Серый

Пролог

Семь человек, крыша шагов в тридцать длиной и приблизительно десять в ширину. Отсюда до земли сто тринадцать этажей. Сто тринадцать этажей свободного падения, прежде чем твое тело разобьется об асфальт. Малго – главный в этой группе, и именно его пятеро мейстров два с половиной часа загоняли девушку. Малго шагнул вперед, тьма сгладила его шаги. Именно она позволяет мейстрам двигаться бесшумно. Поэтому они выходят на охоту только ночью.
Главарь шагнул вперед, и остальные последовали за ним. Каждый их шаг заставлял добычу отступать назад, приближаясь к обрыву. Девушка, стоящая перед ним, не старше тринадцати на вид. Хрупкая и невысокая, с растрепанными грязными волосами, в пыльной одежде. Сейчас она была просто испуганным и беззащитным ребенком. Малго покачал головой, не стоит думать так, ведь именно она целый вечер петляла по городу, запутывая следы, именно из-за нее погиб Кевин. Она такая же как и остальные, носящие черный. Действительно, вся ее одежда была черного цвета от куртки до носков ботинок, а в левой руке она сжимала короткий кинжал, отбивающий свет фонарей.
С этой крыши у нее есть только один путь – вниз. У нее все же остается выбор: по лестнице или в обрыв. Малго усмехнулся, довольный собой. Такие молодые всегда сдаются, рано или поздно. Просто эта поздно, вот и все. Он подошел еще ближе, обе ее ноги уже стояли на парапете, теперь охотника и жертву разделяло не более трех шагов. Инстинктивно пытаясь отстраниться от него, она сделала шаг назад, но ее нога повисла над пропастью. Кожа бледная, как мел, темные глаза широко распахнуты, губы приоткрыты. Он мог представить, с какой скоростью бился ее пульс по тому, как пульсировала жилка на тонкой шее. Сегодняшняя ночь станет его триумфом. Последнее время мейстрам не везло. Носящих осталось всего несколько сотен тысяч, и они очень хорошо умели скрываться: самые острожные, самые лучшие, самые умные. Раньше было гораздо проще – стоило выйти на улицы после наступления сумерек и в каждой подворотне можно было заметить двух-трех людей, одетых в черное. Но эти времена уже давно прошли. Мастер будет рад, когда сегодня они приведут ее. Ему даже будет все равно, жива ли она. Но лучше все же привести живой, так дадут больше.
- Тебе не уйти, девочка, - проговорил он так мягко, как только мог. К несчастью его голос всегда звучал хрипло из-за поврежденных голосовых связок. – Попалась.
Девчушка испуганно ахнула, руки, сжимающие кинжал, тряслись, как при лихорадке. Малго упивался ее страхом, как вкусом дорого вина. Еще больше его опьянял вкус будущей победы. Последние трое, которых он преследовал, покончили с собой, только бы не попасть к ним в руки. Теперь все будет иначе. Двое из его мейстров незаметно заходили с боков, чтобы схватить девчонку до того, как она решится на какой-то глупый поступок.
- Скажи нам, с кем ты пришла, и мы разрешим тебе уйти. Нам нужны взрослые, а не глупые дети, - конечно же это была ложь, и они оба об этом знали. Ей позволят уйти только в наручниках. Но отчаяние иногда заставляет поверить во что угодно.
Она покачала головой, упрямо сжав челюсти.
- Помни, это твой последний шанс, - Малго удивлялся сам себе. Обычно для него настоящим мучением было произнести даже несколько слов. И не только из-за того, что обожженный язык постоянно болел, но и потому, что ему было невыносимо слушать звучание собственного голоса.
Хватит, сказал он сам себе.
- Схватить ее!
Сразу трое мейстров бросились вперед. Девушка перехватила нож и бросила его вперед. Послышался стон, а несколько мгновений спустя один из мейстров со стоном извлек его из собственного глаза. Недурный бросок для перепуганного ребенка. Малго сам шагнул вперед, чтобы схватить ее. Девушка смотрела прямо на него. На несколько секунд ее взгляд задержался на шраме, пересекающем правую половину его лица, затем скользнул по татуировке на другой щеке – знаку командира. В свои тридцать шесть Малго достиг не так уж и много. Он был капитаном 3 ранга, это значило, что он был носителем трех знаков. У мастера их города было семь знаков, а у верховного командующего – десять. Три это мало. Он безошибочно различал презрение в ее взгляде, а затем и в усмешке, скользнувшей по ее губам. Затем она медленно, почти лениво, сделал шаг назад, разведя руки в разные стороны, и оторвалась от крыши.
Как легко она двигалась. Как естественны были ее движения. На один безумный миг Малго поверил, что ей удастся сбежать, оставив их не с чем.
Мейстры подбежали к краю крыши, но было уже слишком поздно. Еще несколько секунд они наблюдали за ее падением, а затем послышался хлюпающий звук, когда тело ударилось о землю. После падения с такой высоты, от нее почти ничего не осталось. Теперь им ничего не получить.
До этой секунды Малго был уверен, что это они загнали ее на край крыши. Но тогда почему он чувствовал себя побежденным?
Торис

Старина Торис работал в морге с тех пор, как ему исполнилось восемь, помогая отцу соблюдать здесь чистоту. В этом году, когда ему перевалило за шестой десяток, мастер предложил судмедэксперту оставить службу, но Торис наотрез отказался, так как не представлял себя без работы. Все здесь за долгие годы успело стать для него родным: светло-серые стены и пол на две оттенка темнее, яркий искусственный свет ламп, операционный стол, и висящие на стенах инструменты, (особенно он гордился своей коллекцией пил). Он не мог жить без запаха дезинфекционного средства, витающего в воздухе, и сладковатого запаха разложения, везде следующего за ним, как верная тень.
Тело, лежащее перед ним на операционном столе, было накрыто светло-серой тканью. Сделав глубокий вдох, он слегка поддернул за края ткани, обнажая останки. Его сердце переполнялось болью от одного взгляда на них. В рапорте было сказано, что девушка упала с шестьдесят второго этажа. В теле не осталось ни одной целой косточки, большинство из них было раздроблено или расколото. Ребра просто раздробились на мелкие осколки, проткнув оставшиеся внутренние органы. Сила удара была такова, что желудок лопнул, как мешок с водой, та же участь постигла печень, селезенку и легкие. Такое прекрасное, такое здоровое и молодое тело теперь не только не могло послужить донором органов, но и вообще было бесполезно. Пустая трата природных ресурсов.
