На те же грабли. Часть первая

Ахмадеева Наталия

НА ТЕ ЖЕ ГРАБЛИ...

ЧАСТЬ I

Луна заглядывала в комнату через неплотно задернутые занавески, и Марише с кровати был виден ее краешек. Кажется, будто это и не луна вовсе, а просто нарисованный серебристой краской полукруг на окне… или на шторах. Красивый такой полукруг…
Из кухни слышались негромкие голоса мамы и ее подруги. Маринка попробовала прислушаться, о чем они говорят, но это оказалось совсем неинтересно – тетя Валя рассказывала о каком-то Воронове, который «завалил отчет, а ей теперь отдуваться». Уже совсем было решив засыпать, девочка уютно свернулась калачиком под одеялом и закрыла глаза, но голоса взрослых вдруг стали звучать иначе, больше не слышалось смеха, и Мариша насторожилась. Опять эта тетя Валя все о том же…
- … Ну, сколько можно тянуть? Ответь, наконец, человеку, он ведь не мальчик уже! Что ты над ним издеваешься?
- Я не издеваюсь.
- Ну да? А как еще это можно назвать? Заставляешь взрослого, солидного мужчину бегать за тобой, ждать у подъезда, отсиживаешься то у меня, то на работе… Юленька, это все детство, честное слово.
- Я его не заставляю, он сам бегает.
- Но ведь ты его и не отшиваешь?
- Да прогоняла я уже… Он не уходит. Словно не слышит, когда я прошу его больше не приходить! Господи, как он мне надоел, если бы ты знала! Как мне вообще все надоело!
- Не дури, - голос стал резким, - надоело ей. О себе подумай, в конце концов. Моложе ведь не становишься – тридцатник через два месяца отмечать будем, хотя чего уж тут праздновать…
- Валюша, я помню, сколько мне лет.
- Да? Что-то непохоже. Да пойми ты, ради Бога, время ведь идет, и даже такой преданный идиот, как Игорь, за тобой не будет вечно гоняться. Найдет себе вчерашнюю школьницу, а ты так и будешь королеву изображать, только уже в полном одиночестве.
- Говори, пожалуйста, тише – Маринка может услышать, - сердито сказала мама.
- И хорошо, если услышит. Тогда сама таких глупостей делать не будет, как ее мамочка. Ну, правда же, Юль, кончай страдать. Ну, один дурак попался, но это ведь не значит, что все остальные такие же. Хотя, что я говорю – такие, даже хуже, ну так что? Одной тоже не лучше. А этот, по крайней мере, не станет из себя Отелло строить. Ему твоей улыбки за глаза хватит, счастлив будет месяц… А если еще… – голос стал глуше, и сразу же послышалось мамино восклицание:
- Валентина!
- Ну, а сама-то чего орешь? Что я такого сказала? Да спит твое сокровище, что ей еще делать – время уже почти одиннадцать. А меня послушай, я тебе правду говорю. Кто тебе, кроме меня, ее скажет, правду-то? В тридцать пять ты никому не будешь нужна, вместе со своими закидонами. Поверь мне, старой одинокой женщине.
Звонкий смех.
- Господи, да забирай ты его себе, а, старушка? Ну, правда же, Валюш. Чего зря хорошему человеку пропадать.
- Ишь, какие мы щедрые. Тебе он, значит, не нужен, и ты мне с барского плеча… А кто тебе нужен, скажи на милость? Кирка твой? Много он тебе счастья дал? Не наревелась еще?
- Валя!
- Ну, что Валя, что Валя? Юль, ну, в самом деле. Подумай ты раз в жизни серьезно. Любовь, любовь… Любовь – это в семнадцать лет хорошо. Да и любит он тебя, ведь и слепому видно. А у тебя ребенок растет. Маришке отец нужен.
- У Марины есть отец.
- Ага, на каникулах, вот он есть, а вот его нет. Фокус такой. А ребенку отец нужен всегда, особенно девочке, иначе она не будет чувствовать себя уверенно во взрослой жизни, так умные люди говорят. Чтобы рядом был постоянно, понимаешь?
- А Кирилл рядом. Всегда, когда он нужен Марише, он рядом. Знаешь… Маринка, между прочим, Игоря терпеть не может.
- Это ты виновата, сама ее настраиваешь. Она же видит, как ты к нему относишься…
- Я не настраиваю. И вообще… не надо больше об этом, Валюш, пожалуйста. Я устала сегодня, а тут еще ты зудишь. Попробуй лучше пирожки, мама сегодня испекла.
- Ты мне зубы-то не заговаривай… Ну, ладно, ладно, на сегодня хватит, так и быть. Но учти, я от тебя не отстану. Хватит дурью маяться. Ну, сказала же – молчу. Дай-ка мне вон тот, румяненький…

Марина со вздохом повернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой. Но сон не шел, услышанный разговор обеспокоил девочку и заставил встревожиться. А вдруг эта неугомонная тетя Валя все-таки уговорит маму? И тогда дядя Игорь, который и так не дает ей покоя, поселится у них уже навсегда. Ничего хорошего в этом Марина не находила.
Маме он не нравился, это ясно, иначе бы она не стала делать такие гримаски всякий раз, как видела его – морщиться, словно у нее зуб болит. И лицо у нее становилось одновременно сердитое и расстроенное, Маринка замечала.
Глупая эта тетя Валя, подумала девочка, переворачивая подушку нагретой стороной вниз. Выходила бы сама за этого Игоря, если уж так за него переживает!
Тоже еще, жених… Притащится вечно на своей машине и сидит в ней, ждет, когда мама вернется. Мариша один раз видела, как мама от него пряталась за углом соседнего дома. А в тот вечер шел дождь, и старый зонт, который бабушка давно уговаривала выбросить, выворачивался наизнанку, потому что был сильный ветер…
И Марина просто возненавидела этого непонятливого мужчину, из-за которого мама вынуждена была мокнуть под дождем. Она хотела тогда выбежать и вынести маме другой зонтик, но вовремя сообразила, что тогда дядя Игорь ее заметит, и она выдаст мамино убежище. И Мариша пряталась за занавеской и ждала, кусая губы, когда же он уедет.
Раньше он приходил к ним домой, сидел и ждал маминого прихода с работы, с бабушкой разговаривал. Ей, Маринке, приносил кукол, хотя она сто раз ему говорила, что уже выросла и в куклы не играет. Она грубила ему нарочно, а он только улыбался, будто не слышал в ее словах ничего для себя обидного.
Это из-за него мама недавно поссорилась с бабушкой. Сказала таким тоном, который Маринка не любила – чужим, словно разговаривала с посторонним человеком:
- Я же просила его не принимать, когда меня дома нет. Ты словно мне назло делаешь, мама!
Бабушка тогда тоже рассердилась и сказала:
- Ну, я не знаю, какие тут у вас отношения, а поступать с человеком по-свински не годится. Ну, Юля, сама подумай, как я его прогоню? Он приходит с такими букетами, с тортами, Маринке игрушек приносит, а я что, перед ним дверь закрою?
- А ты понимаешь, что я уже домой боюсь идти!? – закричала тогда мама, и Маринка не выдержала, выбежала из комнаты, откуда она подсматривала в щелку через неплотно прикрытую дверь, и тоже закричала на бабушку:
- Это ты сама его приглашаешь, я слышала! «Проходите, Игорь Валерьевич!» – передразнила она. – А он противный, и вечно ко мне с вопросами пристает!
- Мариша, перестань, - устало произнесла мама. А бабушка всплеснула руками и сказала:
- Ну, вот, полюбуйтесь. Вся в папочку! Да делайте вы что хотите, я больше в ваши дела не вмешиваюсь!
И бабушка ушла в свою комнату и не разговаривала с ними весь вечер. А мама была такая грустная, что у Маринки просто сердце разрывалось. Она даже ее не отругала, что повысила голос на бабушку, только головой покачала: «Ох, Маришка». А потом сидела на кухне, курила и смотрела в окно. И даже забыла, что Мариша сидит рядом, а ведь раньше мама при ней никогда не курила…
Потом, правда, они с бабушкой помирились, и мама, наверное, все-таки поговорила с дядей Игорем, потому что тот перестал подниматься к ним в квартиру. Теперь он ждал маму у подъезда, и Маришка не знала, лучше ли это. По крайней мере, раньше мама на улице под дождем не мокла.
