СНИМОК НА ПАМЯТЬ

На вираже перегрузка чуть не раздавила Вэнса. Когда в глазах просветлело, Вэнс глянул на приборную панель. Так и есть – 10 G. Еще пара таких пируэтов и его убьет не кариец, а свой же истребитель.
Если б не пустые «карманы», еще не известно, кто от кого удирал бы. Угораздило ж израсходовать весь боекомплект! Ничего не оставил, все вывалил. Да и кто бы мог предположить, что по возвращении, его станет преследовать неизвестно откуда взявшийся кариец, да еще и на земном истребителе (откуда! откуда он у него!?).
Такого еще не случалось ни с кем. И ожидать этого никак нельзя было. Но, все когда-то бывает в первый раз, просто - хреново, что это случилось именно с тобой и именно сейчас: вот она, смерть, - за спиной. И дважды хреново, что ответить нечем.
Похоже, эта узкорылая тварь вообще обнаглела. Обнаглеешь тут, - все безнаказанно.
О-хх! Опять! Сколько у тебя еще ракет?! Хреновый ты стрелок, однако. Все вы, карийцы, такие - тупые.
Вэнс скользнул взглядом по приборной панели - до базы три минуты, полные три минуты лета. Главное - выдержать перегрузки. Туда, на территорию, которую земляне контролируют, кариец не сунется. Если он, конечно, не последний идиот.
Взгляд задержался на фотографии, дрожащей над высотомером. Этот снимок Вэнс сделал всего за два часа перед вылетом. Он обожал смотреть, как жена кормит первенца, как тот потешно тянет ручонками кожу на ее переполненной груди, и, поглядывая на отца, жадно сосет молоко.
Вэнс подмигнул снимку. Все будет хорошо - он долетит!

Ливень, ливень...

Дождь начался перед утром. Начался, и сразу перешел в ливень, в настоящее извержение неба. Последнее, что я разглядела, - шунашти успела вогнать хвост в землю, «укоренилась» в подножие холма, чтоб не увлекло потоком.
В такую погоду все шунашти сидят в гнездах, согревают коконы, поют им «Песню охотников». Только я и эта… тварь. Она - не успела добраться до своего гнезда. А я… Я иду за ней. Моего гнезда больше нет. Вместо него теперь - нора, в которой пахнет смертью. И на полу – следы...
Дождь хлещет ее по черному панцирю… Ей, наверное, страшно и муторно - если она еще там, если не перехитрила, – ничего не видно и не слышно. Вытянутой лапы не видно, не то, что ее. И щелкнуть нельзя, чтоб проверить - почувствует. Переплыть бы взбесившийся ручей, который нас разделяет, подкрасться… Небо ревет и стонет так, что шагов она не услышит. Яд переполняет мое жало. Один взмах хвоста, один точный укол - под нижнюю челюсть, в мягкую перетяжку и - она мертва. Тварь! …Спокойней. Это - потом. Сначала она приведет меня к своему гнезду. Ждать нужно, ждать, - держаться и ждать.
……..

Ливень прекратился утром. Внезапно, как и начался.
Выглянуло солнце, - земля пошла тяжелым паром.
Она – на месте. Ожила. Щелкнула клювом, прислушалась. Удостоверилась, что никто не угрожает, и – ослабилась. Высвободила хвост, засуетилась, вылизывая жало, лапы, живот.
Закончила, - выпрямилась. Молодая, сильная - передние лапы вскинуты, панцирь блестит, жало вздрагивает – мол, попробуй, кто там против меня… и – запела.

Автор

Двадцать шестого мая, ближе к вечеру, как раз когда горячее солнце докатилось до западной кромки неба, появился на мосту перед Восточными Воротами странник. Он был высок, худ. Его изношенный длинный плащ и жидкие прямые волосы покрывала дорожная пыль, да так основательно, что если б не живые глаза, трудно было б признать в нем одухотворенное существо, но скорее столп пыли, только из причуды принявший человеческое подобие.
Стражник, изведенный жарой, остановил его в воротах: «За вход здесь платят». Человек раскрыл ладонь, протянул стертую серебряную монету: «Вот…»
На мосту несколько крестьян катили в город тележки, груженые мешками. Женщины волочили корзины со стиранным в реке бельем. За ними поспевал старик, согнувшийся под вязанкой хвороста. А дальше виднелось нечто стражнику более интересное, нежели путники, состоящие из пыли, - остробородый торгаш, с лицом, сожженным солнцем, тянул за повод двух навьюченных верблюдов, презрительно бряцающих бубенцами.
Стражник, не глядя, взял монету и опустил в тощий кошелек, болтавшийся на шее.
Тут же, под окрики старших, увертываясь от подзатыльников, пробежали в воротах мальчишки, воображавшие воинов и «великую битву». Человек поглядел им вслед, как они атакуют «вражеский» проулок слева от ворот, и, осматриваясь, как всякий, кто оказывается в незнакомом или забытом месте, вошел в город.
Тем временем солнце, повисшее над обрывом земли, раздулось, красной медью отражаясь в шлемах караульных на привратной башне. Наковальни в кузнях за городскими стенами отзванивали теперь совсем лениво и вразнобой. А в городе, напротив, - улочки понемногу заполнялись горожанами.

Ловушка для головастиков

История, которую я хочу рассказать, давно уже стала превращаться в какую-то небылицу. К этому многие приложили руку. Кто-то из кожи вон лезет - поугодничать перед особами, облеченными властью, кто-то жить не может, чтоб не подвести события под какие-то догмы, у кого-то просто язык чешется. И, смотрю я, чем дальше - тем больше и больше вранья. Даже биографы Короля в стороне не остаются. Мне это уже надоело. Расскажу-ка я лучше сам, - как погиб Владыка Обитаемого Мира - Владыка Суммерона, и как уцелел (не без моего нечаянного и в высшей степени корыстного содействия) Принц Ричард – Наследник Трона.
Конечно, в деле писательском я не искусен, не знаю – получится ли, да и времени вон, сколько прошло, подробности кое-какие мелкие уже стерлись из моей памяти. Но, ведь за перо я берусь не для того, чтоб, как говорится, покрыться писательскими лаврами. У меня, повторяю, другая цель.
Ну что ж… Если вы готовы слушать, устраивайтесь - вот вам эта история из первых рук.

1

Начну, пожалуй, вот с чего (без предисловия, вижу, не обойтись), - опишу в двух словах, как угодил я на Беллену.
Сейчас - да, сейчас трудно найти человека, который хоть бы краем уха не слышал о Беллене. А тридцать лет назад, до того, как там убили Владыку Суммерона, - кто о ней знал? Только контрактники, да те, кому по роду службы полагалось. Тогда всего-то два десятка лет минуло, как дукорты открылись, земель новых - тьма была, так что, подумаешь, - Беллена какая-то...
И правду о ссыльных тогда мало кто знал. На Землю они не возвращались, ссылали ведь пожизненно, а кто был в курсе, - контрактники, законники, – на эту тему не особенно распространялись.