докумекал, – подписывай…»
Сэм еще раз покосился на обманчиво дремлющий за вазой ПМ, взял авторучку, и, глядя в черновик, вывел на лежащем перед ним листе заголовок своего приговора: «Здравствуй, дорогой друг!»


* * *


Здравствуй, дорогой друг!
Я долго думал, Макс, прежде чем начать это письмо. Но чем больше я думал, все более во мне росла уверенность, что я должен это сделать... Я не могу уйти из жизни, не попрощавшись и не объяснив тебе мотивов своего решения…
Ты удивлен друг мой?.. Да, ты удивлен, – я никогда не смахивал на самоубийцу, и не из тех, кто поддается слюнявым импульсам или ломается под ударами судьбы. Я же сожалею о том, что так поздно прозрел и так долго не мог решиться на то, что давно бы могло избавить меня от страданий и искупить грехи.
Увы, мой друг, я грешен настолько, что лишь в смерти вижу единственную возможность исправить свою вину перед тобой, и воспринимаю ее, как глоток родниковой воды…
Ты будешь смеяться, Макс, но на днях я взял чистый лист бумаги, разделил вертикальной чертой и решил слева написать все подлости, что сделал тебе, а справа все плохое, что сделал ты. Я вспоминал долго, когда же закончил, всей левой стороны не хватило для перечисления моих подлостей, на твоей же, правой стороне, была лишь одна надпись. Но не буду торопить события. Прежде чем ты узнаешь, что именно там было, рассмотрим мою сторону.
Как ты помнишь, Макс, мы познакомились двадцать лет назад, первого сентября, когда в первом классе нас посадили за одну парту. Так вот хочу повиниться: с того времени и пошел отсчет моих дурных деяний и предательств. Их было много, и если бы я постарался перечислить все, то не хватило бы книжного тома. Поэтому я решил ограничиться описанием самых коварных и подлых.
Первое предательство было вполне безобидным.
Это была скорее пакость, но осознанная, направленная во вред именно тебе, поэтому я начну с нее.
Сейчас затруднительно восстановить в памяти, чем именно ты меня тогда занозил, – лучше ответил на вопрос учительницы, или более выразительно прочитал стихотворение, скорее это был какой то пустяк – но именно тогда я впервые тебя возненавидел. Ручаюсь за дату, было 10 сентября. Я знал тебя всего десятый день, но уже терзался догадками как бы тебе насолить. Не найдя ничего лучшего, я рассказал учительнице, что ты покуриваешь на переменах в туалете и подбиваешь других. Заметь, я сделал это в день, когда должно было состояться первое родительское собрание. К моей радости, после собрания тебе сильно влетело от отца! Я наслаждался этим зрелищем на улице, когда шел за вами и считал отвешенные тебе тумаки. Иногда от оплеух у тебя с головы слетала шапочка, ты поднимал ее, дрожащими ручонками старался нахлобучить поглубже, и забавно втягивал в страхе голову. Я парил! Меня так и подмывало догнать тебя, встать плечом к плечу и померяться ростом. Будучи выше меня наголову, ты теперь казался мне маленьким, жалким и слабым.
Мой первый удачный опыт вдохновил и навел на мысль, что лишь силой своего ума и фантазии, манипулируя ситуацией и создавая нужные обстоятельства, можно, не прибегая к банальной драке на кулаках, в чем я уступал многим, возвыситься над собой, над окружающими и обрести значимость в этом пугающем мире. Подобное под силу лишь истинному Творцу!
Отныне любимейшим развлечением для меня стало выдумывание козней. Акции возмездия ждали своего часа, и уже примерно через месяц ты вновь стал героем: у тебя в портфеле обнаружили классный журнал, таинственно исчезнувший с учительского стола днем раньше. В журнале были вырваны страницы. Естественно, страницы с твоими плохими отметками. Это нетрудно было установить по дневнику. Как мне хотелось, чтобы ты заплакал! На тебя кричали завучи и учителя, требовали, чтобы ты выдал соучастников, обещали наказать весь класс. Мне же нужно было малого – испуга на твоем лице, дрожания губ, набухших от несправедливости глаз, но ты сделал роковую ошибку – ты гордо взял вину на себя!.. Одноклассники смотрели на тебя с восхищением, а я с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться – моя теория рушилась из за твоего ослиного упрямства… Именно тогда, Макс, я подумал, что этот мир тесен для нас.
Я понял, что нельзя размениваться на мелочи – проколоться на какой нибудь гадости, значило выдать себя и усложнить будущее. Ради своей цели я втерся к тебе в доверие, и мы стали друзьями. Я затаился и долго готовился, чтобы все продумать до мелочей и на этот раз сработать наверняка.
Третья подлость уже вполне тянула на покушение.
Это случилось в пятом классе. Мы гоняли на велосипедах по городу, и у тебя вдруг оборвалась цепь. Ты мчался вниз по проспекту и безуспешно пытался тормозить колеса ногами. Кто бы знал, как я проклинал таксиста, за то, что он ухитрился остановить машину в полуметре от твоего лежащего на асфальте тела. Излишне говорить, что цепь порвалась неслучайно, – в одном звене я заменил стальной стержень на алюминиевый.
Четвертая подлость состоялась в 8 классе.