Последние мысли получились какие-то вялые, они словно расплывались и рвались на кусочки, будто вата… или облако… Не успев додумать, на что еще могут быть похожи такие вот рваные мысли, Мариша заснула.

Будильник затрезвонил так пронзительно, что у Юли разболелся зуб. Ужасно не хотелось начинать день. Не было сил даже поднять руку и заставить замолчать этот механизм, который все звенел и звенел, будто сам с собой поспорил, сможет ли все-таки разбудить хозяйку или проиграет.
Будильник победил. С тяжким вздохом Юля вытащила руку из-под теплого одеяла и, потянувшись, нажала кнопочку. Мучитель смолк. Откинувшись на подушку, Юля с радостью прислушивалась к этой благословенной тишине, наслаждаться которой ей осталось недолго, всего десять минут. Именно столько времени она отводила себе на то, чтобы поваляться, немножечко понежиться в постели, перед тем как начать новый день, заполненный бесконечными обязанностями. Странно, раньше она встречала каждый наступающий день с радостью, словно он обещал множество приятных сюрпризов. И само ожидание становилось частью этой радости…
А сейчас… сейчас почему-то с каждым днем все тяжелее открывать глаза и настраиваться на предстоящие дела. Мало того, у нее будто бы стало меньше сил, и она не успевает выполнить все, что наметила с вечера. Дни, что ли, стали короче, подумала Юля и грустно посмеялась над собой.
Дни тут ни при чем, в них по-прежнему двадцать четыре часа. Все дело в ней. Она каждый день ощущала, как с самого раннего утра на нее наваливалась тоска. Она отступала под каждодневными заботами на задний план, но, как только выдавались свободные минуты, возвращалась на прежнее место.
Это чувство уже стало привычным – ощущение тягостного «нечто», поселившегося внутри и мешающего радоваться жизни, беззаботно смеяться Маришкиным проказам и словно высасывающего из нее, Юли, жизнь по капельке.
Тоска окрашивала в ровный, без полутонов и ярких пятен, серый цвет все события, которые раньше трогали или огорчали, задевали или радовали. В такие моменты даже круглая мордашка дочери не вызывала обычного прилива счастья и обожания, а ее звонкий голос начинал необъяснимо раздражать – он требовал встряхнуться, сбросить с себя хандру, как старый рваный халат, и начать действовать. А вот этого как раз и не хотелось. Последствия шагов, которые Юля так решительно предприняла четыре года назад, до сих пор ужасали ее саму, хотя она никогда и никому бы не призналась в этом. Чтобы окружающие думали, будто она сожалеет о своей свободе? О том, что нашла в себе силы бросить то, что было так дорого, оборвать одним рывком все нити – да что там нити, канаты! Что иногда, особенно ночами, снова и снова прокручивает в памяти ситуацию и… нет, конечно же, не раскаивается, а просто вяло примеряет другие варианты развития событий. Вяло – потому что поезд уже ушел, и ничего изменить нельзя. Дело сделано.
Да, такую обиду, такое оскорбление не прощают. И она не простила. А то, что сейчас вместо ожидаемого облегчения и мстительной радости чувствует пустоту, наверное, вполне объяснимо. Во всех книжках по психологии – а их было прочитано немало за последние месяцы – популярно объяснялось, что спустя определенное время после развода подавляющее большинство женщин, даже тех, чья несомненная правота неоспорима, начинают сожалеть о своем поступке. Былые же годы супружеского счастья вспоминаются с ностальгией.
Так что Юля, в принципе, была готова к таким вот эмоциям и даже ожидала этого с каким-то любопытством. Только вот к тоске, грызущей изнутри, и, казалось, прямо выедающей сердце, она подготовиться не сумела. И когда эта тоска окутывала ее снова, как душный шерстяной платок, не давая вздохнуть, у Юли иной раз возникало ощущение, будто она тонет, а спасти ее некому…

Тихо прошелестели мимо двери шаги – это мама направилась будить внучку, чтобы не опоздала в школу. Юля рывком села на своем раскладном диване, на котором спала с тех пор, как вернулась на старую квартиру родителей. Ну вот, пока мать киснет здесь и жалеет себя, бабушка, как стойкий солдатик, берет на себя основные утренние хлопоты. А это уже совсем не годиться. Надо только заставить себя встать, а там все пойдет само собой…
Вскочив с постели, она босиком подбежала к окну, раздвинула шторы и приоткрыла балконную дверь. Утренний холодный воздух заставил поежиться и подобрать пальцы ног, которые не грел даже кажущийся на вид теплым ворс ковра. Да уж, осень… Октябрь во всей своей красе, и льет, как из ведра. Значит, снова придется бороться с зонтом…
Поспешно набрасывая халат и нашаривая ногой тапки, Юля с неожиданной обидой подумала: «А ведь он, наверняка, купил себе новый зонт, а тот, старый, давно выбросил. И дурью не мучается, не то, что некоторые. Эх, права Валька, бить меня некому!»
Вылетев в коридор, она столкнулась с Маришей, которая, сонно потирая глаза, плелась в ванную. При виде взъерошенной со сна дочери, такой милой в этой ярко-оранжевой пижаме с белыми воздушными шариками, совсем по-детски трущей глаза кулаками, Юлино сердце дрогнуло от нахлынувшей нежности. И как она, дуреха, могла даже подумать, будто Маришка ее раздражает! Нет, правда, лечиться ей уже пора, это точно.
- Солнышко, доброе утро, моя родная, - обняла она девочку и поцеловала теплое ушко.
- Привет, мам.
Худенькие руки привычно взметнулись и обвили Юлину шею.
- Как спалось?
- Лучше всех! – ответил ребенок, следуя заведенному
ритуалу, и сладко зевнул.
Юля, тихонько смеясь, слегка потянула дочку за нос. Та боднула ее головой и, почти окончательно проснувшись, заявила:
- Я первая умываться!
- Это нечестно!
- Честно-честно!
С этим воплем девочка скрылась в ванной. Юля, все еще улыбаясь, повернулась и столкнулась с матерью, которая наблюдала за ними от дверей в кухню.
- Ну, проснулись, спящие царевны?
- Ага. Папа уже ушел?
- Конечно, в семь убежал. У него же сегодня открытое занятие, надо какие-то приборы подготовить. Да и коллоквиум у них там скоро, - сообщила мать и подтолкнула ее:
- Ты давай, одевайся, я там блинчиков напекла на скорую руку. Поешьте и побежите.
- Ну, мамуля, ты даешь! – восхитилась Юля, от утренней хандры которой сейчас ничего не осталось. Вот если бы так весь день…
Дружное поедание блинчиков с какао, застилание кроватей и приведение себя в порядок заняли времени больше, чем на это отводилось утренним распорядком. Надевая сапожки в передней, Юля услышала «сигналы точного времени» по радио и всполошенно закричала:
- Маринка, живей, мы опаздываем! Марина!
- Иду!
В коридор вылетела дочка, волоча сумку по полу за одну лямку, а другой рукой застегивая свой школьный жакетик.
- Быстрей, заяц, мы ужасно опаздываем! – пропыхтела Юля, обматывая шею темно-зеленым шелковым шарфом.
- Вот вечно у вас так, - заворчала бабушка, - нет, чтобы встать пораньше, все сделать, не торопясь…
- Все, мамуля, мы побежали!
Вылетев из подъезда, они помчались по улице, наступая в лужи и забрызгивая одежду. Дождь теперь уже моросил, беспрестанно и надоедливо, грозя погубить безвозвратно прическу и оставляя мокрые кляксы на ткани плаща.
- Мариша, - задыхаясь, проговорила Юля, сражаясь с непослушным зонтом, - не забудь в школе почистить брюки и протереть ботинки.