Торис последний раз взглянул на останки, которые, словно детский конструктор, собирал последние несколько часов, и снова накрыл его тканью, поставив в рапорте печатную букву «К», что означало кремацию.
- Ксар! Ксар!
- Господин?
В морге показалось синюшное лицо девятнадцатилетнего помощника. Его волосы торчали во все стороны, как иголки дикобраза, а лицо всегда было такого цвета, словно его вот-вот тошнит.
- Ты сделал то, что я приказывал тебе? – холодно спросил Торис.
- Результаты анализов готовы, сир.
- Тогда почему я до сих пор не видел их? – Торис никогда не повышал голоса, должно быть, научившись этому у друзей, окружающих его. Но когда он бывал в плохом настроении, голос его становился шипящим, как у змеи.
- Простите, просто я решил, что вы заняты.
- Ты решил? Дурак, разве ты вправе решать, что мне делать?
- Простите, сир…
Ксар поспешно удалился, осторожно прикрыв за собой двери. Торис сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он всегда был спокойным и рассудительным, что это с ним такое произошло сегодня? Что бы это ни было, оно напрямую связано с лежащим перед ним телом. Это было уже третье тело, доставленное в таком состоянии, и никто не знал, когда это прекратиться.
Остаток ночной смены Торис провел, разбирая бумаги и составляя отчет о последней неделе работы. Было доставлено четыре трупа носящих черное, или как говорили в простонародье, черных. И ни один из них не был в хорошем состоянии, необходимом для работы. Торис был очень огорчен.
Люди боялись черных. Именно из-за них был введен комендантский час. И серые боялись даже носа показать на улице в ночное время. Даже несмотря на то, что черных осталось совсем мало, они внушали такой ужас, что из всех серых только мейстры – ночная полиция – рисковали выходить ночью на улицы.
Мейстр – одна из самых уважаемых профессий, стать одним из них очень сложно, а покинуть службу можно только посмертно. Туда входили только самые бесстрашные, самые отчаянные и опасные люди. Мейстры никогда не женились, но днем они были неотличимы от других людей, чтобы их невозможно было выследить. Только капитаны мейстров носили знаки отличия – татуировки на лице, с помощью которых можно было определить их ранг, все же остальные были безликими и носили маски разных цветов, скрывая свои лица. Это была самая потрясающая и самая совершенная организация, существующая в мире в настоящее время. Их главной задачей было патрулирование города и поимка черных. И многие серые испытывали к ним почти такой же суеверный ужас, как и к черным, если не больше.
Торис не боялся мейстров, так как определенной мерой сам принадлежал к ним, хоть никогда не надевал маски, и на его лице не было ни одной татуировки. В это трудно было поверить, глядя на этого пожилого, крепкого, совершенно невзрачного человека, дни и ночи пропадающего в морге, ставшем не только его домом, но и его натурой.
Здесь, в мире мертвых он чувствовал себя так уверено, как никогда не чувствовал среди живых.
Тони

Тони дрожал, несмотря на то, что на улице вовсе не было холодно. Просто человеку, который ни разу не видел ночного неба, довольно-таки трудно было выйти на ночное дежурство. Его матушка никогда даже не подходила к окну с наступлением заката и била сына по рукам каждый раз, стоило ему приблизиться к запретному толстому стеклу в старой деревянной раме. Она всегда плотно задергивала толстые шторы и вместе с тремя детьми уходила вглубь дома. Всю ночь в их доме горел свет, но ему не под силу было отогнать страх, поселившийся там с тех пор, как с отцом семейства произошел несчастный случай. Шестилетний Тони лежал в своей кровати, забравшись с головой под одеяло, и сжимал в руках отцовский карманный фонарик, наслушавшись историй двенадцатилетнего Роба. Когда дул сильный ветер, и ветки скребли по стеклу, ему казалось, что это черные лезут в его окно, чтобы забрать непослушного Тони; если начинался дождь, он с замиранием сердца старался дышать как можно тише, потому что в дождь можно было незаметно подобраться к их дому и подняться наверх по пожарной лестнице…
Короче говоря, Тони всю жизнь был ужасным трусом и никогда не скрывал этого. Старшие братья – Корвин и Роберт всегда издевались над ним и часто пугали, из-за чего Тони стал бояться еще сильнее. Но когда ему исполнилось восемнадцать, именно он, а не Корвин и даже не Роберт стал мейстром.
Тони сказал себе, что теперь он не должен бояться. Теперь, когда он больше не испуганный пятилетний мальчик, а доведенный до ужаса восемнадцатилетний парень, все самые ужасные кошмары которого вот-вот воплотятся в жизнь. Но успокоиться было не так легко.
Разные сказания ходили в народе о мейстрах. Факты, которые сообщались по мониторам, многократно приукрашивались, обрастали все новыми и новыми подробностями, окончательно утрачивая связь с реальностью.
Тони до сих пор не мог поверить в то, что он теперь один из них. Глядя на идущих рядом с ним людей, он не испытывал ничего, кроме ужаса, и ему требовались все его мужество, чтобы не сбежать.
Впрочем, мейстры не были людьми в полной мере. Хоть в чем-то сказки не обманули. Остальные шестеро мейстров были высокими мужчинами с решительными лицами, все сплошь обвешанные сталью, и даже звуки их шагов могли обратить врага в бегство. Тот, что шел слева от Тони, был более чем на голову выше парня, с широкой бычьей шеей, не слишком рельефными медвежьими мускулами и длинной рыжей косой, точно такие же рыжие волосы покрывали его мощные руки и грудь. Лицо было скрыто за синей безличной маской, и только живые темно-зеленые глаза свидетельствовали о том, что перед тобой живой человек. Он предпочитал, чтобы его называли Медведь, и пока не нашлось ни единого человека, готового оспорить это имя.
Собственная синяя маска как вторая кожа облегала лицо Тони. Она была изготовлена из какого-то очень твердого металла. Ходили слухи, что после того, как одного из мейстров заживо зажарили черные, даже его доспехи расплавились, а маска только чуть обуглилась по краям. На ее внутренней поверхности было высечено его собственное имя – Скорпион.
Мейстры синей маски носили имена созвездий.