Я страшно завидовал, что в отличие от меня ты нравился всем девчонкам в классе. Во время уроков и на переменах я следил за каждым брошенным на тебя восторженным взглядом. Это убивало меня! В то время я мечтал об одном: мне хотелось, чтобы с тобой случилось что нибудь страшное, и ты стал уродом. Помнишь, мы делали бомбочки из спичечной серы, растертого магния и марганцовки? Тебе ли не вспомнить!? – особенно ту, что я сделал специально для тебя. Вместо серы я насыпал пороха и предложил тебе бомбочку взорвать. Ты поджег ее, и она взорвалась у тебя в руках. Ты сильно опалил себе лицо. Ты лежал в больнице, а я каждый день навещал тебя. Я читал тебе книжки, так как ты не мог видеть, и ликовал. Мне казалось, что я добился своего, и ты на всю жизнь останешься калекой. Ты еще удивлялся, отчего мне все время хотелось заглянуть под повязку? Ответ прост: я лишь хотел убедиться, что у меня все получилось. Увы, ты стал выздоравливать… Каково было мне, когда через два месяца ты вернулся в школу еще более посвежевший и жизнерадостный. Потерпев фиаско с твоим телом, я решил взяться за твою душу...
Пятая подлость рассорила тебя с любимой девушкой.
Десятый класс, пора экзаменов и надежд на будущее. Ты и она – всюду вместе, всегда рядом, и часто с вами я, твой лучший друг.
Это я, Макс, внушил твоей девушке, что ты встречаешься с ней с целью выиграть банальное пари. В доказательство я приводил фрагменты ваших разговоров, перевирал факты, рассказывал какие то интимные подробности, которыми ты со мной, как с лучшим другом, делился. Юношеская любовь хрупка и эгоистична – она поверила и ушла. Ты страдал, ты тогда впервые напился в дым, а мне было хорошо. Мне удалось на долгое время сбить с тебя спесь и заставить мучиться!..
Подлость шестая вновь чуть не стоила тебе жизни.
Нам было тогда по 17, позади успешно сданные экзамены в институт. Моя идея – пойти вдвоем в горы. Мы лазили по горам, как ты вдруг поскользнулся, – не зря же я во время отдыха натер твои ботинки мылом?! – и повис на скальном карнизе. Я хорошо помню твой испуганный голос, когда ты звал меня на помощь. Я был недалеко: прятался за скалой и скатывал на тебя камни, надеясь, что они сметут тебя. Увы, они пролетели мимо. Ты же выкарабкался да еще тащил меня на себе, когда я оступился и подвернул ногу.
Седьмая подлость имела цель вышвырнуть тебя из института.
Ты блестяще учился, слыл любимчиком у преподавателей и великодушно решал за меня контрольные.
Мы сидели в пивбаре и отмечали мой день рождения. Ты напился до беспамятства и угодил в полицию. Потом ты удивлялся, что несколько кружек пива могли тебя скосить. Откроюсь: я подмешал в пиво таблетку клофелина и когда ты отключился, бросил тебя около отделения полиции. На следующий день именно я сообщил о тебе в деканат от имени дежурного. Тебя исключили из института, и ты загремел в армию.
Подлость восьмая лишила тебя свободы.
Ты отслужил в армии и вернулся домой возмужавший, атлетически сложенный и счастливый. На тебя еще больше западали девчонки, наши общие друзья боготворили тебя и безоговорочно признавали лидером. Я же не мог смириться со вторым номером, который после твоего возвращения автоматически перешел ко мне. На этот раз я не стал мудрить и просто подложил в карман наркотики, с которыми тебя задержали по моей наводке. Ты получил три года. Я был уверен, что на этот раз ты не оправишься от удара судьбы. Но я опять тебя недооценил.
Девятая подлость была мне особенно приятна.
Ты вернулся из тюрьмы хоть и уставший, но не сломленный. Устроился на завод и поступил на заочное отделение в институт. Вскоре ты женился на самой красивой и достойной женщине, которую я только знал. Я грезил ею много лет, но она ни разу не выказала ко мне интереса, несмотря на ухаживания и подарки, которыми я пытался осыпать ее. И я решил одним ударом отмстить вам обоим. Испепелить ваши души, заставить испытать глубочайшее разочарование в жизни, друг в друге, разбить семью – вот идея, на которую не жалко денег и времени! Я не пожалел ни того, ни другого. Я нанял благородного на внешность жиголо и в помощь ему уйму людей. Да, не удивляйся: тебя снимали на каждом шагу на камеру, фотографировали, записывали твои разговоры. Я дико смеялся, когда, обескураженный, ты звонил и рассказывал, что на улице, в театре или в кино в очередной раз при молодой жене к тебе на шею вдруг вешались незнакомые девицы. С помощью фотомонтажа были сфальсифицированы фотографии. На одних ты загораешь на пляже с молодой красоткой, на других – ужинаешь при свечах в ресторане с прекрасной незнакомкой, либо целуешься с девушкой на уединенной скамейке. Эти хитрости помогли мне убедить твою супругу, что она живет с человеком циничным и развращенным, который обманывает ее, и недостоин называться ее супругом. В один прекрасный день она не пришла ночевать. Помнишь, ты обзванивал всех, в том числе и меня, и разыскивал ее. Тебе было невдомек, что в это время я смотрел видеозапись, в которой мой жиголо занимается любовью с твоей супругой. Пленка на следующий же день попала с моей помощью в твои руки, а вечером ты напился и плакался мне в жилетку, что ошибся в своей жене.
Ты остался один, и на радость мне увлекся спиртным, но, к сожалению, не спился. Ты открыл свое дело и вскоре превратился в удачливого бизнесмена…