- Ладно, мам. Ты тоже не забудь, - в свою очередь напомнила дочка и взвизгнула – холодная капля попала за шиворот.
- Мам, ну, чего ты новый зонтик не купишь, а?
- А зачем мне новый? Ну вот, раскрылся, наконец.
- А этот весь сломанный. И выворачивается…
- Не наступай, мне, пожалуйста, на ноги. А зонтик… зонтик мне еще этот послужит… Побежали, автобус!
Народ на остановке, тоже углядев выезжающий из-за угла автобус, оживился и приготовился к штурму. Подбежав, Юля с Мариной ловко ввинтились в толпу и сумели заскочить в него как раз в тот момент, когда водитель приготовился закрывать двери. Уткнувшись носом в чью-то мокрую спину, Мариша повертела головой, стремясь избежать прикосновения влажной ткани, но ничего не получилось, и девочка что-то пробурчала. Юля, услышав недовольное пыхтение дочери, послала ей ободряющий взгляд и подмигнула. Марина снизу подмигнула в ответ, но из-за неудобного положения получилась такая печальная гримаска, что Юля, не выдержав, фыркнула.
- И ничего смешного, - обвиняюще глядя на мать, заявил ребенок, - мне мокро и противно!
- Очень тебе сочувствую, - отозвалась Юля, пытаясь вытащить свой зонт из-под чужой руки, - так, кажется, мне его сейчас окончательно сломают… Ура!
- Сломали? – с надеждой спросила Марина, вытирая рукавом мокрое лицо.
- Противная девчонка. Дался вам всем мой зонт! Не сломали, к твоему сведению.
- Ну, может, еще сломают… вечером, - девочка лукаво взглянула на Юлю.
- Вот вредина…
В этот момент Юля заметила в окне приближающуюся вывеску знакомого магазина:
- Маринка, тебе выходить! Я сегодня дальше проеду.
- Ладно, мам, пока!

Следя за удаляющейся фигуркой в надвинутом на нос капюшоне, Юля внезапно почувствовала, как к горлу подступил комок. Эти решительные движения, энергичные взмахи рукой, короткий жест кистью, которым дочка попрощалась с матерью – все было перенято любимым ребенком у человека, который не так давно был не менее любим… Нет, с этим пора заканчивать. Сколько ж можно, в конце-то концов. Наверняка, «этот» - именно так Юля называла про себя бывшего мужа – вовсе не страдает ностальгическими приступами. Скорее всего, с точностью до наоборот – давно уже завел себе новую пассию, а то и не одну. Если верить Валькиным словам, та рыженькая, с которой она видела его в кафе, - не деловая знакомая. У Вальки хорошая зрительная память. Хоть она и встречалась с Кириллом всего два-три раза, и было это еще в незапамятные времена их семейной жизни, ее словам можно доверять – раз говорит, что узнала его, значит, это был бывший Юлин супруг собственной персоной. Так что нечего ей тут мучиться.
Настроенная по-боевому, Юля решительно раздвинула стоящих перед ней пассажиров и начала протискиваться к выходу. Внушительного вида тетка, преграждавшая ей дорогу, сердито оглянулась было, недовольная натиском. Но, натолкнувшись на воинственный взгляд, втянула, насколько могла, в себя живот, и пропустила молодую женщину, позволив себе лишь парочку замечаний, и то полушепотом.

Городок в Подмосковье, где они жили, был небольшим, но дорога в библиотеку, куда Юля устроилась три с лишним года назад, становилась длинной из-за кружного автобусного маршрута. Можно было сократить ее, пойдя напрямик, через дворы и аллею, что начиналась прямо от Маринкиной школы, но в такой дождь не хотелось топать по грязи. Поэтому на свое рабочее место Юля прибыла с небольшим опозданием, когда ее коллега Иринка уже занималась с первыми читателями, для которых и плохая погода не оказалась помехой на пути к знаниям.
- Я сейчас, только плащ повешу, - шепнула Юля, пробегая мимо девушки к вешалке за шкафом.
Ирка кивнула, разыскивая в картотеке формуляр парня, который, разумеется, забыл свой номер. Компьютер же, как назло, с утра завис, и было невозможно определить этот номер по созданной недавно электронной картотеке.
- Девушка, ну можно побыстрее, я на занятия опаздываю, - взмолилась девица в круглых очках на курносом носике, бережно прижимающая к себе черную кожаную папку.
- Одну минуту, - терпеливо бросила Иринка, - посмотрите пока книги на стеллажах.
- Да мне не нужна эта любовная муть, мне сборник Бернса нужен, - простонала девушка.
Парень, которым занималась Ирка, с интересом глянул на говорившую сверху вниз:
- Это кто ж такой?
Девица смерила его презрительным взглядом и, ничего не ответив, принялась нетерпеливо притопывать ногой в изящном сапожке.
Юля, хорошо видевшая всю эту сцену в большом зеркале, перед которым она торопливо причесывалась, тихонько прыснула.
- Ну вот, молодой человек, нашла, - довольно улыбнулась Ирка, - а вы знаете, что за вами до сих пор числится «Теория бухучета»? Вы ее еще в начале сентября брали.
- Да вы что? – искренне изумился парень. – Не может быть!
- Очень даже может, - спокойно возразила Ира, - вот, смотрите сами.
Она повернула читательскую карточку так, чтобы ему были видны написанные четким почерком строчки.
- Черт, и правда, - выдохнул парень, - и как же быть? Вы мне ничего не дадите, да? А мне этот справочник позарез сейчас нужен, ну вот просто – кровь из носу!
- Послушайте, ну, сколько можно, в конце концов? – вышла из себя любительница шотландской поэзии. – Я на электричку опоздаю!
- Сейчас, девушка, я вами займусь, - успокоила ее вышедшая из своего убежища Юля, - номер ваш скажите…
- Четыреста семьдесят один, - отчеканила та звенящим от возмущения голосом.
Юля быстро нашла нужный формуляр, убедилась, что за девицей не числится никакой литературы и, уточнив, что именно из произведений Бернса ей нужно, пошла искать книгу. Проходя мимо Ирки, она тихонько сказал ей на ухо:
- Да выдай ты ему этот справочник, пока Алевтины нет.
Удаляясь к стеллажам, она услышала, как парень сказал ей вдогонку:
- Вот есть же добрые люди на свете!
И следом за этим – негодующее фырканье девушки. Одарив страждущих читателей необходимой им литературой, получив кучу благодарностей и обещание принести шоколадку милым библиотекарям от довольного молодого человека, девушки, оставшись одни, переглянулись и дружно улыбнулись.
- Надо же, какие запросы с утра пораньше, - протянула Ирка, убирая формуляры в коробочку для последующего учета, - Бернса ей подавай.
- А ты сюда глянь, - поманила ее Юля, которая выглянула в окно узнать, не утих ли дождик, - парнишка-то, похоже, всерьез запал.
Из окон отдела было видно, как молодой человек, старательно умеряя свои шаги, семенит рядом с неприступного вида девушкой и что-то говорит с улыбкой, явно пытаясь привлечь ее внимание.
- Нашел на кого, - пробурчала Ира, бросив косой взгляд в сторону окна, - она ему всю плешь проест, зануда редкостная!
В отдел зашел новый читатель – известный всей библиотеке старичок-пенсионер, живший по соседству и заходивший «за книжечками» не реже двух раз в неделю. Ира занялась им и не заметила, что сотрудница не сразу отошла от окна, задумчиво глядя вслед забавной паре – высокому симпатичному парню и маленькой бойкой на язык девушке, с чьего курносого носика то и дело съезжали очки в тонкой серебристой оправе.
Молодые люди отошли уже достаточно далеко, и Юля, сдержав вздох, вернулась к своему рабочему месту. Ира, выдав старичку требуемую книжку, откинулась на спинку стула:
- Опять Гаврилову Пикуль понадобился. Он его, наверное, уже по третьему разу читает.
- Наверное, - рассеянно сказала Юля.
- Между прочим, он тебе комплимент сделал.