Идущие впереди Орион и Гидра были одинакового роста и одинаковой комплекции, словно были собраны в мастерской Бога. Здоровяк Большой Пес, казалось, был на быструю руку вырезан из огромного куска гранита. И его меч, настолько огромный, что помещался только на спине, иначе бы просто царапал лезвием землю, был едва ли не такого роста, как сам Тони. Главарь синих – Дракон – был единственным из них, кто не носил маски, и лучи полной луны освещали его хмурое лицо с тяжелой нижней челюстью, прямую линию носа и густую черную бороду. На его левой щеке были нанесены пять черных знаков: пламя, стрела, кинжал, треугольник и чаша. У Тони не хватало храбрости спросить, о чем говорят эти символы, но даже он знал, что у каждого из капитанов мейстров они свои.
Последний из них, хромающий на левую ногу квадратный человек, ростом не выше Тони, носил имя Жертвенник. И, что самое удивительное, несмотря на свою давнюю хромоту, он ни на шаг не отставал от своих.
Патрулирование длилось уже четыре часа, и за это время им не удалось встретить ни единого черного, и Тони чувствовал непонятное для себя разочарование. Черные до сих пор казались ему какими-то ужасающими кровожадными тварями, почти что дикими животными, которых нужно истреблять, пока они не разрушили город. Но как-то так вышло, что за две недели, в течение которых Тони числился в команде синих, ему так и не довелось встретиться ни с одним из них. Иногда ему казалось, уж не выдумка ли они, одна из мрачных городских сказок.
Шипение ветра проносилось по улице, вырываясь сквозь дыры в стенах, гулким эхом сливаясь в единое мощное русло. Приближалась долгая зима, и ночь с каждым разом наступала все раньше, а день стремительно укорачивался. Без мейстров серые не переживут Великую Ночь, последняя из которых длилась долгие три года, когда солнце медленно поднималось на небо в семь утра, чтобы зайти уже через четыре часа.
- Где же эти чертовы псы? – проговорил сквозь зубы Медведь, пиная ногой пустую алюминиевую бутылку.
- Тебе бы следовало поуважительнее отзываться о детях ночи, - отозвался Жертвенник. – По крайней мере, пока не поднялось солнце.
- Замолчи, старикан, пока я не научил тебя уважению.
- Хватит уже, - резко оборвал их Дракон. – Мне кажется, я что-то слышал.
Синие все как один замолчали. У Тони в горле стал ком, а сердце учащенно билось в горле. Обхватив правой рукой рукоять своего короткого меча, парень попытался успокоиться, но безрезультатно. В отличие от остальных, он не был еще настолько уверенным в силе стали.
Было абсолютно тихо, но среди синих не было более осторожного и более опытного воина, чем Дракон.
Было отчетливо слышно, как шумели листья у них над головами, как раскачивались вверху провода, приводимые в движение сильными порывами ветра, стучали старые металлические рамы и дребезжали стекла. Но мейстры искали совсем другие звуки…
- Слева, - прошептал Гидра, резко разворачиваясь и выхватывая одновременно два длинных изогнутых кинжала.
Синие, подготовленные тысячами стычек, тут же отозвались на его движение, принимая боевые стойки. Тони на мгновение замешкался, прежде чем сообразить, что от него требуется. Прошло три секунды, пять, минута…
- По-моему, у тебя галлюцинации, старик, - недовольно пробормотал нетерпеливый Медведь, отвесив Гидре подзатыльник.
- Согласен, - Орион шумно вздохнул и сплюнул на пол.
Только Жертвенник и Дракон до сих пор не расслабились, пристально вглядываясь во мрак.
Орион убрал меч обратно в ножны и несколько раз осмотрелся вокруг:
- Здесь никого нет. У кого-то просто разыгралось воображение, - кисло проговорил он, имея в виду совсем не Гидру.
Мускулы Дракона немного расслабились:
- Хорошо, идем дальше.
Все мечи вернулись обратно в ножны, и мейстры двинулись дальше. Тони разглядывал тусклый свет в окнах, думая о людях, которые остались внутри. В городе почти не осталось домов, в которых было бы больше трех этажей, а если и они и сохранились, то там все равно никто не селился. Серые боялись внезапных набегов, хоть черные почти никогда не проникали в жилища рядовых серых. Самые богатые селились в нижних этажах, под защитой камня и стали, бедняки были вынуждены ютиться на окраинах да еще и на вторых этажах.
Группа должна была обойти город включительно до северной границы и, сделав небольшой крюк, вернуться в главное здание внутренней обороны. На это с головой хватило бы и нескольких часов, но Дракон требовал от своих людей не формального выполнения обязанностей, а действительного прохождения службы.
Все проходило спокойно. Никаких лишних звуков, никаких шагов, но Тони не покидало ощущение, что кто-то шепчет ему на ухо. Будто кто-то по пятам следует за ними, и чьи-то глаза отмечают каждое их движение. По его коже пробежали мурашки.
Орион на несколько минут задержался у старого колодца, бросая вниз увесистые камни и облитые маслом горящие куски дерева, после того, как ему почудилось мелькание черной спины.
Больше ничего не происходило. Казалось, ночь замерла, готовясь нанести удар. Даже ветер улегся.
А затем вдруг стало очень светло, словно уже наступил день. Тони опешил, прикрыв руками глаза и инстинктивно упав на колени. Шум, крики и звон стали навалился на него со всех сторон, парень изо всех сил сцепил зубы и надавил пальцами на веки. Когда через несколько мгновений он смог разлепить глаза, ему показалось, что небо упало на землю. Шестеро его товарищей яростно рубились на мечах с тройкой черных. У них под ногами тлели горящие угли, над металлическими обломками «погремушки» поднимались тонкие струйки дыма.
Тони поднялся на ноги, выхватив меч. И именно в этот миг один из черных – высокий мужчина лет сорока – двинулся на него, за несколько секунд до этого оглушив Гидру. В руках у него была дубинка, напоминающая по виду небольшое дерево, каковым, впрочем, она и являлась. Тони испуганно дернулся назад, даже забыв поднять оружие. Дракон, Жертвенник и Орион пытались загнать в угол самого яростного из всех, а Медведь и Большой Пес тем временем разбирались с последним. О существовании третьего черного, как и о существовании Тони они напрочь забыли.