* * *


Сэм бросил ручку на стол и усмехнулся.
– Максим, тебе бы романы писать. Чертовщина какая то! А стиль!.. С какого дешевого детектива ты его содрал?
Максим криво ухмыльнулся:
– Какая разница. Пиши дальше, ты еще не закончил…
– Я не буду этого делать.
– Будешь. – Ваза отодвинулась в сторону. Маленькое черное отверстие, очертив дугу, нацелилось в грудь.
Сэм заиграл желваками:
– Ты с ума сошел, Макс?.. Или от ширева мозги уже высохли?..
– Я жду…– процедил Максим и указал стволом на лист.
Сэм сложил руки на груди и с презрением уставился на друга:
– А если я откажусь?..
Максим повел стволом и с трудом разжал побелевшие губы:
– Всегда мечтал увидеть как выглядят твои подлые мозги...
«Никак крыша у парня поехала?.. Эдак и впрямь можно сгинуть ни за грош...» – Сэм взглянул в его обезумевшие глаза и вытер рукавом пот со лба. Вновь положил лист перед собой и посмотрел на друга:
– Подумай, Макс, зачем тебе лишние проблемы? Никто не поверит, что я застрелился, с чего бы мне стреляться? Я никому не должен, врагов не имею, у меня прекрасная репутация…
В сумеречной тишине щелчок предохранителя прозвучал безжалостно и зловеще.
– Ну!