- Замечательно…
- Ты лучше спроси, какой, - прыснула Ирка, - сказал, что ты, как всегда, очаровательна, и что твоя фигура напоминает ему статую Венеры Милосской. Вот бабником, наверное, был в свое время!
- Интересно, почему Венеры? – вяло удивилась Юля. – У меня, вроде, пока обе руки на месте.
- А это ты его спроси, - посоветовала Ира, - вот зайдет на той неделе и спроси.
- Ага. Непременно.
По случаю раннего утра активности в отделе художественной литературы больше не наблюдалось. Студенты и школьники были на занятиях, а пенсионеры, которые и составляли основной контингент читателей районной библиотеки, наверное, испугались дождя. Поэтому Юля занялась расписыванием периодики – непременная нагрузка всех библиотекарей, распределенная заведующей по отделам. Недавно во всех библиотеках городка, благодаря очередной предвыборной кампании, появились компьютеры. Теперь библиотеки имели общую компьютерную базу, в которую и следовало регулярно вносить новую информацию – названия поступающих книг, а также статей в газетах и журналах, записывая каждую в соответствующую теме рубрику и отмечая в двух-трех фразах их содержание.
Работа - не сказать, чтобы неинтересная – напротив, иной раз попадались очень даже увлекательные заметки, но достаточно рутинная. Изданий в Москве выходило - просто туча. И на каждого сотрудника приходилось по четыре-пять, а то и больше газет и журналов, как ежедневных, так и тех, что выпускались еженедельно. Иринка эту работу терпеть не могла, откладывала «на потом», не успевала все сделать в срок и, торопясь, ляпала ошибки. За это ей частенько попадало от заведующей отделом Алевтины Васильевны, женщины строгой и педантичной, проработавшей в библиотеке не один десяток лет и требовавшей от сотрудников крайне уважительного отношения к своим обязанностям. Например, эта вот самая Алевтина ни за что не дала бы парню-«должнику» вожделенный справочник. Эту категорию людей заведующая презирала и на поблажки им шла крайне редко.
Юля же, напротив, расписывать журналы любила. Это занятие позволяло ей отвлечься от грустных мыслей о собственной неудавшейся, как она считала, жизни. Однако сегодня сосредоточиться не удавалось.
Вид молодого человека, явно заинтересовавшегося нетерпеливой симпатичной девчушкой, напомнил ей собственную «роковую встречу». Хотя тогда, почти тринадцать лет назад, эта встреча совсем не показалась ей роковой.
Просто сначала высокий парень, бегом спускаясь по лестнице института, едва не столкнул ее. Чудом успев подхватить падавшую и судорожно пытающуюся ухватиться за перила девушку, он опустился вместе с ней на ступеньки и, глядя на ее испуганное лицо, улыбнулся:
- Жива?
- Вроде, - тихонько высвобождаясь из его объятий, ответила Юля.
- Ну и чудесно, - обрадовался парень, наблюдая за попытками девушки привести в порядок свою внешность. От сотрясения выпала заколка, и пряди волос выбились из аккуратного пучка на макушке, придававшего ей, по убеждению мамы, необходимую для поступления в вуз серьезность.
- Меня, между прочим, Кириллом зовут, - сообщил он, - а тебе так больше идет, не надо их убирать.
- Что? - растерялась Юля.
Кирилл осторожно отнял ее руку от головы, а другой растрепал снова собранные было волосы:
- Так лучше.
- Правда? – Юля не знала, что ответить. Внимание взрослого – и очень симпатичного, как она успела разглядеть - парня льстило, но она боялась сказать что-то невпопад, чтобы не показаться совсем уж ребенком. Видно же, что ему не семнадцать, как ей, а намного больше.
Кирилл чуть усмехнулся, заметив ее смятение, убрал руки и поднялся на ноги:
- Ну, если ты в порядке, я побежал дальше.
Все еще сидя на лестнице и глядя на него снизу вверх, она кивнула и нерешительно улыбнулась:
- Я в порядке.
- Ну, счастливо, - протянул он и спустился на несколько ступенек, затем обернулся и поинтересовался:
- Ты на какой поступаешь?
- На романо-германский.
Кирилл кивнул:
- Ну да, разумеется, девушки с такими глазами на физмат не поступают. Ладно, увидимся еще.
И убежал по своим очень важным делам. Юля вернулась к девчонкам – ожидать, когда начнется консультация, и только услышав вопрос подружки:
- Ты решила имидж сменить? – вспомнила, что так и не забрала волосы наверх, и они сейчас падали ей на плечи светло-русой волной. А еще она вспомнила, что не сказала Кириллу свое имя, и огорчилась было, но тут же одернула себя: это не важно совершенно. Он, наверняка, забыл о ней сразу же, как спустился на другой этаж. Зачем этому красивому самоуверенному парню вспоминать о какой-то девчонке? Правда, он смотрел на нее так заинтересованно и сказал: «увидимся»… и еще что-то про ее глаза. Но это ничего не значит. Зачем ему с ней видеться?
Юле удалось себя убедить в этом, тем более что тревоги по поводу поступления, экзаменов, большого, как и каждый год, наплыва абитуриентов, никуда не делись. Напротив, после консультации они только усилились, когда девушка увидела, какими подготовленными пришли другие. Она была убеждена, что никогда не сможет так раскованно вести себя на экзамене, чтобы ее смущение не помешало ей показать, на что она способна. А при виде старших и явно более знающих конкурентов ее надежды окончательно испарились. После собеседования в голове был полный сумбур. Выходя из института, она бурно обсуждала с подружками свои шансы на возможность стать студенткой и, проходя по аллее, услышала среди других знакомый голос. Подняв глаза, увидела Кирилла в компании парней, которые весело смеялись над чем-то, и отстраненно, не прерывая разговора, подумала: «А он и, правда, симпатичный».
И была приятно удивлена и даже смущена, когда Кирилл помахал ей.
- Смотри, это с тобой здороваются, - увидела Лариска, - надо же, какой. Это кто, Юль?
- Да так, никто.
Ей почему-то не хотелось сейчас рассказывать об эпизоде на лестнице. Но Кирилл быстрым шагом подошел к девушкам, поздоровался со всеми и спросил, наклонясь к Юле:
- Как дела?
- Нормально, - чуть порозовев, ответила она.
- Ты домой сейчас? Освободилась? - спросил он, и, получив в ответ кивок, предложил:
- Я тебя провожу, ты не против?
Юля обрадовалась, но нерешительно помотала головой – Лариса жила недалеко от нее, и возвращаться домой девушки собирались вместе.
- Ничего, иди, - подтолкнула ее та, - я сначала к Вике зайду.
И они с Кириллом отправились вместе вроде бы на вокзал – посадить ее на электричку, которая доставила бы Юлю в маленький подмосковный городок, где они с Лариской жили. Но потом как-то так вышло, что проводы сильно затянулись. Молодые люди бродили по городу, сидели в кафе, были на Воробьевых горах, катались на речном трамвайчике… Где-то через три часа Юля вспомнила: надо же позвонить родителям, сказать, что с ней все в порядке, а то ведь, наверное, волнуются.
У Кирилла нашелся жетончик, автомат, как по волшебству, работал, и мама не стала сердиться, что дочь где-то загуляла.
- Хорошо, что позвонила, - только и сказала она, - ты скоро?
- Да, мамочка! – ответила счастливая Юля.
И они снова куда-то шли, разговаривали обо всем на свете. Так, наверное, не бывает, чтобы знать друг друга всего лишь один день, а кажется, что всю жизнь вместе. Юля не знала, насколько это возможно теоретически – такое полное единство интересов и взглядов. Она только понимала, что ей с Кириллом хорошо, как ни с кем другим. Он оказался умным, веселым и вообще, просто замечательным. Шутил, поддразнивал ее по поводу «неудавшегося падения на лестнице», спрашивал, какие ей нравятся фильмы, музыка, почему она решила поступать именно на филфак, хорошо ли знает английский, где любит бывать – и выяснялось, что у них удивительно схожие вкусы. Рассказал, что сам в будущем году заканчивает МАИ, а сюда забегал к приятелю на журфак… У подземного перехода он купил для Юли у какой-то бабуси охапку цветов, они так потрясающе пахли… Посадил ее в вагон, предварительно записав номер телефона, и девушка всю дорогу счастливо улыбалась и вдыхала аромат подаренных цветов.