Как ни удивительно, именно страх позволил Тони прийти в себя. Ему даже удалось блокировать удар, который черный нанес ему. Пусть это было проделано не очень мастерски, а скорее неуклюже, пусть он едва не выронил оружие…Черный зарычал, совсем как в кошмарах, которые так часто снились Тони, и бросился в атаку. Тони увернулся, чудом спасаясь от подсечки. Удивившись собственной храбрости, он даже попытался подрубить врагу сухожилия на левой ноге, но тот легко ушел в сторону, ответив ударом деревца. Тони присел, не понимая, как справится с этим быком, а затем рядом с ним оказался Медведь. Сталь ударилась о сталь, а затем враги тут же разошлись в разные стороны. Это напоминало дикий танец, а сами бойцы двигались с грациозностью зверей. Несмотря на свои габариты, Медведь двигался плавно, но в то же время быстро, всякий раз оказываясь в нужное время в нужном месте, как никогда не выходило у невысокого тощего Тони. Но и Черный был очень хорош. Неизвестно, сколько бы еще длился их бой, если бы Медведь не двинулся вперед, стараясь повалить противника на землю. Не ожидавший такого напора Черный замешкался на несколько секунд, но было уже поздно. Два тела покатились по грязной улице, вцепившись друг в друга. Оба меча остались лежать на земле.
Сверху оказался Черный. Он несколько раз ударил Медведя в челюсть, под маску, затем мейстр сбросил его с себя.
- Скорпион! – закричал Медведь.
Тони знал, что должен сделать. Черный стоял прямо перед ним. Меч едва покачивался в руках у Тони. Нужно ударить до того, как Черный успеет подобрать с земли свой меч и нанесет удар по Медведю. Ну же, это не сложнее, чем бить по учебной груше. Враг даже не успеет ничего сделать. Тони замахнулся, пытаясь рассчитать верную траекторию. Черный развернулся. Темно-карие глаза с осуждением уставились на Тони, и этого хватило, чтобы рука юного мейстра дрогнула. А в следующий миг враг отбросил его назад одним ударом. Парень упал на спину, едва не наткнувшись на собственный меч. Черный же не стал медлить, острие его меча вышло из спины Медведя, проткнув его сердце насквозь. Медведь захрипел, выронив из рук меч. Дракон оказался у него за спиной, одним широким ударом смахнув голову Черного. Тело еще несколько секунд сохраняло вертикальное положение, прежде чем рухнуть. Крови было не так много, как должно было быть в представлении Тони. Он будто издалека наблюдал за тем, как Дракон склонился над распростертым на асфальте окровавленным телом Медведя и вытащил меч у него из груди, бросив сталь на землю. Остальные мейстры встали по бокам от тела.
Дракон извлек собственный кинжал и вскрыл грудную клетку мертвого товарища. Тони закрыл ладонью рот, чтобы не закричать. Дракон раздвинул ребра, обнажив бьющийся окровавленный кусок металла, находившийся ровно в том месте, где должно было быть сердце. В металле зияла огромная дыра, где прошел меч Черного, что, впрочем, не мешало ему продолжать пульсировать.
- Что там? – прохрипел Медведь.
Дракон покачал головой:
- Ничего серьезного. Походишь пока с дыркой, пока мы не поставим тебе новое.
Мейстры не совсем люди. Но и не совсем киборги.

Пейн

- Дерьмо!
Пейн осмотрелся вокруг. Они находились в одном из «мертвых домов», где когда-то проживали богатые люди, еще до того, как они стали делиться на серых и черных. Это было потрясающее зрелище. Потолки в этой комнате достигали восьми метров, а с первого этажа на второй вела длинная мраморная лестница. Стены покрывала темно-вишневая парча, точно такого же оттенка были паркетные доски на полу. На постаментах и столиках стояли золотые скульптуры и посуда. Некогда в самом центре зала висела огромная люстра, состоящая из нескольких сотен ограненных кристаллов.
Теперь же от всего этого великолепия почти ничего не осталось. Здесь было темно, как в пещере, из-за того что стеклянные мозаики на окнах покрылись толстым слоем пыли и копоти. Здание горело, и судя по всему с того времени прошел ни один десяток лет. Стены почернели, мраморная лестница раскрошилась от времени, от люстры остался только металлический крюк, свисающий с потолка, ограненные кусочки хрусталя заставшими слезами лежали на полу. Огонь так и не дошел до тяжелых бархатных штор, и они медленно раскачивались под собственным весом, проеденные молью в стольких местах, что дырки закались каким-то своеобразным кружевом. Чего нельзя сказать о мебели. Обугленные доски лежали прямо на выщербленном паркете, почерневшие от огня, прогнившие от времени и витающей здесь сырости. Но безумнее всего было смотреть на чудом сохранившуюся мебель: позолоченные резные стулья с бархатными обивками, криволапые столики ручной работе, на каждом из которых стояла золотая ваза или статуя, и огромный черный рояль в самом центре зала. Пепел, пыль и золото. Золота здесь было почти столько же, сколько и пыли под ногами.
- Дерьмо! – упрямо повторил его напарник, не сводя взгляда с мирно коптящей свечи.
Все в Аресе выдавало восточное происхождение: он был не очень высок, изящного телосложения, с тонкими, несколько угловатыми чертами лица и миндалевидными карими глазами. Его длинные, до середины спины, прямые волосы цвета воронового крыла были небрежно собраны в хвост.
Люди всегда удивлялись, видя их вместе. Пейн был на полголовы выше, с короткими светлыми волосами, и глазами цвета неба перед грозой: свинцово-серыми с едва различимыми голубыми прожилками. Разными они были и по характеру. Но при этом ни у одного не было человека ближе.
Им обоим было девятнадцать, и у них обоих на левой щеке было выжжено по четыре символа. У Пейна – стрела, пламя, птица и перечеркнутый круг, у Ареса это была молния, омега, треугольник и китайский иероглиф, значение которого оставалось для Пейна загадкой. Среди мейстров не принято разговаривать о символах и их значениях. Это знает только сам мейстр и мастер, который наносил знак на его кожу. Немногие ровесники Пейна достигали таких высот в столь раннем возрасте. Вполне возможно, что лет через двадцать он уже будет обладателем всех десяти знаков.
Арес несколько минут пытался связаться с центром, впрочем, безуспешно. Наверное, поэтому он называл золото дерьмом.