* * *


…Тяжелее всего было осознавать, Макс, что я вновь потерпел фиаско. Насмарку двадцать лет борьбы, двадцать лет изжоги и бессонных ночей.
Я мог бы без труда отравить тебя, мог устроить автомобильную катастрофу, подстрелить из укрытия – мы уже выросли, Макс, чтобы играть в былые детские игры. Лишить тебя жизни для меня не стоило бы особых хлопот. Но самое страшное, Макс, я вдруг осознал, что вовсе не хочу твоей смерти! Потерять свое дитя, свою любовь, свой наркотик, свое произведение, что я пестовал и ненавидел столько лет – это было бы слишком жестоко по отношению к себе. Нет, Макс, твоя гибель лишила бы меня смысла существования. Не знаю, был ли когда нибудь подобный прецедент, – страх за жизнь человека, которого ненавидишь!?.. Но именно это случилось со мной. С того момента я потерял покой. Одна мысль, что я могу потерять тебя из за нелепой случайности, приводила меня в ужас! Чтобы никто не мешал быть с тобой рядом, я отказался от семейной жизни. Теперь я безраздельно владел своим временем и мог контролировать и оберегать тебя двадцать четыре часа в сутки. Когда мы ездили в горы кататься на лыжах, я летел впереди тебя, чтобы ты не наткнулся на камень. На озерах я не отставал, когда ты заплывал далеко. Я перестал употреблять спиртное на дружеских вечеринках, чтобы на своей автомашине лично доставить тебя до дверей дома. Под мое «доброй ночи» ты засыпал, словно ребенок. Каждое утро я находил причину, чтобы позвонить, хотя на самом деле лишь хотел удостовериться, что за ночь с тобой ничего не случилось. Мою опеку ты принимал за проявление дружеских чувств и еще больше располагался. Меня же тошнило, когда ты восхвалял нашу дружбу на людях и посвящал мне душевные тосты. Но я терпел, так как взял след! Время играло мне на руку, и маховик мести был уже запущен! Да, Макс, ты даже не подозревал, что умираешь, но все действительно обстояло так. Мне не нужна была твоя смерть, но мне нужен был твой труп! Живой труп! – вот идея, окупающая все перенесенные мною муки! Ты – с окостеневшими глазами, тяжело дышащий, измученный ломкой и протягивающий руку, чтобы выпросить денег на очередную дозу – рядом, всегда со мной, я слышу твой измученный голос, вижу униженный взгляд, пытающийся сохранить остатки былого достоинства и отчаявшийся от осознания самообмана, вот что мне было нужно!
У меня получилось, Макс, ты клюнул! Ты не мог не клюнуть, – два месяца я подсыпал тебе в еду и питье героин. Ты не мог понять, что с тобой происходит. Терзался, что сходишь с ума, из-за ломок находился в подавленном и болезненном состоянии. Ты доверял только одному человеку, своему лучшему другу, и не мог отказать, когда я привел врача. Вылечить тебя не составило труда – один укол, и кубик героина сделал тебя счастливым. Не прошло и месяца, как ты потерял интерес к своему бизнесу и стал наркоманом. Твои дела с каждым днем шли хуже, и вскоре я увидел долгожданные признаки. При встрече ты виновато улыбался, прятал взор, нес чепуху, что пролетел на сделке и тебе нужны деньги, просил взаймы и лгал, уверяя, что дела идут хорошо.
Я победил! Гавгамелы, Соломин, Аустерлиц, взятие Берлина, выигрыш в лотерею, оргазм с любимой женщиной – жалкий пшик по сравнению с моей победой! Ты не представляешь, Макс, какое это счастье каждый день лицезреть своего поверженного врага!