Как все здорово начиналось, вздохнула Юля, машинально набирая на клавиатуре слова.
- Эй, тормози! – вдруг раздалось над ухом.
От неожиданности Юля подпрыгнула.
- С ума сошла? Я так заикаться начну!
- А с каких это пор «Новые тенденции в архитектуре» стали относиться к «Правоведению»? – поинтересовалась Иринка. Ее изящно отманикюренный пальчик уперся в строчку на мониторе:
- Смотри!
- Черт! – вздрогнула Юля. – Вот правильно говорят, что на работе надо работать…
- Скажи спасибо, что Алевтина не видела…
- Да уж…
Быстро исправив ошибку, она благодарно улыбнулась Ирине:
- Мерси.
- Не за что. О, это к тебе, - обрадовалась та, завидев в дверях даму «хорошо за пятьдесят», спешившую к ним и приветливо улыбающуюся, - иди, а я пока в «Лизе» статью распишу. А то меня наша дракониха сегодня просто на нет сведет. Она уже вчера рвала и метала…
Иринка заняла Юлино место, а та поднялась навстречу новой читательнице.
- Здравствуйте, Юлечка, - зажурчала та, - у меня к вам, детка, будет вот такая просьба…
Бывшая преподавательница иностранных языков, а ныне пенсионерка, воспитывающая двоих внуков, она, неизвестно почему, питала слабость именно к Юле, с неизменным упорством выбирая из всех сотрудников именно ее.
- Я вас слушаю, Инесса Дмитриевна, - вежливо сказала та.
День катился, как всегда. И, к счастью, времени погружаться в воспоминания и терзать себя сомнениями больше не было. Новая жизнь продолжалась…

Жизнь старая, полностью налаженная, с устоявшимся бытом и установившимися отношениями, рухнула почти четыре года назад.
В один, казалось, совершенно прекрасный день, когда с утра ничто не предвещало бури, их «счастливое супружество», служившее предметом тайной (а то и явной) зависти друзей и знакомых, просто перестало существовать.
Все получилось банально до отвращения. Кирилл вернулся из поездки раньше, чем предполагалось, и застал дома любимую жену вместе с Пашкой, своим другом детства.
Этот Пашка в былые годы числился в его самых верных друзьях. Потом, вскоре после их с Юлей свадьбы, между парнями пробежала какая-то кошка, и они стали регулярно, два-три раза в год, выяснять отношения и крупно ссориться, обвиняя друг друга в непробиваемой тупости и нежелании идти на компромисс. Кирилл считал, что эта кошка называется ревностью – просто Пашка, что называется, запал на его супругу, которую впервые увидел в ЗАГСе. В этом как раз не было ничего удивительного – Юлька была потрясающе красивой. Но, по его глубочайшему убеждению, это вовсе не значило, что теперь Павел имеет право строить из себя несправедливо обойденного судьбой и ревновать Юлю к ее собственному мужу.
Сама же Юля полагала, что Кирилл заблуждается, и ничего особенного в Пашкином отношении к ней нет и в помине.
Но, так или иначе, с некоторых пор друзьям стало трудно общаться также непринужденно, как раньше. И тот, и другой старались не проявлять открытой неприязни, но иногда эмоции брали верх над здравым смыслом – и тогда самое мирное обсуждение простых вопросов превращалось в настоящий скандал. После каждой такой разборки парни прерывали все контакты на неделю-другую, пока не сталкивались вместе у общих знакомых.
В данный момент был как раз период враждебности – следствие очередной ссоры по поводу несходства взглядов на музыкальные направления. В пылу излишне громкого обмена мнениями Павел позволил себе резкую критику вкусов Кирилла, и тот, не сдержавшись, тоже допустил несколько крепких выражений…
В результате уже третью неделю длилось отчужденное молчание – ни один не желал идти на компромисс. Накануне Юля даже поцапалась слегка с Кириллом, доказывая, что глупо жертвовать годами дружбы из-за такой ерунды.
- Взрослые люди, а ведете себя, как дети, не поделившие игрушку! - сердито выговаривала она мужу.
- Мне осточертел этот самоуверенный идиот, считающий, что он умнее всех! – запальчиво бросил Кирилл и наотрез отказался делать шаги к примирению. С тем он и уехал в Тулу на деловую встречу, пообещав вернуться не позднее, чем послезавтра.
И надо же было случиться такому стечению обстоятельств, чтобы Пашка нагрянул мириться и клясться в вечной преданности именно на следующий вечер. Кирилла дома не оказалось, зато была Юля – и совсем одна. Маришку с утра забрала бабушка, Кириллова мама. Павел, увидев молодую женщину, страшно обрадовался. Он был в серьезном подпитии и, судя по всему, весь мир видел в розовом цвете и абсолютно всех любил. Это он и попытался доказать жене друга – излишне активно, как показалось Кириллу, вернувшемуся на день раньше, чем предполагал. Он открыл дверь своим ключом, чтобы сделать Юльке сюрприз – порадовать неожиданным приездом.
Сюрприз и получился, только не сказать, чтобы приятный. Услышав в коридоре приглушенные голоса из кухни, Кирилл с улыбкой направился туда, собираясь притворно возмутиться: хозяина нету, а гостей полон дом! Неслышно ступив на порог кухни, он открыл было рот … и не смог вымолвить и слова.
Сцена, представшая его глазам, настолько потрясла, что Кирилл лишь медленно опустил на пол сумку и прислонился к притолоке, изумленно взирая на любимую жену и Павла, чьи руки крепко обнимали ее стройное тело. И, как показалось ему, Юле вовсе не были неприятны эти объятия. Напротив, она сама сцепила руки у Пашки на спине, что-то тихо приговаривая отнюдь не возмущенным голосом. Мужчина и женщина прильнули друг к другу и слегка покачивались из стороны в сторону.
С трудом осмысливая происходящее, Кирилл несколько секунд смотрел на них, даже не заметивших его появления. Чувствуя, как от гнева у него темнеет в глазах, он негромко спросил:
- Я не помешал?
Резко повернувшись, Юля увидела мужа, удивленно округлила глаза и хотела поприветствовать, но тут Павел, которого она с таким усилием только что сумела, наконец, поднять, снова покачнулся. Гость, размякнув в тепле, окончательно осоловел и перестал держаться на ногах. Очередное его признание в любви и дружбе завершилось невнятным бормотанием, а потом он тихо сполз на пол. После нескольких бесплодных попыток Юля все же смогла поднять многокилограммового Пашку на ноги и теперь с усилием переводила дыхание. Прислонив гостя к столу и безуспешно попытавшись разнять руки, обхватившие ее за талию, Юля, наконец, смогла радостно улыбнуться Кириллу.
- Ой, ты уже вернулся? Как здорово! А тут, видишь, Пашка пришел… Я тебя сегодня не ждала, - добавила она.
- Я это вижу, - кивнул муж, - он тут давно?
Бесстрастный тон супруга озадачил Юлю. Она изумленно посмотрела на него.
- Пашка? Да нет, только пришел. Я никак не…
В этот момент нежданный посетитель сдавил ее талию с такой силой, что ей стало трудно дышать. Пришлось снова переключиться на него. Стараясь оторвать от себя Пашкины лапищи, она услышала спокойные слова мужа:
- Никак не ожидала, что я нагряну домой уже сегодня? Ну, извини, дорогая, я не думал, что испорчу тебе вечер…
Подумав, что ослышалась – то, что говорил Кирилл, показалось ей совершенной глупостью, лишенной всякого смысла – Юля удивленно взглянула на мужа поверх Пашкиного плеча. И только сейчас поняла, что его спокойствие – деланное, на самом же деле супруг на что-то сердится. Придя в полное замешательство, она нерешительно улыбнулась, ожидая ответной улыбки. Но, заглянув в его глаза, увидела, что Кирилл не расположен шутить, и окончательно растерялась. Конечно, ничего приятного в Пашкином визите нет, но ведь это же не она его сюда зазвала, сам притащился. Словно в ответ на эти мысли гость что-то пробормотал ей в макушку, покачнулся, и Юле снова пришлось обхватить его. Кирилл криво усмехнулся:
- Вижу, ты не спешишь прервать эти объятия.