Было и нечто еще, что удивляло даже больше, нежели такое обилие золота. Это здание до сих пор было обитаемо. Внизу, рядом со старинным роялем, под золотым канделябром сидел дряхлый старик в пышном темно-бардовом халате с золотистой каймой. Ему было, наверное, лет сто, если не больше. Бледная, сморщенная, словно печеное яблоко, кожа так плотно облегала череп, что казалось, будто кто-то специально натянул ее на кости. На груди у старика висела золотая, в палец толщиной, цепь с каким-то медальоном.
Пейн с Аресом против своей воли приблизились к нему, почувствовав сильный запах старости и мочи, а еще пыли. Губы старика были плотно сжаты, на лице застыло снисходительное выражение. Пейн с удивительной ясностью подумал, что именно здесь ему место, в этом царстве гордыни, обросшей грязью и копотью.
- Не хотите ли чаю? – спросил старик тоном, словно предлагал им отведать яду.
- Нет уж, спасибо, - покачал головой Арес. – Мне еще не надоело жить.
Старик сощурил свои глубоко посаженные маленькие, как у хорька, глаза, и крикнул:
- Лиза, чаю!
В тот же миг на втором этаже отворилась трехметровая двустворчатая дверь, и оттуда вышла девушка лет шестнадцати на вид, одетая в длинное темно-красное платье. Ее волосы были уложены на древний манер и накрыты жемчужной сеткой. В руках она несла золотой поднос с тремя чашками, чайником и сахарницей.
Семейство Злотов было одним из самых древних и самых богатых в минувшей эпохе, и даже сейчас сохранило некую власть. Но глядя на старого Владомира Злота, Пейн не испытывал ничего, кроме презрения, разбавленного легкой долей жалости. Как можно, имея столько золота, продолжать жить среди обломков и не иметь никакой прислуги, кроме родной внучки?
Медленно спустившись по раскрошенным ступенькам, Лиза остановилась перед своим дедом, поставив поднос на стол. Пейн отметил, что чашки, как впрочем и все золотые изделия, были начищены до блеска и ничуть не потемнели за долгие века. Интересно, подумал он, с чем старику будет проще расстаться: с жизнью или со своим золотом.
- Чаю, - повторил Владомир, кивая на два кресла, стоящих напротив него.
Пейну не хотелось садиться, но он заставил себя преодолеть брезгливость и медленно опустился в кресло, издавшее под ним жалобный скрип. Теперь парень опасался лишний раз даже пошевелиться, чтобы оно просто не рассыпалось под ним. Но ничто на свете не заставило бы его прикоснуться к золотой чашке, пусть даже вода в ней и не была отравлена. Арес встал справа от него.
- Что понадобилось светлейшему от глупого больного старика? – поинтересовался Злот, хитро мигнув маленькими глазками.
Пейн отметил, как напряглась стоящая в нескольких шагах Лиза. В ней отчетливо проступали фамильные черты Злотов: высокий лоб, тонкий нос с горбинкой и почти полное отсутствие подбородка. Такие же маленькие, как и у ее деда, водянисто-зеленого цвета глаза испуганно метались с одного посетителя на другого. Что за игру ведет Злот, если его внучка так боится прихода гостей?
- Чем я могу быть вам полезен, господа?
- Вам должны были доставить некую…посылку, - проговорил Арес. – Она здесь?
- По-моему, я знаю, о чем вы говорите, - усмехнулся старик. – Лиза! Идите, моя внучка проводит вас…Нет, стойте, пусть идет один, а другой останется здесь.
Парни обменялись взглядами, и Пейн поднялся с кресла, кивком головы показывая Лизе, что готов следовать за ней. Арес занял его место, приготовившись развлекать хозяина дома.
Девушка привычно поднималась по потрескавшимся ступенькам, а вот Пейну приходилось повторять каждое ее движение, чтобы ненароком не провалиться вниз. Первый пролет, второй, и они вышли на округлую площадку, на которую выходило одновременно пять огромных дверей. Было очевидно, что и пожар приник и сюда. Полированное дерево обуглилось и потрескалось, часть дверей покосились на бок, и Пейн даже не был уверен, что их все еще можно открыть.
Лиза, не говоря ни слова, притворила одну из дверей, оставив крошечную щелочку, и прошмыгнула внутрь, приподняв руками подол платья. Пейн остался стоять в коридоре, чувствуя себя по меньшей мере глупо. Снизу до него доносили обрывки разговора, он отчетливо слышал мелодичный голос Ареса и хриплое карканье Владомира. Чтобы чем-то занять себя в отсутствие Лизы, парень принялся разглядывать стены, покрытыми темно-серыми обоями в мелкий цветочек. Левая часть зала сильно пострадала, дорогу в восточную часть особняка преграждала обливавшаяся балка. Зато противоположная сторона выглядела практически нормально. Стены не только сохранили свой цвет, но на них до сих висели огромные парадные портреты в изящных деревянных рамках. На первом портере был изображен мужчина с пышной седой бородой и ястребиным взглядом, на втором щеголеватый молодой человек с тонкими чертами лица и завитыми усиками. Третий портрет изображал мужчину средних лет с широким, несколько одутловатым лицом и блеклыми серо-зелеными глазами, четвертый – молодого мужчину, в котором Пейн угадал нынешнего хозяина поместья – Владомира Злота. С последнего портрета на него смотрел хмурый мужчина с болезненного цвета тонким лицом и темными, почти черными глазами, судя по всему, сын Владомира, хотя Пейну так и не удалось отметить сильного фамильного сходства. Еще раз оглядев каждый портрет, Пейн вновь вернулся к последнему. Что-то тревожило его, но вот что именно? Поза молодого человека была расслаблена и абсолютно статична: руки, сжимающие эфес шпаги, голова чуть наклонена набок, взгляд направлен сверху вниз, губы плотно сжаты, но в глазах застыло что-то…
Дверь со скрипом отворилась, и Лиза шустро выскользнула из комнаты, держа в руках небольшой сверток. Увидев Пейна, она подскочила от неожиданности, словно вовсе не ожидала увидеть его здесь. Сначала она инстинктивно прижала сверток к груди, а затем передала его парню, не сводя с него маленьких хитрых глаз.
- Когда была доставлена посылка? – спросил Пейн, глядя на темную оберточную бумагу в своих руках.