* * *


Сэм ударил по столу ладонью и откинулся на спинку стула.
– Дерьмо! Дерьмо все это! Максим, мне надоел твой балаган! Опомнись! Неужели ты сам веришь во все это?
– Во что?
– В то, что заставляешь меня писать! Вот в это дерьмо! – Сэм грубо схватил исписанный лист, собираясь его порвать.
– Ну, ну! Поосторожней, Кайра, придется писать заново!
– Что? Вот эту бумажку? Мне смешно: неужели ты думаешь, что полиция примет эту портянку за твое алиби? – Сэм снова тряхнул листом. – Тебе не избежать наказания, поверь!..
– Какого наказания?
– За мою смерть! Никто не поверит тебе!
Максим зло усмехнулся.
– А ты мне веришь?
– У тебя крыша едет, Макс. Ты передергиваешь факты… Я не воровал школьный журнал, не ломал велосипед и не сдавал тебя ментам! Может, они тебе подкинули анашу, но не я! А бомбочку – вспомни! – хотел поджечь я, но ты сам вырвал ее у меня из рук! Причина в другом…
– В чем?..
– Мне противно говорить… Если тобой движет только это – я прощаю тебе долг, оставь себе. Не стоит брать на душу из за такой ерунды…
– Ты говоришь про деньги? – Максим выложил из кармана на стол тонкую пачку долларов. – Про две штуки баксов? Вот они, возьми…
Сэм побелел.
– Макс, у тебя действительно не все дома? Я ведь не тороплю тебя! Откуда ты их взял?
– Продал квартиру. Зачем она мне…
– Продал квартиру?.. Что ты задумал?!
– Я хочу, чтобы ты покаялся…
– Ч-черт!!! Прекрати заниматься ерундой, давай выпьем как в добрые времена!.. У меня есть отличный коньяк!..
– Может, лучше уколемся? У меня есть отличное ширево!
– Не юродствуй, ты же знаешь, что я не наркоша!..
– Лаура тоже не была наркошей!..
– Что ты хочешь этим сказать?
Максим с ненавистью зыркнул на Сэма и заиграл желваками.
– Не включай дурака, тебе это не поможет. Пиши, а то я начал нервничать...
Пистолет в руках Максима затрясся, и Сэм поднял ладони:
– Ладно, пишу, только успокойся.


* * *

Но я не был бы великим стратегом, если бы не предусмотрел того, что мою победу могут украсть. Да, Макс, увы, наркоманы долго не живут. Мне же мало было пройти под Триумфальной Аркой, я искал способ, как растянуть это сладостное мгновение надолго.
Я вылечил тебя, Макс, хотя это было непросто. Понадобились хорошие врачи, затем долгий срок реабилитации, и через полгода ты излучал уверенность и оптимизм. Для меня же открылись новые горизонты. Я давно не ощущал такого творческого и жизненного подъема. Словно Пигмалион я ваял тебя по своему разумению и вопреки твоей воле...
С Лаурой ты познакомился на выставке каких то чудных картин. Я не понимаю в живописи, но тебя, Макс, изучил лучше самого себя. Таким я не видел тебя давно – просветлевший взор, покрасневшие щеки и уши, идиотская застенчивая улыбка… По твоим глазам я не сомневался – это любовь. Моему удивлению не было границ: ты вел себя как обезумевший мальчишка. С умилением я наблюдал, как ты трогательно отогревал от мороза ее руки, как провожал до подъезда и топтался во дворе, пока в ее окне не погаснет свет. Часами ты мог рассказывать как она улыбалась, как смеялась твоим шуткам, как очаровательны ямочки на ее щеках и бездонны глаза. Впереди была весна, и ты строил самые фантастические планы на будущее. В такие минуты я был счастлив и любил тебя как никогда. Все шло прекрасно, и жизнь моя была интересна и наполнена смыслом. С каждым днем ты все больше и больше влюблялся в Лауру, и пружина мышеловки натягивалась, чтобы захлопнуться по моей воле. Вскоре нужный момент наступил – ты окончательно потерял голову.
Мышеловка захлопнулась, когда с тебя слетели розовые очки, и ты узнал, что Лаура наркоманка. Зная твою благородную натуру, предугадать дальнейшее было несложно. Ты не мог бросить свою любимую…