В эту минуту до Юли, наконец, дошло, как они выглядят со стороны – обвивший ее своими ручищами, намертво прильнувший Пашка; ее волосы, растрепавшиеся, пока поднимала Павла с пола; бутылка принесенного Пашкой коньяка... Прямо как в старом анекдоте!
От явного идиотизма ситуации она не выдержала и рассмеялась.

Вот этот смех и погубил все окончательно. Взбешенный неуместным весельем, Кирилл вышел из себя, решив, что супруга издевается над ним. В самом деле, что уж смешнее – муж-рогоносец!
- Рад, что ты находишь все это столь забавным, - процедил он, в ярости стиснув пальцы в кулак с такой силой, что ногти вонзились в ладонь.
Как назло, только сегодня днем он в беседе с приятелями уверенно говорил, что для него абсолютно исключено оказаться в таком положении. Олег, к которому он ездил обсудить деловые вопросы, только что развелся с женой именно по причине ее измены, и был настроен крайне враждебно ко всему женскому полу. И он, Кирилл, убеждал его, что тот неправ – нельзя судить всех женщин по одной его Татьяне.
- Да брось ты, все они одинаковые! – твердил Олег, зло посматривая на официанток и посетительниц кафе. – Все эти разговоры о «верности до гроба» – брехня собачья. А потом подвернется один смазливый козел, когда мужа рядом нет – и куда только вся любовь делась!
Кирилл улыбнулся:
- Значит, не любовь это была. Я вот своей Юльке верю.
- Ну-ну, - покачал головой Олег, - успеха тебе. Только надолго все же не уезжай, не бросай молодую жену в одиночестве. И звони на всякий случай перед возвращением.
Кирилл тогда лишь рассмеялся, убежденный, что эти советы ему не пригодятся. И вот на тебе, доверчивый идиот!
Выкинув пинком за дверь Пашку, который так и не понял, причиной какой драмы послужил, Кирилл поинтересовался сквозь зубы, где дочь, с каким-то мрачным удовлетворением услышал, что девочка у его родителей. А затем сообщил, что на развод подавать поедет завтра же, с утра.
Юля, до которой все никак не могло дойти, что муж несет всю эту ахинею всерьез, справившись с неуместным приступом смеха, поначалу пыталась что-то прояснить. Но потом, увидев, что Кирилл настроен вполне решительно и отказывается воспринимать ситуацию здраво, возмутилась и тоже отказалась что-либо говорить. Он считает, что она способна ему изменить – и с кем? С пьяницей Пашкой? В их доме? Специально отправив ребенка к бабушке, думая, что муж в командировке? - так она не станет возражать против развода. Наоборот, сама больше не хочет жить с человеком, который полагает, что она способна на такую мерзость.
Спать Юля отправилась в детскую, а ранним утром супруги развернули кипучую деятельность: она принялась собирать вещи, а Кирилл отправился узнавать, как проходит процедура развода.
Никакие уговоры родителей и подруг, призывы одуматься, взять себя в руки и поговорить с мужем спокойно, как взрослые люди, не помогли.
Юля была оскорблена и задета. С чего вдруг Кирилл перестал ей доверять? Куда подевалось его умение с юмором смотреть на любую ситуацию (это качество она в нем особенно ценила)? Все годы, что они живут вместе, с тех самых пор, как поженились спустя год после знакомства, когда Кирилл окончил МАИ с дипломом инженера, у них ни разу не возникало подобных проблем.
Юля любила мужа до умопомрачения и чувствовала, что это взаимно. Она всегда во всем его поддерживала, даже, когда он решил уйти из НИИ, где было не так интересно, но надежно, в свободное плавание. Это потом выяснилось, что Кир очень вовремя сумел сориентироваться – спустя года полтора НИИ стали разваливаться одно за другим.
А сначала, когда суливший золотые горы приятель растворился в пространстве, не позвонив, как обещал, и Кирилл остался на мели с женой–студенткой и крошкой-дочерью на руках, было невесело. Но Юля ни разу не упрекнула его, напротив, всегда подбадривала и говорила: «Ничего, Кирюш, прорвемся».
Зато и никто не радовался больше Юли, когда он, вопреки всем прогнозам, сумел открыть свое дело на пару с бывшим одноклассником Никитой – тем самым парнем, учившимся на журфаке, благодаря которому они с Юлей и познакомились. Их фирма в первое время специализировалась, как и большинство им подобных, на купле-продаже всего, что можно было купить оптом, а продать более мелкими партиями. Затем стала заниматься маркетинговыми исследованиями и, в результате, превратилась в контору, где обладающие знанием и опытом специалисты давали консультации другим желающим открыть свое дело, помогая им не утонуть в море бизнеса. Это Юля придумала название «Консул», чем очень гордилась, а Кирилл говорил, что она – их очаровательный ангел-хранитель.
Да, им было хорошо вместе, идеальная, можно сказать, была семья. Оба любили долгие прогулки, когда можно брести куда-то, болтая обо всем на свете. В ненастную погоду предпочитали смотреть видик, усевшись в обнимку на диване и уплетая пирожки и творожники, которые Юлю научила печь мама. Они обожали свою дочь, считали ее настоящим чудом, запоминали ее смешные выражения, и с увлечением все втроем играли в настольный хоккей и пинг-понг.
А когда Юля, поработав в школе пару лет, пришла к выводу, что надо срочно менять профессию, пока она не превратилась в злобную нервную особу, срывающую раздражение на муже и ребенке, именно Кирилл помог ей найти ту чудесную работу в редакции, которая ей так нравилась. Вернее, не сам Кирилл, а Никита, у которого остались старые связи. Ту самую работу, которую она бросила, не задумываясь, как только получила развод, не желая оставаться хоть чем-то обязанной бывшему мужу.
Сейчас, почти четыре года спустя, Юля признавалась самой себе, что, наверное, все же была слегка не в своем уме, когда писала заявление об уходе из любимой редакции, где работала литературным секретарем. Ее уговаривали не горячиться, подумать, взять отпуск за свой счет. Но в те сумасшедшие дни, когда в голове не переставая, стучали молоточки, огромная обида поглощала все остальные эмоции. Она даже думать не могла, что будет по-прежнему по утрам встречаться с мужем, теперь уже бывшим, возле работы. По странному стечению обстоятельств, редакция находилась недалеко от фирмы Кирилла, и раньше, в счастливые времена, он обычно заходил за женой или ждал ее внизу, в машине, чтобы вдвоем заехать за дочерью в детский сад.
Но теперь казалось совершенно невозможным, невыносимым, встречаться с тем, кто разрушил их счастье и при этом свято верил в свою правоту. Поэтому Юля со свойственной ей решимостью сожгла все мосты.
Эти годы она очень редко бывала в Москве. Не хотелось гулять по улицам, где ходил «он», не хотелось встречать общих знакомых и выслушивать искренние – и не очень – выражения соболезнования и сочувствия. Она отказалась от квартиры, которую муж благородно хотел оставить им с дочерью – не столько Юле, которую он продолжал считать изменницей, сколько обожаемой Маришке. Юля гордо отвергла это предложение и вернулась с дочкой в Подмосковье, к родителям, заявив, что отныне будет жить здесь, если мама с папой не возражают.
В ответ отец спокойно заметил, что если у молодежи с головой внезапно стало плохо, то у них, стариков, с мозгами пока порядок, и отказываться от своего единственного ребенка и единственной внучки они не собираются. А мама только спросила:
- Доченька, ты уверена, что поступаешь правильно?
Юлька только свирепо кивнула, и родители, молча покачав головами, отступили.