- Вчера вечером, - тихо проговорила девушка, уголки ее губ чуть приподнялись, словно он сказал какую-то шутку. – Кажется, вас заинтересовали фамильные портреты?
Пейн повернул голову вправо, наткнувшись на холодный взгляд самого молодого из Златов.
- О, это сир Радомир Злат, младший сын дедушки. Двое старших умерли еще во младенчестве. Радомир погиб десять лет назад. Это стало ужасным ударом для нашей семьи. Дедушка так и не смог оправиться. Нелегко умирать, зная, что на тебе твой род прервется.
- А как же вы?
Лиза скорчила гримасу:
- Древние роды наследуются только по мужской линии. Я являюсь последней из семьи Златов, но мои дети ими уже не будут.
- А кому достанется все имущество? Этот особняк, все золото, люди?
- Людей у нас почти не осталось. Золото уйдет на покрытие долгов. Все, что осталось у нашей семьи – это ее честь, но она держится на связях и страхе, а значит, умрет вместе с дедушкой.
Золото, связи и страх.
Глядя на старика невозможно предположить, что его может кто-то бояться, подумал Пейн. Но тем не менее, Злоты – одно из самых древних и самых могущественных семейств, существующих задолго до появления первых серых. Вместе с ними погибнет не только часть старого мира, но и часть нового. Это как если убрать один из кубиков в основе и удивиться, из-за чего рухнула пирамида.
Тем временем Лиза стала медленно спускаться вниз. Ее юбка подметала пыльные ступеньки, но девушка и не думала подобрать ее. На какое-то мгновение у Пейна в глазах встала картинка: яркий свет, громкие голоса внизу, музыка, прерываемая смехом, и Лиза в прекрасном золотистом платье…
Возможно, так и было бы, родись девушка на столетие раньше, еще до того, как случился переворот, но не теперь, когда старый мир медленно разлагался, издавая тошнотворный запах гниения.
Старый Злот не соизволил подняться со своего кресла, чтобы проводить их, и в доме не было дворецкого, который сделал бы это, поэтому Пейн и Арес сами следовали по пустынным грязным коридорам к выходу. Трудно было сыскать более мрачного и серого места, чем поместье Злотов. Горел не только особняк, но и близлежащие леса и прекрасные богатые сады, прежде славившиеся на весь мир. На многие мили вокруг не осталось ни единого живого дерева, ни единого пучка травы. Животные и птицы уже двадцать лет как покинули эти проклятые места.
Садясь в черный закрытый экипаж, Пейн облизал губы, почувствовав вкус соли и пепла. Небольшой сверток мирно покоился в его нагрудном кармане.
- Как думаешь, они не ошиблись? – просил его друг, задвинув легкие, как пух занавески, не желая и дальше наблюдать этот унылый пейзаж за окном. – Действительно ли старик служит черным?
Пейн несколько секунд смотрел в темные глаза сидевшего напротив мейстра, а затем громко крикнул:
- Трогай!
Кучер хлестнул посеребренной плетью по спинам лошадей, и экипаж стремительно сорвался с места, поднимая в воздух огромное облако пыли, смешанной с пеплом.
Морт

Воздух пах апельсинами и восточными пряностями. Высокая пышная торговка носила огромное блюдо с различными сладостями. Здесь была и сладчайшая пахлава, и воздушный рахат-лукум, и нежное персиковое суфле с кремом из взбитых сливок, и медовые пирожные, просто тающие во рту. Морт представила себе, как кладет в рот хотя бы одно из этих угощений, и почувствовала на языке соленый привкус крови. Оставшуюся часть площади ей пришлось пробежать, зажав нос и рот ладонью, чтобы удержать в себе скудный завтрак.
Солнце с удивительной силой жгло ее непривыкшее лицо и обнаженные плечи. На ней были надеты длинные светло-коричневые брюки и белая майка, к которой она до сих пор не привыкла, несмотря на то, что это было ее не первое посещение Жемчужного города. Ей постоянно хотелось прикрыться, накинуть что-то на плечи. Она привыкла носить длинные платья с пышными юбками или на худой конец просторные мужские брюки, но это совсем не то же самое, что обтягивающие светлые бриджи и майки, в которых она чувствовала себя почти что голой.
Носящим черное под страхом смерти было запрещено выходить на улицы до захода солнца, и даже Морт – наследницу одного из самых знатных семейств, ведущего свой род от самого Черного Короля – ждет очень серьезное наказание. Если ее поймают, конечно.
Она бывала на этих залитых солнцем площадях уже не меньше сотни раз, и ее еще ни разу никто не ловил. Разве можно, глядя на эту высокую стройную девушку с длинными русыми волосами, заплетенными в причудливую косу, ярко-синими глазами и ямочками на щеках, хотя бы предположить, что она одна из ужасных воинов, наводящих страх на всех серых?
Каждый из семи ее братьев унаследовал волнистые черные волосы отца, его черные глаза и тонкие хищные черты. Она же всем пошла в мать. Во дворе даже частенько поговаривали, будто она вовсе и не дочь сиру Блэквулу, что, в общем-то, было и особо важно. Женщина, родившая своему мужу-лорду шестерых наследников, имеет право на небольшие плотские развлечения. За долгие годы, проведенные в поместье, Морт привыкла не обращать внимания на подобные сплетни. Она была единственной женщиной знатного происхождения в их доме, не считая матери, конечно, и вполне была этим довольна.
Хотя Морт уже давно исполнилось шестнадцать, отец не разрешал ей бывать здесь ночью. Она могла свободно передвигаться по всему королевству, но вход на земли серых был ей строго воспрещен. Но ведь именно здесь бурлила настоящая жизнь. Ей нравилась оживленная площадь и бурный поток людей, одетых во все цвета радуги. Такого не встретишь на ее родине, где все носят исключительно черное. Нравилось слушать голоса людей и чудные звуки, которые они чудесным образом извлекали из своих музыкальных инструментов. Но больше всего ей доставляло удовольствия наблюдать за потрясающими фонтанами, украшающими главные улицы города, каждая струя которых была подсвечена в свой цвет. В Королевстве не было электричества, от него отказались еще полвека назад, не было ламп, а улицы освещали только газовые фонари и масляные лампы. Но если серый мир жил днем и засыпал с наступлением ночи, черное королевство оживало вместе с луной и искрилось под ее серебряным светом до самого рассвета.