* * *

Сэм поднял голову и с негодованием взглянул на друга.
– Я и здесь виноват?
– Лаура умерла. От передозировки.
Сэм пожал плечами.
– Она с первого взгляда вызвала у меня подозрение… Я тебя предупреждал, но ты не послушал и снова сел на иглу!
– Я лишь хотел показать ей, что она не одинока, что мы вместе… Я думал, что вдвоем бросить будет легче… Но у нас не получилось… – Максим закрыл лицо ладонями и замолчал. Одна слезинка выкатилась из под ладони, пробежала по лицу и вдребезги разбилась о полированную поверхность стола. Сэм опасливо покосился на болтающийся в его руках пистолет:
– Осторожно, Макс, не нажми на курок!..
Видя, что тот ушел в себя, он попытался незаметно встать со стула, но скрип привел Максима в чувство.
– Сидеть! – закричал он и, вскочив, ткнул в друга стволом. Сэм увидел на его губах пену и почувствовал, как по спине пробежала струйка холодного пота. «Точно спятил!»
– Успокойся! Я не собирался вставать! И прекрати весь этот балаган!..
Максим медленно помассировал шею и неожиданно тихо, но твердо произнес:
– Возьми авторучку, ты не закончил. Есть еще и моя сторона…
Сэм устало вздохнул:
– Я напишу все что скажешь, но в твоей бумаженции нет продолжения. Будешь диктовать?..
– Сам напишешь… потом…
Сэм усмехнулся.
– После смерти?..
– Да…
– Интересно, как это мне удастся?.. Но послушай, Макс, тебе не кажется, что ты не справедлив?..
– Не кажется.
– Я всю жизнь тащил тебя… Любил тебя как друга детства, жалел, как вечного неудачника...
Пистолет в руках Максима задрожал. Мертвецки бледный он стал подниматься со своего места. Сэм прикусил губу: угораздило задеть больное место... Максим обошел стол, вплотную приблизился к Сэму и склонился над ним.
– Как ты сказал?.. Повтори!
– Макс, успокойся, я только хотел напомнить о том, что я всегда делал для тебя добро! Ты меня не так понял!
Максим зловеще улыбнулся:
– Значит, я не благодарен?..
Сэм в упор посмотрел на него.
– Разве не так?!..
Максим взял в руки вазу.
– А эти цветы?!.. Они очень дорогие. Я купил их специально для тебя! Представь, как они будут смотреться на моей могиле!
Сэм вздрогнул.
– На твоей могиле? Что ты несешь?.. Я тебя не пойму!..
– Скоро поймешь, осталось чуть чуть… – Максим повернулся, чтобы поставить вазу на стол, но руки Сэма уже вцепились в пистолет. Схватка длилась секунду. Развернув ствол в сторону, чтобы исключить шальную пулю, Сэм рванул пистолет и отбросил ногой Максима на диван. Максим в горячке кинулся было на друга, но маленькое черное отверстие пригвоздило к месту: теперь ствол дрожал в чужих руках...
– Что теперь?.. – в голосе Сэма сквозило нескрываемое торжество.
Друг промолчал и лишь устало откинулся на спинку дивана.