Отец не скрывал, что не одобряет поступка «молодых» – он очень хорошо относился к Кириллу, но Юльку не трогал, в дискуссии на тему: «одумайтесь и воссоединитесь» не вступал. Он не стал выяснять, кто прав, кто виноват в их истории и не позволял этого делать и жене. Возможно, его останавливал влажный блеск глаз дочери и ее подрагивающие губы, когда Маришка, еще не разобравшись в том, что случилось в ее жизни, начинала спрашивать:
- А когда мы поедем к папе?
Юля коротко отвечала:
- Ты поедешь в выходные.
А если Мариша продолжала выяснять, поедет ли с ней мама, Юля категоричным тоном отвечала:
- Нет.
И девочка растерянно замолкала, не в силах понять, что же произошло с двумя самыми важными в ее жизни людьми. Дедушка в таких случаях брал огонь на себя, уводил малышку гулять, отвлекал ее рассказами, а Юля смотрела на них в окно и злобно думала:
- Негодяй, лишил ребенка даже их совместных прогулок.
И у нее начинали дрожать руки. Она настолько возненавидела бывшего мужа, что, казалось, если увидит его, не выдержит и завизжит. Поэтому даже вещи Юля приехала забирать, подгадав так, чтобы Кирилла не было дома.
Не было сил с ним видеться, разговаривать, смотреть в его глаза и видеть там упрек, злость, даже ненависть, отлично зная, что не заслужила ничего подобного. Но оправдываться не желала, гордость восставала против малейших попыток как-то сгладить ситуацию. Это ее обидели, а не она. Значит, и извиняться должен он. И точка. Бывшие супруги передавали Марину друг другу, как посылку – Юля, чаще всего, отправляла дочь к мужу с дедом, который отвозил девочку и забирал обратно.
Если отец по каким-то причинам этого сделать не смог, Юля договаривалась с матерью Кирилла, которая тоже очень переживала из-за распада молодой семьи. Она всегда бурно радовалась приходам бывшей невестки, не говоря уже о возможности повидать единственную внучку. Но в таких случаях Юля четко оговаривала, что ее визиты не должны совпадать по времени с приходами Кирилла. И Алла Дмитриевна честно выполняла ее просьбу, хотя и мечтала о том, чтобы упрямые дети помирились.
Что касается Юлиной мамы, та с первых же минут, как узнала о конфликте – без подробностей, ибо Юля была не в силах откровенничать даже с мамой, безоговорочно встала на сторону дочери. Она воспылала неприязнью к зятю, посмевшему обвинить ее Юльку в такой гадости, как супружеская измена, да еще с другом мужа. Поэтому никогда даже речь не заходила о том, чтобы Маришу отвозила к отцу бабушка.
- Я сразу предупреждаю – могу не сдержаться и наговорить Бог знает что, - честно заявила она в первые же выходные, когда наступило время Маринкиного свидания с отцом, и к ней с такими просьбами больше не подступали.
Работу Юле помогла найти Валька, бывшая их с Лариской одноклассница. В отличие от подруг (Лариска в свое время выскочила замуж за Никиту и на время оказалась, по выражению Юли, в стане врага), Валюшка замуж еще не вышла. У нее всегда была масса поклонников, вечера в одиночестве она никогда не проводила и семью создавать не спешила. Правда, любила иногда прикинуться сироткой и поплакаться о своей бедной незамужней доле. В свое время Валентина получила экономическое образование и сейчас трудилась в какой-то фирме то ли экономистом, то ли бухгалтером, то ли плановиком – Юля не слишком представляла, чем отличаются эти должности друг от друга.
Только ей, погруженной в свои собственные дела и особенно не забивающей голову проблемами ближних, Юля смогла спустя два месяца после развода поведать, что стряслось в тот «чудесный» зимний вечер. Не копаясь в недрах Юлькиной души, Валентина в одночасье вынесла приговор:
- Пара кретинов. Лечиться вам надо. Ему – от паранойи, а тебе – от дебилизма.
- Да я-то тут при чем? – вяло защищалась Юля. – У меня с мозгами все в порядке.
- Не похоже, - отрезала Валька. - Ну, ладно, я понимаю, поначалу вожжа под хвост попала, и ты гордо ушла в неизвестность. Но потом-то?
- В какую еще неизвестность? Я к своим поехала, по крайней мере, Маришке с ними хорошо.
- А тебе? Взрослая женщина, мать ребенка, со стариками живешь, в проходной комнате. Даже мужика привести некуда.
- Да не нужны мне больше никакие мужики! – возмущалась Юля. – Хватит, поиграли в любовь, пора и честь знать.
- Там видно будет, - не соглашалась Валька, - а квартиру я бы на твоем месте с него стребовала. Куда это годится – мужик живет в трехкомнатных хоромах, а ты тут ютишься.
- Мне и тут хорошо. А в той квартире Мариша бывает, там ее комната так и осталась. А мне ничего от него не надо, - ожесточенно произносила Юля и начинала нервно чиркать спичками, пытаясь прикурить сигарету.
- Алименты на Маришку хоть платит? – обреченно поинтересовалась Валя.
- Да.
- Ну, и то хлеб. А то я уж и не удивилась бы, если бы ты и тут в бедную, но гордую сыграла.
- Эти деньги – Маришины. Он ведь для нее по-прежнему остается отцом. Она его обожает.
- Да это я и так знаю, - фыркнула Валька, - мне твой ребенок все уши прожужжал, как они с ее замечательным папой ездили на пикник. Нет, ты как хочешь, но я тебя все-таки в люди вытащу. У Инки Соболевой, помнишь, в «б» училась? Ну, она еще в десятом в блондинку перекрасилась, а волосы зеленоватые получились? Все просто помирали со смеху тогда. Помнишь?
- Кажется, да, - неуверенно ответила Юля.
- Ну, вот, у нее в пятницу дата – полтора года, как свободу получила.
- Она сидела в тюрьме?! – поразилась Юля.
- Почти, - усмехнулась Валентина, - замужем она была, как некоторые. Целых два года. А теперь на воле гуляет – и, кстати, не жалеет. Так что поедешь со мной, развеешься.
- Да ну тебя, Валь, - досадливо поморщилась Юля, - ну куда я поеду? Меня, между прочим, никто не приглашал.
- Так она же не знает, что ты здесь, - справедливо возразила подруга, - вот увидишь, классно повеселимся, у Инки всегда весело. Мужиков полно будет, - подмигнула она.
- Никуда я не поеду, - категорически отказалась Юля, - не нужен мне никто. Я никого не хочу видеть сейчас, пойми ты, наконец!
Валентина сердито нахмурилась и приготовилась было к решающей атаке, но внезапно остановилась и закрыла рот. От дверей прозвучал звонкий голосок:
- Ты и меня тоже не хочешь видеть?
Юля быстро обернулась и увидела Маришку, которая держала на раскрытой ладошке оторвавшуюся пуговицу от пижамки.
Подруги переглянулись. Не дождавшись ответа, девочка подошла поближе:
- Ты не хочешь видеть всех-всех? И меня тоже? – снова спросила она, сосредоточенно глядя на мать большущими отцовскими серыми глазами, широко распахнутыми от удивления.
Юля присела и крепко обняла дочку, прижала к себе, вдыхая милый запах пушистых детских волос.
- Ну, что ты, солнце мое любимое. Как раз тебя и хочу видеть всегда, всю мою жизнь.
- Это очень долго, - серьезно заметила Мариша.
- Конечно, долго. Ты для меня – самое-самое дорогое существо на свете. И никто мне, кроме тебя, не нужен.
- А бабушка с дедушкой? - пожелала уточнить малышка, поднимая голову так, чтобы видеть материнское лицо.
Валя тихонько прыснула и прижала руку к губам.
- Ну, конечно, и бабушка с дедушкой – тоже. Вы – моя семья, самые любимые люди на земле, понимаешь, котенок?
- Угу, - после паузы ответила Маринка, обдумав слышанное, - только мы.
- Да, родная, только вы.