Она бы не глядя променяла все пестрые чудеса серых на праздник Восходящей Луны или ледяные скульптуры Мозаичного Лабиринта. И никакие кушанья серых не сравняться с невесомыми десертами, которые готовятся в их кухни.
И все же ужасно утомительно было все дни просиживать взаперти в пыльной библиотеке или проводить за учебой. Морт хотелось свободы и приключений. У нее никогда не выходило шитье, а с мечом она управлялась искуснее, чем с иглой. Ей хотелось думать, что хоть чем-то она пошла в отца. И пусть ей не достались его волосы цвета воронового крыла и бледная, как лунное сияние, кожа.
Со всех сторон ее окружали всевозможные запахи: жареное мясо, выпечка, специи и смесь пота, железа и крови. Издалека доносились звуки кузни. Пестро одетые торговцы наперебой предлагали свои товары, заманивая кто чем горазд: кто диковиной, кто ценами, а кто обещанием жениться на первой даме, которая изволит купить что-то в его лавке. Солнце еще даже не достигло своей высшей точки, и люди чувствовали себя в безопасности.
В Жемчужном городе, который нынче называли не иначе, чем Серый, проживало почти триста тысяч человек, в то время как во всем Черном Королевстве – всего семьсот тысяч. Но при этом серые до дрожи в коленях боялись черных, и даже заговаривать о них боялись в ночное время. Война между двумя народами, некогда составляющими один, длилась уже долгих тридцать лет, но ни у одной из сторон до сих пор не вышло удержать победу. Черные время от времени пробирались по ночам в города серых, совершая поджоги или набеги, те же в отместку грабили города королевства. После того, как двадцать лет назад после окончания долгой зимы, длившейся целых семь лет, населения обоих государство сократилось едва ли не втрое, был подписан договор. С тех пор черные не могли выходить из своих домов после восхода солнца, а серые – после. Конечно, обе стороны воспринимали этот договор, как простую формальность и нередко нарушили его, но черные, поймавшие ночью на своих землях серого, имели право казнить его или помиловать по своему выбору.
После этого пропасть между двумя народами стала такой же широкой, как море, и такой же глубокой. Черными называли тех, кто отверг практически все дары цивилизации. Они поклонялись старым богам и избирали короля, их женщины носили длинные платья, а мужчины ездили на конях или в экипажах. В отличие от серых, у которых были поезда, электрическое освещение и заводы. Черные двигали науку вперед, а серые воплощали их идеи в жизнь. Вместе они были как часть единого, некогда разломанного на две части механизма, который хочет, но все же упрямиться вновь срастись воедино.
Морт часто думала, какого было бы ее королевство, если бы люди, не таясь, могли бы днем выходить на улицы. Так было бы гораздо проще. Люди бы больше не опасались потерять кого-то из своих близких или навеки проститься с сыном, который заступает на ночное дежурство, готовясь совершить очередной набег на земли серых. Но при этом оно наверняка потеряло бы какую-то важную свою часть, стало бы безликим братом-близнецом серого мира с его продажными истинами и чудовищными лживыми законами.
Человеческий поток вынес Морт прямиком к зданию церкви, которае, впрочем, не имело ничего общего с великолепными соборами черных, с их серебристыми фресками, мраморными статуями и витражами на окнах. Церкви серых были обычно квадратными, редко прямоугольными. Морт как-то, развлечения ради, зашла внутрь. Стены там были светло-серыми, само помещение было разделено на одинаковые комнаты-квадраты, где не было ничего, кроме выкрашенной серой краской деревянной скамьи и светильника. Это было место, где каждый желающий мог побыть наедине с собой и своим богом. Какая чушь! Когда черные просили о чем-то, они писали просьбы и пожелания на маленьких клочках бумаги, а затем, помолившись, кидали их в огонь, чтобы послание вместе с дымом достигло богов.
Морт повернула в сторону противоположную церкви и быстрым шагом направилась прочь. Ноги сами привели ее в старый полузаброшенный парк, где она так любила сидеть, свесив ноги в прохладную воду. Вот и сегодня скрывшись в тени раскидистых золотисто-багряных деревьев, она вытянулась на мягкой траве, подложив себе под голову дорожную сумку. Лето подходит к концу и, скорее всего, это ее последнее посещение Жемчужного. Когда наступит зима, день будет слишком коротким, чтобы добираться сюда. К тому же тогда она сможет часами кататься на коньках по замершему озеру или подолгу гулять по заснеженному лесу, где будет почти так же светло, как и днем. Морт радовалась выдавшемуся погожему деньку и старалась впитать кожей как можно больше солнца. Она закрыла глаза, чувствуя, как лучи скользят по ее щекам и плечам, оставляя на них невидимые глазу золотистые линии.
Иногда ей хотелось навсегда остаться здесь…
Морт проснулась от холода. Над ее головой закаркал ворон. Она улыбнулась, потянувшись. Уже ночь, значит, она сможет наконец-то выйти наружу. Проведя руками по постели, она замерла. Та была острой и больно поранила пальцы. И ей было холодно. Наверное, Грета опять забыла закрыть окно в ее комнате.
Открыв глаза, Морт увидела над собой кроваво-красное закатное небо и раскачивающиеся мохнатые ветви, увитые плющом. Страх быстрым насекомым заполз ей в душу, принявшись мерзко копошиться внутри. Она рывком села в траве, обнажив меч. Ей, дочери ночи, неестественно было бояться звездного неба и свежей прохлады. Но это дома она была принцессой луны, одетой в легкие шелка и белоснежную меховую шубу. Здесь же, в сером мире, она была всего лишь одной из непрошенных гостей.
Ничего, сказала она сама себе. Нужно только как можно скорее покинуть город и вернуться домой, пока ее еще не успели хватиться. Она всегда ложилась с первыми лучами солнца, а потому вставала так же поздно. У нее еще хватит времени на обратный путь, только бы не попасться на глаза патрулю.
Солнце дало ей еще несколько коротких минут, пока она пробиралась сквозь густо растущие стволы, и окончательно улеглось, стоило ей ступить ногой на асфальт. Ей еще ни разу не приходилось бывать ночью в городах серых. То, что казалось ей таким незавершенным днем, сейчас приобрело какое-то удивительное очарование и эфемерную легкость. Сердце медленно билось в груди, она была спокойна, пока с ней был ее верный меч, закаленный в крови белого льва, Латвиен.