* * *

Максим презрительно наблюдал, как Сэм торопливо набирает номер, что то говорит, с ликующей улыбкой кладет трубку.
– Все? Наговорился? – ухмыльнулся он.
– Осел, тебя следовало бы грохнуть, но я придумал кое что получше, – тебя ждет психушка! – и Сэм вдруг дико рассмеялся. – И идиот! – сквозь смех закричал он, – ты… ты опять проиграл! Но на что ты рассчитывал? Хотел завалить меня и остаться безнаказанным – дудки! Но не волнуйся, я буду носить тебе передачу, чтобы ты не загнулся раньше времени!..
– А с чего ты взял, что я хочу остаться безнаказанным? Я просто хотел дать тебе последнюю возможность покаяться и очистить совесть, вот и все... – тихо произнес Максим и, морщась, опустил глаза.
Сэм взглянул на его руку и заметил шприц, воткнутый в вену на тыльной стороне кисти. Он на мгновенье окаменел.
– Нет! Что ты делаешь?!.. Зачем?..
Жидкость быстро уходила из шприца, и когда Сэм подскочил и вырвал его из вены, было уже поздно. Максим с вымученной ухмылкой посмотрел на друга:
– Ты не предусмотрел одного – наше чувство оказалось взаимным… Лаура мне все рассказала… Ты рассчитывался с ней героином, и она не смогла себе простить… Но я отомстил…
Максим побледнел и бессильно откинулся на спинку дивана; закрытые веки подергивались, дыхание заметно таяло.
Неожиданно черты его лица распрямились, и на лице появилась счастливая улыбка – та самая!.. Эту улыбку Сэм не мог не узнать. Именно так улыбался Максим, когда они впервые увидели друг друга. Сэм содрогнулся: он вдруг разгадал, что именно за эту открытую, за эту мерзкую счастливую улыбку уверенного в себе человека он всю жизнь ненавидел Максима!..
Выпученными от ужаса глазами Сэм посмотрел на друга, на шприц, что еще держал в руке, и с силой швырнул им об стену: «Нет! Нет!!!» Одним прыжком добрался до телефона.
– Скорая?! Быстрее! Он ввел пять кубов!.. Не знаю что именно, скорее всего героин!..
Бросив трубку, Сэм подскочил к другу и попытался нащупать пульс. Затем стащил Максима на пол и лихорадочно, не замечая, что ломает ребра, принялся делать искусственное дыхание, поминутно прижимаясь ухом к груди. Через пять минут понял тщетность своих усилий – сердце Максима не прослушивалось.
В оцепенении он опустился рядом с телом, в отчаянии обхватив голову и не обращая на звонки и удары в дверь. Вскоре все стихло. Просидев еще минут двадцать, Сэм вдруг вскочил и кинулся к книжному шкафу. Скинул ряд книг на пол и дрожащими руками заковырял ключом. Вытащив из потайного сейфа пачку денег и пакетики с белым порошком, он подскочил к лежащему и стал швырять в мертвому в лицо.
– Вот! Вот баксы! Вот твое проклятое ширево! Подлец, чего тебе не хватало?! Я все делал для тебя! Это все было твоим! Ты предал меня! Предал!

Всю ночь Сэм цедил бутылку коньяка из горлышка и много думал. Несколько раз он подползал к лежащему Максиму, и, в тайне надеясь на помилование свыше, прижимался ухом к холодной груди. Затем ложился рядом и бесслезно плакал. Уже под утро, когда распоясавшийся осенний ветерок принес дрожащие мутные лучи, сел за стол. Внимательно несколько раз перечитал исписанный им же лист, затем развернул его горизонтально и размашисто, надорвав нажатием авторучки бумагу, что то начеркал на полях...


* * *


Разгулявшийся ветер громыхал на крыше, рыскал по балконам, ухал под карнизами. Возможно, поэтому выстрела никто не услышал, разве что вздрогнула и проснулась собачонка в соседней квартире. Она покрутила головкой, оскалила зубки, но лаять поленилась и принялась досматривать какой-то аппетитный сон.
Под напором стихии не выдержала и с шумом раскрылась форточка. Ненароком ворвавшийся быстротечный вихрь пронесся над лежащими рядом телами и испуганно рванул обратно. Взметенный со стола бумажный лист грациозно, словно вальсируя, взмыл в воздух, крутанулся пару раз и опустился на пол. Несмотря на легкий полумрак, с правой стороны листа на полях, перпендикулярно основному тексту, выделялось крупными буквами:
Ты был по отношению ко мне безупречен, Чудовище! 11.04.2015

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.