Марина, прояснив этот вопрос, не стала задавать новых – об отношении матери к отцу, чего втайне боялась Юля. За прошедшие со времени развода недели девочка, видимо, уяснила для себя, что есть тема, которую не следует затрагивать в разговоре с мамой, и старалась ее избегать. Все, что ей интересно, можно было спросить у деда.
Но сейчас дедушки не было дома, а ей, в связи со случайно подслушанной беседой, было необходимо узнать одну очень важную вещь. Только вот мама может расстроиться…
Юля, видя, что девочка что-то хочет спросить и не решается, потрепала ее по макушке:
- Тебя что-то беспокоит?
- Мам, а я к папе поеду в субботу?
- Да, - коротко ответила мама, - поедешь, как всегда.
Удовлетворенная ответом, Маринка положила ей на ладонь пуговицу и потопала к себе.

Да, Мариша с отцом продолжали видеться. Происходило это достаточно часто – почти каждые выходные, а на каникулах Кирилл забирал дочь к своему двоюродному брату в Петербург или увозил на дачу к родителям. Обоим эти встречи, судя по всему, доставляли огромное удовольствие. Иногда Юля даже не могла справиться с раздражением, видя, какой радостью светится мордашка дочки, когда наступало время везти ее к отцу. А чего стоило сдержаться, когда девочка принималась взахлеб рассказывать, где они с папой побывали и что делали в часы, проведенные вместе. Но это было раньше.
В последние годы Марина, как-то очень быстро и, надо признать, незаметно для Юли повзрослевшая, перестала откровенничать по поводу «папиных дней», как она называла их встречи с отцом. На вопрос мамы:
- Как прошли выходные? Все в порядке?
Девочка отвечала:
- Да, все нормально, - и, показывая купленные папой подарки, внимательно смотрела – не отразится ли на мамином лице недовольства. Если Юля не успевала справиться со своими эмоциями, демонстрация обновок сворачивалась, игрушки уносились в детскую, где девочка терпеливо дожидалась прихода с работы дедушки. Вот ему она выпаливала все: и как они кормили медведя в зоопарке мороженым, и как она чуть было не свалилась с карусели, а папа смешно махал руками, притворяясь, что боится кататься на колесе обозрения…
Дед выслушивал восторги внучки, заинтересованно переспрашивал детали, в подробностях изучал каждую привезенную новинку, будь то фотоаппарат, набор наклеек для тетрадей или диск любимой Маринкиной группы «Спайс герлз».
В такие минуты Юля старалась не смотреть на дочь. Глаза девочки горели таким восторгом, когда она описывала, что сказал или сделал любимый папочка, так явно было видно, как хорошо было ей в эти дни и часы, что мать начинала терзаться угрызениями совести. Это, наверное, ужасно эгоистично с ее стороны – забрать Маринку и уехать, лишить ребенка ежедневного общения с отцом…
Но, с другой стороны, что же было делать? Оставить дочь мужу? Самой видеться с ней только по выходным? Так вопрос даже не ставился. Во-первых, Кирилл очень много работает, Маришка бы все дни оставалась предоставленной сама себе. Алла Дмитриевна на пенсию пока не собиралась. Нанимать же няню – какой в этом смысл, когда есть возможность оставлять девочку днем с Юлиной мамой? Да и потом, не рассталась бы она с ребенком ни за какие коврижки!
Так вот они и жили. Со временем острота боли немного стихла, притупилась, напоминая о себе лишь иногда, в те моменты, когда Юля внимательно разглядывала дочку. Очень уж Мариша была на него похожа.

По случаю осени темнеть на улице начинало раньше, и Иринка, заполняя формуляр последнего на сегодня припозднившегося читателя, только вздыхала, косясь на окно.
- Нет, это свинство, - высказалась она в сердцах, когда парень, по виду – студент-первокурсник, прижимая к груди с трудом найденную для него «Экономику без тайн», радостно удалился, - время всего-то десять минут восьмого, а там – ты только погляди: как в погребе.
- Зато дождь перестал, - отметила Юля, выключая компьютер, - хоть что-то приятное.
Ирка, продолжая бурчать, принялась наводить порядок на столе:
- Мало того, что работаем, как каторжные, почти по десять часов, так еще и после работы не погуляешь толком. Я устала как собака!
- Так отдыхай, раз устала, завтра погуляешь, - негромко ответила Юля, - завтра Кристина выйдет, уйдешь домой в пять.
- Ага, уйдешь, - продолжала сварливо жаловаться на судьбу девушка, - опять кто-нибудь отпросится или заболеет. Вот как пить дать – если что случится, меня на замену поставят, вот увидишь!
- Да что с тобой сегодня? – не выдержала Юля. – Бурчишь весь день, как старая бабка. С Алевтины пример берешь, что ли?
- Не дай Бог, - испугалась Ирка, - меня тогда Вадим бросит в ноль секунд.
- Будешь так ворчать – он тебя в любом случае бросит.
- Типун тебе на язык! Бросит он меня, как же! Самого бы кто не бросил!
Продолжая шутливую перебранку, девушки оделись, вышли в вестибюль, попрощались с вахтершей и остановились на крыльце.
- Ну, пока, будь здорова, - поднимая воротник плаща, скороговоркой произнесла Ирина, - ты завтра с утра?
- Как обычно.
- Ну, счастливо. А вон и мой дарлинг.
Иринка помахала ладошкой и побежала к терпеливо дожидавшемуся внизу у лестницы высокому крепкому парню. Юля проводила их глазами, улыбнулась, вспомнив, как Иринка ругалась сквозь зубы, выискивая в закрытом фонде «Экономику». Книги такого рода разбирались учащимися, что называется, влет, и пареньку в очках крупно повезло, что нашелся этот экземпляр.
- Ну, посмотрите, пожалуйста, - умоляюще смотрел на них парнишка, глаза которого за толстыми стеклами очков были похожи на булавочные головки, - в институте этих книг тоже уже нет, а мне работу писать.
На его счастье, Иринка, обзывая его сквозь зубы остолопом и сонной тетерей, выудила-таки книжку с верхней полки.
- В следующий раз, молодой человек, с такими заказами приходите не к закрытию, а пораньше, мы тут ночевать не обязаны, - выговаривала она ему сердито.
Зря торопилась девчонка, Ромео с букетиком астр, судя по всему, намерен был ждать ее до скончания веков.
Задумчиво улыбаясь, Юля спустилась по ступенькам, повернула направо, к остановке и, пройдя пару шагов, остановилась, как вкопанная. Вот так сюрприз! И не сказать, чтобы приятный.
Поодаль, на дорожке, невидный в темноте за деревьями, стоял черный джип. Он не отличался от сотни других таких же машин, и не было бы повода злиться и расстраиваться, если бы Юля не узнала верный опознавательный знак: на присоске у заднего стекла болталась коричневая обезьянка с розовыми ладошками.
Эту обезьяну Игорь попытался подарить недавно Маринке, но та, как всегда, заявила, что в игрушки не играет (хотя безмерно радовалась купленному отцом плюшевому тигренку, наполненному гелевыми шариками). Отвергнутая обезьяна с тех пор ездила в джипе, и помогала Юле иногда избежать встречи, вовремя свернув в сторону.
Но сегодня зверюшка оказалась незамеченой, и можно было сколько угодно ругать себя за рассеянность или Игоря – за упрямство, только значения это уже не имело. Дверца джипа распахнулась, владелец обезьянки оказался перед Юлей, держа в руках букет роз на длинных стеблях. Цветы были ее любимого чуть желтоватого оттенка, бережно завернутые в красивую хрустящую бумагу.
- Юля, наконец-то. Я уже заждался, думал, ты никогда не выйдешь сегодня. Боялся, цветы завянут. Нравятся?
Он был так явно обрадован, что сумел все-таки ее увидеть, так робко заглядывал ей в глаза, ожидая – и боясь ее ответной реакции на свой подарок, что Юля испытала одновременно досаду и сочувствие. 01.06.2013

Все права на эту публикацую принадлежат автору и охраняются законом.