Она неслышно пробиралась по пустынным улицам, погруженным в кромешную тьму. Как ей не хватало привычного света газовых фонарей, каждую ночь зажигающихся на Звездной Алее. К тому же она не знала эти места так же хорошо, как родные. Здешние улицы обманчивой улыбкой легко могли заманить ее в ловушку, прямо в руки к бездушным мейстрам, которых на ее родине прозвали адскими гончими. Она ненавидела их всей душой, желая им смерти. Это были худшие представители серых. Злобные, жестокие твари, убивающие каждого черного, который встретиться им на пути. На ее глаза до сих пор наворачивались слезы от мысли о милой, улыбчивой Анне, которой было всего тринадцать. Девочка так и не вернулась домой, и даже ее кости никогда не обретут покоя в родной земле.
Морт неоднократно упрашивала отца, чтобы вместе с братом Вейераном, бывшим старше ее всего на несколько лет, войти в состав гвардии, чтобы сражаться с мейстрами. Но он был категорически против, говоря, что женщине не престало заниматься кровавыми делами. Как она могла спорить?
И вот сейчас, пробираясь по темным улицам, она ужасно боялась и одновременно жаждала услышать приближающиеся шаги и получить возможность напоить Латвиен адской кровью.
Боги были милосердны к ней этой ночью. Миновав центр, вдалеке она услышала хлопанье крыльев и свист, а затем чью-то речь. Так громко и так вызывающе ночью могут говорить только мейстры. Взяв Латвиен в правую руку, Морт пошла на голоса, стараясь держаться поближе к стенам.
Их было всего двое. Лица скрыты за ярко-желтыми масками. Судя по голосам, парни. Они о чем-то весело переговаривались и были настолько увлечены беседой, что даже не заметили ее. Морт испытала сильное возбуждение, но заставила себя не двигаться с места: вдруг рядом находятся и другие мейстры. С двумя она сумеет справиться, но если их будет больше, то кто-то успеет поднять тревогу и тогда…
Поздно…Один из мейстров резко повернулся, указывая пальцем прямо на нее. Морт вздрогнула. На ней была цветная одежда, но кто из серых рискнет высунуться ночью на улицу? К тому же она, не таясь, держала в руке меч.
Первый оказался около нее, нанеся размашистый удар по ногам. Морт легко ушла от корявой подсечки, ответив целой серией ударов, переведя финт в рубящий. Мейстр только чудом успел уйти, но уже через несколько секунд был вынужден спасаться от нового удара. Он принял его, сблокировав лезвием собственного меча, и тогда Морт ударила его ногой, отбросив на несколько шагов назад.
К тому времени подошел второй. Нужно было закончить с ними как можно скорее, пока на шум не сбежались другие. Сделав обманное движение, Морт снова атаковала первого мейстра, уже через несколько секунд наколов его на лезвие своего меча, после этого она толкнула тело мертвого на другого. Опешив, тот неуклюже завалился назад, выронив меч. Дело было решено. Сбив его с ног, Морт отодвинула в сторону убитого врага и одним движением сорвала с другого желтую маску, обнажив бледное испуганное лицо парня на несколько лет старше себя. Отец всегда говорил, что когда убиваешь поверженного врага, нужно смотреть ему в глаза, чтобы никто не мог обвинить тебя в трусости. Она победила в этом поединке, и его жизнь теперь принадлежала ей. Парень сглотнул, в ужасе уставившись на нее. Влажные от пота волосы прилипли к его лбу. Она могла бы проявить милость и отпустить незадачливого мейстра, мальчишку.
В этот миг она вспомнила об Анне. И занесла меч.
Недаром ее звали смертью. Луна серебрила ее лицо.
Когда все было кончено, она вытерла лезвие о рубаху убитого мейстра и убрала в свою сумку обе золотые маски. Так было принято у ее народа. Она представила, как будет гордиться отец, когда она покажет ему свои трофеи,…после того, как накажет, конечно. Кроме масок, она забрала изогнутый кинжал и фонарик у одного и хлыст у другого. Тащить два тяжеленных меча ей было ни к чему.
Уже поднявшись, она услышала за своей спиной еле слышный шорох. Морт резко обернулась, выставив вперед меч, готовясь ко встречи с очередным врагом. Но перед ней стоял не враг. Это была испуганная женщина лет тридцати. Она тряслась всем телом, прижимая к губам окровавленную руку.
Морт действовала, не задумываясь. Каждая секунда промедления может стоить ей жизни. Если эта женщина начнет кричать, призывая кого-то на помощь, то Морт конец. После того, как она убила двоих мейстров, ее не ждет ничего лучше виселицы. Подлетев к женщине, она занесла клинок и ударила в грудную клетку, пронзив сердце. Женщина медленно сползла по стене вниз. Ее светлое платье окрасилось багрянцем.
Морт побежала, направляясь к северным воротам. Она вовсе не чувствовала раскаяния. Это днем серые были для нее просто людьми, а ночью становились врагами, жаждущими ее смерти точно так же, как и она жаждала их. За жизни двоих мейстров можно было заплатить одной невинной. Этим она, возможно, спасла одного черного. Или даже двух. Всякая цена должна быть оплачена.
Она бежала, не разбирая дороги. Бежала так быстро, что в ее легких почти не осталось воздуха, и немного успокоилась, только увидев впереди громадные черные ворота. Она почти дома. Не став связываться с замком, Морт пробежала еще несколько метров, подсвечивая себе фонариком, отобранным у одного из мейстров. А вот и она, небольшая дырка, через которую она вполне сможет перебраться на другую сторону. Как ни трудно ей было расстаться с фонариком, его пришлось оставить здесь. Девушка спрятала его в тайнике под стеной в нескольких десятках метров от дырки, чтобы найти в следующий раз. Трофейные маски негромко позванивали в сумке и радовали ее слух, как радует богача звон монет.
Солнце не станет ждать.
Морт снова побежала к видневшемуся вдалеке замку из черного матового камня. Ей еще предстоит полчаса бежать через лес, прежде чем она доберется до тернового сада, но все это не волновало ее. Здесь ей больше ничего не угрожает.
Этой ночью она доказала, что она воин, а не кисейная барышня. Латвиен, испив крови, пел звездам свою печальную песнь, прославляя новых и старых богов. Луна ярко светила с чистого неба, освещая каждый ее шаг. 06.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.